Текст книги "В тропики годен"

Автор книги: Вячеслав Шелухин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

– В известной нам древности, – с ударением поправляет его капитан. – А настоящая древность – это то, что еще неизвестно. Возьмите египетские пирамиды. Казалось бы, что проще! – продолжает он. – Тщеславные фараоны, безграмотные рабы… А дело-то, оказывается, сложнее. Вот в Гизе, например, пирамида самая высокая, так это же сплошная загадка! Что ни размер, то символика. Тут тебе и число "пи", и расстояние от Земли до Солнца, и число дней в году. А как она отцентрована по меридиану, как сориентирована на Полярную звезду! Думаете, это безграмотные рабы так все рассчитали? Было, было там что-то такое! Только до поры до времени от нас это сокрыто.

– А мне казалось, все уже открыто, Роман Иванович…

– Нет, не все. Капитан встал. – Да и нельзя жить только чужими открытиями. Каждый человек открывает мир для себя сам. Вы можете знать название звезды, но пока вы ее не найдете на небе, она для вас не существует. Ищите, доктор! Ищите, пока есть молодость и любопытство. Открывайте острова, звезды, новых людей. И знаете, какое будет ваше главное открытие? Вы сами!

Затрещал телефон. Звонил вахтенный штурман. За широким иллюминатором проплывала буйная зелень тропических лесов Доминики, объятая у берегов серебряной россыпью прибоя.

За неширокой полосой цивилизованных пляжей остров до сих пор сохраняет свой первобытный вид. Здесь живут еще остатки когда-то воинственного и свирепого племени карибов, давших свое имя Карибскому морю, Эти «охотники за черепами» долго были грозой мореплавателей. Сейчас потомки каннибалов живут в резервациях, занимаются мирным промыслом – плетением корзин и носят дешевые джинсы и хлопчатобумажные рубашки, сделанные на Тайване.

Было жарко. Горячий густой пассат летел с океана и катил на остров высокие валы ослепительно синей воды. У берега, где вода желтела на мелководье, волны вставали на дыбы и рушились, подрубленные коралловыми волнорезами.

Все формальности прихода были быстро окончены. Казалось, портовым властям хотелось только одного – поскорее добраться до пляжа и окунуться в воду.

Наконец по судну объявили увольнение. Экипаж, почти на бегу освобождаясь от прилипающих к телу форменных рубашек и брюк, сразу превратился в толпу курортников. Лучший пляж высмотрели в бинокль еще на подходе к острову.

Отель "Хилтон" стоял у кромки пляжа и был обращен фасадом к океану. Стены, сложенные из нарочито грубого камня, возвышались пятью этажами асимметричного строения. Отель казался обломком скалы, отколовшейся от гранитного массива. Это снаружи. А внутри скрывалась стандартная роскошь искусственного климата, мягких ковров и многодолларового сервиса для услады эксцентричных миллионеров.

Природа острова окружила отель тропическими зарослями, пальмами и папоротниками, озвучила гекзаметром прибоя. Но пользование этими естественными благами тоже входило в счет.

Через пуленепробиваемые стеклянные двери "садковцы" вошли в полутемный холл отеля, полный охлажденного воздуха с легкой примесью дезодоранта. Ноги по щиколотки погрузились в пушистый ковер. Перед Шевцовым, обмениваясь английскими фразами, неторопливо шествовали Евгений Васильевич и важная, как леди, синеглазая Лариса. За доктором шла еще добрая дюжина моряков "Садко": Вася Андрейчук и поваренок Борька, библиотекарь Наташа, похожая на мальчугана, и портниха Ниночка в сшитом своими руками сногсшибательном платье, веселая троица: Жуков, Оля и Круглов, официантка Лида, ребята из палубной команды… Позади всех, обливаясь потом, тяжело вышагивал шеф-повар Филипп Петрович.

Шевцов заметил, как встал со своего кресла у дверей швейцар – толстый негр в форменной фуражке и мундире, похожем на адмиральский. Страж дверей подозрительно уставился на Евгения. Но тому было не до швейцара и ни до кого на свете. Вид у пассажирского помощника был счастливый и совершенно потусторонний. Он смотрел не отрываясь в смеющиеся глаза Ларисы и в эти минуты чувствовал себя богаче всех миллионеров в мире.

"Что это за процессия?" – было написано в круглых от удивления глазах привратника. Шорты с канадскими кленовыми листьями, рубашки с пальмами – с Бермудских островов, плетеные сандалеты с Мадейры, испанские махровые шляпы и… русские носы и скулы с берегов Невы. Уверенно и неторопливо шагали "садковцы".

"Адмирал" перевел взгляд на волну смоляных волос и родинку на щеке дамы, и пальцы его потянулись к козырьку фуражки. "Да, не иначе, как миллионеры", – подумал он и вздохнул. Двери в Конце холла бесшумно открылись, и "садковцы" вышли на пляж – приватный пляж богачей.

Длинная дуга пляжа была разбита на бухты пальцами волнорезов, далеко вытянутыми в океан. Волнорезы сложены из бурых коралловых глыб, сцепленных друг с другом острыми шипами, и залиты сверху бетоном.

Мнимые миллионеры – моряки "Садко" – прошли подальше, туда, где никто не купался, побросали на песок одежду и побежали к воде. Вспененная прибоем вода в пустынной бухте была очень теплая. Волны с океана косо набегали вдоль берега и откатывались к волнорезу. Сильные струи отливного течения, вызванного накатом, прижимали пловцов к кораллам и тянули в открытый океан. Шевцов отплыл подальше от мола, туда, где можно было лечь на спину, закрыть глаза и качаться на волнах.

Когда доктор открыл глаза, то впереди, за. пенистыми волнами, увидел две головы. На одной была купальная шапочка официантки ресторана Лиды, другая, лысая, могла принадлежать только шеф-повару.

"Пожалуй, нужно предупредить их, чтобы далеко не заплывали", – не очень уверенно сказал Шевцов сам себе. Он подплыл к волнорезу и почувствовал – течение! Оно подхватило и понесло его. За волнорезом высокая волна подняла Виктора, и он опять увидел их головы – совсем рядом. И сразу все понял…

Они из последних сил держались на воде. И звали на помощь. Позади Шевцова волны с грохотом раскалывались об острые кораллы, и ветер подхватывал и уносил и брызги, и отчаянные крики о помощи.

Совсем рядом с доктором оказалось бледное как мел лицо с синими губами и страшно округленные глаза Филиппа Петровича.

– Доктор, помоги! – захлебываясь, прохрипел он и схватился за Шевцова. И сразу все изменилось – вода перестала держать, сомкнулась над ними. Виктора вдруг словно ударило в голову – глубина! Он вспомнил, какие глубины лежат здесь сразу под островом. И увидел как наяву – вот так же, обхватив друг друга, они опускаются вниз, в холодное придонное течение. Он рванулся наверх – к воздуху.

– Филипп, пусти! – едва, успел выговорить доктор побледневшими губами, как пенистый вал снова накрыл их с головой. Филипп закашлялся, потянул воздух сведенным судорогой горлом. "Одно его движение, отчаяние, паника – и конец", – подумал Шевцов.

– Не надо, не надо. Отдышись! – повторял он как заклинание, хватая воздух и выплевывая соленую воду. Шеф был тяжелый как свинец. Его расширенные глаза впились в Виктора. Сильные руки мертвой хваткой стиснули шею. А в трех метрах беспорядочно била руками по воде и кричала официантка Лида.

– Тону! Помо-гите-е! – Этот отчаянный женский крик был хуже всего.

– Замолчи! – задыхаясь, крикнул Шевцов. – Ты не тонешь! Плыви! – И самое удивительное, что она замолчала и поплыла.

Виктор оторвал от себя одну руку Филиппа, и тот стал держаться за пояс его плавок. Глаза шеф-повара стали более осмысленными.

– Филипп, поплыли, поплыли, – сквозь зубы бормотал Шевцов, – мы доплывем!

"Боже мой, какой он молодец! – думал Виктор. – Он не утопил меня. Быть на краю смерти и не поддаться панике, – твердил доктор про себя, а может быть, и вслух. – Главное – не растеряться, только не растеряться!"

Берег придвинулся к ним. У края волнореза отливное течение снова ударило в грудь. Шевцов почувствовал, что задыхается. "Нет – нам не доплыть! – обессиленно подумал он. – Что же делать? С берега нас не видели, да и чем они могут помочь? Мы утонем раньше, чем кто-нибудь доплывет до нас…"

Волны толкали их на острые глыбы волнореза. Доктор представил, как его бьет головой об эти камни… Филипп хрипло дышал рядом с ним.

Виктор видел, как ему было плохо. "Вдвоем не доплывем…" Неподалеку из последних сил барахталась Лида.

"Единственный выход, -понял Шевцов, – лезть на эти острые, как ножи, коралловые камни". Ему вдруг стало жалко себя. "Ну почему я? Чем я виноват? Ведь я мог бы выплыть…"

Он оглянулся. Бородатая волна захлестнула их, с ревом разбилась о коралловую стену. Вслед за ней шли волны помельче.

Виктор подтолкнул Лиду к волнорезу.

– На камни! Вылезаем на камни! – хрипло закричал он.

Доктор схватился за острые отростки кораллов и полез вверх, спиной ощущая, как подходит волна. Потом обернулся и вытянул из воды Лиду. Что-то острое вонзилось ему в ногу. Филипп из последних сил держался за обломок коралла. Подошла волна и бросила его плечом на камни, в кровь обдирая руку. Волна была небольшая…

Наконец они поднялись наверх. Шеф-повар упал на волнорез, разбросав руки и ноги. Кровь бежала у него по плечу. У Шевцова нога тоже была в крови. Следующая волна окатила их и смыла кровь.

– Филипп Петрович, миленький, это все из-за меня, – заплакала Лида. – Меня течением понесло, а он поплыл за мной… мне помочь, – всхлипывала она. Шевцов разжал зубы и с трудом выговорил:

– Да не реви ты, Лида! Спаслись же…

Филипп Петрович приподнялся и сел. Его била дрожь, язык не ворочался во рту.

Виктор посмотрел на свою ногу и увидел, что у него кроме ссадины на бедре вся пятка утыкана черными иглами.

– Филипп, – толкнул он шеф-повара в плечо, – посмотри!

Шеф повернул голову, разжал зубы и, заикаясь, с трудом выговорил:

– Н-н-а еж-ж-а наступил…

Доктор почувствовал, что ему неудержимо хочется смеяться.

– Понимаешь, на ежа наступил! – еле выговорил он, давясь от смеха. – Помнишь, как Мишка-рефмехапик?…

– Ну да, на ежа, – заулыбался вдруг Филипп, – и не почувствовал! Ха-ха-ха! На ежа! – закатился он смехом.

– Представляешь… как я на него!

– А он, а он-то!

Главврач и шеф-повар катались по волнорезу и вытирали слезы в приступах неудержимого хохота.

– На ежа, а?… – спрашивал то один, то другой, и оба снова покатывались со смеху. Лида, вытаращив глаза, смотрела на них и не знала, плакать ей или смеяться.

Когда приступ смеха прошел, Шевцов сказал серьезно:

– Да-а, хорошо, что хорошо кончается. А ведь могли бы и… – Он помолчал. – Ну, что говорить. Но теперь – молчок. Никому ни слова! Слышишь, Лида?

– Слышу… – всхлипнула она.

Филипп молчал, опустив глаза.

– Капитан узнает, – продолжал доктор, – вообще все купания экипажу запретит. А на будущее наука – в незнакомых местах в воду не лезть.

– Пусть теперь чёрт здесь купается! А с меня хватит! – зарекся шеф-повар.

– И я больше к воде во веки вечные не подойду! – поклялась Лида. На ее пухлые щеки вернулся румянец.

– Да-а, – покачал головой еще не совсем пришедший в себя Филипп Петрович.

Доктор, согнув ногу, осторожно вытаскивал из пятки длинные черные иглы.

Охая и прихрамывая, они добрались по волнорезу до берега. По пояс в воде стояла Лариса, испуганно глядя на них. Шевцов виновато опустил голову. Вид у них был не геройский…

– Что это вы еле бредете? – удивленно окружили их ребята на пляже.

– Да понимаете, – бодрым голосом объяснила Лида, – доктор на ежа наступил!

– На ежа! Вот это да! – захохотал Вадим. – Везет же людям! – И закричал во все горло: – Миша, иди доктора лечить! У него тоже иглы от ежа – только в другом месте!…

Прощальный гудок. «До свиданья, Карибы!» «Садко» берет курс на восток. Впереди океан и десяток чужих портов.

Главврач смотрит на карту. За голубой простынью океана – зеленый башмак Африки. Над ним – угловатое, в разноцветных заплатах рубище Европы. А еще. выше, в светлых северных водах, голубая лужица Финского залива и тонкая нитка Невы.

"Эх! Перенестись бы сейчас туда! – мечтает Шевцов. – Хлопаешь дверью парадного. Звонишь. Дверь открывает Настя. В глазах ее изумление, радость и, наверное, слезы. Из-за спины жены выглядывает подросшая дочка… Входишь в свою квартиру – какой есть: с обгоревшим носом, с иглами морского ежа в пятке, с игрушечной обезьянкой и – как вещественное доказательство – с перламутровой раковиной на дне чемодана…"

За синими клетками параллелей и меридианов – крошечная точка: порт Дакар. Это Сенегал, черная Африка, – джунгли, малярия, желтая лихорадка. В прошлом году была холера. Медслужба "Садко" готовится к встрече с экзотикой. Вера и Тоня сделали всем прививки от лихорадки, холеры. В кают-компании и столовой висят грозные плакаты: "Ты принял таблетки против малярии?"

Дакар встретил прохладой – "всего" +17° по Цельсию. Прямо на причале длинными рядами расстелены разноцветные покрывала, пестрые ковры. На них вырезанные из дерева статуэтки. Рядом с этими экзотическими товарами стояли меланхоличные продавцы в длинных, до пят халатах и… русских шапках-ушанках! У многих, как в лютый мороз, уши опущены и завязаны под подбородком.

Шевцов вышел на причал, подошел к одному продавцу. Из-под черной ушанки выглядывали такие же черные щеки и нос. Розоватые белки глаз все время двигались. Пепельные губы улыбались:

– Велкам,сэр!

– Неужели холодно? – по-русски спросил Виктор, скептически глядя на шапку.

– О, конечно, очень холодно! Зима! – неожиданно на ломаном русском языке ответил продавец. – Я учился Москва! – с гордостью заявил он. – Москва – хорошо! Мороз – тоже хорошо!

– Откуда такая шапка?

– О, сувенир! Русский рыбак давал. Он шапка – я маска. Хорошо!

– Это черное дерево? – спросил доктор, показывая на разложенные у его ног фигурки.

Продавец оглянулся, потом весело заблестел зубами.

– Э, нет. Это черное дерево для капиталистов. Делаем так: простое дерево мажем черным гуталином – будет черное дерево, мажем красным гуталином – будет красное дерево. Слоновая кость делаем из корова.

Виктор засмеялся.

– О нет! – обиделся африканец. – Ты можешь купить черное дерево настоящий. Поедешь в деревня. Там мастерская моего дяди.

– Ладно, спасибо!

Главврач прошелся вдоль рядов разложенных на коврах товаров. Пассажиры уже были тут как тут: везде шла оживленная торговля на доллары, фунты, марки.

Шевцов вместе с четвертым помощником Кругловым и боцманом Лебедевым все же добрались до дядиной мастерской.

На краю африканской деревни возвышалась на сваях хижина, крытая пальмовыми листьями. Выглядела она, как сказочная избушка на курьих ножках. Внутри в полумраке стояли черные статуэтки: женщины с корзинами на головах, чернокожие охотники, диковинные звери и птицы. На стенах висели ритуальные маски.

Все маски повторяли один и тот же мотив. Это были бородатые боги с узкими вытянутыми лицами и орлиными носами. Глаза полузакрыты. Рты прорезаны надменными улыбками. Над высокими лбами – трезубцы, изображения животных с рогами и уборы, похожие на древние короны. Длинные окладистые бороды окаймляли маску от уха до уха. Все маски грозные, величавые. Ни одной африканской черты на их лицах. Доктор вспомнил – похожие маски он видел на Антильских островах.

"Откуда это преклонение перед бородатыми богами у безбородых народов Африки и Америки?" – подумал Шевцов.

– Откуда эти боги? – как можно почтительнее спросил он у старика в рваном халате, сидевшего на корточках у дверей. Старик курил длинную трубку и молча смотрел в сторону океана. Он не зазывал покупателей и не торговался.

– Оттуда… – наконец ответил он на ломаном английском языке. Потом вынул трубку и показал кривым чубуком в сторону длинной гряды, где ломался прибой, – из океана.

Виктор выбрал маску, которая лежала у ног старика, и еле поднял ее. Она оказалась очень тяжелой. "Красное дерево, – подумал он, – оно тонет в воде".

– Настоящее? – спросил Коля Лебедев. Старик ничего не ответил и даже не взглянул на него. У маски был длинный прямой нос. Выдвинутый вперед подбородок. Открытый, как бы смеющийся рот и полузакрытые тяжёлыми веками глаза. Глазные щели прорезаны наискось. Как бы Шевцов ни поворачивал маску, в них лежала тень и под веками необъяснимо угадывался пристальный взгляд.

Игорь Круглов облюбовал небольшую статуэтку. Это была настоящая африканка, вырезанная из одного куска дерева. Чувственные вывернутые губы улыбались. В полуприкрытых глазах так же неуловимо проглядывала жизнь. Женщина шла, чуть изогнув обнаженное полированное тело, и одной рукой держала на голове тяжелый кувшин… Боги не зря любили земных женщин.

– Да, этот старик – настоящий мастер… – прошептал Игорь.

Обратно они шли пешком по берегу океана. Серый, прибитый волнами песок был плотным, как асфальт. Пена прибоя подмывала корни выгнутых над водой пальм. Тяжеленная маска оттягивала Виктору руки.

Игорь, посмеиваясь, смотрел то на Шевцова, то на маску.

– Да, док, родись ты лет на пятьсот раньше…

– Ну и что?…

– Слышал легенду о Кецалькоатле? Давным-давно бородатый белый бог ацтеков пришел с востока на крылатом корабле, научил ацтеков ремеслам, искусствам, религии и снова ушел в океан. И когда испанцы высадились в Америке, их приняли за богов – из-за их бород!…

– …И Кортес с двумя сотнями солдат покорил империю Монтесумы. Это знает каждый школьник.

– А ты знаешь, что испанцы встретились в Америке с теми же легендами о всемирном потопе и гибели большой земли в океане? Знаешь, что ацтеки связывали свое прошлое с землей Ацтлан в океане, что есть удивительное сходство обрядов индейцев Америки и народов Средиземноморья? Одинаковые легенды, общие черты в архитектуре – те же пирамиды, в мумификации мертвых, религии – тот же символ креста. Откуда это, не знаете? Легко только отрицать, а попробуй объяснить все это! Кто такой Кецалькоатль? Сравни его с Атласом – титаном или, быть может, царем Атлантиды. И тот, и другой в родстве с богами – повелителями морей, оба поддерживали небо, оба имели братьев-близнецов, и оба были бородаты…

Виктор посмотрел на свою маску.

– Так кто же ты? Кецалькоатль? Атлас? Царь Атлантиды? Отвечай! И как попал в Африку? – строго произнес он.

– Ты знаешь, – доверчиво обратился Игорь к Шевцову, – у меня такое чувство, что я все время иду за ней по пятам, а она от меня ускользает…

– За кем "за ней"? „

– Да за Атлантидой же! Конечно, она лежит на дне океана. Но не исчезла же она без следа! Я верю, придет время, и ученые восстановят каждый день, каждый час жизни нашей планеты. И никто не будет забыт, и ничто не исчезнет. Каждый человек будет жить в памяти человечества! Представь: вся наша история день за днем записана световым лучом солнца и отброшена, отражена в просторы Вселенной. Где-то там летят сейчас и кадры гибели Атлантиды… Когда-нибудь мы догоним их. Прошлое пересечется с будущим!

– Да-а, – засмеялся Шевцов, – дело за немногим…

И снова океан, тропики и попутный пассат.

Первые дни над "Садко" висят низкие облака. Солнце не показывается. Но все равно серое небо насыщено им. Светится и мерцает покров океана бесконечными оттенками сиреневого, лилового, зеленого. Трудно поверить, что серые цвета неба и воды могут быть такими богатыми и многоцветными.

Третий день встречает ослепительным сиянием неба и океана, покрытого белой пеной гонимых пассатом волн.

С раннего утра на палубе жжет солнце. С каждой милей на юг солнце все выше поднимается к зениту. Люди уже почти не отбрасывают тени. Она становится совсем короткой и прячется под каблуки туфель. Скоро экватор.

Иногда от горизонта открывается облако и над судном проходит дождь. Тяжелые серебристые капли прыгают по палубе, крытой тиковым деревом. Эти дожди теплые и ненастоящие – без луж, без прибитой пыли, без оживающей травы и дрожи листьев,

1 марта – начало весны. На "Садко" торжественный день: готовится праздник Нептуна. Сегодня теплоход пересекает экватор. С утра на судне таинственная беготня и приготовления. На кормовой срез никого не пускают. Там в самом разгаре подготовка к маскараду. Судовые художники и гримеры красят кинжалы и трезубцы. Черной краской с ног до головы мажут чертей. Покрывают шрамами и страшной татуировкой груди пиратов. Это готовится свита Нептуна. По другому борту, отгородившись занавеской, наводят красоту русалки.

Посреди палубы сохнет пузатый свежевыкрашенный бочонок с надписью "РОМ" и скрещенными костями. Рядом с ним идет ответственная работа – наряжают Нептуна. Нептун, он же старпом Андрей Стогов, стоит голый по пояс и, чертыхаясь, примеряет доспехи морского царя. Все они узки ему в плечах. Ему покрывают синим гримом лицо, надевают парик и подвязывают длинную седую бороду. Широченную грудь и спину разрисовывают серебристой чешуей. На плечи накидывают мантию – настоящую капроновую сеть цвета морской волны с застрявшими в ней водорослями и золотыми рыбками. Мускулистой рукой он сжимает тяжелый трезубец.

Боцман, традиционный предводитель морских чертей, с утра расхаживает, по судну и, прищурившись, присматривается к молодым офицерам и морякам – ко всем, кто еще ни разу не пересекал экватор,

Его будущие жертвы прячут глаза и начинают с тревогой посматривать на глубокий бассейн, полный морской воды, и на свои белоснежные мундиры.

Ровно в три часа дня раздается протяжный гудок. С верхней палубы в небо с треском взлетают разноцветные ракеты. По трансляции на трех языках гремят объявления: "Дамы и господа! Внимание! Мы переходим экватор!"

В этот момент всем на судне положено подпрыгнуть, чтобы не зацепиться за экватор ногами! Взволнованные пассажиры выбегают на залитые зноем палубы, высовывают головы в иллюминаторы: когда же промелькнет шелковой ленточкой эта магическая линия, обвивающая земной шар. Но напрасно – только вахтенный штурман в белой фуражке, надвинутой на бровь, точно знает, за какой волной и где сходятся впритык половинки земли.

Возле капитанской каюты трубят трубы, бьет барабан – голые по пояс, лихо татуированные музыканты вызывают капитана. Капитан в парадной белой форме надевает фуражку и выходит на палубу. Вслед за ним строем идут офицеры.

Музыканты с "барабанным боем прокладывают дорогу сквозь толпу пассажиров. Зрители кричат, аплодируют, щелкают фотоаппаратами.

На просторной палубе под открытым небом офицеры выстраиваются в шеренгу. Впереди по стойке "смирно" встает капитан. Здесь уже воздвигнут роскошный трон для Нептуна. К его подножию от самого бассейна протянута красивая ковровая дорожка.

А солнце в зените печет нестерпимо. Ни клочка тени на палубе. Рубашки под форменными белыми тужурками мгновенно становятся мокрыми.

"Между прочим, Нептун, – шепчет доктору Круглов, – это верховный бог Атлантиды. Возможно, когда-то здесь была земля, где почитали этого бога". Тот отмахивается – боится что-нибудь пропустить, не увидеть,

Под крики толпы и гром музыки два чернокожих эфиопа с секирами в руках распахивают стеклянные двери бассейна, и оттуда величественной поступью выходит царь морей и океанов Нептун. Его окружает пляшущая свита веселых и слегка нетрезвых чертей. Они с воплями бросаются к строю офицеров, скачут вокруг, протягивают черные, как сажа, руки к белоснежным мундирам. Нептун тяжело взгромождается на свой трон.

Черти продолжают вопить. Тогда Нептун ударяет трезубцем о палубу и требует выкатить чертям бочонок крепкого рома. Поваренок Борька в огромном колпаке шустро выкатывает бочонок, ставит его на попа и убегает. Но у дверей бассейна его ловят два здоровенных эфиопа и с размаху швыряют в бассейн. Борька с поросячьим визгом летит в воду. Это первая жертва.

Над палубами гремит усиленный микрофоном грозный бас Нептуна: "Скажите мне, кто вы такие, какого роду-племени, откуда и куда путь держите?" Снова орут черти, размахивают кривыми ножами пираты, вьются у ног Нептуна русалки.

Капитан подносит руку к козырьку и докладывает:

– Царь Нептун, владыка морей и океанов! В твои владения пришел советский теплоход "Садко". Идем мы через моря и океаны из далекого города Ленинграда в город Рио-де-Жанейро. На борту у нас шестьсот пятьдесят честных и добрых пассажиров и триста пятьдесят славных моряков. Я, как капитан теплохода, прошу тебя, царь Нептун, выдать мне ключ от экватора и пожаловать нас хорошей погодой и попутным ветром. А чтобы умилостивить твое царское величество, дарю тебе драгоценную жемчужину из моей команды!

И тут Васька Андрейчук из машинной команды, играя здоровенными мускулами, на руках выносит из толпы Олю Конькову. Василий наряжен пиратом. На Оле ничего нет, кроме заграничного мини-бикини, да на голове – корона из позолоченной фольги, Черти ревут от восторга и катаются по палубе. Из строя офицеров на Андрейчука глядит грозным взглядом Игорь Круглов. "Он за Ольгу не только в бассейн, но даже в океан хоть сейчас в полной форме прыгнет", – глядя на Игоря, думает доктор.

Нептун сажает Олю на одно колено и на глазах зрителей добреет.

– Ну что ж, – заявляет он в микрофон, – вижу, что вы люди добрые, а ты, капитан, молодец и морские обычаи знаешь. Повелеваю вручить тебе ключ от экватора и дуть всем ветрам попутно твоему теплоходу!

Из толпы русалок выходит Лариса в золотой чешуйчатой юбке, провожаемая ревнивым взглядом Евгения Васильевича, и, ослепительно улыбаясь, вручает капитану огромный старинный ключ.

– Однако, – басит Нептун, – всех, кто впервые переступает экватор, повелеваю окунуть в морскую купель!

Черти и эфиопы с воем бросаются в толпу. Капитан, довольно улыбаясь, отходит в сторону. Строй офицеров распадается. Игорь Круглов со всех ног удирает по трапу. Неповоротливого рефа Мишу поймали и, раскачав, бросают в бассейн. Всплескивается вода, летят брызги, визжат русалки. Гремит оркестр – пираты и черти лихо отплясывают с русалками и сиренами. Вслед за ними и пассажиры и экипаж пускаются в залихватский пляс.

Но этого главврач уже не видит: ему удалось улизнуть. Он смирно сидит на диванчике в каюте доктора Сомова и. посмеивается: "Тут-то уж меня не найдут!" И вдруг раздается топот ног в коридоре, голоса: "Здесь он!" – и в запертую дверь барабанят в десять кулаков. Василий Федотович с неожиданным для его возраста проворством подскакивает к порогу и коварно отодвигает внутреннюю защелку.

В каюту вваливается запыхавшийся Коля Лебедев со своей чумазой хохочущей свитой. Он кричит во всю глотку:

– Вот он – царский ослушник! Взять его и окрестить!…

Главврача купали не последним. Еще долго слышен был шум на палубах и раздавались торжествующие вопли: "Вот он! Держи! Держи!…"

Потом оказалось, что Колины черти в запарке окрестили не только новичков, но и выкупали старого морского волка – "деда". А под занавес кинули в бассейн толстяка Дим Димыча – вода взлетела под подволок и окатила зевак с ног до головы…

Вечером после праздника Нептуна затеян был неофициальный прием в каюте главного врача. Как-никак, в этот день боцман вручил ему грамоту со старинной сургучной печатью и водяными знаками Нептуна. Грамота эта была охранная и на все следующие переходы экватора освобождала его от купания. По всем законам доктору надо было накрывать стол.

В каюту все пришли не в форме. Пробирались с оглядкой. Пассажиров вид офицера, обтянутого джинсами и яркой безрукавкой, мог крепко смутить, заподозрили бы неладное. Зато какой отдых, какое блаженство без осточертевшей за долгий рейс формы!

Собрались все. Дим Димыч, как всегда, ввалился с двумя дамами: Ларисой и Олей. Вслед за ними с гитарой Лескова быстро пробежал коридор Игорь Круглов. Сам Саша пришел позже и привел за руку немного смущенного пассажирского помощника. Старпом Стогов явился в пижонских вельветовых брюках. Последним, вместе с нарядной Аней Андреевой, зашел неунывающий Вадим Жуков.

Стол уже был заставлен снедью, приготовленной на камбузе самим шеф-поваром. Напрасно было бы искать там надоевших заморских деликатесов. Картошка с грибками в сметане, селедочка спецпосола, окольцованная луком, фирменные блины с клюквой из вологодских лесов. Да дело было и не в еде. Рейс перевалил за половину, и всем вдруг захотелось посидеть по-домашнему, отдохнуть от погон и званий, от шумных пассажиров.

И только расселись званью гости, как Дим Димыч торжественно извлек из неизменного пакета с видами Лондона заветную, бутылочку. Зажурчала по рюмкам прозрачная влага… Но напрасно, напрасно навострили уши строгие чины из пароходства! Никогда и никому не расскажет автор, что за напиток под грибы и селедочку пили в тот вечер моряки.

Отчего заблестели у всех глаза и улыбки разбежались по обожженным тропическим солнцем лицам? Отчего так тепло стало в остуженной гудящим "кондишен" каюте?

Посветлели задумчивые глаза Ларисы, затеплилась надежда под дымчатыми очками Евгения. Оля Конькова не прятала уже лица от пристального, влюбленного взгляда Игоря. Его черные, цыганские волосы прикоснулись к ее медным, выгоревшим на солнце, тяжелым прядям волос. Вадим веселым прищуром голубых глаз с рыжими ресницами обводил раскрасневшуюся Аню Андрееву. Хладнокровный обычно старпом азартно спорил с отложившим гитару Сашей Лесковым. Разговорчивый Дим Димыч молчал и нежно смотрел на запотевшую бутыль.

Еще звучали морские тосты, а время брало свое. На судне нет выходных, нет праздников, нет дней, когда отменяются вахты и дежурства. К восьми вечера, грустно взглянув на стол и на Аню Андрееву, ушел на вахту Вадим. К девяти ноль-ноль солидно отбыл Дим Димыч. К десяти поднялся Евгений Васильевич и, старательно обходя взглядом Ларису, пошел переодеваться – готовиться за капитанский стол. С ним вместе вышел и Стогов. К одиннадцати часам Игорь Круглов пошел проводить Олю, – уже открылся ее бар. Незаметно, по-английски исчезли Аня и Саша. Шевцов открыл в спальной половине каюты иллюминаторы – вытянуть прокуренный воздух, а когда вернулся, увидел – они с Ларисой остались одни.

Лариса вздохнула, выходя из задумчивости, в которой последнее время все чаще заставал ее доктор. Улыбнулась Шевцову:

– По морскому уставу последняя гостья моет посуду.

Они вместе убрали со стола. Лариса пустила в раковину горячую воду и быстро помыла и сполоснула тарелки и чашки. Виктор принимал от нее все вымытое, теплое и складывал в буфет.

В каюте тихо играла музыка – вечерняя программа судовой трансляции. Под подволоком вокруг светильника таял сигаретный дым. Через открытые иллюминаторы тянуло влажным теплом океана.

Лариса медленно прошла по каюте и встала у иллюминатора. Виктор остановился рядом с ней. Сердце у него медленно и гулко бухало в груди.

За круглыми прорезями шуршал океан. Когда их глаза привыкли к темноте, они увидели ночь – огромную тень земли, упавшую на небо. Ночное безмолвие. И черный океан – без обманчивых голубых и зеленых покровов дня. Плыли звезды, погрузив лучи в черные глубины.

– Мне страшно… – прошептала Лариса.

– Что? – тоже шепотом спросил он.

– После каждого дня наступает такая вот ночь. Словно миллионы лет назад…