Текст книги ""Наследие" Печать Бездны - часть 1"

Автор книги: Вячеслав Седов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)

Даэмас обернулся – джарры робко приближались к месту побоища, в надежде найти чем поживиться… Что ж, они хотя бы зароют тела тех, от кого еще осталось что предать земле.

– Учитель, – позвал чернокнижник.

– Ты уцелел, дитя мое… как хорошо. А они?

– Они мертвы, но и ваши враги тоже. Не говорите, не тратьте больше сил. Возможно, я еще смогу вас спасти.

– Ты все такой же… Пойми, есть вещи, которые, даже если ты способен, лучше не совершать.

– Вы сможете жить дальше, мастер! Вы сможете…

– Снова собрать орден? Не смеши меня, Даэмас.

Чернокнижник приблизился к архимагу и опустился возле него на одно колено.

– Послушай меня… не говори. Потерпи, мне немного осталось, – старик сглотнул и шумно вдохнул.

Странно, в том как умирал от магического коллапса архимаг и как умирал от старости обычный человек не было никаких различий. Чернокнижник взял руку старика…

– Я же сказал нет!

Даэмас отпустил.

– Ты видел всё… Расскажешь потом, что мы, маги огня, единственные из всех орденов не отдали свои святыни на поругание без борьбы. Заклинаю тебя, не забудь моей просьбы.

– Но вы погибли. Все до единого! А прочие из орденов выжили и…

– И влачат жалкое существования с клеймом ретроградов.

Архимаг кашлянул и сплюнул кровавую слюну. Затем, склонился к чернокнижнику и шепотом произнес:

– ОН еще там… и будет там до полуночи. А потом, душа огня навсегда покинет стены Красных Башен вместе с ним. Понимаешь? Поэтому мы были здесь. Но ты, мой ученик, достоин того, чтобы задать ему свои вопросы. Спрашивай для себя, а не для снобов из шаргардской гильдии или зазнаек из Форпата.

– Спасибо, мастер. Мне очень жаль, что мои знания достаются мне такой ценой.

– Не унижай падших своей жалостью, – старик закашлялся и с глухим хрипом добавил, – Все в этом мире, возможно, и зависит от неумолимой судьбы, злого рока, нежданной удачи… но наша честь зависит только от нас…

Зойт подошел к чернокнижнику и встал рядом, почтительно склонив голову над телом последнего из магов ордена Огня.

Нам времечко выпало то еще

И что еще будет – бог весть

Одно у души есть сокровище -

Оно называется «Честь»

Возможны и трубы победные

И деньги отдать до гроша

Но с честью до вздоха последнего

Не может расстаться душа!

Игорь Наджиев

* * *

Эрнотон устроился подле коек, положив аркебузу на плечо. Его наставник, Матиас, усталый от целого дня сборов, мирно посапывал рядом, положив руку под голову. Кроме них на борту феларского корабля, отчалившего из Тределя, оказалось на удивление мало пассажиров, хотя, казалось бы, обострение дипломатических отношений Материка и острова Палец Демона должны были способствовать скорейшему возвращению не только шпионов канцелярии и торговых агентов купеческих гильдий, но в первую очередь служащих дипломатического корпуса, а также простых путешественниках. Однако, те немногие койки, что оказались заняты, были скуплены как раз теми, кому полагалось уносить ноги последними, особенно если запахло жареным: шпионами и торговыми агентами.

Юноша мог превосходно отличать и выделять таковых, опознавая кого по походке, кого по взгляду, а, если удавалось подслушать разговор, то и по особенностям речи. Эрнотону решительно повезло с таким наставником, как Матиас, и это во времена, когда службы рыцарей плаща и кинжала захирели даже под самыми «большими и волосатыми» лапами мирских владык. Кстати, значение употребленных в подобном контексте эпитетов юноша понимал с трудом, однако не спрашивал Матиаса о смысле, так как старый шпион, как правило, использовал подобные словечки, когда был в запале или скверном расположении духа… Ну ладно еще «большие». Возможно, размер руки как-то говорил о мужественности обладателя и его силе, но почему «волосатые» Эрнотон не понимал. Тем паче, что после эпохи Сокрушения Идолов по словам того же Матиаса «чего-то стоят» только ларонийские сыскари, а их император не обладал ни первым, ни вторым признаком «лапы» мирского владыки, не говоря уже о том, что обликом своим напоминал нечто среднее между мужчиной и женщиной.

Совсем не хотелось спать.

Еще раз проверив аркебузу и еще раз убедившись в ее готовности к защите спокойного сна наставника, Эрнотон вжался в угол, глядя через мутное стекло на пламя свечи корабельного фонаря.

Непонятное возбуждение не покидало юношу вот уже два дня, с тех пор, как отчалил корабль с убийцами драконов. Матиас по случаю даже пропустил стаканчик вина, хотя не позволял себе и капли все то время, что они ожидали прибытия Тарда и его людей на остров, а также блюл трезвость во всем круговороте событий после прибытия в порт громадины феларской гильдии магов…

Разве он, Эрнотон, плохо держался тогда, когда люди в масках пытались ворваться в дом сильванийского купца? Его рука не дрогнула, и ни единой пули не пропало даром! Да, несколько дней с ним что-то происходило, что именно – он плохо помнил. Но ведь Матиас предупреждал обо всем: о том, что после первого «раза» может пропасть аппетит, появится безразличие ко всему и, возможно, надолго… Но он так старался, чтобы побыстрее преодолеть серую тень, что накрыла неожиданно все краски жизни вокруг. Ему удалось. Через день или около того, он уже шел с наставником к причалу, пробираясь по закоулкам.

Утром какой-то незнакомец постучался в двери лачуги, где они обретались, после того, как покинули дом эльфийского купца, по дочери которого, надо признать, Эрнотон тосковал и сейчас. Незнакомец переговорил с Матиасом, и юноше запомнилось, как два шпиона в конце со смехом игрались с главным словом всего разговора – подстраховать, превращая его в существительное, и даже, своего рода, обращение друг к другу. Намечалось что-то важное и Эрнотон не ошибся, как всегда уловив суть диалога, чему его и учил наставник. Какой великолепный выстрел прогремел на причале, когда какой-то воитель-маньяк набросился на красноволосого убийцу драконов, что поднимался по трапу на корабль одним из последних. Четко в верхнюю часть левого плеча со спины, чтобы опрокинуть, но не убить! Превосходный выстрел!

Эрнотону не удавались такие «красавцы» уже очень давно, с тех пор, когда он бил в мишень на заднем дворе шаргардских казарм! В общей сумятице они без труда ушли с позиции и вечером того же дня сели на корабль и, с чувством исполненного долга, покинули треклятый остров. Все удалось как нельзя лучше и, как говаривал Матиас, шито-крыто. Но… Скупая похвала, грустные глаза и стаканчик вина – вот все, что увидел Эрнотон от своего старого наставника. Матиас, конечно, похвалил, потрепал по волосам, но как-то не так, как год назад на стрельбище. Не столь бодро что ли… наверное, теплее прозвучали слова похвалы чем обычно, но почему-то с потаенной глубоко-глубоко грустью и каким-то нелепым после сказанного, но очень тяжким вздохом.

К черту!

Юноша тряхнул головой, подражая Матиасу в этом выражении сбрасывания лишних сомнений.

Отличный выстрел, как венец того, к чему он шел все это время. Вот он, шаг на пути к званию стрелка, одного среди лучших, и уже сейчас, когда он так молод. Большинство сверстников занимаются бог весть чем, а он вот какой…

И Эрнотон, повинуясь этой волне радости и ощущения достигнутого, погрузился в то, что не так уж и редко среди юнцов. В воображении начали рисоваться картины того, какому делу он помог, каким доблестным и смелым людям, эльфам и гномам подсобил в трудную минуту. Вот сейчас, его маленькая лепта, позволила тому красноволосому эльфу, или кто он там, из отряда Тарда и прочим воителям без проволочек и помех двинуться дальше в путь. На бой! На смерть! О, храбрецы! Их ожидало еще много лишений и трудностей, но наверняка на пути еще сыщутся такие, как Эрнотон, что приложат старания и помогут чем могут в этой тяжкой миссии, за которую ни он, ни они никогда не попросят почестей или даже простой благодарности… Вот она, суть мужчины, суть истинного предназначения воина!

– Смотри…

Скорбный голос эхом долетел до острых ушей Карнажа, разверзнув пред взором картину сожженного святилища дракона. Её вскоре сменили трупы охраны усадьбы Кокетсу… Сложенные на земле, с гнойными язвами на открытых участках кожи.

– «А яд не потерял и толики своей ужасающей силы»

Словно в ответ на это циничное умозаключение Феникса голос стал громче:

– Ты думаешь это всё!? Смотри!

Следующие картины пусть и были ожидаемы полукровкой, но, тем не менее, оказались выше этих ожиданий: сожженные дома, трупы женщин, детей, стариков… Повсюду. Распоротые животы, отсеченные руки и ноги. Засевшие в стенах метательные пластины, тела мужчин, нашпигованные стрелами. Вот один, поваленный ударом островитянского меча в затылок, протянул, видимо, в последнее мгновение свою руку к телу жены, что закрыла собой от беспощадных убийц годовалого ребенка.

Среди пожарища – стена, к ней пригвожден нагинатой старый сохё. Рядом тела воителей. Доспехи не спасли их от умелых ударов мастера синоби. Вот и мейдзин, сгорбился рядом, руки с короткими мечами повисли, корпус наклонен вперед и опирается на пронзивший его огромный клинок, что рукоятью зарылся в землю как подпорка, а кончиком выглядывал из окровавленной спины. Длинные волосы скрыли лицо, оставив лишь гримасу предсмертной ярости, застывшей маской на искаженных оскалом губах.

Картина померкла…

Снова причал Тределя и грустное лицо Ютай, что пришла проводить его. Она скромно стояла у трапа в толпе и даже не пыталась окликнуть. Карнаж почувствовал ее теплый взгляд среди хлада прочих. Обернулся… Такетора! Боевой клич, меч занесен над головой… Откуда он вообще взялся?!.. Гром! Нет, выстрел. Где-то на крышах.

Шпион махнул «ловцу удачи» рукой на прощание и поторопил своего молодого ученика покинуть позицию.

Стоя на палубе, Феникс еще долго смотрел на провожающую его островитянку. Он не слышал проклятий раненого Такеторы, страшных угроз и несусветной брани, на которую тот с досады не скупился. Её лицо, легкая улыбка, поднятая до плеча ладонь. Воистину островитяне помнили добро так же хорошо, как и зло.

Прежде чем устремиться в море на всех парусах, корабль должен был обогнуть прибрежные рифы. Провожая их взглядом, Карнаж разглядел среди камней высокую фигуру, укрытую куском черной ткани с головы до пят. Лица было не разглядеть, но голос оказался тем самым, что не так давно призывал «ловца удачи» посмотреть на дела, свершенные якобы его руками.

– Я буду идти за тобой! – предупредила фигура, – Пока ты не перестанешь проливать кровь!

– И что с того? – огрызнулся Феникс, – Смотри, ноги сотрешь. Крови будет еще много.

– Дерзкий, ты еще пожалеешь о таком спутнике!

– Ты – синигами! Дух смерти, – озвучил неожиданную догадку Карнаж, – Если так, то убирайся восвояси! Я не приму суд моих деяний от побасенки островитянских мистиков. Так что ты будешь зазря выбивать из ног лапотухи, следуя за мной попятам.

– На твою дорогу меня приведет запах крови, а путь укажет ее след. Этот выбор не за тобой.

– Как знаешь. Бывай, – неимоверным усилием воли «ловец удачи» повернулся к синигами спиной и зашагал к каюте.

– Карнаж! – донесся крик из-за его спины.

Феникс делал вид, что не слышит, и шел дальше.

– Карнаж!!! – голос стал настойчивее, приближаясь.

Полукровка вздрогнул, замешкался, но, преодолев страх, продолжил путь до каюты. Почему-то он был уверен, что разворачиваться и оставаться на палубе гораздо опаснее бегства.

– КАРНАЖ!!! – голос стал хриплым и заорал над самым ухом.

Феникс распахнул глаза и увидел Гортта, который ухватил его за грудки и тормошил, что было сил.

– П-проклятье… – полукровка высвободился из хватки гнома и сел на койку, обхватив руками голову, в которой гудело, как после визита к звонарю во время мессы.

– У нас кончилось пиво!!! – возопил Гортт, потрясая пустой кружкой перед носом «ловца удачи».

Феникс посмотрел на лицо друга, опухшее от нескольких дней беспробудного пьянства, и присвистнул. Любоваться на свою физиономию полукровка даже не собирался, понимая, что она у него не лучше.

– Пора завязывать, дружище, – предложил Карнаж, – Вашего брата мне не перепить, да и чертовщина всякая снится с шаргардского пива. Они там что? Хмель варят вместе с долгоносиками?

– А пес их знает, – хмуро ответил Гортт и добавил, немного погодя, – Надо оправиться малек. Пошли, добудем пенного.

– Кок не даст и пинты. Видать, капитан хорошо ему хвост накрутил, – напомнил Карнаж.

– Тогда снова сами заявимся в трюмы, мы не гордые! – отрезал гном.

Нехотя поднявшись с койки и нацепив на себя куртку, Феникс покачнулся, хмыкнул, взъерошил волосы на голове и двинулся следом за Горттом, но вдруг остановился.

– Ты чего застыл? Двигаем по быстрому. Спозараночку самое оно, пока все спят.

– А ты знаешь, который час?! – изумился Карнаж, оторвавшись от раздумий, точнее от попыток вспомнить, что они вытворяли с другом по пьяной лавочке, и почему вдруг ему так не хотелось спускаться в трюм.

– Я умею пить в отличие от некоторых.

– Когда пьешь – это одно, а когда «топишь» что-то – это другое. Есть разница.

– Одна дает – другая дразнится, – в своей излюбленной манере оборвал философские рассуждения гном.

Когда распахнулась дверь каюты, снаружи действительно было раннее утро. «Ловец удачи» вдохнул полной грудью холодный морской воздух и уважительно похлопал по плечу потягивающегося Гортта. Всё-таки слухи о знаменитой швигебурской стойкости в питие оказались правдой, и Карнаж готов был снять шляпу перед гномом, который не только не терял чувства времени, при этом поглощая пиво, как бездонная бочка, но и обладал неукротимой энергией в поисках его же, чтобы, едва продрав глаза, опохмелиться. Истинный ценитель, готовый всегда опрокинуть пару кружек – Феникс понимал, что и в подметки ему не годился, так как, даже с больной головы для «поправки», не смог бы влить в себя больше и капли.

Не встретив никого на палубе, они беспрепятственно спустились в трюмы. Гном отлично помнил дорогу и Карнаж всецело положился на него. Свернув в коридорчик, оба остановились напротив закутка у двери. Возле бочки с погасшим огарком свечи лежали сапоги. Из-за деревянной перегородки, скрывавшей обладателя, доносился громкий храп.

– Темно, как в заднице, – проворчал гном, – Ты чего-нибудь видишь, Карнаж?

– Да, вижу, и теперь я вспомнил, почему не хотел тащиться в трюм.

– Кто здесь!? – требовательно спросил сонный голос.

Рука с зажженной лучиной протянулась к свече, после чего зажгла предусмотрительно заготовленный факел.

– Опять вы?!! – из закутка один за другим вылезли пять дюжих моряков кто с чем.

– А в этот раз их больше, – осклабился Гортт, щелкая костяшками пальцев, – Дружище, твои – два слева, мои – три справа. Ну, понеслась!

Карнаж воздел очи горе, распуская шнуровку рубахи у горла…

– Это возмутительно! – дверь в каюту с грохотом распахнулась, хотя раньше за молодым капитаном никто не замечал манеры открывать двери ударом ноги, – Я больше не потерплю бесчинств на борту своего судна!

Гном по прозвищу Профессор, дремавший на стуле возле койки, близоруко уставился на вошедшего, протирая свои аптекарские очки.

– Где Тард!? – рявкнул капитан, нависая над гномом.

– Я сам хотел бы знать, – ответил Профессор, озадаченно глядя на сброшенное на пол покрывало, – Ему показан постельный режим еще четыре дня.

– Вот-вот, лучше бы вы это «показали» его дружкам! – подхватил вошедший следом помощник капитана, – Каких отъявленных буянов нам подсуропили канцелярские крысы.

– Ну, скажем, канцелярия тут ни при чем, эти двое: правая и левая рука главаря нашего отряда, – поправил Профессор.

– По мне – так банды! – перебил капитан.

– В чем они провинились? Разве что не дали мне спать, когда напились под вечер, а потом всю ночь горланили у себя в каюте лангвальдские песни.

– Это еще далеко не всё! – скривился полуэльф.

– А что же еще? – раздался из дверей голос Тарда.

Глава убийц драконов был бледен, но твердо стоял на ногах, сжимая в зубах трубку. Он жестом предложил капитану и его помощнику следовать за собой, так как не хотел прерывать свою утреннюю прогулку.

Профессор удовлетворенно хмыкнул. По виду своего пациента, он заключил, что тот достаточно оправился от ранения ядовитой стрелой, полученной при странных обстоятельствах в ночь перед отплытием. Гном снял очки, положив их рядом на койку, поежился, кутаясь поплотнее в плащ, и продолжил дремать на стуле.

Тард, тем временем, шествовал по палубе в сопровождении капитана и помощника, выслушивая сумбурные обвинения вперемешку с проклятиями в адрес Карнажа и Гортта. Бритва подумал, что не смог бы даже толком сказать, кто кого из этих рыжих первым подбивал на сумасбродства – «два сапога – пара», не иначе.

– Так запретили бы коку давать им выпивку… – лениво ответил Тард.

– Он уже получил от них за это пинка. Да такого, что до сих пор сидеть не может! – вскричал капитан.

– «Это были обитые мыски карнажевских ботфорт», – отметил для себя Бритва.

– Но это их не остановило, – добавил полуэльф.

– Неужели!? – гном деланно удивился, – Они таки пустили кровь запасам «шаргардского» в трюмах?

– Да! Представьте себе, я даже распорядился поставить охрану! Мой помощник лично отбирал людей, – сверкнул глазами капитан.

– И что же? – Тард облокотился на борт, чинно докуривая трубку.

– Они избили, хотя больше подошло бы сказать «замесили», двух парней косая сажень в плечах и сорвали замок вместе с засовом, – полуэльф покраснел до кончиков своих заостренных ушей.

– «А это уже горттовские пудовые кулачищи», – Тард невольно улыбнулся.

– Ах, вы находите это смешным! – прошипел помощник, – Посмотрим, что станется теперь. По моему приказу в трюмах дежурит с полдюжины крепких моряков!

– Я бы поставил дюжину, – кивнул Бритва, со скепсисом глядя на самодовольное лицо полуэльфа.

– Дюжину? – оторопел капитан.

– Дюжину.

Полуэльф побледнел, когда за его спиной раздался топот и отборная матросская ругань. Тард вовремя схватил застывшего как изваяние капитана и откинул к борту, прочь с пути следования Гортта.

Рыжебородый гном стрелой несся по палубе в обнимку с бочонком и подгонял еле поспевавшего за ним Карнажа:

– Поднажми, Феникс! У них серьезный численный перевес!

– И дернул же тебя черт, – задыхаясь, ответил полукровка.

– Откуда я знал, что их столько набежит?!

– А ну стойте, ворюги!!! – потребовал возглавлявший погоню детина, держась одной рукой за подбитый глаз.

– Ага, – бросил ему через плечо «ловец удачи», – Держи карман шире!

– Догоним ведь, хуже будет, крысы сухопутные! – загудела толпа.

– Стоять всем! – срывая горло, закричал капитан.

Моряки прекратили преследование и сгрудились возле помощника. Карнаж с Горттом застыли как вкопанные, с изумлением глядя на капитана. Молодое лицо исказила настолько страшная гримаса ярости, что им стало не по себе. Как бы сейчас сказали феларские моряки, он готов был выбить семь склянок из всего сущего.

– Действительно, братва, кончай кипиш, – спокойно произнес Тард и подошел к гному с полукровкой, – Побуянили и будет.

– Я этого так не оставлю!

– Капитан! – холодно одернул Бритва, – Вы ознакомились с нашим патентом?

– Мы в море, а здесь свои законы, – напомнил полуэльф.

– Вот как? – глава убийц драконов повернулся, заложив руки за кушак, – За то, что творили мои товарищи – прощения просим. А вот насчет «законов»… остерегитесь, господа мореплаватели, у тех, кто идет на бой с драконами тоже свои законы! И, когда вы раньше моих парней ушли на корабль, не предупредив нас, вы их нарушили.

Моряки вместе со своим капитаном потупили взор.

– Я вас не виню. Ваше дело доставить нас куда следует. И очень разумно не подставлять свою шею, когда запахло жареным… – Тард презрительно сощурился, потирая перевязанное плечо, – Хотя, я не могу сказать, что это не ваша война. Ежели драконы расплодятся, то несладко придется и Истании, и Феларам – всем, когда на земли королевств ступит ларонийский сапог с перепончатого крыла.

Закончив свою отповедь, Тард повернулся и знаком поторопил друзей убираться в каюту, дабы не мозолить глаза капитану. Никто не стал их останавливать. Тем более Бритва для виду, разумеется, настолько с сердцем принялся их поносить по дороге, что поверили все без исключения, даже сами виновники переполоха.

Карнаж с Горттом озадаченно переглядывались и плелись с виноватым видом за Тардом, тщетно пытаясь понять, какая муха того укусила. Отбрить капитана с командой и тут же всыпать им по первое число. Хотя, риторически, ход оказался верным, как подметил для себя «ловец удачи»: упрек в сторону обвинения и мгновенный переход на порицание обвиняемых. Пусть не было особой хитрости в этом старом как мир приеме, однако не стоило забывать, что первые школы риторики появились как раз в Фивланде. К этому гномов вынудила необходимость, так как в высоких дипломатических кругах издревле потешались над их косноязычием. Карнажу приходилось читать о тех временах и он, порой, с изумлением смотрел на образчики некоторых насмешек, сохраненных историками. Зная вспыльчивость фивландцев, на такие остроты мог решиться только убежденный самоубийца!

Громко хлопнув дверью, Бритва тем самым прервал поток собственной брани. Облизнув сухие губы, гном отобрал у стоящего с выпученными глазами Гортта бочонок пива и отнес на стол.

– Молоты Швигебурга! Оно вспенилось! – Тард с досады грохнул кулаком, – Дурная ты башка, кто же с пивом бегает?!.. Ну, чего стоите столбами? Доставайте кружки… Ишь взяли моду, веселиться и без меня!

Занималось превосходное солнечное утро. Карнаж сидел на деревянных ящиках возле камбуза, довольно зажмурившись и нежась в лучах солнца. Потягивая лангвальдский чай, полукровка то и дело издавал утробное урчание и покачивался, уцепившись рукой за натянутую поверх ящиков сеть, что не давала им съехать в сторону. Моряки, проходившие мимо, опасливо косились на него и прибавляли шаг. Что и говорить, подобное существо им приходилось видеть не каждый день. По чести говоря, единственным нелюдем, которого они раньше наблюдали, был помощник капитана, да и тот, все же, наполовину человек. А гномы… привычны что ли… Некоторые люди даже походили на фивландцев – низкорослые, коренастые и бородатые. И нрав и обычаи схожи.

Феникс чувствовал взгляды на себе, но не подавал виду. Собственно, ему было глубоко плевать. Это утро оказалось для него одним из самых примечательных в жизни. Он проснулся очень рано от зуда в лопатках. Не боли, изматывающей и острой, а зуда, щекочущего и приятного, что наливал тело силами. Полукровка оделся и покинул каюту. Добравшись до камбуза он разбудил повара. Справившись о том, где раздобыть посуду для лангвальдского чая, как и саму заварку, он собственноручно все приготовил и забрался на ящики к восходу солнца. Встретив дневное светило медитацией, Карнаж почувствовал себя еще лучше. Он настолько был рад этому новому ощущению, что хотел продлить его как можно дольше. Даже взял самый крепкий сорт чая из особым образом выжаренных листьев. С опаской втянув через металлическую трубочку густой и тягучий напиток, Феникс скривился от горечи и изогнулся, глухо рыкнув. Волна приятного озноба пробежала по спине с шеи до крестца. Прикончив первую кружку, Карнаж впал в некое подобие транса, и как раз в этом состоянии его наблюдали собравшиеся позавтракать моряки.

– Что же это за тварь? – проворчал себе под нос помощник капитана.

Полуэльф стоял в тени, прислонившись к деревянной стенке каюты и нервно грыз ногти.

– Вы о ком? – спросил рослый моряк, что вчера гонялся за Карнажем и Горттом, тот самый, кому подбили глаз.

Помощник капитана дернулся, так как настолько был поглощен своими наблюдениями, что не заметил, как к нему присоседились.

– Да вот о том рыжем, что урчит на ящиках у камбуза, словно кот обожравшийся сметаны.

– Вроде эльф. Сильваниец, я бы сказал… – почесал в затылке моряк.

– Черта с два! – вспылил полуэльф, – У сильванийцев такие аккуратные ушки, а у этого – эвон какие!

– Ну… а кто же он тогда? – пробормотал совсем сбитый с толку коренной феларец, что с юношеских лет бороздил моря и довольно поверхностно разбирался в расовых признаках обитателей Материка.

– Ладно, как бы там ни было, капитан просил нас примириться с этим убийцей драконов, – полуэльф встал и направился в сторону Карнажа.

Моряк поспешил следом.

Помимо них к ящикам у камбуза подошли несколько наемников из отряда Тарда. Они были наслышаны о недавней конфронтации и решили на всякий случай оказаться поблизости, особенно зная крутой нрав красноволосого полукровки.

– Мэтр Феникс, – начал помощник капитана, – Я хотел бы, так сказать, от лица команды заключить мировую с вами. Мы не знали, что вы сделали для нас всех. Должно быть, это оказалось тяжким бременем для вас.

Карнаж поперхнулся чаем и закашлялся. Он, конечно, предполагал, что Бритва собирался уладить разногласия, но, черт возьми, не раскрывая же все карты, при этом не свои! Иногда широта души фивландцев, по мнению «ловца удачи», оказывалась совсем не кстати.

– Полноте, сударь, я ничего такого не сделал… – начал было Феникс.

– Нет, постойте! – прервал его полуэльф, – Мы не знали что вы рисковали жизнью и совались в рискованные предприятия, оберегая наши жизни!

– «Дьявол забери эту феларскую патетику! Несуразность, которая на глазах превращает палачей в спасителей», – подумал Карнаж, в котором Киракава всегда воспитывал искренность в оценке свершенных деяний, даже своих собственных, – «Вытерпеть бы…»

– Должно быть, вам нелегко далось все это, – продолжал помощник капитана, – Это был бы непростой выбор для любого из нас. Как я слышал, после вашей хитроумной комбинации, воители островитян разорили деревню клана, что был нанят перебить нас.

– «И об этом рассказал… Ну, Бритва, ты сам виноват», – Карнаж отставил сферическую кружку с чаем, – Вы зря идеализируете, господа.

Не открывая глаз, Феникс потянулся и продолжил:

– Меня это не трогает и в малой степени, потому что любой, кто решает отнять чужую жизнь за деньги, должен осознавать последствия. Должен понимать, что у него есть свои слабые места, в которые могут ударить. Островитяне рассчитывали, что люди Тарда и вы плохо знаете их традиции и нравы, а уж особенности тактики и подавно. Однако в этот раз им не повезло, и их просчет дорогого стоил – жизней детей, женщин и стариков.

– Что?! Да как вы… – от подобной отповеди помощник капитана не сразу смог найти слова, чтобы выразить далеко не лестные мысли о том, кто способен на такие рассуждения.

– Вот так, – Феникс протянул руку к кружке, – Ничто не дается даром.

– Нелюдь! – феларский моряк сплюнул под ноги «ловцу удачи».

– Да, сколько себя помню, – подхватил Карнаж с усмешкой.

Чья-то сильная рука схватила за ворот и сдернула с ящиков.

– Прекрати! – послышался возглас полуэльфа, но не слишком убедительный в своей твердости.

– И мы должны «примириться» с таким… таким… выродком!? – стиснул зубы моряк.

– Всё лучше, чем ссориться, – клацнул металлом голос Карнажа, когда он перехватил руку моряка за запястье и открыл глаза.

Полуэльф замер, наблюдая, как зрачки «ловца удачи» расширились. Огромные, черные и нечеловеческие, с диким огоньком внутри.

Моряк пошатнулся, разжав пальцы, схватившие Карнажа за ворот куртки. Но полукровка не отпускал. Глухо и зло урча, он склонил голову на бок, не моргая, с интересом наблюдая за тем, как дюжий феларец слабел, как выражение презрения на его лице сменялось испугом.

Убийцы драконов растеряно стояли в стороне. Они не понимали, что именно происходило, но так не должно было продолжаться долго.

– Феникс, что ты делаешь? – наконец окликнул Карнажа один.

– Я? Ничего, – полукровка с легкостью оттолкнул рослого моряка, и тот плюхнулся на палубу, тряся головой, – Просто хочу, чтобы меня оставили в покое.

Резко присев на корточки и скрестив содрогающиеся руки перед лицом, Карнаж взмыл в высоком прыжке на крышу камбуза. Издав едкий смешок над изумленными выражениями лиц собравшихся внизу, полукровка спокойно уселся и снова закрыл глаза, подставив спину лучам солнца.

… огромная тень соскользнула и устремилась со скалы вглубь ущелья. До слуха полукровки, там, высоко на заснеженном пике, где он стоял, донесся хлопок крыльев. Огромная тень ускоряла свое падение. Самоубийственно устремившись на острые камни под тонким белым покровом, существо прибавляло скорости, словно там, внизу, было спасение. Спасение от невероятной боли и скорби, которую Карнаж ощущал кожей, хоть и находился так далеко и высоко. Что-то пронзило горечью и отчаянием живот там, где заканчивались ребра. Феникс схватился рукой и согнулся. Нет. Это не перенесенные эмоции, это спазм… или еще что-то. Какого дьявола он должен… вникать!? Не совать свой нос в чужой вопрос – отличное правило «ловчих удачи».

Напор был настолько силен, что полукровку скрутило и он припал на колени, но все равно не пускал. Всеми силами не пускал это нечто внутрь себя. Будто червь, что гложет душу и жаждет напиться слезами, и чем больше обуреваем он жаждой, тем пуще… Карнаж почувствовал, как с приближением огромной тени ко дну ущелья, сильнее становился напор чувств гибнущего существа. Он растерялся, не зная что делать: противостоять или пустить? Что могло быть верным в подобной нелепице? Однако все разрешилось, и ему не пришлось размышлять долго. Грохот живой плоти, махины плоти о камни, треск разрывающейся чешуи и поломанных костей. Будто звуки, что вливались в его уши, сами рисовали картину перед глазами… Потоки крови, содранное мясо, торчащие обломки огромных ребер. Черное крыло, словно парус, изрядно потрепанный в морских баталиях, мученически извернулось и свисает с каменного выступа… Спазм прекратился, и Карнаж выпрямился, глубоко вдохнув холодный воздух, но не отпуская картину перед глазами. Теперь другое ощущение шло изнутри. Феникс жаждал разглядеть, что это за существо разбилось на дне ущелья. Сердце замерло, стоило ему подумать, что это мог быть… Карнаж ощерился и воздел кулак над головой, во всю силу легких издав торжествующий ран'дьянский рев, что металлическим отзвуком пронесся над заснеженными пиками. Протяжный и тягучий, яростный и сильный. Совершенно дикое торжество захлестнуло полукровку: чистое, искреннее, без сожаления до самого конца, до самого дна.

Картина расплывалась перед глазами. В темноту исчезло и ущелье, и пики гор. Темнота окружила со всех сторон. Таращась в нее безумными глазами, полукровка снова и снова пробуждал в сознании звуки, все до единого, что сопутствовали столкновению плоти с острыми камнями. Каждый был сладостнее, чем самые излюбленные песни бардов и трубадуров. Даже столь любимая им мелодия сильванийской флейты меркла перед этим… Вскоре помутнение рассудка спало, отдалив увиденное, будто разом отмахнув в памяти лет на двадцать в прошлое. Как не цеплялся, Феникс не мог удержать сладостные ощущения. Они неумолимо отдалялись и растворялись в темноте вокруг. Обида «ловца удачи» в тот момент походила на обиду ребенка, которого поманили лакомством, но так и не угостили.