Текст книги "Беженцы и победители"

Автор книги: Войта Эрбан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

Разведка

… Штаб 1-й чехословацкой отдельной бригады Владя Эмлер находит в местечке Забороль, которое чем-то напоминает ему Бузулук. Едва завидев его, подпоручик Ян Штаймар выбегает на середину мощенной булыжником дороги.

– Привет, Гонза!

Выскочив из джипа, Владя вопросительно смотрит на Штаймара. По его виду – полушубок нараспашку, в зеленоватых глазах нетерпение – нетрудно догадаться, что он стремится что-то ему сообщить.

– Скорее едем в разведотдел 106-й дивизии, – торопит Гонза, как всегда, забавно картавя. Старому Польде Микешу это так нравится, что он специально приходит его послушать. – По дороге обо всем доложу. Есть проколы, есть и добрые вести.

– Начни с добрых вестей… – советует Владя и оборачивается к водителю: – Миша, жми прямо по дороге.

– По дороге?! Да это гроб с музыкой, а не дорога! – в сердцах восклицает Миша, зло поглядывая на Штаймара. Он, видимо, считает, что тот виноват во всех его бедах. А Гонза, не обращая внимания на эти выпады, торопливо продолжает:

– Итак, сначала о приятном. Польда Микеш притащил откуда-то кусок баранины. Вечером мы его зажарим.

– А сейчас у тебя нет чего-нибудь пожевать? – перебивает его Владя. – Нет? Тогда рассказывай о проколах.

– Пан генерал тебя разыскивал и очень сердился, что ты до сих пор не вернулся. Он поставил нам задачу провести разведку и захватить «языка»…

В соответствии с приказом разведчикам 1-й чехословацкой бригады совместно с разведчиками 106-й стрелковой дивизии предстоит провести разведку в направлении села Усиче и лесного массива, расположенного юго-западнее местечка Забороль, и во что бы то ни стало добыть «языка».

– Карту! – требует Владя. – Обстановка уже нанесена? – деловито спрашивает он.

Гонза протягивает ему карту. Западнее села Усиче, примерно в полукилометре от развилки дорог, находится город Торчин. Местность здесь довольно открытая, а чуть дальше расположен хвойный лес. Там сосредоточена фашистская 72-я пехотная дивизия. Проверить это предстоит сегодня ночью разведчикам.

Отправляясь в разведку, обычно вспоминаешь, чему учился на курсах разведчиков, и поневоле улыбаешься. По теории положено вначале внимательно изучить местность, потом выбрать маршрут движения в тыл противника и обратно, согласовать огневую поддержку, сигналы и многое другое. Однако в действительности теорией, как правило, приходится пренебречь. Вот и сейчас времени на подготовку и обдумывание совсем не остается. Ведь не случайно немцы сосредоточили на данном участке столько танков, пушек и минометов. Они явно что-то затевают. Может быть, даже контрнаступление. Выяснить это необходимо как можно скорее.

За размышлениями Владя не сразу замечает, что уже стемнело. Осознает он это лишь тогда, когда Миша сбавляет скорость. Передвигаться становится все труднее. Даже специальные фары не пробивают густую тьму, окутавшую дорогу, к которой с разных сторон подступают дома, деревянные заборы и высоченные, устремленные в небо тополя.

Неожиданно справа начинает мигать с постоянными интервалами синий огонек. Должно быть, это свет карманного фонарика. Миша останавливается метрах в десяти от него. Владя выходит из машины и с автоматом на изготовку медленно продвигается вперед. За ним следует Штаймар. Вдруг от едва различимого в темноте забора палисадника отделяется фигура и делает им навстречу несколько шагов.

– Свои мы… – предупреждает Владя и добавляет: – Из чехословацкой бригады.

– Из чехословацкой? А кто у вас командир?

– Генерал Свобода.

– Хорошо, проезжайте! Максимыч, пропусти!

Шлагбаум поднимается. Миша проезжает вперед и останавливается в ожидании командиров.

– Здорово, ребята! Мы из штаба по срочному делу. Ищем разведотдел. Может нас кто-нибудь проводить?

На их просьбу сразу откликается несколько человек, но джип слишком мал: в нем есть место только для одного проводника.

Встречает их начальник разведки 106-й стрелковой дивизии Петр Матвеевич Королев. Он представляет им командира взвода разведки лейтенанта Василия Насонова и сразу переходит к делу:

– Насонов и поведет группу. Человек он опытный, местность изучил как свои пять пальцев. В последние два дня в расположении противника между Усиче и Торчином наблюдается большое оживление. Вот и надо выяснить, что разместили немцы в этом лесу… – Он показывает на карте лес, расположенный между дорогами Торчин-Розище и Торчин – Луцк и простирающийся километра на два в длину и примерно на километр в ширину. – Вряд ли на таком «пятачке» немцы смогли разместить что-то существенное, но проверить это необходимо. Ваша главная задача – взять «языка», – говорит капитан и, сжав руку в кулак, стучит им по развернутой карте. – «Я-зы-ка»! – повторяет он.

– Это мы уже поняли, – кивает Штаймар и вопросительно смотрит на Владю.

Советские разведчики тоже переводят взгляд на него.

– Когда идти, товарищ капитан? – опрашивает Владя.

– Сегодня, через три часа. Точнее, в 22.00.

– Понятно… Мы можем выделить отделение, только идти в разведку оно должно с вами, на вашем направлении…

Оказывается, именно такой вариант хотели предложить и советские разведчики. Сегодня обе разведгруппы пойдут под командованием лейтенанта Насонова. Завтра две другие чехословацкие разведгруппы будут направлены к селу Гнидава, что расположено в девяти километрах юго-восточнее Усиче.

– Гонза, времени у нас в обрез. Я останусь здесь, а ты с Мишей поезжай в первый батальон к Станде Валеку. Пусть приедет сюда с отделением. Два других пойдут завтра на Гнидаву. Детали обсудим позднее… Действуй!

* * *

Ровно в 22 часа разведчики поодиночке соскальзывают в траншею, проходящую по переднему краю. Луна, время от времени выглядывающая из-за туч, освещает простирающуюся перед ними равнину, обезображенную взрывами снарядов и бомб. Отсюда до северной окраины Усиче примерно с километр. Из села доносится протяжный собачий вой, а где-то на юге трещат пулеметные очереди, ухают орудийные залпы.

Валек и Насонов уточняют маршрут движения. Договариваются идти двумя группами на расстоянии видимости. Ориентиры: справа – небольшой лесок, слева – северная окраина Усиче. Ближайшая цель – одинокий дом с дощатой крышей, а дальше на северо-западе – выступ леса у развилки дорог. Дом с дощатой крышей осмотрит заместитель подпоручика Валека четарж Старек с четырьмя бойцами. Остальные будут их прикрывать. Потом они продвинутся вдоль переднего края примерно на полкилометра, до северной окраины Усиче, где в линии обороны противника имеются бреши. На обратном пути впереди пойдут чехословацкие разведчики. Они поведут пленных.

– Все ясно? – спрашивает лейтенант Насонов.

– Все, – кивает в ответ Валек.

Разведчики идут пригнувшись. Через каждую сотню метров они останавливаются и настороженно всматриваются в темноту. Тоник Козак шагает следом за Стандой Валеком. Когда они останавливаются в третий раз, Станда подходит к Козаку и берет его за руку:

– Как дела, Тоник?

– Все нормально. Мне совсем не страшно, а когда рядом ты… – шепчет тот.

– Да я не об этом…

Потом они останавливаются перед самым домом с дощатой крышей.

– Станда, разреши мне осмотреть его вместе с Вашеком Стареком, – просит Тоник.

– Иди, но будь осторожен.

Сержант Бондарчук и рядовой Симаков пролезают под поваленной сосной и слева обнаруживают тропинку, которая ведет прямо к дому. Сержант машет рукой, и его сигнал передают по цепочке. К нему сразу же подползают все остальные разведчики.

Разведчики лейтенанта Насонова рассредоточиваются вдоль тропы, которая идет от дома к селу Усиче. Сержант Бондарчук выбирает место на правом фланге, чтобы видеть и дом, и подпоручика Валека, занявшего со своими разведчиками позицию у сосны.

Вправо от дома чернеет сруб колодца с журавлем. Тихонько звякает цепью раскачиваемое ветром ведро. Из окон дома двор, видимо, хорошо просматривается, поэтому нет смысла преодолевать оставшиеся сорок метров по-пластунски. Да и время поджимает.

Вашек Старек, Тоник Козак и Миша Бабич стремглав бросаются к колодцу. Миша прижимается к срубу и берет на мушку чердачное окно, двое других осматривают дом сзади. Когда они появляются из-за угла, Вашек берет на прицел фасад дома, а Давид Фришман и Ферда Губачек встают у дверей. Едва Давид дотрагивается до них, как они со скрипом открываются.

Разведчики проникают внутрь. Ферда освещает фонариком сени. Пол в них глиняный, неровный. С правой стороны висят грабли и еще какие-то орудия труда, в углу стоит кадушка. В первой комнате они видят деревянную кровать, покрытую стареньким стеганым одеялом, стол, три стула, один из которых перевернут, и нетопленую печь. Окна почему-то завешены черными тряпками.

Выбежав в сени, Ферда знаком показывает Стареку, что можно входить.

В это время Давид Фришман делает шаг в другую комнату и застывает на пороге как вкопанный. В дальнем углу под темной иконой колышется пламя лампады, отражающееся в широко открытых глазах старухи. Ее редкие седые волосы торчат во все стороны, худые плечи под льняной рубахой вздрагивают. Трясущимися старческими пальцами она поддерживает на коленях окровавленную голову мертвого старика…

– Кошмар… – шепчет потрясенный Давид. – Настоящий кошмар… – Он сдерживается из последних сил, хотя повидал многое на войне. На лбу у него выступает холодный пот.

Миша Бабич, склонившись к самому уху старушки, пытается привести ее в чувство:

– Бабушка, вы слышите меня? Бабушка…

Но глаза старушки, вперившиеся в темный лик богородицы, остаются безучастными.

Тем временем разведчики осматривают погреб и чердак. Нигде ни души. С тяжелым чувством покидают они дом у дороги, задавая себе один и тот же вопрос: кому понадобилось совершать это злодейское убийство? Немцам? Бандеровцам? И ради чего они его совершили – чтобы отомстить или чтобы запугать? А может, это было убийство ради убийства? В конце концов разведчики решают на обратном пути похоронить старика, а старушку увести с собой.

– Скажи своим ребятам, чтобы не распускались из-за этого, – кивая в сторону дома, предупреждает Валека лейтенант. – Пусть не забывают, что нам приказано во что бы то ни стало взять «языка» и доставить его в целости и сохранности…

Теперь разведчики продвигаются гораздо быстрее, не выпуская из поля зрения лесок, в котором засели фашисты. Они хоть и оборудовали здесь позиции для ведения круговой обороны, но в любой момент могут отступить по направлению к Торчину.

Подобравшись к спящему селу, разведчики решают залечь. Валек, Старек и Бондарчук подползают к лейтенанту Насонову.

– Сейчас, ребята, постарайтесь быть повнимательнее, – шепчет лейтенант, показывая на окраину Усиче. – Думаю, нам следует выйти на дорогу, ведущую к Торчину, и устроить там засаду. Противник наверняка попытается сегодня ночью этой дорогой воспользоваться. Как ты считаешь, Станислав?

– Вероятно, ты прав, – поддерживает лейтенанта Валек.

Разведчики стараются передвигаться как можно осторожнее. Часто используют короткие перебежки. Наконец они выходят на дорогу, теряющуюся на другом краю поля. Удобное место для засады они находят метров через триста, где по обеим сторонам дороги поднимается невысокая насыпь.

Разведчики из группы Валека прижимаются к насыпи, а Насонов со своими ребятами прыгает в кювет и прислушивается. Кругом тишина, лишь легкий ветерок шелестит прошлогодней травой. Советские разведчики стремглав перебегают через дорогу и прячутся в кювете по другую ее сторону. Чехи занимают их место. Штаймар и Владя наблюдают за дорогой, лежа на насыпи. Тонда Козак и Бабич прикрывают их с тыла.

Проходит час, другой… На дороге по-прежнему ни души. У разведчиков деревенеют ноги от холода, усилившийся ветер продувает их насквозь. С каждой минутой нарастает напряжение: ведь скоро рассветет, а задание все еще не выполнено.

Со стороны Торчина доносится рокот моторов. В тот же миг Козак и Бабич сваливаются в кювет к Валеку.

– Что там?

– Вроде бы две автомашины, – прерывисто дыша, докладывает Тоник.

– Едут очень медленно, – добавляет Бабич.

Станда передает эти сведения в другой кювет – дважды каркает вороном. Делает он это мастерски – от настоящего карканья и не отличишь.

В это мгновение примерно в 400 метрах от засады появляется на дороге легковая автомашина, за ней – другая. Дистанция между ними небольшая. Разведчики следят за приближающимися автомашинами, затаив дыхание. Пора действовать, а Насонов почему-то медлит. Ждать уже невмоготу. Наконец раздается команда: «Вперед!» – и советские разведчики бросаются наперерез первой автомашине. Группе Валека поручено захватить второй автомобиль.

Внезапность нападения действует на немцев ошеломляюще, а нацеленные на них автоматы окончательно лишают их способности сопротивляться.

– А ну побыстрее выходи из машины! – выводят их из оцепенения разведчики. – Быстрее!

Через несколько секунд пленные уже стоят со связанными руками и кляпами во рту. У них отбирают оружие, бинокли, документы. Один из пленных – офицер, майор из штаба 72-й пехотной дивизии. Вот это удача!

– Пошли, пошли! – торопит разведчиков лейтенант Насонов и, обратившись к немцам, показывает в направлении насыпи: – Вперед! Не задерживаться!

Пленные послушно шагают под конвоем чехословацких воинов. Когда они подходят к дому с дощатой крышей, Валек делает знак остановиться. Он ведет пленных в дом и молча показывает на старушку, застывшую в немой скорби.

Давид снимает маскхалат, бережно набрасывает его на старушку и уводит ее за собой. Кто-то приносит из другой комнаты кусок материи и накрывает им старика. Вскоре они вернутся сюда и похоронят старика на сельском кладбище…

В соответствии с приказом немецкого майора и сопровождавших его необходимо немедленно доставить во второй отдел штаба 13-й армии. И разведчики торопятся. Пленные ведут себя спокойно, особенно майор. Наверное, потому, что торопиться им теперь некуда.

Майору по документам сорок пять лет. До войны он преподавал математику в гимназии в Вюрцбурге. Зовут его Гельмут Ерабек.

Владя с интересом всматривается в усталое лицо с серыми, запавшими глазами, в которых застыло какое-то отсутствующее выражение:

– Так ведь это чешская фамилия, герр майор, не правда ли?

– Брось, Володя. Его допросят в штабе, – говорит капитан Королев, которому хочется побыстрее передать пленных по назначению и отправиться спать.

– Да я не допрашиваю, Петр Матвеевич, – отвечает Владя. – Просто у него чешская фамилия, и мне интересно, знает ли он, откуда родом его предки.

– Он что, чех?

– Чехом, вероятно, был кто-то из его прадедов. Возможно, он родом из Судет.

– Ну что ж, спроси, только побыстрее, а то его ждут в штабе.

Майор сидит неподвижно.

– Вам понятен мой вопрос, герр майор? Меня это интересует, потому что я чех.

На сухощавом лице майора появляется легкая усмешка, за которой скрывается покорность судьбе.

– Да, мне известно о чешских войсках, которые сражаются в России. В моих жилах течет немного чешской крови, совсем немного. Но, несмотря на это, я считаю себя немцем и горжусь, что принадлежу к этому великому народу…

– К народу, который придумал бесчеловечные расовые законы, – уточняет Давид Фришман.

Майор отмахивается:

– Вздор какой! Эти законы выдумал Адольф Гитлер…

– А потом он развязал эту чудовищную войну… – подступает к майору бледный от волнения Фришман, но Королев движением руки успевает остановить его.

– Кто несет ответственность за войну, которую вы проиграли? Только Гитлер?

– Нет, не только… Но это не имеет значения. Теперь ничто не имеет значения…

* * *

По бурой от пыли дороге тащат тяжелые орудия тягачи. Уже не скрытно, не ночью, а белым днем. Это добрый знак. Он свидетельствует о том, что превосходство Советской Армии на земле и в воздухе неоспоримо.

Дорога, насколько хватает глаз, забита орудиями и минометами, танками и самоходками. Этот поток кажется неостановимым. Может, с этим потоком чехословацкие воины дойдут до Кракова, а потом через Моравские Ворота двинутся домой. Эх, если бы все так и случилось!

Далеко за линией фронта

Близится весна, и в сердцах солдат крепнет надежда на скорое возвращение к родным очагам. Из Чехословакии время от времени приходят тревожные сообщения – о зверствах, чинимых оккупантами над мирным населением, о многочисленных казнях и расправах. Но верить в это как-то не хочется. Солдатам, покинувшим родину еще в тридцать девятом, даже представить трудно масштабы свершившейся трагедии. Постигнуть это им доведется гораздо позднее. А пока все их думы и помыслы устремлены к теперь уже не столь далеким Карпатам.

Отрывочные сведения, приходящие из Москвы, дают возможность хотя бы в общих чертах воссоздать ход событий на недавних переговорах. Несмотря на то что в выступлении по Московскому радио 12 декабря прошлого года Бенеш подчеркивал, что развитие послевоенных отношений между Чехословакией и Советским Союзом возможно лишь на основе «взаимного уважения к независимости и суверенитету, равно как и невмешательству во внутренние дела другого государства», на практике он продолжал придерживаться тактики, выработанной еще в домюнхенский период. Понять это помогла беседа, состоявшаяся во время обеда в чехословацком посольстве.

Казалось, Бенеш не замечает ничего вокруг – настолько он был занят своими мыслями. Когда принесли суп, он механически придвинул к себе тарелку, так что его личный врач Клингер, сидевший рядом, вынужден был задержать его руку с ложкой: «Вам этого есть нельзя, пан президент. Минуточку…» И он насыпал в суп какого-то порошка. «Я вас слушаюсь, пан коллега», – безучастно отозвался Бенеш и принялся рассуждать о политике, о военных поставках, об их взаимосвязи с решением послевоенных проблем.

Присутствующие в большинстве своем важно кивали или просто отмалчивались. В полемику с президентом отважился вступить только посол Фирлингер, который резонно заметил, что Советский Союз никогда не допустит вмешательства в свои внутренние дела.

Бенеш, не сдавая позиций, попытался отшутиться, фамильярно называя Фирлингера Зденеком и даже Зденеком-торопыгой, видимо, памятуя свое давнее – еще со времен первой мировой войны – знакомство с ним. Но Фирлингер упорно стоял на своем, хотя его оппозиция выходила за рамки дипломатического протокола.

Все обратили внимание на то, что Бенеша раздражает даже упоминание о Мюнхене. Зато он с удовольствием теоретизировал по вопросам послевоенного устройства Чехословакии, оставаясь сторонником восстановления домюнхенских порядков. В этом его точка зрения расходилась с установками компартии, настаивавшей на том, чтобы окончательное решение о государственном устройстве освобожденной Чехословакии принял сам народ, чтобы все мероприятия в переходный период проводились демократическим путем при активном участии широких слоев населения.

В ходе декабрьских переговоров в Москве Бенеш и Готвальд достигли соглашения о принципах проведения мер экономического и социального характера после освобождения страны: об отмене всех имущественных и других изменений, насильственно осуществленных нацистами, о возмещении ущерба жертвам преследований, о национализации крупных предприятий и т. д. Все это, безусловно, способствовало упрочению национального единства.

Тогда же газета «Ческословенске листы» опубликовала статью одного из соратников Готвальда – Яна Швермы о роли национальных комитетов, создаваемых на оккупированной территории. В ней автор, следуя стратегической линии партии, рассматривал комитеты как революционные органы власти народа не только на завершающей фазе войны, но и в период после освобождения страны. Президент Бенеш статью одобрил и в феврале 1944 года счел возможным призвать все патриотические силы Чехословакии создавать национальные комитеты нелегально. Таким образом, в этом принципиальном вопросе между президентом и руководителями КПЧ было достигнуто полное единодушие.

Будучи опытным политиком, Бенеш не мог игнорировать такой важный фактор, как настроения личного состава чехословацких войск, сражавшихся на советско-германском фронте плечом к плечу с Советской Армией. Пройдя вместе с ней от Соколова до границ родной земли, чехословацкие воины получили хорошую боевую и политическую закалку. «Солдат начинает разбираться в политике», – говорили теперь офицеры службы просвещения. И были правы. Прошли те времена, когда основной заботой чехословацкого воина было добросовестное выполнение поставленной ему боевой задачи, а что касалось вопросов политики, то тут он всецело полагался на президента, который одновременно занимал и пост верховного главнокомандующего. Нынешний чехословацкий солдат, которому предстояло возвратиться на родину победителем, имел собственные взгляды на будущее республики и ее армии.

Однако важнейшим фактором, предопределившим изменения в тактике поведения Бенеша, был, безусловно, исход гигантских по масштабу сражений на советско-германском фронте. Советская Армия в середине 1944 года добилась выдающихся успехов, разгромив 170 гитлеровских дивизий. На северо-западе была окончательно снята блокада Ленинграда и освобождена Ленинградская область. 21 июля советские войска вышли на государственную границу с Финляндией. На центральном участке фронта развернулось мощное наступление в Белоруссии, в результате которого советские войска вышли к границам Чехословакии и Польши. В составе войск Белорусских фронтов продвигалась к Варшаве и к берегам Вислы 1-я польская армия. На юге советские войска полностью очистили от врага Правобережную Украину и Крым и перенесли военные действия на румынскую территорию.

Победы Советской Армии вызвали огромный международный резонанс и способствовали дальнейшему упрочению антигитлеровской коалиции. Перед профашистскими режимами Хорти, Тисо, царя Бориса, Петена и Квислинга замаячила мрачная перспектива быть сметенными собственным народом. После высадки союзников в Сицилии был свергнут и нашел спасение под крылом у Гитлера Муссолини. По Италии прокатилась волна забастовок и демонстраций против продолжения войны. Активизировалась освободительная борьба народов Балканских стран. Новых успехов добилась Народно-освободительная армия Югославии, в рядах которой сражался чехословацкий партизанский отряд «Ян Жижка».

Летом 1944 года США и Великобритания открыли наконец второй фронт в Европе. Западный вал гитлеровской обороны был прорван. 6 июня американо-английские экспедиционные силы высадились на побережье Нормандии. Дивизии Рундштедта, разбросанные на протяжении более чем тысячи миль, долго оказывать сопротивление не могли.

В рейхе была объявлена третья по счету тотальная мобилизация, в протекторате – трудовая мобилизация. Гитлер провозгласил территорию Германии неприступной крепостью, но 30 фашистских дивизий оказались отрезанными в Прибалтике. Советские войска стояли у порога Восточной Пруссии.

Нарастающие удары союзников свидетельствовали о том, что дни Гитлера и его клики сочтены. Момент, когда Германия перестанет угрожать народам Европы, в том числе чехословацкому народу, приближался. Вот почему чехословацкие воины, как и все чехословацкие патриоты, все чаще задумывались о судьбах родины в послевоенное время.