Текст книги "Кровные оковы (СИ)"

Автор книги: Властимир Невзоров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

Юноша усмехнулся и осторожно поднялся на кровати.

– Как нога ваша? – продолжил Фрол, присев рядом на кровать, – сам вижу, что паршиво. Но встаёте! Хорошо. Гулять ходите уже? Или сильно болеет?

– Встаю, – Лоренц кивнул на стоящую рядом трость, – а вот оруженосцу моему; помнишь оруженосца? Гулять пошёл напоследок – ему пообещали отхватить по самое бедро. Так что мне, право, не на что жаловаться, – он потрепал мальчишку по взъерошенным волосам, – скоро уже, верно, смогу и в гости к вам дойти. Пустишь меня?

Фрол засиял.

– Пущу конечно, Сиятельство! Юлек тоже рад будет! Он обещался сегодня тож зайти, кстати – я ему сказал, что вы уже встаёте, хоть и болеете. Не сказал, когда, после завтрака, наверное. Это я встаю рано, – он насупился обиженно, – и завтракаю с дворовыми, а он, бывает, до полудня проспит, дурак!

– Эй, эй, он устаёт, у него много дел, – отмахнулся Лоренц. – Передай ему, что приму в любое время. Разве что, если он придёт одновременно с Олафом, придётся ему подождать. Я должен присутствовать.

– Передам непременно, Сиятельство! – Фрол поклонился шутливо и, встав, подошёл поближе, с восторгом глядя на трость. – А кто делал? А можно потрогать? А…

– Вот ты где, ну конечно, – из-за стены высунулось чуть опухшее после сна лицо Юлека. – Извините его, Ваше Сиятельство, у вас с ним не комната, а проходной двор. Прослежу, чтоб больше не ошивался тут. Не помешали?

Лоренц поморщился.

– Бросьте, мне общение только за радость. Он сказал, что у вас какие-то новости?

– Думаю, вам будет приятней увидеть их своими глазами, – староста широко улыбнулся, – если и правда уже встаёте. Опять от ваших сюда прибыло, но здесь, конечно, не получится всех, сами понимаете… попутчики-то уже здоровые, с которыми прибыли? Ежели да, так стоит отправить обратно, ну а если нет, то и…

– Тихо, – велел Лоренц, подняв руку. Юлек замолчал. – Я понял, спасибо. Выйду. С местами разберусь. Что ещё?

Староста насупился. Верно, его обижало, что болтовню Фрола-то слушают внимательней.

– Кузнец городской уезжает обратно, он из ваших оказался, за ним девка приехала, то ли дочь, то ли сестра, молоденькая такая. Справлялась о вас, – забеспокоился он, – так и спрашивала, мол, как там наш будущий голова, чтоб новости домой передать. Хотела зайти, дак мы не велели, что ж за стыд, и…

– Дурень, – прошептал Лоренц, отвернувшись, чтоб сморгнуть внезапно выступившие слёзы. Она была! Была здесь! Их отделяла всего лишь стена знахарского дома, а решением старосты им не дали увидеться!.. – Чтоб в следующий раз вначале спросил, а после своевольничал!

Юлек вздрогнул.

– Ну вот потому и спрашиваю… – пробормотал он, принявшись перебирать пальцами край рукава, – с вашими-то, с прибывшими, н-да… из Кипрейки прибыла телега хлеба, вашим-де попутчикам передали пожелания выздоровления и благодарность, а вам вот енто просили выдать, – мужчина покопался в складках одежды и протянул Лоренцу сложенный вчетверо кружевной платок. – Отправляются сегодня ж на постой, куда их, собственно, и ждали-то когда-то давно. За храмом очередной труп, – он вздохнул, – но этот, кажись, сам.

Юноша принял платок, коснулся его губами и сжал в ладони. Это ведь от жены Лавра. Верно, она и правда не держит зла. Должно к ней наведаться сразу, как только сможет вновь сесть на лошадь. Он осторожно развернул ткань. Внутри лежал потёртый золотой медальон – круг с выгравированными в нём горой со звездой на вершине. Какой странный… может, это сняли с убитого?

– Кто на этот раз? – тихо спросил он, не отрывая взгляда от необычного амулета. Юлек пожал плечами.

– Знать не знаю, ВашСиятельство. Нездешний, похоже, от постоя лекарского сбежал. Внизу холма, то ли упал, то ли сбросился. На плече повязка ненашенская, жёлтая со зверем. У нас-то таких отродясь…

– Стой, – прошептал Лоренц. – Стой.

Староста недоверчиво посмотрел на него и перевёл взгляд на его одежду, сложенную неаккуратной кучей в углу комнаты. Из-под рукава рубахи свешивался грязный жёлтый лоскут.

– Ты видал сам? – осипшим голосом продолжил парень, – видал?

– Видал, Ваше…

– Костыль был? Нога раненая была?

– Не было костыля, ВашСиятельство.

Слава тебе, Всесветный. Лоренц прикрыл глаза. Но опознать всё равно нужно, чтобы послать в город весть.

– А нога да, перевязана и гнилью несёт. Давно лежит там, наверное. Редко кто на задние дворы ходит, вот и не видали, – Юлек пожал плечами.

Лоренц медленно откинулся обратно на подушки.

– ...дурень, – повторил он. В горле пересохло. – Не было воли, вестимо… с Кипрейки спасли, так судьбу свою здесь нашёл.

– Ваше Сиятельство?.. – недоверчиво переспросил Юлек. – Это из ваших?..

– Вон, – прошептал Лоренц. – Пошли все вон! – рявкнул он, ударив кулаком по спинке кровати. Фрол испуганно заморгал; староста схватил его за шиворот и понёсся к выходу. За ширмой кто-то недовольно засопел и перевернулся.

Он закрыл рукой лицо. Не отошёл от первого, так теперь и второй. Сколько ещё людей рядом должно погибнуть, прежде чем он вернётся домой? Сейчас-то можно роптать за неблагородную кровь на руках у судьбы? Не уберегла, не помогала, повела против; почему же его так хранит? За каждого из нас молится семья, вспомнил он слова Олафа; сколько же людей должно попросить о спасении, чтоб этого было достаточно? Какие боги ведут руку тех, кто поднимает её на имперцев? Не может же на то быть воли Всесветного! Олаф был верным и преданным человеком, не за что было его карать, кроме малодушия последнего месяца!.. Лоренц бросил взгляд на одежду, затем на трость, прикрыл глаза и медленно выдохнул.

– Марта! – крикнул он. Сбоку возмущённо засопели. Из коридоров послышались шаги, знахарка, тоже сонная, зашла к нему.

– Помоги мне одеться, Марта, – не терпящим возражения тоном велел юноша. – Собери мои вещи и отправь любого свободного человека с ними в управу. Я здесь больше не могу находиться.

– Никак в лагерь собрались? – заволновалась она, поддерживая его за руки, – да как вы поедете-то? И не будете слугу своего ждать? Да как так?

– Он не вернётся, – сорванным сиплым голосом прошептал Лоренц, – и я должен навести порядок хоть здесь, чтоб это всё не было зазря.

– Да что же… да почему всё… – причитала тихонько Марта, послушно завязывая шнуровку жилета на груди парня, – да что же вы сделаете, да какой тут порядок в наше-то время… а потом-то куда? А если не выйдет? А коли сами в опасности окажетесь? Нам-то как потом в глаза смотреть…

– Подумай лучше о том, как я буду смотреть в глаза его сыновьям! – в сердцах крикнул Лоренц, почувствовав, как по щеке снова побежала слеза, – он должен был вернуться домой, и он, и Лавр, и учить моего ребёнка, и обнять свою жену! Я хоть о похоронах в родном городе должен позаботиться, раз уж у вас никакого уважения нет к человеку!..

Знахарка замолчала, потупив взгляд. Она завязала пояс штанов и принялась натягивать ему на ноги сапоги.

– Я разберусь с вещами, – тихо сказала Марта, когда одетый уже Лоренц медленно, опираясь на трость, поднялся на ноги, – не беспокойтесь о том. Вас, верно, поселят в управе. Посылайте за лекарями в любой день, придут и помогут. Берегите себя.

– А ты, дочь монахов, не забывай молиться о нас всех, – отозвался Сиятельство. – Похоже, все наши жизни сейчас в одних руках. Спасибо тебе… за всё. Что сделала, и что собиралась. Вылечи моих людей.

– Уж постараюсь… – пробормотала она едва слышно ему вслед. Лоренц сделал шаг, другой, третий. Сегодня идти было легче. Я должен поговорить с Юлеком. Я должен похоронить Олафа. В голове бились одни и те же тупые мысли. Я должен найти виновных. Он сказал, что нашли внизу холма; ужели решил покончить с жизнью, не выдержав будущего позора и безденежья? Нет, нет, он не мог, он верный и праведный человек, он не мог пожертвовать жизнью после смерти ради благородной гибели на своих двоих! Может, всё же оступился, подвернул ногу, потерял костыль? Юлек сказал, что его не было рядом… может, напился пьяным в кабаке и кое-как дошёл до храма, а там… по дороге далеко впереди брели знакомые фигуры старосты и его младшего брата. Глядя на их поникшие головы, Лоренц тотчас испытал жгучий стыд за то, что накричал на них в лекарском доме.

– Стойте! Стойте, подождите! – крикнул он. Проклятая трость не давала ускорить шаг. Фрол, услышав, обернулся и радостно замахал рукой. Кое-как доковыляв до фигур, Лоренц остановился и чуть поклонился.

– Извините мою вспыльчивость, – тихо попросил он, – я очень расстроился новостью. Ваше Благородие, – он обернулся к Юлеку, – я хочу осмотреть место смерти моего оруженосца и отправить его тело в родной город для похорон.

– Ежели жрецы разрешат его хоронить… – недоверчиво протянул голова, – ежели он сам по доброй воле убился, то его ведь следует…

– Разумеется, если это позволят, – перебил его Лоренц. – Для того я и должен осмотреть место. И, если возможно, дальнейшие поиски виновных буду вести я сам. Подскажите, – он выпрямился, насколько позволяла его трость, – моего статуса будет достаточно для того, чтобы взять под управление ваших подчинённых и возглавить поиски?

Юлек смутился. У Фрола заинтересованно загорелись глаза.

– Будешь искать, будешь, да, Сиятельство? А мне тоже можно, а? А я смогу помочь?

– Д-да, я передам вам полномочия для управления караульными, – наконец признал староста, отодвинув младшего в сторону, – вдвоём всяко будет проще. У меня ж вон ещё и дома беда, мачеха, будь она неладна, при смерти… прости, прости, Фрол. Ну она правда не вовремя, – он поморщился. – Давайте я вас провожу. Вы быстро не сможете, наверное?

Они медленно побрели по центральной дороге деревни. Фрол скакал вокруг них, постоянно перебегал то на одну сторону, то на другую. Юлек терпеливо рассказывал о том, что они видели вокруг.

– Вот это фуражный склад, нам свозят для армии из мелких деревень, чтоб мы уже передавали. У нас из-за знахарей же часто ваши крутятся. Вон там, правее – кабак, можно и поесть-выпить, и ночь провести. Так-с, это у нас управа виднеется. Вы ведь к знахарям не вернётесь? У нас будете ночевать, в кабак не советую, там в последний месяц муравьёв просто не счесть. А вон там за двором амбар, он тоже складской, хлеб со всех окрестных полей. Ну что ж, а вот мы и подошли почти.

Впереди возвышались острые деревянные башенки храма. Сквозь стрельчатые витражные окна пробивался мерцающий огонь свечей, внутри двигались несколько силуэтов. В воздухе резко пахнуло пылью и затхлой влажностью.

– Вот тут осторожно, вот здесь ступайте на доску, так-с, ага… ну что ж, – Юлек остановился. – Что вы хотели здесь осмотреть?

Лоренц чуть выдвинулся вперёд. Храм стоял на высоком отвесном утёсе, двор позади был длиной всего в пару саженей, а за ними был резкий обрыв. При взгляде вниз его замутило – далеко на траве лежало изломанное тело с такими знакомыми растрёпанными волосами и повязкой семьи Альмонтов.

– Как можно спуститься вниз? – выдавил он, оглядывая двор. Пожухлая трава была смята. Около храмовых стен лежал такой знакомый костыль, чуть обломанный и испачканный в крови. Похоже, опёрся случайно на ногу и упал, потеряв равновесие… такая глупая смерть для такого храброго человека!..

– Пойдёмте за мной, – велел Юлек, – а ты, мелкий, тут стой, и ни шагу в сторону! – пригрозил он. – Ежели потеряешься, мне голову за тебя оторвут! Пойдёмте, Ваше Сиятельство, – он повёл их чуть в сторону, к более пологому склону. – Получится у вас спуститься? Я помогу, ежели что, но может и так, ну сами понимаете, н-да…

На спуск ушло много времени. Повторить судьбу своего слуги Лоренц не хотел, и потому одной рукой опирался на трость, а второй – на Юлека. Едва нога ступила с камня на траву, он тихо вздохнул и отпустил своего попутчика. Нельзя отводить глаза. Нужно завершить дело.

Трава вокруг была измята, будто Олаф после падения тщетно пытался подняться и выползти с оврага. Еле совладав с дрожью, Лоренц присел около тела и закрыл его глаза.

– Видишь, как вышло… – тихо сказал он, снимая с него повязку, – ты хотел стать учителем для моего сына, а сам не смог совладать с собственным страхом... я добьюсь праведных похорон. Я тебя не посрамлю.

Он сложил в ровную позу сломанные ноги, от которых несло сгнившей плотью, и перекрученные в суставах руки с торчащими из плеч осколками белых костей. От тела за версту несло алкоголем.

– Уж прости, – продолжил Лоренц тихо, – что я не смогу унести тебя сам. Ты бы меня унёс, я знаю, – он чуть подвинул тело, чтобы снять его с муравейника, и на траве под ним разлилось пятно крови.

– Ну что, Ваше Сиятельство? – тоскливо спросил Юлек. – Что повелите? Оставить, убрать?

– Уберите, – тихо велел Лоренц, – и несите в храм. Он должен быть похоронен дома.

– В храмах не принимают самоубийц, – холодно возразил тот, – вы извиняйте уж мою прямоту, но я и так тут на птичьих правах, и спорить с церковниками не собираюсь.

– ...под мою ответственность, – Лоренц вновь склонился над телом Олафа. – Мне нужно в управу. И в кабак, и в храм. И караульные, – он резко обернулся к Юлеку. – Дайте мне полдюжины дней. Я сделаю всё возможное, чтоб доказать праведность моего слуги. Если за шесть суток не найду доказательств, что он умер не по своей воле – будь по-вашему, жгите, как самоубивца. Но яма для костра должна быть достойна моего оруженосца, – прошептал он, не сводя глаз с перепуганного лица старосты. – Вы же не хотите меня оскорбить, верно?..

Глава 5. Мужество

Разговор с монахами Юлек взял на себя. Лоренц слышал крики, стук и шум из окон, но сил, чтоб зайти и сказать последнее слово, у него не было. Фрол стоял рядом, держался за его штанину и тихо сопел. Спуститься в овраг ему не разрешили, и мальчишка перепугался ещё сильней, услышав ссору монахов с братом.

– Тихо, тихо, – бормотал Лоренц, поглаживая его по непослушным вихрам, – он всё уладит.

Днём пара служащих перенесла его вещи из знахарского дома в управу. Один из них заикнулся было о том, чтоб забрать его припасы и одежду из лагеря; Сиятельство рассвирепел и едва не разбил ему лицо. Уж еда-то с вещами точно сейчас нужнее там, в холодных мокрых шатрах и ранних побудках! Иржи, передавая им последний свёрток с одеждой здоровой рукой, только усмехнулся, глядя на неожиданную ссору.

Всего полдюжины дней. Что можно успеть за такой короткий срок?.. ещё и трость! Если б можно было бегать, как раньше, или хотя бы объехать деревню на лошади!..

– Ох, конечно, Ваше Сиятельство, я вас провожу, – махнул рукой Юлек, – вроде я сегодня пока что не был нужен, нда, так что можем-с пройти, отчего бы и нет… вы ж тут никого не знаете, окромя своих лекарей? Пойдёмте, да хоть вот сейчас же, коли тоже не заняты. Нет, мелкий, тебя не возьмём, – пригрозил он брату, который сидел рядом с Лоренцем всё то время, которое он провёл в управе. Фрол надулся. – Взрослые дела, не мельтеши под ногами.

Вдвоём они направились по центральной улице – именно там, где вместе прошли сегодня утром. Но, если с утра Юлек просто беспечно рассказывал, где что стоит, то нынче они упорно заходили в каждый двор и вызывали хозяев на разговор.

– Мы так-то с каждым уже беседовали, Ваше Сиятельство, но вы ж познакомиться хотели, – оправдывался голова. – Так, Люсьена, кто у вас главный по фуражу? Алек? Тащи сюда этого прохиндея!

Алек оказался уставшим мужиком лет пятидесяти с натруженными руками и сеном в волосах. На вопрос Юлека он только плюнул на иссохшую траву.

– Вот делать нам с ребятами больше нечего, Вашество, только калек добивать. Сыновья мои уже третий день как в степь уехали. А помощнички-то вон они, – он махнул рукой в сторону двух крепких парней, ворошивших вилами траву, – глаз с них не спускаю, вы ж знаете по себе, один раз поблажку сделаешь, и всё, ни в медяк не ставят тебя. Они даж спят у меня в доме, чтоб не вздумали по ночам колобродить.

– Вас, кажется, не все с подобострастием встречают, – тихо произнёс Лоренц, когда перед носом захлопнулась дверь. Юлек вздохнул.

– Я ж сказал, я тут на птичьих правах. Думаете, много кто рад мне подчиняться? Пф, да как бы не так. Думаете, не знаю я, что обо мне в кабаках толкуют?

– В кабаках так о всех толкуют. Много они понимают! Вы будете старостой ближайшие девять лет, так ведите себя с достоинством!

– А вы, я смотрю, мачеху мою уже похоронили, – грустно усмехнулся староста. – Сложно с достоинством ходить, ВашСиятельство, коли в глазах уважения не видно. Иногда грешным делом и сам думаю, что место занимаю не по праву. Куда дальше – в амбар или кабак? Там конюшенка ещё и кузница по пути к храму стоят.

Лоренц помрачнел. Упоминание кузницы некстати напомнило о сорвавшемся свидании с Аннет. Обижается, верно; решила, что совсем важным стал, что её больше к себе не пускает. Приедет ли снова?..

– Давайте сначала кабак. Водки от Олафа не мог бы учуять только безносый. Надо поговорить с теми, кто её продал.

Владельцем таверны оказалась полноватая женщина в нарочито дорогом безвкусном платье. Она, охая, спустилась с лестницы, поклонилась и Лоренцу, и Олафу, и вела себя крайним образом наигранно и почтительно.

– Вы с девками моими пообщаться хотите, верно? Я-т давно уже сама там не стою… – рассеянно пробормотала она, накручивая на палец локон. – Созову всех, конечно, кто ведь просит, – она улыбнулась премерзко. – Анна, Грета, Лора, а ну пшли все сюда! – рявкнула владелица в сторону прилавка.

Девки по кличу выстроились в линию. Самая рослая явно волновалась, постоянно оборачиваясь на столы.

– А ну не мельтеши! – владелица дала ей подзатыльник, – чего беспокойная такая? Или ты и виноватая, а?

– Там из этих, лагерных, обещал всю ночь тут сидеть, я его мигом обслужить должна, чтоб захмелел скорей и дальше выпивку просил! – выпалила она, высматривая знакомую фигуру в толпе постояльцев, – пустите, а? Я вот одной ногой тут, одной там, вернусь сразу, а?

Лоренц нахмурился.

– Вы здесь всех чужаков спаиваете до беспамятства? – он ухватил рослую за рукав, не давая ей уйти обратно к столам и подносам. Девица попыталась было вырваться, но тщетно.

– Всех, – буркнула она, отвернувшись, – они деньгу хорошую дают, скучают ведь по девкам и кухне. Были б на нашем месте, тоже б спаивали.

– Ты вчера работала? – прорычал он, притянув девку к себе за рукав, – отвечай! Видала хромого на костыле? Сколько вы ему налили?!

– Работала, мы все, мы каждый день! – захныкала та, – помню хромого, сидел у входа, ворчал, настроение только портил всем! Не пил он, не от меня уж точно!

– Врёшь, мерзавка, – он тряхнул её за руку, – от него водкой за версту несло! Ты знаешь, с кем говоришь?! Знаешь, что по лжи дворянину можно за измену схлопотать?!

Девка всхлипнула.

– Не наливала я ему, Всесветный мне свидетель! У нас и книга по учёту имеется, хозяйка там всё пишет! Я не разумею, но вы-то прочтёте!

Лоренц обернулся к остальным девушкам.

– Можете слова её подтвердить? – он отпустил чужой рукав. Девка всхлипнула последний раз и потёрла руку. Полноватая девушка, усыпанная веснушками, хмуро кивнула.

– Хромого помню, он и правда спокойно сидел, – недовольно сообщила она, – и соседи ему не наливали. Вы не думайте, что выпить только у нас можно. Юс, который на амбаре, варит брагу и пиво. А у Ароновской семьи, они бортниками трудятся, по каждой осени мёд ставится.

– Эй, эй, постой-ка, – пришло время Юлека хмуриться, – Юс, он ведь на складском амбаре-то? Он что, зерно легиона на брагу свою тратит?

Девка пискнула и закрыла рот руками.

– Ох, зря-зря… – быстро зашептала она, – ох, не узнал бы…

Сиятельство медленно выдохнул и опёрся на перила лестницы. Стоять на ногах уже не было никакой мочи.

– Пойдёмте отсюда, – тихо велел он Юлеку, – кажется, здесь ловить нечего.

– Как же нечего! – возмутился тот, послушно развернувшись к двери. – Ох, задам я Юсу!.. а всё думал, откуда у него деньга-то на уже третью овцу пошла?

Они прошли и в амбар к грабителю Юсу, и заглянули к семье бортников. Смотритель амбара тоже вызвал своих помощников – двух братьев и одного недавно прибившегося к деревне одинокого мужика. Прознав, что Юлек знает про воровство зерна, Юс упал ему в ноги и просил прощения; услыхав, однако, что с него теперь будут брать вторую часть за доходы от продажи пива в счёт легиона, заворчал и плюнул ему под ноги – после, впрочем, почтительно поклонившись. Его помощники только гундели за его спиной тихонько. От приёмного несло тем самым пивом, которое и стало причиной споров и задержки; на вопрос о том он смутился, заявил, что вчера перебрал в кабаке и товаром с позволения владельца себе снимал похмелье. От бортников пользы было немногим больше. Арон, отец семейства, на вопрос об Олафе покачал головой, и отвёл Лоренца к себе в погреб – показать запасы медовухи. Там стояло не больше десятка бутылок.

– Не такая она крепкая, чтоб с неё развезло, – сообщил он, – да и запасов, как видите, маловато. Вчера у меня забрали парочку, но этого и ребёнку будет мало.

Конюха они встретили по пути, но и он тоже не сумел сказать ничего полезного. По пути Юлек разговорился с потрёпанного вида женщиной с полной корзиной тряпок в руках – из разговора оказалось, что это прачка из кабака. Она подтвердила, что Олаф вчера заходил: скривилась, вспомнив о запахе от его раны, и пожаловалась, что сегодня всё утро отмывала полотенце, лежавшее на его стуле.

– Я-де и с Марфой увидалась на реке, каково ей в воде ледяной, бедненькой, – вздохнула она, – вы б зашли к ней, раз калеку своего ищете. Они похоже что свиделись тоже вчера. Можт хоть ей сказал, куда отправится? Хотя далеко не уйдёт, не боитесь.

– К Марфуше мы направлялись к концу, – мрачно пробормотал Юлек, сунув женщине медяк в корзину. – Ваше Сиятельство, пойдёмте-ка в храм снова. Только нонче я вас отправлю, чтоб они не выделывались, как передо мной. В кузню и потом успеется.

В кузню Лоренц бы и не заходил, будь его воля. Увидеть знакомые фартуки и молот, но не услышать тихого нежного голоса было бы последним ударом, после которого он свалился б на дорогу и не вставал до самых метелей. Но ведь кузнецы – люди важные, знающие слухи, знакомые со всеми в деревне, сильные и своевольные! Он, верно, был бы хорошим помощником.

– Зайдите, пожалуйста, к нему самостоятельно, если не трудно, – тихо попросил Лоренц, потерев свободной ладонью такую уставшую уже от трости руку. – Кажется, после храма мне нужно будет отдохнуть. Я же почти два месяца лежал. А что за Марфуша?

– Девка, в храме о чистоте заботится, – махнул рукой староста, – её не было, пока я там… ну, понимаете, да. Только монахи, да больно они понимают в наших делах. А я же, – заволновался он, – я ж не спрашивал, видали они его иль нет! Просто спросил, могут ли тело придержать до того, как отвезут!.. ай, дурак, дурак! Пойдёмте скорей!

Лоренц криво улыбнулся.

– Боюсь, с этим будут некоторые…

– Ай, дурак, – хлопнул себя по лбу Юлек, – вы уж простите, ВашСиятельство, всё в голове не упомнишь. Пойдёмте, пойдёмте, давайте помогу вам.

Возвращаться на храмовый двор было невыносимо. Мимо прошли хмурые мужчины в порядком испачканных белых рясах, которые несли закрытые простынёю носилки. Сердце сжалось, когда взгляд упал на выбившуюся из-под простыни руку. Костыль всё лежал в траве у дальней стены.

– Марфа где? – рявкнул Юлек, распахнув дверь храма, – подайте девку! Его Сиятельство требует!

Лоренц шикнул недовольно и, тихо пробормотав слова извинения, коснулся переносицы. Староста собрался было снова кликнуть монахов, но Сиятельство положил тяжёлую руку на его плечо.

– Негоже вести себя так в его доме, – негромко сказал он. – Будьте осторожны, если не хотите, чтобы монахи вас обвинили в неуважении и ереси. Я видал по дороге, что с такими случается.

– Служащие всё равно продолжают оставаться жителями Терновки, – недовольно, но уже куда тише возразил Юлек. – И должны подчиняться старосте, и…

– Вы пока не староста, – прошептал Лоренц, сжав пальцы на его плече, – и, будьте уверены, любая ссора с монахами опустит мнение деревенских о вас ещё ниже. Будьте благоразумны, ведите себя достойно! Вас ведь воспитывали при управе, откуда такие привычки?..

– Были б вы на моём месте… – пробурчал тот, отведя глаза, – сложно вести себя с достоинством,коли другие вас ни во что не ставят. Это вы можете только… ага, вот ты где, – к мужчинам подошла усталая девка лет пятнадцати на вид. Кожа на пальцах была сморщена и бледна, и Марфа старательно растирала замёрзшие после стирки руки.

– Чего изволите, ВашБлагоро… – она перевела взгляд на Лоренца и недоверчиво прищурилась, – ...благородие? Кого привели?

– А ну не дерзи, – Юлек дал ей лёгкий подзатыльник. – Это с семьи Альмонтов, наследник Мерфоса; ты хоть знаешь, к какой вотчине мы относимся, ась? Вот к нему и, так что смотри мне, – пригрозил он, – чтоб уважительно обращалась с господином! У него к тебе дело важное, так что…

Лоренц приподнял руку. Староста замолк.

– К вам заходил вчера хромой мужчина чуть старше меня? С костылём и перевязанной ногой. И на руке… – он покопался в складках у пояса и вынул гербовую повязку. – И на руке вот это. Заходил?

Марфа недоверчиво взяла кусок ткани, рассмотрела вышитого вепря и чуть принюхалась.

– Заходил, – признала она, – сегодня, вон, ходила стирать после него, наследил нам тут знатно; ну конечно, нам же тут делать нечего, только… ой, ладно, – она махнула рукой. – А чегой-то случилось?

Лоренц схватил её за плечо, будто бы боясь, что она сбежит.

– Когда он заходил? – зашептал он, – когда? Трезв был? О чём говорил? Был кто ещё здесь странный? Может, повздорил с кем?

Девка зарделась, но ладонь его не сбросила.

– Я, это… – смущённо пробормотала она, – ну я видала, да… на закате был, трезвый! Молился долго, – она задумалась, – всё просил, чтоб что-то хорошо прошло. Не знаю, что. С нами-то не болтал особо, грустный был, не до болтовни ему было, да, – Марфа протянула Лоренцу повязку. – Не-а, ни с кем не ругался, смирный малый, но долго сидел, да. А что до тех, кто был – дак у нас вчера добрая половина Терновки толпилась, пожертвования ж собирали. Матушка ваша названная тоже приходила, – она покосилась на Юлека, – еле дошла, но вот да, пришла, в отличие от некоторых. А так да, много кто был, – спохватилась она, – и лекари, и амбарник со своими ребятами, и с управы половина служак, ну да вы и знаете, наверное, и даже госпожа Августина, и ещё сосед мой старик Рус, и…

– Августина? Кто такая? – Лоренц повернулся к Юлеку.

– Это владелица кабака, – хмуро отозвался тот и плюнул на пол. – А та девка-то, похоже, наплела нам с вами! Ежели Августина была тут, то как же они в расчётную книгу-то записали б?

– Молился, значит… – юноша отпустил плечо Марфы. – И полная церковь народу… когда он ушёл? Шум был какой со двора?

– Уковылял, хотели вы сказать, – усмехнулась девчонка, – один из последних. Старики с женщинами все уж разошлись, а мужики, вроде, все были. Или не все… – она задумалась, – шум, конечно, был – как без шуму-то, когда столько народу, а? Ругани не слышала, впрочем. А чего случилось-то?

– Костыль его почему во дворе в крови? – повысил голос Лоренц, выпрямившись на своей трости. – У вас во дворе человек умер, а вы того и не знаете? Где все смотрители были ночью?!

Марфуша ахнула.

– Так это его тут пронесли? Ох, ну что творится, что творится-то… – она коснулась переносицы и быстро зашептала тихонько под нос, – прими Всесветный душу его… старого Диодора-то мы сразу почти нашли, вот-де наутро-то после того, как он… а ентого-то никто не искал – кто ж знал, что он остался? А смотрители и караульные, дак они, верно, сами гуляли после дня на ногах, вот и… костыль, да кто ж знает, да и…

– Хватит, – велел юноша. Картина вырисовывалась неутешительная – под подозрения попадала, по словам Марфуши, добрая половина всех мужиков. Верить в то, что Олаф решил покончить со своей жизнью, Лоренц не желал. Пусть уж лучше кто будет оговорён, чем его верный слуга не получит после похорон право на небесную жизнь! Караульных уж точно следует наказать за своеволие. Верно, если б они не ушли с поста, то были бы свидетели, и…

– Ваше Благородие, будьте так добры, окажите мне услугу и опросите караульных. Нужно узнать, был ли кто к ночи в храмовом дворе, не видели ли они кого подозрительного, не слышали ли драки.

– А вы?.. – недоверчиво спросил Юлек, чуть отступив обратно к открытой двери.

– Мне нужно отдохнуть, – пробормотал Лоренц, – слишком долгий был сегодня поход… после поговорю с теми, кто вам признается в свидетельстве. Марфа, будь так добра, забери костыль со двора, и положи его к… моему оруженосцу. Как же он без него отправится в свой последний путь?

– Вы, значится, верите, что он с кем-то повздорил… – пробормотал староста, подхватив его под локоть и направившись к выходу. – Что ж, преступника и дебошира приятней иметь среди слуг, чем самоубийцу?

– Не дерзите, – велел Сиятельство, вырвав локоть из его рук. – Вы прекрасно понимаете мои мотивы. Если он сам начал драку, так соперник ему уже отомстил. А теперь проводите меня в управу.

Лоренцу выделили для ночлега бывшую спальню родителей Фрола. Оказалось, что последнее время в ней ночевал Юлек; однако для комфортного сна вотчинника он милостиво согласился перебраться к брату.К нему зашли из храма: тело наспех осмотрели и оставили под простынею до самого отъезда. По требованию Сиятельства к гвардейцам на посту у его дверей присоединились и те солдаты, которые уже освободили места в лекарском доме, но ещё не уехали обратно в лагерь. Фрол, конечно, сразу прибежал к нему; получив наказ от брата вести себя поспокойнее, он просто тихим шёпотом рассказал последние слухи, что ходили сегодня днём по управе, подоткнул Лоренцу одеяло, с нескрываемым восхищением пощупал трость и убежал обратно в коридоры.

Проснулся он уже затемно. Гвардейцы справлялись на совесть: больше в комнату никто не входил. Кое-как приподнявшись на локтях, Лоренц потёр глаза и случайно задел рукой затянувшуюся, но всё ещё саднящую рану на щеке. Он тихо выругался, опёрся второй ладонью на кровати и сел, свесив ноги. Прошёл уже почти что день, а он так и не приблизился к разгадке ни на шаг. Если не удастся обелить имя Олафа, с тревогой подумал он, то как ему показаться на глаза его супруге? Так некстати вновь вспомнился Лавр; и он сам, и его жена, и рассказы по пути. Старший не может спать в одиночестве… сможет ли Лоренц признать вину перед Веллой и её детьми, всё ещё ждущими своего отца? Он ведь столько раз уже возвращался домой с куда более опасных мест! И вернуть повязку, и найти его меч, чтоб старший сын получил их по наследству; и выдать жалованье за будущий год, чтоб они хоть как-то смогли встать на ноги после потери мужа?.. а можно ли будет делать то же, если он будет сожжён с гнилыми ветками и прогорклым сеном, без молитв и почестей?..