Текст книги "Глаза войны"

Автор книги: Вячеслав Миронов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)

Вся эта картинка так живо предстала перед глазами, что я даже потряс головой, прогоняя ее.

Я смотрел на поджарых, прокопченных и просто грязных офицеров, прапорщиков, солдат, которые переговаривались сорванными голосами, на их шеи с торчащими кадыками, руки, все в ссадинах, на впавшие от усталости глаза.

И вновь представился политик, такой вальяжный, дорогой костюм за тысячи долларов, такие же туфли, шелковый галстук, белоснежная рубашка, толстая шея переваливается через воротник, золотая заколка. Брюшко свисает через ремень. Пальчики белые, аккуратные, маникюрчик. И ничего этот политик не сделал толкового в жизни, лишь шаркал по паркетам, да «шел по курсу партии», и ему плевать какая партия, главное, чтобы она его кормила. И денег у него хватит его внукам, и похоронят его на престижном кладбище. И вся страна будет умываться слезами, непонятно от радости или от горя.

А за каждым из тех, кто здесь, кроме своей семьи и России за спиной больше никого. И не пустят его в коридоры власти. Потому как допусти, так он все вещи назовет своими именами. А кому это надо? Никому.

Вот и солдаты, и офицеры, ломая лопаты, поминая всуе всех святых и их родителей, перемещают кубы чеченской жирной, липкой и крайне грязной земли. Кто знает, может, вот так же во времена Ермолова предки кого-то из них лопатили эту искалеченную землю.

Раздался шум подъезжающего БТРа. Обернулся, на броне сидели усталые Каргатов, Молодцов, Разин. Подъехали, спрыгнули.

– Что, эвакуация? – Каргатов как и все недоумевал.

– Скажи спасибо, что не ликвидация. – Я был мрачен.

– Спасибо, – буркнул Серега Каргатов.

– Пожалуйста, – ответил я. – Как там адвокат?

– Какой адвокат? – не понял Вадим Молодцов. – Мы у прокурора были.

– Это для нас с тобой – прокурор, а для духов – адвокат, – пояснил я.

– А, ничего особенного. Нога целая. – Каргатов огладил усы и закурил. – Когда его водила дал по газам назад, то инстинктивно вывернул руль и подставил сторону пассажира.

– Не хрен на переднем сиденье сидеть! Все начальники сзади ездят. – Молодцов нервно подернул правой стороной щеки, это у него после контузии.

– Теперь он только в багажнике будет передвигаться. – Разин тоже устал, черные круги залегли под глазами.

– Жить-то будет? – Гаух тер руку.

– Он нас с тобой переживет. Башкой долбанулся то ли о панель, то ли о стекло. Мы водилу, пока тот в шоке от происшедшего был, допросили под протокол. – Каргатов понимал, что это слабое доказательство нашей невиновности, но, тем не менее, надо же чем-то прикрыть свой зад.

– Он потом заявит, что вы ему ствол в ухо вставили и заставили подписать чистую бумагу. Или что в шоке был. Чеченец?

– Он самый.

– Лажа все это. Валим?

– Поехали!

Мы расселись на броне и двинулись в обратный путь. Теоретически не должно быть засады, но кто знает, может, Хачукаев или его люди захотят отбить своих.

Доехали назад без приключений.

Каргатов

Я не склонен к пессимизму, только вот порой, а особенно здесь – в Чечне, складывается впечатление, что моя работа никому не нужна.

Весь труд, все усилия, которые мы всем коллективом потратили на подготовку и проведение операции по Старым Атагам, полетели в тартарары.

Ну, везем в нутре БТРа восемь человек, но нет полной уверенности в том, что сейчас не поступит команда отпустить их с извинениями, с расшаркиванием и полным политесом.

Мне не нравится насилие, в принципе. Схватка ума, схватка интеллектов – это мое. И поэтому с удовольствием работал дома – в Красноярске, по противодействию разведывательных служб иностранных государств. Уж поверьте мне на слово, в России еще есть много чего интересного, что неизвестно западным державам, и в экономическом плане, и в военном.

И вот, когда ты на острие этой борьбы, идет схватка умов. С одной стороны ты и Россия, с другой – противник и вся мощь того государства, на которое он работает. Кто кого. Но я на своей земле, а они – нет. И вот тогда все мне помогают, и никто не дает приказа, чтобы я со своими коллегами не мешал иностранным разведчикам, их агентам собирать информацию.

В Чечне тоже моя земля. Но отчего-то здесь мне и моим товарищам не дают в полной мере бороться с бандитами. Жаль, что политики – не саперы. Те ошибаются всего один раз, и расплата всегда одинакова – жизнь, в лучшем случае – здоровье. У политиков же – ошибки прощаются, а расплачиваются за них тысячи людей.

Отчего так все несправедливо устроено? Не знаю. Знал бы – исправил.

И разведчики, что едут сейчас со мной на броне, получили урок в жизни, который не забудут: государству, политикам веры нет. Верить можно лишь своему товарищу, который воюет с тобой. А зачем тогда государство, которое подставляет своих солдат? Слава богу, что пока все обошлось без потерь с нашей стороны. А если бы был бой, и погибли наши солдаты? Страшно.

Не хотелось думать, что нас предали. Но получалось именно так. Боюсь, что начнут нас обвинять в некомпетентности. Для всех очевидно, что в Старых Атагах находится банда, и у нас есть члены этой банды и пособники. Но, полагаю, что прокуратуре не докажешь. Они жаждут нашей крови. Действительно прав был Ступников, когда говорил, что они – адвокаты боевиков. А как же закон?

Тем временем добрались до окраины Чечен Аула. Оставшиеся там солдаты постепенно сворачивали блок-посты, готовились к передислокации в Старые Атаги.

Разведчики им быстро и популярно – с использованием междометий, местоимений, идиоматических, сленговых выражений и популярных жестов объяснили, чтобы те не торопились. Те были крайне удивлены и возмущены, и так же с помощью аналогичных выражений и жестов сказали все, что думают по этому поводу. Особенно много говорилось в адрес московских политиков и чиновников.

Я сидел и слушал. От усталости или оттого, что все надоело, и я устал, вспомнился курс лингвистики и фонетики, который проходил в институте. Как же все-таки богат русский язык! Смешно. Старый профессор для наглядности нам приводил два примера.

Так, английское слово «Fuck» говоришь отрывисто, а вот русское «Бля» можно орать и тянуть до бесконечности.

И еще. Когда русский заходит в помещение, а там никого нет, он говорит: «Ни души», а англоговорящий гражданин скажет фразу, которая переводится «Ни одного тела». Получается, что для русского важнее душа, и человек обязательно отождествляется с душой, чего не скажешь про английскую речь.

Хотя, читая Шекспира в подлиннике, понимаешь, что он был близок русскому по духу. У него тоже душа стояла на первом месте, особенно это видно в «Короле Лире» и «Сонетах».

БТР подъехал к школе, в подвал которой и спустили пленных. Так как готовились к перемещению, охраны уже не было, и командир разведчиков, или, как его называл Ступников – командир гоблинов или предводитель команчей, назначил двух часовых из своих подчиненных.

Он разъяснил им на недавнем примере, что курение на посту и отвлечение от несения службы заканчивается перерезанным горлом.

Мы же напомнили им, что за жизнь каждого задержанного они отвечают лично своей головой. Молодцов пообещал, что если кто-нибудь из духов вдруг помрет, то часовые в обязательно-принудительном порядке сделают себе харакири штык-ножом.

А потом поехали к нам в отдел. По дороге заскочили к особистам, они прихватили бутылку водки.

Расположились у Ступникова. Говорить особо не хотелось. Выпили несколько стопок, и я ушел. Лег спать. А что делать? Допрашивать пленных? А зачем? Снова могут предать. Приедет Мячиков, пусть расскажет, что дальше нам делать. Наши фото есть у правозащитников, не исключено, что они потребуют через прокуратуру наши головы. После того, что произошло, я уже ни чему не удивлюсь.

Было слышно, как Ступников бушевал, посылая всевозможные проклятия на головы тех, кто дал команду отступать. Но что толку. Проклятия не сбудутся, все это лишь сотрясание воздуха. Не умрут, не заболеют эти люди, и не пойдут туда, куда Саша отправляет их, и не вырастут у них на лбу и в других места те части тела, которые он хотел, чтобы выросли. Ждать. Только ждать. А ожидать свою судьбу лучше во сне. Разделся, духи далеко, начальство тоже.

Я проспал долго. Проснулся сам. Оделся, за окном темно. Зима, темнеет рано, глянул на светящийся циферблат «командирских» часов – 21.30. М-да уж. Если бы проводили конкурс, кто больше проспит, то все, кто воевал в Чечне, наверняка одержали бы убедительную победу с огромным отрывом. Я не выспался, просто надо иметь совесть.

В коридоре дневальный читал книгу под тусклой мерцающей лампочкой.

– Начальник здесь? – я потянулся, эх, хорошо!

– Начальник звонил Ступникову, сказал, что поехал на Ханкалу, там большие разборки учинили.

– Ясно. – Я умылся из рукомойника, что висел в коридоре. – А где сам Ступников?

– Он и все остальные уехали в школу, пленных «потрошить».

– Давно?

– Да как вы спать ушли, так они минут через двадцать и двинули. – Помолчал и добавил: – Связисты говорят, что про Старые Атаги Америка по радио говорит.

– Вся Америка? – я удивился.

– Да нет, или «Голос Америки» или «Свобода».

– Эти наговорят, – я махнул рукой. – Поменьше слушай «вражеские голоса». И что болтают?

– Что согнали все мужское население. И всех пытали электротоком. А кого подозревали в сотрудничестве с бандитами, ставили на два табурета, к хулю привязывали кирпич, он болтался между ног, а военные били по нему ногой. По кирпичу, – уточнил дневальный. – Тут же интервью брали у тех, кто чудом спасся. Говорят, что пропало без вести человек пятьдесят. Благодаря правозащитникам и иностранным журналистам прибыла прокуратура и прекратила все это безобразие. А про этого придавленного говорили…

– Какого придавленного? Не понял.

– Ну, того, которого БТРом переехало.

– А. Ну, и?

– Он, оказывается, вообще герой, пытался воспрепятствовать зачистке и арестовать военных преступников.

– Так и сказали, что военные преступники? Или сам сочинил?

– Связисты сказали, они даже записали на память передачу.

– Надо будет тоже послушать, да потом к отчету приложить. Потом посмеемся, лет через десять. Прокурор-то жив? Не слышал?

– Жив. Его на «вертушке» вывезли. Ну, не только его, всех, что с Ханкалы. Одна «восьмерка» села, а еще штуки три, что сопровождали, «карусель» крутили, прикрывали.

– Не сбили?

– Да кто же своих сбивать-то будет. Они же их адвокаты, – увидев мой взгляд, пояснил: – Я слышал, как вы их называли.

– Понятно. На чем офицеры уехали в школу?

– На БТРе, «шестерка» стоит там, где оставили. Ужинать будете?

– А есть?

– Каша с тушенкой. Мы на всех оставили.

– Спасибо.

– Вернулись с зачистки?

– Все. Матерятся, да вы сами все знаете.

– Нас матерят? Ну, чекистов?

– Нет. Москву да Ханкалу. Все в «цвет» шло. Вон и духов повязали, значит, и банда недалеко ушла. Деревню перевернули, а потом бы окрестности из минометов прошарили. Никто бы не ушел… Не впервой же!

– Что читаешь?

– «Шамиль». Это не про Басаева, а того, что при царе здесь шуровал.

– Ну, как тебе? – я ее прочел еще дома.

– Надо денег за голову Басаева и многих других объявить, сами в мешке башку притащат. Они же продажные.

– Не все так просто, как хотелось бы. Давай поедим, да поеду на подмогу.

– Там все нормально. «Зверя» выпустили, он пару табуретов зубами поломал, арматуру на шее завязал у одного из душар, те и «поплыли».

– Откуда такие подробности? – усмехнулся, на что Зерщиков способен – знаю, даже представил, как это все было.

– Сам Зерщиков прибегал, у товарища подполковника сигареты кончились. Вот и рассказал. Потом «Зверюга» собирается кирпич крошить пальцами.

– Его энергию, да в мирное русло – цены бы ему не было.

– Не получится, – убежденно сказал боец. – Он слишком ленив, чтобы чем-то полезным заниматься. – Тем временем он из-под одеял достал котелок с кашей, ложку, налил чаю, все протянул мне. – Кушайте. Приятного аппетита.

– Спасибо. – Я не пошел к себе в комнату, а тут же принялся есть.

– Товарищ капитан, а можно я потом возьму у вас что-нибудь почитать? Мне ночь дневалить, а тут немного читать. – Он кивнул на книгу.

– Бери, только потом верни. До армии много читал?

– Нет. Я тут много понял.

Мне уже стало интересно.

– А что понял?

– Жизнь понял. – Голос уверенный, убежденный.

– Ну, хорошо! Спасибо за ужин. Посуду уберешь?

– Идите, я все приберу.

Вот и «Жигули». Завел, включил фары и поехал. Нет, чтобы не говорили, а самый лучший свет фар именно у «шестерки». Ездил я в Красноярске и на иномарках, но все равно, не тот свет, а здесь – прекрасно видно.

Колонна проехала два раза по разбитой дороге. Туда-сюда. И размесила эта длинная колонна все дорогу вдрызг. Я лавировал между гребнями и ямами.

Возле школы стоял БТР Калины, разведчики-бойцы курили рядом, главного гоблина не было видно.

– Где ваш командир? – спросил я у бойцов.

– В подвале, там работы много.

– Трупы не выносили?

– Не-а, все живы. Не дают нам, – хохотнул кто-то из темноты. – Они бы у нас быстро сознались во всем. Но командир сам там нас не пускает, приказал, если прокуратура появится, не пускать их ни под каким соусом.

– Да уж вряд ли они сунутся. Ночь на дворе.

– Они сейчас пьют на Ханкале, победу празднуют.

– Откуда знаете?

– Разведка знает все!

– Логично. Меня пропустите?

– Так вы же не из прокуратуры, с нами были. Конечно, проходите, тут аккуратно, ступенька сломалась. Придурок «Зверь» вытащил кирпич.

– Зачем, вон их сколько в округе валяется. – Я удивился, чего-чего, а строительного хлама и мусора везде было полно.

– Вот и мы спрашиваем – «Зачем»? А ему лень идти куда. Он его пальцами раскрошил. Придурок. Но духи полные штаны наделали, когда он завязал арматурины на шее узлом, и стал этот узел у каждого по очереди затягивать.

– Тут каждый в штаны от страха наделает.

– Ну да. Они же просто люди, хоть и духи. А жить все хотят.

– Ну, давайте, провожайте, чтобы шею не сломать в потемках. – Я шагнул в темноту подвала.

Боец быстро проводил меня вниз. От незнания действительно можно было кувырком упасть.

Пленных развели по углам, тихо вели допрос. Ступников, Молодцов, Гаух допрашивали по двое пленных, а Калина и Разин – по одному.

Подошел к Ступникову, тронул за плечо.

– Не помешаю, товарищ подполковник?

– Нет, конечно. Да почти закончили.

– Понятливые?

– Хорошие ребята. Сначала дурака включали. Мол, мирные беженцы. И ранения получены при уборке снега и расчистке грязи. Но все вместе им объяснили, и у них враз прошел приступ массовой амнезии, и они чертовски интересные вещи рассказывают. Кстати, а ты знаешь, что Калину и нас с тобой уже хотели оттащить на Ханкалу и допрашивать в качестве подозреваемых?

– Я спал.

– Поэтому будить не стали. Доложили в ответ на запрос, что Калина лежит с острым приступом радикулита, ну а у нас с тобой сердечный припадок.

– А почему не наоборот?

– Ты посмотри на этого гоблина, разве у него может болеть сердце, – он кивнул на Калину.

Слабое освещение кидало причудливые тени по углам. Калинченко в этом неверном свете представлялся человеком-горой.

– Да, ты прав, у этого сердце болеть не может, разве только с глубокого перепоя.

– Мячиков звонил, сказал, чтобы мы не дрейфили, отбиваемся. Главное – результат. А его столько, что хоть сейчас разворачивай колонну – и вперед, то есть – назад, тьфу, запутался, ну, то есть на Старые Атаги.

– Так все серьезно?

– Хуже некуда. Мы с тобой и половины не знали.

– Я думаю, что процентов десять мы с тобой знали, Саша.

– Обижаешь, мы знали больше! – обиженно протянул Ступников.

– Долго еще? Давай помогу.

– Да, в принципе, я закончил. Так, сидим за жизнь базарим. Кто больше не прав в этих войнах.

– И какой счет?

– Один ноль в нашу пользу.

– Убедил?

– Да нет, конечно, просто мы его в плен взяли, а не он нас. Вот и весь аргумент.

– Понятно. Железобетонно. У него своя правда, а у нас – своя. Истина как всегда где-то посередине спряталась.

– Примерно так.

– Ну, что, – Саша обратился к одному из задержанных, – жить ты будешь, как я обещал. С афганцем твоим мы завтра разберемся, – тот хлопал глазами и следил за интонациями в разговоре, – время до утра есть, так что, мужик, думай. С друзьями посоветуйся, коллективный разум еще что-нибудь подскажет. И есть у нас такая программа, как защита свидетелей. Но надо быть очень важным свидетелем, чтобы под нее попасть Понимаешь, мужик?

– Да. – Задержанный кивнул.

– Я закончил. А вы, мужики? – обратился Ступников к окружающим.

– Закончил.

– И я.

– Я тоже.

– До дома, до хаты. – Саша встал, растер онемевший зад, потянулся. – Если что важное – можешь разбудить в любое время суток. Идем, Сережа, покурим на свежий воздух. Устал я.

Мы вышли на поверхность. Хоть и находился я в этом подвале не больше десяти минут, но ночной воздух показался мне таким приятным и вкусным!

– Значит, так, разведчики, – Ступников обратился к часовым, – духов пальцем не трогать. Если вдруг попросят меня позвать или любого другого офицера, из тех, что допрашивали их – звать в любое время суток. Понятно?

– Так точно, товарищ подполковник! – ответил кто-то из разведчиков.

– Вот и хорошо. Идем, вкратце расскажу, что удалось узнать. – Саша тронул меня за рукав.

Спустились с лестницы, отошли в тень, чтобы не было слышно.

– Хачукаев получает информацию из Грозного, Москвы, Ханкалы. Ведет очень даже активный обмен.

– Судя по его осведомленности, этого следовало ожидать.

– Хизир набирает обороты, к нему приезжали два эмиссара из арабов, они проводили что-то типа инспекторской проверки по Чечне, встречались почти со всеми влиятельными командирами. Обещали деньги. Все ждут начала весеннего периода, чтобы тогда ударить по всей группировки, по всей Чечне. Жаждут повторить реванш, что получился у них в августе 1996.

– Ну, это вряд ли. Не та обстановка.

– Но крови попьют и прольют немало.

– Вот и я про это. И что, Саша? Как наши и другие службы пропустили этих эмиссаров?

– Все просто, гуманитарная помощь, соблюдение прав человека. Наши даже им вооруженную охрану дали, сопровождали колонну по Чечне, чтобы бандиты не напали. Шпионы кругом одни. Так и паранойя будет развиваться.

– Шизоидный психоз не гарантирует отсутствие слежки, – вспомнил я старую чекистскую шутку.

– Лучше бы наблюдали наши. Тогда бы и отследили всех этих эмиссаров.

– Еще что-нибудь есть?

– Отряд Хачукаева ждет через месяц подкрепления. Молодые чеченцы под видом учебы выехали за границу, где прошли промывку мозгов в Англии и на Ближнем Востоке, ну и, само собой разумеется, боевую подготовку. Среди них немало женщин. Шахидки, по совместительству снайпера, они же разведчики, наблюдатели. «ШП» широкий профиль.

– Долго готовили?

– Полгода. Документы у всех чистые. Настоящие. Отбирали лишь тех, у кого есть российский паспорт, а потом помогли получить загранпаспорта.

– Вербовщики здесь, в Чечне, известны?

– Пара фамилий.

– Тоже неплохо, можно и дальше цепочку потянуть.

– Это еще не все. По линии усиления вновь зарождающейся чеченской милиции Хизир должен получить через две недели два грузовика с оружием. Оно поступает в Старые и Новые Атаги, и ждет он среди прочего груза переносные ракетные комплексы.

– Вот это да! – я удивился. – «Игла»?

– Нет, это им достать пока не удалось, «Стрела».

– Тоже пойдет.

– Плюс новейшие выстрелы к РПГ-7, те, что разбивают активную броню на танках. У нас не везде на вооружении стоит это. Прямые поставки с заводов.

– Хорошие живут бандиты. Денег много.

– Угу, бюджет министерства обороны не может позволить себе такие вещи, а бандиты – могут.

– Саша, не переживай, отберем у духов это оружие – отдадим военным, пусть осваивают. За это с них еще магарыч сдерем. Пусть стол накрывают. Известно что-нибудь по месторасположению духов? Где «Шейх» скрывается?

– Ой, Сережа! Я же тебе говорю, что мы с тобой столько не знали!

– А теперь?

– Много. Информации много. Сейчас пойдем к нам, засядем у карты, только поесть чего-нибудь надо, а то брюхо уже сводит, и нанесем обстановку.

– Я уже поел, поэтому, будете говорить куда что, и я нанесу. А то продрых как последний гад, прямо даже и неудобно. – Мне действительно было стыдно, народ работал, а я спал.

– Договорились, тем более что лучше тебя никто не рисует, у всех коряво выходит, а тебя карты – хоть на международный конкурс военных топографов отсылай. Вот так и отработаешь то, что проспал, а мы трудились не спамши и не жрамши. И, кстати! Командир гоблинов начал врубаться в оперативную работу! Первый раз я заметил это, когда он допрашивал пленных, когда мы их повязали, и сейчас. Начал понимать, что чекисты не зря свой хлеб поедают!

– Хоть что-то приятное. Как думаешь, нас отдадут на растерзание прокуратуре?

– Знаешь, Сережа, – Саша стал задумчив, – очень хочется верить, что этого не случится. И не потому, что мы с тобой «конторские», а потому, что мы делаем правильное дело. Хотя, если с другой стороны посмотреть на то, что произошло всего несколько часов назад, то меня терзают смутные подозрения. Деревню когда «чистили», вроде тоже правое дело делали, а тут получается, что сдали с потрохами, подставили – дальше некуда.

– Вот если сдадут, тогда – дальше некуда, а пока посмотрим. Надо нанести обстановку на карту, составить массу справок, плюс справку-меморандум, доказывая, что банда Хачукаева действительно прячется в Старых Атагах, является устойчивым бандформированием, представляет угрозу для федеральных войск, мирного местного населения, и прекращение зачистки является ошибочным решением. Так?

– Ну, ты, Сережа, загнул. Получается, что Москва ошиблась? Нет, мужик, ты не прав! Москва не может ошибаться. Пусть даже они нас загонят на минное поле, но они будут правы. Вот так. А то, что ты тут рассуждаешь, является крамольным антиконституционным мнением. Вот по этому мы не будем писать про это. Ограничимся толпой бандитов под предводительством «Шейха».

Тем временем из подвала поднялись остальные опера и Калина. Андрей задержался у выхода, давая последние указания часовым. А потом поехали к нам в отдел.

Оттуда позвонили в штаб и узнали, что командир, начальник штаба и наш Мячиков остались до утра на Ханкале.

Сами же начали наносить обстановку на карту. Каждый расшифровывал свои записи и объяснял где, по его сведениям, находятся духи.

Постепенно карта Старый Атагов покрывалась синими значками. Несколько раз я брал тайм-аут на перекур.

С наслаждением разгибался и растирал затекшую поясницу, крутил шеей, она хрустела, тер красные глаза. Освещение было поганое, приходилось постоянно напрягаться.

Прав был Саша, мы знали так мало!

Но вот что удивительно, все называли убежища Хачукаева. Вот только этих убежищ у него получалось не меньше семи штук. Едины они были в одном – «Шейх» в случае опасности уходил к реке и там отсиживался.

Никто толком не знал, что у него там. Дом? Схрон? Землянка? Или просто он лодке переправлялся на другой берег Аргуна, и там отсиживался в Новых Атагах?

Хотя, чего проще – садись на машину и езжай дальше на юго-восток километров десять, там начало ущелья и очень страшное место. Военные его назвали «Волчьими воротами». Духовское местечко, крови русской там пролито немало.

Так нет, Хачукаев не уходит, стоит здесь. Как форпост боевиков, что основались в Аргунском ущелье, и он здесь как часовой, отвлекающий, оттягивающий на себя многие силы? Или он дурак сам по себе, вызывающий для своего удовольствия огонь на себя, показывающий нам и своим арабским хозяевам, мол, я ничего не боюсь. И если мне арабы подкинут еще денег, то я такое могу устроить! Непонятно это.

Это были не только мои мысли, но и всех моих товарищей по этой войне.

Периодически открывали дверь в коридор, все курили и дым даже не клубился, а плавал слоями. Лампочка, и так тусклая, из-за никотинового тумана и вообще перестала освещать углы.

Выходили на улицу, открывали дверь в мою комнату и дверь на улицу, так немного проветривало. Но через полчаса все повторялось вновь.

Глаза у всех были красными и от усталости, и от напряжения, и от табачного дыма. Я посмотрел на часы. Ого! Полчетвертого утра! Понимали, что поутру приехать может не только наше командование, но и ребятишки из прокуратуры. С этих станется.

Есть у меня знакомый опер, тот служил в Прибалтике, и когда националисты подняли голову, то прокуратура с КГБ активно отлавливала подрывной элемент, в том числе и подстрекателей к русским погромам. Прокуратура зачастую проявляла инициативу в этом деле. Зато когда власть поменялась, то прокурорские, те же самые, замаливая свои грехи, открыли охотничий сезон на своих бывших «смежников». И моему пришлось приложить немало усилий и смекалки, благо, что документы прикрытия имелись, чтобы эвакуироваться самому и вывезти без потерь семью. Его фото, вкупе со многими «врагами нового государства» были развешены на каждой остановке общественного транспорта. Вот только новые хозяева не простили прокурорских, некоторые сели на скамейку «запасных». И судили их как врагов народа. Никто не любит проституток. Если уж ты выбрал свой путь, то иди по нему. Тогда даже враги к тебе будут относиться с уважением.

Некоторые из прокуратуры чеченской воевали в первую кампанию против нас, потом «сложили оружие», получили должности, «перекрасились». Только вот думаю, что и боевики относятся к ним с презрением, не говоря уже про нас. Военные же, наверное, ждут возможности и команды, чтобы устроить им «шквальный шальной снайперский обстрел». Мол, перепутал вражеский снайпер цель. Только вот никто из командиров не даст команду стрелять по прокурорским.

Растер лицо. Все, хоть и спал, но от усталости всякая чушь в голову лезет. Нельзя быть таким кровожадным.

Я-то хоть поспал, а как же мужики?

Мои запасы кофе выпили быстро, Саша принес свой кофе, Разин – свой. Дневальный не успевал кипятить чайник.

– Мужики, а что афганец собой представляет? – спросил я.

– О, Серега, это еще тот фрукт! – Ступников важно поднял палец вверх.

– Я понимаю, фрукт южного происхождения.

– Он все же араб, алжирец, зовут его, – он открыл свои записи, – Аййуб. Пишется с двойной «й». Фамилия, если я сумел правильно записать – Абдулазы.

– Он чем-нибудь, кроме трудно выговариваемого ФИО знаменит, примечателен?

– Я же тебе говорю, что тот еще фрукт! В Алжире получил мусульманское обучение, потом поехал на заработки во Францию. Там в Лионе познакомился со своими земляками, те потащили его в мечеть, что в пригороде Лиона. А уже там имам этой мечети Шелали бен Шелали, – Ступников сверился с записями, – начал промывать ему мозги. Христиан ненавидит как черт ладана. Где только пахнет кровью – тут же организует помощь за панисламскую идею. Еще в 1994 году организовал поставку оружия албанцам, что проживали в Сербии. У самого этого черта есть два сына. Менад и Мурад. Менад прошел подготовку в Афганистане, является большим специалистом по производству и применению боевых отравляющих веществ.

– Газы что ли?

– Не только, аэрозоли также, отравление источников воды. Неоднократно бывал в Чечне. Вот и сейчас привозил гуманитарный груз. Придумали они простой способ эвакуации духов на отдых во Францию. Повоевал, а потом на Лазурное побережье. А? Лазурное море, белый песок. Девушки-француженки в бикини, нудистский пляж, коктейли в высоких бокалах, хотя по мне и пиво сойдет… – Саша мечтательно закрыл глаза.

– Э-э-э-э! Мужик! Ты сейчас слюну пустишь, давай дальше.

– Так вот, во время всех своих визитов они просто отдавали свои паспорта духам, те улетали на этот Лазурный берег греть пузо, а арабы шли с наглой мордой во французское посольство и заявляли, что так, мол, и так, паспорта они утратили, потеряли, украли и прочую ерунду. Им выдавали новые. А также они изготавливали паспорта у себя во Франции, вклеивали присланные фото чеченских бандитов, и уже здесь вручали им в торжественной обстановке. Как ударников бандитского труда местком и профсоюзы премировали их поездкой на юг Франции. Ах да, этот имам и семейство говорили, что было здорово рвануть или отравить посольство России во Франции.

– Ни фига себе! – я почесал голову – Надо информировать Лубянку, дело такое – опасное. А этот араб с двойным «й» яды, газы и другое оружие массового поражения привез сюда?

– Сам не привез, но ждет, приезжие эмиссары пообещали, что в Грузии формируется очередной груз гуманитарной помощи, а вот там уже и будут компоненты для производства ОМП. Само оружие вести опасно – могут сообразить, да и не дай бог рванет, и перевозчиков убьет. Пусть местные бандиты сами все соберут и уничтожат неверных урусов.

– Слышь, а почему это мулла из Парижа не любит христиан? – мне стало любопытно. Живет этот гражданин в хорошей христианской стране, а вот саму страну и христиан не любит. Непонятно.

– Надо будет у шефа попросить командировочку, да, слетать в Париж, и лично спросить у этого черта! – Ступников сладко потянулся.

– Ага, только поторопись, а то чеченская прокуратура, вкупе с их судом выпишут тебе командировку куда-нибудь в Пермскую область на «красную» зону.

– Замаются. Не таких обламывали. – Саша спокойно, устало улыбнулся.

– Все это надо обмозговать, причем спокойно, идем спать! – Молодцов потянулся, потер глаза. – Положите нас у себя или переться к себе?

– Только не храпеть и портянками не вонять! – резко ответил Разин.

– Годится! Я сплю в твоей комнате! – Гаух кивнул Разину.

– Сейчас скажу дневальному, чтобы что-нибудь сообразил для тебя.

– Пусть он тебе что-нибудь мягкое подыщет! Я сплю на твоей кровати. – Гаух уже направился внутрь отдела.

– Это еще почему? – Разин начла возмущаться.

– Все просто, я раненый, руке нужен отдых. Каргатова и Ступникова я не могу подвинуть, они старше меня, ты – самый молодой, вот ты и ищи где пристроиться.

– Ну, как так! – возмущался Разин.

– А ты как думал – с военной контрразведкой связался! Они подметки на ходу режут! – хохотнул Калина. – Разведка по сравнению с ними – дети. Так что, Разин, устраивайся поудобнее, где место найдешь, ни чем себе не отказывай! И еще после этого говорят, что в армии «дедовщина»! Они контрразведку не знают!

– Понял. – Разин кивнул головой и пошел следом за Гаухом.

Калина устроился на столе начальника – Мячикова, Молодцов на начальственной постели, Разин – на столе в своей комнате-кабинете.

Утром нас разбудил дневальный.

– Вставайте! С «блока» сообщили, что командиры приехали и шеф. Прокурорских нет.

– И то уже хорошо! – я открыл глаза. Время?

– Полдесятого. Чайник готов.

– Хорошо. Буди остальных.

– Да разбудил, все встали, только капитан Калинченко посылает…

– Бушует разведчик? – я усмехнулся.

– Сказал, что отправит на гауптвахту.

– Не бойся, сейчас поднимем!

Я прошел в комнату к шефу, там дрых на столе Калина. Молодцов лишь обреченное махнул рукой, мол, бестолку.