Текст книги "В его глазах (СИ)"
Автор книги: Владислава Кадочникова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)
========== Глава 1. Трещина ==========
Слишком поздно узнав ему цену,
Излечился я от слепоты:
Мало даже утраты вселенной,
Если в горе наградою – ты.
Осень в этом году началась с жары.
Солнце припекало макушку, а натянутая матерью взамен любимой постиранной плотная темная футболка с изображением оскаленной волчьей морды, медальона из игр про ведьмака Геральта, прилипла к коже, кажется, намертво, и пропиталась потом – зрелище так себе, да и запах, наверное, не лучше. Однако я уже не обращал на это внимания – я сидел на ступеньке у входа в дом и хмуро взирал на свой мобильник. Мобильник взирал на меня в ответ своим неисправимо и даже немного красиво разбитым экраном – начинаясь у верхнего правого края, мелкая сеть трещин распадалась на «дорожки и тропинки», образующие нечто вроде узора. Эстетика, мать ее.
К слову о матери…
– Ну молодец, молодец! – восклицания матери таким тоном всегда мгновенно выводили меня из себя. Этакая смесь сарказма, издевки, недовольства и «я так и знала», приправленная соусом разочарования. – Даже не думай, что мы купим тебе теперь новый телефон или дадим денег на замену экрана, знаю я, сколько стоит эта замена, дешевле действительно новый купить! – теперь в ход пошло сварливое бурчание. Я знал все это наперед, как сюжет плохой пьесы, засмотренной до дыр.
– Надо – сам заработай, ломать, я смотрю, ты мастер. Пойди, выстави на Авито свои услуги уничтожать все, до чего рука дотронется, может, заработаешь на природном таланте, – закончила она. Ммм, попытка в юмор, о да, как всегда провальная, но маме же об этом не скажешь. Я вздохнул, взлохматил волосы на затылке и встал, легко оттолкнувшись от нагретого дерева ступеньки.
– Ой, да хорош нудеть, мам, я от тебя и не требую… Работает же, и так похожу. И нафиг мне твой авито сдался, я буду подрабатывать у Василины Ивановны в кафе, она мне вчера сказала, что возьмет, чтобы через неделю приходил.
– Да ты что? – ахнула мать, чуть не вывалив из рук корзину с постиранным бельем. Эй, и к чему такое удивление, я не понял? – И когда ты мне сказать хотел, а? Надо будет отцу рассказать. Шустро, однако… – я приосанился было, но больно впечатавшаяся в район солнечного сплетения ручка от корзины тут же заставила меня ойкнуть и согнуться. – Давай так же шустро мне сейчас белье пойди развесь, работник. На обед что будешь?
– Фуа-гра сготовишь? – поинтересовался я, ловко увернулся от подзатыльника и с гиканьем унесся на задний двор.
Мы жили в той части города, которая почти полностью была застроена частными домами. Маленькие одноэтажные полуразвалившиеся хибарки соседствовали с роскошными особняками, а окна некоторых домов упирались буквально друг в друга – ходили по району истории о парочке, которые подглядывали друг за другом в такие окна, а потом поженились, и о мужчине, который спас семью, запертую в горящем доме на втором этаже, перетащив их к себе через окно.
Дом семьи Никифоровых, то бишь наш, нельзя было назвать большим и шикарным, но и дешевой мелкотней тоже, этакая золотая середина: два просторных этажа, спереди милый палисадничек с ежегодно перекрашиваемым домашней рабочей силой по имени Виктор, мной родимым, узорчатым заборчиком, а позади сад, разделенный зеленью на две части – хозяйственную, где висели веревки для белья да хранилась различная утварь, и собственно садовую, где мать каждый год что-то высаживала. Никогда не мог понять эту жажду некоторых женщин копаться в земле кучу времени, чтобы в результате спустя пару месяцев твой труд все равно умер или скрылся под слоем снега. В дальнем углу сада даже нашлось место для беседки и надувного бассейна, который давно стал для всех членов семьи мал и теперь развлекал только детей приходящих в гости друзей семьи. Ну, еще я иногда надувал и пинал его – странный способ, но успокаивает. Я не дикий совсем, конечно, просто накатывает иногда, все в мире бесит.
Развесив белье на веревках, уголочек к уголочку, ибо потом себе дороже доказывать что не криворукое говно, я стер пот со лба и, подняв телефон, сделал селку на фоне своих трудов, которую, убедившись, что выгляжу неплохо и четко видно мою главную гордость, красивые голубые глаза, после выложил в инстаграм, налепил кучу хештегов и пожаловался подписчикам на свою тяжелую долю домашнего эльфа. Подписчики, часть которых составляли достаточно многочисленные приятели, а оставшееся число – фанатки из школы, новость оценили и почти тут же отозвались в комментариях, что «лол, лошара» и «бедняжка Виктор» должен больше отдыхать, ведь на носу школьные соревнования.
Странно думать, что лошара и бедняжка – это один и тот же человек, подумал бедняжка Виктор и сделал еще одну селку. В этот раз лично для себя. Для особой коллекции личных селфи имени Виктора Никифорова. Вдруг потом разбогатею, а мои потомки найдут эти фото и…
– Чего ты там снимаешь, свою рожу бледную? – ехидно крикнула мать с крыльца задней двери и забавно передразнила меня, пытающегося найти лучший ракурс и делающего разные выражения лица. Бе-бе-бе, и кто тут у нас ребенок? – Хоть за лето загорел бы немножко.
– Ты не понимаешь, женщина, это часть моего образа, – важно отозвался я. – Мой шарм.
– Шарм-херарм, ешь иди и брысь на свою тренировку, достал маячить, – закатила глаза мать и вздохнула.
Так и живем.
На следующий день школа гудела – мало того что пятница, так еще и последующие выходные были последним рубежом перед школьной «неделей спорта», мероприятием, которое вот уже три года организовывали для «поддержки спортивного духа и физического развития молодежи» и которое длилось вовсе не неделю, а целых две. Логика названия в таком случае долго ускользала от меня, а когда я спросил у физрука, тот ответил, что так звучит лучше.
Ну круто, давайте школу назовем «место для сна», звучит ведь тоже лучше, и неважно, что вообще не соответствует действительности.
Суть этих двух недель была проста как валенок – каждый день, не считая выходных, заранее записавшиеся учащиеся соревновались в каком-то виде спорта, будь то футбол, баскетбол, теннис, велосипедные гонки и так далее, разумеется, делясь на женские и мужские команды. Победители чествовались, получали уважуху, отличные оценки по физкультуре, а еще их фотографии вывешивались на стенд, где и висели до следующего года и следующей спортивной недели.
Было весело, на самом деле. Все спорили, делали ставки, болели, уроки нехило так сокращались, и до этого года я с удовольствием наблюдал за всем этим… ну, с трибун, так как единственного вида спорта, который я любил и в котором делал хоть какие-то успехи, фигурного катания, не было в списке. А в этом году оно появилось, в том числе и не без моей помощи – я достал буквально всех, но своего добился и теперь бегал на крытый каток, ближайший к дому, пытаясь самостоятельно поставить себе программу, чтобы не тратить денег на тренера. Мать так и сказала – если это твоя очередная блажь, денег даже не проси, и так мало.
Может, это излишняя самоуверенность брала надо мной верх, но я посидел, подумал и решил, что и сам способен все сделать как надо. Когда-то я обучался у одного довольно известного в городе тренера, однако потом мы разругались и наши пути разошлись, и теперь я вообще не был уверен, что смогу ужиться в этом плане с кем-то еще. Да и желания пока не было, если честно – терпеть не могу, когда кто-то мной командует. Маме, правда, плевать на это. Но это же мама.
Программу, как ни странно, предстояло поставить лишь одну. Никто из руководства школы не собирался тратить на фигурное катание два дня, по дню на произвольную и короткую программы, поэтому поставили нас перед фактом – программа должна быть одна и день, соответственно, тоже один-единственный. Придумывайте что хотите, мы не море, нас не волнует.
Впрочем, ничего нового – от этих людей я другого и не ожидал.
По пути в школу я, как обычно, спас пять старушек, снял с дерева кота и закадрил двух девчонок… ладно-ладно, вру, конечно. На самом деле меня самого чуть спасать не пришлось – мог попасть под машину, если бы не отскочил в сторону. Я не неудачник, просто утро такое… дурацкое. Честно.
Когда я добрался до класса, где проходил первый урок – кто вообще додумался рано утром ставить литературу, да еще и с нужнейшей преподавательницей, с которой разве что песок не сыпался? – у меня от окружающего шума уже разболелась голова. Рухнув на свой родной стул – предпоследняя парта, а сзади две тихих зануды и никто не тыкает в спину ради прикола, как на предыдущем месте, идеально, – я тут же оказался под прицелом. Пришлось нескольких драгоценных минуточек сна тратить время на разговоры и мимимишканья с кучкой приятелей и девчонок.
– Ну что? – поинтересовался мой лучший друг Крис, расталкивая всех локтями и плюхаясь рядом. Я принюхался – от него опять пахло чем-то горелым, старательно замаскированным дорогим парфюмом. Человеку совершенно не давалась готовка, но упрямства хватило бы на целую армию. – Мать опять нудела, что все ломаешь? Ну, я про экран.
Крис – иностранец, поэтому такое имя, но к нам сюда переехал с родителями довольно давно и теперь спокойно шпарит аж на трех языках: английском и французском, на которых его с рождения учили говорить в Швейцарии, и русском, выученном здесь, в России. Правда, акцент до сих пор забавляет, но девчонкам нравится. Сначала, помню, я вообще с трудом понимал его речь, но теперь он говорит вполне сносно, и я, если честно, даже завидую немного – с таким лингвистическим багажом человек никогда не пропадет.
– Серьезно, экран – это последнее, о чем я могу сейчас беспокоиться, – хмуро отозвался я, наблюдая за Игорем, местным трехкратным чемпионом школьной недели по футболу. Тот, напыжившись, разглагольствовал о чем-то, окруженный стайкой девчонок, приходящих каждый год на его игру с раскрашенными краской лицами, садящихся на передние места и орущих так громко, что вокруг них постоянно образовывалась мертвая зона, в которую знающие люди никогда не садились, а не знающие, садясь, сваливали оттуда спустя несколько минут, сверкая пятками. Крис, к слову, тоже решил поучаствовать в прошлом году ради любопытства, оказался где-то в конце и, отплевываясь от травы, в которую его буквально втоптали в конце, заявил, что ну нафиг, он больше туда ни ногой.
Затем я перевел взгляд на Эдика, худющего, белобрысого, как и я сам, с извечной щетиной. Он, как было мне известно, тоже занимался фигурным катанием и записался в участники соревнования. Мог стать проблемой, ибо занимался он вроде бы на пару лет дольше, чем я, чуть ли не с пеленок вообще, и даже где-то однажды выиграл на городском уровне – классная тогда целый день об этом распиналась, расхваливая его на все лады. Сам по себе он был парнем молчаливым и каким-то словно постоянно сердитым из-за формы и расположения бровей – ну вот такие они у него получились. Щипать их, словно девчонка какая, он их, разумеется, не хотел, вот и прослыл в широких школьных кругах «хмуряком». Впрочем, самому ему на это, кажется, было абсолютно насрать.
– Эдик? О да, он вроде круто катает, – правильно расшифровал мои мысли Крис и зевнул. – Если продуешь, я возьму в руки плакат «Витенька, ты лох» и буду им махать.
– Твоя поддержка просто бесценна, – съязвил я. – Кто там еще участвует, кроме нас с ним, на фигурке? Девчонок-то вообще туча, а парней вроде немного совсем. Я, он, пацаны из седьмого, – серьезно, они хотят бороться с нами? – еще из девятого три человека, мы из десятого, жаль, Гошка перевелся, плюс еще двое с параллели, и трое с одиннадцатого. Двенадцать человек всего.
– Ну как бы это немало… – отозвался друг и зевнул снова. Я зевнул тоже – черт бы побрал эту магию! – Они же наверняка не совсем новички все.
– Бедненький Витя, какая большая конкуренция, ты только не плачь, – промурлыкали над ухом, и мои плечи обхватила тонкая рука, увешанная браслетами. Это Мила, тоже участвующая, только в женском фигурном катании, опять не смогла пройти мимо. Мы, в принципе, неплохо общались, но любили друг друга подколоть. А еще она была дотошной. Не люблю дотошных девчонок. Ну, то есть, почти всех в моем классе. Мое сердце в любом случае уже занято.
– Сильно не красься, а то потом потечет со слезами проигрыша и всю рожу запачкает, – позаботился о ней я в ответ, состроив сложную физиономию.
Мила хихикнула.
– Давай на косарь, кто выше место займет?
– Вот еще, спорить с тобой, и так денег не дают.
– Скучно ты живешь, – вздохнула Мила, потрепала меня по волосам – я тут же рванулся поправлять прическу – и ушла восвояси спорить с кем-то другим. Самомнение у нее было не ниже моего.
Ржущий Крис слетел со стула от меткого пинка лучшего друга.
После второго урока почти вся школа ломанулась к дверям спортзала – рядом с ними вывесили расписание соревнований. Я, разумеется, тоже не отставал. С трудом пробившись сквозь галдящую толпу, наставившую мне локтями с десяток синяков в разных местах, я отпихнул какого-то зазевавшегося недотепу и уставился на лист.
Фигурное катание поставили на среду. Радует, что в первую неделю, ждать иногда даже тяжелее, чем выступать. Вторая колонка содержала список участников, я мельком пробежался по нему глазами, сравнил со своими знаниями и кивнул сам себе. В третьей указывалось место – не ледовый дворец, конечно, но вполне годный крытый каток в спорткомплексе.
Волнение, ранее старательно отгоняемое, теперь, при виде этого официально заверенного расписания, накатило со страшной силой. Меня замутило и, чтобы не впасть в окончательную панику, я перевел взгляд на другие дни.
В понедельник, как и каждый год почему-то, должны были соревноваться футболисты, вторник занял собой велогонки, а после них в тот же вторник впихнули легкую атлетику, в четверг отвели время для единоборств, на пятницу приберегли хоккей. Вторая неделя начиналась с плавания, затем шли баскетбол, волейбол, теннис, и красиво завершала все это художественная гимнастика.
– Сочувствую гимнастам, две недели ждать своей очереди и маяться, – отчетливо среди гула бормотнул кто-то позади.
– Второй неделе на два дня больше подготовки, нечестно…
– Опять атлетику почти на вечер поставили, да еще и в один день с велогонками…
– А я так жду плавания, эти полуголые мальчики, девочки, будете меня держать…
– Слышали, у баскетболистов форвард, ну, тот пацан, который в прошлом году всех вытянул просто, снялся с соревнований по здоровью, у них проблемы…
– Блин, я ваще морально не готов ваще, вот ваще…
Гул нарастал и нарастал, каждый счел своим долгом хоть как-нибудь да высказаться о предстоящих двух неделях. Я попытался выйти из толпы и завяз в ней, меня сдавили, отдавили ноги, а когда зазвенел звонок – завертело и швырнуло назад.
– Если меня чуть не убили из-за расписания, то что бы тут творилось во время пожара, например? – вопросил я в воздух, сидя на заднице посреди пустого холла. Зло зыркнув на ухмыляющегося охранника, я медленно и горделиво поднялся на ноги, словно коронованная особа, оглядел наливающийся синяк на боку и, вздохнув, поплелся на второй этаж – уроки никто не отменял. К сожалению.
Все выходные заняли в основном четыре вещи – сон, жратва, помощь родителям и тренировки, именно в таком порядке.
Две последние вещи хотелось бы поменять местами, конечно, но кто ж мне позволит. Ну хотя бы на домашку я благополучно положил огромный такой болт, и даже дотошная мама, понимая, какая ответственность сейчас на мне лежит, не приставала с этим.
Еще и еда… Я не был склонен набирать от нее вес, даже наоборот, пожалуй, ел как не в себя и не толстел, но перед соревнованиями начал спешно приводить себя в форму и скидывать последствия маминой еды. А та, словно издеваясь, именно в эти дни готовила самые любимые мои блюда, на которые я, облизываясь, глядел как верующий на икону, но не смел и трогать святое. Особенно после того, как мама застала старательно худеющего меня ночью на кухне, пожирающего пирог, и отлупила кухонным полотенцем. Было больно. И обидненько немножко.
С понедельник время, потраченное на подготовку, увеличилось – я любил свою выстраданную потом и слезами программу, но понимал, что без стороннего взгляда вполне мог допустить какие-нибудь ошибки и недочеты. Однако сожалеть о самонадеянности уже было поздно, и оставалось только оттачивать то, что есть, до состояния «ночью разбуди – откатаю». Во вторник, весь на нервах, я вообще не пошел на уроки – родителям, разумеется, знать об этом было необязательно, для них ребенок собрался, взял рюкзак, коньки, знания в голове и был таков. А потом нашелся на катке, вот это да, как же так?
Между тем еще хотелось сходить и на других поглядеть – во вторник я пропустил велогонки, но знал, что выиграла девочка из восьмого класса, ноги у которой крутили педали, со слов приятелей, с такой скоростью, что за этим почти невозможно было уследить. В понедельник на футбол успел и даже немного поорал хором с девчонками-фанатками Игоря, который в этот раз оказался неудачником и его команда продула команде какого-то одиннадцатиклассника, ростом способного соперничать с некоторыми деревцами.
И вот, наконец, наступила долгожданная среда, и лишь тогда, глядя на других, я понял, что, пожалуй, немного себя переоценил.
В то знаменательное утро, когда солнышко светило, птички пели и все вроде было совсем круто, я едва не проспал, ворочаясь без сна половину ночи и три раза отключив будильник. Ах, если бы не мама…
– Вставай и пой! – рявкнули на ухо так громко и пронзительно, что я, во сне падая и падая на лед, подскочил едва ли не на метр над постелью и действительно едва не упал. Не на лед, правда, а на пол, но какая разница?
– Мам, ну блин, мне уже баллы выставляли, чего ты так невовремя! – заныл я, рухнув обратно на мягонькие подушки и пытаясь спрятаться под одной из них, но спасительную баррикаду отняли, а одеяло предательски поползло с поля боя куда-то вниз. Предатель.
– Какие еще баллы? Во сне, что ли? Я бы тебе поставила максимальные за способность спать бесконечно, – фыркнула мать и раздернула шторы, запуская в комнату свет. Со своим подвижным розовощеким лицом, красиво уложенными светлыми волосами и уже нанесенной косметикой она вообще не выглядела человеком, который только недавно встал. – Смотри, как на улице хорошо, я блины испекла, а ты почти опаздываешь в школу.
– Ну и черт с этой школой, можно я сегодня вообще не пойду? Потренируюсь еще немножко.
– Потренируешься спать, как я понимаю? Давай-давай, руки в ноги и марш на уроки! О, гляди-ка, даже в рифму!
– Ну мама!..
Первый урок, история, пролетел как сон – быстро и не оставив воспоминаний. Со второго я, договорившись, что ребята прикроют, незаметно слинял – на сердце было неспокойно и хотелось убедиться еще раз, что со мной не случится история как с девочкой в день художественной гимнастики год назад, когда она, перенервничав, забыла вообще все свое выступление. Я бы, пожалуй, такого позора не перенес. К тому же у меня не было никакой уверенности в своих четвертных, хоть я и снизил их количество с трех до двух – для школьного уровня вполне сойдет. Или нет?..
Двойной флип, тройной сальхов, тройной риттбергер… Четвертной тулуп, получилось!
– …коснулся рукой льда, – хладнокровно сообщил комментатор. Трибуны зашумели. Я мысленно выругался, сбил концентрацию и умудрился упасть на тройном тулупе. Позорище. Все помарки сейчас воспринимались словно удары хлыста – плохо, плохо, победа все дальше и дальше, а на все это смотрит девушка, которая мне очень нравится. Второй четвертной, во второй половине, вышел идеальным, прямо картинка, но я уже понимал, что это меня не спасает – по сравнению с остальными я слишком небрежен и значительно отстаю, напрягаясь, волнуясь. Да от одного понимания, что дама моего сердца пришла посмотреть, ноги затряслись, мысли спутались от волнения и на лед я почти выполз. Вот идиот… К концу я действовал уже почти на автомате, почти не обращая внимания на музыку. Все равно все запорол.
«Так блин…» – строчил я потом друзьям ВКонтакте, кипя от возмущения и стыда. «Нашли каких-то, они прям к каждому моему движению придрались! Мы чего, на чемпионате?»
На баллы я даже не хотел смотреть, но пришлось – из двенадцати участвующих школьников я занял седьмое место. Не последнее, как ожидалось, но и ничего хорошего. Сплошное разочарование, эх.
Первое место, как ни странно, взял какой-то девятиклассник, желающий видеть себя фигуристом мирового уровня, как он сам заявил, когда ему дали слово в конце. Слово, а не целую речь, которую он выдал! Эдик занял второе, третье взял семиклассник, один из тех, над которыми я сам несколько дней назад потешался, что «они с нами соревноваться будут, серьезно?», и вот, поглядите-ка, стоит весь довольный с бронзовой медалью, когда как я, старшеклассник с каким-никаким опытом, кусаю локти от злости.
Хорошо, что с Милой тогда на деньги не поспорил. Мила заняла второе среди баб.
А София Вебер, девушка, ради улыбки которой я уничтожил бы весь мир, не удостоила меня даже взглядом, а проходя мимо с подругами, заявила, что «все, кто ниже серебра, чего вообще забыли в спорте?».
Я чувствовал, как самоуверенность Виктора Никифорова дала огромную трещину, замерла и покатилась вниз.
========== Глава 2. О заговорах ==========
Как мне это назвать, человек 33 черты,
Любовь или ненависть ты?
Хотелось бы знать, остаться мне или бежать,
Спасаться или продолжать?
Умеешь ли лгать, поймешь ли ты мои шутки,
Или вдруг ты зануда жуткий?
– Ваш заказ: салат «Цезарь с курицей», чизбургер и капучино. Приятного аппетита.
– Могу я забрать тарелки?
– Хотите чего-нибудь еще?
Я, одной рукой удерживая пустой поднос, открыл свободной лежащую на столе книжечку с чеком и проверил сумму. О, ну надо же, двадцать рублей чаевых, щедрость границ не имеет!
– Эй, красавчик, как насчет познакомиться? – хихикнули позади. Устало вздохнув и желая лишь уйти куда-нибудь подальше, в идеале домой, я повернулся, нацепив на лицо вежливую улыбочку. Крайний стол оккупировали три девицы крайне вызывающей внешности, все как одна с декольте чуть ли не до пупа. Хлопая накладными – или нарощенными, или что там еще женщины делают с ними, в природе таких вот ресниц точно не бывает! – ресницами и явно вознамерившись взлететь, как в известной песне, они пялились на меня взглядами голодных гиен и раздвигали ярко накрашенные губы в оскалах. Жуть.
– Минуту, я сейчас подойду к вам, – выдавил я и ретировался на кухню. Да, слабовольно и трусливо, но спасение собственной жизни для меня важнее имиджа.
– Ты чего это? – поинтересовался повар, пухленький и с лихо закрученными усами. Коллектив звал его Молочником, потому что он был прямо копией дяденьки с коробки молочной продукции «Веселый молочник», и это меня веселило безумно. – От поклонниц отбоя нет, а?
Молочник был мужиком классным – веселым и легким в общении, подтрунивал беззлобно и все пытался чем-то вкусненьким угостить между делом, а ежели надо – давал советы. «Повезло его внукам и детям, наверное» – думал я и вздыхал с завистью.
– Там три такие жуткие сидят… – шепнул ему я, осторожно выглядывая в зал через щелку между дверью и косяком. – Зачем девчонки иногда себя так уродуют, пытаясь казаться красивыми? И мне кажется, что у них сейчас вывалится… это.
– Это?
– Это, – я неловко изобразил грудь.
– Пока все твои эрогенные зоны прикрыты, можно считать, что ты одет консервативно, – отозвался Молочник, успевая что-то помешивать, добавлять и проверять в пяти кастрюлях разом. – Ну, прячься-не прячься, а выйти все равно придется. Хочешь, поперчу? Кушать тебя будет совсем не так вкусно.
– Я не хочу, чтобы меня сожрали в молодости лет, я так много еще не сделал… – застонал я и драматично распахнул руки. – Перчи меня, соли, что угодно делай, чтобы они меня выплюнули не жуя!
Молочник похлопал, хекая в усы.
– Тебе только в кино играть, актер погорелого театра. Беги давай, принимай заказ, а то прям чую, что тебя там уже хватились.
– Ну вот, без меня как без рук, а зарплату повышать ни в какую… Нечестно. Ладно, с богом, – перекрестившись, я, чеканя шаг, вышел из кухни и направился к тут же уставившимся на меня трем парам размалеванных подводкой и тушью глаз.
– Благодарю. Будем рады видеть вас снова, – с улыбкой повторил я пожилой супружеской паре и, убедившись, что больше посетителей нет, плюхнулся за один из столов, растекаясь по нему.
– Живой? – поинтересовалась Юля, моя коллега-официантка, подходя и бесцеремонно тыкая меня в щеку пальцем. Эй, как же границы личного пространства, все дела?
Я, не открывая глаз, невнятно заворчал и попытался мотнуть головой, но было слишком лень.
– Давай, переодевайся, беги домой, я тут все закончу. А то ты выглядишь так, словно сейчас прямо тут упадешь.
– И вовсе нет!
– И вовсе да! Я девчонка, а покрепче тебя буду.
– Ах ты!..
Нашу шутливую перепалку прервала кассир-администратор, строгая женщина непонятных лет. Хватило одного взгляда, чтобы я послушно стекся обратно и почапал в комнату, где осталась моя родимая чистая футболочка заместо этой, пропахшей едой и с названием заведения на спине. Кто вообще придумывает такие скучные рабочие формы?
Подрабатывать в кафе оказалось далеко не так весело, как воображал я себе когда-то, смотря американские фильмы с веселыми официанточками и забавными случаями на их работе. Небольшое кафе, в котором я вкалывал, находилось в десяти минутах ходьбы от школы и раньше казалось мне классным со всей этой атмосферой, постерами и фото на стенах и ничего такой музычкой. А теперь уже оскомину набило, если честно. Спустя всего три дня работы. У нас забавными случаями были разве что ссоры между посетителями – так себе юмор, но мне нравилось наблюдать за этим. Ну и, наверное, смысла нет упоминать, что дело-то в России, а не в Америке происходит, и все это уж тем более не фильм.
А жаль, думал я иногда, если бы это был фильм с хорошим концом, то я бы спас Соню от хулиганов, а она поблагодарила меня, а затем влюбилась бы, и мы поженились бы, и…
Дальше все запикивала цензура, и я, краснея, мысленно переключал канал.
Недавний проигрыш до сих пор заставлял меня ходить по школе с опущенным взглядом в страхе наткнуться на презрительные усмешки, а еще проверять школьные паблики в поисках своего имени. Находил. Да, друзья хором убеждали меня, что место почти посерединке совсем неплохо, да и катал я куда лучше, чем думаю, и баллы мне должны были поставить выше, и вообще я молодец, но я все равно воспринимал это не иначе, чем позор. Столько выделываться своими умениями, чтобы сдуться от волнения на первом же хоть сколько-то серьезном мероприятии – можем, умеем, практикуем.
Но что было еще хуже – перед школьным соревнованием я, уверенный в своей победе, записался на еще одно, на этот раз городского, более серьезного уровня, еще и с неплохим денежным призом от главы города. А теперь мне даже смотреть на лед было неприятно, не то что пытаться выиграть перед целым городом и, в итоге, опять опозориться. И с чего я вообще решил, что у меня какой-то талант или что-то вроде?
Можете говорить, что я совсем сдался или моя самооценка упала ниже плинтуса – даже спорить не буду, так и есть.
– Откажусь от участия, – прочавкал я, крутя в пальцах карандаш и нервно подергивая ногой, закинутой на письменный стол. Уже второй час сидел над домашкой, но не потому, что не мог ее сделать, про задания уже забыл почти – просто друганы пригласили в конференцию в скайпе, где мы обсуждали невероятно важные вещи вроде предстоящего рок-концерта, сисек одноклассниц, обсасывания косточек родаков, разговоров про любовные подвиги и уровней в онлайн-играх, в которых мы вечно пытались надрать друг другу зад, даже если играли в кооперативе. Потихоньку-помаленьку речь свелась и ко мне. Я попытался слинять, правда, безрезультатно, и оставалось только выдать им свое решение, к которому я пришел прошлой ночью, ворочаясь и пытаясь заснуть. Каждую ночь я думал о своем проигрыше, пытался анализировать его, но все, что приходило в голову – то, что я далеко не блеснул перед всей школой и любимой девушкой.
Кстати о девушке… Нет, речь о ней пойдет чуть позже. Там история тоже тупая, но поучительная.
– Да ладно тебе, ну блин, не последнее же место занял!
– Хорош печаль разводить, пойди и порви там всех, чтобы они поняли, что ты могешь!
– Витек, ты идиот.
Блин.
Вот коротко и в точку. Ничего лишнего.
Я посмеялся вне камеры, притворяясь, что ищу упавшую ручку, и вновь вернулся в кадр.
– А в чем смысл? Серьезно, ребят, школьные соревнования – это же фигня, это изи, но я просрал даже их. А что со мной будет на городских, когда смотреть будет не только школа, но и весь город, причем смотреть, зная, что я просрал школьные, потому что в газетах пишут обо всем, – я сам не замечал, как начал повышать голос. Друзья молчали и переглядывались. Наверное, просто боялись меня перебить. А меня понесло. – Я просто опозорюсь на весь город, понимаете? У меня нет нормальной программы, у меня нет тренера, у меня нет особой мотивации, потому что Соне на меня насрать. Так для чего все это? Все равно все мы понимаем, что великим фигуристом мне не стать, ну. Время еще на это тратить… Пф, лучше пойду да поиграю во что-нибудь.
Я замер, переводя дух и понимая, что после того, как я высказал все это, мне не стало лучше, как обычно говорят все вокруг: «поплачь – легче станет», «покричи – легче станет», «Расскажи…», ну, вы поняли. Наоборот, стало еще паршивее, ведь все, что я сказал, было не особо-то преувеличением. Я просто не понимал, для чего же я тогда живу. Раньше у меня была отдушина в фигурном катании, но теперь ее не стало, фигурное катание предало меня – или я его, не знаю, – и я не знал, чем заниматься. Не рубиться же в дотку целыми днями да быть маминым домашним эльфом?
– Ну ты даешь, – после молчания протянул Крис, чем-то щелкая за кадром, и я вынырнул из своих печальных мыслей, откидывая с лица прядь волос и обращая внимание на экран. Вообще, волосы свои мне нравились, как и глаза. Да я вообще был вполне-таки красавчиком… Может, в модели податься? – У меня в животе, кажется, еда скисла от твоего пессимизма. Ты не просрал школьные, хватит ныть как девчонка, получил седьмое место из двенадцати, это не последнее и даже не предпоследнее. Вот у них проблема, да. А ты… Да чего говорить, мы тебе по этому поводу все сказали. Нормально ты катал, перенервничал, да, ошибался, но ведь не так уж и плохо все было. Баллы по-любому занизили. И никто над тобой не смеется вообще, никто тебя лохом не считает, я специально поспрашивал по школе и в ВК. Так что ничего не мешает тебе просто сжать зубы и, назло всем, встать на лед снова и порвать всех на городском, чтобы о тебе вспоминали как о победителе, а не о седьмом месте. Так?
