Текст книги "Между раем и раем (СИ)"

Автор книги: Вячеслав Рыженков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

Что "Протек" стал не тот – это почувствовали и мы. Новый заместитель генерального – Астафуров – резко развернул в другую сторону смысл нашей деятельности. Прежде считалось, что мы выискиваем при своих проверках недостатки, недочёты и халтуру для того, чтобы от них избавиться. Протоколы наших потуг и изысканий передавались начальникам соответствующих подразделений, и при повторной проверке мы должны были убедиться, что прежних нарушений больше нет. Так оно чаще всего и бывало.

Но сейчас, как гром среди ясного неба, прозвучала новая установка – какой смысл в проверках, если по ним не предпринимается жестких административных мер! То есть, говоря проще – штрафов. И этот подход сразу стал претворяться в повседневную практику. Если раньше нас просто не любили, как надоедливых назойливых мух, то теперь мы превратились в паразитических пиявок, живущих за счёт чужой крови. Надо ли говорить, в чём здесь разница?

Про себя могу сказать, и прежде подобная работа (это касается именно проверок, а не всего остального) была для меня трудным испытанием, и оправдывалась только очень хорошим заработком. Теперь же она постепенно превращалась в пытку, причем буквально. К концу месяца начинались головные и зубные боли, и только с закрытием личного плана работы на очередной месяц всё внезапно проходило. К сожалению, к подобной работе всё-таки надо было иметь вкус и призвание, или по крайней мере – нечувствительный инертный характер.

Но дух духом, а работа в "Протеке" всё-таки продолжала идти своим чередом. Что ж делать, прежде перспективная растущая фирма действительно выросла в большое предприятие. А на нём уже не было, да и не могло быть тех отношений между людьми, которые существовали прежде. Это отчётливо показал второй Новый Год.

По случаю большого праздника в столовой накрыли сплошной длиннющий стол, единый для всех работников от директора до дворника. Казалось – так бывало и прежде, в старом офисе, на празднованиях дня рождения. Сотрудники стояли группками вокруг общего стола, болтали о том, о сём, и время от времени угощались. Но – так было когда-то, теперь прошло.

Теперь всё выглядело иначе, по-новому.

По условному сигналу толпа "голодных", скопившаяся в зале, расталкивая друг друга бросилась на расставленную снедь. С криками и воем люди тянулись прямо через головы, старались опередить соседа и перехватить заветный кусок, тарелку или бутылку. Только, что не отшвыривали друг друга и не заталкивали ногами под стол. Не знаю, что это напоминало больше – Ходынское поле, штурм запоздавшего автобуса или бегущую оборванную армию Наполеона, разбивающую последние армейские магазины?

Немногие остались на месте, решив, что уж как-нибудь смогут обойтись без драки за глоток с этого общего стола. Зрелище со стороны может быть и показалось бы интересным, если только забыть, что оно было предложено людям вместо красивого, веселого праздника.

Что же было дальше? Ничего, в целом довольно мирная картина. Ухватив, кто что сумел, люди потихоньку, понемногу стали просачиваться вон из столовой и расходиться по привычным местам. Куда собственно было идти, если не к себе отдел? Ведь праздник-то еще не кончился, или лучше сказать, еще не начинался.

В наш отдел постепенно, хоть и довольно быстро подтянулись все. Привычно накрыли стол. Кто-то чего-то принес из директорского угощения, но и без него всё необходимое было запасено заранее. Ведь сценария-то предстоящего праздника в деталях никто не знал. А Новый Год всё-таки, и как тут можно без праздника. Постепенно все угомонились, разговорились, пошёл смех и обычные шутки. Когда в дверь заглянула сотрудница из соседнего отдела, её встретили радостными восклицаниями и приглашениями к столу.

– И вы тоже сами по себе? А там в столовой Гуськов музыку запустил и сидит. Один-одинёшенек.

Речь шла о Владимире Гуськове, заместителе начальника хозяйственной службы, вероятно одном из организаторов праздника.

– И пусть сидит. Заходи! Давай, с наступающим!

Потом, говорили, праздник постепенно вошел в нормальную колею. Какие-то люди собрались и на музыку с танцами, но я довольно быстро уехал. Встретили, посидели немножко, и ладно, ну что в конце концов еще ждать после такого стола?

Не знаю, как долго я бы еще проработал в "Протеке". Может быть перешел в другое подразделение и остался бы в нём навсегда, может быть всё-таки ушёл бы, как уходили и другие. Сказать невозможно, человек способен и на долгое терпение, и на внезапные взрывные поступки. Но бессмысленно теперь строить догадки, после того, как всё изменило событие, встряхнувшее внезапно, разом, всю страну. 1998 год. Кризис, дефолт, инфляция, паника...

По "Протеку" было объявлено, что выплаты премий в долларах прекращаются. Сколько и как будут платить впредь – решится в рабочем порядке, по ситуации в стране.

Юру Васильева кризис внезапно как будто пробудил и стронул с места. Он кинулся в поиски по Москве, не найдётся ли работодатель, которому он готов предложить свой богатый Протековский опыт: знание московского рынка и рейтинга лекарств, умение технически организовать электронные заказы, теоретические наработки по организации предприятия, реализующего медикаменты.

Несколько заходов оказались неудачными, и вот наконец Юра вернулся воодушевленный. Как он сказал, ему готовы доверить задачу, которую когда-то в "Протеке" решал Олег Игоревич Астафуров – организовать полноценный аптечный отдел. Фирма небольшая, только-только начинает раскручиваться.

Я думал недолго. В начинающих фирмах есть своя особая прелесть – дух новизны, напора, готовности к любым неожиданным шагам и поворотам. Конечно, кто его знает, что там за фирму накопал Юра, да мало ли их. Почему бы не рискнуть еще раз, ведь с "Протеком"-то всё получилось удачно. Рискнём, тем более, что в этих делах с лекарствами и я уже не новичок!

Когда Вяткин услышал, что я собираюсь увольняться, он не сразу поверил. Потом предложил отложить этот разговор еще на месяц, который, возможно, даст мне время передумать. Я согласился проработать еще месяц, хоть ни на минуту не сомневался, что обратного пути уже нет.

Юра был слегка недоволен, но возражать не стал. Он мне верил и надеялся на твёрдость моего слова. Сам он ушел через неделю, наделав достаточно шума, как в аптечном отделе, так и вообще в "Протеке". Впрочем, делалось такое скорее для собственного утешения. Так когда-то Виктор Чернявский, оставляя "Протек" и отдел филиалов, обратился к остающимся с открытым письмом, где излагал свою позицию и взгляд на сложившуюся вокруг него ситуацию. Но даже и такая выходка осталась "гласом в пустыне", каждому человеку свойственно преувеличивать собственное "Я" и производимое им впечатление.

Дольше всех меня пытался образумить Редозубов Дима. Несколько раз мы ходили с ним вместе обедать и вели за столом продолжительный разговор. Дима, казалось, понимал причины моего решения, в чем-то частично был согласен, но не соглашался с целесообразностью избранного мной выхода. Как обычно и бывает в таких разговорах, каждый из нас остался при своём.

Когда месяц подошел к концу, и казалось про моё желание уйти все позабыли, я тихо уволился и навсегда покинул гостеприимный "Протек", уходя по сути в полную неизвестность. В стране был кризис, кто сидел без зарплаты, кто искал работу, мы же на пару с Юрой, по оценке всех окружающих, были намеренны влезть в весьма сомнительное дело.

Но я нисколько не горевал. Накопленных в "Протеке" и "Геркулесе" денег если еще не хватало на квартиру, то на несколько лет жизни хватило бы вполне. Да и опыт чего-нибудь стоит. А поскольку на великие дела я уже не замахивался, то с малыми, уж тут я был уверен, как-нибудь справлюсь. Теперь не промахнусь мимо мишени даже с зажмуренными глазами.

Гл.16 Двуликая луна

В азартных играх это называется – пойти ва-банк. То есть – убедившись, что игра в обычном темпе идёт всё хуже и хуже, и шансов на реальный выигрыш почти не осталось – сделать огромную ставку, на пределе возможного, в надежде на единственную последнюю удачу. Так выглядели если не действия, то, по крайней мере, намеренья Юрия Васильева.

Схожие настроения были когда-то и у меня при расставании с "Геркулесом". Я тогда предлагал Эдику, если уж зашли так далеко, бросить на нашу отчаянную попытку с посудными комбинациями все имеющиеся у нас силы и средства. Эдик от такого шага отказался, дело кончилось ничем, и вот теперь в роли Эдика выступал я сам. Юра был готов затеять рискованную игру, и ему нужны были соратники. Одним из таких соратников я согласился стать.

Почему одним из? Действия моего друга не были отчаянной импровизацией, дефолт их только подтолкнул и ускорил. А стать во главе своего дела он, похоже, собирался ещё тогда, когда выбрал после аспирантуры работу в компании строительных материалов. В отличие от меня, тогдашнего, Юра рассчитывал только на Москву и столичные перспективы. В принципе его, одарённого провинциала из далёкой деревни, вполне можно понять. Но.... Бетонно-кирпичное дело у его первых хозяев не пошло. Затем, после прохода сквозь череду лопающихся на глазах компаний – впечатляющий пример "Протека". Вот оно, нужное направление и сфера оправданного приложения сил. Ведь и Якунин с Хачатуровым сначала заплатили дань пробным попыткам в информационных технологиях и поставках вычтехники.

Попав в "Протек", Юрка принялся всерьёз изучать и осваивать фармбизнес. Ежедневное архивирование и анализ всех заказов, проходивших через его электронную почту, давали хороший материал. Позже кое-что подкидывал и я – из выкладок отдела внутреннего контроля по опту и филиалам. К уходу из "Протека" Юра Васильев хорошо знал возможности большинства московских аптек, перспективность для продажи и прибыльность первой по оборотам тысячи препаратов, их сезонность и степень стабильности, как товара. Он легко мог предсказать, чего ждать от того или иного ассортимента. Кроме того, в немалом количестве аптек у него появились хорошие знакомые. Дело было за командой и денежным обеспечением первого шага.

Первым человеком Юриной команды стал совсем не я, а Андрей Кондрашин. (Он потом называл себя иногда Андреем Первозванным). Это был ещё достаточно молодой парень, который прежде работал вполсилы в аптеке собственной матери. Юра всегда принимался в этой аптеке как желанный гость, а Андрюха был не прочь хлебнуть по-настоящему самостоятельной жизни.

Совместная работа Юрки и Андрея началась с объезда аптек. Васильев представлялся владельцам или заведующим в своём новом качестве, Кондрашин возил его по Москве на личных "Жигулях". Бензин и авторемонт – от хозяина фирмы. Дело, как делился со мной по телефону Юра, понемногу шло, хоть и с достаточным скрипом.

А однажды раздался особый звонок, для меня довольно неожиданный. Юра спрашивал, как я отнесусь, если с нами будут работать еще два человека – Максим Коваленко и Лена Никольская. Максим – один из первых девяти менеджеров аптечного отдела, тоже уходил из "Протека". Лена была из новых, она пришла на округ Людмилы Лысовой, но, похоже, уже не сработалась с теперешней начальницей. Отнестись к этой новости можно было по-разному, но мне она показалась многообещающей. Дело на том не закончилось, буквально накануне моего увольнения из "Протека" к Юре присоединились два водителя – Борис Амелин и его дружок Попов.

И вот, наконец, я тоже познакомился с предпринимателем, фирму которого, с нашей помощью, Юра брался раскрутить. Звали его Рафиг Магерамович, по фамилии Керимов. Он оказался словоохотливым человеком, готовым к неторопливому, обстоятельному разговору. Впрочем, в тот, для меня первый раз, больше говорил Юра, а Керимов вежливо отвечал на его горячие высказывания. Разговор зашёл, и как видно не впервой, о передаче в наши руки всего сбыта фирмы Рафига, путём перевода его на электронный заказ. Несколько аптек, которые привлёк сам Юра, были уже подключены, и почти все заказали товар по первому разу.

Рафиг похваливал электронку и ее автора, но мягко настаивал не трогать пока аптеки, уже контактирующие через других менеджеров с его "Айпарой". Так называлась эта фирма, на которой мне теперь предстояло работать. Моя задача заключалась пока в учёте, отслеживании банковских платежей, приёме и передаче идущей от аптек наличности. Одновременно нужно было освоить оригинальную здешнюю учётную программу, под названием "Гепард". Но это позже, после установления рабочего контакта с бухгалтерией. И, кроме того, сам Рафиг добавил мне весьма важную миссию.

"Айпара" Керимова работала также без предоплаты – исполнялся заказ, и в течение оговоренного срока за него ожидалась выплата денег. Иначе было нельзя, ведь только так действовали гиганты "Протек" и "СИА-Интернейшнал", владевшие чуть ли не половиной рынка (одна была крупнейшая по стране, другая – по Москве). В условиях конкуренции аптеки не приняли бы мелкого поставщика на других условиях. Разумеется, попадались среди аптек неаккуратные плательщики, а иногда и просто злостные должники. Их и поручил мне Рафиг Магерамович ежедневно обзванивать. Представляться и вежливо напоминать, что срок вышел.

"А иначе никто платить не будет, – говорил он. – Не звонят, значит деньги не нужны. Я сам никому не плачу, пока меня не начинают теребить".

"Айпара", что кстати в переводе означало – подобная луне, арендовала несколько среднего размера комнат в уже не работающем институте сельхоз машиностроения. Одну из таких комнат выделили нам, и я теперь сидел там постоянно, с авторучкой и самоваром, перебирая первые бумаги и списки. Компьютера нам еще не поставили. Вот когда я почувствовал, как быстро отвыкаешь от мелких трудностей: не хотелось проделывать вручную работу, которую, как я уже знал, гораздо быстрее можно было выполнить на машине.

Время от времени, в течение дня, появлялся кто-нибудь из нашей "команды". Заскакивали попить чайку между рейсами Попов и Амелин, иногда заглядывал Максим Коваленко. Он и Лена находились "в свободном полёте" – предварительном объезде аптек, и могли не появляться вообще. Отчёта об их действиях Керимов не спрашивал ни с них, ни с Юры.

Сам Юра каждый день тоже куда-то ездил, но теперь в основном без Кондрашина., тому Рафиг стал давать собственные поручения. Поэтому Андрюха возвращался быстрее и сидел со мной в комнате чаще. Тут, собственно, мы впервые смогли спокойно поболтать и, как говорится, узнать, кто есть кто. Андрей был инженер-химик, закончил Менделеевский институт, но реально, кроме материной аптеки, еще нигде не работал. Что казалось странным, парень он был вполне энергичный и весьма сметливый в жизненной практике. По крайней мере, в "Айпаре" и ее трудностях он разобрался быстрее Юры.

В соседней, несколько меньшей комнатке располагались двое менеджеров по сбыту, единственных, до нашего прихода, сбытовиков Керимова, если не считать его самого. С ними мы, с подачи Васильева, совершенно не общались, он же, по своему обыкновению, успел уже с ними поссориться. Это была семейная пара, молчаливый муж и его жена, которая носила непривычную фамилию – Роботова. Фамилия мужа была другая, но я ее уже не помню. Именно этих сбытовиков и привлечённые ими аптеки Юра требовал включить волевым решением в общую струю. Но Рафиг Магерамович не видел в этом необходимости.

Недалеко от нас – по коридору – располагалась секретарша и кабинет Керимова. В другом конце коридора – еще две большие комнаты и в них четыре женщины, бухгалтерия, канцелярия и всё такое прочее, вместе взятое. Там же стоял стол, за которым иногда появлялся молодой племянник Рафига Магерамовича. Он занимал должность, которая именовалась – финансовый директор.

Пока вся наша деятельность не выделялась из общих масштабов "Айпары" – полтора десятка работающих аптек, два-три заказа в день. Я наконец получил компьютер, слепил крошечную базу клиентов, отгрузок и первых платежей, подключился к "Гепарду". Должников до поры, до времени с нашей стороны еще не появилось, слишком мал срок – месяц, обзванивать кого-либо было рано. И тут нас окатил первый прохладный дождичек, подошло время зарплаты.

Ради такого случая к нам в комнату пришел лично Рафиг Магерамович.

Он был намерен просветить нас, какие у него на фирме заведены порядки. Это была беседа совсем другого плана, не как те несколько в его кабинете, в которых мне приходилось участвовать. Сейчас говорил только Рафиг, а мы с Андрюхой и Юрой молча слушали, и разве что не разинули рты. Шоферам, включая Кондрашина, уплачена минималка, дополнительная оплата пойдёт, если они перейдут на сдельщину. Сбытовики, то есть все остальные, включая меня, будут получать проценты от оплаченных заказов и больше ничего. Но при этом за все просроченные платежи взимается штраф пропорционально суммарному долгу аптек.

Таким образом никому из нас, остальных, за этот месяц почти ничего не причитается. А те крохи, которые всё-таки набегают, он приплюсовал к сумме, которую намерен единоразово выплатить Юре Васильеву за организацию электронного заказа, а там пусть он сам решит, если сочтёт нужным, кому сколько.

В целом эта сумма была не маленькая – около десяти тысяч (уже прошла денежная реформа Черномырдина и миллионы ушли в прошлое). Но немаленькая, если одному. А отделить мне и Максимуму где-то по три, и получается ерунда. Хорошо еще, что делить надо только на троих, поскольку Лена Никольская тихо сошла с дистанции.

На следующий день мы, включая и Максима Коваленко, собрались на внутреннее совещание. Сначала негодовали на Роботову с мужем, которые только зря занимают несколько аптек, которые Максима хорошо знают, и он бы мог с них взять впятеро больше. Затем разговор перекинулся на мою персону. Держать лишнего нахлебника на аптечных процентах накладно, тем более при таком бесцеремонном штрафовании. Следует выбить у Керимова дополнительный оклад, а для этого как-то расширить мои полномочия. Например, взяться за склад, тем более, по словам Юры, там командует незнамо кто и хрен знает как. Под такой разговор мы решили тут же сходить на склад, посмотреть внимательно, что там делается.

Кондрашин остался при телефоне, склад смотрели мы трое. Это был небольшой отдельный флигелёк во внутреннем дворе, а в нём несколько полуподвалов. Контора при складе – железный скворечник под потолком. В нём нас и встретил тот самый "незнамо кто", а точнее – троюродный брат того же Рафига, недоверчивый пожилой мужичок с бородкой, хранитель второй печати фирмы и зам директора в периоды его отсутствия. Долго разговаривать он с нами не стал, но посмотреть разрешил всё, что нам захочется.

В целом картина выглядела вполне прилично, склад устраивали практичные люди. Тяжёлое стояло ближе к воротам, легкие коробки в самой глубине. Ни табличек, ни кодов, ни указателей – вообще минимум антуража и наглядной агитации. Помещения хорошо освещены, сухие, грязи и мусора не видно.

Ну, тут много можно переделать, заявили в один голос Максим и Юра. Сделать ячейки, добавить стеллажей, расположить, как в "Протеке". Я не согласился. Работу склада это не ускорит, и вообще, его работа сейчас никого не тормозит. При таком количестве заказов...

– А если мы их завтра увеличим, раза в три?

– Тогда он просто не потянет. Его придётся расширять, или переносить.

– Ну вот!

– Что вот? Здесь они вполне без нас обойдутся. Справляются же. Если ничего не запутывать – невелика хитрость.

Мы возвратились назад. Главное, конечно же, было не в складе, его мы ходили смотреть больше для проформы. Главная наша проблема, как уже выяснилось за месяц, заключалась в том, что сам Рафиг не горел желанием во что бы то ни стало расширяться. Конечно, он был бы не против, если бы кто-то это сделал, но только тихим, малозатратным способом. А сам принцип обеспечения жизнеспособности его фирмы заключался прямо в противоположном – в предельной экономии. Поэтому главная проблема, которую он сам сейчас пытался решить – удешевление поставок.

Здесь у Керимова был собственный план – кооперирование с себе подобными и организация на паях больших совместных закупок. Над этим он и работал в первую очередь, созванивался, подыскивал партнёров.

Сбыт в его планах занимал вспомогательное место. Мы, а в первую очередь Юра, как установщик программы заказа, уже знали – у Рафига есть три базовые аптеки, каким-то образом прикормленные и закреплённые. А одна из них по сути своя, хоть формально не имеет к "Айпаре" никакого отношения, но на две трети торгует ее товаром. При таком гарантированном ежемесячном обороте весь остальной дополнительный объем сбыта его потому волновал меньше, и тратиться на него Рафиг, похоже, не собирался.

Пусть за ним бегают вольные менеджеры в надежде на проценты. Приходящие со стороны и снова уходящие. Их он называл даже не менеджеры (как почтительно было принято в "Протеке"), а просто "ходуны". И соответственно числил в самом низшем разряде, гораздо выше ценя просто квалифицированных офисных работников. На Максима и Лену Никольскую, ездивших на иномарках, Керимов смотрел с насмешливым удивлением. Они будут ходить по аптекам? Нет, это явно не их работа.

Коваленко скоро умчался на своем Мерседесе. Юра сидел насупленный. Зарплата серьёзно его обидела, да и дела с подключением новых клиентов в последнее время застопорились. Свои наиболее дружеские аптеки он уже обошёл, остались только хорошие знакомые. А они совсем не спешили идти навстречу его просьбам. Выяснялось, что "Айпару" многие знают, и репутация у неё не самая лучшая.

– Наверное, придётся искать другую фирму, – произнёс он, скорее пока размышляя вслух.

– "Адамантан"? – спросил я на всякий случай, чтобы разрядить затянувшуюся паузу.

– А что?! – вдруг оживился Юрий Павлович. – Давай съездим.

Когда-то, еще в МИХМе, в группу Буткова распределился бывший студент-исследователь Серёжка Макареев. Витька Калитеевский, мой друг и однокашник, был очень доволен таким пополнением. Ему, по его словам, надоело иметь дело с бездельниками. Я общался с Макареевым мало, хоть и работали мы на одной кафедре, и уходя из МИХМа, в общем-то слабо представлял, что он за человек.

А столкнулся я с ним в первый раз с глазу на глаз при интересных обстоятельствах. Еще во времена ИМета заехал в Витькину дворницкую коммуналку-нелегалку, и – здрасьте-пожалуйста! На общей кухне сидит Серёжа и что-то читает. Видимо, как и я, дёрнулся в запертую комнату, а теперь дожидается Витьку.

Макареев обрадовался моему появлению, видно наскучило сидеть в одиночку. Тайны из своего позднего визита он не делал. Сергей приехал с завершающего разговора в НИИ, где они с Витькой были намерены обосноваться в виде малого предприятия, тогдашней модной новинки. Теперь всё решено, последние условия обговорены. Прощай МИХМ. Серёга начал расписывать, правда в самых общих тонах, как лихо они теперь могут развернуться. Я слегка удивился. Кажется, Витька уходить из института не собирался, а тут такой поворот. Что ж, жизнь в стране меняется.

Приехал Витька, встретил известие радостными вскриками. На радостях, и, главное, пока не возвратилась домой Алла, мы даже устроили небольшой банкетик. Я поздравил ребят с удачными переговорами, пожелал достичь вершин и реальных успехов.

Затем, при каждой встрече, то есть почти ежегодно, Витька рассказывал, какую очередную баталию они ведут с очередным чиновным хапугой либо тупым консерватором. Мелькали имена Макареева и Димки Корягина, еще одного михмовца, вошедшего с ними в компанию. Наконец, через несколько лет, при Редкинском опытном заводе возникло еще одно предприятие, выпускающее медицинские препараты. Точнее, пока только один препарат – димексид ( и изониазид, и ремантадин были впереди). Называлась эта частная фирма "Адамантан", и возглавлял ее Макареев, который звался теперь Сергеем Михайловичем.

Я работал тогда уже в "Протеке", правда, еще на старой территории, возле Каширской. Пришлось мне тогда даже похлопотать, и даже свести Калитеевского Виктора с нужным менеджером, чтобы димексид фирмы "Адамантан" тоже вошёл в Протековский ассортимент.

Сейчас же "Протек" остался у меня в недалёком прошлом, а "Адамантан" продолжал жить и даже уверенно шагал вперёд. Я поднял телефонную трубку, отыскал в записной книжке нужный номер. Виктор отозвался сразу, он, как обычно, пропадал на работе от темна до темна. Встречу и разговор мы назначили на послезавтра, в шесть часов вечера, чтобы не решать ничего на бегу. Разговор предстоял долгий.

Гл.17 День космонавтики

Разговор с Макареевым и Калитеевским действительно не завершился одним махом. Сергей выслушал выкладки Юры с одобрительной, довольной улыбкой, но предложил перенести окончательное решение еще на неделю, чтобы хорошо всё осмыслить и прикинуть. Собственного сбытового подразделения у них на фирме в самом деле не было, и почему бы не завести подобие филиала для реализации продукции? Торговая организация должна окупить сама себя просто по определению.

В назначенный срок мы приехали уже втроём. Участие в переговорах Максима Коваленко сразу оживило атмосферу. Он откровенно рисовался, но умело не переходил уважительной черты, небрежно кидал медицинские термины. Если у Макареева и были сомнения, то теперь они иссякли. Он дал "добро" нашей будущей лавочке, а станет ли она успешной фирмой, похоже, теперь зависело только от нас.

По инициативе Максима мы связались с Лысовой Людмилой, и предложили ей войти в компанию. Та обрадовалась, поскольку сидела пока без дела, но поставила весьма пикантное условие – будем работать, если с нами пойдёт и Гуля. "Гуля – это половина успеха", вот так недвусмысленно это прозвучало. Я помнил, конечно, как тяжело с Утаровой Гулей работать, но ради дела... Будет целых три менеджера, связи в трёх крупных округах, в том числе и Центр. По сути – половина Москвы.

Что думал в тот момент Васильев Юра, я не знаю. Внешне он тоже был доволен и воодушевлён. А месяц декабрь 1998 года тем временем подошёл к концу.

Январь начался с эпизода неприятного и потешного одновременно – на доске распоряжений в "Айпаре" был вывешен приказ. Меня и Юрия Васильева объявили прогульщиками (мы не вышли в воскресенье 3 января, которое считалось отработкой за 31 декабря), и следующим абзацем разъяснялось, что к нам будут предприняты дисциплинарные и административные меры. Я был готов смеяться. Приказа о своём зачислении в "Айпару" в любом качестве я не видел, зарплату не получал тоже. Но Юра почему-то взбесился.

Мы тут же пошли в директорский кабинет, и я старался держаться поближе к Юре. Знал уже, как он порой бывает несдержан, и опасался, не затеял бы он какое-нибудь буйство. Но никаких дурацких сцен не произошло, Рафиг Магерамович встретил нас молча, строго, без обычной улыбки. Юра объявил, что дальнейшее пребывание в фирме считает бессмысленным, Керимов спокойно, без комментариев, кивнул головой. Проект Юрия Васильева – "Луна" (то есть "Айпара") можно было считать закрытым.

В январе прошли переговоры с Гулей в ее только что отстроенной шикарной квартире в Митино, с тёплыми полами и огромной кухней. Гуля в принципе не возражала поработать, и интересовал её на тот момент единственный вопрос – не "кинут" ли нас потом эти ребята, то есть Калитеевский с Макареевым. Тут гарантом мог выступить только я, да и то формальным. Вопрос был конечно не праздным, и Утарова его задавала неспроста. Хотя ответа на него на тот момент просто не могло быть. Он должен был обозначиться уже потом, и его до поры отложили. Единственное, в чём мы были тогда единодушны (впрочем за Юру не уверен), что пытаться строить второй "Протек" не стоит. Нужна небольшая домашняя фирма, которая всех нас будет просто обеспечивать. Ей надо только придумать хорошее название.

Затем мы оставили дам дожидаться нашего сигнала к сбору, и ездили втроем смотреть разные помещения, при остановленных заводах, пустых институтах и даже базах киностудий. Максим, как выходец из достаточно высоко поставленной семьи, задействовал различные связи своих родителей. Варианты были разные, и все, так или иначе, нескладные. При большой нужде можно было согласиться на любой, но хотелось чего-то приличного и удобного. Дело кончилось звонком Макареева.

Сергей сообщил, нашлось то, что нужно – не просто помещение, а вместе с помещением недействующая, но уже лицензированная организация. И организация того самого профиля – оптовая продажа медикаментов. От владельца лицензии есть, правда, одно условие – сохранить за их представителем пост директора. Но мешать этот директор не будет – решение всегда принимает тот, кто вложил деньги. Адрес этого здания: улица Заморёнова, метро "Баррикадная", фирма называется – "Милосердие".

Юру такое, казалось бы, долгожданное известие повергло в полную апатию. Разговор о нашей будущей самостоятельности оказался пустым звуком. С большим трудом мне удалось уговорить его хотя бы съездить, полюбопытствовать, что это за "Милосердие". Сам я считал, что расстраиваться рано. В любом случае такой вариант будет приемлемей "Айпары" и спокойнее "Протека".

По указанному адресу стоял каменный двухэтажный дом дореволюционной постройки с широким подъездом и солидной лестницей на второй этаж. Встретил нас его хранитель и завхоз Октям Хусаинович, а всеми имущественными вопросами, как стало известно позже, командовал некий господин Сорокин – управляющий делами ближайшей церкви. Церковь эта выглядела серьёзно, её окружала заваленная материалами площадка, ее штукатурили, закладывали кирпичами дыры в стенах, наверху заново перебирали головы и кровлю. Всё было в пыли и строительном мусоре. В принципе, это тоже выходило хорошо, если компания будет хотя бы числиться за церковной организацией, к ней будут меньше цепляться разные проверяющие.

Старик Октям пояснил, что каждый из двух этажей дома поделён на два крыла. Нам, как фирме "Милосердие" предназначено правое крыло первого этажа. Вся левая половина дома уже арендована, помещение справа на втором этаже, то есть над нами, пока свободно. Мы прошлись по указанному крылу – коридор, пять сравнительно небольших комнат, недавно отремонтированных, выходящих окнами во двор. Есть еще две тёмные комнаты, а коридор заканчивается вторым выходом, железной дверью. Тесновато, но по-своему уютно, отдельный домик, пустой двор, всё собрано в единое целое, а не разбросано тут и там.

Завхоз передал, что завтра здесь будут все – и управделами, и директор фирмы, и бухгалтер, и кто-то из наших. Смотреть больше было нечего, можно было возвращаться домой. Всю дорогу Юра извергал возмущение, но уже не в чей-то конкретный адрес, а вообще. Сколько было разговоров, полдекабря и пол-января, обсуждали, как будем работать, изощрялись в фантазиях, выдумывая имя фирмы и девиз. А чем всё кончилось! Да еще и название какое-то ненормальное – "Милосердие". Уже сходя с электрички в Электростали, он объявил, что ни на какую встречу завтра не поедет. И действительно, мне пришлось ехать одному.