Текст книги "Эль-Ниньо"

Автор книги: Всеволод Бернштейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)

Дед открыл было рот, но Шутов перебил его.

– Знаю, знаю! «Недовольные могут валить в Лиму!». Я ничего! Я всем доволен!

– А сколько надо времени, чтобы все это соорудить? – спросил я.

– По моим прикидкам, за два дня управимся, – сказал Дед. Он выглянул наружу. – Больше времени у нас нету. Так что хватит рассиживаться! Вперед, за работу!

Всю ночь шел дождь. Со стороны гор доносились раскаты грома, Ваня и Дед дружно храпели. Я не мог уснуть. Исчезновение поляков не давало покоя. Только под утро забылся коротким сном, увидел во сне плачущую Анну и огромного таракана из джунглей, который, медленно работая челюстями, откусывал голову Манкевичу. «Лаврушка! Что здесь непонятного? – раздавался при этом голос Ивана. – Приправа такая. Еда, вкусно, понимаешь? Что ж ты, брат, темный-то такой!» «С кем это он разговаривает?» – подумал я и тут же проснулся. Таракан исчез, а Ванин голос остался. Он раздраженно объяснял кому-то, что такое лаврушка.

«Поляки вернулись!» – осенило меня. Я пулей выскочил из палатки. Чуть не сшиб Ивана, который с кастрюлей в руках беседовал то ли с Хорхе, то ли с Хесусом. Подбежал к палаткам поляков, однако они были по-прежнему закрыты, и внутри никого не было.

– Вань, а где они? – крикнул я Ивану.

– Кто?

– Анна, Манкевич...

– А я почем знаю?

Я подбежал к индейцу.

– Хорхе? – я схватил его за руку.

Индеец испуганно попятился.

– Хесус?

– Си, сеньор, – пролепетал он, глядя то на меня, то на Ивана.

– Хесус, дорогой!

– Хорхе это, – поправил Иван.

– Хорхе! Где сеньор Манкевич? Где сеньорита Анна?

– Где лаврушка? – вставил Шутов.

– Да подожди ты! – отстранил я кока. – Сеньор Манкевич!

Хорхе произнес птичий звук и указал в сторону гор, скрытых за пеленой дождя. Потом сказал еще что-то и показал мне рюкзак, который держал в руках.

– Прислали его за провиантом, – объяснил Ваня. – Я, как человека, попросил, дай лаврушки.

– Ты опять идешь к ним! – обрадовался я. – Я с тобой! Вместе пойдем! Далеко идти? Час? Два? – я ткнул в свои наручные часы. – Три часа?

Индеец поднял голову к небу, показал на солнце, положение которого лишь угадывалось за завесой туч, и очертил его путь по небу до горизонта.

– Весь день, – догадался я. – Ничего, я с тобой. Подожди, только Деда предупрежу. Никуда не уходи, слышишь?

Я мигом вскарабкался на «Эклиптику».

– Михал Михалыч! – заорал я в открытую дверь машинного отделения. В ответ раздалось гудение, потом громкий хлопок, палуба под ногами мелко задрожала. В нос ударил запах выхлопных газов. Затем снова что-то хлопнуло, и все затихло. В клубах сизого вонючего дыма появился Дед. Лицо и борода густо вымазаны соляркой, но вид у него был довольный.

– Заглохла, понимаешь! – Дед хлопнул ладонью по поручню. – Но ничего, посмотрим, кто кого!

– Михал Михалыч, – начал я непростой разговор. – Индеец пришел от Манкевича. Они с Анной, оказывается, в горах сейчас.

– Чего они там забыли?

– Не знаю. Только нельзя сейчас в горах. Пропадут. Надо их вернуть. Сходить туда надо.

– Манкевич не мальчик, поди, – рассудил Дед. – Поопытнее нас с тобой. Разберется как-нибудь.

– Я пойду за ними, – выпалил я.

– Запрещаю! – рявкнул Дед. – Сейчас бригада из Деревни подтянется, работы невпроворот.

– Извините, Михал Михалыч. Я все равно пойду.

Я спустился с траулера, дал знак Хорхе, чтобы ждал, и полез в палатку собирать вещи. Быстро закинул в рюкзак несколько банок консервов, фляжку с водой. Как вылез, увидел Деда. Он стоял мрачнее тучи.

– Левшин, тебе что, непонятно было сказано? – Дед впервые назвал меня по фамилии.

– Михал Михалыч... – начал было я.

– Рюкзак в палатку и марш на траулер! – резко скомандовал Дед.

– Не пойду, – сказал я.

– Да ты, салага! – Дед схватил меня за рубашку.

– Стоять! – раздался сзади голос Шутова. От неожиданности Дед замер и оглянулся.

В руках Шутова была ракетница, направленная в живот старшему механику.

– Ты что, сдурел? – прорычал Дед.– Пристрелю! – решительно произнес Иван. – Отпусти студента!

Дед разжал руки. Я отбежал от него на несколько шагов.

– Мы уходим, – объявил Иван. – Оба. Иди! – кивнул он мне. – Ну же!

Я ничего не понимал. Дед тоже.

– Иди! – Подтолкнул меня Шутов, и сам начал пятиться спиной вперед, не спуская с прицела старшего механика.

– Михал Михалыч! – выкрикнул я. – Мы вернемся, найдем поляков и вернемся!

– Вашу мать! – выругался Дед, плюнул и пошел на «Эклиптику».

– Иван, что это было? – спросил я.

– Как что?! Ты же сам сказал: мы идем спасать поляков! – ответил Шутов.

– И ты идешь?

– Не могу же я бросить друга!

– А как же Дед? Как же «Эклиптика»?

– Дед справится без нас. У него полно помощников. – Шутов сунул ракетницу за пояс. – Эй, амиго, тронулись! – крикнул он индейцу. Хорхе на протяжении всей сцены простоял неподвижно, терпеливо ожидая, когда она закончится. Не выказав никаких эмоций, он поправил свой рюкзак и зашагал вперед.

19

Дождь был теплый и будто липкий, не освежающий. Струи воды катились за шиворот, заливали глаза. Удивительно, еще неделю назад мы страдали без пресной воды, а теперь вода была везде – под ногами, в воздухе, в рюкзаке, который намок и стал тяжелее в два раза. Дождь барабанил по мясистым листьям неизвестных растений, как по дощатой крыше, заглушал все другие звуки леса, мешал прислушиваться. Впрочем, прислушиваться все равно было бесполезно, потому что без умолку болтал Иван.

– Непростой у нас рейс получится, это мне с самого начала было ясно, – слышал я за спиной его голос. – Вот у тебя, к примеру, в рейсе какой пульс был? Слышь, Костя? Пульс, спрашиваю, у тебя какой был? Костя!

– Откуда я знаю!? – раздраженно ответил я, не оборачиваясь.

– Зря! – не обращая внимания на раздражение, продолжал Ваня. – Пульс свой надо всегда знать. Это показатель всего. У меня знаешь, какой пульс был? Слышь, Костя? – Какой! – заорал я так, что спугнул птицу за ближайшим кустом. – Пятьдесят ударов в минуту. Представляешь? А иногда и все сорок пять. У обычного человека такого пульса быть не может. А знаешь, почему? Мне бабушка рассказывала, что ее отец, мой прадед, был лозоходцем. Знаешь, кто такие лозоходцы? Костя! Нет? Они воду ищут подземную, где колодец копать можно. Ходят с прутиками, там, где прутики дернулись, надо копать. Так вот прадед мог найти воду вообще без прутков. Он свое сердце слушал. Где сердце замерло, он говорил, здесь копайте! Дар у него был, понимаешь? И это от него мне передалось. Я много чего сердцем могу чувствовать. Если что-то где-то намечается, у меня сердце замирает. Я и в рейс-то этот чего подписался, не хотел ведь, думал вообще завязать…

– Ты уже рассказывал!

– Что? А, рассказывал! Да, сердце екнуло. Пульс, думаю, до тридцати пяти ухнул, а то и меньше. Интересный будет рейс, это я сразу просек. Так и получилось. И на берегу когда мы сидели, я уверен был – еще не вечер, что-то обязательно возникнуть должно, тема какая-нибудь. Понимаешь? Когда Манкевич со своим Эльдорадо появился, я почти и не удивился даже. Я это, можно сказать, с самого начала знал. Когда Кислин меня в управлении в рейс зазывал, тогда уже знал. Сердце не обманешь. Бабка рассказывала, прадед мой никогда не ошибался. Другие с прутиками ошибались, а он никогда!

На пути нам часто попадались свежесрубленные ветки. Хорхе впереди шагал без остановки и не оглядываясь. За последние сутки он шел по этому маршруту уже в третий раз. Первый раз ему с Манкевичем было гораздо тяжелее, дорогу приходилось прорубать в зарослях, зато дождь сутки назад был не такой сильный. Ветер гнал со стороны океана новые тучи. Раньше они цеплялись только за вершины, теперь горы почти полностью были скрыты свинцово-серой пеленой, которая сползала все ниже и ниже.

Лес доходил до скалистых подножий, а кое-где языками поднимался высоко вверх по лощинам и распадкам. Судя по старым завалам в лощинах, время от времени эти языки срывались вниз. Укрыться от таких срывов было негде – если понесет, то до самого океана.

К шести часам вечера мы вышли к водопаду. Перед нами с высоты многоэтажного дома низвергался поток коричневой воды. В воде мелькали ветки и обломки стволов поваленных деревьев.

– Куда теперь? – спросили мы Хорхе.

Он указал рукой на разлом в скале на высоте метров десяти от подножья. К разлому вел карниз, который едва угадывался на гладко-матовой, как корабельный борт, поверхности скалы. Карниз был длинным, он уходил влево метров на сто, туда, где на скалу наползал зеленый язык растительности.

– Сеньор Манкевич и Анна там? – уточнил я.

Индеец шмыгнул плоским носом и кивнул.

– Какого черта они туда залезли? – удивился Ваня.

– Может, от дождя спрятались, – предположил я. – Хорхе, ты можешь сходить за ними? Скажи, Костя и Ваня пришли. Костя и Ваня! Мы здесь подождем. Понимаешь?

Индеец понял. Он отрицательно помотал головой. Пальцем показал на меня, на Ваню, на себя, а потом на разлом.

– Говорит, всем вместе надо идти, – догадался Ваня. – А почему? Почему всем вместе, Хорхе?

Индеец снова показал на меня, Ваню, себя и разлом, выглядело, как детская считалочка.

– Что делать будем? – спросил меня Ваня.

– Полезли, – вздохнул я.

Карниз был узким, местами едва можно было поставить ступню. Двигаться приходилось, раскинув в стороны руки и прильнув всем телом к мокрой скале. После каждого шага, прижавшись к стенке щекой, я скашивал глаз вниз и высматривал, куда поставить ногу в следующий раз. Иногда казалось, что скала качается, как траулер. Ноги дрожали в коленках, зубы стучали, во рту появился металлический привкус. Изо всех сил я старался не думать о высоте, но это было невозможно. О чем думать? Об Анне. Она прошла по этому карнизу передо мной, тоже прижималась щекой к скале...

– Долго еще будешь со скалой обниматься! – крикнул мне Ваня. Они с Хорхе уже дожидались меня на площадке перед разломом. Площадка была довольно широкой, в разлом вел пологий спуск, а дальше – темнота.

– Эй! – крикнул Ваня в разлом. – Есть тут кто?Из-за грохота водопада даже я его едва слышал. Хорхе достал из своего рюкзака веревку, размотал ее и велел нам обвязаться. Первым в связке был я, затем Иван, индеец шел последним. Мы тронулись вниз. Под ногами шуршали мелкие камушки. Чем дальше мы продвигались вглубь разлома, тем явственнее становился этот звук, а грохот водопада, наоборот, стихал, постепенно превращаясь в монотонный гул. Стало темно, я включил фонарик. Рахитичное пятно электрического света прыгало в такт шагам по каменным стенам и растворялось впереди во мраке.

– Эй! – снова крикнул Ваня. Звук заглох в темноте и глухом грохоте. Уклон под ногами становился все круче, ноги начинали скользить по осыпавшимся камушкам. Это было даже забавно, делаешь один шаг, а соскальзываешь на два. Веревка натягивалась, и сверху доносилось ворчание Вани «куда ты так разогнался!?». Земля под ногами пошла круто вниз, камушки тронулись целым пластом, как снежная лавина. Я успел развернуться и упал на живот, лихорадочно шаря руками, за что бы зацепиться. Но вокруг были только камни, которые скользили вниз вместе со мной.

– Держись! – крикнул я Ване.

Мягкое скольжение становилось все быстрее, уклон все круче, я летел в галечном вихре. В какой-то момент я почувствовал, что уже не скольжу, а падаю куда-то в абсолютной темноте. «Снег!» – успел я выкрикнуть спасительное слово и приземлился на кучу гальки. «Сработало!» – подумал я, и в следующую секунду мне на голову обрушился Иван. Кажется, я даже на мгновение потерял сознание, но тут же очнулся и начал, лихорадочно работая руками, сползать с кучи – падения сверху Хорхе я мог бы не пережить. Однако Хорхе не прилетел.Несколько секунд я сидел в полной темноте и тишине, нарушаемой лишь далеким грохотом водопада. Справа от меня раздался щелчок, и в лицо ударил луч фонарика.

– Костя? – услышал я удивленный голос Анны. – Что ты тут делаешь?

– Вас спасаем, – ответил за меня кок. – Эй, Хорхе! – крикнул он наверх. – Спускай веревку! Хорхе! – Иван распутал нашу страховку. – Порвалась! – он показал мне оборванный конец.

– Не порвалась, а перерезана, – раздался невозмутимый голос. Манкевич выдвинулся из темноты, как привидение.

– Как перерезана? Кем?

– Хорхе, – ответил Манкевич. – Напрасно вы его зовете. Он не ответит. Вчера его брат Хесус точно так же перерезал нашу веревку.

– Зачем? Что это значит?

– Это значит, что мы в ловушке, – сказал поляк. – Как ваши лангусты. Непонятно только, зачем они вас сюда затащили.

– Никто нас не затащил, мы сами пришли. А теперь надо скорее выбираться отсюда, в горах опасно, сель может сойти. И потом Дед там, надо траулер снимать...

– Опять снимать? – усмехнулся Манкевич. – Вы же его, как это... уронили...

– Да ерунда это, в порядке траулер.

– А, – протянул Манкевич. – Тогда это все объясняет.

– Что объясняет?

– Леон решил все-таки забрать ваш траулер, вот он и убрал вас подальше. С одним механиком ему проще справиться, чем с вами троими. Вы и вправду сами вызвались нас искать? Какой подарок Леону!

– Траулер хотел забрать не Леон, а полицейский, сеньор Камачо, – напомнил Ваня.

– Они заодно. Тут все заодно. Хорхе и Хесус – люди Леона, а нам дал их Камачо, сказал, что это лучшие проводники. Вот эти проводники и завели нас сюда. И все-таки, – Манкевич замялся, – зачем вы пошли за нами?

Видно, что короткое Ванино объяснение его не устроило.

– Там снаружи дождь уже вторые сутки, – сказал я. – Вы ушли, никого не предупредили, индеец сказал, в горы пошли, в горах нельзя в такую погоду. Может сель сойти, опасно. Надо скорее выбираться отсюда!

– Выбираться – это легко говорить, – пробормотал Манкевич.

Пещера и вправду напоминала ловушку для лангустов. Долгий пологий уклон от входа, потом резкий обрыв. Плюс сыпучая галька, устоять на которой невозможно. Обрыв был высокий, метров пять, от тяжелых увечий при падении нас спасло только то, что внизу была куча осыпавшейся гальки. Мы оказались на пятачке размером с небольшую комнату, с трех сторон нас окружали отвесные стены, они сходились вверху наподобие свода, очень высоко, луч фонарика не доставал туда. Под ногами была вода, немного, по щиколотку.

– Мда, попали! – произнес Ваня. Он попросил фонарик у Манкевича, обошел пещеру по периметру, ощупывая стены, в некоторых местах даже стучал кулаком и прислушивался. – Глухо, – заключил он, усаживаясь на кучу рядом с Манкевичем. Возвращая фонарик, он как бы в шутку посветил поляку в лицо. – А вас-то сюда как занесло, а?

Недовольный Манкевич заслонился рукой от света и почти вырвал фонарик из рук Вани.

– Занесло? Это я не понимаю!

– Мы пришли сюда вас спасать, – объяснил Ваня. – А вот вы зачем сюда пришли, можно полюбопытствовать?

– Я никого не просил меня спасать! – с раздражением произнес Манкевич.

– Спасают тут вообще-то не вас, – Ваня подмигнул мне.– Прекрати! – одернул я его.

– А что такого? – не унимался Ваня. – Просто интересуюсь. У людей экспедиция, люди живут интересной жизнью. Эльдорадо ищут. Вы ведь Эльдорадо ищете? – он снова повернулся к Манкевичу. – Раз вы еще и книги про это пишете, значит, это не секрет. Или секрет? Если секрет, так и скажите, я не буду ничего спрашивать.

Манкевич понял, что от Вани так просто не отделаешься. – Это не секрет, – сказал он так, как разговаривают с детьми. – Обещаю вам все подробно рассказать, как только мы выберемся отсюда.

– И вправду, Ваня, – сказал я. – Давай потом.

– Зачем же потом?! – воскликнул Иван. – Почему не сейчас? Коротко, в двух словах…

– В двух словах нельзя, – сказал Манкевич. – Нужно много рассказать. Эльдорадо – это очень старая легенда, пятьсот лет прошло…

– Может, не пятьсот, а поменьше? – неожиданно перебил его Ваня. – Может, пятьдесят лет? У меня вот тут бумажечка завалялась, – Ваня достал из кармана и протянул Манкевичу сложенный листок.

Поляк направил на листок луч фонарика и развернул его. Я заметил на верху машинописной страницы фашистского орла и свастику.

– Откуда у вас это?

– В палатке вашей нашел, – невозмутимо ответил Иван. – Как вы пропали, я зашел туда посмотреть, все ли вещи на месте... И вот наткнулся. Любопытный документ! Жаль, по-немецки я не читаю, но что-то мне подсказывает, что речь тут идет именно об Эльдорадо.

Манкевич покачал головой. Он произнес по-польски что-то очень похожее на ругательство.

Такой прыти от кока даже я не ожидал. Манкевич, казалось, готов был его разорвать.

– Послушайте, – предложил я, как только оправился от изумления. – Давайте сначала выберемся отсюда, а потом все обсудим.

Я поднялся, но никто не тронулся с места, Манкевич и Иван с ненавистью сверлили друг друга глазами.

– Я расскажу! – неожиданно раздался голос Анны.

– Анна! – прошипел сквозь зубы Манкевич.

– Я расскажу! – повторила твердо девушка. Ее глаза сверкнули в темноте, тихий балтийский рассвет озарился молниями.

– В прошлом году я писала докторские тезисы в Варшавском университете. Моя тема – «Вывоз нацистами культурных ценностей из Польши». Во время работы нашла документы, которые касались некоего майора Вайля, Манфреда Вайля. Он историк по образованию, занимался конфискацией ценностей и отправкой их в Германию. Я узнала, что Манфред Вайль жив, после войны был осужден за военные преступления на пожизненное заключение и сидит в тюрьме недалеко от Варшавы. Для моей работы мне было очень полезно с ним встретиться, поэтому я связалась с администрацией тюрьмы и попросила устроить мне свидание с Вайлем. Никаких возражений не было. Мне разрешили три свидания. Вайль не считался опасным преступником, убийств в его деле не было, только нанесение ущерба польскому государству. Многое из того, что он вывез, так и не удалось найти, поэтому он и получил пожизненный срок. Вайль оказался очень интересным собеседником. Он серьезно болен, но сохранил ясный ум, твердую память и прекрасные манеры. У меня ни разу не возникло впечатления, что передо мной преступник, человек, который совершил что-то ужасное. Вайль мне очень помог с моими изысканиями, я была ему признательна за это и на нашем последнем свидании спросила его, могу ли чем-нибудь помочь. Вайль ответил не сразу, немного подумал, а потом сказал: «Выслушайте меня, пожалуйста». Он рассказал мне о своей последней операции. В сорок четвертом году он был включен в состав группы майора фон Бюлова. Эта группа должна была секретно отправиться в Латинскую Америку, в Чили, и подготовить там базу для эвакуации высшего нацистского командования – закупить оружие, продовольствие, наладить контакты с местными немецкими эмигрантами. На это нужны были деньги, много денег, а точнее, много золота. Вайль вывез это золото из Польши и, по указанию свыше, не вносил ни в какие реестры, чтобы замести следы.

– Вот! – Ваня вскочил с места. – Золото! Я так и знал! – он торжествующе посмотрел на меня и Манкевича, но быстро опомнился. – Извини, – сказал он Анне, – продолжай, пожалуйста.

– У Вайля были собственные мотивы для участия в операции, – продолжила Анна, – он задумал захватить золото по прибытию в Чили и на этом закончить свою персональную войну. Сделать это в одиночку было трудно, ему нужен был надежный напарник. Тогда он вспомнил о Карле Либетрау, которому спас жизнь в Сталинграде. Вайль добился включения Либетрау в состав группы. В Латинскую Америку группу должен был доставить шведский пароход. Однако у берегов Перу пароход попал в шторм и сел на мель, в том же самом месте, что и ваш траулер.

Когда стало ясно, что снять пароход с мели не удастся, майор фон Бюлов распорядился расстрелять шведских моряков, и заодно уничтожить шлюпки, чтобы подумали, что экипаж погиб в море. Фон Бюлов решил пробираться в Чили через горы. Но сначала был необходим короткий отдых. Недалеко от места кораблекрушения была индейская деревня. Немцы провели в деревне три дня. За это время Карл Либетрау познакомился с местной девушкой, и у них завязался маленький роман.

План Вайля и Либетрау был таким: во время первой ночевки в горах связать всех членов группы, забрать золото, которое находилось в ящике для мин, и скрыться. Однако осуществить план не удалось. Кто-то не вовремя проснулся, поднял тревогу, завязалась перестрелка, Вайль и Либетрау убили своих товарищей, Либетрау оказался тяжело ранен, идти дальше он не мог. Тащить на себе компаньона и ящик с золотом Вайль тоже не мог. Он решил укрыть Либетрау и золото в пещере, а сам отправился в поселок Ило за врачом. В поселке местные жители моментально сдали подозрительного иностранца полиции, полиция передала его американским военным, которым он сказал, что он дезертир, бежал из гитлеровской армии и устроился на шведский пароход. Американцы посадили Вайля в лагерь военнопленных в Панаме, оттуда он дважды пытался бежать, а сразу после войны его отправили в Польшу, где он получил пожизненный срок. Все последующие годы в тюрьме Вайль строил планы по возвращению в Перу, он был уверен, что Либетрау не выжил, а ящик с золотом дожидается его в пещере, где он его оставил. Он несколько раз подавал прошение о помиловании, но ему всякий раз отказывали. Когда он заболел, то понял, что из тюрьмы ему не выбраться, однако оставленное золото не давало ему покоя. Я оказалась единственным человеком, которому он рассказал эту историю. Его просьба заключалась в том, чтобы я любым способом выяснила, на месте золото или нет. Он сказал, если найдете его, поступайте с ним как считаете нужным, просто дайте мне знать, было оно там или нет. – Анна помолчала, поправила волосы. Ваня нетерпеливо заерзал, и даже легонько заскулил. – После этого свидания, – продолжила Анна, – я долго думала, как мне поступить. Я должна была рассказать обо всем администрации тюрьмы или полиции, но я не стала этого делать. Я обратилась к Яцеку, он организовал экспедицию, мы приехали сюда, но разыскать пещеру, которую описал Вайль, нам не удалось. Был большой сель, он сильно изменил рельеф. Зато в рыбацкой деревне на побережье мы встретили живого Карла Либетрау, который продолжал ждать возвращения своего друга Манфреда. «Манфраваль!» – ты, Костя, рассказал, что он выкрикивал это слово. «Манфраваль» – это Манфред Вайль. Либетрау до сих пор уверен, что Вайль появится или пришлет своих людей, и они отправятся в плавание на лодке, которую он построил.

– А золото? – напомнил Ваня. – Куда оно делось?

– Неизвестно, – пожала плечами Анна. – Похоже, что об этом знает только Либетрау. Когда Вайль оставил его в пещере, его разыскала индейская девушка, его подружка. Она вылечила его раны, стала с ним жить. После того, как она забеременела, их выгнали из ее родной деревни, и Либетрау начал строить свою Лодку. Индейцам, которые помогали ему, он обещал спасение в Последней буре и много золота. Об этом много говорят. Из желающих получить спасение и золото образовалась уже новая Деревня. Значит, золото есть. Мы много раз пробовали расспросить Либетрау – бесполезно. Он окончательно сошел с ума. Говорит только о Последней буре и Манфреде Вайле, а когда встретил русского, Костю, вспомнил о Сталинграде, рассказал о крушении шведского парохода, о перестрелке с людьми фон Бюлова...

«Странно, – мелькнуло у меня, – я не помню, как он об этом рассказывал. Анна этого не переводила...»

– ... потом он рассказал про пещеру, в которой его оставил Вайль, и упомянул ее название – пещера Макондо. Вайль этого названия, естественно, знать не мог. Мы спросили о пещере Макондо у проводников, Хорхе и Хесуса, они обещали нас к ней отвести. Так мы оказались здесь. А потом здесь оказались и вы.

Анна замолчала.

– Сколько там золота? – нарушил тишину Иван.

– Я не знаю, – сказала Анна. – Вайль сказал, что золото было в деревянном ящике, военном ящике, как для мин или патронов. Он вскрыл его, просто чтобы убедиться, что золото есть. Увидел золотые слитки и снова закрыл.

– Вода прибывает, – заметил Манкевич. Он сполз с кучи. Когда Анна начинала рассказ, воды было по щиколотку, теперь она уже доходила почти до колена. – Надо выбираться отсюда. Теперь нас четверо, надо встать друг другу на плечи. Опля! Как в цирке!

«Опля!» оказалось непростым делом. Я залез на Ивана, ему, как самому крепкому, выпало быть «основанием» пирамиды. Следующим полез Манкевич. Он вскарабкался легко и быстро, его руки уже доставали до края обрыва. Настала очередь Анны. Ей лезть было труднее всех, потому что наша пирамида никак не могли утвердиться. Иван жаловался, что его ноги проваливаются в гальку и ему не найти твердую опору. Тем не менее, Анна все-таки добралась до верха. «Здесь очень крутой наклон!» – раздался сверху ее голос. «Попробуй зацепиться!» – крикнул снизу Иван. «Пробую!» – ответила Анна. Сверху раздался каменный шелест, на голову мне ручейком посыпались мелкие камушки, а еще через мгновение нашу неустойчивую, кряхтящую и ворчащую пирамиду смело камнепадом. Падение обошлось без травм, хотя Ивана помяло изрядно. Он вытряхивал камни из рубашки и сквозь зубы бормотал ругательства.

– Там все течет, как вода, – сказала Анна. – Если попробовать вылезать, сразу получается обвал.

– Надо встать ближе к стене, – предложил Манкевич.Мы выстроились у стены. Пирамида получилась прочнее, и продержалась гораздо дольше, но закончилось все снова обвалом. Так повторилось несколько раз, пока мы окончательно не выбились из сил.

– Перекур! – объявил Иван и рухнул на каменную кучу.Я с фонариком пошел вдоль стен, ощупывая лучом каждый сантиметр, не найдется ли каких-либо зацепок. Стены были гладкими, словно специально отполированными.Иван не унывал:

– А сколько сейчас стоит золото? А, пан Манкевич?

– Не знаю, – раздраженно произнес Манкевич. – Я не торгую золотом.

– Да ладно! – воскликнул Ваня. – Поди, каждую ночь пересчитывали, прикидывали, куда пристроить золотишко. А что, я бы тоже прикидывал! Любой бы прикидывал!

– Вы думаете, что золото уже у вас, а его нет, – заметил Манкевич. – Никто не знает, где оно.

– Либетрау знает, – сказал Ваня. – Он его перепрятал.

– Либетрау – сумасшедший.

– Мы сами сумасшедшие, потому что сидим здесь. Давайте выбираться.

Ваня легко вскочил на ноги и встал, упершись руками в стену обрыва. Я полез к нему на загривок. Новая попытка снова закончилась шумным падением. Потом еще одна, и еще.

Анна настояла на том, чтобы стать третьей в пирамиде, а Манкевичу лезть наверх. Манкевичу тоже не удалось зацепиться. Это падение оказалось особенно болезненным, Манкевич угодил Ване ногою в лицо. Ваня обрушился на него с руганью, ему казалось, что поляк сделал это специально. Манкевич обвинил Ваню в том, что он не может твердо устоять на ногах и раскачивает пирамиду. В следующий раз Манкевич встал вниз, а наверх полез Ваня – опять ничего не вышло.

Тем временем вода достигла верхушки кучи, в пещере больше не осталось сухого места.

– Сколько у нас есть еще времени? – спросила Анна. – Час? Два?

– Час от силы, – мрачно прикинул Ваня.

– Может, они все-таки вернутся? – предположил я. – Индейцы, или сам Леон. Зачем они все это устроили? Хотели бы нас убить, давно убили бы. В джунглях это проще простого...

– Это самый лучший способ, – сказал Манкевич, – В этой пещере все будет выглядеть, как несчастный случай.

Каждому из нас потребовалось время, чтобы представить себе то, что имел в виду Манкевич. Первой нарушила тишину Анна. Она всхлипнула и запричитала по-польски. Я легонько приобнял ее за плечо.

– Не переживай, прорвемся.

– Как? – спросила Анна.

– Как-нибудь, – ответил я.

– Чудес не бывает, – сказала девушка.

– А вот и неправда, бывают, – возразил я и рассказал историю про снег, который тропической ночью посреди океана покрыл палубу нашего траулера просто потому, что я сильно соскучился по дому и захотел увидеть снег.

– Вот уж чудо так чудо! – хмыкнул Иван. – Я удивляюсь, кого нынче в институты набирают! Не напомните мне, господин ученый, как полностью наше с вами научное судно называется?

– СРТМ «Эклиптика».

– СРТМ – что такое?

– Средний рыболовный траулер.

– А «М»?

– «Морозильник».

– Молодец! – похвалил меня Ваня, в трудные моменты он всегда становился многословным и язвительным. – Анна, у тебя дома холодильник есть? В морозилке лед образуется? Иногда слишком много, да? Так, что пельмени больше не влазят. Нет? Не бывает такого? Эх, Европа! Так вот, объясняю. Наши доблестные рефмеханики чересчур раскочегарили свою установку, так что в холодильниках образовалось слишком много изморози. Чтобы не получить от капитана по шапке, они ночью эту изморозь, которая при богатом воображении сойдет и за снег, тихонько соскоблили и раскидали по палубе, чтобы быстрее растаяла. Вот и все чудеса!

Я хотел было рассказать про снег во время нашего с Хосе выхода в море, но Иван мне не дал, он болтал без перерыва.

– Ты во всем виноват, студент! Ты накаркал со своим Эль-Ниньо. Наводнения, тайфуны! Тебя зачем в рейс послали? Хвосты лангустам мерить. Ну и мерил бы себе тихо в тряпочку, как твой шеф, глядишь, все бы и обошлось. Так нет! Ему надо человечество спасать! Вот и доспасался – потопнем здесь, как котята. – Ваня подобрал под себя мокрые ноги. – Хорошо еще – вода теплая!

– Нет, это я виновата! – раздался голос Анны. – Я – ужасный человек! Это все из-за меня!

– Перестань! – сказал я.

– Нет! – Анна скинула мою руку с плеча. – Ты не понимаешь! Позавчера, около лодки, это все было подстроено. Все было только для того, чтобы Либетрау заговорил! Он не хотел говорить с нами, понимаешь? Вообще не хотел, только бормотал о Манфреде Вайле. Это я все придумала! Нужно было дать толчок его безумному сознанию, заставить его вспоминать. Сначала я рассказала ему, что вы русские, а потом специально привела тебя ночью к Лодке. Я знала, что он будет там, а увидев русского, он может разговориться – сначала война, потом дальше, шаг за шагом, дойдет до кораблекрушения и пещеры с золотом. Это был план, который сработал. И Бог наказал меня за это!

– А заодно и нас! – усмехнулся Ваня. – Только чтобы утешить девушку, я тоже кое-что расскажу, – сказал он. – Если уж искать виновного, из-за кого мы все здесь оказались, внесу и я свои пять копеек. Из-за рыбок. Что вы так на меня смотрите? Да, из-за тропических рыб – петухи, клоуны, мурены, будь они неладны. Есть у меня друг, Гоша, точнее, был друг. Гоша решил устроить в нашем Калининграде океанариум. В Гамбурге, говорит, есть, в Генуе есть, а в славном городе Калининграде – нет. Будем, говорит, людям за деньги морских гадов показывать. Мне идея понравилась, мне любая идея нравится, лишь бы ежики эти несчастные не лепить с утра до вечера. Все как-то очень удачно сложилось. Гошины знакомые бандиты одолжили ему сто тысяч долларов, по нашим подсчетам, должно было хватить. Договорились с нашей конторой об аренде зала, в общем, есть у нас там зал, типа музей нашей трудовой славы, со здоровыми аквариумами, где всякая дребедень, которой мы промышляем, плавает. На селедку и крабов смотреть неинтересно, моя задача была найти этих сраных, я очень извиняюсь, тропических рыбок. Я и нашел, в Польше. Есть фирма, опять-таки один знакомый порекомендовал, все, что хочешь, продадут и купят. Я к ним, а рыбок, говорю, тропических, можете? Не вопрос, говорят. Заноси денег, сделаем. И вправду, все сделали четко, в положенный день машина с рыбками приехала на таможню. Получайте! Мы радостные рванули на таможню, а там сидит такой прыщ в фуражке. А где, говорит, у ваших рыбок сертификаты безопасности?