Текст книги "Х 3 (СИ)"

Автор книги: Вова Бо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)

Глава 12. Нет ни справедливости, ни сисек

Следы нашлись быстро, но уже остывшие, занесенные песком и мелким крошевом каменной пыли, которыми изобиловали пустоши. Еле заметные цепочки отпечатков, которые не обнаружить, если не знать, где искать хотя бы примерно.

У меня было только направление от лагеря, и все. Я сильно отставал от тех, кто увел Оби, примерно на два дня пути. Судя по следам, люди и Иные вперемешку, вторых куда больше. Значит, новая группа фанатиков.

Через три часа бега средним темпом я вышел на скалистый участок местности и потерял след. Еще час разнюхивал все вокруг словно пес, оставшийся без хозяина, но это не принесло результатов.

Ублюдки будто сквозь землю провалились. Самое поганое – очень вероятно, что в буквальном смысле. Но никаких пещер рядом не было, как и следов разрушений, если бы они завалили за собой вход.

Дозиметр недовольно пищал, но уже было плевать. Я просто пошел на север. Просто, потому что стоять на месте было невыносимо, а возвращаться больше некуда. Мосты сожжены, финал пути близко.

Смертельно опасная даже для химеры радиация? Насрать. Фанатики и орда пришли с севера, от места, где давным-давно образовалась нулевая зона. Оттуда Иные полезли на континент. Но север огромный. Я могу всю жизнь блуждать там и не найти источника.

Я бы помолился даже какому-нибудь богу, но не смог вспомнить ни одного имени. Не Мать же мне просить о помощи?

Сначала я продолжал бежать, не оставляя надежды наткнуться на след, но мне попадалось лишь гулкое завывание ветра на пути, да огрызки колючих кустов, растущих по одному на квадратный километр площади.

Затем я перешел на шаг, экономя энергию. С каждым прошедшим часом этот забег все сильней превращался в марафон, а не спринт.

Ел на ходу, дремал на ходу, иногда отдавал управление Черному. Он был не очень-то рад, потому что делать в пустошах нечего. Даже одиноких Псов или малых бродячих стай не наблюдалось. Всех поглотила орда.

К концу второго дня я выбросил дозиметры, потому что их непрерывный треск сильно раздражал. Короткие моменты отключки уже не помогали, в голове все плыло, но я упрямо продолжал идти. Надо было поспать хотя бы несколько часов, но сон – непозволительная роскошь в моей ситуации.

На третий день пришлось урезать рацион. Плохая подготовка, не рассчитал запасы, не учел отсутствие любой живности в этих местах. Плевать.

Под конец четвертого дня я очнулся на земле. Кажется, просто отключился и даже не заметил падения. Сколько я провалялся? Не знаю, но настроение из-за этой задержки упало еще ниже.

Еда закончилась на седьмой день пути или на восьмой. Не уверен, я потерял счет времени. Черный с Восьмеркой перестали мелькать даже на периферии, чтобы не попасть под горячую руку. Раздражало вообще все, особенно эта бесконечная выжженная желто-коричневая пелена до самого горизонта.

Все, на что меня хватало, это опустошать резервуары с эфиром один за другим. И брести вперед, даже не понимая зачем. Просто знал, что назад нельзя, потому что там ничего нет. Неизвестно, есть ли что-нибудь впереди, но сзади точно ничего.

Человек в сером балахоне то ли появился внезапно, то ли шел рядом все это время. Просто в какой-то момент я осознал, что иду не один. В паре километров справа брела одинокая фигура в том же направлении, что и я.

Человек не выглядел опасным или интересным. Он просто шел рядом, ведь в этих бесконечных пустошах пара километров расстояния – считай плечом к плечу.

Человек не обращал на меня внимания, и я быстро потерял к нему интерес. Мы просто брели в одну сторону несколько… Не знаю, часов, дней, может быть лет или минут.

Человек слева был точной копией человека справа. Такая же чуть сгорбленная фигура, скрытая знакомым серым балахоном, полы которого стелились по земле. Тоже ничем не интересный спутник.

Остальные пять, нет, восемь людей, также не проявляли ко мне никакого интереса. Мы просто брели в одну сторону. Молча, размеренно, не обращая друг на друга никакого внимания. У нас у всех был путь, кажется, у меня даже была какая-то цель. Но я уже не помнил, зачем и куда иду. Можно было спросить об этом у неинтересных людей в сером, но не хотелось разговаривать.

Помню, что были еще двое, но они ненастоящие, правда очень интересные. И они тоже куда-то пропали.

Так мы и брели небольшой толпой в три десятка человек, все в серых балахонах. Мой был самым большим и оставлял на песке еле заметную дорожку. Не помню, откуда у меня взялось это тряпье, кажется, оно всегда было на мне.

Внезапно люди слева начали отдаляться, а люди справа наоборот – приближаться. Я не хотел, чтобы они приближались, вдруг они начнут задавать мне вопросы и с ними придется говорить? Не хочу.

Я свернул немного влево и теперь мы вновь двигались все в одном направлении. Так приходилось делать уже несколько раз, чтобы прийти именно туда, куда мы все идем.

Эфир в источнике закончился, как и запасные резервуары. Но меня это не слишком заботило. Я знал, что невозможно лишь вернуться обратно. Но если ты уже идешь, то обязательно попадешь куда надо. А мне очень надо туда попасть. Вроде как. Наверное. Не знаю.

– Ты запутался, – произнесла Элис с нотками печали в голосе. – Раньше все было просто и понятно. Был ты и восьмой сектор. Не было плохих и хороших, только ты и враги вокруг.

Я косо взглянул на копну алых волос, пробежался взглядом по идеально белой форме младшего инквизитора, заглянул в светящиеся искры зеленых глазных имплантов. Даже не знаю, что меня раздражало больше в этой всей такой правильной девушке. Ее писклявый голосок или нотки заботы в голосе.

– Раньше твой мир был черно-белым, – продолжала она. – А теперь все изменилось. Стало сложнее.

– Не был он никогда черно-белым, – пробурчал я, хотя пересохшие губы даже не дрогнули. – Он был просто черным. Иногда черно-красным. Но белого в нем не было нихрена.

– Восьмой, – с усмешкой произнесла она. – Не надо. Не пытайся казаться меньше, чем ты есть на самом деле. Мы оба знаем, что это не так.

– Ты ничего обо мне не знаешь.

– Как и Мать. Как и все остальные, как и ты сам. И в этом наша единственная надежда. Если они окажутся правы в своих предположениях, то никто не выживет.

– О чем ты?

– Восьмой, – голос Элис внезапно стал серьезным. – Ты человек. В любое время и в любом обличье, ты человек. Это то, что они попытаются отнять у тебя в первую очередь. Помни кодекс инквизитора.

– Кодекс – срань.

– Срань – это люди, а не кодекс, – кажется, этот разговор у нас уже был. – Служить и защищать. Быть образцом для других граждан. Верить в город и правительство. Если бы все люди жили по кодексу, восьмого сектора бы не было.

– Быть образцом, – усмехнулся я. – Да, посмотри. Из меня отличный образец получился. Но из тебя гораздо лучше, пискля. Признаю, ты лучший инквизитор, которого видел восьмой сектор. Пришла и сразу сдохла. Отличный пример для всех восьмерок. Мэр должен тобой гордиться.

– Болван, – вздохнула Элис и замолчала.

Дальше мы шли в тишине. Я и несколько десятков людей в выцветшем тряпье. Иногда я засыпал прямо на ходу, но стоило проснуться – все оставалось прежним. Пустоши, пустоши, пустоши. Иногда темные, иногда освещенные размытым маревом солнца. Но сути это не меняло.

После разговора со странной мертвой инквизиторшей накатили воспоминания. Почему-то сразу захотелось приблизиться к одной из сгорбленных фигур в сером и свернуть ей шею. Но я поборол это желание. Бессмысленная трата сил.

Потому просто продолжал идти. Мысли неохотно возвращались к сраному кодексу инквизиторов, составленному дегенератами для дегенератов. Я хорошо его изучил в свое время, когда проходил курс обучения в стенах департамента. Тексты настолько оторваны от реальности, что скорее напоминали идеалистичную пропаганду. Не удивлюсь, если писал его какой-то фанатик в розовых очках, который окружающий мир видел только на картинках.

Внезапно что-то изменилось. Я даже не сразу сообразил, что окружающий меня зной, казавшийся чем-то вечным и непоколебимым, неожиданно разбавился сладковатым ароматом. Этот запах навевал какие-то приятные воспоминания, одновременно заставлявшие собраться и приготовиться к неожиданному нападению.

И оно не заставило себя ждать. Я почувствовал касание холодного металла к горлу, хотя все это время продолжал брести вперед.

– Ты перестал всматриваться в тени, восьмерка, – раздался тихий шепот у меня над ухом. – Большая ошибка. А в восьмом секторе у всех ошибок равная цена. Смерть.

– Ну напугала, так напугала, – усмехнулся я. – За какую ошибку тогда расплатилась ты?

– За то, что связалась с тобой, – фыркнула Йулл и наконец убрала клинок от моего горла.

Я так и не остановился, продолжая брести. Рядом зашагала высокая зеленоволосая девушка. Прямо на глазах он втянула лезвие клинка в запястья, но модифицированные киберимплантами ноги продолжали упруго пружинить.

Я не любил, когда она активировала их. Из-за этих модификаций девушка становилась выше и приходилось смотреть на нее снизу вверх. Крайне непривычное и оттого раздражающее чувство.

– Надо было думать, когда подрядилась стать цепным псом Неоякудза.

– В договоре с узкоглазыми не было пункта о том, что мне придется сражаться со сраным Черным Дьяволом.

– Клинок Неоякудза способен только беспомощных восьмерок потрошить?

– Жаль я не вскрыла тебе глотку, когда была такая возможность.

– И кто бы тогда отомстил за твою смерть? К тому же, не вскрыла бы, не тешь себя иллюзиями.

– А что еще мне остается, восьмерка? Твоими стараниями, между прочим. И твоего дружка.

– Ты сама виновата в своей смерти, Йулл. Каждый сам по себе, каждый сам за себя. Всегда. Просто ты оказалась слабей.

– А когда ты сам будешь подыхать, то скажешь о себе так же, лицемер говняный?

– Да, – честно ответил я.

– Не чувствуешь, что в этой обосранной самой Слепой Сукой системе координат что-то неправильно? Дерьмом несет от такого порядка вещей.

– Может и так, – я хотел безразлично пожать плечами, но передумал. Незачем расходовать энергию на такой бесполезный жест.

– Вот бы все изменить, да? Не для нас, так для других. Вот бы нашелся человек, способный взять на себя все тяготы мира и всех спасти. Что бы другим не пришлось всю жизнь бегать наперегонки со смертью в поисках силы. Например, какие-нибудь маленькие химереныши смогли бы тогда жить счастливо.

Кажется, я на мгновение сбился с шага. Или мне показалось. А Йулл продолжала насмешливо идти, пружиня своими киберногами.

– Не старайся казаться хуже, чем ты есть, восьмерка. Однажды ты уже показал хрен целому миру. Отказался от всего, защитив слабого. И слабый выжил, несмотря на правила этого дерьмового мира. А ты стал изгоем и преступником.

– Я воспользовался своим правом сильного и сделал то, что захотел.

– И сейчас собираешься это повторить. Снова бежишь спасать девчонку, которая тебе никто. Почему? Потому что она напоминает тебе фальшивую дочь из фальшивых воспоминаний?

– Тебе какое дело, мертвый ассасин мертвой организации?

– Мне обидно, что ты спас ее, а не меня. А ты мог. Ты мог спасти меня, ее и вообще всех, если бы захотел. По праву сильного. Только проблема в том, что ты не хочешь. В этом твоя проблема, восьмерка.

Я не стал ничего отвечать на этот высокопарный бред. Не ожидал подобного от обычно немногословной Йулл. Встроенными в запястья клинками она работает куда охотней, чем языком. Не сказал бы, что лучше, впрочем… От воспоминаний какое-то тепло разлилось по телу. Ничего эмоционального, чисто физиологическое. Как и наши с ней отношения.

– Премерзкая особа, – проворчала писклявая Асоха, продолжая протирать барную стойку. – И что ты в ней нашел? То ли дело такая неотразимая, очаровательная и обаятельная…

– Заткнись, Пискля, – привычно и беззлобно проворчал я, продолжая идти вдоль барной стойки.

– Грубиян, – притворно возмутилась Асоха. – Никакого воспитания. Не бар, а проходной двор для маргиналов. Где те времена, когда в Шинигами заходила интеллигентная публика?..

– Не было таких времен, – усмехнулся я.

– Да что ты знаешь? Ты же вечно пьян…

– Стоп, писклявая, – прервал я. – Ты что, тоже подохнуть успела, восьмерка безмозглая?

– Может да, а может и нет, – лукаво подмигнула она. – Тебе-то откуда знать? Ты ведь даже не озаботился поинтересоваться о моем благополучии.

– Если ты тоже тут, то… Какого хрена? Почему ты, а не Малышка Молли?

– Что, тоже хочешь попялиться на ее сиськи? – усмехнулась барменша. – Да, там есть на что посмотреть. Были бы у меня такие дойки, ты бы не стал связываться с этой зеленой кровопийцей.

– Будь у тебя такие сиськи, как у Малышки Молли, то ты бы уже давно сдохла где-нибудь в красном квартале. И мы бы с тобой даже не успели познакомиться.

– Тоже верно. Несправедливо, да? Вот у нее есть сиськи, и она жива здорова. А будь у меня сиськи, скорей всего сгорела бы вместе со всеми в ту ночь, когда монстры прорвались. Нет у меня ни справедливости, ни сисек. Двойная обида, сука-судьба.

Я не знал, что сказать. Некоторым даже принцип личной силы не поможет, что уж тут.

– Но ты ведь спас меня тогда, Восьмой, – шепотом произнесла Асоха. – В той подворотне. Троих укокошил голыми руками, к япошкам привел, договорился за меня. Да, я тебе столько выпивки налила за свой счет, что ты мне еще должен в итоге остался, но все же. Понимаешь, к чему я клоню?

– Не понимаю. Какой-то писк в ушах стоит, аж думать больно.

– Это с непривычки, – надула губки Асоха. – Болван. Грубиян. Неотесанный мужлан. Алкаш.

– Я завязал.

– А, ну это в корне меняет дело. Но за ту выпивку ты все еще мне должен одно свидание.

– Запиши на мой счет. Как только, так и сразу.

– Заметано, – подмигнула мне Асоха и побежала куда-то в подсобку.

А я продолжал бесцельно брести по бесконечной знойной пустыне. Сейчас бы даже от стакана чего покрепче не отказался. Да еще и тарелочку горячего рагу из свежевыпотрошенного Ночного Пса. Да, были времена, когда все было просто и вкусно.

– Брось, – отмахнулся Корст от нахлынувших воспоминаний. – Паршивые были времена. Еды мало, воздух грязный, а еще эти дожди кислотные. И мусоросжигатель чадил постоянно. А воду вспомни? Она же на зубах ржавчиной хрустела.

– Но были и хорошие моменты. Просто у тебя работа была паршивая.

– А где мне другую было найти? – усмехнулся старый полицейский. – С моим-то здоровьем. Спасибо Слепой Суке, что хоть дали бумажки перебирать на старости лет.

– Как твой последний трип?

– Хорош, – Корст на мгновение расплылся в блаженной улыбке. – Не знаю из чего эту дурь делали, но оно того стоило. Вот уж не думал, что старой восьмерке повезет так уйти.

– Из Иного.

– Что?

– Из крови Иного делали. Редкий вид, даже названия не знаю. Химеры его как-то раз зажарили на костре и сожрали, а потом случился тот инцидент после войны, когда нас всех психами признали.

– Политика, – отмахнулся Корст. – Чертово правительство и власть имущие. Все им на своих толстых жопах ровно не сидится, надо какую-нибудь грязь ворошить.

– Наверняка ведь быстро во всем разобрались, но решили под шумок избавиться от вас. В мирное время не принято держать под рукой неподконтрольное супероружие.

– Да, только и времени мирного не вышло. Ты вовремя ушел, восьмерка. Там после тебя сразу такое дерьмо завертелось, ты не представляешь.

– Надеюсь, эта помойка наконец сдохла от запаха собственных испражнений.

– Какой ты стал кровожадный, – усмехнулся я. – А смерть действительно меняет людей. И нет, сектор только чуть потрепало, но ты же сам знаешь. Это дерьмо так просто не выжечь.

– Может оно и к лучшему, – устало вздохнул старик. – Я бы с радостью посмотрел, как полыхает восьмой сектор, честно. И на второй бы посмотрел с еще большим удовольствием. Как какая-нибудь стая Иных вскрывает особняки этих толстосумов один за другим. Вытаскивает визжащих свиней и жрет их кишки прямо у них на глазах. Но есть ведь и другие сектора. Пятый, например. Мирные ребята, растят себе пшеницу, кур разводят. Шестой, говорят, работяги, и с руками. Умельцы, простые и честные. Может и хорошо, что город стоит. Может не все потеряно.

– Может, – не стал спорить я. Не хотелось.

Да и устал я уже от этой череды воспоминаний. Бесконечный поток дохлых и не очень восьмерок. Дорога должна быть долгой, а подохло в том секторе народу ой как немало. И что, мне теперь со всеми разговаривать придется?

– Ну, может я разбавлю эту вечеринку? – спросил Черный Дьявол. – Все-таки не одним сектором богаты.

– А за тобой еще рота солдат попрется?

– А ты хоть кого-то из них помнишь?

Пару минут шли молча. Первым тишину нарушил Роберт Хофф. Но я помню его только как химеру, которой я вырвал сердце. И да, за эту ситуацию еще не все расплатились по выставленным счетам.

– Да, – протянул Роберт. – Неловко тогда получилось. Но ты не переживай, я не в обиде.

– Мне вообще плевать на твои обиды. Я тебя не помню, ты для меня чужой человек.

– Кстати об этом. Знаешь, почему все вышло именно так, как вышло? Почему я оказался там, а ты в восьмом секторе?

– Какая теперь разница?

– Очень важный вопрос, – усмехнулся Хофф и выудил из пачки сигарету. – Эти ублюдки хорошо умеют копаться в мозгах, парень. Сам подумай. Тебе не просто стерли память, но и подсунули новую личность. Семью, врага, цель. Они дали тебе стимул загребать жар для них.

– И что?

– А то, что они заранее все просчитали. И знали, чем все закончится, если бы ты оказался на моем месте.

– Если ты про разгромленную лабораторию и сбежавших детей, то все равно все к этому пришло.

– Именно об этом я и говорю. И тут мы приходим к двум возможным исходам. Либо они недооценили тебя и совершили ошибку, оставив в живых. И в итоге мы с тобой все равно встретились, пусть обоим и промыли мозги. Но мы все равно порушили планы сраных инквизиторов. Либо второй вариант. Все просчитано до мелочей, и мы до сих пор действуем по заданному шаблону.

– Слишком глобально все выходит. Просчитать подобное количество вариантов, учесть все нюансы и переменные… Слишком масштабно даже для самых умных людей.

– Так они не люди. Вспомни хоть того парня с эфирным мечом? Разве человек мог бы победить тебя?

– А кто он тогда?

– Понятия не имею. Но он, Кира и этот Черчилль очень мутные ребята. И сдается мне, что между собой они тоже не ладят. Я почти уверен, что мы живы и оказались здесь лишь потому, что кто-то из них ведет свою игру.

– Жив здесь только я. Ты-то подох давно, сектор сожрал тебя.

– И да, и нет, – хохотнул Роберт. – Ты уверен, что ты здесь один, Восьмой?

– О чем ты?

– Да просто, – пожал он плечами. – Раз они умеют стирать личность и создавать новую, подсаживая другие воспоминания, то… Может быть они еще что-то подсадили? Или кого-то? Вопрос только – зачем? Зачем подсаживать старой уставшей восьмерке в голову кого-то еще? Да еще и маскировать его под плод больного воображения? Хотя, может это все бред воспаленного воображения, бредущего через радиационные пустоши без еды и воды уже много дней подряд. В конце концов, я ведь тоже бред твоего подсознания. Или же нет? Может меня тоже подсадили к тебе в голову? Как думаешь, восьмерка? Когда все стало настолько сложно?

Хофф с улыбкой затянулся сигаретой и щелчком отправил окурок себе за спину. Посмотрел на меня и самодовольно подмигнул.

Я потерял счет времени уже давно. Но сейчас этот маршрут показался мне вечностью, будто никогда ничего не существовало кроме этих бескрайних пустошей. Будто вся моя предыдущая жизнь была лишь далеким коротким сном.

Я не мог явно припомнить ничего, кроме фигур в сером и сухой земли под ногами от горизонта до горизонта.

Поэтому смена картины мира для меня произошла слишком внезапно. В какой-то момент я понял, что вокруг меня раскинулись густые зеленые леса, больше напоминающие джунгли. Воздух стал влажным и липким, пространство наполнилось звуками.

С удивлением я понял, что ступаю не по земле, а по чему-то более плотному и твердому, покрытому густой травой. Зелень вокруг тоже имела странные геометрические очертания. И лишь через несколько минут я понял, что иду по заброшенному мегаполису, где природа взяла верх над павшей цивилизацией.

Многоэтажные скелеты высоток теперь были зелеными монолитами, тянущимися к солнцу. Автострады стали удобными тропами в бесконечных джунглях из стали, бетона и переплетения корней.

Деревья пробивали бетонные перекрытия, возвышаясь на сотни метров над головой. Я слышал писк множества насекомых, щебет птиц и даже замечал испуганное движение на периферии зрения. Здесь была дичь.

Сгорбленные фигуры выделялись на общем фоне яркими серыми пятнами, предупреждая жителей неоджунглей о том, что хозяева вернулись и лучше не стоять у них на пути. Наша процессия шла неспешно, игнорируя окружающую жизнь. Сознание начало возвращаться, а вместе с ним и липкий страх постепенно принялся охватывать разум.

Как я сюда попал? Почему я сюда пришел? Почему я потерял контроль над реальностью? Попытка остановиться не принесла результатов. Ноги шли вперед сами по себе, тело перестало слушаться. И только теперь я понял, что ощущения очень знакомые.

Я вновь был зрителем в собственном теле, но в этот раз все было иначе. Когда Черный перехватывал контроль, то я в любой момент мог его вернуть, достаточно было лишь надавить на тварь, подчинив своей воле.

Сейчас все было несколько иначе. Будто управление было извне, словно кто-то неведомый дергал за ниточки, заставляя ноги переступать, неся меня вперед.

– Успокойся, сын, – раздался тихий булькающий голос чуть за спиной. – Скоро все встанет на свои места. Мы уже почти пришли.

Куда пришли? Я хотел задать этот вопрос, но ни рот, ни голосовые связки не подчинялись. Это было страшное чувство полной потери контроля, будучи узником в собственном теле. Чем-то эта ситуация напомнила мне тех людей, которые приняли странный подарок из рук старика-фанатика. Как они корчились, а потом восставали уже другими. Неужели со мной произошло то же самое?

– Мать ждет своего мессию, – произнес голос одной из фигур в сером. – Скоро заблудший сын вернется в ее лоно. И все станет правильным. Пророчество исполнится. Мы уже почти пришли.