Текст книги "В его глазах (СИ)"
Автор книги: Владислава Кадочникова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)
Яков вынырнул буквально неоткуда, что довольно странно при его-то фигуре, и, схватив меня, потащил внутрь здания. Репортеры горевали недолго и тут же накинулись на следующего участника.
– Это всего лишь городская херня, а я чувствую себя так, словно я на серьезном каком-то мероприятии, – поделился я с Яковом. Тот хмыкнул.
– Если плохо себя покажешь на «городской херне» – то о серьезных мероприятиях можешь даже не мечтать. Это, я надеюсь, ты понимаешь?
– Понимаю, конечно. Я же не дурак.
– Ну-ну.
Мама долго рассматривала меня со всех сторон, поворачивая то так, то этак.
– Слишком женственно и откровенно, – наконец, заявила она тоном эксперта. – Как будто у меня дочь, а не сын.
Мы с Яковом совершенно синхронно вздохнули.
– Мама, так надо. Все такими будут.
– Это меня и настораживает, – согласилась мама и поцеловала меня в лоб, после чего быстро стерла отпечаток помады. – Ты молодец и все сможешь, Витя. Мы с папой за тебя, ты знаешь.
– Знаю, спасибо, – я быстро обнял их. Милости какие.
Затем подошел Крис.
– Ну что, чувак, жги, – улыбнулся он мне. Мы стукнулись кулаками и обнялись тоже. При этом он успел шепнуть мне на ухо хитрым-хитрым тоном:
– Тебе обязательно надо будет подтянуть французский… поцелуй, я имею в виду. Вот увидишь.
Затем мне пожелали удачи еще несколько человек, и очередь дошла до Юри. Он встал напротив. Я молча смотрел на него и не мог насмотреться, а в голове вертелись слова Криса про французский. Поцелуй. С Юри. Господи.
– Как ты? – спросил он наконец, отрывая взгляд от моего лица и разглядывая костюм. – Он такой красивый… Ты как из фэнтези.
– Скорее как с дурацкого показа мод, – пошутил я. – Ну… Неплохо. Буду стараться как смогу, обещаю.
– Конечно. Нет смысла делать что-то, если собираешься делать это вполсилы, – заметил Юри и притянул меня к себе за руку, крепко обнимая. Я обхватил его руками в ответ, чувствуя, как тепло сворачивается в груди пушистой кошкой.
В этот момент я был уверен, что смогу буквально все.
Мы постояли так немного, после чего он медленно отстранился, взял меня за плечи и взглянул в глаза.
– Я знаю, как это важно для тебя. Откатай так, словно от этого зависит твоя жизнь, а я буду поддерживать тебя так, словно от этого зависит моя.
Да, Юри.
Да.
Когда объявляли мое имя, я не чувствовал волнения. В смысле, вообще. Я знал, где сидит Юри – нашел взглядом, обласкал, без слов пообещал, что справлюсь. Он кивнул, словно понял, и улыбнулся.
А знаете что? Я вдруг понял, что в детстве когда-то мечтал именно о такой жене.
Нашел маму и отца – они махали плакатом с моим именем. И когда только успели? Я еле сдержал смех. Картина была презабавнейшая и немного смущающая, но приятная.
Нашел Криса и ребят. Кажется, даже та ссора не оттолкнула их от меня. Не хватало только Стаса – но он, впрочем, сам виноват, нечего открывать рот на человека, о котором совершенно ничего не знаешь.
На трибунах мелькало много знакомых лиц, и все они пришли поддержать меня.
Я обязан был победить.
Я выехал на середину катка и замер в начальной позе. Да, ощущения совершенно другие – это незабываемое чувство, когда на тебя смотрит куча народу, и ты должен контролировать себя абсолютно во всем, чтобы не облажаться. Я поднял руку, приветствуя их – они ответили мне аплодисментами и криками. Да-да, кричите, поддерживайте, восхищайтесь – вскоре вы увидите меня на куда более крутой ледовой арене, обещаю.
До меня доносятся первые звуки мелодии – и я иду в бой.
Фигурально, разумеется – движения стремительные, но плавные, не агрессия – чистое искусство. Мое искусство. И я несу его людям, как Прометей нес им огонь.
Музыка окутывает меня, держит в ритме, не позволяет расслабляться. Я танцую, задыхаясь от эмоций и выплескивая их в своих движениях – смотрите, ну же, вот он я, больше не неудачник, запоровший свою первую программу, я лечу, я стремлюсь – а мне есть, куда стремиться, – я взмываю вверх и опадаю вниз, я раскрываю вам себя, свое сердце. На трибунах человек, которому я бы кинул его прямо в руки, если бы мог – я не знал реакцию Юри на мою программу, но надеялся, что катаю не хуже, чем тогда, на его день рождения, что побью свой же случайный рекорд в его памяти.
Тройной аксель. Приземлился чисто – не сравнить с начальными тренировками, еще до школьного позора, где в половине случаев я касался льда или запарывал любым другим способом.
Зал зашумел после каскада из четверного сальхова и тройного тулупа – да-да, продолжайте, поддерживайте меня. Смотри, мама, гляди, отец, какие там посуда и огород, когда твоему сыну рукоплещет весь город?
Каскад получился прекрасным, не придраться, я потратил на его отшлифовку столько времени, что уже почти его ненавидел – но Яков однажды заметил, что я удивительно быстро учусь. Что у меня талант – так он сказал. Я рассмеялся тогда, но потом, когда понял, что программа, которая с виду казалась для меня почти невероятной, получается удивительно легко, и задумался – вдруг правда? Вдруг пока что я, конечно, ни о чем, но потом, спустя годы тренировок, смогу выделывать такие вещи, такие…
Так, кажется, я немного зазнался. Надо вернуться с небес на землю, пока не замечтался и не рухнул прямо посреди программы.
Волчок – мне показалось, или я слышал, как какая-то девчонка визжит так, что даже музыка не скрывает? Бедные соседи.
Я скользил по льду, купался во внимании, поглощал музыку и отдавался ей. Дорожки, вращения, четверной риттбергер – на вторую часть, я не могу, не могу сейчас сдать, несмотря на усталость.
В принципе, получилось прекрасно. Во время последнего вращения мне казалось, что я сейчас уйду вбок и рухну на лед вверх тормашками – а музыка все еще не кончилась.
В финальную позу я встал вспотевший и с глазами в кучку.
Но я справился.
Я.
Справился.
– Первое место на данный момент, прекрасные баллы, полная свобода корпуса и рук, зажигал под собой лед, новый талант, – коротко перечислил Яков уже после выступления. Когда я увидел свои результаты, то едва не расплакался от облегчения, повис на Якове и запечатлел на его старой щеке искренний молодой поцелуй.
Фу, как-то не очень звучит, но факт есть факт.
– Теперь можно и на остальных поглядеть. Сильно не зазнавайся, вдруг кто получше найдется, – предупредил меня Яков. В данный момент выступал какой-то парень, уже явно за двадцать, у него были неплохие прыжки, но вот что делать между ними он словно понятия не имел. Дорожки никакие, движения вяленькие, еще и упал. Нет, этот мне не соперник.
– А ты как думаешь? – задумчиво спросил я, глядя на результат этого парня. Интересно, отец Юри поспособствовал моим баллам? – Найдется кто-то лучше?
– Всегда найдется кто-то лучше, – обрубил Фельцман. Я лишь фыркнул недовольно. – И твоя задача – не дать этому случиться.
Вот спасибо. Вот от души.
Все же мне противника не нашлось, и я занял первое место. Мама с отцом так радовались моей победе, что, после поздравлений моей скромной тушки разными людьми, потащили в ресторан отмечать – я, разумеется, захватил с собой Криса и Юри, остальных моих друзей мы бы попросту не сумели прокормить, да и они все равно потом все разбежались по домам. Девочки, которым я нравлюсь – а их набралось немалое количество, к слову, – надарили мне букетов, почему-то шоколада, словно это какое-то 14 февраля, и даже игрушек. Прямо как на настоящем чемпионате, какая прелесть. Я поблагодарил каждую, поцеловал в щеку – ужас как устал, на самом деле, – зато оставил абсолютно счастливыми. И пополнил свою армию фанаток, кажется.
Мне разрешили заказать все, что угодно. Так как в рестораны с семьей мы почти не ходим, да и щедростью такой мама обычно не страдает, у меня прямо глаза разбежались при виде содержимого меню, и я открыл было рот, чтобы назвать почти все, но Юри, сидящий слева от меня, многозначительно кашлянул.
Завтра произвольная. Сегодня собирался потренироваться еще немного.
Чееерт.
Глотая слюни, я пнул его под столом, но все же благодарно кивнул, и в итоге заказал то, от чего я завтра не провалюсь под лед.
Ночью я спал как убитый – хотя был уверен, что попросту не смогу заснуть от волнения. Но стоило только коснуться подушки – и меня буквально вырубило от усталости.
Когда мы вновь оказались у Ледового дворца, ситуация с предыдущего дня почти не изменилась – разве что журналисты терлись вокруг еще более интенсивно и спрашивали про вчерашнюю победу, а не такие удачные участники провожали меня крайне недовольными взглядами.
Мама и отец вновь пожелали удачи первыми, затем подошел Крис и остальные – только вот Юри на этот раз я не увидел и забеспокоился. Не мог же он проспать или не прийти? Это же такой важный день! Я должен был сегодня впервые показать ему свою произвольную – а его нет!
– Юри не видел? – выловил я Криса в толпе зрителей. Тот повертел головой.
– Точно не скажу, Вик, вроде нет. Звонить пробовал?
– Да, он не отвечает… – паника во мне разрасталась с каждым словом. Друг успокаивающе положил руку на плечо.
– Ладненько, давай поищем вместе. У тебя еще есть время.
В итоге мы разделились, но я добрался до цели первым. Юри я случайно заметил почти у входа, его удачно скрывала толпа каких-то подростков. Я хотел было позвать его, но затем увидел, что Стас стоит рядом с ним и что-то оживленно рассказывает. Юри стоял спиной ко мне, но я узнал бы его, наверное, даже по силуэту.
Стоп, погодите-ка…
Что Стас забыл возле него? Что Стас вообще забыл тут?
Не то чтобы я не доверял ему, в конце концов, он много лет был моим другом до той памятной ссоры, но все же в душе зародилось нехорошее подозрение, и я поспешил к ним.
– И тогда он сказал, что все получилось, и за него точно замолвит словечко глупый доверчивый сыночек. Это его слова, если что… – донеслось до меня, когда я подошел достаточно близко. Юри меня, разумеется, не видел, ведь глаз на спине у него нет, но вот бывший друг, прервав увлеченное повествование, поднял глаза и, глядя на меня через его плечо, нехорошо так улыбнулся.
Мое предчувствие пиздеца визжало о беде почти сиреной.
========== Глава 15. Эпилог. О любви ==========
Я запутался в своих ошибках, но усвоил урок и стану сильнее.
В день, когда мы поймем, что солнце одно и оно огромно,
Мы вместе пойдем к нашему будущему.
Мы стоим на том же месте, откуда всё началось,
Но слова “сдаться” нет в нашем лексиконе.
У нас с тобой одна душа, мы не можем быть разделены.
Ты нужен мне и ты хочешь меня на этой планете под названием Земля.
Каждый, каждый, каждый день мы сами творим свою историю.
EXO – History
Мое предчувствие пиздеца визжало о беде почти сиреной.
– А вот и наш герой, желающий победить честным путем. Не так ли, Вить?
Я споткнулся. Только не говорите мне, что…
Стас продолжал улыбаться. Он был невероятно доволен собой, едва ли не светился, но в глазах его я видел злорадство и досаду. Он же не мог из-за какой-то тупой ссоры буквально разрушить мне все?
– Я тут случайно рассказал твоему другу о плане, ведь нечестно скрывать такие важные вещи от друзей. Хотя откуда тебе знать, как нужно обращаться с друзьями!
О чем это я… Конечно, он мог. И он сделал это, сомнений уже не оставалось. Тварь. Я сжал зубы так, что заболела челюсть, и больше всего на свете боялся, что Юри, замерший, словно статуя, повернется ко мне лицом, и я увижу ненависть в его глазах.
– Можешь не благодарить, ты же все равно собирался кинуть его после того, как все закончится, я лишь немного тебе помог.
Заткнись! Заткнись-заткнись-заткнись!
Он улыбался, а у меня внутри все стыло от злости и ужаса. Он все испортил. Он уничтожил все, к чему я стремился столько времени, все хрупкие и прекрасные нераспустившиеся бутоны отношений с самым чудесным человеком в моей жизни, своим мерзким языком!
– Ты… – выдохнул я еле слышно, чувствуя, как меня начинает трясти. – Закрой свой рот, пока я не вырвал тебе все зубы, ублюдок!
– Как мы заговорили! – он скривил губы, но предусмотрительно отошел на пару шагов назад и кивнул на Юри, все еще не произнесшего ни слова. Молчи, Юри, солнце мое, молчи, не уничтожай меня, я все тебе объясню, только дай мне немного времени… – А про него ты тоже так говорил? А, ну да. Я помню, как ты называл его «ступенькой к будущему», «человеком, который ничего не значит», «мутным парнем» и говорил, как он тебя бесит. Неужели что-то изменилось? – он повысил голос и теперь почти кричал, не давая мне вставить и слова. – Мы, твои друзья, которые всегда, блядь, всегда тебя поддерживали во всей хуйне, включая эту, стали для тебя, дружка богатея, который дарит тебе айфоны и возит на тачках бесплатно, мелкой сошкой? Так, червями недостойными вашей великой славы? Так вот, солнцеликий ты наш, я рассказал все твоему дружку, показал телефон с нашими переписками, чтобы ты убедился, что никому, кроме нас и твоей семьи, ты такой вот не всрался совершенно, а он не позволял морочить себе голову. Но и лично мне ты теперь тоже не всрался, так что иди нахуй, Витя, и разбирайся теперь со всем этим говном сам.
Выдохнув, он выдернул из рук Юри телефон – я увидел его старый чехол, на котором сам же когда-то начеркал свою подпись, почти стершуюся со временем, и понял, что он не блефовал. Он реально рассказал. Реально показал переписки – и те, где я еще в самом начале общения с Юри жаловался, как меня все это бесит, и последние, где я просто коротко отчитывался, что все по плану, не желая посвящать друзей в то, что каким-то образом умудрился вляпаться. Но о том, что я действительно чувствую, Юри, разумеется, не сказал никто.
И вряд ли теперь он захочет слушать меня.
– Постой-ка, Стасик-пидорасик, – процедил я, нарочно используя глупую детскую дразнилку, которой его дразнили в младших классах и из-за которой он жутко злился до сих пор, и бросился к нему, со всей силы ударив его, не ожидавшего нападения, сначала в челюсть, а потом лбом в нос.
Кто-то закричал. Я слышал, как останавливается и шушукается народ, наблюдая за этим как за каким-то представлением. Словно мы в цирке и развлекаем публику – но вот мне развлекаться теперь не хотелось совершенно. Мне хотелось убить своего бывшего товарища, чтобы он никогда больше не открывал свой рот, когда не следует.
Он упал, прижимая руку к носу. Я, чувствуя удовлетворение в глубине души при виде крови, которую он больше размазывал, чем останавливал, сел ему на бедра и ударил еще раз, словно в замедленной съемке наблюдая, как лопается его губа, а кровь заливает рот. Он орал что-то, матерился, вроде просил прекратить, но у меня в глазах темнело от злости, и я бил его, вкладывая все свое дикое отчаяние.
Его лицо уже покрылось кровью почти полностью, когда чьи-то руки оттащили меня, брыкающегося, в сторону. Две незнакомые женщины из сторонних наблюдателей подняли Стаса, дали ему влажные салфетки, помогли вытереть лицо. Я заметил в окружающей толпе Юко, прижимающую руку ко рту, и немного пришел в себя.
За такое меня, возможно, могли дисквалифицировать и отправить домой, если не в участок вообще – вряд ли драку на общественном мероприятии, которую, к слову, начал именно я, оставили бы без внимания. Я позволил эмоциям взять верх, и теперь понимал, что сглупил. Нет, само собой, крысу надо было проучить, но не сейчас и не здесь, а где-нибудь в безлюдном местечке – там меня точно никто бы не остановил и он получил бы по заслугам. А теперь… кто знает, что меня ожидает за такое.
Я чувствовал, что Юри все еще стоит неподалеку и наблюдает, не пытаясь вмешаться. Я обернулся и успел заметить его холодный взгляд перед тем, как он отвернулся и пошел в сторону выхода.
О нет. Нет-нет-нет, пожалуйста…
– Юри! – крикнул я, вырываясь их держащих меня на всякий случай рук и бросаясь следом. – Юри, подожди, я… Дай мне объяснить!
Он остановился, вздохнул – я видел, как приподнялись и опустились его сгорбленные плечи – и обернулся.
Его глаза были покрасневшими, словно он уже успел поплакать, и пустыми. Серьезно. Он словно не видел меня, и это было жутко.
– Подожди, пожалуйста, я…
– Это правда? То, что ты использовал меня? – спросил он тихо. Так тихо, что мне пришлось напрячь слух, чтобы вообще хоть что-то услышать.
Я провел рукой по лицу и покачал головой. Сердце болело так, что хоть руками вырывай.
– Послушай, я…
– Это правда, Виктор? Да или нет. Одно слово – я больше ничего не хочу от тебя слышать, кроме этого.
Весь мир вокруг меня будто замер. Я не знал, что сказать. Он знал правду. Скажи я «нет» – это будет откровенной ложью, известной нам обоим. Тогда он точно возненавидит меня и ничего не станет слушать. Он глядел на меня выжидающим взглядом, которому я никогда не мог противостоять, поэтому я коротко проговорил пересохшими губами:
– Да, но…
И слизнул соленую влагу со своих губ, когда я с ужасом увидел, как он плачет. Из-за меня. Господи, ну почему все так? Этот человек никогда, никогда не должен был плакать из-за меня!
Мы стояли друг напротив друга и ревели, не произнося ни звука. Я задыхался от вины, глядя ему в глаза.
– Юри, послушай, я хочу объяснить, все не совсем так, то есть сначала да, но потом я понял…
– Ты такой же, как и остальные, кто был до тебя… А я думал, что… Не смей меня трогать, Виктор! – прервал меня он, вытирая глаза рукавом рубашки и отступая. Надел такой красивый костюм на мое выступление… Моя рука безвольно повисла в воздухе, не дотянувшись, и опустилась. Голос Юри сорвался на последнем слове, но он упрямо продолжил, смаргивая слезы: – И ради своей же безопасности больше никогда, никогда не попадайся мне на глаза, иначе, клянусь, я уничтожу твою жизнь так же, как ты уничтожил сейчас меня. Было приятно пообщаться, но надеюсь больше никогда тебя не встречать.
Глядя на его удаляющуюся спину, я понимал, что он уже уничтожил мою жизнь этими словами.
– Ты повел себя отвратительно, испортил мнение о себе, и теперь я вообще не уверен, что жюри будет оценивать тебя объективно! – выговаривал мне Яков, пока тащил за собой, больно вцепившись в плечо. Я молчал. Я не хотел выступать, я ничего не хотел, кроме как лечь и умереть прямо тут. Я был морально и физически уничтожен.
– Еще глаза краснющие, придется искать кого-то с косметичкой, чтобы скрыть… Ну за что мне такая головная боль? Чего ты молчишь, язык проглотил?
Я остановился, глубоко и часто дыша – казалось, что не хватает воздуха. Я почти задыхался. Сердце болело как ненормальное.
Яков обернулся и смерил меня недовольным взглядом.
– Что с тобой?
Я помотал головой и наклонился, упираясь руками в колени. Он встал рядом. Беспокоится, кажется. Мне было уже все равно.
– Я не смогу, Яков. Я не буду.
О, я все-таки смог выдавить это.
Повисла пугающая тишина. Я слышал, как где-то неподалеку переговариваются остальные участники, как трибуны шумят, когда объявляют первую «жертву».
Я должен был быть пятым. Но я желал быть никаким.
Юри ушел. Он не придет. Он никогда больше не придет.
– Ты ебанулся? – ласково спросил Фельцман, и от его тона у меня мурашки пробежали.
– Я… плохо себя чувствую.
– Пиздишь. Плохо он себя чувствует, понимаете ли… Беспокоишься, что твой драгоценный Кацуки не явится, раз вы с ним поругались?
Мы не поругались. Мы полностью и бесповоротно разорвали все связи, а я стал для него врагом номер один. Да, и такое бывает.
– Кроме него, – продолжал Яков, дергая меня за шкирку, чтобы выпрямить. – Болеть за тебя пришла целая куча народу. Несколько рядов. Там даже плакаты и растяжка есть, словно ты блядский чемпион уже. И твоя семья благодарила меня сегодня за все, что я для тебя сделал, и сидит там, ожидая твоей победы, в которой они твердо уверены. А ты тут ноешь, словно баба, и позоришь их всех.
– У меня реальные проблемы! – вскинулся я. – Я знаю, что не смогу откатать хорошо, я упаду на каждом прыжке, у меня психика и состояние ни к черту, Яков! Я просто убьюсь там, понимаешь? Я попросту не хочу больше ничего никому доказывать! Я…
– Он пришел, идиот, – процедил Яков, и я замер с открытым ртом, когда уже набирал воздух для последующей тирады. – Ты понял, о ком я. Пришел он. Теперь ты выйдешь на лед и откатаешь эту чертову программу, раз уж присутствие совершенно левого человека значит для тебя больше, чем присутствие семьи!
– Врешь, – не поверил я, но надежда внутри распускалась салютами. – Докажи!
– Пойди да посмотри. Я видел, как он сначала вылетел на улицу, словно его черти гнали, а потом вернулся весь красный и ушел с остальными зрителями. Ой, горе мое… – он совсем по-отечески вздохнул и дал мне легкий подзатыльник. – Это за дело, не надо так на меня смотреть.
Я скользил глазами по рядам. Видел маму и отца, Криса, пару ребят, с которыми поругался, половину школы – девчонки и правда держали плакаты со словами поддержки, а наша местная художница даже нарисовала офигенно красивого меня на коньках с золотой медалью в руке. Пронимало до костей от такой поддержки.
– У прохода слева, седьмой ряд, даже я, старик слепой, увидел раньше. Левее! – командовал Яков, и я послушно поворачивал голову, сканируя зал взглядом.
И нашел его.
Он действительно пришел.
Юри, сжавшись и словно желая занять как можно меньше места, сидел рядом со своей мамой и казался тростинкой по сравнению с ней. Хироко с улыбкой что-то говорила ему, а он выглядел таким несчастным, что у меня сердце защемило.
Я любил его, господи, я так сильно его любил, что это почти разрывало меня на куски. Я мог с уверенностью сказать, что Юри – лучшее, что случилось со мной за всю жизнь, и никаким людям, никаким соревнованиям, чемпионатам, мечтам или чему-либо другому я не позволю отнять его у меня.
– Яков, – позвал я. – Я изменю в программе кое-что. Я хочу, чтобы у нее был определенный посыл, и не совсем тот, что мы планировали изначально. Возможно, это будет выглядеть немного иначе, но я справлюсь.
Он хмуро взглянул на меня
– Я уже говорил тебе про бич тренера, подопечных, которые делают все так, как им вздумается? Я тобой на льду управлять не могу, так что выдумывай что хочешь, но чтобы золото было твое, даже если тебе придется расшибиться в лепешку. Понял?
– Понял.
Я напоследок проверил телефон в надежде увидеть сообщение или пропущенный звонок от… Ох, ладно. Это были пустые мечты. Когда уже собирался убрать мобильник, он завибрировал. На экране выскочило уведомление о новом сообщении – но вот только отправителем был не Юри.
Это был Стас.
Первым желанием было удалить сообщение, не заглядывая внутрь, но любопытство все же взяло верх, и я нажал на «открыть».
Содержание…удивило.
«Докажи ему и всем, что ты можешь победить сам. Ты ублюдок, но я буду за тебя болеть. Прости».
«Пошел ты» – быстро напечатал я, несколько секунд глядел на строчку – и стер написанное.
Но удалить сообщение я так и не смог.
Виктор, Виктор, – скандировали мои ребята, когда я выехал на лед и пафосно раскинул руки в сторону, приветствуя народ. Якова аж скривило. Я улыбнулся и сделал круг, после чего глянул туда, где должен был сидеть Юри, но не успел разглядеть его в толпе.
Ничего. Главное – он тут. И я обязательно все ему объясню, я не позволю ему покинуть меня.
Ты видишь меня насквозь, мой хороший. Так пойми и это.
Смотри на меня.
Смотри в меня.
Не отводи взгляда.
Пойми, что я хочу сказать тебе этой программой. Она твоя. Она для тебя.
Мне казалось, что я вообще не контролирую свое тело. Что у меня нет веса. Что лед мягко пружинит под моими ногами.
Я танцевал любовь. Я кричал о ней телом и взглядом, я показывал то, как мне необходим человек. Как я страдаю. Как мне жаль, что все так вышло. Как бы я хотел все исправить. Как сильно я хочу быть рядом. Меня наполняли любовь и отчаяние.
Четверной тулуп. Тройной аксель. Тройной флип. Трибуны рукоплещут и подбадривают, а я скольжу по льду, вырисовывая на нем узоры лезвиями коньков. Как там говорили вчера, зажег под собой лед? Да, сейчас я тоже хочу его зажечь. Я хочу сжечь его нахрен, если это поможет мне помириться с Юри!
Я больно прикусил щеку изнутри, чтобы не сорвать каскад из-за вспыхнувшего раздражения. Тройной аксель, ойлер, чтобы прыгнуть следующий не с правой, тройной сальхов – коснулся льда. Ничего. Все нормально.
Я уже почти на середине. Юри, ты видишь? Ты чувствуешь? Это все для тебя. Для остальных, конечно, тоже, но это твой подарок. Твой сюрприз, та программа, что ты никак не мог увидеть на тренировках.
Просто поговори со мной.
Взлетаю вместе с музыкой, в ритм. Четверной сальхов и тройной тулуп – каскад, чистое приземление, трибуны воют.
Поговори со мной, Юри.
Тройной сальхов.
Ты нужен мне, Юри.
Четверной тулуп и двойной тулуп. Планировалось 3-2, но… Сорянчик, Яков.
Я люблю тебя, Юри. Прости меня.
Завершив все вращением, я встал в финальную позу и замер, пытаясь отдышаться. Трибуны шумели и кричали мое имя. Яков, кажется, не знал, какое выражение лица выбрать, сердитое или довольное, поэтому смешал и выдал что-то среднее. Довольно жуткое, к слову.
Юри я все еще не мог разглядеть – и это было обидно.
Когда я стирал пот со лба, то случайно обнаружил, что щеки у меня мокрые.
Приехали.
Допрыгался, Никифоров. Вот тебе и чувства на льду.
– Поздравляем с победой на городских соревнованиях…
– Глядя на вашу программу, складывается впечатление, что мы на чемпионате…
– Собираетесь ли вы пойти дальше города и участвовать на международном уровне?
– Как вы собираетесь использовать свой открывшийся талант?
– Что сказал ваш тренер?
– Ваша программа была посвящена кому-то важному? Эмоции…
У меня болела голова и ноги. Особенно левая, на которую кто-то очень умный умудрился наступить в толпе. Люди вокруг давили – поздравляли, радовались, но все это уже утомляло. Мне хотелось немного отдохнуть.
Мама обещала, что сегодня я точно смогу съесть все-все, что захочу. Вроде бы радуйся да жри, но когда я представил, что рядом не будет сидеть Юри – аппетит пропал моментально, но, чтобы не обидеть маму, я изобразил бурную радость и быстренько слился с толпой.
Ага, кто бы мне позволил…
– Витя! – промурлыкал рядом женский голос, и рука легла мне на плечо. Я обернулся.
Это была София. Вот уж кого не ожидал… Все такая же нарядная, словно и не было всего этого прошедшего времени. Даже помада та же красная. Отвратительная помада, к слову. Только сейчас заметил. Ей не идет вообще.
Не то чтобы я был таким знатоком в женском макияже, но факт оставался фактом.
– Что? – буркнул я, желая оказаться как можно дальше. Я не чувствовал к ней больше никаких теплых чувств и не мог забыть предательство, из-за которого пострадала моя голова.
Ее, кажется, холод в моем голосе не смутил. Возможно, она его даже и не заметила.
– Витя, ты такой молодец! Я болела за тебя, я знала, что ты победишь! Знаешь… Ты мне очень нравишься. Очень. И я хочу вернуть наши отношения.
Чего? Это шутка такая? Куда смеяться?
Видимо, мое лицо вполне отражало эти эмоции, так как Софи тут же засуетилась вокруг меня.
– Когда мы расстались – а это было жуткое недоразумение, я просто была немного нервной тогда, вот и наговорила глупостей, – я плакала неделю, а потом испугалась, что ты больше не захочешь со мной общаться и я не переживу отказа, и не решилась подойти к тебе.
Ага-ага, конечно. Через неделю ты уже сосалась с новым парнем за гаражами у школы.
Я слушал этот бред и не мог поверить, что когда-то повелся бы.
– Но я так страдала без тебя! Ты был первым и самым лучшим мужчиной в моей жизни, я так и не смогла тебя забыть, прости. И теперь подумала – почему бы не попробовать еще раз? У тебя ведь тоже остались ко мне чувства, я знаю.
К слову, говорила она очень правдоподобно – в смысле, с виду искренне так, с эмоциями, жестикуляцией, с каждым предложением придвигаясь ко мне все ближе и ближе. Но в глазах я видел, что никакой великой любовью тут и не пахло.
– Сообщение прийти к тебе домой и поговорить, после которого меня подстерегли и по башке огрели, тоже не ты писала, конечно же? – предположил я. Она, как и я ожидал, тут же начала отрицать.
– Это не я, конечно же, разве бы я смогла так с тобой поступить! Кто-то украл мой телефон как раз накануне… Так и не нашли.
Я незаметно скосил взгляд на телефон, торчащий из ее сумки. Ну да, этот же самый. Надо бы позвонить потом, проверить, тот ли номер.
– Витя, ты веришь мне? Мне же нет смысла подставлять тебя! Я же тебя люблю! – внезапно она вцепилась мне в руку, обхватила другой рукой за шею и, приподнявшись на цыпочки, прижалась ртом к моему рту. Это произошло так стремительно, что я даже не успел ничего сделать.
Поцелуй был мерзким, привкус вечной красной помады горчил, а от приторных духов слезились глаза. Я оттолкнул ее, совсем не заботясь о том, упадет или нет, выдернул руку и тщательно вытер губы.
– Ты чего, Витя? – растерянно спросила Софи, и теперь я впервые увидел ее в истинном свете. Как видел Юри, даже ни разу с ней не встретившись, как видела моя мама, когда качала раньше головой на мои рассказы о наших свиданиях, как видел Крис и остальные ребята, когда, поджимая губы, сообщали, что замечали ее в компании других парней, а я отмахивался со словами «это просто ее друзья».
Они все предупреждали меня. Они все хотели помочь.
Дураком был я один, я один ничего не видел и не слышал.
Она была фальшивой до каждой своей клетки. Жадной до денег и славы. Шлюховатой и доступной. Красящейся, словно женщина легкого поведения, учащейся на двойки, пищущей с ошибками в каждом слове и совершенно без запятых. Не умеющей готовить. Оскорбляющей своих подруг за их спинами, вешавшейся на каждого мимо проходящего парня даже тогда, когда мы с ней еще встречались. Не способной поддержать разговор о чем-то кроме одежды, косметики и сплетен. Не ставящей ни во что свою семью, подставляющей всех вокруг, чтобы получить для себя какие-то льготы. Способной продать родную мать за дорогую тачку. А еще что-то мне подсказывало, что ее долг Кулаку и то, что он занимается наркоторговлей – все это явно связано между собой.
Она была человеком, с которым я теперь не хотел иметь ничего общего.
– Ты подошла ко мне потому, что я выиграл деньги? – спросил я, глядя на то, как она картинно округляет глаза и вновь приближается ко мне, покачивая бедрами.
– Что ты такое говоришь? Я люблю тебя, дурачок! Сколько раз мне еще повторить, чтобы ты запомнил и поверил?
Тут мне в голову пришла идея.
– Сонь… Послушай, я так рад твоему возвращению и хочу предложить тебе кое-что важное, – проникновенно начал я, беря ее за руку.
Она, облизывая губы, придвинулась ближе. Я заметил, как она выпрямила пальцы на другой кисти, как это обычно делают, чтобы мужчина легко мог надеть обручальное кольцо. Мне стало смешно.
– Да, дорогой?…
– Я неизлечимо болен, и нам пришлось продать все имущество, чтобы оплатить мне лечение, – выпалил я на одном дыхании. – Это мое последнее соревнование. Мне очень нужен кто-то, кто мог бы обеспечивать мое лечение, покупать лекарства, ухаживать за мной, ну, памперсы менять, кормить и все такое… Так хорошо, что ты вернулась! Мне будет приятно, если моей сиделкой будешь ты, а не посторонняя баба, – выдал я, внимательно глядя на то, как меняется ее лицо.
