Текст книги "Повесть о Мизхаппаре (СИ)"

Автор книги: Вулкан Холдор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)

– Вот, видите, что вы натворили?! Зоб бедной женщины увеличился до невероятного размера после того, как она выпила Ваш целебный кипяток! – сказал следователь, закуривая сигарету «Прима Тиблтабак» и нервно указывая горящей сигаретой на жену тракториста Галлаева. Потом обратился к ней:

– Не плачьте, тетя, бог даст, выздоровеете. Скажите мне, когда и в каком количестве Вы выпили это лекарство, которое принес Вам муж?

– Ой...Мой муж принес в термосе ту жидкость и сказал:

– Выпей, любимая, это лекарство от зоба. Я обрадовалась и выпила всё, не думая о последствиях – сказала женщина.

Она плакала.

– Ну что скажете теперь, господин Гиппократ? – сказал следователь.

– Во-первых, я не заставлял её выпить этот кипяток, товарищ прокуратор. Во-вторых, я не знаю, принёс тракторист своей жене тот кипяток или нет. Может он, чтобы избавиться от неё, дал ей другую воду с медленно действующим ядом, который способен увеличить зоб. В-третьих, лекарство надо пить аккуратно, чайной ложкой, то есть, здесь я не виноват! – сказал я.

После этого меня отпустили на все четыре стороны.

Сайтмират -ака, если есть на западе люди, страдающие зобом, пусть обращаются ко мне и я отправлю им бесплатное лекарство, то есть целительный чудотворный кипяток, в виде гуманитарной помощи.

С хорошими намерениями, доктор Мизхаппар.

8 апреля 2009 года.

8 часов 18 минут вечера.

Прокуратура Чапаевского района.

Двадцать третье письмо Мизхаппара

Вчера я услышал нехорошую весть. Оказывается, в средней школе имени Василия Ивановича Чапаева, избили учителя Каркидонова. Он был скромным человеком низкого роста, пузатый.Преподавал географию. Такого человека убили, гады. Ну, думаю, «Приближается конец света. Не осталась у молодежи элементарного уважения к старшему поколению. Надо их проучить». Меня мучила чувство мести. Потому что учитель Каркидонов был моим кумиром, и он на уроках постоянно хвалил меня и ставил мне пятерки. Я всегда мечтал стать путешественником, как Руал Амудсен, и покорять северные широты Арктики один на собачьей упряжке. К сожалению, я стал колхозником. С такими мыслями я пошел на «жаназа» (на панихиду). Когда я подошел к дому, где жил покойный учитель Каркидонов (царство ему небесное), около ворот стояли односельчане, скорбно опустив головы. Я крепко обнял сына Каркидонова и выразил своё соболезнование:

– Я глубоко опечален известием о смерти вашего отца и учителя товарища Каркидонова. Хочу выразить мое искреннее сочувствие вам и вашим близким. Мы потеряли талантливого учителя, патриота своей отчизны и доброго, искреннего друга.

Мы, то есть, ученики великого Каркидонова, скорбим вместе с вами. Мы отомстим за него – сказал я. Сын Каркидонова заревел. Потом дал мне лист бумаги и сказал.

– Мизхаппар-ака, это завещание моего отца, которое он написал перед смертью лёжа на больничной койке. Отец просил меня, что бы я отдал это письмо Вам.

Я взял бумагу и, развернув её, принялся читать.

Завещание

"Пусть это последнее письмо мое как можно скорей дойдет до руки моего бывшего ученика бесстрашнего воина, каратиста, местного самурая Мизхаппара.

Здравствуй, Мизхаппар!

Как поживаешь? Твои приемные родители, отчим и мачеха, соседи, родственники, односельчане, твои друзья Курумбой, Мамадияр, Юлдашвой все живы и здоровы? Передай им от меня привет. Если спросишь про меня, то я лежу в больнице, и врачи говорят, мое положение крайне тяжёлое. Ученики избили меня. Если честно, сам виноват в этом. Завуч Исканакулов умолял меня, чтобы я надел на голову каску мотоциклиста и бронежилет. А я пошел на урок в повседневной одежде, в тюбитейке. Иду, значит, по узкому коридору, держа подмышкой политическую карту мира, в одной руке – глобус, а в другой – классный журнал и в зубах – наглядное пособие. Когда я дошел до пионерской комнаты, кто-то сзади сказал:

– Стоп, короткобрюкий!

Оглянулся я, и увидел особоопасного ученика Базарова, ну этого, сына богатого сутенера Одинаева, с острой бритвой в руках.

– Закурить не найдётся? – сказал он.

– Нет, – сказал я, мотая головой. Я испугался. А как же не испугаться, господи. Ведь Базаров – очень опасный ученик с плохим характером, особенно когда подвыпивший. Директор и то боится его. Вместе выпивает с ним водку.

– Ты это брось всю эту карту – марту, глобус и прочие, когда с тобой разговаривает ученик! – сказал Базаров.

Я выполнил его приказ.

-Теперь вытаскивай курева! – сказал Базаров, махая опасной бритвой крест-накрест, чтобы полоснуть ею по моему лицу или перерезать мне горло. Я курю насвай, поэтому вытащил свой насковок, сделанный из небольшого узколоба, который я унаследовал от моего бедного покойного отца. Потому что спорить с Базаровым – явное самоубийство. Он взял мой насковок, откупорил, высыпал немножко насвая в ладонь и бросил под язык. Тут случилась беда. Я когда-то написал на своём насковоке такие слова масленной краской: «Кури насвай на свои деньги!». Зря я эту надпись написал тогда. Прочитав это, у Базарова задергались верхние губы и обнажались клыки как у сердитого оборотня.

– Ах, ты хреподаватель! Как ты смел вообще написать такое! Денег у тебя много, да?! А ну-ка, вытащи все деньги, не то отправим тебя в ад и там будешь преподавать уроки! – сказал он.

– А, что такое «деньги», господин Базаров? Это название какого-то экзотического города, что ли? Хотя я учитель географии с огромным стажем, чего-то не припоминаю такого. То есть, мы даже забыли о деньгах. Вот уже сколько лет не получаем зарплату. Какие могут быть у нас деньги?! Мы от нехватки денег иногда покупаем хлеб в кредит! – сказал я.

После этих слов озверевшая толпа учеников во главе с Базаровым начала колотить меня, пинать и бить куда попало, как надзиратели, которые бьют узников в концентрационных лагерях. Политическая карта мира и наглядное пособие разорвались в клочья. Разбитый глобус лежал плоским. Я в панике начал зазывать своих коллег на помощь. Но, мои коллеги во главе с директором Кушкаллаевым, вместо того помочь , скрылись в учительской, закрыв дверь на замок. Я как-то выпутавшись, побежал в надежде спастись, но сгнившие полы коридора подвели меня. Моя нога целиком провалилась под пол, и я снова попал в руки свирепой толпы учеников. Очнулся только здесь. Теперь вся надежда от тебя, Мизхаппар. Ты наш местный Брюс Ли, и я всегда гордился с тобой! Отомсти за меня! Ух, их!.. Чего-то я неважно чувствую себя... Прощай, Мизхаппар... Их, умх, а – а – а– ах, пуффффф!.. Туууууувт! Тууууууувт, Тууууууувт..."

Прочитав письмо, я отвернулся , скрывая слезы от людей. Сжал кулаки до треска костей, горя адским пламенем мести.

После обеда местный мулла построил людей в одну шеренгу перед гробом наставника и великого географа заслуженного учителя Каркидонова, и начал читать жаназу. После этого мы подняли гроб и вышли на улицу. Впереди шел сын Каркидонова с посохом в руках. У него на голове была новая тюбетейка, и он был одет в национальный полосатый халат похожий на тигровую шкуру. Сын Каркидонова шёл, шурша своим халатом, и громко плакал. Провожающие учителя односельчане шли, неся гроб по очереди, топали сотни пар сапог так, как будто батальон пехотинцев идут на священную войну. Похоронили в тот день Каркидонова со всеми почестями как героя погибшего в сражении с шайкой неблагодарных школьников.

На следующий день я временно пристроился учителем географии в школу, где работал покойный Каркидонов. Пристроился я с помощью друзей Каркидонова, которые работают в районном отделении народного образования. Я зашел в учебный класс специально без бронежилета и каски, чтобы не раздражать шайку Базарова и не бросать им вызов. Когда я зашёл в класс, Базаров сидел со своими дружками, выпивая арак. Его, то есть, Базарова который укокошил великого наставника Каркидонова не то, что не посадили, даже в прокуратуру не вызвали.Прокуроры с адвокатами, получив взятку от его отца сутенера Одинаева, не завели на него уголовное дело. А смерть Каркидонова объявили несчастным случаем. Врачи дали медицинское заключение о том, что учитель географии Каркидонов умер от сердечнососудистой недостаточности. Избалованный сын сутенёра Одинаева безнаказанно продолжал свои злодеяния.

-А, это ты, новый малим (учитель)? Иди к нам, выпей с нами граммов пять для храбрости, короткобрюкий, уроки не убегут, успеешь – сказал Базаров, держа в зубах дымящую сигарету.

– Я не пью – сказал я, спокойно положив на стол классный журнал и снимая свой бушлат с деревянными погонами.

– Не бойся, арак бесплатный. Иди, не стесняйся, малимчик, будем поминать Каркидонова – сказал снова Базаров.

– Ну, если помянуть учителя Каркидонова, то я думаю, можно пропустить стаканчик. Но я прошу, чтобы девушки временно освободили класс – сказал я. После того, как девушки вышли в коридор, я плотно закрыл дверь и продолжал:

– Я закрою дверь учебного класса, чтобы директор случайно не зашел и не увидел нас.

– Ну, вот, малимчик, а то, не пью да не курю... Конечно, закрой дверь – сказал Базаров и налил мне арак.

– Чего ты трясешься как аптекарь, который взвешивает яд! Налей по полной программе, не эликсир же это! – сказал я.

Базаров наполнил стакан до краев и протянул мне. Я взял стакан и резким движением вылил арак Базарову в лицо. Потом начал его бить. Его дружки бросились на меня с цепями, железными прутьями и кастетами в руках. Я защищался, блокируясь, и наносил сокрушительные удары по их жизненно важным органам ногами и руками. Пока я мочил остальных шакалов, Базаров неожиданно взял бутылку от арак и разбил ее, ударив о край парты. Потом розочкой бутылки напал на меня с боевым кличем. А я не впервые видел таких дебилов. Легким обманным движением я схватил Базарова за руки и, ударив его по горлу локтем, свалил его на пол, выхватив из его рук осколок бутылки. Тут Базаров устно капитулировал и попросил, чтобы я его оставил в живых. Я отпустил его. Узнав о моей победе, в класс ворвались учителя, завуч Исканакулов и директор Кушкаллаев. Они хором закричали:

-Ураааааааааааааа! Победа, товарищи! Этот день войдет в историю как день победы над организованной преступной группировкой Базарова, вооруженной до зубов! – поздравляли они друг друга с освобождением школы от Базаровских захватчиков. Потом меня объявили героем школы имени Василия Иванувича Чапаева.

На следующий день утром, когда мы проводили линейку, в нашу школу приехал на своем «Виллисе» председатель колхоза Бадалов вместе с руководителем районного отделения народного образование Бужуровым. Когда высокие гости вышли из салона машины, наш директор Кушкаллаев закричал во вес голос учителям:

– Посторонитесь! Услышав его голос, все учителя от испуга замерли на месте, как герои сказки, которых заколдовала злая колдунья.

Кушкаллаев, поклонившись высоким гостям, побежал, чуть ли не на четвереньках, чтобы поздороваться и поцеловать высоким людям руки. Но от волнения он потерял равновесие и упал на землю. Поднявшись, он подошёл и протянул Бужурову свои трясущиеся руки, но Бужуров не желал пожать ему руку.

– Я не могу здороваться с тобой, директор Кушкаллаев. Потому что я забыл надеть перчатки – сказал он. И продолжал:

– Ты, Кушкаллаев, сегодня же мобилизуй учеников на хлопковое поле «Ягана». (Ягана – оставить 2 стебля хлопчатника, выдернув лишние кусты, посеянные в ячейки. Это очень тяжёлая работа особенно для детей) Пусть они занимаются полезным трудом. Зачем им учиться? Все равно они не станут учеными. Эвон сколько ученых и профессоров идут на базар, продают семечки, штучные сигареты и жвачки. Некоторые торгуют женским бельём. Чтобы они тоже не стали такими, надо гонять и заставлять всех этих ублюдков работать. Если мы их вовремя не остановим, то они могут поступить в университеты и, глядишь , начнут выпяливать свои косые глаза на наши кресла. Давай, мобилизуй!Не то я с одного удара сломаю тебе челюсть! – сказал Бужуров.

– Хорошо, домла! (домла – преподаватель) Сделаем так, как Вы сказали – низко кланяясь, пробормотал дрожащим голосом директор Кушкаллаев.

Но, когда высокие гости уехали, он резко выпрямился и принял позу гуся.

– Я надеюсь, балат, все слышали, что сказал уважаемый товарищ Бужуров, балат?! – спросил он, глядя краем глаза на учителя.

– Да, товарищ Кушкаллаев – ответили с рабской покорностью учителя.

– Тогда, вперед, балат, козлы, пока я одним ударом не сломал, балат, одному из вас ребро, балат!Вы меня знаете, балат, я в юности, балат, подпольно занимался джю дитсу!Убю, балат, всех!Бегом! Шевелись нах! – кричал директор Кушкаллаев.

– Мы построили школьников и пошли на хлопковые поля. Они шли как военнопленные после долгих сражений. Я время от времени пинал Базарова под задницу, которая висела у него как рюкзак.

– Давай, шевелись! Подтянись, кому говорю?! – кричал я. Базаров ускорял шаги, остерегаясь и испуганно глядя на меня.

Мы шли долго по грунтовой дороге, как стадо буйволов, которые перебираются к новым пастбищам во время засухи в долинах Серенгетти. По дороге Базаров поднял руку, желая задать мне вопрос.

– Чего ты руку поднимаешь?! Я же не сказал «хенды хох!»! Если хочешь сходить по нужде, лучше не спрашивай у меня разрешения. Все равно не разрешу, даже тогда, когда ты наложишь в штаны! Потому что нет тебе никакого доверия! – сказал я.

Тогда Базаров подошел ко мне и положил деньги в карман моих ватных брюк.

– Учитель, это не взятка, а просто знак уважения – сказал он.

Я быстро вынул деньги, которые он положил в мой карман, и навел их на солнце. Так я тщательно проверял их, настоявшие ли они или фальшивые. Нет, они оказались настоящими. О, взятка, оказывается, очень странная вещь. Мое отношение к Базарову резко изменилась. Он начал казаться мне очень неплохим человеком.

– Ты, Базаров... это... прости, если можешь. Иногда я сам себя боюсь. Когда я злюсь, я не узнаю даже своего отчима – сказал я, кладя деньги обратно в карман свои ватных брюк.

– Я не в обиде, учитель. Это жизнь, и в жизни случается всякое – сказал Базаров.

– Да, ты прав – сказал я.

– Эх, домля, я даже хотел вам купить поллитра с закуской, но боялся – сказал Базаров.

– Да, нет, Базаров, неудобно как-то... Не затрудняй себя – сказал я.

– Какое затруднение, домля? Я быстренько... – сказал Базаров.

– Ну, если быстро... то... – сказал я.

-Я мигом! – сказал Базаров и побежал в сторону села.

Я продолжал гонять остальных учеников, которые не дали мне взятку, ударяя их ногой по заднице. Они казались мне очень нехорошими людьми.

Когда мы дошли до полевого стана, к нам навстречу вышел бригадир Кибряхан-ака. Пока он показывал детям карту, где школьники должны были делать «ягана» под палящим солнцем, Базаров вернулся с бумажным пакетом в руках.

– Вот, принес, домля – сказал он задыхаясь.

Бедный Базаров сбегал за водкой действительно мигом. Ещё при такой невыносимой жаре. Я вытащил водку из пакета и, откупорив бутылку, налил в одноразовой стакан, чтобы Базаров утолил свою жажду.

– На, выпей – сказал я протягивая ему одноразовой стакан с водкой.

– Не, не, домля, я завязал – сказал Базаров, отступая назад.

– Да? – удивился я. Потом сказал:

– Тогда, иди к своим друзьям и делай «ягана».

Базаров побежал к своим одноклассникам, а я выпил водку, которую налил мне Базаров. Потом, сидя на чорпае, который находилось под тенью огромной ивы, где течет прохладная вода в арыке, начал закусывать.Тут через арык перепрыгнул бригадир Кибряхан-ака, пробираясь к тени ивы, где сидел я. Вспотевший бригадир задыхаясь глядел на поле, где трудились школьники и сказал:

– О, домля! Там такая жара, что в черепе у человека может закипеть мозг. Как же там работают ученики, а? Хорошо, что есть ученики...

– Да, сказал я, наливая водку в одноразовые стаканы. Потом протянул бригадиру. Тот отказался.

-Нет, домля, я не могу пить в рабочее время. К тому же эта сорокоградусная жара. Я должен еще зайти к председателю. Тем более у меня нет «тормозов». Вмазал граммов пять, и всё, – меня не остановить. Пью до конца. Останавливаюсь только, когда корабль моего разума утонет в море забвения – сказал он. Потом взял свой велосипед и поехал по грунтовой дороге в сторону правления колхоза, поднимая за собой облака пыли. А я под воздействием водки начал постепенно расслабляться, и впадать в романтическое настроение.

Я лег боком на матрас и стал любоваться пейзажами просторных полей и чернеющими вдали деревьями. Веял легкий и прохладный ветерок, нежно колыхая веточки ивы, похожие на косички Гуррабо, которая влюбилась в меня, когда я занимался каратэ на плоской крыше нашего чулана. Глядел я вдаль, где работали школьники под знойным солнцем и невольно думал: " Какая ты красивая, солнечная родина моя!". Потом почему-то мне захотелось плакать. Я налил ещё водки и выпил. Потом снова и снова. Я даже не заметил, как я отключился. Очнулся на матрасе и увидел небо, где тревожно кричали чайки. Смотрю – я плаваю лежа на матрасе, и вокруг качаются волны. Там, на берегу, бригадир Кибряхан бегает с длинным брусом или балкой в руках, не знаю.

– Домля! Не вставайте! А-то матрас перевернется, и Вы утонете! Я позвонил Вашему директору! Он придет, и мы придумаем что-нибудь! – кричал он.

Ну, думаю, ёлки-палки... Это во сне или наяву происходит? Оказывается, наяву. Потому что над высокими оврагами стояли школьники во главе с Базаровым и смеялись от души. Сволочи, когда я спал, они подняли меня вместе с матрасом и пустили по реке. В это время матрас, на котором я лежал, стал двигаться быстрее. Потом этот процесс ещё больше ускорился, и я вместе с матрасом упал с огромной дамбы вниз. Я, сами знаете, занимался спортом, поэтому успешно переплыл реку, как легендарный Василий Иванович Чапаев, который переплыл реку Урал.

Такие вот вещи творятся у нас, Сайитмират-ака.

С физкультурным приветом, учитель Мизхаппар.

31 мая 2009 года.

6 часов 51 минута дня.

Больница имени Чапаева.

Отделение острых эпидемических и кишечных заболеваний.

Двадцать четвертое письмо

После того, как меня выписали из больницы, я снова пошел в заброшенный свинарник, где расположен офис нашей партии, чтобы повидаться с друзьями по партии. Там Курумбой сказал мне следующие слова:

– Товарищ Мизхаппар, бросьте вы учительствовать. Разве это работа?! Мы с Вами большие люди! Нам выпала историческая доля построить ракету и покорить космос! Иначе нас с вами не простит грядущее поколение! У нас нету даже ни одного спутника в космосе, когда у других стран работают целые космические станции на других планетах, исследуя бескрайный космос!Стыдно, товарищи!Мы должни полететь в космос на космическом коробле, чтобы освоит новых земел на других планетах, чтобы посадить туда хлопок!Для того чтобы собирать урожай хлопка сырца, мы мобилизуем учеников, студентов, стариков и старух, дислацируя их с помощью космобусов!Хорошо, что вчера мои друзья, которые пожелали остаться неизвестными, привезли нам два мешка карбида и ракету, сделанную из железных бочек от пестицидов, в виде гуманитарной помощи, для развития космического производства. Это укрепляет обороноспособности нашей страны. Не так ли? Теперь я полечу в космос, чтобы участвовать в межгалактических звездных войнах, защищая нашу священную , независимую солнечную систему в сражениях с гуманоидами! Для этого нам придется для начала построить хотя бы несколько военно-космических баз, где-то на Луне или на Марсе или на Сатурне, неважно, где. Там будут базироваться наши летающие тарелки, оснащенные крылатыми ракетами . Самое главное, – мы должны проводить совместные военно-полевые учения с союзниками по блоку из соседних планет на бескрайних просторах Андромеды!.. После того, как мы завоюем всю вселенную, для нас откроются новые и новые горизонты современной науки! Тогда мы построим плавающий военно-промышленный завод, где начнём производить летающие тарелки и машины времени последнего образца для того, чтобы завоевать рынки вселенной! – сказал он.

Честно говоря, мне стало очень интересно, и в тот же день я написал заявление на имя директора Кушкаллаева об освобожднии меня от занимаемой должности по собственному желанию. Услышав о нашых космических планах, мой отчим и его друг Дурмейл Эъвогар пошли со мной, чтобы увидеть собственными глазами наш звездалет. К ним присоединились соседи и другие односельчане. Смотрю – мачеха моя тоже последовала за нами. Ну, думаю ладно, пусть посмотрит. Таким образом, мы стали готовиться к отправлению нашего вождя, доблестного летчика-космонавта, командира корабля Курумбоя в космос на космическом корабле, сделанном из железных бочек от пестицидов. Юлдашвой с Мамадияром подняли ракету и установили в центре космодрома, установив деревянные подпорки с четырех сторон. Когда залили воду в бачок, реактор-ускоритель, где лежал карбид в количестве двух мешков в нижней части ракеты, стал дымить, как серная кислота. Потом мы гвоздём написали на борту корабля его название. Мы назвали корабль «Дымаходом» После этого Курумбой надел на голову скафандр, сделанный из полиэтиленового пакета и стал подниматься на «Дымоход», по деревянной лестнице. Перед тем как зайти в кабину, он обернулся, помахал нам рукой и произнёс свою последнюю речь:

– Прощайте, земляне! Не поминайте лихом! Я этот свой полет посвящаю своей любимой резиновой жене! Я знаю, что этот исторический полет не безопасен, но я, несмотря на это, все же решил рискнуть жизнью, ради угнетённого народа, то есть ради вас, дорогие односельчане! Если я не вернусь из дальнего полета, вспоминайте меня хотя бы иногда, это лучше, чем никогда! Где бы я ни был, я всегда буду вспоминать вас, и расскажу гуманоидам о вашей жизни о боли и страдании, которые вы пережили! – сказал Курумбой.

Тут Дурмейл Эъвогар вырвался из толпы и обратился Курумбою:

– Постой, Курумбой! Я хочу сфотографироваться с тобой на фоне космического корабля "Дымоход"! Нишанбай, сфотографируй нас! – сказал он, повернувшись к моему отчиму.

Мой отчим стал заряжать фотоаппарат «Зенит», прохаживаясь туда-сюда. На одной ноге у него был надет валенок с отрезанным голенищем, на другой – резиновый тапок.

– Ладно, давайте, Дурмейл Эъвогар-ака! Сфоткаемся с Вами, и эту фотографию обязательно отправьте мне по спутниковой почте или космическим факсом! Потому что я этой фотографией буду пугать инопланетян, когда попаду к ним в плен! То есть, вытащу её из голенища сапога без подошвы, и гуманоиды будут падать в обморок, увидев нашу фотографию ! – сказал Курумбой.

– Хорошая идея! – сказал Дурмейл Эъвогар и начал подниматься по деревянной лестнице наверх, к балкону, где стоял Курумбой с полиэтиленовым пакетом на голове.

– Тогда я тоже хочу сфотографироваться с Вами и стать знаменитым человеком во всей вселенной! Кто знает, а может, эти наши фотографии попадут в какой-нибудь инопланетный журнал, и богатые женщины-гуманоидки, выписывающие этот журнал, вдруг влюбятся в меня! Потом они напишут мне любовные письма с лирическими стихами на гуманидском языке и, вложив в конверт с письмом кусок метеорита, станут метать их в сторону нашей планеты! – сказал могильщик Тулан, спешно поднимаясь наверх по деревянной лестнице.

Когда он поднялся на балкон, где стоял Дурмейл Эъвогар с летчиком-космонавтом Курумбоям, мой отчим сфотографировал их.

-Теперь идите с природой и Чарлзом Дарвином – сказал Курумбой.

Дурмейл Эъвогар и могильщик Тулан спустились вниз.

– Люди, отойдите подальше от космического корабля! – сказал я, обращаясь к односельчанам. Те отошли.

Тут сверху раздался указ Курумбоя:

– Мизхаппар, Юлдашвой, Мамадияр! Вы тоже идите к центру управления полетами и ждите мою дальнейшую команду! – сказал он.

Мы помахали ему руками и пожелали удачного полета. Юлдашвой даже заплакал, вытирая слезы своим большим дырявым носовым платком, сотканным из шкуры собаки, которую мы съели. Мамадияр и я с ним. Потом, отступив назад, мы спустились в блиндаж, откуда мы должны были управлять полетом. Когда мы посмотрели через узкую форточку, ускоритель космического корабля все ещё дымил. Тут Курумбой начал громко считать: – 5, 4, 3,2, 1! Контакт!

– Есть контакт! – закричал я.

Раздался второй приказ: – Пуск!

– Есть, пуск, товарищ каминдон! – сказал я и зажег факел. Выйдя из блиндажа, я изо всех сил метнул факел в сторону ракеты. Факел полетел кувырком, словно бумеранг аборигена, который охотится на дикого зверя в саваннах Австралии. Вдруг в ускорителе вспыхнуло пламя. Потом был такой взрыв, такой взрыв! Я чуть не оглох. У меня перед глазами опустился черный занавес. Когда я пришел в себя, я лежал, широко раскинув руки. Гляжу – в небе плывут старые, грязные облака. Повернув голову, я увидел Мамадияра с Юлдашвоем, которые лежали рядом, глядя в небо, словно слушая печальную песню белых ангелов с крыльями на спинах. Вокруг не было односельчан. Видимо, они сделали ноги, испугавших взрыва. Я глядел в небо и думал о нашем вожде о доблестном летчике-космонавте и командире космического корабля «Дымоход». Отважного полководца, патриота своей отчизны и титан мысли большой, преданный друг всего человечества Курумбоя. Он, рискуя своей жизнью, полетел один, сквозь метеориты и кометы, чтобы защитить нашу солнечную систему от злых гуманоидов-захватчиков. А мы такого человека толком не оценили. Сейчас Курумбой наверно летит в дрожащей кабине в положении невесомости, оставляя позади грешную землю, где люди из-за денег и крёсел грызут друг другу горло, как жалкие шакалы. Может, он сейчас летит в тропосфере или стратосфере. Через несколько часов Курумбой сядет на луну и выйдет из кабины. Потом, любуясь пейзажами в тишине безлюдных лунных просторов на фоне звездного неба, где летают кометы с огненными хвостами. Может быть, он смотрит с грустью в сторону Земли, где он родился и вырос, женился, сидел в тюрьме.

Пока я думал, Мамадияр с Юлдашвоем начали шевелиться. Я тоже в это время начал слышать. Об этом я узнал тогда когда услышал голос Юлдашвоя.

– Где я? Почему здесь лежу? – спросил он. Бедного контузило.

Тут в мою голову пришла страшная мысль о том, что наши друзья дали нам космический корабль, но забыли об устройстве, которое должно было вернуть нашего вождя на Землю.

-Мамадияр, мы допустили страшную ошибку! То есть, забыли об устройстве, которое возвращает космический экипаж на Землю! О, бедный наш каминдон! Как же он теперь вернётся на родную планету?! Ах, какие мы дураки, какие дураки! Это не ошибка, а страшное преступление перед народом и отечеством! Что теперь будем делать?! Как вернуть каминдона на Землю?! – казнил я себя. Тут послышался голос Курумбоя:

– Красноармеец Мизхаппар! Я здесь, на Земле! Помогите...

От услышанного, мы с Мамадияром застыли на миг. Потом побежали туда, где стонал Курумбой. Глядим, наш каминдон лежит на дне огромной воронки, которая образовалась при взрыве. Воронка напоминала вулканический кратер на поверхности луны.

– О, слава тебе, господи, за то, что вернул нашего вождя на грешную землю! – радовались мы.

-Даааа, вот это техника! Вы уже вернулись на землю за такой короткий срок, пролетев вокруг земли, товарищ комиссар? – спросил Мамадияр.

-Нет, красноармеец Мамадияренко, я не успел взлететь... Но слава природе и Чарльзу Дарвину, что остался жив... – сказал, тяжело застонав, Курумбой.

Вот такие, вот новости у нас на сегодня, Сайитмират-ака.

Ладно, до следующих письменных встреч.

С уважением, космонавт-конструктор современных летательных агрегатов Мизхаппар.

14 июня 2009 года

5 часов 47 минут дня.

Космодром имени Василия Ивановича Чапаева.

Двадцать пятое письмо Мизхаппара

После неудачного космического исследования мы с друзьями выпили две бутылки водки и, взяв жженые кирпичи вместо мыла, направились в баню, чтобы как следует помыться. Когда мы прибили в баню, кочегар Мирзагумбир топил баню, кидая в топку лопатой опилки пропитанные мазутом. Это баня, построенная в восточном стиле, считается достопримечательностью нашего колхоза. Мы тихонько зашли вовнутрь через скрипучую дверь, напоминающую дверь избушки Баба Яги на курьих ножках, без окон без дверей, у лукоморья, где шумит дуб зеленый на ветру, гремя золотыми цепями, там где теряются в песках следы невиданных зверей. Это была раздевалка, там клубился пар, словно облака на горных вершинах Тянь-Шаня. Люди раздевались и одевались как призраки в густом тумане. Мы тоже начали раздеваться, и банщик Дарманкул спросил у нас сквозь густой туман, мол, не нужно ли нам мыло.

– Нет, спасибо, Дарманкул! Мы прихватили с собой жженые кирпичи! Ты лучше дай нам лунги (килт)! А то у Юлдашвоя нет трусов – сказал Курумбой.

– Хорошо! – сказал банщик Дарманкул и метнул простыни в нашу сторону через форточку своей будки, где он пил зеленый чай, утоляя свою жажду.

Раздевшись, мы накинули на себя простыни и, взяв тазики с ведрами, зашли в парилку. Курумбой шел впереди, одетый в кальсоны. Там, на горячих бетонных сидениях, сидели многие наши колхозники. Гремели тазики, и голоса, и под огромным куполом полутемные старинные стены отражали эхо. Полуголые люди в белых простынях и кальсонах напоминали нам грешных рабов господних, которые попали в ад. Некоторые неподвижно лежали на бетонных сидениях, словно покойники. Мы тоже сели и почему-то мне захотелось спеть какую-нибудь песню. Я запел песню Таваккала Кадырова "Ойласам шу дильбарим, маккорига ухшайдику" на стихи великого узбекского поэта Хамзы Хакимзоды Ниёзий, которого убила в горном Шахимардане разгневанная толпа, забив его камнями.

Ойласаааам шу дильбариииим, маккооооригаааа ухшайдику!

Рахми йуууук бир бевафоооо дильдоригааааа ухшайдику!

Эти строки в переводе звучат так:

О, оказывается, моя любимая похожа на хитрую девушку, друзья.

И похожа она на безжалостную развратницу, которая мучает меня в пламя ревности.

Баня сами понимаете, восточная, с хорошей акустикой, она превращает в приятный звук даже голос осла. Я пою, забывая себя, как соловей, в лесной опушке при луне у реки, в далекой России. Мамадияр не сдержавшись от восторга закричал:

– Э, до-оо-оо-оост! Жуфт болси-ии-ин! Эти слова означают "Браво, маестро!".

Тут оживились и другие люди, потом начали весело аплодировать. Некоторые даже аккомпанировали мне, используя в качестве музыкальных инструментов громыхающие тазики и миски. Это вдохновляло меня, конечно, и я продолжал петь на высокой октаве.

Эй Нихооооон, ёр ишкидин булди юраааааклар чоок – чооок!

Кокили бойнимга солган дооооооргааааа ухшайдикуяаааааааа!

Перевод:

О, Хамза, от кинжала любви сердце искромсалось в клочья

Её коса похожа на петлю шелковистую, а тело её – виселица моя.

У Курумбоя кровь заиграла в жилах, и он начал плясать, кружась в белых кальсонах как страшное торнадо, которое часто случается в штате Калифорния в США. Юлдашвой тоже не выдержал и начал плясать, вскидывая брови и двигая зигзагом руками, имитируя танец двух влюбленных змей во время спаривания. При этом он не забывал вилять задницей.