Текст книги "Время Крылатых(СИ)"

Автор книги: Вороницкий Ярослав

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)

кот хурку пометил! И главное, не собирался я охотиться в его землях – мимо шёл... Прячусь

теперь.

– А мои земли попали как раз в новые владения Мигроса! – влез в их разговор лис по имени

Хизаг, – Я и решил, уж лучше здесь, чем голодать.

– Сыт и здесь не будешь, Хизаг. – вздохнул песец, – Скоро зима, лирги откочуют на плато, и

будешь ты, мой друг лис, грызть запасённые для оленей и кабанов жёлуди да ветки. Как

Офар. Но...

– Я не ем жёлуди... – холодно возразил самец кабарги и снова почесал клык.

– Но, – песец ухмыльнулся, показав Рохому красивые белые клыки – поскольку в нашем

отряде два лиса, я и Хизаг, то у нас не будут переводиться вот такие замечательные рябчики

с диким чесноком и улитками! – он торжественно, под благоговейные вздохи, водрузил на

стол большую исходящую паром миску, – Кстати, меня Нугыл зовут. – песец протянул барсу

свою изящную мягкую ладошку.

От рябчиков вскоре остался лишь острый чесночный дух, да груда костей, которые

немедленно поделили между собой волки – братья Ильнар и Унал.

– А мы с братом со вчерашнего дня здесь, – младший Ильнар сыто икнул и почесав концом

кости свой широкий серый лоб, кивнул на молчаливого и угрюмого Унала, – За Серыми

холмами нас не очень-то любили...

– Не очень-то... – невесело ухмыльнулся Унал и нагнулся подобрать упавшую кость. Рохом

разглядел длинный белёсый шрам на его шее.

– ... вот и решили податься к Мигросу. Всяко научат секирой махать. Офар, ты ешь улиток?!

– Угу... – кабарга задумчиво облизала пальцы, – а ещё кусаюсь как волк. Что ж, о себе я уже

рассказывал. Тяжело это, да и опять не поверите.

– Поверишь тебе! – фыркнул лис, – ты такого про Рамир наплёл.

– Да, так что там тебе Огрид рассказывал? – песец придвинулся поближе к оленю и

навострил уши.

– Не сейчас. – отмахнулся Офар, – Позже... Вот вернётся Ругард. Он мне яблок принести

обещал.

– А Ризо сказал, что бурна раздобудет. – мечтательно сощурился Хизаг.

Ризо и Ругард заявились после полуночи.

Ругардом звали мощного молчаливого оленя марала с грубой красно-бурой шкурой и

красивыми, покрытыми нежным мхом, пантами. Ругард молча сдавил ручищей запястье

Рохома, так, что у барса в глазах побелело, передал кабарге полмешка мелких яблок и подсел

к огню.

Красный волк Ризо, узнав, что в деце новичок, тут же выкопал из своей постели побитую

железную флягу с черничным бурном, крепким и кислым, от которого у наёмников

вскорости стали заплетаться языки и ноги.

Рохом с трудом отвалился от стола, влез на скамью и выглянул в отдушину. Ночь была

холодной, ветреной, и барс с удовольствием вернулся к уютно сбившейся вокруг очага,

компании – пить подогретый бурн, вдыхать запахи раскалённых камней и влажной шерсти,

слушать долгие истории о далёких землях, охоте на диковинных тварей, о разбойниках,

певцах и воителях. О жизни, которой он, как сказал Перк, не знал.

Вскоре, изнурённый долгим походом, утомлённый новыми впечатлениями, осоловевший от

принесённого красным волком бурна, барс свернулся калачиком под ондатровым пледом и

тотчас провалился в тёплый омут сна.

Когда его растолкали, было ещё темно. Тускло горел масляный светильник. У его

тюфяка, на корточках сидел Хизаг, за его спиной толпились остальные. Морды у

собравшихся были торжественные и суровые.

Барс, тревожно заёрзал под пледом, поморгал, отчаянно вспоминая, где это он, а вспомнив

забеспокоился всерьёз.

– Готов ли к рати, воин? – строго спросил его лис.

– Готов хоть в Хорт! – припомнил барс слова из старинной, с детства памятной "Ароги о

Вулфе Буром".

Ответ понравился Хизагу, и лис дружески хлопнул барса по плечу.

– Бери топор, о серый брат! – ответил он ему словами из той же песни.

Правда, топор не понадобился. Все были безоружными, но, судя по непреклонной

решимости на мохнатых мордах, собирались кого-то бить.

С каждым поворотом узкого тёмного коридора, затея эта нравилась Рохому всё меньше и

меньше, тем более, что слава о жестоких побоищах между наёмниками Рамира долетала

даже до склонов Ташигау. Впрочем, барс, напрашиваясь на службу, отчётливо себе

представлял, что его ждёт. Не ожидал, правда, что ломать носы и выцарапывать глаза

придётся так скоро.

Шедший впереди Хизаг замер, подняв руку. Все остановились. Лис, затаив дыхание,

прокрался за угол и исчез, но тотчас вернулся. Жёлтые глаза его горели хищным огоньком.

– Спит. – прошелестел он, – бурнутый конечно... Офар, готовь верёвку! Ругард, поможешь

ему.

– Мы с братом в южную галерею. – поспешил сообщить Унал, – Мало ли...

– Ну ладно... – скривился лис, – трусишки... – Хитро прищурившись, Хизаг оглядел

оставшихся – барса, леопарда, красного волка и песца.

– За мной! -

Они свернули за угол. Прямо на лестнице ведущей в последний ярус крепости, спиной к ним,

сидел стражник. Крупный волк в тёплом буром салакаше, мирно дремал, пристроив длинное

копьё на коленях. Он лишь вяло пошевелил рваным ухом, когда они, не дыша,

проскользнули мимо.

– Уф! – с облегчением вздохнул песец, когда стражник остался далеко позади, – Вот его-то я

больше всего боялся. Проснулся – Каррах бы шкуры с нас спустил.

– Ага. – согласился леопард.

– Пустяки! – пренебрежительно отмахнулся лис, – Мы с Ругардом заранее его напоили.

Лис обернулся к барсу, внимательно всмотрелся в его настороженную физиономию и

радостно сообщил:

– А сейчас, пятнистый, начнётся самое интересное! Мерро, пошли, добудем оружие! -

"Оружие?!" – забеспокоился Рохом. Внутреннему взору барса, отчётливо явился длинный

коридор, сплошь устеленный окровавленными волками леопардами и лисами.

Но и здесь его ждал сюрприз.

– На... – вернувшись леопард протянул Рохому тяжёлое кожаное ведёрко, до краёв

наполненное...

– Тьфу! Ой! Да это же...

– Точно! – дружно закивали песец и лис, – Дерьмо!

– Зачем? – пожал плечами барс. Драться ведром полным дерьма он не умел. Лис загадочно

улыбнулся и погасил светильник.

Шли долго. За это время, глаза Рохома полностью привыкли к темноте, а разум свыкся с

возмутительной догадкой, что не воевать придется, а пакостить.

– Нугыл! – гневно раздувая ноздри, барс обернулся к песцу, – если вы задумали накормить из

этого ведёрка короля, то... -

Песец испуганно замахал руками.

– Ух ты! – вытаращил глаза Хизаг, – А ты мне нравишься, Рох!

– Накормим и короля, дай срок! – сурово прошептал леопард.

– Спятил, Мерро?! – песец втянул голову в плечи, – В Котёл захотелось?!

– В котёл?

– Потом, Рох! Пришли...

Лис подтолкнул Рохома к мощной, обитой железом двери.

– И что мне делать?

– А то ты не догадываешься!

– А кто там?

Из логова доносился не то громкий храп, не то тихий рык.

– Кто там, Хизаг?! Говори, иначе я это тебе на голову одену!

Вместо ответа лис выудил из-под салакаша длинный тонкий нож и принялся ковырять им в

щели, между дверью и дверным косяком. Очень скоро ему удалось подвести клинок ножа

под запирающую дверь стальную скобу.

Все затаили дыхание.

Тихий металлический щелчок показался всем чересчур громким, однако, на мерности и

раскатистости храпа, по ту сторону двери, он никак не сказался.

Хизаг осторожно потянул дверь на себя. Петли, видимо заранее смазанные

предусмотрительными наёмниками, не выдали их своим скрипом. Лис посторонился и

церемонно отвесил поклон, предлагая Рохому войти.

Больше всего сейчас барсу захотелось со всего размаха надеть проклятое ведро на эту

ухмыляющуюся остроносую рожу. Наградив лиса многообещающим взглядом, Рохом

переступил порог берлоги. "Оружие" грозно оттягивало ему правую руку.

Прокормить почти двухсотенную армию, более чем на две трети состоящую из хищников,

было непросто, хотя окрестности Рамира и кишели кроликами, дикими утками, глухарями да

рябчиками. Клан охотников пользовался уважением всех наёмников, и всевозможными

привилегиями, когда дело касалось службы. Однако два года назад Фархад наложил свою

пятнистую лапу и на эту вольницу.

Бурый медведь Аргал был здоров и чрезвычайно вонюч, но как ни странно последнее

качество, ни чуть не мешало ему считаться лучшим охотником и следопытом от границы

ледника до пустоши Тарна. В знании охотничьих угодий короля Мигроса ему и вправду не

было равных. Не случалось, что бы отряд Аргала вернулся без битых уток, пары-тройки

лирговых туш или рыбы. Аргал с точностью до дня определял кто, когда идёт на нерест,

становится на крыло, садится на яйца или кочует на юг. Тайными тропами выводил он

охотников то к затерянному в зарослях ольхи озеру с неподъёмными золотыми линями, да

непугаными утками, то в сырой бурелом, весь заросший опёнком, то на свежую лиргову

тропу.

Охотники Аргала ненавидели.

Мало того, что их закрытое для чужаков и неподвластное Фархаду братство вдруг обрело

командира вольного на своё усмотрение карать и миловать. Не проходило и дня, что бы кто

либо не получал от медведя затрещину или оплеуху то за промах на охоте, то за порванную

сеть, то просто за то, что подвернулся пьяному Аргалу под лапу. А уж лапа у Аргала была...

Дважды медведя собирались бить. В первый раз, в колоду пьяный Аргал не вышел из своей

берлоги, а во второй...

Во второй раз медведь играючи расшвырял восьмерых смельчаков, одного при этом убив, и

двоих покалечив.

– Я кровь с камней лизал в холмах Калеи!!! – будучи во хмелю, орал медведь, бродя в

одиночестве по пустынным галереям Рамира. Кое-кто поговаривал, что Аргал и вправду

сражался на той войне. Медведю с той поры не перечили, тем более что лужа крови из

расколотого волчьего черепа четыре дня мозолила наёмникам глаза, пока кто-то не догадался

присыпать её песком. Ситуация изменилась год назад, с появлением в Рамире Рашми.

Удивить наёмников Мигроса очередной воительницей было не просто, но наёмники всё же

удивились, так как антилопы нильгау появлялись на севере, прямо скажем, не часто.

Высокая, ростом под потолок южной галереи Рамира, широкоплечая, невероятно спокойная,

даже немного отрешённая от сего мира Рашми, мгновенно приглянулась многим воякам.

Особенно тем, кто считали себя травоядными. Впрочем, и некоторым хищникам хотелось

приласкать её гладкую бурую шкуру.

Захотелось и Аргалу.

Неизвестно, куда смотрел бывалый охотник, видимо в кроткие чёрные глаза Рашми.

Приглядись медведь к её набитым до каменных мозолей кулакам, шраму изуродовавшему

верхнюю губу и ожерелью из двенадцати тигриных клыков, он наверное бы передумал. Но

привыкший получать всё и сразу Аргал подкараулил антилопу в южной галерее у колодца.

Жадно всхрапнув, медведь навалился на Рашми и тут же получил кулаком в кадык. Затем,

антилопа, по-особому зажав пальцами ноздри, коротко свистнула. На свист из малого юго-

западного коридора выскочили наёмники её деца – олень-марал Гаррот и тарпан Адаро.

Превратить медведя в фарш и костную муку помешали гепард Фархад и четверо из старших

"львят" Мигроса. В итоге, Рашми отделалась пятью ударами палкой и лишилась звания

децара, Гаррот и Адаро получили по три удара, Аргал же, два месяца поправлял здоровье у

себя в берлоге за надёжно запертой дверью, сращивая шесть рёбер, голень и левое ухо (ухо

срослось криво), а поправив, снова попытался исполнять обязанности королевского

лесничего. Вот тут то медведь и понял, что помимо здоровья он лишился ещё чего-то очень

важного.

Его перестали бояться. Охотники совершали вылазки без него, разрозненными группами, и

что самое обидное, неизменно возвращались с добычей, видно хорошо усвоили его, вбитую

зуботычинами науку. Аргал принял меры – поймал и избил двоих непокорных, вдребезги

разругался с децарами и саталами войска, и был сурово допрошен Фархадом, после того, как

напился и подрался в очередной раз.

После разговора с гепардом Аргал окончательно скис. Он всё чаще разглядывал дно своей

кружки для бурна и всё реже пытался заявить о себе, поскольку все попытки неизменно

заканчивались, прямо скажем, неважно.

В берлоге тлела лучина и в её свете, громоздящаяся под бурым пледом, туша,

выглядела устрашающе. Мысленно воззвав к покровителям рода, барс перешагнул через

валявшийся у порога табурет и вплотную подобрался к изголовью ложа, где над краем пледа,

вздымался чёрный конус медвежьей морды.

Тщательно взвесив в руке ведро, Рохом окинул прощальным взглядом засаленный ковёр на

стене, развешанное на нём оружие, перевёрнутый бочонок, служивший Аргалу столом,

пожелал про себя Хизагу скорее сдохнуть, и широко размахнулся.

– Ага! – уловил барс чей-то осторожный шепот, когда карающее ведро с гулом вознеслось к

потолку, – то-то медведь удивится...

– Влурбл?!! – удивился медведь.

Досматривать обещанное лисом, "самое интересное", Рохом, естественно не стал, тем более

что геройский дец уже благополучно чесал по коридору, да так, что подошвы чукашей

дымились. И Рохом полетел сквозь тьму спящего Рамира, как сапсан, поскольку сзади,

назревало то, что и неприличным словом описать страшно.

У второго поста, воителей догнала ударная волна со щепой от разбитой двери.

Затем, из недр четвёртого яруса пришёл дробящий камень и задувающий факелы рёв:

– У-у-у-бью-у-у!!!

Звякнуло оброненное дремавшим стражником-волком копьё. Испуганно пискнула за одной

из дверей, приглашённая на ночь, каким-то ушлым наёмником, самка.

Недалеко от поворота к лестнице, что вела в пятый ярус, кто-то поймал Рохома за пояс и

утащил в пыльный простенок.

– Что...

Узловатая ручища Ругарда моментально залепила ему морду.

– Тс-с! – оборвал его олень, – и торжественно объявил, – А сейчас, бревно!

Оказалось, что верёвка понадобилась Хизагу вовсе не для того, чтобы вязать спящего

стражника, как было решил барс.

Пронёсшийся мимо подобно буре Аргал, под ноги разумеется, не смотрел, а зря. Запнувшись

за растянутую поперёк коридора верёвку, королевский лесничий покатился по крутой

лестнице, гремя как мешок набитый костями. Вслед Аргалу считать ступени отправилось

тяжёлое бревно, привязанное к другому концу верёвки. Догнало оно медведя в конце

лестницы и, судя по вою, догнало как положено.

Ругард удовлетворённо фыркнул.

– Ну вот, ещё одна ночь не прошла в пустую. – выдохнул олень, – Ну что, Рох... По кружечке

и спать?

Рохом молча кивнул.

Возвращались не спеша.

В длинном коридоре второго яруса гулял холодный ветер, тревожно мигали почти

прогоревшие факелы. За надёжно запертыми дверьми своих децов, злорадно

перешёптывались наёмники.

– Ругард! Рох! Скорее... – нетерпеливо топтавшийся на пороге песец Нугыл, распахнул перед

ними дверь деца. В полной темноте, его плотно обступили наёмники, и каждый из них

крепко стиснул Рохому запястья.

Доковыляв до своего угла, барс рухнул на топчан, но поспать в эту ночь ему не удалось. Где-

то в глубине внутреннего двора крепости, хрипло протрубил рог, объявляя всеобщую

побудку.

***

Мелкая лесная малина, листья и молодая кора надоели до тошноты. В ручье, на который она

набрела в низине водились мелкие перловицы, но развести огонь, чтобы их сварить было не

чем, а есть их сырыми Мрита побоялась. Нестерпимо хотелось свежего хлеба из пекарни

Вилла, горячей грибной похлёбки, да ржаной каши. Вздохнув, Мрита принялась разуваться.

Сквозь прореху в чукаше набились мелкие камешки и сосновые иглы. Подошва скоро

отвалится, а до границы северной усары, дней восемь пути. Можно расплести кожаный пояс

и подвязать подошву. Пожалуй этим она сейчас и займётся. Потом...

Потом она пойдёт дальше, к реке Гунар. Если ей повезёт, там она наткнётся на стоянку

рыбаков, у которых она сможет разжиться едой, если конечно те её не прогонят. Покончив с

подошвой, Мрита поднялась с поваленной сосны, огляделась и прислушалась.

День клонился к вечеру и ночью возможно опять будет заморозок. Ладно, не привыкать.

Мрита спешила. Ей хотелось добраться до реки раньше, чем окончательно стемнеет,

но ей пришлось свернуть к попавшемуся на пути лесному озеру, чтобы набрать воды. Берег

небольшого круглого озерца был топким и густо зарос осокой и явором. Не желая мочить

ноги, олениха решила добраться до воды по стволу нависшей над водой ольхи.

В озере гулко плеснула большая рыба.

Стараясь не оступиться, Мрита зашла подальше от берега, где вода была чище, достала

флягу и от неожиданности едва не свалилась в воду.

В десяти шагах от неё, на гладкой поверхности озера, появилась чёрная большеухая голова.

Голова громко фыркнула, стряхнула прилипший к макушке лист кувшинки и поплыла на

противоположный берег. Вскоре, из воды вышел невысокий стройный пятнистый, бурый в

бело-рыжих подпалинах, пёс. Отряхнувшись он зашвырнул в траву порванную вершу и

скрылся в густых зарослях явора.

Оторопевшая олениха долго не отрываясь следила за колышущейся зелёной стеной, а затем

сползла с осины, обошла озеро и отправилась вслед за невиданным псом.

Ликаон, а в том, что это был именно ликаон, олениха не сомневалась, особо не таился и

следов не прятал. Через полсотни шагов Мрита наткнулась на сухую кочку с остатками

плетёной из сухих стеблей подстилки для ночлега. Зола была давно холодной, а отпечатки

босых лап сменились отпечатками чукашей на кожаной подошве, и швом на пятке.

Заросли болотной травы поредели, земля под ногами стала заметно суше. Очень скоро

Мрита услышала доносящиеся с берега реки голоса.

На берегу дымился костёр, на пригорке стояли два шалаша крытые еловым лапником, а в

заросшей камышом заводи качалась на волнах большая лодка. Четверо крупных большеухих

пятнистых псов перекликаясь на незнакомом Мрите языке распутывали длинную

рыболовную сеть. Поодаль, у реки, ещё два пса чистили и потрошили крупных щук.

Нырявший в озеро пёс, уже одетый в кожаные штаны и высокие чукаши, грелся у костра.

Шагах в тридцати от лагеря Мрита заметила восьмого. Крупный мускулистый пёс, бурой

масти с большим белым пятном на животе, упражнялся в метании секиры, бросая её в ствол

раскидистой сосны, что росла у кромки леса.

Забраться в шалаш Мрита не решилась – ликаоны возившиеся с сетью были рядом,

поэтому олениха просто разобрала заднюю стенку ближайшего шалаша. Рука её тут же

нащупала плотную кожу, похожую на ту, из которой шились походные мешки. Мрита

потянула добычу к себе. Да, это был мешок. Туго набитый и от того тяжёлый, сшитый из

вытертой серой кожи с какими-то непонятными нашивками из полос разноцветной материи.

Отложив мешок, любопытная олениха заглянула в проделанную ею в стенке шалаша дыру. В

душном полумраке она разглядела совсем новые сапоги, тонкий шерстяной плед, котелок и

сковородку. Дрожа от страха и от забытого с детства ощущения куража, Мрита увязала

котелок в узел из пледа, сунула сковороду в и без того набитый мешок и осторожно

выглянула из-за шалаша. Меньше всего ей сейчас хотелось, чтобы занятый метанием секиры

рябой, вдруг вздумал бы направиться к берегу. В этом случае, ветер сразу выдал бы её.

Облизав пересохший от волнения нос, Мрита вновь убедилась, что он дует с северо-востока,

а значит по запаху обнаружить её не легко.

Ликаоны на берегу зашумели, отчего Мрита распласталась в траве. Вовремя, ибо метатель

секиры мгновенно бросился к берегу. Испугайся олениха чуть меньше, она непременно

задала бы стрекача к лесу, тем самым выдав себя. От страха у неё отнялись ноги. Осторожно

подняв голову, она с облегчением заметила, что причиной тревоги была отвязавшаяся лодка.

Пока рослый рябой орал и раздавал нерасторопным рыболовам оплеухи, олениха,

пригнувшись добежала до опушки. Бросив мешок и узел, она с интересом принялась следить

за происходящим. По её мнению оплеуху должен был сейчас получить именно старший

рябой. За оставленное оружие. Подумав, что несчастный пёс никогда в детстве не играл в

"Измену Офриса", и по странному недоразумению не знает, что оружие нельзя оставлять не

только в дереве, но даже в теле казалось бы поверженного врага, олениха решила

немедленно заняться его образованием. Прячась в разросшемся подлеске, она добралась до

сосны.

Засевшая в стволе секира была хороша. На первый взгляд, даже лучше чем у Ареса. Мрита

оглянулась на разорявшегося в полусотне шагов от неё ликаона, облизала ладони и взялась

за тёмное древко. Оружие засело в дереве на совесть, но Мрита в отличие от своих рыхлых

подруг, силой обижена не была.

Бросив последний взгляд на берег, она уже с оружием, бесшумно растворилась в подлеске.

Подобрав добычу, Мрита перебралась через овраг и сорвалась в стремительный бег.

***

Аргал заглянул к ним ближе к вечеру, когда наёмники после ужина уселись играть в

трынду. Рохому как раз выпала восьмёрка, когда дверь распахнулась и в неё протиснулась

медвежья туша. Тяжело сопя Аргал протопал к столу, швырнул на него изгаженное ведро и

задал наёмникам привычный свой вопрос:

– А?!

Олень Ругард брезгливо смахнул ведро медведю под ноги и приготовился бросать кости.

Трогать Ругарда Аргал, ясное дело, побоялся и поэтому переключился на показавшегося ему

безобидным, Хизага. Медведь сгрёб его за ворот салакаша и рывком сдёрнул лиса со скамьи.

Хизаг протестующее тявкнул и вцепился в стол. Тот опасно накренился. Удачно брошенные

оленем кости скатились на пол. Сидящие рядом с оленем леопард Мерро и кабарга Офар,

опасливо косясь на Ругарда, отодвинулись. Ругард же молча передал Рохому кружку и

медленно поднялся со скамьи. Физиономия Аргала приобрела плаксивое выражение, но лиса

он не отпустил.

– Что Аргал, опять мимо хараша? – вдруг раздалось за спиной охотника.

Медведь выронил Хизага и обернулся. Остальные наёмники повскакали на ноги. Вскочил со

скамьи и Рохом. Офар толкнул барса в спину и прошептал:

– Децар Каррах!

В дверях стоял щуплый самец рыси. Ростом он был Аргалу чуть повыше груди, но медведь

почтительно посторонился, пропуская децара вперёд.

– Вон! – бросил рысь не глядя на Аргала и медведь послушно исчез за дверью. Каррах

подобрал и брезгливо вышвырнул за порог принесённое им ведро, а затем прищурившись

оглядел замерший перед ним дец.

– Фархад приказал мне самому выбрать для вас наказание за оскорбление нанесённое

королевскому лесничему.

Голос Карраха был тих, но каждому отчётливо представлялось как в невзрачном теле рыси

чёрной смолой кипит злоба. Рохом с любопытством присматривался к десятнику. Судя по

отсутствующему правому уху и исполосованной шрамами голове, Каррах бывал в

неприятных переделках. Одеждой он от остальных вояк не отличался – кожаный салакаш,

серые сакаши, крепкие высокие сапоги и хурка из пятнистой шкуры ликаона.

– ... и напомнил, что палач Калех уже два месяца не ломал костей и тоскует от безделья...

Рысь повернулся к Рохому и барс вздрогнул.

На груди Карраха висела высушенная лапа ондатры.

– ... но по дороге сюда, я встретил Гаржа...

При этих словах наёмники обеспокоено заворчали.

– ...и он намекнул, что уже три дня не видел крови на камнях Южного двора. Мог ли я не

пообещать, что кровь будет после полуночи?

Взгляд рыси остановился на брошенных игральных костях.

– Можете продолжать. До полуночи у вас есть время.

Доигрывать, понятное дело, никто не стал.

– Что ещё за Гарж? – спросил Рохом Офара, когда Каррах вышел.

Офар изумлённо вытаращился на него...

Незадолго до того, как ухут дозорного с башни возвестил о наступлении полночи, в

деце остались только Рохом, Мерро и Хизаг.

Рохом скрёб когтем твёрдую древесину учебного меча, Хизаг нервно постукивал обломком

весла по ножке табурета, на котором сидел, леопард пристально наблюдал за лисом.

– ... девяносто пять, девяносто шесть... Что ты пялишься, Мерро?

– Чего мы по трое разбегаемся?

– ... девяносто восемь. Это хитрость такая. Чтобы Гаржу бить нас удобно было!

Леопард сипло кашлянул и глубже натянул на голову толстый меховой подшлемник.

– ...девяносто девять, сто! Пора! Надеюсь кабарга с волками добрались до Южных ворот.

К воротам Хизаг повёл не через подземную галерею, а в обход, по внутренней стене,

затем по крыше дровяного склада они спустились в узкий, заставленный пустыми бочками

двор.

Спрыгнув с крыши, Рохом осторожно заглянул за угол склада. Мерро толкнул его в плечо и

указал на пирамиду бочонков в противоположном углу.

– Рох, глянь! Ругард спрятался!

Из-за бочек в ночное небо вызывающе торчали оленьи рога.

– Т-с-с! Офар, ты?

– Я... – проворчала большая бочка слева, – все здесь?

– Да. Начинаем...

Вновь стало тихо. Надолго.

– Начинаем что? – раздражённо прошипел леопард.

Лис сделав страшные глаза указал на противоположную стену.

В стене темнела узкая арка.

Подобрались ближе.

– Ш-ш! – призвал к тишине и без того молчавшую кампанию Хизаг, – Ругард, что чуешь?

Олень повёл носом и поморщился.

– С Гнилой ложбины несёт.

– Офар?

Кабарга не ответил. Опустившись на колени, он вынюхивал что-то у самой земли.

– Чего столпились? – наконец, недовольно спросил он, – Живо в стороны!

Вовремя.

Откуда-то сверху, прямо кабарге на спину плавно стекло что-то, подобное большой тягучей

капле смолы.

Сверкнув бешеными зелёными глазами, "капля" одним ударом отправила Ругарда далеко в

тёмную глубину арки, метко запустила бесчувственным Офаром в братьев– волков, сбила с

ног Ризо и повернулась к Рохому.

Тигр.

Некрупный, но гибкий и мускулистый, одетый в хурку из тёмной блестящей шкуры. С

грубым розоватым шрамом на морде.

Тигр не бросился на барса, нет. Просто мгновение назад он стоял в пяти шагах, а потом

просто протянул лапу и...

Лапища Гаржа смяла толстый кожаный наплечник как осенний лист, а потом началось

странное. В перекошенную рожу Гаржа, особенно страшную в лунном свете, медленно,

будто во сне, прилетело толстое полено. Звонко отскочив от рожи, полено угодило Рохому в

лоб.

Он летел. Низко над крепостным двором, прямиком к стене, а вслед ему летели обиженный

тигриный рёв, вопли Хизага, да исступленный крик Офара: "Будет кровь"! Удар о мощёный

булыжником двор едва не вышиб из Рохома дух. Чьи-то сильные руки бережно приподняли

его и заботливо помогли устроиться у стены.

– Ты как?

Голос был не знаком, запах тоже, но в данный момент Рохома больше беспокоила боль в

груди, привкус крови во рту и происходящее прямо перед ним.

В пятне лунного света, прямо посреди двора кабарга Офар и олень Ругард старательно

мутузили тигра. Неподалёку сидел лис Хизаг и обхватив ладонями морду, монотонно

подвывал.

На помощь Ругарду подоспел Мерро, и они вдвоём навалились отчаянно отбивающемуся

Гаржу на ноги.

Офар был страшен. Из распахнутой клыкастой пасти кабарги нёсся уже не крик а

пронзительный верещащий рёв. Его правая рука с насаженным на пальцы кастетом была по

локоть в тигриной крови.

– Хватит! Убьёшь!

Помогавший Рохому незнакомец, оказавшийся крупным пятнистым оленем, бросился

разнимать дерущихся. Оттащить разъярённую кабаргу удалось не сразу и втроём.

Вопреки ожиданиям Рохома, тигр сразу вскочил на ноги, и Ругарду потребовалось ещё два

удара, чтобы вновь уложить его на брусчатку. Но Гарж легко поднялся и после такого,

однако его изрядно шатало, и в драку он уже не лез. Ильнар и Унал спешно уволокли прочь

замотанного в чей-то плащ, что-то воинственно скандирующего Офара, Ругард всё ещё

сжимая кулаки пристально следил за бродящим по двору, плюющимся кровью тигром, а

Ризо, Мерро и пятнистый олень обступили воющего Хизага. Из-под арки белёсой тенью

выплыл песец Нугыл. Опасливо косясь он далеко обошёл тигра и приблизился к Рохому.

– Цел? – участливо спросил он, – Как тебе моё полено?

– Вовремя... – выдавил барс, кряхтя поднимаясь на ноги. Песец протянул ему сорванный,

рассеченный когтями наплечник. Барс зашвырнул его за стену.

– Что с Хизагом?

– Худо. Гарж ему вроде глаз когтем выбил.

Обступившие Хизага наёмники никак не могли заставить Хизага оторвать слипшиеся от

крови ладони от морды. На попытки сделать это силой лис скалился и рычал.

– Пошли все вон!

Все попятились прочь. К лису подошёл Гарж. Наступив Хизагу на ступню, от чего тот взвыл

ещё громче, тигр ловко поймал его за запястья. Стоящий рядом пятнистый олень, не менее

ловко потянул лиса за уши.

На покатом лисьем лбу обильно кровоточила сорванная полоса шкуры.

– Тьфу!

– Пошёл ты, Хизаг!

Внезапно восторженно рявкнув, Гарж ухватил болтающийся клок лисьей шкуры и не

обращая внимания на вопли, радостно заорал:

– Глянь, Джахар! Мясо!

– Да хватит тебе Гарж. – устало прикрикнул на тигра пятнистый олень, – Пошли. Рожу твою

ещё посмотреть надо...

Тигр послушно, на нетвёрдых ногах поплёлся за аксисом.

Рохом смотрел им вслед, пока они не скрылись в темноте арки. К барсу бесшумно подкрался

Нугыл.

– Выходит, что мы победили? – наконец проговорил песец.

– Выходит да.

– Гаржа давно никто не бил. Даже не знаю, хорошо это для нас или плохо...

Рохом не ответил. Подобрав свой деревянный меч и брошенную секиру кабарги, барс

направился к крепостным воротам.

5.

Дань Углаю.

Ночами в главной галерее крепости Рамир – пустынно, холодно, одиноко.

Эта ночь выдалась ясной и морозной. Над дальними холмами висели шесть звёзд созвездия

Беркута – знак окончательно вступившей в свои права осени. Деревянный настил покрылся

изморозью и слегка поскрипывал под сапогами Рохома.

Поворот. Ступени.

Теперь его путь лежал через тесный коридор внутри западной стены. Рохом не любил это

место. Узкое каменное горло заставляло невольно ускорить шаг.

Поворот. Ступени. Северная стена.

Рохом выглянул из бойницы полюбоваться на Беркута. Яркие крупные звёзды висели в

чёрном небе, прямо над верхушкой западной башни. Вздохнув полной грудью, Рохом ещё

немного постоял, провожая взглядом искрящиеся облачка своего дыхания, и вернулся в

галерею.

Снова ступени. Поворот.

Теперь ему следовало пройти открытой галереей западной стены до угловой башни.

Через десяток шагов барс остановился и принюхался. Из башни заметно тянуло жареным

мясом. Нос безошибочно привёл его к неприметной двери. Рохом толкнул её копьём.

Он сидел на корточках перед наспех сложенным из камней очагом и поджаривал на

железном листе тонкие полоски мяса, судя по запаху, вымоченные в луковом соусе.

Скрип дверных петель заставил его вздрогнуть и обернуться.

Ликаон поднял на вошедшего барса свою тяжёлую коническую морду.

– Колдун Урсаг из Чёрных Врат,

Творит злодейства и разврат!

Нараспев произнёс рябой. В чёрной пасти сверкнул впечатляющий набор зубов.

– Огонь и полночь,

Ветра вой,

Летучей мыши плоть...

– Ты зачем огонь в караулке развёл? – строго спросил "колдуна" Рохом, – Сейчас к Калеху

отведу – будут тебе летучие мыши.

Барс наклонился к самодельной сковородке, принюхался.

– Так отнимут же! – развёл руками рябой, – Салакаш вчера отняли...

Пёс гордо распахнул линялую волчью хурку, показав барсу тощий в рыжих подпалинах,

живот.

– Кто?

– Гудар, Бран, Ларик...

Рохом сочувственно покачал головой.

– Это Фархад тебя к гиенам поселил?

– Аргал.

Барс поддел остриём копья и перевернул начавший подрумяниваться ломоть.

– А ты под тюфяк всё самое ценное спрячь. – внезапно вспомнил Рохом наставления Перка, -

Проверенно! Не сопрут.