Текст книги ""Наследие" Печать Бездны - часть 1"
Автор книги: Вячеслав Седов
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)
– Вам нечего опасаться, – заверила Ютай, приблизившись к нефритовой курильнице на низком комоде у стены.
Карнаж по обыкновению издал в ответ свой едкий смешок. Он сотни раз слышал подобные слова, а потом еле уносил ноги. Пусть даже произнесшая носила такое обнадеживающее имя, которое переводилось с островитянского как «гостеприимство» или «теплое радушие». К сожалению, это еще больше настораживало «ловца удачи», вместе с тем, что он никак не мог вспомнить, где же видел ее раньше. С ним подобное редко случалось. Ранкены обладали отличной памятью на лица, потому что их этому специально обучали. Далеко не всегда «дикий меч» знал имя того, кого должен был убить, а «ошибки» допускать не позволялось. Отчего адепты хорошо запоминали всех, с кем они встречались хоть раз, ведь, зачастую, будущую жертву им показывали где-нибудь на городской площади в толпе народа. Вторая же встреча, как правило, была и последней, заканчиваясь поединком.
От курильницы в свете лучины поднялись клубы ароматного дыма. Она развернулась на его смешок и одарила пронзительным взглядом.
Гортт с укором посмотрел на Карнажа, откланялся и вышел. «Ловец удачи» подался было следом, но Ютай остановила его фразой на островитянском, что оказалась надежнее воздвигнутой на его пути и каменной стены толщиной в добрых пять футов:
– Останься, Заннин, нам есть о чем поговорить.
«Ловец удачи» опешил и удивленно воззрился на эту странную женщину в фиолетовом островитянском платье с вышитыми белыми лилиями, потеряв на время дар речи.
– Да, я знаю имя, данное тебе наставником, ранкен, – Ютай с легкой улыбкой посмотрела в вытаращенные на нее черные глаза полукровки.
– Откуда? – выдавил изобличенный ранкен и машинально схватился за рукоять меча за спиной у пояса.
– Если бы ты так страстно не хотел забыть кое-что, то сейчас бы не порывался меня убить, – опять обезоруживающая улыбка, и снова поразительно знакомая.
Ютай распустила свои длинные черные волосы и подошла к «ловцу удачи», безбоязненно проведя пальцами по его кисти, вцепившейся в рукоять меча. Она спокойно ждала, когда он вспомнит. Сказанного ей было довольно. Взгляд Карнажа стал отсутствующим. Он ушел в потаенные глубины памяти.
Почему не мог убить ее прямо здесь и сейчас – Феникс не понимал. Кодекс велел сразу и без колебаний убивать всякого постороннего, кто узнавал имя ранкена. Остановить расправу мог только запрет, а запретить подобное мог только сохё [7]7
Сохё (яп.) – верховный наставник.
[Закрыть]«Диких мечей». Киракава, старый учитель Карнажа, был сохё, и мог наложить запрет, «который невозможно было забыть». Однако кодекс гласил, что вместе со смертью запретившего также умирает его воля, если только волю покойного не примет в наследство мэйдзин [8]8
Мэйдзин (яп.) – достигший совершенства мастер.
[Закрыть]ранкенов, согласный следить за ее исполнением. Это также сохраняло у адепта «невозможность забыть».
По спине полукровки пробежал холодок. Ютай могла убить его здесь и сейчас и он вряд ли смог бы перебороть Запрет, то есть даже не вынул бы оружия и не попытался бы сбежать… За что же этой странной женщине даровалась подобная защита?
Воспоминания кружились в голове «ловца удачи», постепенно вырисовывая целую картину. Ее знакомое лицо никак не давало покоя…
Киракава часто водил его на торговую площадь в Трёделе или в порт, когда прибывал корабль с Материка. Наставник наугад выбирал любого человека из толпы и велел ученику запомнить его внешность, после чего они возвращались в свою лачугу. На обратном пути Киракава специально вел своего подопечного по запруженным жителями улицам, чтобы тот не мог сосредоточиться на только что увиденном им лице. Когда они достигали жилища, учитель завязывал молодому ранкену глаза и велел сидеть несколько часов не двигаясь, восстанавливая в памяти именно того, кого приказал запомнить. На следующий день Киракава каким-то образом находил то место, где обитал приезжий или просто житель города и приводил туда ученика. Хуже всего Фениксу давалось вспомнить в толпе кого-нибудь из островитян, так как по началу они казались ему чудовищно однообразными во внешности. Но позже сидение с завязанными глазами уже не требовалось, и, видя успехи ученика, Киракава перешел к самому сложному для полукровки на тот момент: как именно находить того, кого требовалось запомнить…
Словно из глубокой тени воспоминания выступали одно за одним. Вот Карнаж снова идет по тем улицам… В нос бил запах крови. Он тщательно отмыл меч и руки, но этот запах не оставлял его, преследуя от той самой дорожки в саду под сенью старого вишневого дерева. Кисло-горькое ощущение расползалось от корня до кончика языка, оставляя во рту сухость от горячего частого дыхания. Молодой ранкен не чувствовал жары. Пот заливал глаза, но они оставались широко распахнутыми и смотрели прямо перед собой. Он нес в руке свою и только свою добычу – два мешка риса, что выменял на лоскут той дорогой ткани, что зло оторвал от рукава мальчишки, храбро кинувшегося на него со своим деревянным мечом. От легкости, с которой он справился с сыном убитого им воина по телу разливалась странная сладость, словно оно было довольно быстротой рефлексов, не позволивших даже коснуться его. В тоже время голова была пуста, мысли растворялись на кончике языка, оставляя то самое кисло-горькое ощущение непоправимого. Свершенного и абсолютного в своей сути – убийства. Первого. Лишь первого. Хотя тогда казалось, что он, Карнаж, вкусив такой горечи почти до слез, никогда больше не станет убивать. Он бы даже поклялся себе в этом, но слезы так и не скатились по щекам. Они заполнили глаза, но остановились там, у подножия двух черных пропастей ран'дьянских зрачков.
Он медленно брел по кварталу бедняков. Бег был до этого. Бег, быстрый, рвущий из груди молодое сердце. По узким улочкам, самым тесным и безлюдным, куда страже никогда не взбредет в голову заглянуть. Теперь же был шаг. Неровный, неуверенный, медленный. По кварталам бедняков. Где если кому и могло быть до него дело, то только до безоружного. У одной из лачуг, что была по соседству с жилищем учителя, полукровка увидел знакомую девочку, которая часто и с любопытством наблюдала за его тренировками под палящим солнцем. Ему нравилось, когда она приходила поглазеть, хотя он делал вид, что очень сосредоточен и не замечает ее. Девочка с удивлением посмотрела на него, когда он проходил мимо. Из лачуги вышла ее бабка. Старая островитянка побаивалась молодого ранкена, так как была из того поколения, что слишком хорошо помнило старые истории о йома. От нее он впервые услышал это слово, которым она обзывала его всякий раз, когда видела. Вот и теперь, схватив внучку в охапку, она поспешила скрыться в лачуге, опять со злостью кинув это слово ему в спину, словно камень. Тогда Карнаж остановился, обернулся, подошел к лачуге и оставил у порога мешок риса. Потому что знал, что старая женщина и ее внучка жили впроголодь.
Киракава ни о чем не спросил, когда ученик вошел и положил на стол свою добычу. Учитель только одобрительно кивнул. Старый мастер сразу понял, что его подопечный не украл это мешок риса, достаточно было взглянуть… Ни один воришка в целом свете, срезав свой первый кошель или стащив свою первую булку с противня в пекарне, не возвращался к патрону с таким лицом. И от воров, даже самых матерых, редко когда так «пахло» кровью. И дело не в том, что Карнаж оплошал, запах не бил в нос окружающим так как ему, просто Киракава почувствовал это в окружающем ученика воздухе, в движениях, в том как он прятал свои руки, даже в том, как дрожали пальцы, когда он клал меч наставника на стол.
Резь в глазах… Молодой ранкен поспешил умыться водой из бочки. Он зачерпнул снова и снова, и снова. Сначала старательно промывая глаза от едкого пота. Потом взял ведро и окатил себя с головы до ног.
Запах крови не покидал.
Он стоял, закрыв глаза, впервые за многие дни тренировок делая совершенно обратное тому, что требовал старый мастер – он пытался забыть все увиденные сегодня лица… Наконец, запах крови прогнал прочь другой запах. Запах вареного риса, который принялся готовить Киракава. Пустой живот подкатил Карнажу к горлу и его стошнило…
– Так это ты та самая девочка, что жила по соседству с моим учителем? – глухо спросил Карнаж.
– Да. Наконец ты вспомнил, – Ютай облегченно вздохнула.
– Что тебе нужно от меня? Если ты назвала меня так же, как называл учитель, значит тебе нужны услуги ранкена? Так ведь?
Она опешила от подобного вопроса. Карнаж смотрел сквозь нее и будто специально не собирался замечать всей растерянности и даже обиды на свои слова.
– А ты изменился…
Полукровка тут же оборвал лиричную нотку, что пыталась внести в разговор Ютай:
– Мы все меняемся со временем.
– Мне от тебя ничего не нужно.
– Тогда почему на тебе «запрет»? – Карнаж отклонился к стене, сложив руки на груди, – Или ты не знаешь, что случается с теми, кто узнает имя ранкена?
Ютай испуганно отступила к комоду у стены.
– Я не знаю о чем ты говоришь. Я просто хотела тебя поблагодарить…
– О! За что же? – неподдельно изумился «ловец удачи».
Её рука сдернула кусок ткани, что прикрывала портрет над комодом.
– Надеюсь, теперь память тебе не изменит, – Ютай взяла лучину и поднесла так, чтобы Карнаж хорошенько разглядел полотно.
На картине был изображен молодой рыцарь в черных как сажа доспехах с волосами цвета вороного крыла. В руке он сжимал неправдоподобно длинный меч, что было явно фантазией художника, так как трудно было представить, как человек мог в одиночку управиться с таким оружием. Другой рукой он отставил, уперев древко у подошвы высокого сапога, стяг, где на черном поле щерилась красная песья голова. Конечно же Феникс помнил этого человека, хотя так и не узнал его имени.
Ютай развернула принесенный Горттом кулек и выложила на комод скорбные реликвии, что гном выкупил у палача после казни магистра Черных Псов. Скорее мало, чем достаточно… Обломок лезвия меча с запекшейся на нем кровью, кусок изодранного плаща и простой деревянный крестик на кожаном шнурке. Собственно все. Но для нее это наверняка было целым богатством!
Карнаж не стал даже предполагать, какие ветры судеб могли сплести их жизни воедино. Да, это была неплохая история для феларского романиста или даже драматурга, если нужно было заработать на хлеб. Образ непонятого, но благородного рыцаря, как ни парадоксально было при всей кутерьме что организовывалась инквизиторами, проникал в сердца придворных дам в Шаргарде. Однако не стоило забывать, что такой образ не был оригинален, если уделить немного времени красочным и богатым на гравюры сильванийским летописям, где образ лидеров Черных Псов был на удивление однообразен.
Эльфы с интересом наблюдали за развитием религиозного мятежа у своего восточного соседа. Многие даже тайно сочувствовали и исподтишка поддерживали черных рыцарей кто деньгами, кто провизией, а кто оказывался посмелее – позволял даже укрыться в своих владениях, для чего подавал тайное ходатайство королю. Драйл, будучи редким образчиком просвещенного монарха, потворствовал этим просьбам, убивая, по своему обыкновению, двух зайцев разом: уступая прихотям собственного двора и, одновременно, хорошенько пошатывая чужой.
– Расскажи, – тихая мольба неожиданной жалостливой ноткой въелась в самое сердце ранкена.
Феникс минуту колебался. Островитянки конечно не были настолько хрупки, как они казались на первый взгляд, но они любили честность и прямоту без прикрас или же преуменьшений. А в будущем повествовании, которое она просила у Карнажа, с самого первого момента ей могло стать дурно… И тогда он решил сделать ей одно небольшое одолжение. Хотя бы в память о том, как она скрашивала однообразные дни во время его бесконечных тренировок под палящим солнцем.
Он подошел и взял ее руку. Ютай почувствовала, что по пальцам до самого плеча пробежала сладкая нега. Она испугалась, но почему-то последовала за ним, увлекшим ее к раскрытому окну возле кровати. Странное успокоение и вместе с ним усталость навалились ей на плечи. Карнаж обнял ее со спины обеими руками, заключив в объятия и она начала слушать его гортанный голос, что зашептал ей над ухом.
Ранкен говорил по-островитянски. Акцент вскоре перестал ей мешать, будто она всегда слушала этот голос, что вдруг стал ей очень привычен. Она повернула голову, встретилась взглядом с его огромными черными глазами… Снова испугалась, отвернулась. Странная усталость… А Карнаж продолжал свой рассказ. Он говорил ужасные, страшные вещи, но всякий раз когда ее сердце екало – картины в воображении размывались и делались какими-то призрачными. Ютай начала впадать в сладкое полузабытье, руки и ноги перестали слушаться, но ранкен поддерживал и не давал ей упасть. Вскоре усталость отступила, оставив легкость, и по всему телу девушки прошел озноб. Все, что говорил Карнаж, стало казаться спокойной колыбельной, а не жуткой историей о казни магистра черных псов и его подручных. Она слушала его и проваливалась в какую-то глубокую, мягкую перину сна. Или ей действительно грезился туманный сон? Без сомнения в нем происходили ужасные события, но они казались теперь такими далекими и нереальными, что не пробуждали страха или горечи.
Легкий ветерок из окна приятно затрепал ее длинные волосы и вместе с ним рука ранкена скользнула вдоль по предплечью к ее пальцам. Ютай не чувствовала более ничего. Даже ветер, казалось, проходил сквозь нее. Она посмотрела на серебряный диск луны и, с последними словами Карнажа, обмякла в его руках, закрыв глаза.
Феникс стиснул зубы и сгорбился, крепко зажмурившись. Все тело свела жестокая судорога, пройдя от макушки до пяток, и налила его тело силами, да так, что у него задрожали руки. «Ловец удачи» аккуратно уложил девушку на кровать и заботливо укутал в одеяло. Закрыв окно он погасил тлевшую на комоде лучину и вышел в коридор. Дело было сделано. Он забрал ее горе, едва она почувствовала, и не дал пролиться ее слезам, едва они подступили. Ведь на все это простым людям требовалось зачастую гораздо больше сил, чем они думали.
Здание борделя имело небольшую веранду с той стороны, откуда входило большинство посетителей. Туда и направился «ловец удачи», попутно стараясь унять нервную дрожь, что проходила через все тело. Как он и думал, Гортт поджидал его там, стоя возле деревянного столба, подпиравшего покрытый черепицей навес.
В холодном ночном воздухе витали клубы ароматного дыма из гномьей трубки.
– Чего трясешься? Замерз? – спросил Гортт.
– Нет, наоборот, – коротко ответил Карнаж.
– Согрелся?! Ну-ну… Что с ней? Ты рассказал?
– Мог бы и предупредить по старой дружбе, – едва сдерживаясь, чтобы не закричать, ответил полукровка.
– Чай не девочка, знала о чем просит, – отрезал гном и напряженно задымил трубкой, пряча взгляд от огромных черных глаз, – И не зыркай на меня своими плошками, не испугаешь!
– Смотри! – полукровка вытянул перед гномом свою руку.
От фаланг пальцев до плеча конечность «ловца удачи» сводила сильная судорога. Кисть тряслась словно у какого-нибудь пропойцы рано по утру, а пальцы непроизвольно сжимались и разжимались, отдаваясь скрипом кожи перчаток.
– Вот, как велико было ее горе…
– Чертов вампир! – прошипел Гортт, – Я знал, что ваш ран'дьянский брат горазд насыщаться без зазрения совести! Но что б так?!
– Этого бы не было, предупреди ты меня заранее. Теперь она спит мирным сном и проснется завтра, будь спокоен, – сдержанно ответил «ловец удачи», – А ты принес то, что она просила и был таков… Она же женщина. Пусть и островитянка, но заслуживающая сочувствия и утешения.
– А ты и рад «успокоить»? – смягчился гном.
– Я с большим толком использую ее силы этой ночью, – без капли сожаления ответил Феникс.
Гном замолк и смотрел на «ловца удачи». Полукровка сейчас напоминал Гортту сжатую пружину, готовую сорваться при первом прикосновении. Будто в скверно и наспех собранном швигебургскими подмастерьями механизме.
Со ската навеса упал осколок черепицы.
– За дело, – сказал гном и спиной отступил в дверной проем.
Карнаж перемахнул через перила и рванулся вглубь трёдельских улиц, набегу вынимая свой меч. Бросив взгляд через плечо он заметил, как от здания борделя на крыши соседних домов следом за ним прыгнули две тени.
Наглости островитянским шпионам было не занимать, и «ловец удачи» решил ответить тем же.
Горячая волна прошла через плечи в ноги и руки полукровки. Силы захлестывали молодое тело, надрывая мышцы и требуя освобождения. И он повиновался, все ускоряя и ускоряя этот дикий бег. Поминутно оглядываясь, Феникс стрелой несся напрямик. Перепрыгивая низкие заборчики, вскакивая и проносясь бесшумной тенью по крышам пристроек и каменным изгородям. Где подтягиваясь, а где отталкиваясь от стен близко стоящих островитянских домов, он почти не сворачивал. А силы все прибывали и прибывали, словно он распечатал внутри себя неиссякаемый источник. Должно быть поэтому ран'дьянские воины были неутомимы в бою. Но каждый прыжок, каждое движение приходилось сдерживать, чтобы вместо прыжка не проделать в очередной изгороди брешь, от чего мышцы раскалялись как болванки в горниле. Карнаж ощущал чудовищную силу, все более и более наливающую каждый дюйм его тела.
Преследователи постепенно отставали, но это в планы «ловца удачи» не входило. Нужно было дознаться кто пустил эти две тени по его следу. Тем паче такие. Уподобляясь сравнению, они так бы и наступали на пятки, не воспользуйся Карнаж мрачной стороной своего ран'дьянского наследства.
Порт приближался. Не мудрствуя лукаво «ловец удачи» нащупал в ночном городе тот самый путь, которым пользовался еще в юношеские годы и следовал старым проверенным маршрутом. В конце концов его могли поджидать еще несколько таких же «теней» где-нибудь впереди и было не лишним выбрать для места возможной схватки давно знакомые улицы.
До торговой площади оставалось совсем немного, но никто не спешил преграждать Фениксу путь. Следуя своим выводам, «ловец удачи» расценил, что выбрал подходящий момент. Пока тот странный человек с тростью, наблюдавший за убийцами драконов, раскинет как паук свою паутину вокруг отряда Тарда в островитянской столице, он, Карнаж, успеет раньше. Не важно сколько еще таких «теней» будет рыскать по городу и следить за неспешными гномами и беспечными феларскими наемниками – главное быстро лишить все эти сети хозяина, эдакого рыбака, чтобы некому было собрать улов. А пока его место займет другой, корабль феларской гильдии успеет отчалить.
Оглянувшись, Феникс не увидел своих преследователей. Но это его не смутило. Приглядев дом повыше, полукровка, оттолкнувшись рукой от изогнутого стыка пагоды, оказался на крыше. С нее открывался вид на торговую площадь, где в столь поздний час не было ни души. Отметив таким образом свое местоположение для преследователей, Карнаж подошел к краю, попутно успокаивая дыхание, и спрыгнул вниз. Однако дальше свой путь продолжать не стал, а так и застыл как изваяние, за повозкой, не выпрямляя ног и уперев кулак в вытоптанную землю. Только пальцы правой руки крепче сжали рукоять меча.
Через некоторое время в воздухе над головой раздался хлопок ткани и низкорослая фигура плюхнулась на площадь. Островитянин выпрямился и осмотрелся.
– «Воистину чувствуем себя как дома!» – подумал Карнаж и зло усмехнулся, скрытый от преследователя повозкой.
Но за «ловцом удачи» следовали две тени, стало быть, соваться в бой очертя голову не стоило.
Шпион завертел головой в поисках беглеца. У Феникса здорово зачесались руки на этого простака, но он ждал. И дождался. По соседним крышам скользнула вторая тень. Слишком далеко, чтобы наверняка послать стрелу на торговую площадь. Однако и сам полукровка находился от островитянина, продолжавшего все так же торчать посреди площади озираясь, не близко. Их, на вскидку, разделяли добрых двадцать ярдов, если не больше.
Карнаж привычно запустил руку под куртку, убирая меч в ножны и озадаченно застыл. Его пальцы нащупали всего две заточенные пластины. Что и говорить, на применение этого оружия ученик Киракавы был расточителен, но, как это часто бывает, вовремя не озаботился пополнением своих запасов. Мысленно проклиная такую свою забывчивость и беспечность, ранкен вытащил только одну пластину. Не так давно он обвинял в том же самом наемников из отряда Тарда – это еще более усилило досаду. Крутанув пластину в пальцах, Феникс со злостью пустил ее в сторону островитянина, когда тот отвернулся, и рванулся вдогонку за сверкнувшим в темноте куском металла.
Шпион сдавленно крикнул и откинулся назад, протянув руку к ране. Пластина угодила ему в голень. Развернувшись, он схватил что-то из-за пояса, но не успел – из-за повозки подскочила рослая тень, издав жуткий гортанный рык, словно дикий кот. В свете луны полыхнул багрянец густых волос. Неимоверно сильный удар в ребра слева отбросил островитянина и он выронил то, что сжимал в руке. Переступив в сторону шпион получил точно такой же справа, едва успел схватиться за меч. Тень подсела и, громко зашипев, нанесла третий, молотом влетевший в живот. Островитянин с гулким хрипом рухнул на землю.
Карнаж замер, непроизвольно бросив взгляд на сотрясающийся кулак и стекающую с набоек на перчатке кровь.
– О-па… – протянул полукровка, ведь он не собирался убивать островитянина сразу.
Этого минутного замешательства хватило второму шпиону, чтобы спрыгнуть вниз и встать между сбитым с ног товарищем и красноволосым ранкеном. Феникс поднял на него свои огромные черные глаза, глядя исподлобья на закутанного в темно-синие одежды островитянина и на выхваченный кинжал, что нервно вздрагивал у того в руке.
– Йома! – в ужасе прохрипел шпион.
Феникс цокнул языком и издал едкий смешок. Но едва он успел ступить вперед, как островитянин выхватил что-то из-за пояса и бросил себе под ноги. Ранкен интуитивно отпрыгнул, прикрывая глаза и хватаясь за рукоять меча.
Когда дым рассеялся, площадь была пуста. На том месте, где стоял первый островитянин, Карнаж нашел маленький мешочек из грубой бумаги. Повертев его перед глазами, «ловец удачи» спрятал находку за пазуху и метнулся в переулок. В скором времени он вынырнул из густо налепленных домов на причал и побежал в сторону башни имперской постройки, которая уже виднелась впереди, возвышаясь над пагодами богатых кварталов Трёделя.
Эрнотон и дочь сильванийского купца остались в саду до глубокой ночи. Они сидели рядом на деревянной скамье и любовались блестящим диском луны, что светила сегодня необычайно ярко. Матиас был слишком поспешен в своих выводах о дочери эльфа, что предоставил им с учеником кров. Возможно, долгая жизнь вдали от родины способствовала тому, что юная особа, не успев приобщиться к придворной ветрености, переняла больше от островитянок, нежели от сильваниек. Разумеется Эрнотону пришлось изрядно постараться, чтобы заполучить ее расположение, но в итоге все его усилия были вознаграждены этой, поистине волшебной, ночью. Они встретились в саду случайно, потом долго любовались закатом, болтая обо всем на свете, и вот теперь ученик Матиаса ощущал, что близится та пауза, которая подведет итог его стараниям по преодолению собственного косноязычия и стеснения. И будет поцелуй! Тот самый, что для бывалого ловеласа уже слишком мало, а для застенчивого мальчишки еще слишком много. Но для Эрнотона, феларца, воспитанного в не столь строгой, как до войны, морали, в его неполные шестнадцать – в самый раз, чтобы зажечь первый огонь нечто большего, нежели просто симпатии.
Пауза в разговоре затянулась. Эрнотон посмотрел на окна, в которых еще горел свет, и в очередной раз удивился, почему наставник и его друг эльф не ложились спать. Неужели они могли подумать, что он воспользуется расположением дочери хозяина больше, чем следовало!? Хотя, если сильванийцы невысоко ценили дворянское происхождение у людей, что уж говорить о простолюдинах. Но нет! Он докажет всем этим остроухим снобам, что титул и земли еще ничего не значат, а благородство – в крови, а не на гербах!
Эльфка вздрогнула и прислушалась. Эрнотон подумал, что ей холодно, и тут же сорвал с себя плащ, накинув ей на плечи. Она повернулась к нему:
– Ты ничего не слышал? – тихо спросил нежный голос.
Вот теперь он уже точно ничего не слышал кроме ее голоса, проходящего эхом через все нутро. Их взгляды встретились. Они приблизились к друг другу…
Позади раздался громкий хруст. Эрнотон резко обернулся. Как не кстати! Садовник-островитянин, которого отец эльфки держал только лишь из жалости, снова надрался и завалился на куст у тропинки, что вела к воротам.
– Бедный… – произнесла эльфка и поднялась, чтобы позвать слуг.
Эрнотон сдержал первый порыв угостить так некстати подвернувшегося пьянчугу крепкими пинком и словцом. Испустив вздох он поднялся и направился к бедолаге, чтобы помочь тому подняться, пока дочь купца шла к дому.
– «Мертвецки пьян. Даже не шевелится», – подумал юноша, приближаясь.
Готовый уже сорваться вздох застрял где-то на полпути из молодых легких. По тропинке, навстречу Эрнотону шла, выскочив из кустов рослая тень. Бесшумно, словно призрак. Юноша был достойным учеником своего наставника и тут же сообразил что к чему. Как и учил Матиас: два легких и быстрых прыжка назад, разворот и стремглав к укрытию.
Эльфка едва успела открыть дверь, как рука Эрнотона грубо втолкнула ее внутрь. Она упала на пол и с изумлением глядела на него, как впрочем и отец, что сидел возле камина. Эльф опешил и воскликнул, задыхаясь от ярости:
– Что это значит, юноша!?
– Здесь чужой! – коротко ответил Эрнотон, спешно двигая засовы.
Снаружи раздался гулкий удар в дверь, от которого содрогнулись стены.
– Матиас!!! – позвал эльф, подхватывая шпагу, что лежала на столе в ножнах.
Эрнотон поспешил поднять ничего непонимающую эльфку с пола, но едва он склонился, как раздался звон разбитого стекла и через окно влетела фигура в черном, закрыв руками голову с копной багряных волос.
Эльф схватился за рукоять шпаги. Но незнакомец проворно подскочил к нему, одной рукой толкнув едва вышедшую из ножен шпагу обратно. В следующее мгновение скрученные пальцы свободной руки ударили хозяину дома в лицо. Эльф вскрикнул и согнулся в сторону, схватившись за щеку. Красноволосый издал гортанный рык и отправил эльфа через стол ударом колена под живот.
Эльфка сжалась в комок, когда над ней промелькнула рослая черная тень, отдавшись глухим ударом и стоном. Эрнотон медленно сполз по стене. Выхваченный юношей нож упал совсем рядом от ее руки, но незнакомец нависал над ней. Обитый металлом сапог пнул оружие в дальний угол и спокойно перешагнул парализованную страхом девушку.
Матиас стоял на лестнице и во все глаза смотрел на того, кого уже и не думал увидеть этой ночью, хотя терпеливо ждал все это время. Снова нижняя половина лица красноволосого закрыта шарфом, снова те же мягкие, кошачьи движенья, пока он приближался, и тот же колючий холод в глазах.
Шпион взял себя в руки.
– Ну что ж, иди сюда, подонок! – рявкнул Матиас и побежал по лестнице наверх.
Лестница проходила насквозь через всю имперскую постройку, вплоть до крыши, что скорее напоминала верхний ярус древней сторожевой башни, открытый всем ветрам и обрамленный каменными зубцами фортификации.
Взбежав по лестнице Матиас обернулся, отступая к краю, попутно расстегивая пуговицы камзола. Его преследователь не торопился подняться следом. Шпион посмотрел в морскую даль, с шумом вдыхая холодный воздух. Он очень надеялся, что сможет выиграть достаточно времени для Эрнотона и всех остальных. Теперь ученик должен был верно истолковать их беседу этим вечером, которая, как надеялся Матиас, не вылетела у юноши из головы, когда его приложили о стену. Конечно, все пошло наперекосяк и далеко не так, как рассчитывал шпион. Но откуда ему было знать, что в красноволосом клокочет настолько необузданная жестокость. Теперь же иного выхода для Матиаса просто не было, оставалось только уповать на свое мастерство и на сообразительность черепушки Эрнотона.
Красноволосый выскочил на крышу и, пружиня на своих длинных ногах, отошел от распахнутого люка. Матиас отбросил камзол и выхватил потаенное в трости длинное лезвие из фивландской стали.
Противник не выказал и тени удивления. Он приблизился, подняв согнутую в локте левую руку к лицу. Меч скрывался за спиной, в правой, сжимаемый обратным хватом. Матиас слышал о подобных техниках боя. Такими пользовались островитяне, в основном шпионы и убийцы.
– Я – всполох клинка, что препроводит тебя в Бездну.
Эта фраза, сказанная гортанным металлическим голосом, расставила для феларского шпиона все по своим местам. Перед ним ран'дьянский полукровка и, вдобавок, ранкен. Разговор клинков обещал быть серьезнее, но и яснее, с другой стороны. Матиас вытянул вперед руку с оружием, сжимая клинок на уровне плеча, заведя левую за спину.
– «Вряд ли этот выродок знаком с имперскими фехтовальщиками», – зло ухмыльнулся Матиас, – «Посмотрим, что он успел насобирать по всему Материку. В конце концов я тоже кое-что умею из школ западного берега Саины».
Оба противника без дальнейших прелюдий бросились навстречу друг другу. Клацнула сталь – и они снова застыли, поменявшись местами. Теперь люк находился у Матиаса за спиной. Шпион толкнул его ногой, с грохотом захлопнув. Красноволосый ранкен понимающе кивнул. Вниз должен был спуститься только один из них.
Мгновение – и они снова схлестнулись в центре. Бешеная пляска клинков то и дело взрывалась искрами и яростными выкриками. Матиас был удивлен, как ранкену удавалось выворачиваться от его выпадов при той стойке, которую тот использовал, атакуя снизу в глубоком прогибе и, фактически, подставляя собственную спину. Однако, после нескольких безуспешных попыток пригвоздить полукровку, шпион убедился, что его противник был не так прост и дело свое знал неплохо. Тем паче такая стойка не давала возможности проделать старый добрый укол в грудь ни прямо, ни снизу вверх, так как корпус оказывался под слишком острым углом к колену согнутой ноги. Ранкен вынуждал Матиаса применять островитянские техники боя, чуть не размазываясь по дощатому настилу башни, тем самым компенсируя в данном бою свой основной недостаток – высокий рост.
Карнаж отдал должное противнику. В свои года тот оказался на удивление подвижен и не давал возможности сбить себя с ног, вовремя уклоняясь от хитроумно вплетенных в атаки ударов локтями и ногами. К тому же, тот град колющих ударов, что феларский шпион то и дело обрушивал сверху, целя в спину, также доставлял немало хлопот.
Матиас перехватил клинок и с силой ударил вертикально вниз. Ранкен откатился, мгновенно сгруппировался и рванулся в контратаку. Шпион тут же закрылся от удара, поддержав левой ладонью кончик лезвия, так как полукровка, выпрямившись, вложил в удар весь корпус. Шпион отставил назад одну ногу, сдерживая навалившегося противника. Он с усмешкой посмотрел в полные ярости черные глаза-плошки. Удар коленом в живот – Матиас поднял свое колено навстречу, встав на одну ногу. Погасив всю энергию атаки шпион с силой оттолкнул ранкена и снова встал на обе ноги, занеся клинок над головой. Полукровка отпрыгнул назад, опершись на свободную руку, и вытянул клинок в сторону, снова припав к доскам настила.