Текст книги "Беженцы и победители"

Автор книги: Войта Эрбан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 15 страниц)

В тылу врага

Огромную роль в борьбе чехословацкого народа с гитлеровскими оккупантами в годы второй мировой войны играло партизанское движение в Словакии, Моравии и Чехии. На территорию Чехословакии было заброшено 700 советских и чехословацких военнослужащих, которые впоследствии возглавили партизанское движение. Среди этих патриотов был и наш давнишний знакомый Васил Киш, прошедший к тому времени специальную подготовку в Ефремове и Святошине. Потом его вызвали в Киев, в штаб партизанского движения, где назначили командиром десантной группы, которая должна была высадиться на территории Чехословакии и стать ядром партизанского отряда.

В начале октября 1944 года группа Киша по распоряжению штаба партизанского движения была переброшена на территорию Польши, откуда 16 октября ей предстояло вылететь в сторону Чехословакии…

«Дуглас» выруливает на взлетную полосу, стремительно разбегается, отрывается от земли и берет курс на запад. Только теперь в соответствии с полученными указаниями Васил Киш сообщает участникам десанта пароль для связи и место будущей базы. Район выброски – Шумава, Филиппова-Гуть.

Линия фронта остается позади. Самолет летит над территорией, занятой фашистами. И вдруг гул моторов смолкает – вышедший из кабины штурман сообщает, что в небе появились фашистские истребители и пилот вынужден перейти на планирующий полет. Вслушиваясь в рокот истребителей, десантники с тревогой смотрят в иллюминаторы, но за ними лишь непроглядная тьма. «Дуглас» беспрестанно маневрирует – то прижимается к земле, то меняет направление. Наконец ему удается оторваться от преследования, однако при этом, как выясняется позднее, он сбивается с курса.

Близится полночь. Штурман сообщает, что они уже пролетают над Остравой, и просит приготовиться к высадке. Десантники пожимают друг другу руки. Потом натягивают ушанки и завязывают их под подбородком. Штурман Ященко встает возле дверцы люка.

– Пора? – спрашивает Васил.

– Пора, товарищ командир. Под нами Филиппова-Гуть. Высота триста метров.

– Первая группа, слушай мою команду: в установленном порядке за мной! – приказывает Васил и поворачивается к Яну Копчаку, назначенному комиссаром будущего отряда: – Ну держись! Позаботься о людях и грузовых парашютах. Жди моего сигнала.

– Слушаю, пан поручик. – И совсем тихо: – До свидания, Вася.

– До встречи внизу!

Ященко открывает дверцу люка и легонько подталкивает Васила – пошел! Вслед за Василом устремляются навстречу земле советский майор Григорий Мельник, воевавший ранее в соединениях Ковпака, старший лейтенант Моряков, младшие лейтенанты Малышев и Петросян, старший сержант Шура Панченко, сержант Шамаев и свободник Миша Турис. Внезапно непроглядную темень ночи разрезают лучи прожекторов. А с земли, к которой неудержимо приближаются десантники, доносится бешеный лай собак.

Куда же они приземляются – на лес или на поле? Вон виднеется извилистая лента дороги, по которой беспрестанно проносятся автомобили, вдали блестит светлое пятно пруда. Еще секунда – и ноги упираются в земную твердь.

Собрать парашют как положено нет времени, и Васил прижимает его купол к земле тяжестью собственного тела. Рядом приземляется Миша Турис. Они быстро находят друг друга и, объединив усилия, закапывают парашюты.

Пробираясь сквозь заросли, Киш и Турис отправляются на поиски товарищей. Мельника, Малышева и Петросяна находят за тропинкой, в черничнике, а шагах в пятидесяти от них – повредившего себе ногу при приземлении Морякова. Остальных решают не искать, справедливо полагая, что, заметив зловещий свет прожекторов, пилот и штурман выброс десанта наверняка задержали.

Десантники пытаются сориентироваться, но это оказывается делом непростым. Если в соответствии с заданным курсом «Дуглас» пересек Шумаву в юго-западном направлении, то тогда они, скорее всего, в Верхней Австрии. Стало быть, надо пробираться на север, к границам Чехии.

Холодно, и все время моросит. Над заболоченной местностью поднимается туман. Десантникам это на руку – легче будет уйти от погони. Очень беспокоит их состояние Морякова: хотя ногу ему туго перевязали, она здорово распухла.

На рассвете со стороны болота раздается громкий собачий лай. Выглянув из укрытия, десантники обнаруживают, что к ним, рассредоточившись цепью, приближаются гитлеровцы. Их каски зловеще поблескивают в тусклом свете нарождающегося дня.

– Ну, Вася, кажется, сейчас кому-то не поздоровится, – на удивление спокойно произносит майор Мельник, а Моряков грозит приближающимся фашистам огромным кулачищем.

– К бою! – командует Васил. – Берегите патроны. Гитлеровцев подпускайте как можно ближе.

Десантники занимают круговую оборону и готовятся отстреливаться до последнего патрона. Фашисты уже рядом. Вот они проходят мимо того места, где затаились десантники, но офицер в эсэсовской форме вдруг оборачивается и открывает огонь прямо по ним. Одна из пуль попадает в ногу Мельнику. Васил отвечает короткой очередью, и эсэсовец словно подкошенный падает. Десантники, дружно отстреливаясь, отходят по команде Киша к лесу.

Пройдя сквозь него, они видят поле, на котором местные жители убирают сахарную свеклу. Решив, очевидно, этим воспользоваться, гитлеровцы ведут огонь, прячась за их спинами. Десантникам приходится отступить, а гитлеровцы, будучи уверены, что натолкнулись на многочисленную вражескую группировку, остаются ждать подкрепления.

Тем временем десантники принимают решение пробиваться в лес, расположенный километрах в двух от них.

Они надежно укрывают продовольствие, оружие, рацию, а себе оставляют только топографические карты и запас патронов. Потом, пустив в ход имеющиеся у них гранаты, завязывают бой с гитлеровцами, вынуждая их отойти.

Отступая, фашисты беспорядочно отстреливаются, и майора Мельника опять задевает пуля. Теперь он так сильно хромает, что десантникам приходится тащить его на себе. К счастью, вести преследование гитлеровцы не отваживаются, и десантники благополучно добираются до спасительного леса. Наконец можно перевязать раненого майора и немного отдохнуть, однако долго оставаться здесь нельзя – необходимо продвигаться в том же направлении дальше.

Получив подкрепление, фашисты вновь принимаются методично прочесывать лес. Одновременно в небе кружит разведывательный самолет, пытаясь выследить десантников с воздуха. Мужественным воинам в конце концов удается прорвать кольцо вражеского окружения и, применяясь к складкам местности, оторваться от преследователей на несколько километров.

Опять они останавливаются и пытаются сориентироваться. Однако сгущаются сумерки, и разглядеть окрестности становится почти невозможно. В этот момент куда-то запропастился Турис. Десантники долго блуждают во мраке, стараясь отыскать товарища, но безуспешно.

Изрядно намучившись во время бесплодных поисков, они устраиваются на ночлег в стоге соломы, а на рассвете видят впереди силуэт незнакомого города с высокой башней и вдалеке на горизонте горы. Поразмыслив, приходят к выводу, что их положение не так уж и плохо: немцы наверняка будут искать их в лесу, а не в открытом поле, да еще поблизости от большого города.

Утолив жажду в придорожной луже, десантники отправляются в путь. Чтобы избежать нежелательных встреч, они обходят город стороной, сделав довольно большой крюк. На отдых останавливаются в каком-то сарае, где сушатся фрукты, поэтому заодно можно немного заглушить голод. Мельнику так плохо, что без медицинской помощи ему уже не обойтись. И вот, пренебрегая опасностью, Киш и Малышев идут в деревню. Выбирают дом, одиноко стоящий у дороги. Осматриваются – проводов не видно, значит, телефона нет. Это им на руку.

Киш приближается к темному прямоугольнику окна и тихо стучит. Малышев тем временем встает возле двери с оружием на изготовку. Долго никто не открывает. Наконец из-за двери встревоженный мужской голос спрашивает по-чешски:

– Кто там?

– Откройте, пожалуйста, мы хотим купить у вас немного молока, – вежливо, но настойчиво просит Васил.

Хозяин открывает дверь и испуганно вскрикивает:

– Боже мой, да вы же парашютисты, которых повсюду ищут немцы! Уходите немедленно, иначе они сожгут нас.

– Без паники! Нам нужно лишь молоко для больного товарища… – пытается объяснить ситуацию Васил, но хозяин, видно, совсем потеряв голову от страха, беспрестанно повторяет:

– Ради бога, уходите или я позову на помощь…

Поняв, что этот человек ничем не поможет, Киш сдержанно спрашивает:

– Как называется ваша деревня?

– Смольнице.

– Да перестаньте вы дрожать, наконец! И учтите, в ваших интересах никому о нашем посещении не рассказывать.

– Будьте уверены, я никому ничего не скажу…

Так и ушли десантники из этого дома, не получив никакой помощи. Но зато они теперь смогли сориентироваться. Если эта деревня Смольнице, то, прорвав окружение, они отступили в Маркварецкие леса, горы на горизонте, которые они приняли за Альпы, на самом деле Рудные горы, расположенные на территории Чехословакии, а «неизвестный город» с водонапорной башней – Лоуны. Значит, чтобы попасть в район Филипповой-Гути, надо идти на юг.

Мельник совершенно обессилел, да и остальные здорово ослабели от голода, поэтому решили хоть немного передохнуть и на окраине ближайшей деревни укрылись в стоге сена. Вечером Киш и Малышев пробираются в деревню и перескакивают через забор крайнего дома. Собака – самая свирепая в деревне, как они потом выяснили, – почему-то лишь негромко на них тявкает и исчезает в конуре.

Хозяйка, выбежавшая навстречу пришельцам, видит перед собой заросших, грязных мужчин с автоматами и страшно пугается.

– Не бойтесь, пани, – успокаивает ее Васил, хотя настроен он на сей раз решительно, – нам нужно поговорить с хозяином.

– Он пошел в управу подписывать обязательство, – отвечает женщина, понемногу приходя в себя.

– Какое обязательство?

– О том, что не будем оказывать никакой помощи парашютистам, которых разыскивают агенты гестапо.

– А молока вы нам продадите?

– Конечно продам…

Возвращается хозяин. Застав у себя незнакомых обросших мужчин, он бледнеет и бессильно опускается на стул.

– Они хотят только купить немного молока, – торопливо принимается объяснять ему жена. – Посмотри, как они ужасно выглядят.

Хозяин куда-то уходит, а затем приносит им хлеб. Васил вынимает из непромокаемого пакета горсть марок и крон:

– Вот, возьмите.

– Лучше договоримся: вы к нам не заходили, мы вам ничего не продавали, значит, и платить не за что. А помочь вам – наш долг… долг каждого чеха… – несколько торжественно заявляет хозяин, а хозяйка интересуется:

– Скажите, эти солдаты – русские?

– Да.

– Наздар, товарищи! – радостно приветствует она друзей Киша, а потом идет проводить их на крыльцо: – Держите курс на Гвиждалку. Счастливого вам пути!

Направляясь к Гвиждалке, десантники выходят к дороге, по которой непрерывным потоком движутся машины. Туда они едут доверху нагруженные, обратно – порожние. Должно быть, где-то неподалеку расположен воинский склад. Последний порожний грузовик исчезает из виду, и на дороге появляется телега. Васил в бинокль наблюдает, как неторопливо шагает лошадь, как задремывает возница, склонив голову, прикрытую черной шляпой. К боковой доске телеги прикреплена табличка с надписью: «Йозеф Шедивы».

Шедивы едва не лишается дара речи, когда вечером вдруг слышит у себя за спиной:

– Добрый вечер, пан Шедивы!

В этот момент он как раз снимает мешок с телеги, собираясь отнести его в амбар. От неожиданности он опускает мешок к ногам и в полной растерянности смотрит на двух вооруженных мужчин.

– Пан Шедивы, продайте нам немного продуктов, и мы сразу уйдем.

– Тьфу, как я испугался! – сердится крестьянин. – Думал, немцы пожаловали. Проходите в дом, не стоит торчать у всех на виду…

Супруги Шедивы угощают десантников кофе и свежим хлебом и помогают перевязать раненого. Мельнику немного лучше, хотя передвигаться без посторонней помощи он по-прежнему не в состоянии. Затем пан Шедивы приносит продукты – столько, сколько смогут десантники унести, а подробно объясняет, как попасть в лес. Он советует обратиться к местному леснику, который в первую мировую войну был в России. На него, по словам Шедивы, можно положиться.

– Только будьте осторожны, – напутствует он на прощание десантников, – в том районе расположен склад боеприпасов, который фашисты охраняют как зеницу ока. Надеюсь, в ближайшее время вы всыплете им по первое число…

Помня о предостережении пана Шедивы, десантники обходят стороной не только склад боеприпасов, но и дом лесника. Не потому, что не доверяют ему, а потому, что ночевать в доме лесника, вблизи фашистского склада, было бы безрассудством.

Десантники решают идти на восток, навстречу советским войскам, с которыми рано или поздно они надеются встретиться. В лесу у Кржеменице они сталкиваются с советской десантной группой. Командир группы майор Фомин и комиссар Тума помогают им связаться по радио со штабом партизанского движения и выработать план дальнейших действий. Произошло это 21 ноября 1944 года.

* * *

Множество трудностей пришлось преодолеть десантникам, прежде чем они сумели добраться до Чешско-Моравской возвышенности, при активной помощи местного населения поднять на борьбу с врагом самых мужественных его представителей, организовав партизанский отряд, который впоследствии был преобразован в партизанский полк имени Людвика Свободы и в конце войны насчитывал уже более шестисот бойцов.

Партизанский полк под командованием Васила Киша доказал, что партизанскую войну можно вести даже в условиях сравнительно неприспособленной для этого равнинной местности. Возле сожженной гитлеровцами деревни Лежаки партизаны поклялись отомстить за гибель ни в чем не повинных стариков, детей, женщин и клятву свою сдержали. За время своей партизанской деятельности они более ста раз наносили повреждения телефонной и телеграфной связи гитлеровцев, устраивали взрывы на железнодорожных путях, пускали под откос поезда, взрывала мосты и склады с боеприпасами и горючим, на длительное время вывели из строя завод в Сметине. В боях с врагом партизаны уничтожили более тысячи гитлеровских солдат и офицеров и более трех тысяч взяли в плен, захватили более сотни грузовых и санитарных автомашин, большое количество боевой техники, оружия, боеприпасов и даже состав с фаустпатронами.

В рядах победителей

Раненого поручика Эмлера вначале направляют в медпункт, где Франта Энгель заботливо обрабатывает и перевязывает ему рану. Затем его перевозят в полевой госпиталь, а оттуда на санитарном самолете в эвакогоспиталь. Окулист эвакогоспиталя, ознакомившись с историей болезни Эмлера, тщательно осматривает его глаз и выносит решение:

– Придется отправить вас санитарным поездом в Тбилиси.

– Мне говорили, что через месяц я смогу вернуться в свою часть… – пытается оказать на врача давление Владя.

– Окончательный диагноз, поручик, вам смогут поставить только в специализированной клинике, поэтому надо ехать…

На семнадцатый день пути, утром, Владя видит в открытое окно стальные воды Каспия и взметнувшиеся над ними ажурные каркасы нефтяных вышек.

Наконец поезд прибывает в Тбилиси – красочный южный город, давно позабывший о затемнении военного времени и совсем по-мирному утопающий в море зелени, тепла и света…

– Братцы, к нам генерал-лейтенанта привезли! – таким возгласом встречают Владю Эмлера в тбилисском госпитале.

– Да он же не наш!

– Тогда спросите у него, чей он. Да не стесняйтесь!

Из открытых окон четырехэтажного госпиталя высовываются головы любопытных, а ходячие раненые опускаются во двор к открытым трехтонкам посмотреть на вновь прибывших. Кто-то из них со знанием дела объясняет собравшимся, что офицер в зеленой полевой форме из чехословацкого корпуса, поэтому большие пятиконечные звезды на погонах пусть их не смущают – никакой он не генерал-лейтенант, а всего-навсего лейтенант. Раненые явно разочарованы, но это не мешает им проявить заботу о новеньком. Они провожают его в палату на третий этаж и выбирают для него лучшую койку – у окна.

– Сердечно приветствую вас, пан поручик! – слышит вдруг Владя знакомый голос и, обернувшись, видит перед собой Петра – парня из 1-й бригады.

– Наздар! Откуда ты взялся? Что это у тебя с глазом?

– Не знаю. С января околачиваюсь по госпиталям. Глаз, в общем-то, не болит, но врачи говорят, надо обязательно оперировать. Наверное, отправят в Москву, а может, к Филатову в Одессу. – Он подробно расспрашивает Владю о наступлении в Карпатах, о понесенных корпусом потерях, о друзьях, которых уже нет в живых, и под конец, опечаленный, говорит: – Знаете что, пан поручик, хватит об этом. Лучше пойдемте, я вам госпиталь покажу…

Госпиталь поистине огромный. Одновременно на излечении здесь находится примерно пять тысяч раненых. Ближайшим соседом Влади оказывается лейтенант Иван Симаков, высокий, худой, стриженный ежиком. Правый глаз у него затянут такой же голубовато-сероватой пленкой, как у Петра, одна рука висит на перевязи.

– Здравствуй, товарищ поручик! Ты откуда?

– Из Праги. А ты?

– Я – одессит! – гордо заявляет он. – Тебе известно, что это значит?

– Не надоело бахвалиться? – насмешливо прерывает его невысокая черноволосая медсестра, неожиданно вошедшая в палату. – Что о тебе подумает чешский офицер?!

– А-а, командир пришел! – радостно восклицает одессит, да и лицо девушки озаряется улыбкой. Она берет лейтенанта за здоровую руку:

– Пошли-ка лучше на перевязку. Это и к вам относится, товарищ поручик, – добавляет она, обращаясь к Владе.

В амбулатории его принимает врач – высокая полная женщина с выбившимися из-под белой шапочки седыми прядями волос и задумчивым взглядом.

– Садитесь, товарищ лейтенант! – приглашает она Эмлера и принимается внимательно осматривать его раненый глаз: – Смотрите влево. Так… Теперь вправо… Сейчас пройдемте в темную комнату… Ну а ты, Шурочка, позаботься пока о своем одессите.

– Почему это он мой? – бурно протестует медсестра, но по голосу чувствуется, что ей это приятно.

Осмотр окончен. Они возвращаются к свету, и Владя встревоженно ждет, когда доктор дочитает до конца историю его болезни.

– Не волнуйтесь, – говорит доктор тихим голосом, – глаз мы вам постараемся сохранить. Было очень сильное кровоизлияние, но теперь оно рассасывается. Будем надеяться, все обойдется… Конечно, гарантировать в вашем случае мы ничего не можем…

И снова он чувствует противную дурноту, но мысленно приказывает себе: «Не раскисай! Посмотри вокруг – да тебе же просто повезло!»

За спиной доктора Шура делает поручику знак, что пора уходить, и он послушно направляется к двери.

– Понимаешь, у нее был сын, летчик, – объясняет ему шепотом Шура, когда они выходят из кабинета. – Погиб в сорок первом под Ростовом-на-Дону. Там, на месте гибели, его и похоронили. Остались жена, которая работает у нас в хирургическом, и дочка, родившаяся уже после гибели отца. Живут все вместе. Невестка у докторши вся седая, хотя ей всего двадцать два года. А сама докторша каждый раз начинает плакать, когда видит ровесников сына…

В госпитале Владя узнает, что 6 октября 1944 года войска 1-го Украинского фронта через Дукельский перевал вступили на территорию Чехословакии, что в боях отличились воины советской 38-й армии под командованием генерал-полковника Москаленко и воины 1-го чехословацкого армейского корпуса в СССР под командованием генерала Свободы, что у пограничного столба воины корпуса водрузили чехословацкий Государственный флаг. Сердце его переполняется безграничной гордостью, когда он думает о своих товарищах, принимавших участие в этом грандиозном сражении, и светлой грустью, когда он думает о тех, кто не дожил до этой радостной минуты. А еще он думает о советских друзьях, без чьей бескорыстной помощи им никогда не удалось бы вернуться на родину победителями.

25 октября в госпиталь привозят двух словаков и одного чеха с Волыни с ампутированными выше щиколотки ногами. Светловолосый словак, сражавшийся в составе воздушно-десантной бригады, перешел на сторону советских войск под Мелитополем, затем прошел подготовку в Ефремове. Ранило его во время наступления в Карпатах. Однажды на закате, когда Шура, как обычно, закапывает Владе в глаз дионин с атропином, он решается на эксперимент. Крепко завязав здоровый глаз полотенцем, он пытается посмотреть на заходящее солнце больным глазом. Прикладывает ладонь – темно, убирает ладонь – впереди красный свет. Опять тьма – и опять свет…

– Если глаз начинает различать свет и тьму, значит, он живет! – хлопает в ладоши Шура. – Даже если ты будешь видеть им немного хуже, все равно это замечательно!

Владе и самому кажется, что он чувствует себя гораздо лучше – тупая боль в здоровом глазу исчезает совсем, и теперь он, хотя с напряжением, может прочитать лозунг, начертанный большими буквами на противоположной стене: «Враг будет разбит, победа будет за нами!» Одессит приходит в восторг и от полноты чувств хлопает его здоровой рукой по спине.

Но вот в палату, прихрамывая, входит пожилой профессор в очках. Он направляется прямо к Владе и, приподняв ему веко раненого глаза, приказывает:

– Смотрите вверх! Вверх, говорю. Теперь вниз. Вверх – вниз! – Опустив веко пациента, он с сильным грузинским акцентом заявляет: – Глаз спасти невозможно. Его надо поскорее удалить, иначе вы совсем ослепнете. Понятно?

Владе кажется, будто на него надвигается какая-то грозная лавина. Предвидя, что сейчас произойдет что-то неотвратимое, он выдвигает свой последний аргумент:

– Но я уже различаю свет и тень. После атропина мне стало гораздо лучше…

– Чепуха! Никакой атропин вам не поможет. Не обманывайте себя.

– Во фронтовом госпитале мне сказали, что глаз лишь немного поврежден…

– Какой идиот вам это сказал? Глаз вернуть невозможно. Соглашайтесь на операцию, иначе ослепнете…

После обхода в палату заглядывает Шура. Вид у нее виноватый.

– Я хотела, как лу-уч-ше, – пытается объяснить она Владе и при этом горько-горько всхлипывает…

– Ребята, там чеха оперировали. Он сейчас в хирургическом, – торопливо сообщает веснушчатая Маруся, сестра из операционной. – Он такой грустный – вы бы зашли к нему… – И она исчезает так же быстро, как появилась, оставив после себя неистребимый запах карболки.

Владя, Петр и одессит отправляются в указанную Марусей палату. Когда они осторожно входят, на койке у окна приподнимается кто-то с измученным лицом:

– Привет, ребята!

– Да это же Станда Валек!.. – растерянно восклицает Владя и бросается к приятелю: – Станда, что с тобой приключилось?

– Да вот, ранило в колено. Сначала вроде бы ничего страшного, а в дороге как стало болеть – ни сесть, ни лечь. Вчера привезли сюда, гипс сняли и сказали, что колено надо вскрыть и обработать. А я уже так намучился, что на все был согласен. Ночью просыпаюсь, к колену тянусь, а там – пустота. В первую минуту думал, сойду с ума. Вот… – Он откидывает одеяло и показывает набухшую кровью повязку. – Как же теперь жить? – печально спрашивает он, и на глаза ему наворачиваются непрошеные слезы.

– Не горюй, Станда! Разве ты один такой? Научишься ходить на протезе…

– Если бы вовремя прооперировали, может, ногу и сохранили бы… – вздыхает Станда, смахивая тыльной стороной ладони слезы, а на прощание спрашивает: – Придете еще?

– Постараемся, – обещает Владя. – Ты без нас тут не скучай…

Однако встретиться в госпитале еще раз им уже не довелось…

Владю вызывают к начальнику госпиталя.

– Товарищ лейтенант, получена телеграмма из вашего посольства, – сообщает ему начальник госпиталя. – Просят отправить вас в Москву.

– А как же операция?

– Сделают в Москве…

– Когда ехать?

– Десятого декабря.

* * *

Через несколько дней скорый поезд уже мчал поручика Владимира Эмлера в Москву…

На вокзале в Перемышле из переполненного состава выходят три пассажира. Два из них, элегантно одетые, старательно обходя лужи, образовавшиеся на булыжной мостовой, тащат в обеих руках тяжеленные чемоданы. Они совсем недавно прибыли из Англии, и все вокруг им в диковинку. Третий пассажир – а это не кто иной, как капитан Эмлер – несет полупустой рюкзак, в котором уложен продовольственный паек да вещи первой необходимости. Вместе им пришлось ехать от самой Москвы, но теперь их пути расходятся. Элегантные господа Шилинг и Томаш направляются в распоряжение правительственного делегата Франтишека Немеца, а капитан Владимир Эмлер после операции спешит на фронт, который проходит под Липтовски-Микулашем.

В штабе чехословацкой авиадивизии в Перемышле капитана Эмлера ждет приятная встреча с советским офицером Токаренко, старым знакомым по 1-й бригаде. Он собирается в Попрад, и в его «додже» есть свободное место.

– Поедем через Дуклю? – спрашивает Владя.

– Конечно через Дуклю, а как же иначе? – радостно восклицает Токаренко. – Должен же увидеть чех те ворота, через которые к чешскому и словацкому народам пришла долгожданная свобода…

По дороге Токаренко показывает Владе высоту 534 и Гирову гору, в боях за которые отдали свои жизни многие доблестные сыны советского и чехословацкого народов.

Водитель переключает скорость. Рев мотора нарастает – «додж» упрямо ползет вверх. На перевале он останавливается. Здесь тихо и пустынно. Спускающееся вниз шоссе теряется в мутной серой мгле. Задумчиво, словно печалясь о погибших, шумит лес.

– Вон там граница, – показывает на юг Токаренко. – А дальше – Чехословакия.

Владя благодарит советского офицера и медленным шагом направляется в сторону границы. Возле полосатого пограничного столба он останавливается, опускается на одно колено и припадает к родной земле – земле, политой и его горячей кровью…