Текст книги "Между раем и раем (СИ)"

Автор книги: Вячеслав Рыженков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

В любом случае нужно было гнать копии дальше, тем более, что и Антон окончательно вышел из дела. В паузы, вместо перекура, я прикидывал попутно на большом листе эскиз сборки. Хорошо выходили пока отдельные узлы, нехватка касалась существенных деталей. Время от времени подходил директор Куркин, поглядывал. Владимир Георгиевич, в отличие от технолога Горшкова, оказался сильным конструктором, ему не требовалось никаких комментариев. А дней через десять директор преподнёс сюрприз, положив мне на стол недостающие синьки, которые потихоньку добыл по своим каналам. Они были из другого комплекта, со штампами другого ведомства, но именно те, что нужно. Сам же Куркин при этом так и лучился хитрой кошачьей улыбкой.

Не знаю, сумели бы мы обойтись своими силами, но теперь об этом можно было уже не гадать. Заказанные копии ушли клиентам в оговоренный срок и даже чуть раньше. Казалось, что дело УНИП КАРМы начинает разворачиваться. На дворе уже стоял май, настроение у всех было прекрасное.

Гл. 8 Размахи и замыслы

Скоро мы съездили в Вишняково, на осмотр помещения, в котором, возможно, нашей фирмой будет размещён производственный участок по изготовлению абразивного инструмента. Через два дня я принёс эскизы планировок и схем технологических цепочек, прикидки и расчеты. Планы компании мне начинали нравиться, загоревшись, я набросал всё сходу, вечерами и ночами. Все эти бумаги проглядел Куркин и оставил пока у себя, как он пояснил: пусть будет, но обсуждать конкретные вопросы еще рано.

Затем появился человек, которого мы за глаза сразу стали называть "Эмир". Самое интересное, что это не было кличкой или каким-то условным поименованием, а наоборот, самым настоящим его именем (Эмир Исхакович). Хотя сам он предпочитал и даже настаивал, чтобы во время разговоров и общения мы обращались к нему проще – Игорь Александрович. Игорь Александрович заинтересовался планами УНИП КАРМы и готов был вложить деньги. Оставалось только всё утрясти, увязать и, как говорится, расставить по местам.

А тем временем началась предзащитная лихорадка. Четыре пятикурсника, бывшие по совместительству одновременно сотрудниками КАРМы, забегали с доводкой своих дипломных проектов. Я был несколько удивлен, когда узнал, что никого из них на фирме оставлять не собираются. Андрей Мурашко ушел на сессию и каникулы. И последним звеном оскудения людских ресурсов стал тихий скандал с Мариной. Она как вечерница, была не совместителем, а штатным сотрудником, и даже вела свой договор. Но отказ Горшкова и Куркина оплатить ей учебный дипломный отпуск перерос в принципиальный конфликт и кончился разрывом.

На фирме, кроме двух руководителей и меня, реально осталось только два молодых инженера. Один из них – тот самый Николай, который, как я узнал только теперь, был сыном Бориса Тихоновича, выросшим без него, но тем не менее родным. Он неявно, и всё-таки несомненно, претендовал на особое положение. Второй – Алексей Цапаликов – примерно в конце марта был переведен в главные бухгалтера и теперь полностью погрузился в постижение азов отчётности. Приходящая женщина, которая вела до сих пор бухгалтерию, показалась руководителям лишней единицей.

Существовал правда, кроме упоминавшегося Олега Рубана, еще один сотрудничающий с фирмой специалист – Юрий Васильевич Виноградов, мягкий, интеллигентный человек, хороший инженер-производственник, но, к сожалению, уже пенсионер. Его в основном привлекали для установления контактов с Электростальскими заводами, используя его старые связи.

Поэтому не стоило удивляться, когда Куркин сказал мне довольно торжественно и важно:

– А теперь, Вячеслав Борисович, бери на себя тонкий круг. Ждать мы не можем, надо сделать.

Это была работа, не завершенная Мариной и Антоном. Они научились пока, неимоверными усилиями и весьма хлопотно, изготовлять только опытные образцы. Нужно было поставить изготовление на поток и кроме того, подобрать рецептуру по содержанию зерна и связки, соответствующую условиям работы инструмента.

Могу сказать сразу, на поиски и испытания ушла весомая половина лета. Сверхтонкий (полумиллиметровый) неармированный диск большого диаметра, да еще на толстый вал, легко в руки не давался. Пришлось изгаляться, использовать и прокладочный промасленный ватман, и тонкую лезвийную ленту, добытую Виноградовым. Но с производительностью отдельных операций я справился довольно быстро, стал делать без суеты и спешки по полтора десятка тонких кругов за смену. Труднее было со свойствами, эти диски должны были затачивать иглы на чесальных лентах и выдерживать не меньше недели работы. Окончательные испытания я проводил на Ногинском заводе РТИ, куда собственно они и предназначались. Наши диски на тот момент работали в целом не хуже тех, которое им поставляло другое предприятие.

Но "не хуже" – маловато. Чтобы вытеснить чужой инструмент и стать на его место, требовалось "лучше", а вернее сказать – "значительно лучше". И тут уже пришлось бы вести широкие поиски по составам смесей, не только количественные, с изменением пропорций, но и качественные – по подбору дополнительных компонентов.

Конечно, я поступал не так, как в бытность моего обучения Коля. Он тогда задавал мне составы смесей, прикидывая "на глазок". У меня же была расчерчена плоская трехосевая диаграмма, куда я наносил опробованные составы и полученные свойства инструмента. Так закрывались, как сомнительные, целые диапазоны. Другие становились желанным берегом, до которого следовало добраться.

Был у меня уже один заветный круг – превосходный по качеству, но совершенно не технологичный, его было почти невозможно без поломки извлечь из формы. Такая операция удалась мне единственный раз, после четырёх попыток с загубленными образцами. Но зато свойства у этого диска получились исключительные, и я припрятал его до поры с глаз долой, пока занимался другими пунктами плана. Короче, пути поиска еще оставались.

Но руководителям, похоже, эта тема уже надоела. Как и мои диаграммы, в назначения которых никто даже не вникал. Уходить в большой поиск с целью вытеснить конкурентов? Зачем? На заводе РТИ и так не отказываются от поставок наших дисков, параллельно с основными поставщиками. Вот придут по осени студенты, обучатся всем хитростям и пусть ляпают потихоньку.

Кроме того, к тому времени вылезли и другие проблемы. Крупные литейные и судоремонтные заводы, которые раньше брали шлифовальные круги в любых количествах, стали работать с большими перебоями. Производство везде сокращалось, традиционная продукция УНИП КАРМА стала залёживаться. Не оправдал себя и доведённый Николаем до благополучного, успешного результата высокоскоростной круг. Ни он сам, ни скоростные машинки, которые мы рассчитывали продавать с ними в комплекте (их делала дружественная фирма) не нашли реальных потребителей.

Я предлагал отказаться вообще от шлифовальных и обдирочных кругов и полностью перейти на отрезные диски, применение которых на производствах и в повседневности только расширялось. Эмир дополнительно настаивал, что гораздо лучше плоских должны пойти круги в форме "тарелки" и "чашки", с ориентацией на авторемонт. Возможно был прав и он, но их изготовление еще нужно было освоить.

По созданию участка возникли прежде всего проблемы организационные. Никто из трех сторон – участников соглашения, не хотел брать на себя главную тяжесть работ. Всем хотелось принять ограниченное участие, войти в долю и затем пользоваться результатами. И вообще, производственный участок окупал бы себя только при большом выпуске продукции. Его я, кстати, заложил когда-то в расчеты, по которым заодно выходило, что на участке должно работать минимум восемь человек. Специализация, разделение операций и так далее.

Затевать дело в таком (не огромном, но для начинающей фирмы заметном) масштабе означало серьёзный риск, в том числе привлечение кредитов. Но риск никого не привлекал, все склонялись к тому, чтобы для начала попробовать понемножку, без особых затрат. Зачем тогда весь сыр-бор, когда уже есть производственные мощности КАРМы. Завози сырьё, нанимай рабочих и пробуй.

Одним словом, чем дальше, тем больше времени мы тратили в совещаниях, которые переходили в бесконечные дискуссии. УНИП КАРМА уже достигла потолка своих возможностей, чтобы идти дальше, надо было серьёзно меняться. А вот этого как раз не хотели ни Горшков, ни Куркин. Им было вполне уютно обитать при институте и черпать понемногу, сколько зачерпнётся. Создавалось впечатление, что они хотят просто пересидеть неблагоприятное время, которое, по их понятиям, всё равно должно закончиться.

Они всё чаще напоминали, что мы не просто КАРМА а именно УНИП КАРМА. Одним из направлений фирмы была заявлена переподготовка специалистов по изготовлению нового абразивного инструмента. Обучение добровольцев, проектирование производственных участков, консультации и экспертизы – именно к этому мы и должны стремиться. И именно этим зарабатывать.

Колька добавлял ещё один возможный вариант – патенты. Он к тому времени был соавтором трех авторских свидетельств, считал, что дорожка протоптана и не следует с неё сходить. К концу лета мы уже общались с ним накоротке, обсуждали проблемы КАРМы с глазу на глаз. Надо сказать, Николай Борисович заходил в критике отцов-основателей гораздо дальше меня, вплоть до того, чтобы вообще отделиться и заняться абразивными кругами в одиночку. Для такого варианта им была спроектирована специальная пресс-форма, пользуясь которой, можно было обойтись без пресса, двойными винтовыми зажимами. К слову сказать, я помог ему довести до рабочего уровня чертежи, и, пользуясь каналом фирмы, мы даже заказали и изготовили на Машиностроительном заводе опытный образец. Сделали и круг, украдкой и пока в настоящей печи, но собирались даже попробовать для такой цели газовую духовку.

Впрочем, всерьёз я к такому пути не относился, участвовал чисто ради экзотического эксперимента. Сам я считал, что КАРМе просто надо расширять диапазон возможной продукции в сторону упрощения, делать, например, просто ручные точильные бруски и вставки. Кроме того, оценить возможность пусть для узкого применения, но заметно более дешевых связующих материалов, например цемента или битума. Ведь бакелит (т.е. фенольная смола) был дорог, а керамика – энергоёмка.

Следует сказать, что мы с Николаем не были исключительными чудаками-выдумщиками. Я уже говорил, что директор Куркин в конструкторском деле был продвинут заметно больше, чем, например, я. Более того, в нем явно жила настоящая изобретательская техническая жилка, и пойди он в этом направлении – стал бы незаурядным конструктором. Он тоже, в промежутках между текучкой, бывало сидел и что-то прикидывал за своим директорским столом. Когда стало известно, что я – человек с хорошим опытом конструкторского отдела, Куркин иногда показывал мне свои эскизы. Там были варианты печей и особых термических камер, пресс-формы, всевозможные причудливые абразивные инструменты, предназначенные для специальной обработки каких-нибудь сложных поверхностей.

Проще говоря, одного Вадимира Георгиевича хватило бы на три УНИП КАРМы. Чего стоил один "осциллирующий круг", изобретенный, изготовленный и испытанный им еще до моего прихода совместно с Горшковым. Этот инструмент давал необычайно гладкую обработанную поверхность, причем, при использовании в круге не мелкого – полировочного, а крупного обдирочного зерна. То есть за один проход достигался результат двух.

Борис Тихонович достойно венчал наше сборище изыскателей. Он не особенно заходил в процессы изготовления, производства и применения абразивного инструмента, а углублялся в сами основы. Неспроста он так ухватился за скоростные круги. Это вытекало из его собственного описания механизма резанья металла абразивом, особого его понимания. Из замеров и оценок Горшкова выходило, что резанье металлов происходит не чисто механическим, а механико-химическим путём. Когда я прочёл его большую статью, очень удивился, что вывод, сделанный Тихонычем не сформулирован им прямо. В статье делался намёк – при резанье металла твёрдым каменным зерном происходит прямой переход механической энергии в химическую, минуя тепловую. Так выходило из расчета теплового баланса.

Впрочем, расчеты Тихоныч не сильно жаловал, больше ценил творческую интуицию. Когда я, еще при освоении КАРМой скоростного круга, предложил рассчитать прочность этого круга и предельную величину оборотов, до которой его можно раскрутить, он откровенно отмахнулся. И не шевельнулся даже тогда, когда моя простенькая формула неплохо подтвердилась на заводском испытательном стенде.

То обстоятельство, что УНИП КАРМА по осени сильно забуксовала, разумеется не могло мне нравиться. Если с собственными материальными проблемами я еще мог примириться, идейные шатания и разброд в команде, потеря перспективы грозили гораздо более худшими испытаниями.

Дела и в стране, вокруг нас, шли не лучшим образом. Обещанного антисоветчиками резкого сдвига в хозяйстве никак не наступало, происходило мелкое шевеление на фоне рассыпающегося советского производства. На Машиностроительном заводе, от посещения к посещению, в цехах становилось всё тише и малолюдней. Наши мелкие частные заказы пресс-форм, оправок, втулок, валов там хватали с радостью и делали в кратчайшие сроки без всякой очереди.

Московский абразивный завод, куда мы ездили за сырьём, еле теплился, даже воздух над ним стоял прозрачный и чистый. А судя по толстенному слою тяжелой пыли, лежавшей там буквально на всём, когда-то эти цеха целые дни накрывало едва проницаемое облако. Завод, как и другие – издыхал. Как-то я попросил там разрешения позвонить к себе на фирму в Электросталь, и мне ответили, что теперь это делается только за деньги с разрешения дирекции. Ногинский завод РТИ дышал с перебоями, а когда я на всякий случай спросил, не возьмут ли они меня, в случае чего, на работу, ответили: "Приходи, если хочешь сидеть без зарплаты".

Да, тут не стоит кривить душой, обещанную мне тысячу в месяц, Куркин выплачивал без обмана. Правда, постепенно эта сумма значила всё меньше и меньше. В магазинах появился некоторый минимум продуктов, ведь они еще в массе оставались государственными. Но цены в них всё-таки понемногу и заметно росли. Разумеется рынки торговали вовсю, но с моей зарплатой я туда и не заглядывал. В институте продолжала работать столовая, хоть наесться тамошним обедом было уже нельзя. Одно утешение, что он недорого стоил. С этим утешением я и проходил целый год, постоянно испытывая желание поесть чего-нибудь еще.

Время от времени нам подкидывались крошечные разовые добавки, как выражался Куркин, "для поддержки штанов". Но чаще эта поддержка штанов принимала формы вечернего коллективного минибанкета. Благо, что уж чего-чего, а вина и водки в магазинах стало навалом. Плюс – постоянно стояло и пиво, один из дефицитов советского времени. Плюс, для особо экономных, появился уже и спирт Ройяль. Были бы деньги.

А вот где взять деньги, становилось всё более серьёзным и ключевым вопросом. Жизнь дорожала не советскими темпами. В постоянном поиске оных особенно отличался Николай Горшков. Я уже говорил про его попытки подпольного изготовления собственных шлифовальных кругов, но ими этот беспокойно-активный молодой человек не ограничивался. Время от времени он отыскивал разные халтурки, за которые мы чаще брались вдвоем. Однажды выкопали даже пару могил на кладбище. Копал в основном я, зато Коля сумел выторговать за них хороший куш. Я в таком умении многократно ему уступал.

В разгар осени начались разговоры о ваучерах. Куда и как их девать, мало кто себе представлял, но Эмир Исхакович, например, не скрывал от нас, что он их понемногу прикупает, и даже показывал, как они выглядят. Он намекнул, что эти бумажки могут пригодиться для общего дела, и нам всем ни в коем случае не стоит их разбазаривать. А если кому невмоготу, он может взять их до кучи на сохранение, либо – при желании владельца – даже отдать за них некоторую сумму.

Затем, уже впятером, без Эмира, разговор о ваучерах был продолжен. Мол, Игорь Александрович всё-таки не наш человек, но насчёт ваучеров он прав. Они ещё пригодяться всем нам. А посему – торжественная пауза, взгляд в мою сторону – скоро проведём расширенное собрание акционеров УНИП КАРМА! Стало ясно, что мне предлагается войти в долю. Что ж. на фоне наступающего упадка нашей деловой активности это показалось последним многообещающим известием.

Я уже знал от Кольки, что он и Лёшка Цапаликов имели по пятнадцать процентов от капиталов КАРМы. По тридцать пять оставляли за собой Горшков и Куркин. Теперь какой-то частью от своих долей они согласны были поделиться со мной, сделав пятым акционером. Понятно, что дадут мне немного, и всё-таки стоит попробовать. Может быть, тогда мы сумеем договориться, что делать дальше. Фигура из пяти углов вместо четырёх будет менее склонна к симметричной неподвижности.

Но прошедшее вскоре собрание меня просто доконало. Я надеялся, что два начальника скинут с себя по пятачку, подарив мне десять. Ведь по сути, мы тогда делили шкуру медведя, которого еще предстояло долго и трудно убивать. И кто насколько активно будет в будущем бить этого "медведя", мы сейчас как раз и решали. Моя доля значила бы только, насколько ценным участником команды меня рассматривают.

На крайний случай я допускал, что мне кинут по проценту от каждого, то есть предложат не десятку, а четвёрку. Держи карман шире! Мне предложили полтора процента. Эту нелепость озвучил Куркин, а остальные закивали с серьёзным видом. Можно было засмеяться в ответ, или пошутить, но я побоялся, что не совладаю с голосом.

После собрания я, никому ничего не говоря, продолжал ходить на работу, дорабатывая месяц. Однажды, ближе к вечеру, мы включили радио. Шла прямая трансляция о выборах нового премьер-министра. Тихоныч полушутя предложил устроить тотализатор. Но мы, хоть и со смехом, всё-таки бросили в чашку по сотне Большинство ставило на Гайдара, один я выбрал Черномырдина, так поразила меня свежая необычность его фамилии. Надо мной только посмеялись – не бывает руководителей страны с такой фамилией – но маленькое чудо произошло, Черномырдин стал премьером.

Недрогнувшей рукой я выгреб деньги из чашки. Получилось хоть маленькое, но утешение, судьба бывает иногда и на моей стороне. Это был мой последний заработок на фирме УНИП КАРМА.

Гл.9 Хрустальный удел

После бесплодных разговоров на заводах, мне пришлось снова обратиться всё к той же Ольге. Теперь я уже был менее разборчив и просил навести меня на любую фирму, которая хотя бы реально работает. Ольга выбрала торговую компанию «Геркулес».

Хоть оставаться на КАРМе я уже не видел возможности и смысла, покидать её мне всё-таки было искренне жаль. Год прошел в бурной активной творческой работе, в которой наконец мне не мешала никакая бюрократия, никакие посторонние мероприятия. Всё было под руками и на мази, не требовалось ничего искать, просить, добывать, уламывать изготовителей и снабженцев. Результаты моих изысканий достигались непривычно быстро, проблемы отличались разнообразием и поиск решений входил естественным образом в мои обязанности. Но – к сожалению, не срослось.

(В скобках замечу, после моего ухода проблемы "кармовцев" никуда не делись, они не проработали и года. Потом я иногда встречал Цапаликова, торгующего куртками на Ногинском базаре).

Но пора переключиться на "Геркулес". Его возглавлял уже не "итээр – предприниматель по совместительству", а настоящий бизнесмэн. То есть человек, весь смысл деятельности которого – делать деньги из чего угодно. Таков и был хозяин "Геркулеса" Сидоров, по нашим меркам – человек почти без образования, но с отличной деловой хваткой, коммерческим чутьем и одержимый одной целью – расширять и укреплять своё собственное дело. Этой цели он отдавался с искренней страстью, не щадя ни сил, ни времени, ни собственных работников.

На работу он меня принимал с неохотой, хоть вопрос уже и был решён заранее, я ведь оформлялся "по знакомству". Оставалось тактично выбраться из щекотливой ситуации. Чистые должности у Сидорова были все заняты, к тому же их было совсем мало, и непроверенных людей он на них не держал. А просто поставить меня грузчиком ему не позволял мой прежний послужной список – при вспыльчивом характере и внешней бесцеремонности, выползающей под горячее настроение, Борис Иванович Сидоров был по натуре человек удивительно деликатный и охотно уважал в людях их реальные достоинства, если таковые имелись.

Наш первый, ещё совсем неопределенный, разговор в первый час знакомства прервала прибежавшая кладовщица Вера: кошмар, машина стоит, время идёт, грузчики не справятся. Сидоров тут же поднялся из-за директорского стола, быстро глянул в мою сторону:

– Нужна работа? Пошли!

На посудном складе происходила бестолковая толчея, какие-то мальчишки кричали друг на друга, переставляли и передвигали с места на место пластмассовые и деревянные ящики. В некоторых тренькали пустые бутылки, в других ничего не было. К эстакаде задним бортом был пристыкован крытый грузовик-фургон, в нём тоже кто-то бегал.

Иваныч, так чаще всего в то время обращались к Сидорову, вклинился в самую серёдку и принялся сам принпмать и закидывать ящики в машину. Одновременно он бросал короткие команды или просто показывал жестом, какой ящик ему подавать, какой откинуть в сторону и что с ним сделать. Подошли еще люди из столярной и строительной бригад, стало людно, но толчея кончилась. К машине с трех сторон потянулись цепочки, справа и слева возникли кучки, где бутылки пересортировывали из ящика в ящик. Я встроился в одну из цепочек и постепенно понял, что идёт отгрузка исключительно водочных бутылок, причем только тех, горлышко которых предназначено для винтовой пробки.

Ящики с такими бутылками и направлялись к машине. Но в штабелях они стояли вперемешку с другими ящиками, попадалась или пивная бутылка, или водочная с длинным горлом. А в иных ящиках вообще было намешано всё подряд.

Шум, гам, суета, я и не заметил, как промелькнуло время. Но все вдруг остановились и машина отъехала. Мужички постарше потянулись прочь, среди штабелей и ящиков остались только два паренька и две молодые девчонки. Сидоров удовлетворенно выдохнул, а уходя назад, к себе в контору, велел мне пока здесь и оставаться. Скоро подошла Вера-кладовщица, ничего мне не сказала, только окинула взглядом с головы до ног.

Так в молчании прошло два или три дня. Я регулярно являлся по утрам, делал то же, что и все, и не знал, поставили меня сюда на работу, либо всё это "пока". Со мной никто не разговаривал, сам я тоже отмалчивался, и вдруг под вечер какой-то человек с подъехавшей к складу машины заговорил со мной так непринужденно, как будто мы болтали только час назад. Откуда-то он уже знал моё имя.

Я сообразил, что это тот самый попутчик с которым мы вместе добирались в первый день до "Геркулеса". Он шёл поговорить о возможности устроить свою жену в один из Сидоровских магазинов и довольно быстро тогда исчез. А вот теперь выяснилось, что Борис Иванович предложил работу ему самому, взяв приёмщиком стеклотары у населения. По городу и району от "Геркулеса" разъезжало несколько машин, они принимали пустые бутылки прямо в жилых кварталах.

Вот и появился у меня на "Геркулесе" первый знакомый.

Основная база Сидорова, где помимо посудного и продуктового склада располагалась вся его колёсная техника, столярная мастерская и бригада строителей, находилась на северо-восточной окраине Ногинска вдоль берега небольщой реки Загрёбки. К строениям с одной стороны подступал лес, с другой большое непаханное поле, вдоль края которого шла мощёная дорога к воротам и проходной "Геркулеса". При проходной круглые сутки торговала небольшая, но хитрая лавочка.

Со временем, уже на моих глазах, к этой базе добавились еще три капитальных строения. Они со всех сторон окружили общий двор, отапливались общей собственной котельной и были обшиты снаружи в едином стиле рыжим облицовочным кирпичом.

Всё это вместе в разговорах работников называлось "фазенда", и людям тех лет можно не объяснять, с чего вдруг взялось такое название. Не так давно, если брать по меркам мирного времени, с шумом и плеском через нас прокатилась многосерийная "Рабыня Изаура", огорчившая и разжалобившая всю страну. Правда, по моему ощущению, было это давно, когда я еще работал в ИМете, но в провинциальном Ногинске у знаменитой рабыни видимо нашлось больше почитателей. В УНИП КАРМовские времена Изауру уже вытеснила "Санта-Барбара", но здесь продолжали чтить память о бразильских фазендах. А на очереди была "Просто Мария", хотя это будет уже потом, когда я стану в "Геркулесе" своим человеком....

Неопределенность моего положения на фирме закончилась быстро и внезапно, как будто в события решила вмешаться некая могучая потусторонняя сила. Небольшая машина типа "Газели", на которой подъезжала на работу часть работников "Геркулеса", попала в аварию. Большинство из сидевших в ней отделались легко, единственной серьезно пострадавшей оказалась кладовщица Вера. Перелом ноги, гипс, долгое лечение.

Посудный склад остался сиротой. Несколько дней записи по учету приходов и расходов вела молоденькая Наташка, но потом в руководстве решили, что кроме учёта, на складе должен быть и кто-то главный. Так, не успев как следует побыть в грузчиках, я перешёл в кладовщики. Именно таким образом и почему-то только теперь, вписали мою новую должность в трудовую книжку. И почти сразу о переводе на склад из приёмщиков посуды попросился у начальства мой новый знакомый. Его, кстати, звали Эдик. Я был такому повороту только рад, двадцатипятилетний молодой мужичок, к тому же – семейный, гораздо надёжнее Лёшки и Сереги – двух несовершеннолетних мальчишек, оказавшихся в моём подчинении. Наташка же и Танька, две девчонки, на стеклотаре не задержались. Работа там была физическая, и они стали явно лишними.

Главный склад "Геркулеса" – через двор от посудного – был битком набит товарами для продовольственных магазинов – от водки, сигарет и крупы до жевательной резинки и экзотических фруктов. Ворота этого склада редко стояли закрытыми, целый день с восьми утра и до полной темноты, а то и глубоко в ночь, сюда одна за одной въезжали машины под погрузку, или фуры с привозом очередной партии товаров. Целая бригада крепких парней почти без роздыху ворочала коробки, мешки и ящики. Сидоров ежедневно отправлял товар в свои магазины, которых у него на момент моего прихода насчитывалось четыре. Кроме того, пять машин-фургонов выезжало по разным направлениям для торговли с колёс. Появлялись периодически и грузовики оптовиков-частников, закупавших продукты в "Геркулесе" прямо на складе.

У свежего человека мог возникнуть совершенно очевидный вопрос: для чего тогда, при таких бешенных товарных оборотах Сидоров завёл у себя ещё и совершенно обособленный склад стеклотары, или как его называла бригада грузчиков – "хрусталь". Держать, собирать, отгружать копеечную пустую посуду, которая даст на общем фоне пустяковую прибыль? Где здесь коммерческий расчёт? Тем не менее к посуде хозяин явно относился со всей серьёзностью. Все эти пустые бутылки не только шли попутно из магазинов, где их безоговорочно принимали от покупателей, ездили за ними и специальные сборщики. Они забирались в самые глухие места района, выгребали из дальних закромов, домов и домиков застоявшиеся и залежавшиеся запасы. Зачастую привозили бутылки, покрытые толстой пылью, а иногда, по недосмотру сборщиков, среди них попадались образцы, лет тридцать, как снятые с производства.

Зачем было возиться с этим бьющимся товаром, да еще занимать целый ангар под хранение почти воздуха. Пустая бутылка, к тому же в специальном посудном ящике – пустота, да и только. И хотя мы сооружали целые штабели ящиков высотой под шестиметровый потолок, места для их хранение периодически не хватало. Год от года посудный склад постепенно расширялся, сначала получал дополнительные уличные контейнеры, потом присоединил второе построенное здание. Но и этого было – впритык, через два года нам дополнительно был передан целый железнодорожный вагон, поставленный на бетонные опоры.

Загадка объяснялась просто, это было требование того времени. Спиртные напитки составляли изрядную долю в торговом балансе "Геркулеса". Но производство в стране на всех предприятиях уже упало до минимума. Стекольные заводы, в том числе, не только стояли, они понемногу начали закрываться. Тара из пластика еще не появилась, к тому же была непопулярна у покупателей. Пивные же и водочные заводы всё-таки постепенно подымались, но им не хватало практически всего, в том числе и стеклотары.

Чтобы получить с Лакинского завода автофуру пива, туда нужно было отправить соответствующее количество ящиков с соответствующим количеством пустых бутылок. Да если бы только бутылок! Торговые представители "Геркулеса" периодически закупали в чернозёмных областях и отвозили на завод солод и прочее сырьё, по требованию пивного изготовителя. Но зато через "Геркулес" в Ногинский район шел непрерывный поток – по три фуры в неделю.

Пиво было у Сидорова одной из самых постоянных статей дохода, особенно в пору, когда он владел пивным залом, а точнее – просто большой пивнушкой, возле главного Ногинского рынка, то есть почти в сердце города. Это, без преувеличения, было настоящее золотое дно, если к тому же еще вспомнить про отсутствие в ту пору кассовых аппаратов. "Геркулес" поднимался, как на дрожжах, в том числе – и на вольном лакинском пиве.

То же самое было с вином и водкой. На Курский водочный завод из "Геркулеса" уходили целые фуры с посудой, причем груженные не в ящиках, а полный фургон битком – аккуратно, от передней стенки до самой двери уложенный под потолок сплошными стенками из водочных бутылок. Винные бутылки наперебой, с руками расхватывали представители всевозможных частных южных заводиков. Даже "бомбы" – бутылки из-под шампанского, безотказно уходили прямиком на Очаковский завод. Считалось, что по второму разу в эти бутылки будут разливать просто сухие вина. Но что-то я не разу тогда не встречал вино в толстостенных бутылках, хотя сам лично отгружал на завод целые машины этой приметной и дорогой тары. А вот шампанское с завода привозили постоянно, в том числе, и в наш "Геркулес".

Разумеется Борис Иванович Сидоров и его компаньоны торговали не только водкой. Они держали весь ассортимент продуктов, необходимых для продовольственного магазина. Фрукты они возили собственными машинами прямо с Кавказа; колбасные изделия, преодолевая административные и корыстные заслоны – с Микояновского мясокомбината. Примерно так же обстояло дело с молоком, сыром, конфетами и сдобой, подсолнечным маслом... По особым хитро установленным каналам завозились огромные, в человеческий рост, картонные короба с сигаретами; жесткие, размером в створку оконной рамы, коробки с блоками жвачек; целые фуры мороженных куриных окорочков...