Текст книги "Алеш и его друзья"

Автор книги: Войтех Стеклач

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)

– Ну ладно, растрепать, – согласилась Руженка.

Я тоже согласился: мы немного погуляем и я расскажу про наш класс, а главное, про Мирославу Драбкову и про всякие наши неприятности, вроде последней, с утилем.

Это было в конце прошлого месяца. Учительница пришла в класс озабоченная, вызвала к доске девчонку, ответственную за сбор утиля, спросила, как у нас с этим обстоят дела, и пришла в отчаяние. Четырнадцать килограммов, а уже конец месяца. Мы окажемся последними, вот позор!

Потом в класс пришел директор. Он тоже вызвал к доске ответственную за сбор утиля и спросил, как обстоят дела.

Мирослава Драбкова покраснела, а директор укоризненно посмотрел на нее: «Четырнадцать килограммов – это позор. Думаю, ваш класс окажется в соревновании последним. Уже конец месяца».

Мирослава поспешила заверить, что мы еще наверстаем.

«Посмотрим-посмотрим! – И директор пустил гулять по классу красный флажок с желтой надписью: „ЛУЧШИЙ КЛАСС ПО СБОРУ УТИЛЯ“. – Такой красивый флажок, – грустно произнес директор, – а вы будете хуже всех в школе».

У учительницы был такой вид, будто она готовилась заплакать, а директор отобрал у нас флажок и ушел.

«Обещайте, – сказала классный руководитель, – что до субботы мы подтянемся».

Мы закричали, что подтянемся, потому что любим Мирославу Драбкову, а она выглядела так, словно собралась на похороны, как заметил Алеш.

После школы мы, правда, думали пойти играть в футбол, но Мирек заявил, что в футбол мы играть не будем. Даже если весь класс на утиль наплюет, мы четверо не имеем права разочаровывать нашу классную.

«Правильно», – важно заявил Алеш.

Ченда сухо заметил, что не можем же мы высосать макулатуру из пальца: хотел бы он знать, где Алеш с Миреком намерены раздобыть этот утиль.

Я предпочел промолчать: стоит нам всем включиться в разговор, как дело тут же доходит до спора. А мама потом не верит, что шишка появилась у меня оттого, что я ударился о стену, и дома из-за этого бывают неприятности.

«Прежде всего осмотрим все вокруг, – предложил Мирек. – Каждый сам по себе пойдет глянуть, нельзя ли где чего раздобыть, а через четверть часа встретимся на спортплощадке».

«Отлично!» – Алеш заорал так, что мы все испугались.

Ченда постучал себя по лбу и сказал Алешу, что нечего так орать, мы не дурее Мирека. И мы разошлись.

Ченда направился к магазину, Алеш в парк, Мирек на площадь, а я на вокзал. На Бубенском вокзале людей было немного, у нас ведь ходят, в основном, товарные поезда, и никто не обращал на меня внимания. Никакой бумаги я, правда, не нашел, на платформе валялось несколько стаканчиков из-под лимонада да пакетики от конфет, зато возле склада мне попались на глаза ржавые болты. Я вернулся к спортплощадке первым, а остальные трое пришли вместе.

«Ну что?» – спросил я Мирека.

Мирек сконфуженно признался, что никакой макулатуры он нигде не обнаружил, разве что в мусорных ящиках.

«Оттуда выгребай сам», – ухмыльнулся Ченда, и Мирек сразу же его спросил, не знает ли он, Ченда, что-нибудь получше.

Ченда промолчал.

«Мне не повезло, – вздохнул Алеш. – Я отыскал груду бумаги, но какой-то парень мне помешал».

«Как это?» – заинтересовался Мирек.

«В парке на скамейке сидел парень и читал толстенную газету, – объяснил Алеш. – Ребята, не вру, эта газета, наверное, весит не меньше килограмма. Ну, я подошел к нему и спросил, не отдаст ли он мне газету, раз все равно читает последнюю страницу…»

«Ну и что?» – спросил Мирек.

«Не дал», – грустно сказал Алеш.

«Килограмм!» – захохотал Ченда и удивился, как это бабушка не пошлет Алеша к доктору.

Бабушка Алешем очень гордится, а про нас говорит, что мы его портим, потому что Алеш самый умный и самый послушный из нас.

Подошла моя очередь. Я сказал, что не стоит терять надежду, мой орлиный взор высмотрел добычу – ржавые болты на вокзале.

«Боржик прав, – одобрительно кивнул головой Мирек. – Зачем нам макулатура, когда железо тяжелее и больше весит».

«Ну да, – обрадовался Алеш, – только как эти болты тащить в утиль?»

Ченда уверил нас, что это дело плевое, он привезет из дома коляску своей сестренки.

«Здорово! За дело!» – возликовал Мирек.

Мы приехали с коляской на вокзал и начали грузить болты. Никто не обратил на нас внимания, а весил каждый болт не менее полкило. Мы нагрузили коляску доверху, до самых белых кружавчиков, а Ченда все время прыгал вокруг и просил нас быть поосторожнее, чтобы не поцарапать коляску. До приемного пункта утильсырья, расположенного на холме за нашей школой, нам пришлось толкать коляску вчетвером. Когда мы пересекали трамвайную линию, коляска дребезжала и колесики у нее поскрипывали. Ченда, бледный, как мел, только затыкал уши.

«Что вы привезли!» – вытаращил на нас глаза мужчина, стоявший в приемном пункте у весов, потому что болтов ему не было видно, он видел только совершенно новую детскую коляску, которую мы, страшно кряхтя, толкали к весам.

Мы высыпали болты на весы, мужчина выписал квитанцию и похвалил нас, потому что болты весили шестьдесят килограммов. Потом он спросил, что мы предпочитаем: пять крон или лотерейный билет, ведь за килограмм железа платят восемь геллеров. Мы предпочли деньги, и Алеш, облизнувшись, предложил купить мороженое.

Мы заскочили в кондитерскую, и Ченда получил две порции мороженого – пусть не ревет из-за поцарапанной коляски. И тут Мирек сказал, что шестьдесят килограммов хоть и много, но болтов этих на вокзале завались и мы могли бы заработать на киношку и пойти вечером на комедию с Лорелом и Гарди[3]3
  Лорел Стэн (1890-1965) и Гарди Оливер (1892-1957) – американские комические киноактеры, обычно снимавшиеся вместе.


[Закрыть]. Все были согласны, кроме Ченды, который все трясся из-за коляски, но в конце концов удалось его уломать.

Пришлось пообещать, что, кроме кино, ему останется и на эскимо. Так что в результате мы еще трижды возили коляску на приемный пункт. По нашему виду это было заметно. Мы вспотели и перемазались, и пришлось перед киношкой зайти к Миреку умыться. Заметно это было и по коляске – исцарапанной, с разъезжающимися колесиками, поврежденным верхом и кружавчиками.

Зато вечером была потеха. Мы хохотали над тощим Лорелом и толстым Гарди, а Ченда уплетал эскимо.

А в субботу в школе состоялось большое празднество. Первым делом директор сообщил по школьному радио, что запрещает всем ученикам ходить на Бубенский вокзал: какие-то хулиганы, оказывается, украли там болты для шпал; потом директор торжественно назвал лучший класс по сбору утильсырья – наш класс, а лучшие в классе сборщики – мы четверо. Каждый собрал по пятьдесят килограммов.

Мирослава Драбкова растроганно поблагодарила нас и сказала, что она рада – мы не обманули ее ожиданий.

Это было большое празднество, и сам директор вручил нам красный флажок. Все здорово радовались, кроме Ченды. Он получил дома изрядную взбучку из-за коляски, и ему запретили неделю выходить на улицу и месяц ходить в кино.

Пока я рассказывал историю с утильсырьем, мы с Руженкой дважды обошли квартал. Я поинтересовался – ничего себе история? Она согласно кивнула, а потом спросила, хотел бы я иметь тайну, потому что ее тайна – то, где она живет.

Я сказал, что у меня есть куча тайн, но я не против заиметь еще одну.

– Отлично! – обрадовалась Руженка. – Что, если завтра нам пойти в кино?

– Запросто! Но какая в том тайна?

– Такая, что об этом будешь знать только ты, а ребятам ничего не говори. Согласен?

Я был согласен.

– Тогда расстанемся на углу, и дай мне честное слово, что не пойдешь за мной следом.

Я дал честное слово, хотя как раз собирался пойти за Руженкой, только она, наверно, читала мои мысли и таким образом связала меня честным словом.

– Обещай три минуты простоять с закрытыми глазами.

Я обещал и принялся считать до ста восьмидесяти, а когда окончил счет, Руженки и след простыл, и я пошел домой.

– Что это у нашего парня такой глуповатый вид? – удивился отец.

– Может, у него есть тайна? – пошутила мама. – Может, он влюбился?

Я сделал вид, что разозлился – ничего я не влюбился, а родители смеялись, думая, что их догадка верна. Но это не так, хотя они и правы в том, что у меня есть тайна, даже две. Первая – завтра я пойду с Руженкой в киношку, а вторая – мне необходимо выяснить, где она живет.

3. КАК Я ПРОБИРАЛСЯ В «ГЛАЗ»

Учительница иногда объясняет нам иностранные или трудные слова, и тем самым мы расширяем свой кругозор, как говорит мама, которая уважает Мирославу Драбкову, потому что учительница умнее всех в нашем классе.

Некоторые слова, конечно, страшно трудные, и по ним пока еще сложно понять, что изменится, если мы приобретем жизненный опыт, повзрослеем и будем больше слушать учительницу. Все это как-то взаимосвязано, как – я сам не знаю, но так уверяют родители и учителя, так что за всю ахинею, которую я здесь излагаю, ответственность несу не я, а они.

Как-то раз мы решили пойти на фильм, на который дети не допускаются. Про фильм рассказал Ченда. Его старший брат Роман, посмотрев фильм, заявил, что он просто великолепный. Вот мы и договорились, что надо быть дураками, чтобы лишить себя такого великолепия.

«Конечно, – изрек Мирек, – проблема заключается в том, как нам попасть в кино, разве что на ходулях».

«На ходулях сразу видно, – возразил Алеш. – К тому же, представь себе, что у входа в кинотеатр начинается давка, тебя кто-нибудь толкает, ты теряешь равновесие и грохаешься».

«Ходули – это не то, – согласился я, – лучше бороду приклеить».

«Вот тогда тебя точно никто не узнает», – усмехнулся Мирек.

«Контролерша примет тебя за старичка».

«Между прочим, борода здорово меняет лицо человека», – заметил Ченда.

«Да только где нам ее взять?» – деловито осведомился Алеш.

«Можно одолжить в прокате или в театре», – предложил я.

«В таком случае кино нам влетит в копеечку», – решил Мирек.

«А у нас что, есть деньги?» – рассердился Ченда.

Поскольку знакомых в театре у нас не было, мне пришлось признать, что мое предложение глупое. Точнее сказать, не совсем удачное, но Ченда с Миреком и Алешем настаивали на том, что оно глупое, и я, не желая ссориться, вынужден был согласиться.

«А если нам пойти в кино совершенно нормально, обыкновенно, как все?» – сказал Мирек.

«Ты, Мирек, случаем, не чокнулся? – вздохнул Ченда. – На этот фильм дети не до-пус-ка-ют-ся, понятно?»

«И ничуть я не сдвинулся, – степенно ответил Мирек, – смотрите, по-моему, это очень просто. Мы идем порознь, чтобы не обращать на себя внимание. Затеряемся в толпе, сунем контролерше билет, в такой толчее она нас и не разглядит. Лучше всего встать за спиной какого-нибудь верзилы и быстренько протянуть билет».

«Ишь ты, – сказал Алеш, – а это годится. Даже если контролерша нас заметит, подумает, что мы пришли не сами по себе, а со взрослыми, и в этом есть большой смысл: не будет же она орать на нас или на наших родителей. Лучше всего пристроиться к какому-нибудь боксеру и идти с ним».

Ченда пожал плечами и сказал, что он согласен, а как я?

«Факт, – решил я. – Давайте попробуем, раз ничего лучшего придумать не можем».

Мирек неприязненно взглянул на меня – как я мог усомниться в его фантастической, выдающейся идее, но промолчал, потому что прекрасно знает: моя идея гораздо лучше его, только вот денег у нас нет, чтобы взять напрокат бороды и усы.

«А что это вообще за фильм? – спросил Алеш у Ченды. – Точно дети на него не допускаются? Может, Роману только так показалось?»

Ага, это нам и в голову не приходило.

«Обождите, он называется ужасно глупо, – начал вспоминать Ченда, – что-то вроде „Брака Безвы“. Братан говорил, жуткая потеха».

Мы с Алешем усомнились, что фильм с таким названием может быть выдающимся, но, едва мы заспорили с Чендой, Мирек вскочил и заявил, что речь, в сущности, идет не о фильме, а о нашей храбрости, даже мужестве, которое мы проявим, если попадем в кино, – жаль, если мы, как трусы, наплюем на его прекрасный план.

«Ну и ну, – оскорбился Алеш. – Ты же знаешь, никакие мы не трусы!»

«Ясно, – угрожающе поддержал я Алеша, – ты бы сильно просчитался, Миречек, если б думал нечто подобное…»

«Так что в кино мы идем», – сказал Мирек.

Все серьезно кивнули.

Купить билеты было несложно. Мирек встал в очередь у кассы, а мы трое тем временем разглядывали афиши. В большинстве случаев на них были изображены влюбленные. Это сразу было видно по тому, как они смотрели – будто их только что трахнули молотком по голове.

«Ну, первый раунд за нами, – произнес Мирек с чувством удовлетворения, когда принес билеты и роздал их. – Подождем, пока у входа соберется толпа. Но теперь мы друг с другом никак не связаны и встретимся только внутри кинотеатра».

На прощание Мирек ободряюще похлопал нас по спине, и мы разошлись. Фильм начинался примерно через четверть часа, и я чувствовал себя разведчиком, который должен пронести через вражескую территорию важное донесение. Этим донесением был билет у меня в кармане, а вражеской территорией – вход в кинотеатр, с двумя контролерами у дверей. Я сразу почувствовал, что неприятности не избежать – мы-то ведь рассчитывали на контролерш.

За десять минут до начала сеанса началось столпотворение. У входа собралась масса народу, и мне стало ясно – теперь или никогда. Я втиснулся между супружеской парой и солдатом и тут увидел, что Мирек находится почти у самого входа.

«Куда, мальчик? Дети на этот фильм не допускаются!»

Я видел, как контролер схватил Мирека за руку, протягивающую билет, и как наш бесстрашный организатор похода в кино изрядно побледнел.

«Мне уже давно исполнилось пятнадцать!»

«Расскажи кому-нибудь другому».

«Разве я виноват, что выгляжу таким слабаком?» – храбро бился Мирек, а все вокруг веселились.

«Ну так дуй домой за метрикой, слабак, тогда пущу», – ухмыльнулся контролер и вытолкнул Мирека.

Что делать? Я подумал было тоже вернуться, зря мы все это затеяли. И на меня будут смотреть, как на Мирека, а я этого не люблю, но как я ни пытался выбраться из толпы, ничего не получалось, я понемногу продвигался вперед, к входу в кинотеатр.

«Ты что толкаешься, мальчик?» – закричал какой-то мужчина.

Мы находились уже почти около контролера, и я подумал: «Ну, привет, только этого не хватало, вот будет позор!»

«Пан контролер! – запищал позади меня какой-то женский голос. – Ему наверняка нет пятнадцати!»

Я готов был провалиться сквозь землю или стать невидимкой, но людская волна снова швырнула меня вперед, смотрю: билет у меня надорван, а когда оглянулся, увидел, что один контролер прихватил Алеша, а другой Ченду.

«Убирайтесь!»

Я сидел, вжавшись в кресло по самые уши, смотрел короткометражку о полезных ископаемых где-то у черта на куличках и ничего не воспринимал, потому что все время думал о трех пустых креслах рядом со мной.

Как там ребята? Пошли домой или ждут меня на улице? Ну, два часа выдержать, наверное, трудно.

Сразу после короткометражки я выбежал на улицу. Ребята, понурившись, стояли неподалеку от кинотеатра.

«Тебя тоже выгнали?» – нетерпеливо спросил Мирек.

«Вовсе нет, – ответил я решительно, – но зачем мне одному этот фильм? Мы же друзья!»

Ребята посмотрели на меня с восхищением, и это мне было приятно.

«Наверняка фильм дурацкий», – заявил я важно.

«Наверняка! У моего братана дурной вкус», – обрадовался Ченда.

«Знаете что, – предложил Алеш, – пошли на мост за вокзалом, посмотрим на локомотивы!»

«Блеск! – просиял Мирек. – Это куда лучше, чем ходить на идиотские фильмы».

О нашем приключении с фильмом, на который дети не допускаются, я вспоминал, когда пробирался к кинотеатру «Глаз». И раз я говорю «пробирался», значит, я действительно пробирался, потому что боялся, как бы не попасть на глаза кому-нибудь из ребят.

Обыкновенно мы друг другу все говорим по правде, но ребята же не знали про мою тайну и потому страшно удивились, когда я объявил, что сегодня на спортплощадку не приду, а буду помогать по дому – у нас генеральная уборка.

Но это была ложь, и я ее стыдился, только что оставалось делать – должен же я что-то сказать ребятам, и вместе с тем не выдать тайну и не нарушить честное слово, данное Руженке.

И я вспомнил, как отец часто говорит, что женщины – это крест, а вот у меня житье – малина, пока я пребываю в беззаботном детстве. Правда, и меня такое ожидает, и все же отец завидует, что у меня еще много лет впереди, прежде чем я понесу этот крест.

Сами видите, родителям их дети вечно кажутся маленькими, хотя у меня заботы точно такие же, как у взрослого мужчины с этим крестом, речь-то шла о Руженке, и я вынужден был врать.

– Ну сколько можно ждать? – сказал я грубо, когда Руженка наконец появилась.

Насчет кино мы договорились на перемене: пошли я Руженке билет на уроке, это могла заметить учительница, а если б не заметила, то наверняка увидели бы ребята.

– Между прочим, я пришла точно, – обиделась Руженка и весь журнал со мной не разговаривала.

Я, понятно, выбрал не какой-то там фильм, на который дети не допускаются, а «Стальной город», экранизацию романа Жюля Верна, который я читал три раза, потому что люблю приключенческие книги.

– Ты роман читала? – спросил я Руженку, пока шли титры, но она зашипела, чтобы я сидел тихо: она, мол, пришла смотреть кино, а не слушать мою глупую болтовню.

Весь фильм мы не разговаривали, молчали, даже когда зажегся свет, только на улице Руженка спросила, не сержусь ли я.

Я ответил, что не сержусь, девчонки, мол, все такие, и думал, Руженка обидится, но она не обиделась, а объяснила, что ей неприятно, как я себя вел при встрече, хотя из-за меня ей пришлось дома врать, будто она идет не в киношку, а на кружок кройки и шитья, которым наша школа славится, потому что любой девушке необходимо уметь шить и вязать.

Я сказал, что она просто молодчага, и говорил это совершенно серьезно, а Руженка заявила, что надеется во мне не ошибиться, она очень доверяет первому впечатлению, а потом спросила, кто в нашей компании предводитель.

Я объяснил, что дело это очень сложное и что мы уже пытались выбрать вожака, хотя поначалу нам вообще было наплевать, есть у нас вожак или нет. Правда, Ченда однажды заявил, что в настоящей компании должен быть предводитель, но сразу взял свое предложение назад, поскольку мы тут же выяснили, что у каждого из нас потрясающие достоинства и, стало быть, вожаков должно бы быть не меньше четырех. И тогда опять получается не компания, а одни вожаки.

Мирек хвастался, что быстрее всех бегает, Алеш уверял, что он очень сильный, а Ченда утверждал, что он самый умелый из нас, потому как помогает Роману чинить мотоцикл. А я убеждал ребят, что я самый умный. Мы тут же начинали ссориться и угощать друг друга подзатыльниками. Поэтому в нашей компании никаких вожаков нет.

– Но это неправильно, – сказала Руженка. – А вы не пробовали выбирать вожака?

– Пробовали, – кивнул я, – решили устроить троеборье, и кто окажется победителем, тот и станет предводителем нашей компании.

– И что вошло в троеборье? – заинтересовалась Руженка. – Кто из вас самый быстрый, самый сильный, самый умелый и самый умный?

– К сожалению, – нахмурился я, – это было лишь троеборье, и мой ум, самый убедительный фактор любого соревнования, ребята отбросили.

– Ну, ум это еще не все. Те три вида соревнования тоже важны. И чем все кончилось?

– Ничем, – не стал я выдумывать. – Ребята меня провалили, проголосовали за соревнования только в скорости, силе и умении. Все это кончилось плохо, мы не могли договориться насчет судей. Сначала хотел судить Алеш, но Мирек заявил, что Алеш судить не может, раз он тоже участвует в соревновании: судья должен быть справедливым и беспристрастным, а Алеш наверняка склонялся бы на свою сторону и тем самым мы все еще до начала троеборья оказались бы в невыгодном положении. Алеш, правда, твердил, что он очень справедлив, но Ченда поставил его на место: Алеш, мол, не может быть беспристрастным – ведь, судя по его толщине, в чем любой может убедиться, некоторые страсти ему не чужды.

– Ну, и чем кончилось дело?

– Алеш прыгнул на Ченду и, так как он был скорее сильным, чем умелым, укусил его за ногу.

– А ты?

– Я? Я ребят растаскивал.

– Ясно, – серьезно сказала Руженка. – А если ваше троеборье буду судить я? Я вправду была бы беспристрастна и никому бы не подсуживала. Даже тебе.

– Думаешь, стоит предложить это ребятам?

– Определенно.

Нигде, насколько хватало глаз возле кинотеатра «Глаз», я не заметил глаз кого-либо из нашей компании и согласился. И сразу же на другой день в школе предложил это ребятам.

– Признайтесь, что вожак нашей компании нужен, а если судить будет Руженка…

– Троеборье! – обрадовался Ченда и толкнул Алеша.

– Ясное дело, троеборье, – зафорсил Алеш и тут же применил к Ченде грубый силовой прием.

– Что, девчонка? – презрительно процедил Мирек.

– Но Руженка правильная девчонка, – выпалили в один голос Алеш с Чендой и перестали толкаться.

В конце концов Мирека удалось убедить в том, чтобы наш спор – кому быть вожаком в компании – рассудила после троеборья Руженка.

Мы встретились на спортплощадке, и Руженка сказала, что прежде всего мы побежим вокруг квартала. Мы приготовились к бегу, и чужие ребята, которые играли на площадке в футбол, тотчас заинтересовались, что это мы собираемся делать.

– Побежим вокруг квартала, – гордо объявил Ченда.

Ребята признали, что это блестящая идея, и решили бежать с нами.

Мирек заявил, что так дело не пойдет, мы хотим бежать одни.

Чужие ребята засмеялись и послали нас к черту – они побегут не с нами, а сами по себе.

Руженка показала им язык и закричала:

– Марш!

Мы помчались. Целая толпа неслась по улице, и я потерял Мирека из виду, а ведь я твердо решил бежать вплотную за ним, благо он у нас самый быстрый, а на финишной прямой обогнать его.

Когда мы толпой обежали квартал и примчались к площадке, начался спор. Мирек, Ченда и я утверждали, что добежали до площадки первыми. Алеш этого утверждать не мог, он сразу после старта упал и разбил колено. Мы кинулись друг на друга, но Руженка недовольно потребовала прекратить потасовку.

– Этот вид соревнований не в счет: мне пришлось перевязывать Алеша и я не могла за всем проследить.

Руженка обвязала Алешу колено носовым платком и объявила, что все решат второй и третий виды соревнования.

Мы были вынуждены признать ее правоту, и Ченда вытащил из портфеля лассо. Насчет второго вида соревнований у нас была потрясающая идея. Самым храбрым и самым сильным будет тот, кому удастся набросить лассо на Леопольда, собаку школьного сторожа. Леопольд был большой, уродливой и толстой псиной, и пан Винш держал его во дворике возле спортплощадки.

Мы перелезли через ограду, и первым начал я.

Леопольд лежал возле будки. Я попробовал его разозлить, чтобы он встал, – я залаял, и Леопольд действительно поднялся. Я тотчас раскрутил лассо над головой и кинул его на Леопольда. Но не попал, а пес удивленно смотрел на меня: уж не сбрендил ли я.

– Теперь моя очередь, – сказал Алеш.

Он тоже раскрутил лассо над головой, кинул, и петля упала возле Леопольда. Леопольд заворчал и схватил лассо зубами.

– Дай сюда, а то я тебе покажу! – И Алеш принялся отнимать у собаки лассо.

Ленивый и противный Леопольд разинул наконец пасть, и Алеш передал лассо Ченде.

– Сейчас увидите, – высокомерно ухмыльнулся Ченда.

Он раскрутил лассо над головой, изображая из себя индейца, но тут-то все и произошло.

Леопольд, видимо, здорово на нас разозлился, он заворчал, оскалил зубы и медленно двинулся в нашу сторону.

– Бежим! – закричал Алеш и полез на ограду. – Не то это чудовище нас сожрет!

Мирек, я и Руженка, ни секунды не колеблясь, прыгнули следом за Алешем.

Честное слово, у Леопольда был такой вид, будто он собирался нас сожрать. А Ченда растерялся, точнее, запутался в лассо. Когда мы четверо уже сидели на ограде, Ченда только еще подбегал.

«Гррр, гррр!» – слышали мы рычание Леопольда.

– Помогите! – вопил Ченда.

Мы схватили его за руки и втащили наверх. Жизнь мы Ченде спасли, но штаны нет. Внизу под оградой стоял противный, толстый, ленивый Леопольд и, казалось, дружески нам улыбался, держа в зубах кусок Чендиных штанов.

– Опять никто не выиграл, – грустно произнесла Руженка.

– Итак, все решит третье соревнование, – заявил я. – Конечно, я самый умный, а потому и самый умелый.

Ченда осмотрел дыру на штанах и заметил, что победителем третьего соревнования должен стать тот, кто даст самый лучший совет, что ему теперь сказать дома.

– Скажи, что тебя преследовал лев, убежавший из зоопарка, – предложил Алеш.

– Что ты помогал пожарным спасать людей из горящего дома и прожег штаны, – предложил Мирек.

– Что ты по ошибке сел в школе на серную кислоту, – предложил я.

Ченда постучал себе пальцем по лбу и сказал, что все три идеи скорее безумные, чем стоящие, – его родители давно вышли из того возраста, когда верят в небылицы.

– Так придумай что-нибудь сам! – разозлился Алеш.

Ченда буркнул, что наше троеборье его больше не интересует, ничего он придумывать не собирается, зато прекрасно представляет, как ему всыпят дома.

– Так кто же будет предводителем нашей компании? – спросил я удрученно.

Мирек пожал плечами, а Алеш держался за разбитое колено.

– Знаете что? – Руженка дружески хлопнула каждого из нас по животу, так что мы чуть не свалились с ограды. – Завтра не получится, а послезавтра после школы можно пойти ко мне, и я придумаю такое потрясающее троеборье, что вожаком компании определенно станет самый лучший из вас.

– А почему не завтра? – воинственно спросил Мирек.

– А где ты вообще-то живешь? – добавил Ченда.

Мне было интересно, что ответит Руженка. Она не обманула моих ожиданий: напустила на себя таинственный вид и заявила, что завтра она занята, а ответа на второй вопрос ловко избежала.

– Встретимся лучше на площадке. А потом пойдем к нам, вам самим дорогу не найти.

Хотя ребята и качали головой по поводу этой тайны, никто не стал расспрашивать Руженку, не хотелось выглядеть по-девчоночьи любопытными. Алеш предложил договориться на послезавтра, раз завтра не получается, но завтра все равно встретиться, чтобы потренироваться: быть предводителем компании – не пустяк, Руженка наверняка придумает очень трудное троеборье.

– Уж будьте уверены! – И Руженка каждому из нас подала руку: – Привет!

Мы тоже сказали «привет» и, с нетерпением ожидая послезавтрашнего дня, отправились по домам. Из дворика школьного сторожа вслед нам весело лаял толстый, противный и ленивый Леопольд, а я жалел Ченду – как-то у него обойдется дома. Мне и в голову не пришло, что жалеть мне следует прежде всего себя.

– Что-то ты сегодня рано, – многозначительно взглянул на часы отец.

– На кого ты похож! – всплеснула руками мама.

Напрасно я ее уверял, что у некоторых ребят со штанами дело обстоит куда хуже моего, я-то всего лишь вымазался, когда мы перелезали через ограду.

– Уж эти твои ребята, – кивнул головой отец.

– Уж эта твоя компания, – добавила мама, – думаю, пора…

– Получить тебе воспитательную лекцию, – перебил маму отец. – Я считаю тройку счастливым числом, не зря говорят – бог троицу любит. Так вот, в течение трех дней ты носа из дому не высунешь. Школа, понятно, не в счет. Речь идет о послеобеденном времени, которое, вместо того чтобы вытворять бог знает что с ребятами, ты будешь проводить с гораздо большей пользой.

– А нельзя ли отложить это наказание? – заканючил я. – Хоть на три дня. Дело в том, что как раз завтра…

Я даже не сделал попытки закончить фразу: я перехватил взгляд отца, и в его глазах прочитал, что решение непоколебимо – тут уж канючить без толку, только хуже сделаешь. Объяснять отцу про завтрашнюю тренировку и послезавтрашнее троеборье не имело никакого смысла.

Имело смысл лишь вычистить зубы и безропотно идти спать, а потом в тишине обдумать военную хитрость, потому что наказание наказанием, но в троеборье-то я участвовать должен.