Текст книги "Между раем и раем (СИ)"

Автор книги: Вячеслав Рыженков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

Просто я подробно остановился на напитках и стеклотаре, поскольку сам угодил именно на посудный склад. Насколько я теперь понимаю, этот самый посудный склад в ту пору на "Геркулесе" только обособлялся в отдельное подразделение. Во времена Веры, и возможно до неё, дополнительной второй, то есть "хрустальной" погрузочно-разгрузочной бригады еще не существовало. При кладовщице, для подмоги, состоял мальчишка – Сергей Калмыков – племянник жены Бориса Ивановича Сидорова и две девчонки, одна – дочь начальницы СЭС, вторая – одного из Ногинских подпольных "авторитетов", к тому времени уже вышедших из подполья. Плюс – Лёшка Рогов, второй парень того же возраста, что и Серёга, который появился здесь всего на три недели раньше меня, и обретался еще по сути на испытательном сроке.

На все большие погрузки, да и разгрузки наверное, кладовщица призывала целиком или частично грузчиков из основной бригады. Часть посудного ангара, который потом мы целиком заставили пустыми бутылками, еще была занята ящиками с консервами, бочками с красной рыбой или подсолнечным маслом.

Да и сама пустая посуда здесь пока не хранилась, а фактически скидывалась, как есть, в том виде, в котором была привезена. Поэтому при больших отгрузках возникали, говоря попросту, суетные авралы, вроде того, какой я застал в первый свой день появления в "Геркулесе". И только с моим назначением (я в отличие от Веры мог работать сразу и кладовщиком, и грузчиком), а особенно с переводом Эдика, появилась возможность требовать от "посудников" серьёзной работы, как от самостоятельного и самодостаточного участка.

Эдик стал на все три года, что мне довелось проработать в "Геркулесе", моим бессменным помощником и даже замом, поскольку неделя у Бориса Ивановича никогда не знала выходных. Труднее были отношения с основной бригадой грузчиков, которых возглавлял хитрый и амбициозный Мишка Алексеев. Мы всё время стремились обособиться, они пытались рассматривать себя и нас как единое целое, а руководители сверху придерживались половинчатой позиции, отклоняясь каждый раз в ту сторону, которая там на тот момент казалась выгоднее.

Гл.10 Зелёная лихорадка

Мой первый январь в «Геркулесе» закончился быстро и завершился лёгким шоком. Правда шок этот был не убийственный, а совсем противоположного рода. Я получил на руки семнадцать(!) тысяч за неполный месяц.

При этом не следует забывать, что работников здесь кормили в собственной столовой фирмы, а обеды готовились отличные. Да и как могло быть иначе? Сам хозяин, сияя непринужденностью, усаживался с нами за тот же стол, получал порцию из рук поварих, и под легкий разговор, с хорошим аппетитом, ежедневно снимал пробу. Чистая тёплая столовая, светлые лакированные столы, четыре молоденькие красавицы-поварихи, одна симпатичнее другой. Смех, шутки. Поневоле забудешь и про гудящие руки-ноги, и про то, что ты здесь всего-навсего грузчик.

Грузчик, который зарабатывает... Буржуйские мерки к заработкам инженера, если оглядеться вокруг, оставались всё ещё журавлём в небе, а синица в руках – вот она. Да еще какая тяжёленькая синица, целая ворона! Но такую ворону держал здесь в руках любой и каждый. И это чувствовалось. Я впервые попал в окружение людей, относящихся к деньгам, как к ерунде, и способных тратить их не особенно считая, в полной уверенности, что завтра в кармане их будет не меньше. Какая-то золотая лихорадка. Это было не просто непривычно, это вообще противоречило моим представлениям о том, как выглядит сам человек, мир человека и жизнь человека. Периодически я ловил себя на мысли: "Где я, куда попал? В реальности ли происходит всё, что сейчас меня окружает?"

Поражало и другое – реализованное желание потратить не гасило в людях жажду, а только раздувало. Мысли почти любого из работников "Геркулеса" упорно толклись в одном направлении, сегодняшние траты – только проба, надо достать столько, чтобы суметь потратить не по мелочи, а в полном смысле этого слова. Тем более, что примеры успеха были не где-то, а тут, ходили на двух ногах прямо перед глазами. И их было видимо-невидимо: компаньоны и полукомпаньоны Сидорова, поощряемые им прожектёры с неожиданными идеями, его же партнёры по бизнесу, деловые клиенты, сомнительные высокомерные гости... А уж они-то тратили, так тратили, подавая пример всем, кому очень не хотелось отставать.

Слово "деньги" вдруг выбралось из рамок скучной необходимости. Оно перестало быть мятой бумажкой, упрятанной куда-то в боковой карман, или горстью монет, надоедливо побрякивающих при неосторожном обращении с брюками. Слово это теперь мягко всплыло на самый вид и торжествующе заулыбалось. Казалось здесь, на фазенде, оно было написано над каждой дверью и окном, больше того – на каждой коробке, и на каждом ящике. Окружающие меня люди все поголовно разделились на две команды: на тех, кто делает деньги и на тех, кто стремится их делать.

И стремились они не на словах. То и дело кто-то затевал хитроумные сделки на стороне, влезал в долги или наоборот, понадеявшись на удачный расклад, становился сам безнадежным кредитором. Казалось, и окружающая обстановка сама подогревала даже наиболее недоверчивых. В "Геркулесе" периодически появлялись незапланированные клиенты, готовые оплатить выгрузку-погрузку и другую помощь от здешних ребят, тем более, что ни хозяин, ни его окружение в такие соглашения не вмешивались. Кроме того иные задания от самого Сидорова сопровождались прохождением через руки исполнителей реальных наличных сумм, которые никто скрупулёзно не учитывал. Что уж говорить об элементарных покражах при таком обилии на складе всевозможного добра.

Впрочем, это был уже край. Начиналось, как правило, с того, чтобы заиграть ненароком упаковочку-другую у зазевавшегося поставщика, не нарушая негласный, но очевидный уговор с хозяином – у своего не брать. Но лёгкая пожива расслабляла, жадность росла и гасила доводы разума и осторожности. И вот уже очередной приговор: такой-то такой-то попался на воровстве и в ту же минуту выставлен за ворота. Хорошо, если попался трезвый. Иначе мог в довесок огрести и увесистую оплеуху лично от своего бывшего хозяина. Это был тот случай, когда целесообразность меры соединялась с искренним негодованием Бориса Ивановича по поводу человеческой низости.

Если уж я затронул тему пьянства. Пьянства Сидоров, как впрочем и любой из хозяев-частников, которых мне пришлось повидать, категорически не любил, равно как и его компаньоны. Но роль жёсткого моралиста он на себя никогда не брал и держался в этом вопросе прагматической середины. Он мог закрыть глаза на глубокое похмелье или малозаметный свежий опрокидонт своего работника, если это не сказывалось на общей работе. Впрочем, на продавцов и служащих, а тем более на шоферов, такая "мягкость" не распространялась.

Ко мне в этом плане судьба оказалась благосклонна. На посудном складе реально и всерьёз украсть было нечего. И насчёт пьянства сильно беспокоиться не приходилось. Лёшка и Серёга были малолетки, ещё не пристрастившиеся к зелью, и главное тут было, не выступить самому в роли наставника. С Эдиком получилось ещё проще. В прошлом он оказался спортсмен-велогонщик, выпавший из спортивной карьеры после серьёзной травмы. Затем прошёл все тяжелые круги самодеятельной адаптации, включая и бутылку, но сумел полностью и безоговорочно "завязать". Таким образом мне в руки попала работящая и трезвая команда, которую нужно было просто сохранить. В принципе это удалось. За три года к нам попадали разные люди, но всем приходилось соблюдать уже установившиеся "чистые" правила.

Помогло и то, что первые месяцы, люди у меня не сидели без работы. Разношёрстные кучи посуды, приходящие каждый день, мы теперь без переборки и сортировки просто не пропускали дальше эстакады или разгрузочной площадки. А там дошло дело и до старых завалов. Даже отсортированные по видам бутылки, но привезённые или стоящие не в своих ящиках подлежали обязательной перетарке. И скоро по всему складу стояли только ровные однотипные штабеля – "чебурашка", "винтовуха", "обкатка". То есть бутылка пивная и два вида водочной. Так мы их называли между собой, так, впрочем указывали и в сводках для бухгалтерии.

Шла через нас, конечно, и прочая бутылочная братия, а одно время даже и майонезные банки, но всё это было мелочью. Три главных "кита" подавляли всех остальных своей несравнимой численностью и непрерывными отгрузками. И диких авралов больше не было. Посуда стояла наготове, даже винтовая водочная была полностью заранее очищена от ее главного бича – алюминиевых колечек на горлышках.

Но если тема потребления алкоголя обходила "хрустальную" бригаду стороной, то модные страдания о деньгах и богатстве не давали покоя и нам. Тем более, что жили мы, не тужили – зарплата шагала бок обок с бешеной инфляцией, резко возрастая в каждый очередной месяц. Не проходили мимо нас и подработки, когда появлялся на большом складе очередной богатый дядя со срочной работой. В таком случае частенько звали на подмогу и нас. А когда в руках появляются неожиданные деньги, почему-то хочется еще.

Какое-то время преследовала моих ребят шальная мысль – пустить часть лишних денег на лотерею. Тем более, что по Ногинску пооткрывались везде игровые ларьки, да и рекламщики по телевизору вовсю дразнили людей, демонстрируя пачки денег целыми коробками. Хотелось-то хотелось, да в одиночку почему-то было страшно. Тут подумалось даже и мне – а вдруг? Деньги-то есть! Взял на себя инициативу, съездил на всех за билетами. Но после двух попыток стало ясно – вдруг не бывает. Народ у меня пока призадумался, нет ли иных возможностей, но я решил, что с "лишними" деньгами баловаться больше не стоит. Пора освоить совсем другую меру – переводить рубли в доллары.

За первыми долларами в Москву я ехал с невольной дрожью, сказывалась советская строгая закваска. Хотя сами доллары мне однажды уже приходилось держать в руках, с подачи Димки Молчанова. Но тогда это была просто странная бумажка, уже не опасная, но непонятно для чего существующая. А тут я за похожую бумажку собирался отдавать заработанные деньги. Было от чего ёжиться и чесаться.

Кто-то из геркулесовских посоветовал мне обменный пункт в банке на "Лермонтовской", дескать там честно и не опасно. Но первое, что бросилось мне в глаза при выходе со станции метро – какая-то непрерывная цепочка из стоящих людей – у входа, по тротуару, вдоль бортиков ограждения и куда-то вдаль. Нет, люди стояли не вдоль дороги в банк. В эту сторону указывала другая стрелка, с надписью "Гермес-Союз". Знакомое название по рекламам в газете. Это не Лёня Голубков, над которым у нас уже смеялись даже грузчики. Тихая фирмочка, претендующая на основательность.

Я не поленился, прошёл до Гермеса. Чем ближе я подходил, тем чаще меня окликали: "Вы хотите купить акции? Купите лучше у меня!". Но я дошел до самой кассы. Невзрачное окошечко меня непонятно чем насторожило. Честное слово, если бы здесь стоял открытый лоток и акции можно было покупать, просто как огурцы на базаре... Может быть я бы и решился. Но лезть в окошко, чего-то там выяснять и выспрашивать? Или, тем более, покупать с рук неизвестно что. Я повернулся и пошел в банк – он был новенький, частный, кассиры сидели на виду, за большими светлыми стеклами.

С меня не спросили паспорта, не задали никаких вопросов – так тогда было принято. Просто деловитая женщина пересчитала мои рубли и протянула две бумажки. Они были новенькие, словно только с печатного станка, как впрочем и все другие доллары, на которые я потом регулярно обменивал зарплату. А доллары потертые, как обычные деньги, да еще в мелких купюрах, я увидел позже, ещё через несколько лет, когда мой дружок Витька вернулся из туристической загранпоездки и вернул мне должок. Но тогдашние "российские" доллары, они же баксы, которые люди по всей стране, не надеясь больше на ваучеры, скрупулёзно откладывали в чулок, были все, как с иголочки.

Довольно быстро начал собирать баксы и Эдик. В разряд простодушных хитрецов, которых ободрали МММ или "Властелина", мы не попали. Я – вернее всего потому, что когда-то старшеклассником читал про эти фокусы у Перельмана, которые тот называл ещё "лавиной" или "снежным комом". А сейчас уже я, как можно доходчивее, пересказывал эти статьи из брошюр по популярной математике своим молодым соучастникам. Убедить Эдика было тем более проще, он к тому времени имел собственный финансовый опыт. Моему напарнику уже приходилось выращивать поросят в тёщином сарае и реализовывать свинину через базарных теневых дельцов.

Еще нагляднее была его эпопея с перекупкой вишни. Тут в ход шёл полный цикл – поездка в чернозёмные области, соглашение с деревенскими частниками, закупка, перевозка, сдача оптом рыночным заправилам. Между прочим, когда-то так начинал и Борис Иванович. Не помню, сколько сезонов шла у Эдика такая игра, то ли два, то ли три. Но красноречив оказался итог. Действовали они сообща, втроём, и заработав желаемое, расстались, поделившись поровну. Один купил машину, второй – видеомагнитофон, а Эдик обзавёлся кооперативной квартирой. И уже пару лет спустя было смешно ставить эти три, в своё время равноценные покупки, в один ряд.

Кстати в той квартире Эдика мне как-то пришлось побывать. Она была полупустая, то есть очень свободная, обставленная минимумом мебели. Видно было, что люди еще не обжились, хотя Эдик уже вынашивал проект обмена двушки на трёшку. Я же в тот момент ощутил лёгкий укол укоризны – будучи старше почти на десять лет, еще не смел и думать о собственном жилье. Мечтать – это да! А много ли я для того способен сделать? Эти зеленоватые баксы, которые у меня завелись – и те прибывают по чайной ложке и не хватит их пока даже на балкон с коридором.

Кстати и они в какой-то момент внезапно ополовинились, эпидемия желания разбогатеть всё-таки зацепила и меня. Работали в "Геркулесе" два шустрых брата по фамилии Кулёмины – Сергей и Сашка, и затеяли они собственное дело. Замысел был достаточно практичен: закупать разбитые легковушки, ремонтировать в своём гараже и сбывать с некоторым наваром. Сергей, замкнутый и молчаливый, ценился умелыми руками, а Сашка – находчивый, разговорчивый и остроумный, как потом говорили – коммуникабельный – должен был обеспечить коммерческую сторону. Он-то и подкатил ко мне с нехитрым предложением.

Речь шла о займе, причём весьма выгодном. Братья брали у меня в долг сумму на полгода, и одновременно обязывались ежемесячно выплачивать мне некие проценты. Через шесть месяцев возвращенный долг имел бы солидное, более чем полуторное приращение. Я согласился рискнуть. Месяца три проценты шли исправно, а сами Кулёмины ходили невыразимо довольные.

Потом началось. Сашка не уклонялся от контакта, но всячески уговаривал меня подождать. Подошёл и срок возвраты долга. Я уже не заикался про обещанные, но забытые проценты, настаивал просто на возвращении своих несчастных долларов, хотя бы постепенно, частями. Бесполезно. Вполне возможно, что изначально никто и не планировал меня "надувать". Видимо, просто дело оказалось не таким прибыльным.

Сашка Кулёмин убедительно подавал себя, как добросовестного, но попавшего впросак человека. У меня нет основания ему не верить, поскольку в конце концов он предложил мне решить вопрос иначе, погасить долг переоформлением на меня небольшого земельного участка. Сразу могу сказать, что участок я действительно получил, но с ним и уйму головной боли, пока не продал его, наконец, лет восемь спустя. Разумеется, пошел он уже по иным ценам, и сделку можно было бы даже счесть весьма прибыльной, если бы вся канитель с продажей не надоела мне к тому времени хуже горькой редьки.

Одновременно, примерно в тот же "геркулесовский" год скинул я с рук и ваучеры, окончательно уверившись, что вес сейчас имеют только зеленые бумажки. Со всех сторон приходили истории о якобы вложенных, но неизвестно куда сгинувших чубайсовских чеках, люди ругались, матерились, хотя почти все уже успокоились. А через год-два позабыли и само слово.

Поэтому, отправившись как-то на Черкизовский рынок в компании с поварихой Машей, я обратил внимание, что здесь за ваучеры дают что-то уж слишком много, совсем не по Ногинским меркам. И сбыл их все с рук долой. А потом Машка попросила, чтобы я сбегал к этому скупщику еще разок. Её ваучеры тоже лежали в кармане без дела. Расставание с иллюзиями прошло в тот день у нас спонтанно, то есть без сговора. У неё к тому времени были свои особые планы, а у меня по сути – пока никаких.

Тем не менее, иллюзию о всеобщем лёгком богатстве долларовая реальность утопила уже без следа.

Гл.11 Визитка из прошлого

Но кто бы, как бы, ни пытался закрутиться и развернуться, основным занятием оставалась ежедневная работа. Только она давала всем «геркулесовцам» и доллары, и средства к жизни. Общее брожение пока не мешало фирме «Геркулес» подниматься и разрастаться. И это несмотря на то, что изыскам иной жизни подвержены были не только рядовые работники, но даже сам Борис Иванович Сидоров. Его постоянно тянуло уйти в сторону от торговли. Периодически он что-то затевал – то организовывать грибную теплицу, то открывать у себя столярный цех, то распахивать и засевать картошкой огромное прилегающее поле, то брать под крыло мебельную артель, то строить молочно-товарную ферму.

И всё же больше всего Борис Иванович любил просто строить. Я уже говорил, что он постоянно расширял свою фазенду. Мало того, прямо тут же, на территории, выступая в роли прораба, он возвёл трёхэтажный капитальный дом довольно необычного вида, с жилыми комнатами и даже с бассейном. То ли гостиница, то ли собственная временная резиденция.

На другом краю города строился и настоящий кирпичный особнячок. Мало того, рядом со своим будущим домом, силами своей строительной бригады, Сидоров взялся возвести еще два. Из нас там побывали почти все – на разгрузке стройматериалов, на благоустройстве территории. Кому и каким образом предназначались эти дома – мы не знали, но конечно, изобретали разные версии.

Строил Сидоров и магазины. На моей памяти он возвел, оснастил и запустил в дело булочную напротив железнодорожного переезда, что ведет на Красный Электрик. В этом магазине, пока он не был булочной и принадлежал "Геркулесу", мне приходилось бывать частенько. Заведовала там Света, в прошлом – кладовщица с фазенды, иными словами – хорошая знакомая.

Другой магазин – "дом с арками" – Сидоров построил на Рогожской улице, недалеко от Базарного моста. До сих пор, проходя мимо него, давно проданного и перестроенного, я невольно вспоминаю былые геркулесовские времена.

Одним словом, фирма "Геркулес" непрерывно находилась в состоянии изменений и переделок. При том шла весьма заметная текучка, кого-то выгоняли с треском, кто-то убегал сам за призраком лучшей доли – приходили новые люди. Пожалуй, только наш посудный склад, разросшийся до целого участка, оставался островком устойчивой стабильности с раз навсегда заведенными порядками. Но люди менялись и у нас. Перешёл учеником в столярный цех Лёшка Рогов, пришли и скоро ушли два Андрюхи, появились новые люди – недоучившийся школьник Владик и Галина Соловьёва.

Их появление было знаком уже заметных перемен в стране. В "Геркулес" стали приходить не молодые парни, которых привлекали хорошие деньги и возможность весёлой жизни в беззаботной компании, или вольные перекати-поле вроде меня с Эдиком, а мужчины и женщины среднего возраста, вынужденные оставлять окончательно пришедшие в упадок государственные предприятия. Скоро, кстати, и моя сестра бросит развалившуюся Ново-Ногинскую фабрику, которую не покидала с семнадцати лет, и уйдёт на хлебозавод, приватизированный его бывшим директором.

Галя Соловьёва полжизни смолоду проработала в цеху прядильно-ниточной фабрики. Владик пришел не один, а с родителями, которые нанялись работать в фирму на торговый фургон продавщицей и шофером. Ни Галина, ни Владик бездельниками не были, поэтому легко вошли в нашу "хрустальную" бригаду. Потом к нам присоединился и муж Галины, Дмитрий, в прошлом мастер с той же ниточной фабрики. Он уже досыта намотался по разным ремонтно-отделочным шабашкам, и был рад перевести дух на стабильной работе и приличном заработке.

Мы уже обжились, выстроили своей заботой и своими силами деревянно-фанерную будочку, чтобы укрываться от зимних морозов ( посудные склады из соображений экономии не отапливались), но постепенно обозначились приметы приближающегося конца. Посудная эпопея начала давать перебои. Давно уже у людей были выгребены все запасы, бутылки в складе копились всё медленнее, а исчезали всё быстрей. Потребители стали придирчивы: один брал только бутылки, отмытые от этикеток, другому требовалось рассортировать "чебурашки" желтые от "чебурашек" зелёных. Напрочь отказывались брать посуду в деревянных "шиловских" или обычных овощных ящиках, поставщики напитков переходили исключительно на упаковку из пластика.

Минское пиво в магазинах Сидорова сменило продукцию Лакинского пивзавода, его разбирали более охотно. Закрыли власти и геркулесовскую пивнушку на рынке. Стальные сетки, в которых поставлял продукцию Лакинск, тоже остались у нас без дела, они постепенно ушли к строителям на сырьё. Мы не шибко по ним горевали, однако не могли не видеть перемен. И вот прошел тревожный слух – "Геркулес" заключил соглашение с нефтебазой.

Вынужденно ли пошёл Сидоров на такой шаг или просчитался в дальних расчётах, я сказать не могу. Возможно, повлияло и то, и другое. Но разговоры о том, что теперь товаров в магазинах прибавится, поскольку пойдут в дело бартерные запасы нефтебазы, оказались пустым звуком. Избытка хороших, ходовых товаров не появилось. Вдобавок ко всему в стране пошла компания по сокращению наличных платежей, принудительно устанавливались кассовые аппараты.

Перемен к лучшему ждать не приходилось. Пока мы видели одно – упали обороты, начались перебои с зарплатой. Одновременно стало разрастаться и управленческое звено (именно тогда и пришла в "Геркулес" бухгалтером моя давняя знакомая Марина Поверинова). В столовой людей теперь делили на чистых и нечистых. Обедать стали в две смены, управленцы усаживались позже, обособленно. От поварих я знал, хоть они и неохотно в этом сознавались, что для чистой публики отдельно готовят и некоторые блюда. Мелочь, но из мелочей складывалась общая картина бесперспективности. Люди это чувствовали. Уволился из остановившейся столярки Лёшка Рогов. Галина Соловьева перешла от нас продавщицей в Светкин магазин, который почти сразу отошел хлебозаводу.

Вдобавок прошла тихая информация, что Тарасенко – директор и хозяин нефтебазы – выступает против самого существования посудного склада. И тогда мы с Эдиком наконец решили действовать.

Опыт по приёму бутылок у Эдика был. Потребителей стеклотары, приезжающих в "Геркулес", мы знали наперечёт, поскольку сами их отоваривали. По случаю нам удалось перехватить и перекупить партию пластмассовых посудных ящиков. Приезжали иногда к Сидорову добытчики левого товара, в том числе и ящиков, например, грузчики из какого-нибудь обанкротившегося магазина. Обычно они заходили в первую очередь к нам, на разведку. Мы узнавали мнение хозяина. Иногда ящики сгружали, иногда клиенту давался от ворот поворот. А в случае согласия расплата с калымщиками шла через меня или Эдика.

Теперь перехваченную партию мы оплатили сами, и Эдик переправил ее в тот же знаменитый вместительный тёщин сарай. Договорились с Валерой, одним из шоферов, который работал у Сидорова по вызову, катаясь на собственном грузовике. Поскольку выходные дни мы назначали себе сами, определили и день, когда Эдик в свой выходной на неделе поедет собирать посуду.

Оставался последний пункт – реализация. Но тут у нас уже была предварительная беседа с двумя армянами-предпринимателями, дядей и племянником. Если не ошибаюсь, звали их Артём и Левон, но кого как – боюсь перепутать, общался с ними больше Эдик. Они проявили интерес к нашим разговорам и указали адрес, по которому находилась их точка по разливу фруктовой настойки. Для этой настойки и требовались водочные бутылки.

Казалось, всё складывается удачно. Я взял выходной и поехал на электричке в Кучино. Один из потенциальных наших партнёров любезно встретил меня, даже провёл и показал их разливочную линию. Показал и склад с готовой продукцией. Я назвал день, когда Эдик привезёт посуду, вместе обговорили цену и сумму. Вполне удовлетворённый результатами поездки, я вернулся на станцию и сел в электричку.

И вдруг, поразительная история, прямо в вагоне меня окликнул Юра Васильев.

До сих пор я удивляюсь и не могу надивиться ничтожной случайности этой встречи. Вагон был полон, я шёл вдоль него, чтобы перейти в следующий. Если бы Юра дремал или, допустим, читал, или вообще просто задумался, он мог бы меня не заметить, или не узнать со стороны спины, как я не узнал его, пройдя мимо. И вообще, в этом неурочном поезде, в дневное время, он оказался по невозможному стечению обстоятельств – забыл захватить из дома папку с материалами, и теперь с полдороги возвращался назад в Электросталь. Да и моя поездка была в своём роде единственная, и как показало дальнейшее – последняя. Одно слово – случай!

Разумеется, я остановился, и когда в Железнодорожном освободились некоторые места, мы сели рядом. Юрий Павлович был вполне доволен жизнью, и ему не терпелось рассказать о своём новом месте работы. Это был "Протек", фирма, открытая в Москве его знакомыми, как он выразился "нашими ребятами из Физтеха". Дела идут превосходно, перспективы обнадёживающие. Потом и я похвалился удачной поездкой, объяснил к кому и зачем. Разговор ушёл в сторону, мы стали болтать обо всём понемножку, вспоминали былое.

А уже в Электростали, выходя. Юра сказал:

– Если будет плохо, приезжай, – и протянул маленький сине-белый кусочек картона с золотистыми буквами. Это было как раз то, что в книгах о старой светской жизни называлось визитной карточкой. Например, в "Ибикусе" Толстого – Симеон Иоанович граф Невзоров. "Ваши карточки готовы, граф!". И начались, закрутились похождения авантюриста Невзорова.

На этой же новой карточке всё было просто: " Васильев Юрий Павлович, начальник службы электронной почты". Но всё равно, я понимал, что из любви к диковинкам непременно запрячу среди прочего и эту визитную карточку. Приятная встреча, забавный сувенир...

Прошло два дня. Эдик приехал на работу в "Геркулес" злой и растерянный. Он смог сказать только две фразы:

– Отказались брать, сволочи. Привёз домой полную машину посуды, – но и этого было вполне достаточно.

Потом среди дня мы нашли время поговорить. Прежде всего выяснили, что я общался с племянником, а Эдика отрулил уже дядя. Вроде бы племянник пробовал уговорить своего дядю выполнить данное им самовольное обещание, но тот упёрся. Не согласился даже просто сгрузить машину авансом, а деньги отдать потом. Главное, на что он упирал – их будущий полный отказ от стеклянной посуды. Заказана уже партия пластиковых литровых баллонов, в них и пойдёт в дальнейшем вся их настойка.

В принципе, в таком повороте к смене посуды не было ничего удивительного. Полимер был дешевле, не бился при перевозке. Он не требовал специальных транспортных ящиков, значит, и машины продукцией можно было нагружать гораздо полнее. А доставка пустой тары от изготовителя вообще не представляла проблем, их можно было возить хоть в легковушке мелкими партиями.

Логика была на стороне этого гадского дяди, но она совсем не утешала. И главным образом бесила пока бестактность – если не будешь брать, скажи об этом заранее. Но, похоже, мы попробовали сделать шаг в такой мир, в котором благородства и даже простой вежливости не бывает.

Но главным образом смущало другое, что делать дальше? Найти нового потребителя посуды опять среди геркулесовских клиентов или разыскивать кого-то постороннего? Поговорить с Малхазом? Или с Бесланом? Отвезти посуду просто на какой-нибудь большой завод нам почему-то не представлялось возможным. В любом случае, такая операция не могла быть быстрой, кроме того, мы рисковали засветиться и нарваться на конфликт с Борисом Ивановичем. Его невозможно будет убедить, что здесь обошлось без воровства с его склада, а точнее, он просто не станет выслушивать никаких оправданий. Не поможет даже наша общая безупречная репутация.

Пока суд да дело, Эдик столковался с одним из наших продавцов-фургонщиков, которые продолжали параллельно с торговлей принимать и посуду, и в несколько приёмов, его руками, вывез набранные им бутылки на наш же геркулесовский склад. Эти небольшие расходы таким образом мы закрыли. Не закрыли пока только главный вопрос.

Каждый из нас предлагал свой выход. Я считал, что поскольку "Геркулес" доживает последние месяцы, надо с него увольняться и попробовать для начала заняться этой посудой в полную силу. Искать источники, сбыт, места временного хранения, способы оплаты, и по приходам-расходам оценить, будет ли из всего этого толк.

Насчёт последних месяцев "Геркулеса" Эдик был категорически не согласен, и увольняться не собирался. Кстати, не прошло с этого разговора и полгода, как при случайной встрече на Ногинском вокзале он честно признался мне, как жалеет о том, что сразу не послушал меня. Зарплата в том месяце, когда мы это обсуждали, на "Геркулесе" была последней. А потом людей несколько месяцев кормили только обедами и обещаниями.

Между прочим, на всякий случай, сразу после того разговора, я решил навести справки через Поверинову Маринку. Как, мол, настроение наверху, и какова ситуация с деньгами? Вместо того, чтобы сослаться на незнание, она горячо заверяла меня, что дела – лучше некуда, а если где-то что-то заскрипит и закачается, она тут же шепнёт мне об этом на ухо.

Эдик предлагал другой способ – попросить поддержки у Бориса Ивановича. Найти какую-нибудь форму подработки, которая устроит и нас, и его. Иными словами, работать под его прикрытием, и за это делиться с ним частью прибыли. Но при этом обязательно сохранить за собой рабочее место и зарплату в его фирме.

Вариант был сомнительный, но я взялся поговорить с Сидоровым. Я так легко согласился на рискованный шаг именно потому, что уже не верил в будущее "Геркулеса". Кроме того, опыт общения с Иванычем позволял предположить, что он воспримет мои вопросы без возмущения. Относился он ко мне хорошо, и в былые времена, частенько захаживал к нам на посудный – посидеть, поболтать. Причем не отмахивался и от вопросов на важные темы. Например, однажды мы с ним спокойно обсуждали, стоит или не стоит "Геркулесу" купить долю в Лакинском пивоваренном заводе.