Текст книги "Похищение свободы"

Автор книги: Вольфганг Шрайер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 28 страниц)

Неужели коммунисты, опираясь на поддержку таких, как он, взяли на себя слишком много и тем самым упустили шанс? И разве только угроза потери власти заставила противников сплотиться? Конечно, все было не совсем так. Суареш всегда выступал против Народного фронта, сама эта идея действовала на него, как красная тряпка на быка. Но факт остается фактом: лишь в аграрном вопросе коммунисты и социалисты стояли на одинаковых позициях. Останется ли вообще ПКП в будущем году в правительстве? Вряд ли, но и это еще не конец.

Проехав Алькасер-ду-Сал, Луиш предложил Марью повести автомашину, но тот отказался.

– Боишься «серых»? – удивился Луиш. – На этой дороге их не будет.

– Полиция Суареша меня не волнует. Просто у меня нет желания.

Как же с ним трудно! Он мог обидеться на тебя за то, что ты не знал, кто такой доктор Бика, и сомневался в правдивости партийной прессы. Он не прощал никаких колебаний, и Луиш понимал почему. Из тезисов, в содержание которых сам он особенно не вдумывался, его мальчик черпал уверенность. Разве можно отбирать ее у него? И все же это необходимо, в противном случае это сделает сама жизнь, но более жестоким способом.

* * *

Над плоскими крышами домов показалась буровая вышка. Бутылки в машине звякали на каждой выбоине. Деревня выглядела безлюдной, хотя день был в разгаре. И у Луиша возникло подозрение, что здесь что-то не так. Он сбросил газ и опустил стекло, но постукивания дизеля не услышал – он, очевидно, не работал. Может, именно в это время меняли бур, а может…

Вот и подворье Пату. Луиш объехал забор и убедился, каковы размеры катастрофы. Он увидел сто, нет, двести крестьян – мужчин, женщин, детей, часть из которых, судя по запыленным грузовикам, прибыли издалека.

– У вас всегда так много народа? – удивился Марью.

Он принял их за зрителей, будучи введен в заблуждение отсутствием шума. Все было так, как в Оливедаше и других местах, и со стороны могло показаться, что люди собрались на митинг или народный праздник. Когда же они подъехали ближе, тишину вдруг разорвал рев мотора, и Луиш, приглядевшись, заметил «мерседес» Шуберта, затертый толпой. Луиш затормозил и вылез из машины. За ним последовал Марью, наконец-то уяснивший, в чем дело.

– Па, ты что хочешь делать?

– Поговорить с людьми.

Подойдя к лимузину цвета слоновой кости, они увидели через стекло растерянного Мартина Шуберта. Крестьяне вели себя на редкость агрессивно: они бросали ему под радиатор железные трубы, предназначенные для футеровки пробуренной скважины, барабанили кулаками по крыше машины, а несколько парней пытались ее раскачать.

– Хочешь вызвать жандармов, не так ли?! – кричали они Шуберту, который, крепко вцепившись в руль, давил на педаль газа, но колеса в раскисшей почве пробуксовывали.

– Прекратить! – приказал человек в малиновой рубашке, широколицый, с настороженным взглядом, а в ветровое стекло крикнул: – Вы покинете деревню только вместе с вашими людьми и оборудованием!

В этот момент «мерседес» рванулся сквозь толпу так, что люди едва успели отскочить в сторону, и, описав полукруг, уткнулся в земляную насыпь, которую работники Пату возвели вокруг водосборника…

Толпа дружно рассмеялась и зааплодировала – в такой восторг привел ее маневр Шуберта, застрявшего, кажется, окончательно. И происходящее вновь приобрело характер праздника.

Шеф, загорелый, в спортивном костюме, вылез из машины и большими, чуть навыкате, блестящими глазами уставился на Луиша:

– Слава богу, вы здесь! Представляете, все вдруг куда-то скрылись, едва началась эта кутерьма.

– Надо вызвать полицию.

– Не смешите меня. Пока она появится, нас разнесут в пух и прах. Да, Луиш, это анархия! Думаю, моя выхлопная труба забита землей… – бессвязно говорил он, что было неудивительно после пережитого. – Разве их остановишь?

Луиш протиснулся к своей автомашине. В стороне, возле буровой установки, завязался жаркий спор. Рабочие бригады пытались защитить свою материальную часть, не потеряв еще надежду заработать.

Слышно было, как Энрике крикнул:

– Отойдите и ничего не ломайте! Поймите, мы такие же рабочие, как вы. Так за что же вы хотите нас погубить – лишить последнего заработка?

– Убирайтесь вон! Бурите у себя в Лиссабоне! – раздалось в ответ. – Лишить нас последней воды…

Старая песня. Что можно ей противопоставить? Трудновато, но ведь это их последний шанс. За спиной Луиш услышал, как шеф сказал Марью:

– …Совсем спятили, идиоты! Безграмотные люди! Помоги-ка отцу, передай вот это. Я этого сделать не могу, иначе они меня сожрут. Под революцией они понимают разрушение…

Луиш вскочил на крышу автомобиля, и вмиг от его храбрости не осталось и следа. Сверху все выглядело гораздо драматичнее, ведь собравшиеся здесь люди прибыли издалека. Как же помочь им понять, что они заблуждаются? Как убедить их разойтись по домам? Они же не хотят ничего слушать…

Луиш выпрямился и закричал:

– Внимание! Мужчины, я хочу вам кое-что сказать. Послушайте! – Почему, собственно, он обратился к мужчинам? Не нашел синонима обращению «дамы и господа»? Обращение «товарищи» к ним не очень-то подходило, да и приспосабливаться не стоило.

Но именно в обращении заключалась его первая ошибка, так как одна из женщин грубо потребовала:

– Представься нам хотя бы. Ты ведь тоже один из этих?

Она была ниже среднего роста и такая полная, что походила на пирамиду. Ног ее он сверху не видел, и ему казалось, что женщина вырастает прямо из земли. Говорила она зычным голосом, и все невольно обернулись к Ней.

– Я инженер, специалист по гидротехническому строительству. Мне известны ваши трудности: засуха свирепствовала у вас в течение пяти лет. Каждый знает, что такое нехватка воды и зачем ее выкачивают наверх. Это делают по всей стране. Теперь внимательно послушайте, что при этом происходит, прошу вас. Верхний водяной слой, который питает ваши колодцы…

– Вы сказали «питает»? – подал голос человек в малиновой рубашке. – Колодцы и так высыхают, а вы заберете остаток воды для себя!

– Это заблуждение! Водоносный слой мы вообще не тронем, пройдем его закрытыми трубами.

Марью подал отцу трубу, и Луиш поднял ее над головой:

– Посмотрите, она абсолютно водонепроницаема. Ваша вода в нее вообще не попадет, мы ее использовать не собираемся…

Пока он говорил, прерываемый свистом, взгляд его скользнул по Мартину Шуберту, который стоял в стороне со второй трубой и походил на ассистента циркового артиста, держащего наготове реквизит. Это сходство усиливал голубой в белый горошек шейный платок, элегантно заправленный за ворот рубашки. И Луишу вдруг стало ясно, почему к этому человеку отнеслись с такой неприязнью, – как же, денди из столицы! Белые туфли, брюки в обтяжку – это ли не признаки праздности, способные вызвать у людей возмущение?

– Мы проводим бурение в десять раз глубже обычного! – крикнул Луиш громким голосом, словно исполнитель, бьющий на эффект. – И только там мы устанавливаем фильтры… – Он поднял вверх вторую трубу, показал на ней прорези для забора грунтовой воды и услышал, как глухо зароптали собравшиеся, не доверяя ему. Было очевидно, что говорил он все это напрасно: его слова проходили мимо сознания людей. – Таким образом, мы поднимаем наверх совершенно другую воду – с глубины от ста до двухсот метров…

– Если ты начнешь откачивать воду снизу, то и вверху ее запасы поубавятся, – возразили ему.

Луиш не видел говорившего, но вдруг почувствовал, что ему не хватает воздуха, что говорит он впустую. Но ведь прав он, а не они!

– Господин инженер, вы слишком хвастаетесь, – опять заговорил мужчина в малиновой рубашке. – Скажите лучше, что лежит в вашей автомашине. Пустые бутылки, которые бургомистр должен наполнить вином. Я угадал? – Он повернулся к крестьянам: – За гектолитр хорошего вина господин из Лиссабона и старается ввести нас в заблуждение.

– Я плачу за вино нормальную цену… – Голос Луиша вдруг прервался.

– Слышите, он платит нормальную цену! – язвительно прокомментировал кто-то из толпы.

– А чем же он тогда тебя подкупает? – поддержали его.

– Спускайся вниз! – потребовала толстуха. – Хватит болтать! – размахивала она длинной палкой – одной из мерных реек Энрике, и Луиш подумал, что добром это не кончится.

– Какой благочестивый бургомистр – превращает вино в воду! – раздалось оттуда, где мелькало малиновое пятно. – В воду для господина Пату!

Удар был нанесен без предупреждения. Палка свистнула в воздухе и попала в крепление для груза на крыше автомашины. Свистнула еще раз – и Луиш вынужден был отшатнуться, схватившись за ее конец. Он понял, что проиграл сражение и, как бы сейчас ни поступил, все равно будет выглядеть смешным, а все из-за этой здоровенной бабы.

Как он уклонялся от ее ударов, танцуя на крыше автомашины, как успевал хвататься за палку, он не помнил. Однако это выглядело намного смешнее, чем неудавшаяся попытка бегства шефа на «мерседесе».

Когда палка грохнула по крыше автомашины, он, ухватившись за конец, потянул ее на себя, но баба, похожая на пирамиду, держалась за нее крепко, угрожая стащить его вниз.

Толпа подзадоривала ее:

– Дай ему, Жозефина! Дай ему!

Рейка выскользнула из рук Луиша и больно ударила по колену. Он спрыгнул на землю, упав при этом на руки. Издевательский хохот толпы обрушился на него, словно обвал. Марью помог ему подняться:

– Не переживай, па. Ты сделал все, что мог…

– Нет, это была неудачная попытка.

– С ними сейчас трудно договориться.

– А без них? – Луиш принялся стряхивать пыль с брюк. – Это ведь те, о которых как раз и идет речь… Но разве вдолбишь что-нибудь в их головы?

– Они не хотят тебя понять, поскольку не видят в ваших действиях пользы для себя.

Подошел Шуберт.

– И все-таки нам кое-что удалось, – произнес он с некоторым самодовольством. – Пока мы их уговаривали, и помощь подоспела. – Он указал на джип, который остановился как раз возле пробуренной скважины, – никто не слышал, как он подъехал.

* * *

За рулем джипа сидел матрос, а рядом с ним морской офицер, опиравшийся о раму лобового стекла. Позади разместились трое солдат в пестрой полевой форме, на фоне которых выделялась шевелюра бургомистра Маркеша. Луиш потрогал ушибленное колено. Что же теперь будет?

– Друзья мои, – начал офицер с нейтрального обращения, стараясь сохранить достоинство, – я – капитан-лейтенант Салема из штаба флота. Прибыл сюда, чтобы разрешить ваш конфликт. Мне сказали, что у вас дошло до эксцессов… Имеются раненые?

– Нет, – ответили ему хором, а кто-то из толпы крикнул, что Маркеш привез явно не тех.

К солдатам здесь относились гораздо благосклоннее, нежели к жандармам, а мысль о том, что они обратят оружие против толпы, вообще казалась абсурдной.

– Минуточку! – заговорил громким голосом офицер. – Чтобы не возникло никаких недоразумений, давайте выясним, что здесь происходит. Ведутся буровые работы для добычи воды. Это важное, полезное дело, ибо мы сможем обеспечить себя продовольствием только в том случае, если увеличим посевные площади. Значит, вся бросовая земля и пустыри должны быть обводнены, а для этого необходимо изыскивать водные резервы. Однако бурение в каждом конкретном случае должно производиться только с разрешения компетентных органов, чтобы не отбирать друг у друга воду.

– Здесь как раз такой случай! – крикнула Жозефина, протискиваясь к джипу, как будто без нее не могли обойтись.

Капитан-лейтенант вскинул обе руки, словно желая продемонстрировать всем свои золотые галуны:

– Не торопитесь. Компетентное учреждение в Эворе этот вопрос рассматривало и разрешило проведение буровых работ. – Ему пытались помешать говорить, но он не обращал внимания на крикунов. – У вас здесь грунтовых вод достаточно. Глубокое бурение сейчас разрешают во многих местах, чтобы повысить урожай на полях и тем самым сослужить хорошую службу стране.

– На чьих полях? Не на наших же!

– Стране необходим урожай с каждого поля, – проговорил офицер, несмотря на нарастающий шум, надеясь, что эта проверенная на людях формулировка обеспечит ему успех, так как считал, что принципы ведения войны на море и орошения земли в некоторых пунктах совпадают.

С непонятным ему самому злорадством Луиш наблюдал, как начинает тонуть офицер, хотя противоестественно было радоваться неудаче помощника. И пусть он выбыл из игры, но опускаться до злорадства все-таки не пристало. Очевидно, сказывалась неприязнь к военным, застрявшая где-то в подсознания еще со времен солдатской службы.

– Стране дорог урожай с каждого поля, – упрямо повторял капитан-лейтенант. – Это позволит нам прекратить ввоз зерна, которое приходится оплачивать валютой.

– Вы же не хотите, чтобы Португалия голодала? – вторил ему бургомистр.

– Маркеш, попридержи-ка язык! – крикнул кто-то. Настроение толпы резко переменилось. Оказывается, армия утратила то доверие, которым пользовалась на Юге в начале революции. Луиш впал в состояние душевного разлада, поскольку не видел выхода из создавшегося положения. Происходящее на его глазах еще раз подтверждало, что предубеждения порой сильнее всяких убеждений. Вот как сейчас, когда были исчерпаны все доводы – от фильтров до положения нации.

– Я – Каяну, председатель союза малоземельных крестьян, – заговорил мужчина в малиновой рубашке. – Капитан, вы ведете речь об орошении заброшенных земель, но здесь-то дело совсем в другом. Господину Пату вода нужна для птицефермы…

– Куры нам необходимы так же, как пшеница.

– А в действительности он собирается разводить свиней, – не унимался Каяну. – Тысяча вонючих свиней посреди деревни! Этого, конечно, никто не разрешит, поэтому он и пытается обделать свои делишки втайне при поддержке бургомистра Маркеша, своего старого дружка.

Маркеш вскочил с сиденья автомашины:

– Какой свинарник? Все это болтовня! В них говорит зависть!

– Они вдвоем еще при Салазаре свои дела проворачивали! – вмешалась Жозефина.

Глядя на нее со стороны, Луиш с удивлением убеждался, что это красивая женщина с лицом мадонны, только слишком полная.

– Пату решил отомстить нам за то, что мы разделили часть его лугов. Раздел проводился в соответствии с законом, и половина лугов осталась у него. Но он в отместку задумал задушить нас вонью.

– Так он же первым задохнется, – возразил ей Салема. – Между прочим, если бургомистр вас не устраивает, вы можете на следующих выборах выдвинуть другого. А до тех пор вам следует с ним считаться… Кроме того, обращаю ваше внимание на то, что вы находитесь на частной земле. Владелец должен был часть своих земель отдать, как положено, но оставшаяся принадлежит ему по закону. Так проявите благоразумие, друзья, расходитесь по домам.

– Вы что же, на стороне деревенских богатеев?

– Мы помогаем каждому, кто имеет на это право. – Капитан-лейтенант вещал назидательным тоном, надеясь, что крестьянское благоразумие одержит верх. И голоса он ни разу не повысил, будучи твердо убежден, что ему удастся успокоить собравшихся.

– Пойдите убедитесь, кому вы помогаете! – опершись о джип, крикнула ему в лицо Жозефина. – Я покажу вам фундамент под свинарник, если меня туда пропустят, – указала она рукой на двор Пату. – Наберитесь мужества и следуйте за мной!

– Я не получал приказа производить обыск. Для этого нет никаких оснований… – Конец фразы потонул в гомоне толпы.

– Слышишь, па, – сказал Марью, – ваш клиент – спекулянт. Не надо было начинать бурение за спинами других. Воду ты должен дать как раз им! Ты не на той стороне… И офицер ведет себя неверно.

– Нашим рабочим нужна зарплата…

– А Шуберту барыш… Ты ведь всегда выступал за справедливость. Пожалуйста, не оставляй этого так, сделай что-нибудь для крестьян.

А как? Луиш пожал плечами. Он чувствовал себя усталым, беспомощным и, кроме того, ужасно голодным – они забыли завернуть куда-нибудь по пути…

Шуберт локтем толкнул его:

– Он не сумеет решить эту проблему. – Он говорил по-немецки жестко, отрывисто. – Он ведет с ними переговоры – это невероятно! Если мы не управимся до ночи, то кто знает, что может произойти. То, что мы не увезем, все переломает эта банда.

– Банда? – спросил Марью. – Они – сельские пролетарии, а то, что они делают, называется классовой борьбой.

– Оставь меня в покое! – цыкнул на него Шуберт. – Теперь создадут комиссию и займутся коллективной болтовней, вместо того чтобы отдать солдатам приказ очистить территорию.

– Так поступали только фашисты! – воскликнул Марью.

– Попридержи, пожалуйста, язык, – попросил его Луиш.

– Еще в обед было так спокойно, – вздохнул Шуберт. Платок у него на шее сбился в сторону, и говорил он уже не так резко. – Я был в Момбуэе и разыскал там двух новых клиентов, которые согласились заключить договора, если здесь все пойдет благополучно…

Тем временем капитан-лейтенант вылез из джипа и подошел к ним:

– Господин Бранку? Ваши рабочие предложили вашу кандидатуру в качестве представителя предприятия. Вы согласны? Каждая из сторон выставляет по два представителя.

И пока Шуберт смущенно молчал, досадуя, что его обошли, но не смея противоречить представителю власти, Луиш спросил:

– А как же эта комиссия будет функционировать? Что, если двое проголосуют «за», а двое «против»?

– Этого не случится: нас же там будет пятеро, – улыбнулся офицер одними глазами, а его угловатое лицо стало еще более бледным. – Если позволите, председательствовать буду я.

3

Гостиная в доме Пату была обставлена дорогой, но разностильной мебелью – изящными креслами цвета лаванды, шкафчиками, изготовленными в начале нынешнего и конце прошлого столетия, зеркалами в кованой оправе. Под распятием стоял телевизор, на фоне полосатых обоев висели писанные маслом картины, изображавшие охотничьи сцены, пистолеты и оленьи рога. Это было жилье человека, который, начав о мелкой торговли вразнос, со временем превратился в землевладельца, а украшать жилище различными вещицами, выполненными в романтическом стиле, стало для него излюбленным занятием.

За столом восседал капитан-лейтенант Салема, изображая третейского судью. Под его испытующим взглядом расположились друг против друга Луиш и Маркеш с одной стороны, Каяну и Жозефина – с другой. За спиной у них суетился хозяин дома – ставил на стол тарелки с аппетитными закусками, фруктами, орехами. Наполнил вином фужеры и выставил серебряный кувшины, в котором бренчали кусочки льда. Однако никто не притронулся ни к вину, ни к закускам, несмотря на назойливое потчевание Пату.

Каяну достал из кармана шариковую ручку, чтобы вести протокол. Малиновый цвет его пропотевшей рубашки приятно гармонировал с бледно-лиловой обивкой кресла, хотя по качеству материал даже сравнивать не приходилось.

Капитан-лейтенант разрешил вести протокол и заявил:

– Сначала рассмотрим обвинение, высказанное в адрес господина Пату, будто он собирается разводить свиней.

– Это не соответствует действительности, – отрезал Маркеш. – Нарушения общинного порядка я бы не потерпел.

– Вы?! – округлила от удивления глаза Жозефина. – Так вы же всегда шли у него на поводу. И потом, для чего же, по-вашему, там, сзади, заложили фундамент?

Пату подошел к свободному краю стола и, подобострастно согнувшись, словно тяжелый подбородок оттягивал ему голову, произнес:

– Если разрешите, я все объясню…

– Вам не надо ничего объяснять, – заметил Каяну.

– Боже мой, – пробормотал Маркеш, – позвольте же человеку сказать, что он хочет.

– Ему незачем говорить.

– А вам есть зачем? Притом вы нездешний, а из Оливедаша, где всегда потакали красным в нарушении правопорядка.

– Я – член комиссии, и этого для вас вполне достаточно.

Луиш наконец понял, почему сразу обратил внимание на этого человека: он его видел в Оливедаше. «Мой главный противник», – беззлобно подумал он. Мужчина в малиновом был неглуп, чтобы принять его аргументы, и тем не менее толкал «Каптагуа» к банкротству, а Луиш по непонятной ему самому причине не чувствовал ненависти к нему. Просто у него появилось неприятное ощущение в желудке. Он протянул было руку к тарелке о лакомствами, но тут же отдернул ее под пристальным взглядом Каяну, словно пойманный на месте преступления.

– Место жительства тут не играет никакой роли, – объявил председательствующий. – Господин Бранку прибыл из Лиссабона, разрешение на производство буровых работ получено в Эворе, я тоже нездешний… Выслушаем господина Пату как свидетеля. Для какой цели вы строите новые сараи?

– Это будет курятник, господин капитан.

– Такой большой? – бросил Каяну иронически. – Он скорее похож на коровник.

– Вы что же, разводите гигантских кур? – съязвила Жозефина.

На лице Пату не отразилось никаких чувств.

– Я хочу вести хозяйство более интенсивно, поэтому мне потребуется больше помещений.

– Так вы не собираетесь разводить свиней?

– Могу поклясться, что нет, господин капитан.

– Пусть Каяну запишет это в протокол, – попросила Жозефина, строго посмотрев на Пату.

До чего деловая женщина! В свое время наверняка слыла в деревне красавицей. Луиш знал этот тип женщин – сплошное разочарование для мужей, придававших особое значение женской фигуре… Постоянно вращаясь в кругу своих клиентов, он выявил некую закономерность – объем талии, как ни странно, часто зависел от социального положения: у бедняков женщины были полными, мужчины же поджарыми, у богатых – наоборот. Но этот ход его рассуждений прервался: надо было внимательно следить за ходом переговоров.

– Этот вопрос исчерпан, – заявил председатель и, как показалось Луишу, облегченно вздохнул. – Господин Бранку, пожалуйста, расскажите теперь нам о грунтовых водах.

Луиш от неожиданности вскочил, но, прежде чем успел открыть рот, вмешался Каяну:

– Я возражаю! Мы не можем заслушивать заинтересованное лицо в качестве нейтрального специалиста.

– Однако господин Бранку является…

– Совладельцем бурового общества, – подсказал Каяну. – Я наводил справки: он владеет частью капитала.

– Пять процентов для такой фирмы почти что ничего, – произнес Луиш и обратился к своему противнику: – Но вы правы: я заинтересован в бурении скважины. Это же моя профессия – орошать землю, чтобы ее можно было обрабатывать.

– И кто же будет это делать?

– Каждый, кто заключит с нами договор.

Каяну зло усмехнулся:

– Вы имеете в виду тех, у кого есть деньги?

Капитан-лейтенант постучал по столу:

– Господа, так мы не сдвинемся с мертвой точки! Слово предоставляется господину Бранку.

– Итак, как мы уже выявили на примере с трубами…

– Дешевый трюк, – перебила его Жозефина. – Цыгане в цирке показывают фокусы получше.

– Я понимаю причину вашего недоверия, но факт остается фактом…

– Прекрасно, что вы начинаете понимать нас, – констатировал Каяну. – Большинство деревни против, даже если вы все встанете на голову. – Он выпятил нижнюю губу и переводил взгляд своих глубоко сидящих глаз с одного на другого.

Председательствующий некоторое время молчал.

– Давайте придерживаться сути дела, – снова напомнил он о себе. – Кое-кто видит смысл революции в ликвидации всего, что ему не нравится, – добавил он внушительно, – и не только у вас. На флоте тоже существовало такое направление. Представьте, кое-кто из унтер-офицеров весной намеревался уничтожить наши подводные лодки, поскольку им они не нравились. Их поддержало «демократическое» большинство… под тем предлогом, что они стране не нужны.

– А для чего они вам все же нужны? – уточнил Каяну.

Все молча уставились на него. Наконец в тишине прозвучал голос Пату:

– Каждому известны значение и роль нашего флота.

Капитан-лейтенант взял себя в руки и обратился к Каяну:

– Я сам подводник и мог бы вам это объяснить, но ведь мы собрались здесь совсем для другого.

– Подводные лодки, – высказался Пату, – являются гордостью флота.

– Почему же? – спросил Каяну.

– Потому что это чудо техники.

– Помолчи, – посоветовал Маркеш другу.

Все старались уйти от темы, как это бывает в тех случаях, когда уже ничего нельзя спасти. Луиш рассматривал рисунок на настенном коврике, как будто именно там надеялся найти спасительную идею. Но нет, голова была по-прежнему пуста, и, чтобы вернуться к теме разговора, он заметил:

– Во всяком случае, цель бурения нам более понятна, чем предназначение подводной лодки.

Председательствующий с ехидцей поинтересовался!

– А больше вы нам ничего не хотите сообщить?

– Вот разве что, господин Салема… – Людей, носивших какой-нибудь титул, Луиш предпочитал называть по имени – это казалось ему более демократичным. Потом он решил закурить сигарету, чтобы хоть немного заглушить голод. И вдруг, словно следуя внезапно пришедшей ему в голову мысли, он обратился к противной стороне: – У меня предложение… Поскольку вы верите только в то, что можно лицезреть собственными глазами, за исключением разве что господа бога…

– Оставьте религию в покое, – предупредил его Маркеш. – Нам и без того достаточно трудно.

– Рядом со скважиной есть старый колодец… Измерьте в нем уровень воды сейчас, а еще раз по окончании буровых работ. Если уровень понизится, то есть вы окажетесь правы, обязуюсь засыпать скважины за счет фирмы.

– Ну вот, – воскликнул капитан-лейтенант, – наконец-то появилось дельное предложение!

Жозефина надула щеки:

– В этом что-то есть… А вы дадите нам письменное обязательство?

– Конечно, – ответил Луиш, выпуская изо рта сигаретный дым.

Против такого предложения возразить им нечего. Если они боятся за свою воду, они должны с ним согласиться, но если они не хотят, чтобы у Пату была вода, то это сейчас же выяснится. Они должны раскрыть свои карты, ведь он припер их к стенке, хотя не чувствовал при этом никакого удовлетворения.

Противная сторона пошепталась, а затем Каяну сказал:

– Просим объявить перерыв. В обсуждении этого вопроса должна принять участие вся деревня.

* * *

Когда они вышли во двор, освещенный косыми лучами заходящего солнца, Шуберт набросился на Луиша:

– Вы что, всерьез думаете, что я это подпишу? Кто может дать гарантии, что уровень воды останется прежним?

– Мы можем их дать. Но если даже вы сомневаетесь в этом, то чего ждать от них?..

– Гарантии и ответственность – это не одно и то же! Дружище, представьте себе, каковы могут быть последствия: триста пятьдесят тысяч эскудо окажутся выброшены на ветер, а это, считай, половина стоимости бурильной установки.

Послышалось тарахтение, и вот уже возле вышки, где расхаживали солдаты, остановился мотоцикл Михаэля о Грасой на заднем сиденье. Не торопясь они сошли с мотоцикла, словно намереваясь показать деревенским жителям свое превосходство.

– Мартин, мы должны пойти на риск.

– Почему это «мы»? Меня никто ни о чем не просил. Это ваша инициатива, вы и должны нести ответственность за названную сумму.

– Пожалуйста! Моя доля капитала…

– Ее не хватит даже на то, чтобы покрыть неустойку. А если здесь нас постигнет неудача, то мы с вами – банкроты! – Шеф хватал ртом воздух, словно рыба, выброшенная на берег: – Нет, пора кончать. Так работать нельзя. Это же сумасшествие какое-то! Так и здоровье подорвать недолго… Придется собирать вещи и возвращаться в Германию.

– Отец, не теряй головы после первой же неудачи, – посоветовал Михаэль.

– После первой неудачи? Я, наверное, тебя неправильно понял? Что еще должно произойти? С меня хватит, я и так долго держался. Остается только, чтобы они меня убили! – И он показал на крестьян, на «мерседес». – Знаешь, если не уверен в собственной безопасности, пора упаковывать чемоданы и сматываться.

Граса поднесла руку ко рту и закусила зубами палец, чтобы не закричать от испуга, охватившего ее при мысли, что самый дорогой для нее в этом мире человек вдруг покинет ее.

– А что будет с ней? – задал отцу вопрос Михаэль. – Она же не может уехать…

Подошел Марью – он беседовал с буровиками.

– Они считают, что это хорошее решение, – сообщил он. – Энрике полагает, жители деревни согласятся.

– А, – махнул рукой Луиш, – от крестьян можно всего ожидать.

– Наконец-то и до тебя кое-что стало доходить, – прошептала Граса на ухо отцу, – Любить бедных и находить с ними общий язык – это различные вещи…

Он взял ее за руку, но она вырвалась:

– Справедливость, социализм – болтовня все это…

– Для меня это не болтовня.

– Конечно нет, – сказала она сдавленным, чуть ли не плачущим голосом. – Полутора лет тебе не хватило, чтобы убедиться, куда все это ведет… И я знаю почему. Знаю, чего ты ждешь от революции: она наконец-то решит все твои проблемы!

– Что за проблемы? – спросил Марью.

Граса повернулась к нему и, задыхаясь, горя желанием освободиться от всего, что ее так угнетало, выпалила:

– Когда не надо казаться умным, деятельным, каким он, собственно, никогда не был! Когда не надо больше никого из себя изображать! Когда не надо бороться с конкуренцией, поскольку ее не будет… Всего, что его так или иначе тяготит, не будет при социализме, поэтому не надо никуда рваться, делать больше, чем другие, можно оставаться обычным середнячком! – Она резко обернулась к Луишу и бросила ему в лицо: – Не правда ли, это твоя самая большая мечта? А когда из этого ничего не получается, ты устремляешься навстречу беде и тащишь за собой нас.

Она замолчала и лишь прерывисто дышала, испытывая удовлетворение от того, что выплеснула все накопившееся у нее на душе. Но Луишу казалось, что устами дочери говорила Изабел, с ее расчетливым умом, видением мира, самоуверенностью, деловитостью…

– Тебе уже лучше? – сдавленно спросил он и почувствовал, что ее слова задели его за живое. Было ли ему больно от того, что Граса не понимала его, трудно сказать, но устремленный на него взгляд привел Луиша в замешательство. – По-твоему, я неудачник? – спросил он у дочери.

– Возьми свои слова обратно! – набросился на нее Марью, но она не обратила на него внимания.

– Понимаешь, па, Мартин Шуберт прав, – деловито проговорила она. – Он заключил договор с Пату, а жителей деревни это не касается. Успокоить их – дело властей. С какой стати засыпать буковую скважину да еще платить за это?

– Ты такая же, как мама! – крикнул Марью.

– Хорошо, что вы о ней еще помните, – ответила она холодно. – Она вам еще понадобится, когда дело дойдет до денег. А может, вы собираетесь расплатиться той старой автомашиной без колес, что стоит во дворе? Или же расстроенным роялем, неисправной мойкой для посуды, прогнившей парусной яхтой? Но все это рухлядь, а других ценностей у вас нет, за исключением внутренних, язвительно заключила она. – Ваша самоотверженность, ваши мечты о равенстве и справедливости – это все пустое… Помогая слабым и обиженным, вы прежде всего хотите возвысить себя, но никто вас за это особенно не поблагодарит, а менее всего те, о которых вы так печетесь.

* * *

Едва Луиш опустился в кресло с бледно-лиловой обивкой, как Пату поставил перед ним чашечку ароматного кофе и бросил заговорщицкий и в то же время бодро-озабоченный взгляд. Всем своим видом он хотел дать понять, что все еще может уладиться. Луиш страшно проголодался, но не решался ничего взять со стола. Казалось, от одного вида деликатесов, до которых легко дотянуться, боль в желудке усиливается. Председательствующий между тем пил воду со льдом, а Маркеш потягивал глоточками кофе.