Текст книги "Глаза войны"

Автор книги: Вячеслав Миронов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)

– Слышь, Саня, сдается мне, что они опознают нас по тем фоткам, что духи заполучили от ментов местных, – я посмотрел на гражданских.

– Да ну. – Саша внимательно и с сомнением посмотрел на чеченцев. – Сережа, у тебя, наверное, от усталости развился маниакальный синдром преследования.

Тут один из гражданских радостно ткнул пальцем в фото и заорал на весь двор:

– Это они, это они! Вот смотрите! Это они – фашисты! – и протянул бумаги прокурорскому работнику.

Тот взял, внимательно посмотрел, сличая с оригиналом, потом лениво, барским жестом помахал нам:

– Товарищи офицеры, подойдите сюда.

– Это нам? – Ступников ткнул себя пальцем.

– Вам, вам, – прокурорский снова лениво махнул.

На погонах у него было видно по три маленьких звездочки – старший лейтенант.

– Товарищ старший лейтенант! – Ступников сделал самую свирепую рожу, лицо налилось краской. – Как вы обращаетесь к старшим по званию?! И что за барские жесты вы себе позволяете. Если у вас есть какие-нибудь вопросы – обратитесь установленным порядком. А сейчас – мы заняты. Пока будем на совещании – почитайте «Устав внутренней службы»! Идемте, товарищ капитан! – это он бросил мне, как будто у меня была мысль бежать на полусогнутых к этому наглому старлею.

Вслед раздалось какое-то возмущенное хрюканье прокурора и его спутника. Остальные прокурорские и гражданские остолбенели от такой наглости.

На входе нес службу часовым Зерщиков, он выразительно показал «группе товарищей» средний палец, а когда они двинулись в нашу сторону, заорал:

– На совещание вас не звали, ждите, когда пригласят!

Когда он показывал средний палец, тот по своим размерам походил на большой палец на моей ноге.

Я остановился и закурил:

– Слышь, зверюга, а почему ты просто не мог показать им фигу? Это менее оскорбительно, – я протянул ему сигарету.

– А не могу сложить, – простодушно ответил он, взял сигарету и показал, что не может сложить фигуру из трех пальцев.

Действительно, пальцы были непомерно огромны и толсты, и большой никак не хотел пролезать между указательным и средним. Просто поднять палец для него было легче.

Следом за мной шел Ивушкин:

– Зря вы так с ними. Жрать сейчас начнут, – он укоризненно покачал головой.

– Будет забавно узнать, по каким каналам к ним попали наши фоторожи, – Ступников усмехнулся. – Вот и выявим канал поставки информации, а также выявим пособников, да и вообще, было бы неплохо пробить по учетам что прокуроров, что их пособников – правозащитников. Уверен, что столько вылезет – мало не покажется.

– Да кто же вам позволит-то! Немыслимое дело – прокуроров проверять! И не мечтайте! Генеральная прокуратура сожрет нас вместе с сапогами.

– А как военные настроены на Ханкале? – Гаушкин шел впереди нас, показывал дорогу.

– Точно также как и мы – надо брать! – Мухин вынырнул неизвестно откуда и, оттирая нас от Ивушкина, шел за ним.

– Смотри, аналитик-то даже сменил шаг, чтобы идти в ногу со своим шефом, – Ступников говорил не шепотом, чтобы Мухин слышал.

Даже в полумраке было видно, как у того напряглась спина. Но он ничего не ответил, даже не обернулся.

Совещание проходило в спортзале школы.

Несколько столов были составлены, расстелена карта Атагов. Карта более подробная, чем та, на которую я наносил обстановку. А обстановка по Старым Атагам более подробная у нас! Это я отметил про себя, и меня порадовал сей факт.

Вокруг стола сидело много незнакомых офицеров. Я их раньше не видел. И форма на них тоже свежая. На некоторых был застиранный добела камуфляж, но было видно, что они только что с «Большой земли».

Все «наши» офицеры имели уставший, невыспавшийся вид. Круги под глазами, землистый цвет кожи, ввалившиеся от недосыпа глаза, в отличие от прибывших.

Во главе стола сидел незнакомый полковник. Хоть и роста он был небольшого, но чувствовалась власть в его каждом взгляде, жесте, дубленная без морщин кожа обтягивала обритый череп. Этого я уже видел на Ханкале – начальник разведки Ставки. Он, насколько я знаю, не сидит на месте, не протирает штаны, имеет ершистый неуживчивый характер, сам принимает участие в разработке операций. Не связывает руки командирам, требует инициативных и нестандартных действий. Говорят, что приехал сюда, чтобы получить «генерала», но из-за нежелания лизать начальствующий зад не получит он генерала и уедет снова в свой Приволжско-Уральский военный округ. Жаль, судя по всему, хороший мужик. Калина про него рассказывал чуть ли не с придыханием, молится на него как на икону. Этого медведя сложно чем-то удивить и пронять. Калина рассказывал, что этот полковник был Афгане два срока в спецназе. Потом ему предлагали возглавить личную охрану Президента Узбекистана. Отказался. Так ему за это, якобы, не дали вывезти ни одной сумки с личными вещами. Он лично на таможне без единого слова, под плач жены и дочери, резал на мелкие полосы все вещи, включая нижнее белье, потом так же сосредоточено распорол чемодан и сумки. Затем загнал нож между плит в стене и одним резким ударом переломил лезвие. И пошел на посадку в самолет под недоуменные взгляды таможенников и пограничников. Такого они не видели и больше никогда не увидят.

Мячиков достал карту и подошел к начальнику разведки Ставки. Поздоровались, стали сверять обстановку. Я стоял рядом, чтобы внести изменения на нашу карту. Но это не потребовалось. Совещание отложили на пятнадцать минут, чтобы штабные офицеры перенесли их на свою карту с нашей на свою.

Главный разведчик внимательно смотрел за работой. Потом, проанализировав ситуацию, резко сказал:

– Хорошо поработали, мужики! Если бы во всей группировке так же бы работали комитетчики, разведчики и командование, то давно бы навели порядок. А то зачастую получается лебедь раком щуку!

Чувствовалось, что он знает себе цену, не будет ни под кого «прогибаться». Ассоциативно я искал, на кого же он похож, потом понял. Читал сборник «афганских» рассказов. И был в нем рассказ Павла Андреева, там вот такой же был несгибаемый офицер-десантник, у которого на изнанке берета было написано: «Я Rex ВДВ, а не кусок гудрона!». «Rex» в переводе с латинского – царь, повелитель, великий воин.

И этот полковник тоже был из породы Rex'ов.

Он внимательно посмотрел на меня, потом обвел всю нашу группу взглядом.

– А вот вас-то я видел на фотографиях этих, – он кивнул головой в сторону выхода. – Скоро будут терзать, обвинять в геноциде чеченского народа. Они пытались местного начальника разведки капитана Калинченко загрызть. Вот им! – он согнул руку в локте, вторую положил на сгиб локтя. – Замучаются пыль глотать! Я им сказал, чтобы представили все доказательства вины Калинченко мне лично. И не мешали капитану работать. Они же отказались с нами на «броне» ехать, на «Волгах» телепались сзади. Ладно, все тихо обошлось, а то ехали как лезвие по коже. Больно и медленно!

Он все это говорил очень убедительно. Понятно, что он знает как это – лезвием по коже. Больно и медленно.

– Мне Калинченко доложил, как вы работали. Очень хорошо, – он протянул руку и жестко пожал.

Через несколько минут офицеры штаба закончили наносить обстановку на карту, и все расселись по местам.

Три тусклые лампочки, висевшие над столом, освещали карту. Все присутствующие внимательно изучали изменения.

Потом началось совещание. Начали офицеры, прибывшие с Ханкалы. Было приятно, что все отметили совместный труд военных и наш. Стали разрабатывать детали операции.

На улице раздался выстрелы. Автоматная очередь и крики. Начальник штаба и Калинченко выскочили за дверь, все остальные напряглись. У каждого офицера было оружие, у кого автомат, у приезжих – пистолеты.

Через полминуты появился начальник штаба.

– Все в порядке. Стрелял часовой – предупредительная очередь вверх. Прокуроры и правозащитники возжелали присутствовать на нашем совещании. Боец их не пропустил, – он пояснил.

– М-да, этим дай волю, так они всех бандитов объявят ангелами, – начальник разведки резко рубанул воздух. – Продолжим!

Воздух он не просто рубанул, а как будто ударил кого-то сзади по шее, сверху вниз.

Просто удивительно как наглядно, убедительно и визуально ярко ему удается все это показать.

Совещание продолжилось, минут через пять к нему присоединился Калина. Он был красный и вытирал пот со лба рукавом. Форма на груди была помята. Пуговица на левом манжете рукава куртки – оторвана, вырвана «с мясом». Было видно, что он рвался в бой. Нельзя бить прокурора и правозащитника, но можно отыграться, сорвать злость на бандите.

В ходе нашего совещания Ступников поднял вопрос о вертолетном десанте. Главный разведчик пообещал помочь, но при этом лицо было задумчивым. Неужели правы наши кураторы, что не так все просто? Тогда печально это.

Единственное в чем нас заверили прибывшие – что перебросят дополнительно человек двести, чтобы мы могли максимально блокировать село своими силами. И это уже неплохо.

Точную дату проведения операции называть не стали. Не потому, что боялись утечки информации, а просто надо было доложить руководству Ставки. На этой войне все надо согласовывать со Ставкой. Ладно, хоть в туалет можно сходить без спросу.

Военные возлагали на нас – группу ФСБ большие надежды по добыванию информации. Мало того, они полностью хотели делегировать нам эту часть работы.

Оно и понятно, в случае срыва операции, есть на кого спихнуть вину в неудаче.

Особенно в этом упорствовал начальник разведки Ставки.

Но Ивушкин не позволил. Не так наглядно и убедительно, как разведчик, он сообщил, что получение информации также есть первейшая и важнейшая задача и армейской разведки.

Решили, что информацию добываем совместными усилиями. Руководить операцией будут военные. Мы – пристяжные, они – коренные.

Я посмотрел на часы. Без малого два часа прошло, а ничего нового я не узнал.

Совещание объявили закрытым. Ступников поймал нашего шефа – Мячикова:

– Петрович, мы пойдем поедим и спать. Время обеда, да и устали мы, в голову ничего путного после всех этих совещаний не лезет. Голова отдохнет, подсознание надо освободить, пусть оно переварит всю информацию, все наставления, а проснемся – и на тебе, готовый ответ! А, Петрович?

– Сейчас я вас протащу через прокурорских, а потом даю выходной до утра, – Мячиков устало кивнул.

– Ой. Ё! – Ступников забыл про поджидающую нас делегацию, и прошелся по ней и ее ближайшей родне, особый упор был сделан на матушек.

Особенно Саша сокрушался по поводу отсутствия противозачаточных средств в момент зачатия ожидающих. Вообще-то Ступников редко ругался матом, предпочитая вворачивать цитаты из «12 стульев», но тут его проняло.

Я помнил о них, и во время совещания готовился дать достойный отпор обвинителям.

Когда выходили из дверей школы, Зерщиков уже не стоял у дверей, а находился в яме, обложенной мешками с песком, и стволом автомата следил за перемещениями «группы ожидающих товарищей». Видать сильно он разозлился на них. А они, соответственно, на него.

Завидев нас со Ступниковым, вся группа плотной толпой двинулась к нам. Но не слишком резво, опасливо поглядывая в сторону огневой точки Зерщикова. Автомат в его руках смотрелся детской игрушкой. Казалось, что указательный палец его с трудом помещается в предохранительную скобу автомата.

– Ну что, Сережа, эти граждане сейчас готовы нас потянуть на Голгофу, – философски заметил Ступников.

– Не равняй себя с Христом, а их с римлянами, – ответил я.

– Ты прав. На римлян они не тянут. А уж Пилата среди них нет, это точно! Начали! – уже весело, с подъемом закончил Ступников. – Ну, что, старлей, – обращение у него получилось уничижительным, – изучил Устав?

– Мы вас давно ждем, чтобы разобраться в ваших методах работы! – Этот «старлей» кипел от негодования.

– Все вопросы вы можете задать моим сотрудникам, после того, как представите убедительные доказательства их вины. Лично мне представите. – Мячиков выпятил грудь колесом, голос его звенел как струна, потом добавил опять же унизительным тоном: – Товарищ старший лейтенант!

Тем временем на школьном крыльце собрались все офицеры, наблюдая за этой ценой, готовые прийти к нам на помощь.

– Кто ваш начальник? Я буду жаловаться, вплоть до самого верха! Вам сейчас не девяносто пятый год! – старший лейтенант «завелся».

– Я их начальник! – вперед вышел полковник Ивушкин. – Вам, товарищ старший лейтенант объяснили алгоритм ваших действий. Генеральному прокурору чеченской республики будет доложено о вашем поведении, а также о том, как вы на чеченском языке пытались договориться с задержанными об их линии поведения. Нам об этом тоже известно. – Голос Ивушкина был сух, строг.

Старший лейтенант «сдулся». Поник. Хорошо, когда в мятежной республике у тебя есть хлебное, доходное место. Кого хочу милую, кого хочу – наказываю. Перед тобой все ходят на цыпочках. А вот лишишься этого места. И что? Те, кого ты обидел – разорвут. Те, кто пресмыкался перед тобой – не заметят тебя. И этот парень с эмблемами прокуратуры все прекрасно понимал.

Судя по глазам, которые сверкали, по сжатым кулакам, ему хотелось нас расстрелять, боковым зрением я видел, что ствол автомата Зерщикова смотрит на пылающего праведным гневом чеченца. И слетела с него барская спесь. Он проиграл этот бой, и от бессилия, и от того, что все произошло на глазах соплеменников, своих «подельщиков», его душила ярость.

Чеченцы – темнокожие по своей природе, а этот стал красным.

– Еще пять секунд – и хватит инсульт, – спокойно, с философским налетом заметил Ступников.

Не сказав ни слова, старший лейтенант развернулся на каблуках. Его свита так же молча пошла за ним.

Мы еще минут пять пообсуждали инцидент. Все сошлись во мнении, что вся эта группа – пособники бандитов. И жаль, что у нас нет такой власти, чтобы их «хорошо потрясти».

Я растер лицо, разгладил усы и снова закурил. По привычке и чтобы не уснуть. Рядом проходил боец. Я обратил внимание, что по годам ему под тридцать лет. Он выделялся на фоне остальных солдат своим возрастом и обстоятельной, кряжистой походкой. Взгляд у него был хозяйский, словно шел мужик по своему двору и присматривал, что не так сделано, что можно улучшить.

– Вова, кто это? – я спросил у Гаушкина.

– Этот? – «Гаух» кивнул головой в сторону обстоятельного солдата.

– Ну. Контрактник?

– Нет. Это солдат, обычный «срочник», после института призван на год.

– А чего такой старый? Он, по-моему, ровесник мамонтов, – я еще пытался шутить.

– Да не такой он и старый. Хотя клички у него «Старый» и «Председатель». – Гаух снова начал тереть раненую руку. – Зудит, зараза.

– Значит, заживает, поэтому и чешется, ты не усердствуй, а то инфекцию затащишь в рану. Герой доморощенный! Так, что с солдатом-то? – напомнил я Володе.

– Все просто. Закончил парень институт, вернулся в свою деревню, где-то под Волгоградом, начал работать агрономом. Потом выбрали председателем колхоза. Или как они там сейчас называются?

– Глава Администрации села.

– Во, я и говорю – председателем колхоза. Стал использовать чего-то там новое, короче – начал свою деревню из дерьма вытаскивать. Тут у него срок председательства подошел к концу, выборы на носу. Он подал заявку, что хочет остаться на второй срок. А мужик из соседней деревни, знаешь же такую породу, что принимают участие в любых выборах? В Госдуму, в районные депутаты, он бы и Президенты пошел, кабы деньги были…

– Городские сумасшедшие, – подсказал Молодцов Вадим, он подошел.

– Во-во, только деревенский дурачок. По типу этого. Он то за «красных» при Советской власти, то за «белых» при демократах. Он и за фашистов будет, если немцы придут…

– Сплюнь, дурак! – Молодцов постучал себя по лбу, дерева рядом не было.

– Это я так, к слову, чтобы понятно было. – Гаух потянулся ко лбу Вадима, чтобы постучать по нему.

– По своему стучи, собака серая! – Молодцов оттолкнул руку Володи.

– По своему успею, мне звук нравится, который ты из собственного черепа извлекаешь. – Вова улыбнулся.

– Пес смердячий. – Вадим тоже улыбнулся.

– Ну так вот: этот «вечно участвующий в выборах», прознав, что в соседней деревне формально требуется председатель, пошел агитировать народ. Но люди-то знали, что это за фрукт, и посылали его на три могучих русских буквы. Но дурак оказался не совсем дурак. Изучив внимательно автобиографию своего соперника – этого старого бойца, предпринял гениальнейший ход. Районный военком оказался его родственником, он к нему, мол, непорядок, бардак, уклонисты, дезертиры у тебя под носом ходят. Того под микитки и в военкомат.

– Он, что от военкома откупиться не мог что ли? – я впервые слышал подобную историю.

– Не мог. – Володя вздохнул.

– Отдал бы баранов, свиней, пару коров.

– Родственные узы с дураком оказались сильнее. Наверное, военком прикинул, что, имея родственника на посту председателя колхоза, он получит гораздо больше, нежели сейчас, когда получит жалкую подачку на ужин. Скандал был! Глава района выходил с ходатайством. Ни фига! Военком сочинил депешу о сговоре главы района и этого «Председателя». А копию отправил в Генеральный штаб – так, на всякий случай. Забрали нашего председателя и отправили на год укреплять обороноспособность нашей Родины. Военком за такие «подвиги» получил именные часы от командующего округом.

– И колхоз в придачу, – прокомментировал я.

– И колхоз тоже. Этот деревенский дурачок стал председателем и за полгода его развалил.

– Ну, для этого и дураком не надо быть, – заметил Молодцов.

– Глава района окрысился на этого идиота, и все. Ни тебе семян, ни топлива. Ничего. И через полгода было заявлено, что деревня признана бесперспективной и подлежит вливанию в другой колхоз. Но и, естественно, новый председатель порезвился, нахапал по самые закрома. Видимо, готовится к другим выборам. И военком в стороне не остался. Наш боец регулярно получает письма из дома. Переживает сильно.

– Запереживаешь, всю деревню два идиота угрохали. – Вадим сплюнул под ноги.

– А что, не могли бойца дома оставить? Какой из него боевик? – я был удивлен.

– Предлагали отцы-командиры. Я спрашивал. Отказался, мол, чего я за спинами молодых отсиживаться буду? Сам старшина, и воюет наравне со всеми. И ночью тоже «чистил» духов. В бригаде Вадима работал.

– Работал. – Вадим кивнул. – Нормально. Молодежь за собой вел, вперед не пускал.

– Резюме. Армия обзавелась на год хорошим солдатом, а за это время пришел звиздец хорошему колхозу, – подвел я итог рассказу Гауха.

– Трагедия. Шекспир и племянники. – Вадим снова плюнул. – По этой фигне надо сериал снимать. Пособием для политиков будет. Как добиваться политических целей с минимальными затратами сил и средств.

– Это такие страсти на уровне деревни, а что творится в высоких кабинетах! – Гаух важно поднял указательный палец.

– Этого нам лучше не знать. А то в людях и жизни разочаруемся. – Я выбросил окурок.

Пролетев дугой, он попал точно в урну. Молодец я!

– В людях не разочаруемся, а в политиках – точно. – Гаух снова потер руку.

– А ты посмотри на Чечню, думаю, что энтузиазма тебе это не добавит. – Вадим махнул рукой. – Пошли спать. Пусть московские гости решают. Работу оценили удовлетворительно. Уже не накажут, что само по себе хорошо. А дальше фронта не пошлют, меньше взвода не дадут! – старая армейская поговорка сейчас звучала актуально.

Спать! Мы доехали со Ступниковым до отдела и разбрелись по своим комнатам-кабинетам. Спать! Дежурному я наказал будить только в особо крайних случаях. Скинул ботинки, снял поясной ремень и уснул, едва голова коснулась подушки.

Ступников

Я сел на край кровати. Сначала было желание проанализировать ту информацию, что получил сегодня. Этот гусь из прокуратуры не просто так прыгал на нас. Тема получит свое развитие. Получит. Но чуть позже. Он наберется сил. И сам, или из-за угла, руками «верхних» руководителей, но устроит нам пакость. Не было сил. Устало, не торопясь, снял ботинки. Эх, просушить бы их! Начни их выкручивать, как белье после стирки, и польется вода. А носки, казалось, истлели на ногах, хотя надел их вчера чистыми. Надо постирать. А как же солдаты? Они же в портянках? Портянки, оно понятно, перемотал сухим концом, но и их один черт надо стирать.

Мысли путались. На кой мне сдались эти портянки? А раньше как воевали? В годы Великой Отечественной? Я и спал и не спал. Забытье, дрема. Как еще это обозвать? Сумасшествие.

Отчего-то я постоянно провожу аналогии, параллели с Великой Отечественной войной. Пытаюсь сравнивать, что именно и как происходило тогда и сейчас – здесь!

Мы толком-то правду и про Отечественную войну не знаем. Только те, кто там был, могут нам рассказать. И, наверное, поэтому я постоянно веду немой диалог с соседом по даче, фронтовиком. Вспоминаю его нехитрые истории. В память солдата врезается не то, что он участвовал в каком-то громадном сражении. А то, как именно это было, что происходило вокруг него самого.

И снова мне вспомнилось, как мои предшественники – сотрудники СмерШа отправили его в СССР из Норвегии, воспротивились особисты женитьбе солдата на беременной аборигенке.

И попал дед в далеком уже 1945 году в Мурманскую область. Нес службу по охране ЛЭП [7]7
  линия электропередач


[Закрыть]. Вдвоем они несли службу. Участок ответственности – 20 км. День-ночь, бредешь по просеке, смотришь, чтобы никто не подключился к ЛЭП, не спилил опору, или еще какую пакость не устроил. Скучно. Однообразно. Готовили по очереди из завезенных продуктов. Каша «кирзовая», да овощи сушенные. Летом грибы были, а зимой? Зверя война распугала, не взять зверя. Несколько раз зайцы в петли попадались. Вот тогда и был праздник живота.

И начали солдаты осматривать окрестности. Может нора звериная попадется, или еще чего полезное сыщется.

И нашлось! Кто ищет, тот всегда найдет! Найдет и перепрячет! Нашли они со своим напарником немецкий ДОТ [8]8
  длительная огневая точка


[Закрыть]. В скалу был спрятан. Просто так его не возьмешь. Справа и слева проходы между сопок – спереди ровная площадка. Все простреливается из пулеметов. Сзади и сверху – скала. С воздуха надо очень постараться, чтобы разбомбить это укрепление. И замаскировано инженерное сооружение тоже было будь здоров! Не сразу и поймешь, что там что-то есть.

Но заметили его наши солдаты и пошли. Шли аккуратно на снегоступах, под снегом могли быть и мины. Подошли. Дверь прикрыта, но не закрыта. Было видно, что покидали немцы в спешке свое логово. Вещи раскиданы, оружия-патронов много. Бежали, чтобы не попасть в «мешок» советских войск. Не пошли русские этой дорогой, а немцы их ждали, надолго могли задержать войска, но так и не пригодилась им эта длительная огневая точка.

Вещи мало интересовали наших героев. Главное – кухня. На плите стояла полная кастрюля каши с мясом, но за давностью лет высохла она, и плесень, что поселилась на ней, тоже высохла.

Зато консервов было множество. Был сделан погреб с ледником, а там – мясо! И ничего не сделалось этому мясу! Стали искать друзья спиртное. И нашли. Маленькая каморка и дверь закрыта на ключ. Если закрыто – значит там что-то ценное! Разломали дверь. А там – бочонок рома для офицеров и двухсотлитровая бочка со шнапсом. Не водка, не спирт, а немецкий шнапс. Сгодится!

И начали они перетаскивать все это добро-богатство на самодельных волокушах в свою землянку. Забили ее доверху. Четыре дня таскали. Пять километров туда, пять – назад. Плюс Север, мороз за минус тридцать давит, нехватка кислорода.

Шнапс таскали в чайниках и кастрюлях. Всю посуду у немцев взяли. А потом уже прикатили пустую бочку и перелили. Немного отлили и спрятали в снегу неподалеку, туда же зарыли бочонок с ромом.

Своим друзьям – соседям по участкам слева-справа, отлили спирта, отсыпали консервов, оттащили, складировали под «пограничной» опорой передач.

Слух о богатстве, которым располагал мой дед-сосед разнесся мгновенно по опорам ЛЭП. И потянулись ходоки вереницей. На каждый пост дед наливал чайник шнапсу, а за продуктами посылал в ДОТ.

Но командование тоже услышало про богатство. И солдаты пьяные стали попадаться, да еще и просить, чтобы им каши «дробь 16» подвезли. Приехали. Тот шнапс, что в бочке оставался, быстро конфисковали, продукты в землянке не тронули, но все добро, что немцы в ДОТе бросили, прибрали и вывезли. А дед с напарником еще долго не спеша потягивали трофейный ром, а когда закончился – перешли на остатки шнапса.

Дед рассказывал эту историю и закрывал глаза, вновь переживая те времена. Ром, по его словам, был восхитительный. Рассказывал, что однажды даже ездил в те места в семидесятых годах. Но так и не нашел ни своей землянки, ни ДОТа, многое изменилось и ЛЭП там больше на деревянных столбах не стоит.

Эх, мне бы сейчас в такую же земляночку с бочонком рома, годовым запасом консервов. Ни тебе чеченцев, ни бандитов, ни их пособников. Только природа. И спать можно пока не посинеешь.

А потом… Потом как будто свет в голове выключили. И я уснул.

Разбудил меня громкий рык Калины. Он за что-то отчитывал дневального. Судя по высказываниям и междометиям, получалось, что провинность была пустяшная, только вот ревел Андрей Калинченко как белый медведь в жаркую погоду.

Убил бы гада!

Он распахнул дверь и заорал с порога:

– Саша, вставай!

– Иди на хрен! Я только лег! – буркнул я, натягивая одеяло.

– Меня чеченский прокурор допрашивал! – он сдернул с меня одеяло.

– Пошли его туда, куда я тебя послал! Уйди, сволочь! – я уже понял, что поспать не дадут. Сел на край кровати, протер глаза, растер лицо.

– Я пойду умоюсь, а потом тебя послушаю.

– У тебя выпить есть? – Калина обшаривал глазами комнату-кабинет в поисках спиртного.

– Ты только для этого меня разбудил? – я начинал злиться. – Тебе здесь что – винная лавка?

– Нет, просто чекисты пьют меньше, чем простые военные. У вас должна быть чистая голова…

– Руки должны быть чистыми! – ответил я. – Чтобы заразу не подцепить. А голова должна быть холодная…

– Ага, а ноги должны быть теплыми, – парировал Андрей.

– Сердце должно быть горячим. Про остальные органы человека «Железный Феликс» ничего нет говорил, – ответил я, умываясь водой из графина.

– Так у тебя есть выпить? – настаивал Калина.

– Выпить есть! – жестко ответил я. – Но если ты мне расскажешь, что разбудил меня из-за какой-то фигни – не получишь ни капли. На твоих глазах выпью стопку, запью кофе и уберу бутылку. Понял?

– Ну, ты и садист! – уважительно отозвался разведчик. – Я бы так не смог. А ты знаешь, что питие в одиночку – это первый признак алкоголизма?

– Ну-ну. А безалкогольное пиво – первый шаг к резиновой женщине. Ты это знаешь?

– Пиво безалкогольное не пью. Это извращение. – Андрей скорчил гримасу.

– Рассказывай, а я подумаю, сэкономить мне спирт или нет. – Я причесал волосы и усы, потом закурил.

– Вызывали меня к начальнику штаба, а там этот старлей. – Андрей показал, какого росточка этот прокурорский работник.

Оно и понятно, что при его медвежьей комплекции чеченский следователь смотрелся пигмеем.

– Ну, этот и спрашивает у меня, мол, а кто руководил операцией?

– И кто руководил? – спросил я.

– Как кто? – удивился Андрей. – Конечно же ФСБ!

– Сдал, значит, нас. Понятно. Минус одна стопка. Давай дальше. – Я понимал уже, куда клонит этот чеченский следователь.

– Но-но! Ты так не говори. Ишь ты! «Минус одна стопка!» Я так тебе больше ничего не скажу!

– А я тебе ничего не налью. Алкоголик-тунеядец. Мало того, еще и «стучит» в прокуратуру!

– Так там были и русские прокурорские. Они с Ханкалы приехали с предписанием или постановлением. Короче, с бумагой приехали. Ни командир, ни начштаба ничего сделать не могли.

– Тоже понятно. Перевели «стрелки» на нас.

– Так затея-то ваша!

– А ты что – испугался?

– Нет. Как было дело, так я и говорил. За спиной у этого чеченца сидел прокурорский, но наш – русский, он корчил рожи, когда я что-то не то нес.

– Значит и в прокуратуре есть нормальные люди. Это хорошо. Дальше. Конкретно, что спрашивал?

– А ты наливай!

– Успеется, Андрюха, успеется! Алкоголь туманит разум, ты чего-нибудь забудешь, или нафантазируешь! И должен же я определить, сколько именно ты заслужил.

– Спрашивал, кто именно командовал группами захвата. Достал фотографии и показал мне их. Там в основном Каргатов и ты. Это те, что менты наснимали. Ну, я… – он замолчал.

– Ну, и ты… – подсказывал я.

– В горле пересохло, – прохрипел Калина, и выразительно потер горло, – смочить надо.

– Потом.

– Не могу говорить. Пойду поищу «смазку». Бывай, садист! – он приподнялся, чтобы выйти.

Я сидел и молча смотрел на него. Спиртного он вот так, с бухты-барахты, сейчас нигде не найдет, поэтому выдержим паузу. И он тоже знает, что вернется сюда же.

– Ну, я пошел? – спросил Андрей.

– Андрей, пока я ничего нового не услышал. Я же сказал, что все у тебя будет, только расскажи. А то возьму бутылку, и пойду к начальнику штаба, он мне все без фантазий расскажет. Годится?

– Вас что в ваших школах, всех так учили? Это же изуверство! – голос у него стал нормальным

– Учили, учили. Учили психологии, анализу, умению прогнозировать.

– Да? – голос скептический. – И что, по-твоему, я ему сказал?

– Ты сказал, что было темно, и ты не разглядел, кто именно командовал группами. И еще, ты врубил такого «дурака», что только, пожалуй, слюну не пускал. Сказал, что у тебя после контузий плохо с памятью на лица, и вообще, страдаешь «куриной слепотой». А также заявил, что справка о контузиях и ранениях есть в твоем личном деле. Так?

– Так, – он задумчиво потер небритый подбородок. – Только вот про «куриную слепоту» я не додумался. А ты откуда знаешь, что я там говорил?

– У тебя это на лице написано.

– Ну, контрразведка, ты и даешь! – он уважительно посмотрел на меня и покачал головой.

– А ты как думал! Не лаптем щи хлебаем! Давай дальше.

– А дальше этот все расспрашивал, как мы заходили в дом.

– Ну, а ты?

– Все как по закону. Окружили дом. Постучались в дверь, попросили вынести документы, мол, нет ли у них оружия. Естественно, через дверь представились. А они стали в нас стрелять. Ну, мы в ответ и открыли огонь, – глаза у Калины при этом были честные, поза искренняя, ну, а лицо честное-честное, прямо как у пионера.

– Если бы я тебя не знал, и не знал, как все было на самом деле, то поверил бы, – я усмехнулся.

– Он еще спрашивал, не кидали ли мы гранаты в окна, двери домов.

– И что ты сказал?

– Я ответил, что не кидали. И что они сами себя взрывали. И двери окна вынесены взрывом. Вот так.

– И что он еще сказал?

– А потом он понес какой-то бред, что мы не имели право их задерживать. Что они не бандиты, а участники незаконного вооруженного формирования.

– И что?

– Тут второй прокурорский включился. Они сыпали цитатами из уголовного кодекса.

– На тему?

– Этот, который «не наш», говорит, что здесь нет бандитов. Второй ему отвечает, что это вопрос спорный и законодателями толком не освещен, что все это можно трактовать по-разному. В чем тут «фишка», я не «просек».