Текст книги "Между раем и раем (СИ)"

Автор книги: Вячеслав Рыженков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)

Поэтому не удивительно, что после августовских событий, в группе Алексеева народ сильно воспрянул духом. Поскольку Николай Васильевич уже успешно вышел на контакт с западными фирмами, как представитель института, то теперь открывалась возможность переиграть эти деловые отношения в прямые. Таким образом Самохин, например, окончательно утвердился с решением о переходе в ИМет (до этого он участвовал в делах группы в пределах собственной бескорыстной инициативы). Димка Молчанов, в солидарности с ним, незадолго до бурного августа тоже вошел в состав команды Алексеева. Лишними себя почувствовали только Гришка Клящицкий и я.

Если прежде Григорий еще испытывал какие-то колебания, то теперь они кончились. Он с семьёй уезжал за рубеж. Как и все, Гриша не сомневался, что Советский Союз скоро переменится, не согласен он был только с тем, что изменения эти будут к лучшему. На моё непонимание его планов, он отвечал мне встречным недоумением. Ему тоже казалось, что я пытаюсь оспаривать очевидные вещи.

Я, наоборот, впервые за последние несколько лет был настроен оптимистически. Настолько, что поверил, советской исключительности Москвы пришел конец! Если страна поворачивает к капитализму, деньги найдут себе путь в любую глубинку. И именно там, а не в столице, начнётся сейчас самая бурная жизнь. А диссертация? Кому она теперь будет нужна, если не останется ни советской системы, ни советской шкалы ценностей. Сейчас всё будет решать деловая активность и частная инициатива.

Так я говорил не только окружающим, но и самому себе. Но если быть до конца честным... Если бы до завершения кандидатской мне оставался какой-нибудь обозримый шаг, наверное, я постарался бы дотянуть ее до финиша. Теперь же дело оборачивается так, что оставшись у Алексеева и Цветкова, я как и остальные, должен буду пахать по контрактам, которые заключены с заокеанскими господами. Диссертация моя превратится в моё личное, исключительно собственное дело. И зная себя, я могу быть уверен, что всё равно ее заброшу. А потому, по завершении аспирантского срока, о ней лучше сразу и навсегда забыть.

Тем более, что в перспективу успешной и привлекательной работы в новых условиях я тогда действительно верил.

Кроме меня, в отличие от других, эту мою уверенность разделял мой новый друг, оказавшийся примерно в той же ситуации, что и я. Прошло уже два с половиной года с тех пор, как судьба весьма странным образом свела меня с ним – выпускником Физтеха Юрием Васильевым.

В самом начале, поступая в аспирантуру ИМета, я был настроен на то, чтобы работать, не считаясь со временем. Поэтому при оформлении приятным сюрпризом прозвучал для меня вопрос, буду ли я писать заявление на общежитие. Ведь действительно, я же не просто инженер, у аспиранта в этом плане есть определённое преимущество – в виде того самого права на трехгодичное предоставление жилья!

Конечно же, я захотел получить в Москве своё законное койко-место. Но, как обычно, началась волокита: подождите, сейчас никак, вопрос решится, но попозже. Мы тогда сообщим сами. Было весьма досадно, работать действительно приходилось много, дорога отнимала время, да и на житьё в Москве я уже настроился. При случае я посетовал на неповоротливость системы своему другу Виктору, который, в отличие от меня всё ещё продолжал трудиться на МИХМовской кафедре ПАХТ.

Ушлый Витька сразу посоветовал мне испытать другой вариант, а именно – тот самый, который он уже заприходовал и опробовал для себя. В отличие от меня, кстати, он уже был женат, причем во второй раз. Поэтому не брезговал никакой возможностью решить для себя жилищный вопрос, пусть даже и весьма трудной. А найденная им возможность действительно была сопряжена с реальными трудностями.

В те годы практиковался хитрый способ пополнять ряды дворников, которые обихаживают московские улицы. Если в отдаленных районах столицы дворников находили легко, просто обещая, а потом действительно давая им квартиры, то центральные районы Москвы такую роскошь себе позволить не могли. Поэтому в дворники там набирали народ, согласный не на квартиру, комнату или что-либо получаемое в собственное распоряжение, а просто на разрешение пожить в комнате не принадлежащей тебе квартиры. Квартира по неизвестным причинам пустует, велика ли беда, если в ней временно поживут некие, нужные для дела, личности.

Таким вот путём мой дружок Виктор сумел обосноваться до поры, до времени аж на улице Грановского, в двух шагах от библиотеки Ленина, под боком у Кремля. Одну из комнат в той же большой квартире (в которой по слухам жил когда-то не кто-нибудь, а Ворошилов) он предложил занять мне, разумеется, если я соглашусь работать на условиях здешнего ЖЭКа. Пораскинув мозгами, я решил попробовать.

Оформили меня на скорую руку, пока на месяц, выделили участок и инструмент, разрешили вселиться в комнату. Недели две я лопатил снег, колол лёд, проклиная всё на свете. Если бы мне, как дворнику, разрешалось убирать снег вечером, после возвращения с работы, всё было бы идеально. Ан нет! Дворники приступают к работе затемно, чтобы к утру уже избавить тротуары от снега. Шел ночью снег – можешь, не можешь – беги, чтобы успеть до утра. С каждым днём я всё больше убеждался, насколько трудно мне будет выдержать подобный график. И небо услышало молитвы моих измотанных души и тела.

Меня вызвали в контору, чтобы уже оформить постоянно. Расписали, какие бумаги потребуется принести, в числе которых было и разрешение на совместительство с места основной работы или учёбы. К Цветкову Ю.В. я пошел, терзаемый противоречивыми желаниями, так как уже не мог сказать определенно, нужно ли мне жильё, оплачиваемое так недешево.

Юрий Владимирович изумился, когда я изложил ему свою дворницкую эпопею. Я вздохнув, добавил, что слишком долго ждать, пока освободится место в общаге на улице Островитянинова. А так я, мало-мальски выхожу из положения. Но визит мой так и окончился ничем. Цветков оставил мою бумагу у себя, неподписанную, сказал, что подумает, и предлагал заодно подумать и мне. Что ж, решил я, в конце концов, может быть всё к лучшему. Не разрешит – ну и шут с ним, с этим дворництвом.

Через несколько дней меня вызвали в отдел аспирантуры и выдали ордер на временное вселение в общежитие на улице Д. Ульянова. Это было центральное общежитие, почти рядом с институтом. Туда мне сразу отсоветовали писать заявление, поскольку места пришлось бы ждать не меньше года. А теперь... Видимо кем-то, как-то был задействован резерв и вопрос с общежитием решился в одночасье. Улицу Герцена отныне будет убирать уже другой дворник.

А я двинулся обживать своё столичное пристанище!

В этом общежитии, за редким исключением, обитали аспиранты из двух сплоченных коалиций – Кавказа и Средней Азии. Они по своим соображениям делили места и комнаты, боролись за верховенство в совете общежития и постоянно сводили счеты. К счастью – только словесно, без рукоприкладства и холодного оружия. Но тем не менее, два моих первых посещения своего нового жилья (я там был хоть и временно, но прописан в собственном паспорте) шокировали меня основательно. Сказывалось отсутствие опыта общения с представителями других народов. Лишь к концу недели до меня постепенно дошло, что любой из моих новых соседей по комнате и номеру не страшнее меня самого.

Одно место из трёх в комнате постоянно пустовало. Алишер, другой мой сосед, пояснил, что его занимает Юра, но он этого Юру никогда не видел. Мне повезло больше. С Юрой я столкнулся в третий раз, он заехал на минутку, бросить в комнату какой-то пакет с пачкой исписанных листов. После двух-трех слов я уже знал, что живет Юра Васильев в Электростали, а общежитие он взял на всякий крайний случай, так как предпочитает ездить домой.

Алишер в этот вечер отправился куда-то к землякам, и Юра вдруг решил, что сегодня переночует в общежитии. Похоже я заинтересовал его в качестве нового лица, какого он не ожидал здесь увидеть.

Слово за слово за вечерним чаем, и совершенно незаметно мы проболтали половину ночи. Этот выпускник Физтеха, убежденный в недосягаемом уровне собственных научных познаний, никак не ожидал встретить собеседника, не только готового его выслушивать, но и понимающего его глубокие рассуждения и выкладки. А лучше сказать, что он давно стосковался по подобным научным разговорам.

Довольно быстро мы стали с Васильевым Юрой добрыми приятелями. Несмотря на нотки высокомерия и некоторую несдержанность в высказываниях, Юра на деле был очень порядочным человеком и, как позже выяснилось, надежным другом. А кроме того, очень гостеприимным, любящим гостей, хозяином. Мне не раз приходилось бывать в его электростальском доме, порой Юрино хлебосольство просто не знало границ!

Дела аспиранта Васильева шли еще хуже моих, разных утомительных проблем в обеспечении и снабжении его опытов по лазерам было не меньше. Но на шее у Юры висели и семейные заботы – жена, сын, дочь – и на всех от него только его стипендия? Конечно, серьезный человек такого не допустит.

Юра не вылезал из подработок по заказам уже появляющихся фирмочек, еще числящихся кооперативами и малыми предприятиями – налаживал компьютеры, писал программы. Сидеть ночами за компьютером у очередного заказчика для него было в порядке вещей. Так он и метался: подработка, общежитие, Электросталь. В последнем случае мы обычно созванивались и ехали электричкой вместе, он сходил в Электростали, я проезжал дальше – до Ногинска. Иногда я сопровождал его и по заказчикам, Юра упорно настаивал, что несмотря на моё нежелание, работу на компьютере мне знать всё-таки надо.

Однажды мы попробовали обработать и мои экспериментальные данные по каким-то замысловатым нестандартным методикам. Зелёные линии на черном экране вместо постепенного выстраивания вдоль какой-нибудь полосы, заплясали в буйном беспорядке и замелькали в странном неустойчивом ритме по всему экрану. Машина подтвердила – маленький интервал точек не дает устойчивого решения в рамках принятой модели. Спасибо! Я каким-то образом знал это и без ЭВМ.

Конечно, устраивали мы себе и отдушины, но тоже в духе времени – ездили послушать, что говорят на митингах, бывали в самодеятельных видеосалонах. Там можно было попасть и на бесплатный сеанс – если шел фильм с политической начинкой или запрещенный репортаж какого-нибудь оператора. Ближайший салон был в соседней общаге, и надо сказать, на политический сюжет набивалось несравнимо больше народу, чем оставалось потом – на очень дорогую порнографию.

Градус политических настроений в общежитии заметно превышал институтский, здесь добавлялись еще и национальные разногласия и симпатии. Напрямую об отделении республик мало кто говорил вслух, но Москву и высшее московское руководство без колебаний рисовали жестоким грабителем и деспотом.

После августа и здесь смыло плотину, всё общежитие стала поглощать коммерция. Первыми, опережая всех, преуспевали в этом вьетнамцы. В последний год мы сумели с Васильевым переселиться в комнату-двушку, и теперь нас буквально пасли и одолевали жители Вьетнама. Им не давала покоя комната, которая используется для ночлега два-три раза в неделю, а остальное время пустует. В институте у нас оставалось всё меньше серьезных причин задерживаться, наконец мы плюнули и согласились – вьетнамцы брали нашу комнату в аренду. Через день ее набили полностью до самого потолка огромными неподъемными тюками с джинсами.

Вьетнамец Ли честно расплатился за аренду. В первый раз я увидел, как из бокового кармана небрежно достают и бросают на стол пачки еще советских денег в чистеньких банковских упаковках. Каждая пачка – пятьсот рублей пятерками. ( Моя стипендия с подработкой не достигала тогда и двухсот). Правда, на эту, причитающуюся мне тысячу, уже мало что можно было купить. В магазине за углом с утра, на весь день, выставляли десятка два пакетов с крупой, горохом или лапшой. Один пакет – в одни руки. Все остальные полки магазина откровенно стояли пустыми, если не считать каких-нибудь маринованных водорослей.

Что делать с уже близким завершением срока аспирантуры – такой вопрос перед Юрой Васильевым, с его материаьными проблемами, не стоял. Среди своих клиентов он давно подыскал фирму строительства и строительных материалов, и его там ждали. Ждал и он, когда наконец приступит к работе и развернётся в полную силу. Похожую фирму по моей просьбе присмотрели и мне – Ольга, подруга моей сестры, перешла к тому времени работать в налоговую инспекцию Ногинска и легко подобрала подходящий вариант. Выбора в нашей провинции стало вполне достаточно, любой как мог и как захотел, бросались в бизнес. Значит, до свиданья, Москва.

Алексеев меня не удерживал, он, человек весьма и весьма неглупый, разумеется, видел настроения, одолевавшие меня на последнем году, и наверное, давно уже мысленно со мной расстался. Тем более, что команда у него подбиралась уже и без меня.

Даже наоборот, напоследок я готов был оказать ему маленькую услугу. Уходя, я мог отказаться от распределения, точнее какой-то бюрократической процедурой переиграть его в пользу Самохина. Это сразу облегчало его оформление в лабораторию. А Андрюха, искренний энтузиаст в вопросах плазменной техники, был как раз тот человек, который и требовался Николаю Васильевичу. Мне же это даже льстило – дать возможность устроиться хорошему парню, не шевельнув при этом и пальцем.

И в самом конце исторического года я со вздохом поставил крест на своей, так и не состоявшейся, научной карьере. Мой друг, Юрка Васильев, поступал точно так же, это поневоле придавало уверенности. Но меньше всего мы тогда думали о том, что примерно в это же время и примерно так же поступил и последний генсек ЦК КПСС, так и не сумевший стать настоящим, а не липовым президентом. С Советским Союзом, а заодно и с советской жизнью, в стране было покончено.

Гл. 7 Абразивное разнообразие

Надо было осмотреться и начинать действовать. Чувствовал я себя в тот момент созревшим человеком и вполне подготовленым профессионалом. А тем более – повторюсь – в перспективу успешной и привлекательной работы в новых (товарно – денежных) условиях я тогда действительно верил.

Фирма (уже фирма, а не предприятие!), на которой я намерен был творить большие дела, именовалась заковыристо – УНИП КАРМА. Если слово КАРМА помимо переносных многозначительных намёков отражало сущность дела, добавка УНИП таила в себе не всем сходу понятные намерения и планы ее организаторов.

КАРМА расшифровывалось – кристаллические абразивные режущие материалы. Здесь было всё понятно. А УНИП означало – учебное научно-исследовательское предприятие. Этой добавке я не придавал особенного значения, так же как и прежним советским – НПО, ПО или ХНО. КАРМА эта базировалась в пределах Электростальского института Стали И Сплавов, заведения учебного, что, как мне казалось, и объясняло сочетание УНИП.

Держа в руках Ольгину записку я пришел на собеседование, так было условлено, сразу после январских студенческих каникул. Начинался 1992 год. Помещение фирмы располагалось в светлой капитальной пристройке к зданию института. Светлой она была еще и потому, что потолок помещения уходил ввысь, на уровень потолка уже второго этажа, а перекрытие этого второго этажа отсутствовало. Получался как бы узенький, но высокий зал.

Внутренняя железная лестница вела на антресоль. Там был своеобразный балкон с барьером, через который можно было глядеть на макушки тех, кто находился в названом двухэтажном зале. А дальше вглубь балкон переходил в глубокую нишу-комнату, заставленую столами и шкафчиками. Как я узнал позже, это был учебный класс.

Встретили меня два улыбчивых человека, а я держался теперь вполне уверенно. Беседа шла как раз на том самом балконе за широким и длинным столом, словно на важных переговорах. После пережитых перипетий я не ожидал услышать при подобном предварительном знакомстве ничего нового. Так собственно и получилось. Выслушав мои спокойные ответы, меня передали на попечение одному из молодых парней, крутивших внизу. Он мне представился строго – Николай, и вообще стремился выглядеть по-взрослому, но на самом деле был зелененьким пареньком, как и все остальные. Мне они казались совсем мальчишками. Старше меня были только те первые двое – официальный директор Куркин и Тихоныч, реальный глава и истинный вдохновитель всего дела (Борис Тихонович Горшков).

Надо отдать должное моему провожатому, он не стал устраивать длинную экскурсию по двум прилегающим лабораторным комнатам, уставленым различным заводским оборудованием, а сразу надел рабочий халат. С попутными коментариями Коля довольно быстро и ловко приготовил исходную смесь, зарядил ею четыре пресс-формы. Затем он привел в действие огромный пресс, пропрессовал разом все четыре образца и отправил их в обжиговую печь. Наступила технологическая пауза.

Во время паузы Николай продолжил экскурсию-обход станков, печей и прессов. Большой пресс в дальней комнате был в совместном пользовании с параллельной фирмой, остальные – Коля не скрыл гордости – принадлежали УНИП КАРМе. И вообще, пояснил он, мы тут не просто продукцию на сторону гоним, а кое-что умееем. Борис Тихонович – признанный авторитет в научно-техническом мире, а уж на Электростальских заводах... об этом и говорить не приходится. Вот например, мы делаем прямо сейчас абразивные круги не горячим прессованием, как на Западе, но и не холодным, как было принято в Советском Союзе. Это способ оригинальный, он сочетает в себе преимущества обоих!

Тем временем недопеченные круги в формах дошли до полузрелости, крышки слегка поднялись. Прямо горячими, мы сунули их под плиту пресса, вогнали крышки на прежнее место и вернули в печь. Где-то через час достали, вскрыли формы на маленьком прессе и извлекли готовые круги. Осталось проверить их неуравновешенность или дисбаланс – почти как на велосипедном колесе. Затем Коля проставил на кругах мелом какие-то цифры и отправил меня назад к Куркину.

Оказывается, некоторые сомнения по поводу моей кандидатуры еще обсуждались за закрытыми дверями и были до поры отодвинуты в сторону. Куркин сказал, что на первую неделю они меня готовы взять под честное слово, и выглядеть это будет, как работа подёнщика. Задача для меня – ежедневно изготавливать партию кругов, остальное время присматриваться. Приход и уход пока вольный, ведь на партию кругов требуется всего часа три, а на две – шесть. Если проработаю месяц – получу тысячу. Это было заметно больше ИМетовской зарплаты со стипендией. Прочие же странности я легко списал на то, что эта фирма – заведение частное, и здешние деятели сами себе хозяева.

Так началась работа в условиях рождающегося капитализма.

На самом деле капиталистического в УНИП КАРМе было немного. Они располагали в собственной кассе фирмы некоторыми наличными суммами, и зачастую расплачивлись этими деньгами при контактах с внешним миром. Но гораздо чаще расплата шла натурой, продукцией собственного производства – шлифовальными кругами, дисками для болгарки (как стали называть эту машинку позже, а тогда это была еще диковинка) и большими станочными дисками. Но самое главное, деньги еще не приходили на фирму в результате продажи продукции, а перечислялись вынужденными спонсорами и потенциальными компаньонами под будущие прожекты. То есть в этом плане надежной опоры делу не было.

Помещение, оборудование и даже запас сырья достались КАРМе через отчуждение институтского имущества, на основе каких-то, так и оставшихся тёмными для меня, соглашений с институтом. Куркин и Горшков продолжали оставаться штатными институтскими преподавателями, через мастерские КАРМы регулярно проходили студенты, здесь выполнялись практические занятия по учебному плану.

В общем – получался непривычный гибрид инстутутской кафедры и обособленной, но зависимой договорной организации, переплетенных в порядке импровизации в единое целое. Оставались достаточно спорные шансы, что из него вырастет производствено-экономическая компания, способная обеспечивать сама себя и свой собственный рост. Но по крайней мере – начало было положено, а где сейчас найдёшь организацию перспективнее – неясно. Здесь, по крайней мере, почти всё на виду.

К изготовлению кругов я приступил без всякого трепета, хитрого в этом производственном процессе было немного, а Николай успел мне показать практически всё. И лишь директор Куркин внёс небольшую поправку – все силовые операции выполнять на втором, малом прессе. Разница была небольшая, на следующий же день я выпек четыре круга самостоятельно. Они так и остались лежать под верстаком в ожидании приемки. Собственное устройство УНИП КАРМы для проверки балансировки ожидалось со дня на день, и не стоило пока бегать одалживаться к соседям, как мы это делали вчера.

Через день-другой, уяснив слегка, кто есть кто, я напросился на еще одну работу. Еще в первый день я обратил внимание, что Марина – единственная девушка среди работников фирмы и студент Антон заняты каким-то странным делом. Они копировали на карандашную кальку разные детали, выуживая из большой стопки чертежи-синьки. Судя по объёму стопки и отдельным черточкам – это была полная деталировка какой-то машины. Но само конструкторское исполнение этих деталей явно отдавало десятилетней давностью и было сделано шаблонно, без окончательной доводки. Поскольку теперь я здесь работал, никто не возражал, когда я захотел полистать эту пачку синек. Первое впечатление не обмануло, то и дело там попадались если не ошибки, то по крайней мере явные просчеты с точки зрения техно и нормо контроля.

Я спросил прямо у Куркина, что это за машина, и не надо ли местами слегка подправить документацию. Владимир Георгиевич сначала отмахнулся – дескать они и так еле-еле поспевают к сроку. Но довольно быстро в его глазах мелькнула другая идея – присоединяйся-ка к ребятам. Им явно третьего не хватает.

Разумеется я согласился. Изготовлять круги и уходить домой – такой стиль противоречил бы не только укреплению моей репутации, но и расходился с моими намереньями – занять одно из ведущих мест среди работников фирмы, благо их было всего шестеро, и трое из них – вчерашние студенты. А просто слоняться, рассматривая станки и печи уже надоедало. Кроме того, взявшись за копировальную работу, можно было закрепить за собой место за одним из рабочих столов, которого мне пока персонально не выделили. И тем самым оказаться сразу среди общих разговоров и перекличек, не смотрясь слоняющимся чужаком. Тогда быстрее станет понятна вся подноготная здешней компании. В итоге, день у меня сразу стал загружен до предела. С утра я штамповал круги, затем садился за кальку. Увидев такое дело, Антон, всего лишь студент-исследователь, стал появляться всё реже и реже.

Первый шок случился, когда доставили установку балансировки и проверили наваянные мною круги. Больше половины из них оказались за гранью допуска, то есть ушли в брак. Прежде всего такой результат смутил меня самого, я не понимал причину произошедшего, но Коля довольно легко прокомментировал эти итоги. Из его слов выходило, что брак есть всегда, а я только слегка превзошел обычный процент отбраковки. Ничего, придёт опыт, всё будет нормально. Странно. Я сразу попытался уточнить, не делаю ли я какой-нибудь ошибки, но Николай лишь предложил слегка изменить состав исходной смеси. На вопрос "зачем?" беззаботно ответил – "поглядим". Главные специалисты фирмы вообще не проявили к вопросу никакого интереса, в смысле – разберетесь сами.

Неделю я пытался разобраться и где только мог, слегка переиначивал алгоритм изготовления круга. Мои опыты сразу сказались на качестве – брак по дисбалансу пошел сплошняком, а показатели брака стали достигать каких-то запредельных цифр. В принципе, это меня воодушевило – на процесс можно влиять. Вот только как его сдвинуть в нужную сторону, мне было совершенно неясно. Тогда я заявил открыто – я новичок, вы специалисты, зачем темнить, подскажите, что нужно сделать. И тут же испытал первое разочарование.

Тихоныч не стал ничего уточнять. Он уверенно, как профессор на лекции, объявил, что я наверняка неверно закладываю в формы смесь. Куркин прошел со мной к верстаку и прессу, молча понаблюдал, и сказал, что ему всё ясно – прессовать надо более чётко и аккуратно. Был там еще один специалист, сотрудничающий с УНИП КАРМА на особых правах, некий Олег Рубан. Он слышал мои мольбы о помощи, ответы руководителей и уходя, шепнул мне, что вернее всего дисбаланс в кругах возникает при их термообработке в печи. Мне оставалось только покивать и пообещать, что я попробую еще раз. Что толку было говорить, что все эти влияния я уже давно отмёл, как несущественные. Решающая причина брака была в другом, но теперь ее нужно было искать самостоятельно.

На следующий день ко мне прикрепили студента Андрея Мурашко – будете делать круги вместе. Я отозвал Кольку в сторону – что за новости? Коля как всегда излучал оптимизм. Не обращай внимания, по хорошему, никто из инженеров КАРМы и не должен делать круги сам, а студенты – обычная практика. Они по всем замыслам должны составить со временем единственную рабочую силу фирмы, причём бесплатную. Не расстраивайся, всё хорошо, на тебя посмотрели и готовы взять. Обучи Андрея и потихоньку отваливай в сторону, скажи, что не успеваете с чертежами.

А как быть с браком, не унимался я. Коля скосил глаза куда-то вбок. Ну, не выходит и ладно, люди разные бывают. Вот Мурашко начнёт работать, может быть у него пойдет лучше, так случается. А ты человек с высшим образованием, займёшься другими вопросами. Словом, разговор получился весьма двусмысленный.

Студент Андрей на первых порах мне не понравился, но скоро я убедился, что впечатление ложное – он готов работать не только руками, но и головой. Такого парня не грех было откровенно посвятить во все мои трудности и сомнения. Но пока мы разбирались вдвоем, пошли насмарку еще две порции кругов, которые мы прогнали за один день. Я пошел к Тихонычу.

Мой вывод был таков – абразивное зерно, на основе которого готовится смесь, идет у нас в работу недостаточно смоченным. Дефицитную жидкую смолу приходится экономить и получается тупичок.

– Так в чём дело? – ответил Горшков. – Смачивайте просто водой.

Я повертел в голове неожиданные слова. Действительно, вода всё равно образуется при нагреве из сухой смолы, которую мы используем в качестве связки. Предложение вполне законное. И Тихоныч, вообще, кажется доволен возможностью дёргать туда-сюда технологические параметры, как будто мы не продукцию штампуем, а просто ставим интересные эксперименты.

С утра мы замесили смесь на воде. Подошёл Рубан, посмотрел и сказал мне по секрету, что где-то, кажется на заводе в Магнитогорске, экспериментировали с водой и бросили. Такое было нам доброе напутствие от Олега Леонидовича, но всё-таки смесь на вид получилась просто отличная. Мы с большой надеждой зарядили ее и отправили формы уже в вакуумную печь. Этого требовал избыток водяных паров, которые неизбежно попрут из формы. Андрей вообще предложил из-за воды сделать эту партию на более щадящем режиме, но я настоял, чтобы мы максимально повторили предыдущие неудачные пробы. Студент заспорил, он не видел смысла в заведомо пустой попытке.

Так и начался этот день, Мурашко продолжал спорить, а печь делала своё дело. Круги дошли до кондиции, мы их вытащили, обмерили. Опять брак, и близкий к максимальному. Заглянул Горшков, спросил, как обстоят дела с водным увлажнением. Я ответил, что еще не заряжали, потому что... потому что... Во время спора со студентом перед нами промелькнула свежая, хоть в общем-то очень простая мысль, и кажется мы оба, сразу, обратили на нее внимание.

Следующую партию мы с Андреем подготовили как в лихорадке, очень быстро. Термообработку повели осторожно, так, чтобы крышка пресс-формы осталась неподвижной, чтобы потом не делать никаких дополнительных ее вдавливаний! Вот тот вариант, который мы еще не пробовали! Я почти не волновался, чувствовал, что мы делаем, наконец, ход в нужном направлении.

А через два часа я позвал своего недавнего наставника, чтобы он сам проверил качество круга. Колька попробовал, потом перепроверил, наконец поразился и сбросил с себя всю напускную снисходительность. Это был не третий сорт, и даже не первый. Нулевой, абсолютный. Устройство вообще не улавливало никакого дисбаланса. И такими были все четыре круга! Вся партия даже без намёка на брак.

Я предложил присвоить технологическому способу имя Андрея Мурашко. Шутка понравилась, мы все трое дружно захохотали. Не скажу, что мне сразу захотелось в знак победы пренебрежительно фыркнуть в сторону старших коллег из КАРМы. Но что-то такое внутри всё-таки шевельнулось. По крайней мере, можно было считать, что ремесло изготовления абразивных бакелитовых кругов я освоил в кратчайшие сроки. Их высокая сортность теперь была обеспечена, причем, как на смачивающей смоле, так и на воде. Получилось так, что мы со студентом заодно, попутно запустили в дело технологию, за которую, как утверждал Рубан, никто здесь не хотел браться.

И коллектив УНИП КАРМА признал результаты безоговорочно. Теперь на совещаниях меня с моими высказываниями приходилось слушать, а при несогласии – спорить и возражать. Споров же впереди нам предстояло чем дальше, тем больше.

Мурашко продолжал делать круги, я же оказался один на один со стопкой чертежей – Марина неожиданно ушла в отпуск за свой счёт. Впрочем, я говорю неожиданно, имея в виду только себя, другие-то знали, что она студентка последнего курса и должна к июню завершить диплом. Я стал уточнять подробности и наконец выяснил: комплект копий предназначался по сути к продаже – кто-то его заказал. УНИП КАРМА выдавала проект машины (это был механический смеситель) за свою старую разработку, а на деле при случае позаимствовала его год назад в каком-то КБ из Сибири.

Такой оборот менял ситуацию. Прежде я думал, что копии нужны для собственного пользования. А теперь беспечность руководства меня удивила – какой ненормальный заплатит деньги за разрозненные деталировки. Требовалось срочно провести ревизию комплекта и хотя бы составить спецификацию, которая тоже отсутствовала. Сделал я это сразу, лишь узнал суть задания, поступил так, как привык действовать в конструкторском отделе "института приборов". И моментально выявилась нехватка как минимум пяти чертежей, в том числе сборочного.

Тихоныч воспринял мою новость благодушно. Он сейчас был захвачен идеей разработки и изготовления высокоскоростных кругов, и всё остальное ему казалось мелочью. Он предложил взять и сделать сборочный чертеж самим на основе деталировки, а заодно доработать и недостающие летали. Я сказал, что в принципе такое возможно, во всяком случае можно попробовать. Куркин на это предложение хмыкнул и отмолчался.