Текст книги "Кровные оковы (СИ)"

Автор книги: Властимир Невзоров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)

– ...то вы, похоже, действительно перечитали сестриных книг, – развёл руками Олаф. – Пожалуйста, не разыгрывайте сейчас глупое благородство. Это было их решение, мы пришли в деревню не для того, чтоб её обокрасть. Если вы захотите расплатиться за ночёвку, то только унизите этих добрых людей. Верно, господин Юлис?

Монах кивнул.

– На всё есть воля его, – он коснулся переносицы, – и всё происходит с его желания. Не перечьте деяниям Всесветного, если хотите остаться под его благословением. Пусть всё идёт своим чередом.

Лоренц поболтал содержимым кружки. Допивать теперь не хотелось. Закон предопределения он с детства считал каким-то глупым и слабовольным; но, с другой стороны, если всё вокруг имеет божественное начало, значит, и его непокорные мысли не могут быть грешны. Кто же ещё мог их заложить в его голову? Но эти речи он всегда оставлял для учителей риторики и ораторского искусства. Юлис покосился на его задумчивое лицо, словно знал, о чём тот сейчас думает, и подтянул к себе одну из полных тарелок.

В кабак набились его солдаты; кто-то оставался с ними, кто-то уходил в комнаты. Оба командира-пятидесятника сели в угол, утащив за стол свои порции супа, и негромко о чём-то переговаривались. Тот бунтарь-вояка попытался было прибиться к ним, но был отправлен восвояси недовольным зычным басом одного из них.

В зале оставалось всё меньше народу. Кто-то из деревенских иногда заходил и присаживался с краю, с каким-то подобострастием глядя на центральные столы; но в какой-то момент Лоренц поймал себя на мысли, что рядом с ним сидит только задремавший от тепла и сытости господин Юлис. Осторожно поднявшись, чтоб не разбудить монаха, сиятельство побрёл к выходу.

Сон не наступал. Из головы не выходили слова церковника. Не разыгрывайте благородство… почему сразу книги?.. глупо, как же глупо отправлять во главе человека, ни разу не решавшего ничего в собственном доме! Только полный дурак может ждать от него мудрых и взвешенных поступков. Даже малолетний монах над ним посмеялся...

– Тоже не спится, а?

На скамейке у колодца сидел тот самый бунтарь. Лоренц поднял на него взгляд и вздохнул. Нужно было собраться, чтоб не ударить перед ним в грязь лицом. Всего через полтора дня он перестанет быть его проблемой, сказал Олаф.

– Знаю, о чём думаете. Я не раскаиваюсь. А вам надобно привыкать.

– Это не то, к чему я бы хотел привыкнуть, – вырвалось у Лоренца. Вояка усмехнулся как-то по-доброму.

– Не думайте, что увидите в лагере много чести. Я герб не сниму. И вас не оскорблю. Но за двором другие правила. И отношения здесь куда важнее титула.

Сиятельство присел около него. Мужчина склонил голову и продолжил:

– Редкие люди спасут господина, а не верного друга. Постарайтесь стать им, если действительно хотите почёта, – он поклонился и встал с места. – Мы верны вашей семье. Но вас мы не знаем.

Лоренц поднял глаза. У вояки был серьёзный и хмурый взгляд. Через щёку и нос шёл старый шрам, которого он не заметил тогда в кабаке. Только сейчас, глядя на рану, он осознал, что всё действительно по-настоящему. Кто-то не вернётся, другие будут искалечены, и хорошо, если половина всего отряда придёт домой и сложит те самые сказки, которые после будет читать Катарина их общему ребёнку. Разыгрывать глупое благородство…

– Мне многому предстоит научиться, – наконец ответил он, глядя ему в глаза, – но, поверьте, я возьму в преподаватели людей, которые больше вашего заботятся о своей чести и чести их господ. Я благодарен вам. Но непрошеных советов не потерплю.

– Как знаете, – солдат выглядел скорее насмешливым, чем расстроенным. Поклонившись вновь, он неторопливо отправился в сторону низеньких деревянных жилых домов – туда, где разместили не поместившихся в таверну людей. На востоке уже забрезжил восход, и показалась тонкая полоса света из-за горизонта. Спать оставалось совсем уже немного. Прогулка облегчения не принесла – голову заняли мысли ещё тяжелее прошлых. Стать другом, а не господином… Лоренца не учили такому. Он привык к иной верности, а добрых друзей и вовсе не имел, кроме Олафа и сестрёнок. И Аннет… мысли о девушке смешивались с воспоминаниями сегодняшнего утра. Бледные заплаканные щёки, растрёпанные волосы и тонкая льняная сорочка. Катарина, верно, сейчас лежит в кровати с такими же беспорядочными косами и красными глазами. Её верность точно была по статусу, а не по чувствам. Как же тогда вести себя со своими людьми, если даже супруга видит в нём господина, а не верного товарища?..

Рядом с выделенной для него отдельной комнатой дежурил сонный парнишка. Поклонившись, он открыл дверь. Ночью, лёжа на кровати с открытыми глазами, Лоренц вспомнил мальчишек с козами. И открытые ставни кузнецкого дома, и поникшего отца, и заплаканные щёки в веснушках. И за эти веснушки он готов был сделать куда больше, чем за гербовую повязку или обещания почестей. В словах пехотинца была правда... не играйте в глупое благородство. Станьте верным другом. Редкий человек спасёт господина...

Проспал он совсем недолго. Пятидесятники подняли спящих громкими командами и безразборным стуком в двери. Постовой пытался было их остановить, но его, похоже, просто отодвинули в сторону.

Без семьи и многочисленной отцовской свиты сборы действительно были спокойней, и неуместных воспоминаний о приюте больше не появлялось. Девки провожали солдат странными взглядами – восхищением и болью, восторгом и досадой. Можно лишь надеяться, что его люди вели себя этой ночью пристойно.

– Им теперь все комнаты в порядок приводить, – оруженосец встал рядом, оглядывая девушек, – несколько дней работать, просто чтоб можно было принять следующих на постой.

Лоренц покачал головой.

– Их работа проще, чем у многих других. Надеюсь, не я один молился сегодня ночью о том, чтобы вскоре они снова нас приняли в том же составе.

– Господин Юлис уж точно просил о том же, – улыбнулся Олаф. – но, кстати, вы были правы вчера утром. Без надзора Его Сиятельства построение проходит куда тише.

– Удивительно, – пробормотал парень, проходя к прилавку. Помедлив, он достал кошель, отсчитал десяток золотых монет и положил их на стол. Обернулся к Олафу – тот только недовольно покачал головой и прошёл к кобыле, которую уже привели мальчишки с конюшен.

– Если вы меня осуждаете только за плату, то можете не утруждать себя воспитанием, – Лоренц, подъехав к нему на лошади, снова привычно поджал губы. – Я хочу, чтобы в деревне нас вспоминали с благословением, а не проклятьями. Увольте, я не желаю, чтоб в моём первом походе высшие силы были к нам неблагосклонны.

Сосед только усмехнулся тихонечко.

– За каждого из нас молится его семья. Неужели вам этого мало?

– Если вы считаете моё воспитание глупым благородством, значит, так тому и быть, – отрезал Лоренц, чувствуя, что начинает терять терпение. – Но моя совесть будет чиста и передо мной, и перед этой деревней, – он пришпорил кобылу, и та припустила вперёд. Ему хотелось поскорей оставить позади и без него бедствующую Кальгинку, и ночные разговоры, и насмешки господина Юлиса, и недовольное цоканье языком Олафа. Уже сегодня к ночи они прибудут на место; не это ли сейчас главное? Кобылка оруженосца снова поравнялась с ним. Тот наконец-то вспомнил свои заботы и ехал молча, пристально глядя вдаль. Отряд позади немного отстал, но знамя, которое нёс Олаф, было видно издалека: на ближайшем повороте они их догонят.

Они не устраивали привалов, следуя по пыльной просёлочной дороге. В степях уже не было видно ни мальчишек, ни скотину: слишком близки были места к печальным находкам от фратейских гостей. Верно, детей теперь и вовсе не выпускают со дворов, чтоб не искать после их тела в степи. На западе вдали виднелась оградка и дым от домов. Это, похоже, та самая Терновка, куда справляют больных с границ. Вы заедете туда, сказал ему Ян… неужели угрожал ранениями? Или намекал на то, что туда стоит приехать с проверкой? Он, кажется, говорил прямее, чем привык слышать Лоренц. Похоже, злого умысла в его речах не было. Может быть, и правда заглянуть туда на обратном пути?

Время близилось к закату, когда от людей позади снова послышался тихий ропот. Командиры пресекли возмущения, но и их можно было понять: отряд шёл без передышки с самого рассвета. И, только солнце наконец коснулось земли, а в редких тонких деревцах послышался посвист совы-сплюшки, далеко вдали показались выстроенные линией телеги и дым от костров.

– Мы почти на месте, – негромко произнёс Лоренц, щурясь от ярких вспышек огня, – передайте командирам, пусть объявят солдатам. Скоро прибудем в лагерь. Я жду от них идеального поведения хотя бы сегодняшней ночью.

Олаф чуть поклонился и привычным движением поводьев развернул кобылу назад. Обозы приближались быстрее, чем того хотел бы Лоренц. Когда он смог различить знамёна на въезде – синие лилии на белом поле, герб святейшего князя-императора, и красно-белое полосатое полотно фельдмаршала Орне Фернетта, живот скрутило, а сердце снова ухнуло вниз. С силой сжав кулаки на поводьях, сиятельство медленно выдохнул. Обернувшись к горнисту, он махнул рукой; тот дал пронзительную ноту, и повозка, стоявшая на дороге, медленно отъехала в сторону, открывая проход внутрь.

Глава 2. Гордость

– Да, мы вас ждали, – патрульный поклонился и хмуро оглядел прибывших. – Сколько людей? Нужна кому помощь?

– Сотня рядовых, два пятидесятника, – Лоренц ступил на землю и похлопал лошадь по шее. Устала ведь, бедняга. – Мне нужно видеть князя.

– Князя всем нужно видеть, – ухмыльнулся патрульный, – эй, Руф, отведи новоприбывшего к Его Светлости! – крикнул он в сторону, и тут же повернулся обратно. – Телеги разгружаем здесь, лошадей и пожитки берём с собой, а повозки встанут в круг к нашим. Знаменосец, за мной – покажу вам ваш угол.

Вокруг сразу все зашевелились, хоть и без дворовой суеты. Олаф отправился за встретившим их патрульным, командиры снарядили людей разгружать телеги с едой и вещами, а возничие распрягали лошадей. Тот самый Руф, бодрый темноволосый парнишка лет двадцати с какой-то травинкой в зубах, махнул Лоренцу рукой и повёл его вглубь лагеря.

Расставленные на траве шатры складывались в целые кварталы. У самых больших развевались знамёна знатных соседей Мерфоса: чёрные на зелёном полосы, вздыбленный лев на пурпурном поле, перекрещенные мечи на белом… по левую руку стояли столы с натянутым над ними тряпичным навесом, а рядом тлели угли в огромном кострище: похоже, здесь готовили на всех еду. Далеко слева раздавалось громкое ржание и резко пахнуло навозом. Из шатра позади раздался звонкий девичий смех; Лоренц вздрогнул от неожиданного звука.

– Что здесь делают женщины? – осмелился-таки он спросить у своего провожатого. Тот развёл руками.

– Вы, господин, точно не захотите видеть две тысячи мужиков, запертых в одиночестве. Да ладно вам, успокойтесь, – хохотнул Руф, – в первую очередь они прачки и посудомойки.

– А во вторую? – нахмурился Лоренц. Тот только снова чуть ухмыльнулся и ускорил шаг. Женский смех затих, кони были всё громче. Из-под навеса поодаль послышались хриплые крики, ругань и удары. Сиятельство покосился на шатёр.

– Вы ничего с этим не сделаете? – уточнил он. Чем ближе они подходили, тем яснее была слышна драка. Руф махнул рукой.

– Это обычное дело. Небось не поделили выигрыш или поспорили, кто сегодня пойдёт в караул. Пока не втягивают остальных, всё хорошо. Вы что, в первый раз?

Лоренц вздохнул. В деревне над ним насмехались из-за слишком уж развитого чувства долга, здесь – за то, что он привык к порядку и законопослушным подданным. То ли ещё будет… этот Руф его старше всего на пару лет, по одежде – простой человек, а позволяет себе язвить, будто Лоренц – его конюший, не выше.

– Доложи Светлости, – велел военный, остановившись у огороженного высокого шатра и чуть поклонившись постовому, – к нему гости пожаловали.

Постовой, кивнув, зашёл внутрь. Через мгновение он вернулся и, поклонившись Лоренцу, жестом пригласил его зайти.

За забором был широкий свободный двор, в центре которого стоял шатёр с тем самым червлёно-белым полосатым знаменем. У костра на табурете сидел сам князь – рослый воин с медно-каштановой бородой, серьёзный и хмурый. Чуть поодаль, расположившись прямо на траве, молодой мужчина с посеребрённой сединой косой неспешно правил заточку на мече. С другой стороны шатра черноволосый юноша в одной одежде, без кольчуги, собирал бумаги в небольшой ларь.

– Ваша Светлость, – Лоренц низко поклонился. – Мы прибыли так быстро, как только смогли.

Бородач поднял голову и чуть кивнул в знак приветствия.

– Альмонт? – он махнул рукой на повязку с гербом.

– Лоренц, сын Его Сиятельства Филиппа. Батюшка мой просил передать вам это, – юноша вынул из-за ремня письмо и протянул его фельдмаршалу. Тот, не вставая, забрал лист, разорвал печать и развернул бумагу.

– Я думал, что не вы его первый сын, – чуть хмуро отозвался фельдмаршал. Лоренц насупился.

– Мой старший брат – незаконнорожденный. Он подведён ко двору совсем недавно и не обучен держать оружие. Остальные дети – девочки, и потому поехать мог только я.

– Вот как… – пробормотал Фернетт, не отрываясь от чтения письма, – значит, вас отправили, как единственного наследника и преемника…

– Именно так, – юноша улыбнулся.

– Или просто захотели избавиться от соперника за место в управе, – пробормотал седой, не отвлекаясь от своего дела. Лоренц побледнел.

– Не дерзи, Айскальт, он дворянин! – вспылил князь. – Или ты хочешь, чтоб тебя высек этот юнец?!

– Извините меня, господин, – мужчина тихо вздохнул и, повернувшись к Лоренцу, низко поклонился. Не дожидаясь хоть какой-то реакции, он снова вернулся к своему мечу. Орне Фернетт устало потёр виски и, вернувшись к чтению, надолго замолчал. Юноша, собиравший бумаги, наконец закончил свою работу и захлопнул свой сундук. Князь выдохнул и сложил письмо.

– Что ж. Батюшка ваш искренне просит о том, чтоб мы назначили вам учителя и не отправляли в путь ближайшую дюжину дней. За людей ваших, впрочем, он подобного не писал… так что за вами присмотрят, а вот ваших… сколько их?

– Сотня… – пробормотал Лоренц. Не скрывая любопытства, он рассматривал юношу с бумагами: высокий, черноволосый и очень уставший. Кажется, для него военный лагерь ещё менее привычен.

– Вашу сотню солдат, как оклемаются от перехода, включим во Флоссфуртский приказ. Вы с ними пойдёте сразу, как только приставленный мечник решит, что вы умеете всё, что должно. Думаю, у вас было хорошее образование… – тихо добавил князь Орне в сторону, – ваш отец должен был постараться.

Что ж, хотя бы не отправят на передовую без подготовки. Это, увы, не только радовало Лоренца, но и оскорбляло немного – неужели даже батюшка не считает, что он годен к службе? У них же было столько лет на подготовку!

– Проводи господина Мариана к конюшим, и моей гвардии тоже передай о сборах, – велел князь, пряча письмо за ремни, – мы выедем сегодня же ночью, как только покончим со всеми делами.

– Не думал, что голове приказа впору быть посыльным, – седой отложил оселок и хмуро взглянул на Фернетта. – Почему не отправить постового?

– Потому что голова приказа ты только на поле боя, – отрезал тот, – а здесь, будь добр, исполни волю великого князя и своего прямого командира!

Чернявый попытался было поднять ларь, но сделал с ним несколько шагов и поставил его обратно на землю дрожащими пальцами. Седой покачал головой, подхватил сундучок одной рукой и кивком пригласил паренька проследовать за ним. Когда оба вышли, а постовой встал на своё место, Фернетт сложил руки на груди и окинул Лоренца изучающим взглядом.

– Введу вас пока в курс дела. Фратейские войска стоят по нашу сторону Левсан, последняя разведка доложила о рассредоточении четырёх тысяч людей вдоль всего берега от моста и почти до гор на востоке. Мы ожидаем от них не прямой битвы, а мелких стычек по всем направлениям от реки. В идеальных условиях мы это предупреждаем и идём с востока к мосту, разбивая их на пути. Со стороны переправы нам навстречу будет двигаться первый Ивкальгский приказ – людей в нём сейчас больше, чем в столичном. В неидеальных… разведка была шесть дней назад, мы ждали несколько знамён и не могли выйти. В ближайшие два дня отряд отправится снова для изучения ситуации. Вопросы? – князь наклонил голову к правому плечу, с любопытством глядя на юношу.

– Был один, – признал тот, – вы связываете убийства в городах с переправой?

Мужчина, нахмурившись, прикрыл глаза.

– В городах не видели чужаков. Если нападения прекратятся, когда мы вытесним Фратанию обратно на свои земли, тем лучше. Если нет – то это не тот вопрос, который мне предстоит решать.

– Да… спасибо, – пробормотал Лоренц. Из головы не выходили слова князя. Пойдём вдоль всей реки! Лишь бы названный учитель признал его мастерство. Отсиживаться в лагере, пока его люди уйдут в поход, было бы не то что невыносимо – это было бы позором.

Постовой снова отошёл и скрипнул калиткой, а мужчина с косой вновь вернулся на лужайку. Бережно вытерев меч от земли, он вернул его в ножны и принялся чистить оселок, на который налипла мокрая осенняя трава.

– Походите сегодня ночью по лагерю, поговорите с командирами, – велел Фернетт. – Вы ведь впервые здесь? Убедитесь, что знаете всех людей, которые привели сюда свои войска. Поверьте, знакомство избавит вас от проблем. К тому же, вам нужно выбрать себе учителя.

– Из кого я могу его выбрать? – недоверчиво спросил Лоренц, разглядывая чужой шатёр. С ним снарядили такие же, только размером меньше – для него, и совсем небольшие, на десять человек вповалку – для солдат. Князь махнул рукой.

– Из рядовых не советую, не все достаточно обучены. Если человек хоть до десятника дошёл, то от него будет толк.

– Понял, – отозвался тот. – Тогда вы, – он кивнул в сторону седого. Тот поднял в удивлении брови. Фельдмаршал окинул Лоренца не менее изумлённым взглядом.

– Но почему? Вы же ещё никого не видели в деле?

– Потому что это первый человек, который с моего выхода из дома не пытался передо мной юлить, – отрезал юноша. – Я не был оскорблён вашей дерзостью при знакомстве. Но буду благодарен, если вы преподадите мне несколько уроков военного дела. Кажется, голова приказа для этого достаточно опытен?

Мужчина, помедлив, склонил голову.

– Если вы того желаете, господин.

– Сиятельство, – нетерпеливо перебил его Лоренц.

– Если вы того желаете, Ваше Сиятельство, – повторил он и выпрямился. – Если вы будете не против, можно начать завтра после завтрака. Днём у меня намечено много дел.

– Что ж, дело улажено, – пробормотал Фернетт, – могу лишь надеяться, что этот союз приведёт к толковым результатам.

Седой бросил в шатёр точильный камень и вернулся на своё место. Теперь настал его черёд с любопытством разглядывать Лоренца: тот, как и ушедший уже чернявый юноша, был в обычной парадной одежде, и потому смотрелся ещё чуждым этому месту. «Могу лишь надеяться», сказал князь. В кого из нас он не верит?..

– И ещё кое-что перед тем, как я отбуду в Ивкальг, – фельдмаршал чуть улыбнулся. Встав со своего места, он взял с табурета плащ в гербовых цветах с белой меховой оторочкой по вороту и накинул его на плечи. Затем медленно достал свой меч и вонзил его в землю перед Лоренцем.

– Сядьте, – велел Фернетт. Юноша, подняв на него недоверчивый взгляд, медленно опустился на колени. Холодный металл перед лицом внушал ему восторг и трепет; закрыв глаза, Лоренц почувствовал, как клинок плашмя лёг на его голову.

– Лоренц из семьи Альмонтов, – голос князя был строг и торжественен, – клянётесь ли вы в покорности и верности святейшему князю-императору Альфонсу Лассалю, его семье, детям и потомкам до самой своей смерти?

– ...клянусь, – чуть дрожащим голосом прошептал парень, не смея открыть глаза.

– Клянётесь ли, – с нажимом продолжил тот, – верно служить на благо Флоосской Империи, беречь её свободу и свободу сыновей и дочерей её?

– Клянусь!..

– Клянётесь ли исполнять без колебаний приказы офицеров, не идти против службы ради корысти и сохранять честь свою, своих людей, командиров и святейшего князя-императора?

– Клянусь! – Лоренц открыл наконец глаза и почувствовал, как по щеке побежала слеза. Меч стал таким тяжёлым. Медленно подняв клинок и вонзив его в землю, фельдмаршал протянул ладонь. Новоиспечённый воин коснулся губами его перстня и поднял взгляд. Князь улыбался по-отечески заботливо, чуть прищурив тёмные глаза.

– Поднимитесь, – велел он. – Добро пожаловать на службу в императорский легион, – Фернетт похлопал его по плечу, – я всегда рад новой крови. А теперь ступайте проверить, как устроились ваши люди, и можете быть свободны до самого подъёма. И… прощайте. Мы не cвидимся с вами ещё очень долго.

Лоренц глубоко вздохнул, не в силах справиться с восторженной дрожью, глубоко поклонился фельдмаршалу, кивнул седому и направился прочь из их дворика. Не о том ли говорил когда-то батюшка, сказав, что дни после первого призыва навечно врезались в его сердце? Юноша во всех помыслах был верен родному государству, но только сейчас, после клятвы великому князю, он понял, что никогда в своей жизни не подумает больше ничего худого о Флоосе. Сохранять честь свою и командиров… надо будет напомнить тому вояке-бунтарю о клятве. Он снова прошёл мимо того самого шатра, откуда ранее доносилась драка; двое мужчин сидели перед костром, у одного разливался синяк на скуле, у второго на повязках ладони проступала кровь. Они сидели молча, с недовольным и угрюмым видом, и пили что-то прямо из бутылок. Неужели смогли разрешить ссору и помирились?

Лоренц еле нашёл своё знамя среди десятков других. Вокруг его шатра солдаты уже расставили свои навесы, развели костры и, расположившись вокруг, отдыхали от долгого перехода. Какой-то умелец достал ребек – как только пронёс в казармы? – и принялся наигрывать бодрые мелодии. Несколько человек вокруг принялись подпевать, но на танцы уже никого не хватило. Слишком уж долго шли. Слишком хотели спать.

Внутри шатра не было теплей или уютней, чем на улице. Олаф заботливо постелил какое-то подобие ковра, чтоб господин его не спал на мокрой траве, и достал ему тонкое одеяло. Сам оруженосец лежал на спине у подпорки и задумчиво глядел наверх. Кольчуга его лежала рядом на плаще.

– Не раздевайтесь, – отозвался Олаф, увидав, что Лоренц пытается стянуть с себя сапоги, – ночью будет холодно. Можно развести огонь, но тогда придётся пустить кого, чтоб он не спал и следил за костром.

– Нет… нет, – пробормотал юноша, – пока не надо. Попробуем так... – ветер к ночи усилился, и по ткани, заменяющей крышу, забил мерзкий моросящий дождь. Вечера в степи даже летом холодные. Но Лоренц рассудил, что правильней будет хоть в первые сутки держаться с достоинством; а после можно уже и разводить ночные костры, и зазывать сюда рядовых для помощи.

Ночь была тяжёлой. По траве стелился ночной влажный ветер, дождь так и не прекратился к рассвету, и его шум, такой уютный дома, мешал уснуть. Снаружи то и дело раздавались пьяные разговоры, хохот, ругань и песни. Перекрикивались патрульные, обходившие лагерь, подавали голос недовольные кони. После крики стали и вовсе невыносимы – послышался шум из центра, стук копыт, скрип телеги и громкий голос фельдмаршала. После недолгой возни всё затихло, но вояка с ребеком никак не мог угомониться, и к нему для развлечения приходили уже, кажется, и с других дворов. Олаф при этом спал как младенец.

Ещё до восхода солнца, как только на горизонте показались первые робкие лучи света, горнисты затрубили подъём. Лоренц потёр глаза – он то и дело проваливался в дремоту, но уснуть так и не вышло. Вместо долгожданного отдыха ночью было испытание похуже дороги. Шум, не стихавший всю ночь, после побудкистал ещё громче. Похоже, вечером всё-таки было сравнительно тихо… порадовавшись тому, что сейчас не надо натягивать на себя многочисленные жилеты и рубахи, сиятельство осторожно откинул полог и вышел наружу. Люди собирались к выходу из их двора, а возле тех самых навесов с кострищем, откуда теперь валил дым от костра, уже была настоящая толпа. Лоренц огляделся по сторонам – такая же картина была и в других сторонах. Кухонь, похоже, было несколько. Неудивительно – Руф что-то говорил про две тысячи мужиков… за общим столом пришлось бы завтракать до самого обеда.

– Господин, вы что, собираетесь на раздачу? – Олаф тоже наконец встал, и выглядел при том куда свежее своего сюзерена. – Для вас же взяли нормальную еду, можно позвать рядовых, чтоб…

– Нет! – резко ответил Лоренц. – Я хочу взглянуть, в каких условиях будут жить вверенные мне люди. Что значит «взяли нормальную еду»? Неужто здесь она ненормальна? Как, по-вашему, должны жить простые солдаты?!

Оруженосец только усмехнулся негромко. Вдруг вспомнились слова того бунтаря. Вы не увидите в лагере много чести, сказал он. Лоренц подумал о женском смехе, сбитых костяшках и криках ночью. В первую очередь они прачки… неужели все эти клятвы, перстень, плащ с горностаем – это лишь видимость для командиров, которые предпочитают не думать о том, что происходит на самом деле? Взяли нормальную еду… и он ещё предлагал позвать рядового, чтобы тот ему сготовил завтрак! Неужто никто не видит в этом ничего странного?.. нет, Лоренц, конечно, не пытался никогда стереть разрыв между ним и дворовыми; да и тонкая душа не мешала ему наказывать слуг за проступки. Но здесь, внутри кольца телег и тропинок патрульных, чести и правда было куда меньше, чем в родном поместье.

Он встал в конец очереди к столам, с каким-то обречённым любопытством заглядывая вперёд. Воины перед ним стояли молча и огрызались на любой зов – кто-то попытался поздороваться, кого-то похлопали по плечу, кто-то случайно толкнул впереди стоящего… позади Лоренца встал тот самый мужик со сбитыми вчера костяшками правой руки. Мимо очереди прошёл староста Бедренки, соседней с Мерфосом деревушки. Оглянувшись и увидав своего сюзерена, стоящего среди рядовых, он не смог сдержать добродушного удивления.

– Вы пошто здесь встали, ВашСиятельство? До самого обеда ж прождёте! – он схватил Лоренца за руку и потащил вперёд. – Вы же на днях приехали, ничего не видали пока? Как ваш батюшка? Поздновато он народ-то выслал, а?

– Стойте… да стойте же! Неужели все командиры идут без очереди? – возмутился Лоренц, выхватывая и потирая многострадальную ладонь. – Я собирался проверить, в какие условия привёз людей, и есть буду с ними за одним столом!

– Вас никто не неволит! – замахал руками староста, – извините дерзость мою! Сядете, конечно, сядете с ними! Но дворянам и правда нет нужды стоять вместе с простыми, нас пропускают без ругани – вот, посмотрите. Так как батюшка-то?

Рядом со столами и правда стояло несколько человек в одежде побогаче. Неужели хоть у кого-то здесь хватило достоинства не тащить с собой разносолы, а делить хлеб с рядовыми?.. ан нет, один ушёл просто с горячим травяным чаем, не притронувшись к еде, а другой велел достать из-под стола бутылку, явно не доступную простому люду… какой-то парнишка победнее велел подать ему то же самое, что и остальным, и ушёл с порцией куда больше, чем стоявший перед ним исполинского роста мужик с заткнутым за пояс топором.

– Балаган… – пробормотал Лоренц. – Батюшка плох, но встаёт с тростью. Держится, как может, да пошлёт ему Всесветный доброе здравие, – он коснулся переносицы рукою. – А отправил меня сразу, как только смог собрать и снарядить отряд. Надо было постараться, чтоб в городе тоже остались люди, нужные в случае бед. Мне то же, что и им, – подойдя к столу, он кивнул на смиренно пропустивших его солдат. Пухлая уставшая женщина за столом шлёпнула какую-то жижу в миску, налила мятного чаю и сунула ему в руки. Лоренц понюхал тарелку недоверчиво – пахло вроде бы едой, но какой-то тошнотворной, с привкусом то ли почек, то ли просто несвежего мяса. А Олаф-то сюда не пришёл, сообразил он. Неужто решил, что может в одиночку есть господские припасы? Староста из Бедренки куда-то отошёл, не дождавшись окончания бесед, и Лоренц, абсолютно потерянный, стоял, оглядываясь в попытке встретить хоть какие-то знакомые лица.

Когда в толпе он увидал того самого вояку-бунтаря, от сердца отлегло. Протолкнувшись через разделявших их людей, юноша ненавязчиво встал рядом. Тот хмуро всматривался в окружающих и тоже уже держал свою порцию. Увидав рядом сюзерена, он осторожно, чтоб не расплескать еду, поклонился.

– Как спалось, Ваше Сиятельство? – с лёгкой издёвкой спросил он. Лоренц только головой покачал. – Ещё пара ночей без отдыха, и вы сможете уснуть. Привыкнуть надо к шуму.

– Иржи, видал наших? – крикнул чей-то голос поодаль. – Они где-то мёд откопали и квасят там одни без нас! Хорош языком чесать!

Лоренц повернулся в сторону звука. На руке внезапного собеседника была знакомая повязка с вепрем, а в руках было две полных тарелки. Парнишка, который звал собутыльника, увидав лицо своего господина, побледнел и вспотел за одно мгновенье.

– Вы, полагаю, проводите за наш стол нас обоих? – пропел юноша, делая шаг навстречу. Иржи, тот самый бунтарь, только хохотнул.

– У вас, Ваше Сиятельство, слишком хорошее мнение об этой дыре. Стол… эк придумали. Давай, провожай, – это он уже тому парню, – вишь, мы сегодня не одни будем-то.

Идти пришлось долго – почти на самое место их стоянки. Люди сидели прямо на траве вокруг потухающих, но всё ещё тёплых углей от ночных костров. Парень не врал – многие были уже навеселе. Или это они с ночи продолжают?.. тот самый солдат снова достал ребек, но сосед дал ему смачную затрещину. Похоже, ночная музыка надоела не только Лоренцу.

– Вы ещё не передумали насчёт своих запасов? – мягко спросил Олаф, присев рядом. Ему порцию принёс тот самый перепугавшийся пехотинец.

– Н-нет, пока нет, – пробормотал Лоренц, зачерпнув первую ложку. Каша была безвкусной, что в сравнении с её запахом было даже неплохо. Но, к её чести, сытной и горячей. После ночи на траве – не так уж и плохо. Конечно, хотелось её сдобрить колбасками, маслом и свежими булками, но где тут такое достать? Окружающие вояки весело и чуть пьяно переговаривались, уже закончив свои порции и приступив к пронесённым внутрь лагеря напиткам. «Должен ли я что-то с этим делать?..» – Лоренц рассеяно и чуть недовольно смотрел на мужчин, – «что-то сомневаюсь, что рядовым позволят бездельничать до самого выхода. А куда они в таком виде?..».

– Вы говорили вчера с Его Светлостью? – Олаф снова попытался вывести господина на беседу. – Он рассказал о планах на ваших людей?

– О, да, – юноша отставил опустевшую тарелку. – Вы не знаете, кстати, что делать с посудой? Мне сказали, что наши отряды отправят во Флоссфуртский приказ под общее командование. Вероятно, к делу придётся приступить уже очень скоро…