Текст книги "Омут. Книга первая. Клетка"

Автор книги: Владислава Черкашина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)

Еще бы, сначала всех обошел и узнал, как у них дела, и в последнюю очередь вспомнил о родной дочери.

– Что ты здесь делаешь? – Откуда эта нервозность и паника в моем голосе? И где, черт возьми, моя бабуля, я вас спрашиваю?!

– Послушай, – он отстранился и сглотнул, – мне тяжело об этом говорить, – слезы проступили на его глазах – такое я видела впервые, – твоя бабушка сегодня утром скончалась, в понедельник похороны, – каждое слово произносил с расстановкой, отчего они друг за дружкой четко вбивались в мой мозг и отталкивались назад.

– Я не верю, – первая реакция.

Это правда, я не верила его словам.

– Эля, я понимаю, это тяжело понять и тем более принять, но… Крепись, дорогая, – он положил руку на мое плечо, которым я автоматически дернула, мужская ладонь слетела.

– Чушь, – грубо, но сдавленным тоном.

Не обращая ни на кого внимания, я кинулась в сторону дома. За пару минут добежала до подъезда, взлетела по лестнице на последний этаж. Пошарила рукою в сумке, выловила ключи, открыла дверь… О, Боги! Все, прям, как в том стихотворении Эдуарда Успенского «Разгром», которое мы когда-то разучили с бабулей. С секунду я постояла на пороге. Вошла. В коридоре на полу валялись вещи из шкафа.

– Мама приходит с работы, – услышала я свой голос из детства, только какой-то безжизненный.

– Мама снимает боты, – нагнулась и рукою отодвинула кеды-сапоги.

– Мама проходит в дом, мама глядит кругом, – в зале все журналы, книги, газеты вперемешку раскиданы повсюду, даже два горшка с цветами и те разбиты.

– Был на квартиру налет? – Подняла нашу с бабулей большую фотографию в рамке, стекло треснуто посредине между мною и ею. – Нет.

– К нам заходил бегемот? – Заглянула в ванную комнату. – Нет.

– Может быть, дом не наш? – Рядом со стиральной машинкой лежала распахнутая незнакомая пустая деревянная шкатулка. – Наш.

– Может, не наш этаж? – Состояние кухни оставляло надеяться на лучшее. – Наш. Просто приходил Сережка, поиграли мы немножко, – я осмотрела перевернутый холодильник.

– Значит, это не обвал? – Моя комната была, как чужая, стена с фотографиями полупустая, учебники и прочая макулатура разбросаны, одежда больше похожа на тряпки, нежели на что-то приличное. – Нет.

– Значит, слон не танцевал? – Остановилась у двери бабулиной комнаты. – Нет.

– Очень рада, – едва я коснулась пальцами, дверь сама распахнулась, – оказалось, я напрасно волновалась, – мрачно со слезами в голосе закончила я, комната была пуста.

Идти дальше не было смысла. На пороге квартиры появился запыхавшийся отец.

– Эля! – Выдохнул он.

Я повернула к нему свое лицо, и выражение его сменилось с нервозно-грозного на сочувствующее. Что он здесь делает? Скоро вернется бабуля, мы приберемся в квартире, потом соберем вещи и переедем куда-нибудь.

– Солнышко, сегодня ты переночуешь в гостинице вместе со мной, хорошо?

Так, значит, это не он устроил погром. Я согласно кивнула. Чувствовала и осознавала, что внутри меня что-то замкнуло, но ничего не могла с этим поделать. Мы закрыли квартиру на замок и пешком дошли до гостиницы в центре города. Был вечер, звезды обещали появиться на небосклоне, а тучи – не мешать им освещать морозную ночь. У папы был двухместный номер. В одной небольшой комнатке он уложил меня в прямом смысле этого слова. За руку, как маленькую девочку, проводил до кровати, усадил и вышел, закрыв дверь.

Какое-то время я так и сидела, а в голове повторялись друг за дружкой картинки из всего, что было со мною в последние месяцы… Лицей, фотосессия, ребята, бабуля, похороны Женьки, видение на кладбище, бабуля, побег с Тошкой и Артемом, клетки, Марк, мама с огромным животом, бабулина книга, странные видения, Денис, Лизхен, побег, Элинор, Артем и Аня снова вместе, здание с Профессором взорвалось, Тошка все еще со своей способностью, Екатерина с Марком и Андреем спаслись, лицей, папа, разгромленная в хлам квартира… Как деревянный солдатик, я рухнула на бок. С открытыми глазами смотрела в пустоту, тщетно пытаясь понять, что же я упустила… Так прошла ночь.

На утро в дверь раздался робкий стук. Разумеется, это был папа. Он был в шоке при виде меня. Задумался, не показать ли дочурку психиатру. Все из-за того, что ночью, пока я неудобно лежала, мне в голову пришла мысль, что бабуля просто уехала по делам. И она не могла взять меня с собой по какой-то весомой причине. Вот и все. Она вернется, когда разрешит свою проблему, по иному быть не могло. Моя старушка не могла меня бросить. Нет-нет, не могла. И вот когда я разгадала их задумку, смирилась с тем, что придется какое-то время пожить без бабули, но главное-то, что она жива, верно? И даже настроение как-то поднялось.

– Мне блинчики с яблочками, пожалуйста, – попросила я у официанта, пока папа продолжал подозрительно на меня смотреть.

Наконец нам принесли завтрак. Хоть я и не спала целую ночь, чувствовала себя просто прекрасно. Быстренько управилась с блинчиками и утренним кофе.

– Итак, в первую очередь, мне нужно прикупить какую-то одежду, потому что ты же сам видел в каком состоянии та, что в квартире, – я намазала на хлебце мед и откусила.

– Доча, с тобой все в порядке? – Уже в который раз поинтересовался отец.

– Конечно, да, – я издала нервный смешок.

Не понимаю, если они хотят, чтобы я успешно сыграла свою роль, зачем меня постоянно проверять?

– Ладно, вот тебе деньги, – он раскрыл свой портмоне и достал несколько хрустящих купюр, – сходишь без меня, ладно?

– У тебя еще дела? – Я запихала деньги в свой старенький черно-белый кошелек.

– Да, еще столько нужно сделать… – Он хмуро наблюдал за моими действиями, сам только кофе попил, – завтра похороны, – на эти слова я не отреагировала.

В два глотка допила остатки кофе, перегнулась через стол, чмокнула своего старика, и выпорхнула из кафетерия. Еще столько дел, столько дел…

Так, папа сказал: «завтра похороны». Значит, надо черненькое платье купить. Да, кстати, еще вчера он забрал из квартиры мой черный плащ. Собственно, сейчас я в нем и была. Еще нужны, наверное, сапоги или туфли какие-нибудь теплые. И без длинных черных перчаток просто не обойтись. Не то чтобы я чокнулась, просто уверенность в том, что действия завтрашнего дня всего лишь фарс, настолько во мне сильна, что иначе и быть не может. Одно не ясно, зачем им все это? Но думаю, в итоге я получу разъяснения.

С тремя (приличных размеров) пакетами я вернулась в гостиницу. Папы не было. Я поднялась в номер и переоделась. Наверное, целую вечность крутилась у зеркала, любуясь собою. За время, проведенное в клинике Профессора, я изрядно похудела, и эта легкая впалость щек и все в таком роде очень даже шли – к лицу.

Раздалась телефонная трель. Фу, какой неприятный звук. Подняла трубку.

– Эль, привет, – шепотом промолвил пацанячий голос.

– Привет, – беспечно ответила я.

– Ты сейчас одна? – Это был Тошка.

– Да, хочешь в гости зайти?

Как я могла забыть, что купила чудную шляпку с шикарной черной вуалью? Завтра точно буду самой красивой, вернее, изящной и шикарной… Лицемерка.

– Да, на пару минут.

– Ладно, жду, – положила трубку и только тут подумала, что он не знает, где я.

И зря волновалась. Через десять-пятнадцать минут – я как раз успела переодеться – раздался стук в дверь. На пороге стоял Тошка, правда, невидимый. Но как только дверь сама закрылась, а я и не двигалась с места, парнишка проявился. Он был в чистой одежде и своего размера куртке. Мальчик-невидимка кинулся обниматься. Сжал так, что я чуть не задохнулась.

– Полегче, парень, – прохрипела я, пытаясь отодвинуть его.

– Прости, – выдохнул он, – я просто рад, что с тобой все нормально.

– А что со мной может быть не так? – Я взяла яблоко со стола и откусила, и предложила ему, – хочешь?

– Нет, спасибо, – недоуменно отказался парнишка.

– Ну, а у тебя как дела? – Я села на диван, он в кресло напротив.

– О моей невидимости, кроме тебя, знает только мама. Мы с ней решили отцу ничего не говорить. А еще ночью она по телефону разговаривала с твоим отцом. Я толком не слышал их разговор, но… В общем, мы с января во Владивостоке жить будем.

– Вы переезжаете? – Искренне удивилась я.

– Да, – мальчишка ломал себе пальцы.

– Но почему?

– Понимаешь, это сложно объяснить…

– Не дура, пойму как-нибудь, – уже начала раздражаться.

– Это все из-за того, что твои одноклассники ВСЕ теперь обычные, а мне удалось избежать вакцинации. Родителям, конечно, непонятно, в честь чего Профессор решил ее провести именно сейчас… Он погиб, ты знаешь?

Девятиклассник поднял на меня усталые глаза. Я молча кивнула, перестав жевать. Яблоко застыло в руке. В голове откуда ни возьмись возродилось воспоминание и раздался пронзительный крик: «Беги! Возвращайся к себе!» Я помню этот голос. Так кричала Луна перед своею смертью. Из-за чего она погибла? Может, именно для решения этой проблемы моя бабуля так внезапно уехала?

– Эля! – Тошка кричал мне в лицо, намереваясь тряхнуть за плечи.

Как из транса, я с туманным взглядом начала приходить в себя. Точно осознавая, что услышала этот крик снова сейчас. Такое со мною впервые… Сколько уже я не употребляла «притупляющий эликсир», не помню. Но надо бы его выпить.

– Я нормально, – убедила парня, и он присел на свое место, не сводя с меня глаз, – ты завтра пойдешь?

– Куда? – Парнишка оторвал глаза от мобильника, который только что известил его о входящем сообщении.

– Похороны, – глухим голосом напомнила я.

22

Мы прибыли на кладбище около десяти утра. Я не удивилась бесчисленному количеству пришедших проститься и отдать последнюю дань уважения бабуле. Также не удивил намертво закрытый гроб, ведь что там внутри могло быть? Либо воздух, либо камни. Но в любом случае я стояла с кислой миной. Большую половину лица скрывала вуаль моей прекрасной шляпки. Подол нового черненького шелкового платья слегка выглядывал из-под теплого плаща, больше похожего на удлиненный пиджак. То, что моя мрачность сегодня была прекрасна, а бледность кожи просто светилась, я не сомневалась. Утром у меня было мало времени, чтобы еще раз собою полюбоваться, но пока мы ехали, я смотрелась в зеркало заднего вида, подбирая скорбную маску.

День предстоял быть чудным – по погоде. Никакого снега, лишь слабый ветерок обдувал шею, потому что свою шикарную гриву я уложила в шишку и спрятала под шляпкой. Если честно, я больше походила на Первую леди в приемной президента, нежели на убивающуюся от горя внучку. Неужели я настолько плохо исполняла свою роль, что все на меня пялились, как сговорились!

И при всем при этом у меня было такое странное, мутное чувство, что я не должна сейчас здесь находиться. Перед тем, как выйти сегодня из комнаты номера, я переложила бабулину книгу в огромный клатч, даже не уверена, что это клатч – просто сумка, похожая на большущий кошелек. Так вот, когда я перекладывала книгу, из нее выпал конверт, на котором стояла дата, когда его нужно вскрыть. Через неделю. А так как я уверена, что моя старушка жива и даже, возможно, следит за мной, решила все указания выполнять беспрекословно. А еще вчера вечером папа пошел в душ и убрал книгу, которую читал все время, в свой дипломат. Я, маленькая негодяйка, заглянув в дипломат, аккуратно вынула книгу. Уж больно в ней что-то знакомое было. С первой же строчки я поняла, что это бабулин каллиграфический почерк. Все ясно, она и ему оставила книгу. Мило с ее стороны.

Массивный черно-красный гроб опустили в яму. Папа подошел и бросил пару бордовых роз. Не самый лучший выбор с цветом, на мой взгляд. Моя очередь. Я надумала держаться молодцом. Медленно подошла чуть ли не к самому краю. Немного скользко. Несколько долгих секунд смотрела на крышку. Что я должна, по идее, чувствовать? Даже представить не могу. Как ядовитых змей, я с непонятной злостью кинула в яму шесть роз цвета сливочного масла. Развернулась и встала рядом с папой, стараясь ни с кем не встречаться взглядом.

Кто-то что-то говорил. Различные незнакомцы подходили и излагали свои соболезнования, а потом шли дальше – еще поминки в ресторане. Как примерная девочка, я делала вид, что слушаю каждого, кивала, соглашалась, обещала обсудить волнующие их проблемы на поминках. Сама заранее зная, что не буду присутствовать на них – это уж слишком.

И вот стояла я так, сжимая в руках сумку-огромный клатч. Голова слегка на бок, мозги набекрень. Немного дальше собравшейся толпы между памятниками мелькнуло смутно знакомое лицо. Незнакомец, к которому тут же присоединилась незнакомка, захватил мое внимание своим взглядом. Глазами… Глазами, что иногда снились мне в кошмарах, те самые из горящего дома, принадлежавшие младенцу. Я извинилась перед какой-то старушкой и «подплыла» к папе, который тоже кого-то выслушивал.

– Кто это? – Как можно тише и приватнее полюбопытствовала я.

– Где?

Я указала пальцем, по возможности, менее заметно для остальных.

– Вон там.

– Я никого не вижу, – отмахнулся отец, в это же время зазвонил его мобильник, и он отошел, любовно успокаивая свою подружку по другую линию.

Ладно, сама разберусь. Я отвернулась от отца и лицом к лицу столкнулась с тем самым незнакомцем. Он что-то заговорил, видимо, на французском, но я в нем слаба и ни черта не поняла, кроме того, что передо мною стоял Франциск Ливьен.

– Простите, а вы по-английски говорите? – Спросила я, когда молодой человек замолчал.

Сперва недоумение, но затем терпение и жалость.

– Да, конечно, говорю. Я Франциск Ливьен, – опять протянул руку, я пожала в ответ, – мне очень жаль вашу бабушку.

– Были с ней знакомы? – Глупый вопрос.

– Я видел ее, когда был совсем маленький, она долго общалась с моим дедом.

– Он жив?

– Кто? Мой дед?

– Да, – моя рука все еще лежала в ледяной и отчасти призрачной его.

– Да, жив безумец, – ухмыльнулся молодой человек.

– А куда делась ваша спутница? – Я оглянулась по сторонам, он резко выпустил мою руку.

– Она спешила, – отстраненно ответил он, ему не по сердцу то, что я ее заметила.

– Эля? – Позвала Лизхен и пробралась к нам сквозь группу пожилых людей, – дай тебя обнять, – промолвила девочка.

– Ой, Лиз, – обрадовалась я и ответила ей чмоком в щечку.

Уже собиралась познакомить ее с Франциском, но когда оглянулась, его и след простыл. Вот черт!

– Что-то случилось? – Спросила Лизхен, явно беспокоясь за меня.

– Да, хотела познакомить тебя кое с кем.

– С кем?

– Он стоял рядом со мной, когда ты подошла.

– С тобой никого не было, ты стояла одна, – она взяла меня за руку, как маленькую девочку.

– Да нет же, он… – И я замолкла.

Лизхен не врет, тогда почему… Да нет же, он был реален. Или… Если вспомнить что бабуля говорила о его способности… Неужели это было всего лишь видение? Глупый глюк? Но ведь способности психо-эмоционалов не распространяются на себе подобных – так было написано в бабулиной книге. С другой стороны, если предположить, что он был тем самым младенцем, то, быть может, мы с ним родственники? В смысле, с Франциском? Хм, не плохо было бы отдохнуть во Франции, заодно и узнать, родственники мы с Ливьеном или нет. Хотя, впрочем, это кажется полным абсурдом.

В бабулиной книге я как-то случайно наткнулась на историю ее семейства. Быстро и не особо вчитываясь, пробежала взглядом по страницам, больше заострив внимание на разделе с историей об Алле – старшей бабушкиной сестре. Алла, и вправду, весьма поздно родила первого сына, имя которого бабуля с какой-то стати просто пометила как «М.». У мальчика с детства проявилась интересная способность – создавать иллюзии, в которые человек верил безоговорочно. Затем на свет появился второй мальчик, благо, его бабуля наградила полным именем – Тимофей. А вот самое интересное, Тимофей мог перемещаться во времени. Первые месяцы своего существования он был под пристальным вниманием и изучением Профессора. Однако, в какой-то момент что-то пошло не так. Трехмесячный кроха стал слишком часто «сбегать» от Профессора к своей матери. Эти выходки, естественно, бесили ученого, и он не придумал ничего лучшего, как избавиться от объекта, отвлекающего внимание младенца. Пожар, в котором сгорели все – и взрослые, и дети – был учинен ради подлой и низкой цели. Тогда-то бабуля четко осознала, что если Профессор чего-то захочет, то будет добиваться этого любыми путями. На беду или на счастье, она была в доме, когда неожиданный пожар стал глотать его. Бабуля отчасти винила себя за то, что произошло в ту ночь. В ней словно отключился рассудок, ее единственной целью было сохранить младенца. Более того, малышу почему-то было всегда спокойнее рядом с ней. Она спасла его или он ее – не суть важна, самое печальное, что остальные погибли, будучи фактически замурованными заживо в полыхающем хаосе.

Но бабуля не вернула кроху Профессору, вместо этого она показала ему фотографию некоего заведения, куда он сам их переместил. Бабуля оставила его там с надеждой, что в жизни у мальчика все удастся. Ко всему прочему, внутри у нее было предчувствие, что этот ребенок совершит много прекрасных и по истине великих дел. Эх, жаль, что с ним мне не суждено встретиться – ни четкого названия заведения, ни чего-либо еще, что могло бы служить подсказкой. С другой стороны, может, это и к лучшему, ведь, как я поняла, Профессор тоже не нашел мальчика. Даже надгробная плита старшей сестры моей старушки изображала женщину с младенцем. Быть может, тела крохи и не нашли, но Профессор был убежден, что на веки вечные утерял один из самых ценных «экземпляров».

– Эль, ты меня слышишь? – Напомнила о себе Лизхен.

– Да, прости, – я встряхнула головой.

– Твой папа всех собирает, чтобы ехать на поминки в ресторан и зовет тебя, – девочка потянула меня за руку.

– Нет, скажи ему, что я не поеду, – я выдернула свою руку и отступила на шаг назад.

– Ты уверена?

– Да, – как можно несчастнее выдохнула я.

Моя одноклассница понимающе кивнула головою и отправилась за всеми. Я спокойно провожала всех взглядом, пока последний человек не скрылся из виду. И оглянулась на бабулину могилу. Вся усыпана цветами, обставлена венками с кучей золотистых надписей. Ее свежесть ярко выделялась на фоне близстоящих памятников родных.

Странная штука. Я, вроде бы, спокойно стояла, и вдруг… Несколько слезинок вырвались из глаз и мирно скатились до подбородка. Я сделала вид, что не заметила. Нашарила в сумке упаковочку сухих салфеток. Вытерла лицо, промокнула глаза. Постояла еще немного и двинулась по тропе в сторону города.

Уже подходила к главному выходу, когда раздался жалобный писк. Я резко остановилась.

– Мяу, – повторилось снова.

Я принялась лихорадочно оглядываться по сторонам. Рядом с одним из памятников сидел и дрожал крохотный серый пушистый комочек. Я подошла ближе, котенок повторил свой зов.

– Мяу!

Маленький, наверное, двухмесячный серый котенок с яркими сине-голубыми глазками-пуговками просто умолял взять себя на руки. Собственно, что я и сделала.

– Привет, малыш, – прошептала ему на ушко, прижимая к себе дрожащее существо.

Мне, конечно, жаль новое платье, но сейчас немного иная ситуация. Поэтому долго не раздумывая, расстегнула пуговицы примерно до талии. И теперь еле теплый мурчащий комочек прижимался к моей груди. Я застегнула несколько пуговиц и оставила место, чтобы мой маленький пушистый дружок мог дышать.

Затем буквально пробежала весь путь до остановки. Села на нужный автобус, заплатила за проезд, спокойно доехала до гостиницы. Дабы ее служащие не заметили зверенка, я скукожилась словно меня так перекорежило от горя. И таким диковинным образом добралась до лифта, а там и до номера.

Вошла внутрь и закрыла за собой дверь. Нежно положила все еще трясущегося котенка на диван. После смерти достойно состарившегося Зигмунда бабуля больше не заводила домашних питомцев. О, Боги! Все платье в шерсти, ему теперь дорога только на помойку. Хотя, можно попробовать и отчистить.

Я решила, что сперва надо бы переодеться, но кроха сполз с дивана и буквально понесся за мною в комнату. Поэтому пришлось переодеваться в его присутствии. Мои старые добрые джинсы были согласны со своею участью – котенок, как только я села, будто альпинист забрался по ним на колени и улегся, все время мурча. Сначала я хотела назвать его Мурзилка, но потом подумала, что таких имен много и стала кликать его Мартином. Мне кажется, имя более или менее аристократичное. А сокращенно Марти.

Где-то было молоко и пара бутербродов. Я налила молочка в блюдечко, вытащила из бутеров колбасу и расставила все это великолепие перед моим новым другом. Это может показаться диким, но у меня такое чувство, будто бы он не просто так позвал меня на кладбище. Да-да, именно меня. Возможно, там его оставила бабуля, чтобы хоть как-то компенсировать свой поступок.

23

Когда умирает близкий и дорогой человек, единственный, кому можно доверять, глупо говорить, будто жизнь продолжается. Да, это факт, потому что вокруг ничего абсолютно не меняется. А так бы хотелось, чтобы с неба упал метеорит, какое-нибудь цунами затопило некую страну. Ну или, на худой конец, остановилось бы время, чтоб вдоволь наплакаться, утопиться, убить кого-нибудь… Но время не останавливается, метеорит ниоткуда и никуда не падает. Окружающие продолжают работать, жениться, рожать детей, убивать людей, предавать друзей, обманывать друг друга, разводиться, учиться или не учиться на своих ошибках, смотреть, как растут их дети, внуки, умирать. Да, в итоге умрут все. Но на их место придут новые существа.

Хоть я и не верю, что больше никогда не увижу бабулю, все-таки мысли о смерти приходят чаще. Это странное явление, потому что мы, дети рожденные на рубеже XX-XXI веков, не до конца понимаем и принимаем смерть. Лично я так вообще не воспринимаю такой факт за реальность. Насмотревшись на нее в кино и начитавшись в книгах, я привыкла к ее нереальности. Ведь я прекрасно понимаю: герой умирает, а актер-то продолжает жить дальше. И мне кажется, в жизни точно так же.

Но в данной ситуации бабуля просто уехала. И даже если она не хочет, чтобы мы с ней увиделись снова – уж в это я не верю стопроцентно – я все равно ее разыщу, где бы она ни была…

– Приятного аппетита, – пожелал папа, усаживаясь за стол.

Вчера, пока все находились на кладбище и поминках, в нашей квартире были рабочие. Интересно, кто и когда устроил погром? Кажется, это навеки вечные останется загадкой. Сегодня с утра папа перевез свои и мои вещи сюда. На Мартина он отреагировал терпимо. Понимает, что мне нужен сейчас кто-то, о ком бы я могла заботиться и в кого вкладывать свою любовь. В лицей я не ходила ни вчера, ни сегодня. Но завтра мне придется там появиться, хоть и совершенно не хочется. Как смотреть им в глаза...?

– Вы что, не понимаете, что с нами со всеми случилось? – Донесся голос из закрытого кабинета.

Я не рисковала входить. Среда. Препод по географии, как обычно, опаздывала. Я решила, что войду вместе с ней, а пока стояла у закрытой двери и нагло подслушивала.

– Ань, успокойся! – Раздраженно рявкнула Арина, я аж удивилась.

– Успокоиться? – Продолжала панику девочка-выдра. – Народ, вы о чем?

– Слушай, Ань, я согласна с Ариной, давай мы сначала посмотрим, – умоляла Моська, – может, наши способности вернутся.

– Нет, ребят, не вернутся, – мрачный голос Артема перекрыл все возгласы, мое сердце екнуло.

– Откуда такая уверенность? – С сомнением спросила гусыня-Регина.

– Я слышал их разговоры. Эта вакцина была создана для того, чтобы притупить или вовсе стереть в нас какие бы то ни было способности, – огромный камень перекрыл мне дыхание, теперь они все знают, ему осталось только про мою кровь сказать.

– Но почему сейчас? – Непонимающе застонал какаду-Ваня, – почему нельзя было ввести эту вакцину раньше?

Милый друг, ты не знаешь пока про меня.

– Я согласна с Ванькой, почему нельзя было использовать вакцину, когда нас вырождал второй этап «резкого прогресса»? – Поддержала друга Оксана.

Я прижалась к двери, обливаясь слезами. Сейчас он им скажет, почему. Мне нужно уехать отсюда, сбежать. Находиться здесь намного сложнее и труднее, чем я думала и надеялась.

– Я не знаю, – раздался четкий голос Артема, – но мне так же, как и вам, очень хотелось бы узнать ответы на эти вопросы.

Ну, и трусиха же я. И что толку в том, что они не знают. Рано или поздно правда всплывет. Она всегда выходит наружу, как бы ее ни прятали и ни замуровывали за стенами со средневековыми замками без ключей.

– Предлагаю всем успокоиться и попытаться стать обычными людьми, – это был Деметрий, – раньше нам приходилось притворяться таковыми, а сейчас давайте просто попробуем, может, нам понравится.

– Да ну? – Фыркнула девочка-выдра.

– А ты чего здесь стоишь? – Спросила учительница, всматриваясь в мое лицо.

– Я немного опоздала, – судорожно втянула шею в плечи.

– Мне жаль твою бабушку, – женщина погладила меня по плечу, – когда успокоишься, зайдешь в класс, хорошо? – Это она, видимо, про мои слезы.

Рукавом я быстро вытерла щеки и кивнула. Преподавательница открыла дверь, разговоры смолкли. Все, кто стоял, уселся за свои парты. Я мышкой скользнула на свое обычное место. За пустую первую парту. Деметрий сидел позади с Оксаной, а выдра-Аня со львом-недоростком.

На перемене меня нагнала Лизхен.

– Привет, а ты чего такая вошла и ни с кем не поздоровалась? – С нотками поддельной претензии спросила она.

– Да, знаешь, я ведь опоздала. Мне бы влетело, если бы я начала ко всем поворачиваться и здороваться.

Грубо, очень грубо. Нельзя так, они ведь не виноваты, что бабуля меня бросила. Более того, это я виновата перед ними. Если бы не долбанная капелька моей крови…

– Ладно, успокойся, еще увидимся, – она ободряюще округлила глаза и смешалась с толпою.

Увидимся, как же. Пока я сидела ко всем спиною, это было невыносимо. Потому что каждой клеточкой ощущала взгляды, направленные в мой затылок.

Кабинет английского был закрыт. Я встала у окна. Волосы распустила, как экраны, чтобы не было видно лица, хотя бы большей части его. Достала из сумки бабулину книгу. Конверт вылетел и направился на пол. Я резко в воздухе подхватила дезертира. Надоело ждать даты, что написана на нем. Одним движением оторвала верхнюю линию и вынула свернутый лист бумаги.

Помимо книги, где бабуля изложила мне свои знания о «ненормальных», она написала завещание, которое находилось до поры до времени у ее адвоката, и это письмо с некими разъяснениями. Этого не может быть… Бабуля писала примерно так:

«Милая Эля!

Много лет назад, еще до твоего рождения, когда даже не было твоей мамы в плане, случилось необратимое. В то время я была еще относительно нормальным человеком. Твой дед попал в ужасную аварию, связанную с его работой. Он потерял много крови и нуждался в переливании. Но так, чтобы никто об этом не знал. Я была единственная, кто мог ему помочь. Для того времени, по счастливой случайности, у меня была такая же группа крови. Его помощник – французский Профессор Жан-Франц – взял некое количество моей крови и перелил ее Профессору. Это событие не осталось бесследным во всей нашей последующей жизни.

Между нами всегда была связь. Только теперь после переливания она усилилась и встала на другой уровень. Отчасти благодаря моей способности и тому, что в нем текла моя кровь, я могла «забираться» к нему в голову и видеть, знать, слышать, чувствовать все, что происходило рядом и вокруг него. Своего рода монодорожная телепатия.

Несколько лет назад я проходила обследование и узнала, что мой организм совместно с моей способностью начинает переходить в четвертый этап «резкого прогресса». Это заключительный этап, который существовал доныне только в теории. А так как я уже не молоденькая девочка, можешь себе представить, с какой болью я жила последние годы. «Притупляющий эликсир», разумеется, по-своему замедлял развитие четвертого этапа, но не мог это делать вечно.

Спустя несколько лет после переливания у Профессора появилась будоражащая душу идея. Он знал, что я могу «влезать» в его сознание, так могли все «ненормальные», которые делились своею кровью с обычными людьми. Да, мы не единственный пример того. Помнишь Луну Рашель? Я до сих пор помню твои слова, твой крик во сне, когда Луна кричала: «Беги! Возвращайся назад». Мне, конечно, не известно, кому переливали ее кровь и было ли это на самом деле. Но думаю, что вполне могло быть.

Так вот, о новой теории Профессора. Ее суть заключалась в том, что когда погибает «ненормальный», поделившийся своей кровью с человеком, тот человек, возможно, будет жить. Возможно! А если же «ненормальный» – мне полюбилось твое определение – умирает своею смертью, то тот, кому переливали его кровь, умирает синхронно с ним.

Рано или поздно четвертый этап «резкого прогресса» должен был уничтожить меня, и я прекрасно понимала это всегда. И, вместе с тем, я знала – одновременно со мной умрет и Профессор. А это означало, что девятнадцать ни в чем не повинных детей останутся без надлежащего присмотра. Ко всему прочему, эгоизм Профессора не позволял ему с этим мириться, ведь ими могли заняться другие Профессора. Мы оба знали о том, что может твоя кровь, даже жалкая капля ее. Вернее, предполагали, ведь я не позволяла ему проводить над тобой опыты.

Когда нам стал известен конкретный день ухода из этого мира, я связалась с ним. К сожалению, до дня вакцинации не дожил один мальчик, и это навеки останется на моей совести. Теперь, когда ты читаешь это письмо, они все должны быть нормальными. Прости, ты осталась той же. Все из-за того, что отныне ты совершенно одна и без способности тебе было бы тяжело. Но есть и другая причина – в тебе течет лекарство от способностей. Это являлось еще одним условием, заключенным между мной и Профессором – никто не будет тебя беспокоить.

Мне жаль, что так сложилось. Поверь, я бы многое отдала, чтобы быть рядом с тобой сейчас, но это невозможно. Надеюсь, ты прочитала книгу, что я написала для тебя. Примерно такую же, только с более точными указаниями, я оставила твоему отцу. Юрий хороший человек, я уверена, он не бросит тебя. По завещанию все мое имущество переходит в твое пользование. Распорядись им с умом.

И еще кое-что. Избавься от всех липовых документов, которые найдешь в квартире. Оставь себе только российский паспорт и заграничный – они пригодятся для дела…» Дальше шел перечень того, что я должна сделать. «Связаться, а лучше встретиться, с английским и французским Профессорами, но при этом не дать им себя обследовать»… О, Боги! Нет. Нет. Не верю. Ты должна быть жива, бабуля. Жива. «Но сперва окончи школу», – говорилось в предпоследнем предложении.

– «Я люблю тебя», – последнюю фразу я зачитала вслух со слезами на глазах.

Я сглотнула и попыталась сделать глубокий вдох. Проклятье!