Текст книги "Кровные оковы (СИ)"

Автор книги: Властимир Невзоров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

Это ведь не просто так, сказал он сегодня Марте. И тот человек, и удар, и гора со звездой, и расшитая рубаха с ремнями сандалий… он зажал рот ладонью. Щёки были мокрыми от пота, в глазах потемнело. Фратейцы ведь не носят сапог.

Кое-как вытерев грязными руками мокрый лоб, Лоренц поднялся и шатающейся походкой побрёл к склону. Теперь всё складывалось. Теперь всё было понятно. Олаф с южанином упали вместе после удара костылём. Он пытался ползти за врагом, чтоб добить его хотя бы по ногам, но третий человек выбил его меч и ударил ножом в спину. Этот третий – здешний. И он всё ещё рядом с Терновкой.

– Эй, монах, – окликнул Лоренц послушника с метлой. – Не видел, кто уходил в овраг?

– Почём знать, – рассеянно ответил тот, продолжая подметать дорожку.

– Ты как со мной разговариваешь! – вскипел юноша и дёрнул его за рясу. – Не посмотрю, что в храме служишь, выпорю, как собаку! Отвечай, видел кого или нет?! Там костёр горел! Кто зажёг?!

Монах сжался и, оробев, опустил взгляд.

– Не видал никого, Ваше Сиятельство, – пробормотал он. – А что до оврага, так туда много путей, не только у нас.

– То-то же… – прошипел Лоренц, отпустив наконец чужую одежду. Сначала этот караульный с поросями, теперь монах ни во что его не ставит! Запоздало сообразив, что центральная дорога по деревне не очищена, а стража должна всё ещё осматривать дома, он свернул на улочку поменьше. Здесь было куда тише – люди почти не сновали, один одинокий тщедушный солдатик вяло осматривал какую-то хозяйскую постройку. Следы нашествия свиней здесь тоже были видны, но эта дорога пострадала куда меньше. Впереди виднелся большой светлый дом с огромной пристройкой, из которой валил густой дым и раздавались звуки молота. Кузня, куда Лоренц так и не дошёл два дня назад… пальцы сжались на кусках подковы.

– Здесь хозяин? – крикнул он, подойдя к двери в дом. Раздались шаги, задвижка отодвинулась, и он увидел постаревшую женщину с убранными волосами.

– Доброго дня вам, господин, – негромко приветствовала она и поклонилась. – Симон-то в кузне, позову сейчас. Или, может, я чем помогу?

Лоренц покачал головой. Женщина вздохнула и ударила несколько раз в стену.

– Тебя хотят, милый, беги сюда! – крикнула она. – Сейчас, сейчас он подойдёт, – она принялась успокаивать Лоренца, – вы не обессудьте, занятой он человек, подойдёт, поможет, конечно…

– Посторонитесь, – с улицы в дом протиснулся огромный мужик в кожаном фартуке и массивных перчатках. – Брр, ну и холод же! Налей, что ли, чего, чтоб согреться. Чем вам обязан? – с любопытством оглянулся он на Сиятельство. – Юлек всё обещался, что вы зайдёте, но так и не дождались.

Лоренц молча протянул ему находки. Как хотелось ему сейчас спросить про Мерфос, Аннет, вспоминала ли она его, как её отец отозвался! Но слова не лезли в глотку. Такая знакомая кирпичная кладка стены, такие родные кожаные перчатки…

– Где нашли? – Симон покрутил в руках чашу. – Это, похоже, металл лили. Куски инструмента, чтоб проще греть. А это тигель – в нём как раз и плавят.

– Я видел костёр, – слабым голосом отозвался Лоренц. – В овраге за храмом. Не видел, чьё.

– Чаша крошечная, – задумчиво продолжил кузнец. – Похоже, что-то маленькое лили. Печать, монеты, браслет. Паршиво дело. Надобно будет Его Благородию сказать и на рынке объявить, чтоб проверяли, чем платят.

– Вот как… – задумчиво протянул Сиятельство. – Благодарю. Я передам старосте.

– Уже староста, – плюнул Симон. – Не успела мамка его упокоиться, как уже в должность вступил… только и ждал ведь, пока та помрёт. Ничего, не долго ему над нами стоять. Но вы ж не по этому поводу пришли, Ваше Сиятельство? – он подмигнул и потёр руки.

Лоренц закрыл глаза. Так он обо всём знает.

– Я слышал, что у вас останавливался Фран, городской кузнец. Он не передавал чего из Мерфоса?

– Он – нет, – улыбнулся Симон, – а девка его передала. Эй, Жана, возьми с комода свёрток, передай господину.

Юноша принял подарок дрожащими пальцами, и вдруг подумал, что сейчас куда больше был бы рад весточке от Катарины, чтоб она сказала, что с ней всё хорошо. Или письму от Анны-Марии, где поведали бы о настроениях в семье. Тонкий свёрнутый в узел платок, казалось, жёг его кожу.

– Спасибо… спасибо, – прошептал он, сжав ткань в руке. Внутри неё что-то смялось. – Я… пойду, поговорю с Его Благородием.

– Поговорите, – кузнец расплылся в улыбке. – Хороша шельма, а? Если б не Жана, то и сам бы не против. Понимаю молодое сердце.

Лоренц вздрогнул. Всё ведь было не так просто…

– Мы, верно, встретимся ещё, – отозвался он, отведя взгляд, – так что не прощаюсь. Не видели ли кого подозрительного в деревне в последние дни?

Симон задумался. Супруга подала ему чашку, от которой поднимался пахнущий смородиной пар.

– Не припомню, Ваше Сиятельство. Чужих у нас всегда полно из-за знахарского дома. Их разве всех упомнишь! Да и ко мне ходят люди одни и те же – конюший, пахари, мясник, редко кто другой зайдёт за товаром. Нет, не видал.

– Спасибо, – в который раз уже поблагодарил его Лоренц. На душе было тоскливо. Он так откладывал беседу с кузнецом, а он так и не смог сказать ничего полезного. Выйдя во двор, он решился-таки развернуть платок. В углу его были вышиты сине-зелёные полосы и вепрь. Так это вещи Катарины!

– Как же она благородна, – прошептал Лоренц, крутя в руках платок, – что готова была принести её послание… – внутри оказалась записка с изящным женским почерком. «Мы в добром здравии», писала жена, «батюшка ваш ещё жив, а наследник уже вовсю толкается; брат ваш названный ведёт себя скромно и почтительно». Хвала Всесветному! Какие же это были славные новости. «Ждём всей семьёю Вашего приезда». Так хотелось успеть вернуться, пока отец его ещё ждёт. Лоренц перевернул записку – на обратной стороне были неуверенно выведены кривые буквы дрожащей неумелой рукой. «Возвращайся живой». Я вернусь. Он коснулся губами неровных букв. Обязательно вернусь.

– Господин, по этой улице всё проверено! – тот тонкий солдатик вышел из последнего дома. – Куда прикажете двинуться?

– Идите в необжитые места, – велел Сиятельство. – Погоревшие дома, закрытые улицы на окраине. Чтоб все закоулки были осмотрены!

Караульный поклонился и отправился вниз по улице, зазывая своих. Надежды у Лоренца оставалось всё меньше. Конечно, Фрол мог запрятаться в склепе, или и вовсе выйти за ограду в поисках спокойного места. Но каждый раз, когда юноша воображал себе, как он находит мальчугана, перед глазами упорно вставал слепец с разрисованным лицом и мёртвый южанин с объеденным носом. Человек, на которого можно подать жалобу только за фальшивомонетничество, кажется, имеет отношение к смерти Олафа. Быть может, рассказать о нём не только Юлеку, но и все караульным?..

Староста был во дворе управы. Он уже переоделся и в полный голос отчитывал бедную усталую Анешку.

– Я тебе что говорил, а? Пошто сама не подняла? Вишь, теперь сколько всего придётся стирать! Я добрых полдня потратил, чтоб найти, а ты и бровью не пошевелила!

– Извините, Ваше Благородие, – слабым голосом отвечала она. – Я, право, не заметила, что задела.

– Не заметила она, – прошипел Юлек. – Посередь двора ведь лежал! – он потряс перед ней ключом. – Или это курицы твои сняли и бросили? Сама ведь задела рукой, когда корзину брала!

– Сама, – соглашалась обессиленная Анешка, – но, право, не видала того.

– Какие ж глупцы здесь служат… – пробормотал Юлек и, оглядевшись, просветлел от вида Лоренца. – Нашлось всё, ВашСиятельство! А ваши успехи как? – он заволновался. – Я видал, да, что караул пошёл к оспенным кварталам, верно всё?

– В жилых дворах его нет, – у Лоренца был такой же усталый голос, что и у бедной Анешки. – Пусть проверят всю землю и дома. А я… я видел следы. Не могу сказать, кто это был. Но среди нас есть предатель.

Юлек побледнел.

– Ч-что вы имеете в виду? – осторожно спросил он, начав привычно теребить платочек пальцами. – У нас? Да как так… да с чего… – он поднял дрожащую руку и вытер покрывшийся испариной лоб. – Не чужак? Наш?..

Лоренц кивнул и махнул рукой девке, чтоб шла по своим делам.

– Я видел следы, – повторил он. – Это флоосская обувь. Человек был рядом с моим оруженосцем в день смерти. А сегодня лил что-то: кузнец сказал, что он повторил печать или монеты.

– Это, верно, будет наивным вопросом, – осторожно начал Юлек, как будто чуть успокоившись, – но не мог ли этот человек в той драке помогать вашему слуге? Вдруг всё, ну… лучше?..

Юноша застыл.

– Мог, – признал он, – мог… но это не так… – не так изящно, хотел было он сказать. Не так гладко. Верить в фальшивомонетчика на стороне Фратании было куда проще, чем в благородного мошенника, помогающего слабым и немощным. – Лучше рассчитывать на худшее, Ваше Благородие. Едва его поймают, мы узнаем ответы на все вопросы.

– И то верно… – пробормотал Юлек. – Вы извините, я прилягу пойду, да, а то, сами понимаете… сначала Фрол, затем эта Анешка, куры, свиньи, бардак, теперь ещё и предатели в родной деревне… ох, сложно, сложно… первый день старостой, и сразу всё навалилось…

– Конечно, идите, – велел Лоренц. – Я позову вас, когда…

Раздался низкий протяжный гул колокола. Юлек побледнел ещё сильней и прикрыл рот рукой.

– …когда будет нужно, – закончил Сиятельство, нахмурившись. – Что это?

– Пожар, – прошептал Юлек, – только этого не хватало… дайте пройду! – он бесцеремонно отпихнул Лоренца и помчался на дорогу. Дым клубился далеко впереди, по улице уже бежали мужики с вёдрами и караульные.

– Посторонись!

– Куда прёшь, а ну пшла отседова!

– Тащи, тащи воду сюда!

Вся деревня разом всполошилась и помчалась к огню. Лоренц проковылял к выходу со двора управы и едва не был сбит с ног новым спасителем с полными вёдрами. Чёрного дыма было всё больше. Послышалось испуганное ржание.

– Что горит? – прошептал он, увидав перепуганную Анешку. – Что там?

– Никак, конюшни занялись… – пробормотала она, вглядываясь в даль. – Ох, успели б всех отвязать, там же солома разом вспыхнет… пойду посмотрю, что ли…

– Постой, я… – начал было юноша, но девка резво побежала в сторону пожара. За ней он уже никак бы не успел. Толпа рассеивалась, люди уже почти все были на месте. Лоренц плюнул и побрёл наугад к дыму. У конюшен он пока не был. Оборачиваясь по дороге, чтоб найти себе проводника, краем глаза Лоренц заметил приоткрытую дверь у амбара.

– Может, именно туда тебя нелёгкая занесла? – шепнул он, сворачивая со своего пути. Он ведь должен был быть закрытым до самого приезда фуража. Не могли ж они подойти сегодня и остаться незамеченными? Лоренц прошёл ко двору и огляделся. Никого не было.

– Хозяин здесь? – крикнул он. Из дома послышалась возня, дверь открылась, и на крыльцо вышел Юс.

– Ты открыл? – бесцеремонно спросил Сиятельство, остановившись рядом с ним. Юс глянул на амбар и вжал голову в плечи.

– Опять гонять будете за брагу, да? – мрачно уточнил он. – Забыл закрыть, похоже. Ночью варил… половина в казну, как и обещался, виноватым себя не чувствую, так бишь старосте и передать можно!

– Сдалась мне брага твоя, – сплюнул Лоренц. – Младший не проходил мимо? Найти не можем всё утро.

Юс покачал головой.

– Всю ночь и утро тут был, не видал никого. Да мои б сказали, конечно, мы ж тут никого чужих не пускаем. Даже на фураж отгружаем сами, чтоб не топтали нам тут ничего. Никто во двор не ходит без приглашения.

– А почему со всеми не пошёл пожар тушить? – Сиятельство недоверчиво прищурился.

– Потому и не пошёл, – огрызнулся тот, – что ребят своих отправил. У нас должен кто-то всегда на дежурстве стоять, чтоб, значиться, не спёрли деревенские ничего.

– Хорошо же ты стоял… – пробормотал Лоренц, оборачиваясь к распахнутой двери и чуть щурясь от низкого зимнего уже солнца. – Что до тебя докричаться было нельзя. Иди закрой дверь и стой на страже до самого приезда за зерном. Лично проверю, – пригрозил он, хромая обратно к дороге. Юс раскланялся в ответ, смачно плюнул на землю и, судя по хлопку двери, пошёл обратно домой.

На дороге уже почти никого не было, а клубы дыма становился всё темнее и больше. Далеко вдали слышались крики мужиков. Мальчишка вёл к воротам чуть хромую лошадь с опаленной гривой, поглаживая её по носу. Увидав Лоренца, он согнулся едва ли не пополам.

– Стой, – тот поднял ладонь, – скажи, как пройти до конюшен?

Мальчишка неопределённо махнул рукой в сторону дыма.

– Прямо по дороге, потом повернёте перед рынком, оттуда к пруду и кругом обойдёте печку горшечную. А там уж по прямой, увидите всё. – Он с любопытством глядел на дворянина.

– Спасибо тебе, – Лоренц кивнул в ответ и так быстро, как только мог, пошёл по дороге, осматриваясь по сторонам. Рынка он тоже не видел, хоть и ходил по этой улице до храма уже много раз. Мальчуган не нарочно напомнил ему о том, как давно он уже в Терновке, и как долго он здесь ещё, верно, пробудет. Нога по утрам болела меньше, но к ночи распухала и ныла от долгой ходьбы. Ещё четыре дня. Четыре дня, за которые он, если на то воля Всесветного, сможет понять, что произошло тогда в овраге, свяжет все знаки воедино и уедет отсюда в лагерь победителем.

Впереди уже маячили окна храма, а рынка всё не было. По правую руку стояла лавка, прикрытая льняным навесом. Лоренц приостановился. С другой стороны, а почему он ожидает такой же ярмарочной площади, что была в Мерфосе? Здесь народу хорошо если несколько сотен; быть может, здесь рынком именуются как раз эти мелкие лавки? Управа-то здесь тоже не сравнится с его родовым поместьем в городе. Он глянул вперёд, ничего более похожего на рынок не увидал, и потому с лёгкой душой свернул к лавкам. Между несколькими давно завешенными шатрами было видно истоптанную тропу, далеко впереди маячили заросли рогоза, а дым от конюшен уже чувствовался в воздухе. Воодушевившись, Лоренц чуть прибавил шаг. Однако людей по тропе видно не было, и это его смущало. Должны ведь бегать к пруду, чтоб набрать воды!

Выйдя на берег, Лоренц понял наконец, что он, похоже, ошибся. Пруд оказался заросшим вязким болотцем, над которым звенели крыльями поздние стрекозы. Горшечной печи, которую надобно было обойти, нигде не было видно. Столб дыма был далеко по левую руку.

– Ну удружил… – пробормотал он, пытаясь пробраться к следующей узкой улочке по берегу болотца. – Ни расстояния, ни сторон… неужели тут все необразованные? Откуда мне было знать, где тут рынок? Этого ещё не хватало… – проход к домам был перегорожен заборчиком. Достаточно низким для обычного человека, но Лоренцу с онемевшей ещё с ночи ногой перелезть через него никак бы не удалось. Он глянул на дым – того как будто стало уже чуть меньше. Юноша медленно выдохнул и направился обратно. Как бы хотелось сейчас просто сесть – нет, лучше лечь! – чтоб дать отдохнуть уставшему телу. Слепец был сегодня ночью, подумал он; а казалось, что прошла уже вечность. Скотина, поиски Фрола, след каблуков в овраге… он невольно опустил взгляд на утопающие в грязной траве сапоги и удивлённо осмотрелся. Здесь тоже были следы – без тех каблуков, от самой простой обуви, но свежие, ещё не успевшие заполниться болотной водой. Следы кружились вдоль берега, где-то были глубже, где-то совсем рядом, будто человек топтался на месте и осматривался. Лоренц присел. Сейчас он не мог сказать, что за обувь оставила эти следы – сапоги, сандалии или и вовсе кожаные поршни.

– Есть кто? – недоверчиво позвал он. В ответ не послышалось ничего, кроме треска стрекоз. Похоже, с утра кто из деревни заходил на болото за последними осенними ягодами.

Или это следы того раскрашенного человека, которого он видел сегодня ночью?.. Лоренц вздрогнул. Других следов больше не было; похоже, на болото люди не так уж часто захаживают. Задумавшись, он прошёл чуть ближе к воде. Пожухлые листья кубышек чуть дрожали от порывов ветра. На противоположной стороне куча рогоза была раскидана по берегу вокруг перекопанной влажной земли. Это странно выбивалось из нетронутой зелени и увядших стеблей вокруг. Лоренц потёр уставшие от трости ладони и пошёл вдоль берега, пытаясь рассмотреть лесок позади. Конечно, высоких деревьев там не было; похоже, их пытались посадить, но они не принялись в степи. А пруд около них застоялся и превратился в болото.

Дойдя до кучи рогоза, Сиятельство задумчиво поворошил его тростью. Дым от конюшен чувствовался всё меньше. Смысла торопиться уже, кажется, не было. Пытаясь отодвинуть самый толстый стебель с коричневым пухом, он чуть вскопнул землю тростью и наткнулся на что-то внутри. Чувствуя странное волнение, Лоренц разворошил концом своей трости верхний слой земли и чуть задрожал. Под ним появились синюшные пальцы. Такие маленькие. Такие знакомые…

– Нет… – прошептал он, рухнув на колени, и принялся ладонями отгребать мокрую землю, – нет, пожалуйста, только не это… не может, не может быть такого!.. – грязь обнажила нагое тонкое детское плечо, и светлые слипшиеся волосы, и широко распахнутые серые глаза.

– Пожалуйста… – повторял он, отбрасывая землю в болото, – пусть это будешь не ты, не ты, пожалуйста… пусть кто угодно, но только не… – он стряхнул последний ком земли с лица и, не сдерживаясь, завыл в полный голос. Фрол смотрел на него из ямы остекленевшими мёртвыми глазами.

Размазывая по лицу слёзы вперемешку с болотной грязью, Лоренц принялся раскапывать яму дальше. Увидав его грудь, он отшатнулся. Рёбра были вскрыты и обломаны, а на месте сердца лежал размокший от болотной воды старый красный пожухлый цветок.

– Как же ты настрадался, – прошептал он, осторожно поцеловав его лоб, и обнял за холодные сморщенные от воды плечи. – И именно сегодня, после смерти матушки… я найду, мальчик мой, я всех найду! Я не оставлю тебя одного. Они заплатят, за всё заплатят…

Всхлипывая, Лоренц продолжил расчищать тело Фрола от грязи. На нём не было ударов или порезов, будто грудь ему вспороли наживую. Дойдя до ног, юноша снова закашлял, почувствовав подступивший к горлу комок. Около ступней лежал окровавленный свёрток ткани; понимая, что он в нём найдёт, Лоренц дрожащей рукою отодвинул край и зажмурился. Внутри лежало перепачканное в земле мёртвое мальчишечье сердце.

Тяжело и хрипло дыша, юноша потянулся за цветком и, подняв, сразу бросил его в воду, словно боялся его касаться. Совладав со страхом и отвращением, он развернул ткань и осторожно, боясь повредить, вложил сердце в разбитую грудь. Снял с себя камзол, прикрыл им Фрола и, подхватив тонкое тельце одной рукой, медленно побрёл назад. Лавки у пруда уже не казались ему уютными, а витавший в воздухе дым снова напомнил ему о Кипрейке. Это уже третий… за что, шептал он, не пытаясь больше сдерживать ручей слёз, что я такого натворил, за что ты меня так наказываешь? Я вёл праведную жизнь, я никому не желал зла, я верно исполнял клятвы фельдмаршалу и отцу, и… неужели, Всесветный, ты наказываешь меня за Эберта? За то, что я хочу лучшего для своей земли и людей?! За то, что я за закон, а не слепую справедливость? Неужели для того, чтоб остановить эту череду смертей, мне следует простить его? Неужто от своего желания я тоже грешник, который идёт против твоей воли?..

– Фух, слава Всесветному, помог нам, – по видневшейся уже дороге брели пропахшие дымом женщины в мокрых юбках, – сено придётся новое заготавливать, а то ж деньгами возьмут… не нашли, почему загорелся-то?

– Да кто знает, мальчишки небось баловались, – вторил ей женский усталый голос. – Как теперь-то найти? Хоть лошади все целы, мы ж всей дерёвней складывались на них… о, Ваше Сиятельство! – девка обернулась и глубоко поклонилась. – Вы оденьтесь, замёрзнете же! – заволновалась она. – Пошто там делали? Там ж одно болото да жабы, уж точно не для вашего племени!

– Замолчи, – тихо велел Лоренц, не прерывая своего и без того медленного шага. – И вели всему караулу, что встретишь, идти в управу. Скажи, господин приказал. Сейчас же, – он покрепче обхватил прикрытое камзолом тельце. Женщина покосилась на него удивлённо, но кивнула и потащила свою подругу куда-то в сторону.

Всем встречным, которые кланялись и желали хорошего дня, он говорил то же. И, когда он подошёл к управе, рядом стояла уже группа патрульных. Позади на дороге слышался стройный шаг не одного десятка солдат.

– Что происходит? – к управе подбежал запыхавшийся Юлек и наклонился, чтоб отдышаться. – За что собираете народ? Мы только тушить закончили, да, а тут уже вон экая оказия!

– Пропустите в дом, – приказал Лоренц. Тот, вздрогнув, приоткрыл перед ним дверь; вслед за ними прошёл караул. Дойдя до ближайшего стола, Сиятельство бережно опустил на него свою ношу, обнажив лицо и прикрыв тело своей одеждой.

– Благородие! – ахнула Анешка и бросилась своим фартуком вытирать испачканные грязью щёки. Юлек побледнел и снова потянулся за своим платком.

– Я позову Марту, – тихо проговорил Лоренц, глядя в сторону. Смотреть на стол не было никаких сил. – А вам всем надо узнать кое-что. Нам нужно их найти. Всех. До единого.

Патрульные слушали его рассказ, не перебивая. Те, кто был с ним сегодня утром, поначалу ехидно ухмылялись словам о ночном госте, но после улыбки с их лиц исчезли. Лоренц сказал и о полукровке, которого видел прошлой ночью.

– С ним говорил кто-то из деревни. Я не упомнил всех лиц, потому не могу сказать, кто именно. Да и говорили они по-нашему. Я от того и подумал, что он здешний, – горько добавил он. – А ведь мог всё закончить в первый же день!..

– А что за следы, которые вы видели сегодня? – чуть сипло спросил Юлек. Он, в отличие от Лоренца, стоял около стола и внимательно смотрел на лицо брата, подрагивая плечами от беззвучного плача.

– Каблуки… мужские сапоги с каблуками. Я думаю, что тот человек связан со всем в деревне; и он точно занимался то ли фальшивомонетничеством, то ли подделкой дворянских печатей. Я видел эти следы у места драки моего оруженосца с фратейцем, – он замолчал. В комнате раздавались только всхлипы Анешки.

– Что вы хотите, чтоб мы сделали? – нарушил тишину один из караульных.

Лоренц выпрямился.

– Идите в деревню, – велел он. – Просмотрите её до последней сажени. Я хочу, чтоб вы собрали всех, кто может быть связан с этими людьми. У кого есть такие же сапоги с каблуками. Кто темнее кожей, чем остальные. Кто отказывается открывать двери на приказ вотчинника. Кто не сможет объяснить, что он делал сегодняшней ночью. У кого дома вы найдёте чужую печать или знак горы со звездой. Лучше повязать невинных, чем пропустить убийцу. Вперёд!

– Беда будет… – прошептала Анешка, прикрыв глаза мальчика и коснувшись его лба. – Как бы всё это пережить…

Девка была права. Утренние обыски домов и рядом не стояли с тем шумом, что начался с выходом караула. Захлопали двери и закричали женщины, замки выбивались ударами ног, мужики ругались и лезли в драку. Юлек, не в силах наблюдать за происходящим, вернулся в управу и изможденно опустился на табурет.

– Почему они сопротивляются? – негромко спросил Лоренц. Он стоял на месте, изредка косясь в окно. – Неужели не понимают, почему это происходит?

Староста только усмехнулся грустно.

– Потому что их честь поругана, Ваше Сиятельство. К ним заходят с подозрением, да, будто они укрывают у себя южных убивцев. Ещё б они не возмущались!

– О какой чести у простого люда можно говорить, – прошептал юноша. – Им только волю дай, на куски бы нас порвали. Просто потому, что думают, будто нам выдалось лучше жить, чем им. Уважение? Благодарность за защиту и закон? Они же сидели на месте, пока в Терновке стоял произвол! – он ударил по столу. – Вам хоть кто из них предложил помощь в поисках виновного, когда начали находить мертвецов?!

– Подходил один, – негромко ответил тот. – Иан-мельник. Вы с ним, вроде, свидеться хотели?

Лоренц устало прикрыл лицо руками. Лоб до сих пор был в болотной грязи, но из смирения никто ему не говорил.

– Анешка, подай полотенце, – велел он. – Не до того было, признаюсь, – обернулся он к Юлеку с лёгким раздражением. – И как же, помог вам мельник?

С улицы раздался удар и крик. Девка вздрогнула и протянула висевшую до того на её поясе тряпку.

– Помог… – проворчал Юлек, – если б помог, мы бы сейчас не смотрели на то, – он махнул рукой в сторону окна. – Он утверждал, что на его дочь напал жених её за неверность, требовал поймать и повесить. Жених клялся, что не при чём, а девку его сам отец-то и прибил по-пьяни. Едва до смертоубийства в управе не дошло. Да вот только скажу я вам, Ваше Сиятельство, что они-то оба невиновны в том были, – он вздохнул. – Девка и правда гуляла, да и батька её тот ещё пьянчуга. Но нехорошей смертью она умерла. Не нашей. Её нашли без пальцев и языка в подвале с крысами. Наш люд-то до такого не додумается. Это всё эти чудища, вот клянусь, всё они, проклятые!.. да и вот, честно признаться…

Он смущённо замолчал. Анешка, не выдержав очередного вопля боли с улицы, подбежала и захлопнула ставни. Комната опустилась во мрак.

– Продолжайте, – повелел Лоренц.

– ...честно признаться, – сглотнув, прошептал Юлек, – пока с вашего лагеря-то не стали этими месяцами вояки приходить, у нас куда тише было.

– Вы на что намекаете! – вскипел Сиятельство. – Что солдаты легиона здесь натворили больше бед, чем ваши неучи?! Или что сами легионеры и виноваты в том, что у вас творилось, а?! Или, может, – он подошёл ближе к стулу старосты, – в тишине и с убийцами-чужаками вам проще было жить, чем по флоосским законам? – повысил он голос. – Так за то вас судить надо, а не солдат!

Юлек чуть задрожал.

– Не велите наказывать за то, Ваше Сиятельство, – пробормотал он, – слишком много всего произошло за последние дни. Нет уже сил. Не велите, прошу.

– Если вы не заметили, – всё больше распалялся Лоренц, – мы и сами пострадали с того, что у вас творится! Думаете, нам приносит радость отсиживаться за вашими стенами?! Или, может быть, считаете, что мне в счастье одному разбираться с виновниками в смерти моего оруженосца и вашего… – он осёкся. Юлек выглядел несчастным, будто сейчас снова заплачет.

– Не велите… – растерянно повторил он.

– Да будьте вы прокляты, – плюнул Лоренц и отвернулся к закрытому окну, – и вы, и ваше наследство, и деревня, и все эти жители!.. вы, кажется, и сотой части той боли не испытываете, которая свалилась на меня за эти три дня!..

– Первый есть, ВашСиятельство! – в комнату ввалился караульный, за шкирку он держал растрёпанного парня в потасканной одежде. – У Алека служит, нашли праздничные сапоги вот-де как вы и говорили! А ну покажь! – рявкнул служилый. Парень покосился на него и выудил из-за пазухи потёртый замшевый сапог.

– В подвалы его, – бросил Лоренц, – поставьте двух человек следить. И продолжайте.

В управу то и дело заходили караульные, ведя то капризного зажиточного мужика, не желавшего по доброй воле пускать вояк в дом, то потерянных парней, не сумевших оправдаться за прошлые ночи. Один мужчина выделялся из остальных более смуглой кожейи теми самыми каблуками. Некоторые лица были знакомы: бортник, один из караульных, подмастерье с амбара. Один мужчина был одет неожиданно богато и явно брезговал прикосновениями стражи. Но разговор был со всеми короткий: связать руки, за шкирку и в подвал под стражу. Гул драк и стуки дверей отдалялись по дороге, постовые заходили в управу всё реже. Юлек тихо сидел на своём табурете, уже прекратил плакать и теперь безучастно глядел на тот самый стол. Анешка открыла вновь ставни и, забрав полотенце, начала осторожно обтирать лицо Фрола от грязи и земли. Увидав его грудь, она взвыла и зашлась слезами.

– Хватит, – сдавленно прошептал Лоренц, не отрывая глаз от проходивших по улице караульных. – Сходи в лекарский дом, позови Марту. Пусть посмотрит, пусть… подготовит.

– Как его хоронить, Ваше Сиятельство? – староста наконец поднял взгляд. – Кажется, сегодня службу и ужин на всю Терновку ставить не стоит?

– Как хотите, – бросил юноша, не глядя в его сторону, – ваш брат, вам решать. Я ему сказал уже всё, что мог. Теперь ваш черёд.

Снова раздался крик, снова кого-то потащили по дороге. На улице начало мести мелкими твёрдыми снежными крупицами. Небо начало темнеть – то ли с непогоды, то ли от заходящего солнца.

– Эдак у нас скоро и подвалы закончатся, Ваше Сиятельство, – мрачно произнёс Юлек, наблюдая за происходящим на улице. – Мы же на границе. Тут у каждого второго трофеи с боёв.

– Значит, мы допросим каждого второго, – равнодушно ответил Лоренц. – И вы пойдёте со мной, и будете запоминать всё, что они скажут.

Марта зашла в управу вместе с хмурым постовым. Знахарка прошла к столу, на котором лежало тело, и принялась раскладывать на нём свои бесконечные склянки, лоскуты ткани и полотенца. Караульный отрывисто поклонился и доложил, что они осмотрели все дома деревни вплоть до храма и оспенных кварталов.

– Хорошо, – прошептал юноша. – Проводите нас к ним.

В запертой камере подвала управы сидело не меньше двух десятков мужчин. Все они были угрюмы и беспокойны. Лоренц попытался было определить по взгляду, кто был взволнованней всех; но по итогу решил, что боится больше всего Юлек и молодой постовой, стоящий прямо около решёток.

Допрос шёл не быстро. Мужиков по очереди под стражей провожали в дальнюю камеру подвала: Лоренцу она приглянулась из-за кандалов на стенах и старой запылённой дыбы в углу. Он не планировал использовать их в деле, но взгляд пришедших сразу становился нервным и бегающим.

– Чего делал ночью? – сурово спрашивал он, сверля взглядом почерневшие колодки в углу.

– Хозяин пришёл спать после ужина у Благородия, – первый паренёк, помощник Алека на фуражном складу, явно робел перед дворянином. – Так и нас заставил, вот сразу заставил, вот вам слово! Принёс, нам, канеш, выпить там, закусить, за упокоенную госпожу, ну так и всё, и легли все, мы ж в одном доме все!..– Откуда сапоги?

– Дочь вышла замуж за сына купеческого, – хмурился бортник, – он нам на свадьбу всем новую обувь притащил. Да мне неудобно, в грязи вязнет, работать не выходит. Надевал вон только на свадьбу к Розочке, да на службы иной раз приходится, бывает, если обувь грязная слишком для того, чтоб в храм в ней ступать.

– Помнишь родных своих? Кто с юга?

– Бабка.

– Не дед? – изумился Лоренц. Смуглый парень покачал головой.

– Он бабку забрал от них и привёз трофеем. Отца, говорил, прятали в доме, пока не выучился говорить и молиться Всесветному. А бабку так со света и сжили… нравом резкая очень была. Не полюбилась нашим. А я вот… – он пожал плечами. – Бледнее батьки, на том и спасибо. Не знаю языка. Не знаю, кому кланяются. Мать с папкой-то здешние, праведные, и меня так же растили.

– Знаешь, что это? – Сиятельство протянул ему медальон с трупа. Парень покрутил его в пальцах и снова пожал плечами.