Текст книги "Посол мира (СИ)"

Как плохо жить в эпоху перемен – особенно если она длится столетие!

Хотя когда они были – лучшие времена? Чжоу Джен уже почти забыл тот дом, где, по рассказам отца, семья Чжоу жила уже много поколений. Когда жизнь текла размеренно, в трудах и заботах, и каждый день был похож на другой. Когда каждый раз за обедом собираются вместе все, принадлежащие к семье – и во главе сидит дед, почтенный Чжоу Бей, уважаемый всей деревней. А на кладбище рядом – могилы предков, проживших свой век в покое и достатке.

После наступила смута – когда правитель каждой из провинций вообразил себя императором. Затем пришли японские дьяволы – всех убить, все сжечь, все разграбить. Из всех жителей деревни, семье Чжоу несказанно повезло: Чжоу Джен работал в поле, с ним были старшие сыновья Киу и Фа – и жена, Мэй, принесла ему еду, захватив с собой Бао, самого младшего. И они все сумели убежать и спрятаться, когда японцы окружили деревню – и сожгли все дома и даже сараи, и убили всех, даже свиней и кур, и сровняли с землей даже могилы на деревенском кладбище. Счастье, что японских чертей было мало – они налетали, как саранча, все истребляли, но не оставались на этой земле надолго.

Дальше были бесконечные дороги – в зной, грязь, ливень и холод. Причем других таких же бедняг надо было опасаться больше, чем диких зверей – увидев, что у тебя есть что-то ценное, они могли напасть и отнять, а тебя самого избить до полусмерти, и еще хорошо, если оставят живым. И если от грабителей еще можно было как-то отбиться – то что делать с солдатами, у которых было оружие?

Выше всех – Император, он указывает всем. За ним идут чиновники, они следят за исполнением воли Императора. Ниже, простые крестьяне – которые кормят всех. Ниже их, ремесленники – которые изготовляют всякие полезные вещи. Еще ниже, торговцы – которые ничего не изготовляют, а лишь перепродают сделанное другими. И в самом низу – солдаты, за которыми лишь те, кто вне закона, пираты и бандиты. Так было всегда в Поднебесной, если верить книгам – а как могут книги лгать? Но в Смуту нет никаких законов – и солдаты там стояли выше всех. Встретив тебя на дороге, они могли безнаказанно сделать с тобой все, что им угодно. Но Киу ушел с ними, сказав – я хочу отомстить японцам. Прошло уже одиннадцать лет – и Чжоу Джен не знал, что стало с его старшим сыном.

Сам Чжоу Джен до сих пор хромает на одну ногу и иногда кашляет с кровью – после того как такие же солдаты, говорящие на одном с ним языке, жестоко его избили и хотели расстрелять, приняв за шпиона – но офицер проявил милосердие, приказав гоните эту шваль прочь – он уже получил свое. А Мэй простудилась, заболела и умерла – и у Чжоу Джена не было ни единой монетки на доктора или лекарства. В Шанхае, куда они пришли втроем, показалось, что можно было жить – там были американцы, а значит, закон и порядок, по крайней мере, в сравнении с тем, что творилось на дорогах в провинции. Удачей оказалось, что Чжоу Джен знал сапожное ремесло – теперь это оказалось спасением для семьи. А затем и Фа, ничему не обученного, но подросшего и сильного, взяли на работу в новый порт, что построили к северу от города на берегу Великой Реки. Жизнь стала налаживаться – среди клиентов появились те, кто платили долларами, и даже американцы – один из них, большой человек (ведь не бывает бедных американцев?), даже сказал, рассматривая починенный ботинок:

–Отличная работа – не хуже чем у нас во Фриско. Наверное, ты бы и у нас без работы не остался. А твои сыновья может, и в университет в Штатах поступили бы, стали бы важными шишками.

И засмеялся, с ухмылкой. Но Чжоу Джен запомнил эти слова. Что может быть лучше – стать отцом двух образованных сыновей? Которые уже не будут работать в порту или чинить чужие сапоги.

А затем на порт упала большая русская бомба. И Чжоу Джен даже не мог похоронить сына Фа – потому что все, кто были в тот день в порту, превратились в атомный пепел. И здоровье стало сдавать – теперь пройти лишний квартал стало мукой. Что ж, пусть он сам проживет недолго – но лишь бы остался в живых последний сын, Бао! И если бы он смог уехать в ту счастливую страну, США (сам Чжоу Джен там не был, но очень много слышал про нее здесь, в Шанхае!), где Порядок непоколебим, а значит, честный человек может высоко подняться и преуспеть! Только бы накопить денег на билет на пароход до Сан-Франциско, и посадить туда сына – а дальше, можно и умирать.

Еще пять лет упорного труда. И на исходе каждого дня Чжоу Джен подсчитывал, сколько он может отложить. А буря надвигалась – войска коммунистов, тех кто отняли у Чжоу Джена сына, приближались к Шанхаю. И когда пришла весть, что коммунисты перешли Великую Реку – стало ясно, что надо бежать. Снова дорога, в этот раз на юг – и одно лишь Небо знает, как Чжоу Джен сумел ее выдержать, повезло что часть пути удалось проделать на лодке, а часть даже на грузовике, в компании таких же беглецов. И еще большим везением было, что не нашли и не отняли спрятанные доллары – у солдат на заставах было время лишь на самый поверхностный обыск, потому что бегущих было слишком много. Потому что коммунисты казались еще более страшными и жестокими, чем японцы.

В Гуаньчжоу (так теперь назывался Кантон) – дальше бежать было уже некуда! – была надежда сесть наконец на пароход. Пусть даже не в Сан-Франциско – но хотя бы в Сингапур или в Манилу: говорили, что оттуда легче отплыть и за океан. Не каждый капитан соглашался взять пассажиров без документов и без виз. Наконец, вроде удалось договориться – но в ночь накануне, в каморку, где жили Чжоу Джен с сыном, вломились трое. Одного Чжоу Джен узнал – вместе бежали из Шанхая.

–Говорят, ты собираешься уехать в Америку. Значит, у тебя есть деньги. И ты отдашь их нам – или мы сначала разрежем на куски твоего щенка, у тебя на глазах. А после убьем тебя.

И они ушли с деньгами, оставив избитого Чжоу Джена – счастье, что не убили. Но еще страшнее было, что не осталось надежды.

–Когда русская Бомба взорвется, мы сразу умрем?

–Да – ответил Чжоу Джен сыну – мне сказали, что твоему брату повезло, он ничего не успел почувствовать. Когда эта бомба взрывается близко, человек становится прахом быстрее, чем ощутит боль. А говорят, что то, что на нас сбросят завтра – сильнее той бомбы в сто раз.

На причалах порта была давка, драки. Американские солдаты, грузившиеся на транспорта, прокладывали себе путь ударами прикладов, стрельбой в воздух – а иногда, и по толпе. Кому-то везло попасть пассажиром – особенно там, где стояли корабли, похожие на корыта (десантные баржи ВМС США), и какие-то люди в американской форме прямо зазывали всех желающих – но брали лишь после осмотра, молодых мужчин, годных к работе.

–Да, проезд в Штаты. Транзитом через Сайгон. Платить не надо – добрый господин Виен согласен, чтобы вы на него поработали. А как заработаете – то билет вам прямо до Америки, или кто куда пожелает!

Брали лишь сильных и молодых – то есть, Чжоу Джен с сыном не подходили. Вот и корабли ушли, настала тишина, лишь ветер гонял мусор по земле.

–Сейчас упадет бомба, и мы умрем – сказал Чжоу Джен – мне жаль, что так вышло, сын. Что я не сумел тебя спасти.

Улица были пуста. Слышался лишь шум со стороны портовых складов – туда вломились те, кто решили хоть в последний день наесться и напиться до предела.

–Сейчас мы умрем, отец – сказал Бао – мне жаль, что я так и не увидел Америку, о которой ты мне рассказывал.

Они дошли до дома, где снимали жилье. Легли и заснули – думая, что уже не увидят утро.

Но проснулись – и увидели, как в город входят коммунистические войска.

–Они ведут себя смирно, никого не трогают – заметил сын – может, нас не убьют?

–Японцы вели себя так же – ответил отец – соблюдая дисциплину и порядок. Не стреляли тотчас же во всех, кого увидят – а сгоняли на площадь, ставили на колени и рубили головы. Самураи любили показывать так свое умение владеть мечом – ну а коммунисты просто закопают нас живыми, как они сделали в Шанхае с сотнями тысяч врагов народа. Может, тебя и пощадят, сынок – но лучше, беги. На юге Вьетнам, где тоже коммунисты – но если ты пойдешь на юго-запад, то возможно, тебе повезет добраться до бирманской границы, куда отступили наши войска. Возьми все, что у нас осталось из еды. Ну а я уже не вынесу такой дороги.

–Я не оставлю тебя, отец – ответил Бао – иначе бы я всю оставшуюся жизнь считал бы себя плохим сыном.

Однако, массовых расправ не было и в последующие дни. На улицах появились патрули коммунистических солдат, надзиравших за порядком. Город был поделен на районы, разделенные колючей проволокой – и проход был дозволен лишь в немногих указанных местах. Было строго приказано – сдать все оружие, радиоприемники, фотоаппараты, во избежание шпионажа. Каждому кварталу было указано, выбрать старост, отвечающих за лояльность всех проживающих, и выделить предписанное число работников на трудфронт: восстанавливать железную дорогу на север, к Шанхаю, и на юг, к вьетнамской границе, еще работы в порту, в железнодорожных мастерских, в городском хозяйстве. Праздношататься по улицам без дела запрещалось – к таким мог подойти патруль, и если объяснения виновного не признавались уважительными, то людей хватали и уводили в лагерь за северной окраиной, который успели прозвать Деревней Мертвецов – там за колючей проволокой держали тех, кого считали подозрительным.

Чжоу Джен на трудфронт взят не был – туда брали лишь здоровых. Потому, единственной надеждой не умереть с голода оставалось, чинить ботинки жителям квартала. Иметь валюту также было запрещено, прежние гоминьдановские бумажки уже не имели хождения – и за труд обычно расплачивались едой. Один ботинок – день жизни, или даже два или три. Если надо было отнести клиенту заказ, бежал Бао – на малолеток патрули обычно не обращали внимания. Зато была другая опасность – если взрослых воров, мародеров, грабителей, коммунисты при поимке убивали на месте, то дети беглецов, потерявшие родителей и дом, сбивались в банды, подобные крысиным стаям. Такая банда поймала Бао возле самого дома, когда он возвращался с платой за заказ – большим куском рыбы, завернутом в тряпку, но вкусный запах было не скрыть.

Их было шестеро, некоторые даже младше, чем Бао. Но шестеро на одного. Бао не мог отдать им все пропитание, свое и отца, на этот и следующие два, а возможно и три дня – и дрался с храбростью тигра, но его свалили наземь и в злобе уже били ногами. И вдруг все прекратилось, раздались жалобные крики и смачные звуки ударов – но били уже не его! Подняв голову, Бао увидел, что обидчики лежат лицом в землю, в окружении десятка мальчишек такого же возраста как он, или чуть старше или младше, все одеты одинаково, подобно солдатам, и у каждого была бамбуковая палка, и еще красный шелковый галстук, повязанный на шею.

–Ты кто? – спросил старший из них, у которого кроме галстука была приколота на груди красная звездочка, такая же как на шапках у коммунистических солдат – принадлежишь к эксплуататорскому классу?

Пионеры – дети Красных Сестер, присланных Стальным Императором из далекой Москвы, вместе с генералом Ли Юншеном. Который пять лет назад вырезал целую американскую военную базу с самолетами – из мести за сожженный их атомной бомбой Сиань, и после сумел уцелеть, когда взбешённые янки сбросили атомную бомбу уже на него самого! А прошлым летом он сжёг тысячу американских "летающих крепостей", своей Бомбой! Так говорили в домах Гуаньчжоу – что и сам Генерал, и эти Сестры, более жестокие чем самый злой японский самурай, лично поклялись Стальному Императору изгнать из Поднебесной американцев и вообще всех чужаков, и истребить врагов коммунистической веры среди самих китайцев – для того и набирают в свое войско детей-сирот, из которых намерены вырастить самых лучших воинов. Однажды Бао уже видел их в своем квартале – и тогда поспешил скрыться в переулке, прежде чем на него обратят внимание. А крысята не заметили, и поплатились – столкнувшись с более сильной и жестокой бандой. Будут ли сейчас и самого Бао бить палками – или довольствуются отнятой едой? Но надо ответить – нет, мой отец не помещик, а простой крестьянин, был им пока у нас не сожгли дом. А теперь он зарабатывает тем, что чинит ботинки – и эта рыба, его плата за день работы. Будет ли нам дозволено оставить хоть кусочек – а то я и мой отец с голода умрем!

–Возьми! – старший пионер дал знак, и один из мальчишек поднял с земли рыбу и вручил Бао – сапожник, значит пролетарий, угнетенный класс. Нам рассказывали, что сапожником был отец самого Императора Сталина. А пионеры – не бандиты.

–Мой отец тоже был не помещик, а крестьянин! – пропищал кто-то из крысят – пожалейте нас, господа пионеры!

–Молчать! – ответил старший – Учитель Ленин говорил, что воры и грабители нам не классово близкие. Тем более те, кто отнимает последнее у своих. Цао, еще пять.. нет, десять палок этому! Мин, беги за патрулем. В лагерь вас, на исправление – если переживете. Эй, Цао – он объяснил, за что? Правильно – за господ пионеров: господа все на кораблях в свою Америку удрали, кто успел!

Бао схватил рыбу, еще не веря своему счастью. И был удивлен еще больше, когда старший пионер достал из сумки пачку галет и, честно разломив по кусочку каждому из своего отряда, протянул и Бао, сказав при этом дружеским тоном:

–Твоя рыба так вкусно пахнет, что нам самим подкрепиться захотелось. С утра бегаем, в столовой не были еще.

Так пионеров еще и кормят? Никто из них не выглядел голодным. И они не боялись никого – ни бандитов, ни солдат!

–А можно мне тоже с вами? Только рыбу отцу отнесу – он вот в этом доме живет, в подвале.

Он успел вернуться – как раз когда солдаты погнали пойманных крысят к районной комендатуре (как объяснил Бао старший пионер). Ну а пионеры квартировали далеко на юге, возле верфи, так что идти надо было почти через весь город. Один Бао никогда бы не решился – но ему тут же разъяснили, что пионерам не надо бояться патрулей, напротив, солдаты обязаны помочь пионеру, обратившемуся с просьбой. И вообще, пионера никто не смеет тронуть, избить или убить – если только он сам что-то недостойное не совершит.

–Мы раньше были детьми полков. В провинции и сейчас так – пионеры не при своей деревне состоят, а при военной части, что там стоит. Ну а здесь, как и в Шанхае – мы городские. И не батальон, а дружина, не рота, а отряд, не взвод, а звено.

Вопреки слухам, пионеры вовсе не требовали уйти из дома, от отца. На базе жили лишь те, кто не имел семей – а Бао мог приходить сюда каждое утро, которое начиналось с общего построения и подъема флага. Тогда он впервые увидел и Сестер – они вовсе не казались ужасными, две молодые женщины невысокого роста, в военной форме и с оружием, вели себя как строгие матери, озабоченные должным воспитанием своих детей – а три сотни мальчишек и девчонок смотрели на них с обожанием, слушая каждое их слово.

–В прежнем мире было заведено – или ты грабишь другого, или другой грабит тебя. Или ты работаешь на другого, или он на тебя. Кто родился и вырос там, не видел и не ждет ничего другого – любой человек, это либо рабовладелец, либо раб, либо мелкий собственник, мелкий служащий, мелкий чиновник, интеллигент – тот, кто желает лишь иметь свое, а до другого ему дела нет. Даже эксплуатируемые заражены этим пороком – крестьянин, честно трудящийся на своем наделе, рад голоду у соседей, я дороже продам свой хлеб. Тот, кто сумел выйти в люди, стать врачом, инженером, учителем, служащим в канцелярии – был убежден, что надо потворствовать власть имущим, богатым и знатным, чтоб сохранить свое место, да еще и подняться выше. У коммуниста же – не может быть таких желаний! Коммунисты должны построить новое общество – где не будет эксплуататоров. Как и рождающей эксплуатацию привычки эгоиста и мелкого собственника – я добиваюсь своей выгоды за счет кого-то, и мне нет дела до его проблем. Учиться коммунизму – значит, воспитать молодых, которые уже не будут знать этого мелкобуржуазного желания. Так сказал Великий Учитель Ленин, двадцать шесть лет тому назад.

То есть, коммунисты должны не иметь ничего своего, а жить, подобно воинам-монахам из монастыря Шаолинь? Тем более, что после политзанятий (которые проводили или сами Сестры, или кто-то из старших пионеров) была тренировка на плацу – физподготовка и умение драться, с палкой и без нее. Конечно, в учебных поединках били вполсилы, или лишь показывали удары – ведь даже ссоры, не говоря уже о драках, между пионерами, были строго запрещены: любой спор по справедливости решал звеньевой, или командир отряда, или даже, в особых случаях, сами Сестры. После тренировки следовало умывание, затем завтрак – для Бао было невероятным, что пионеров кормят, причем бесплатно, и дважды в день: утром и в конце дня, после вечернего рапорта, когда живущие в городе могли уйти домой. Форма и ботинки были Бао не положены, пока он кандидат – испытательный срок один месяц, или раньше, если что-то очень достойное совершишь – но обещаны. Пожалуй, у пионеров, даже с их объявленным аскетизмом, жить выходит более сыто, чем в отцовском доме!

Да и обязанности были пока не слишком обременительны. Явиться утром, не опаздывая – причем, когда пустили трамвай, то оказалось, что пионеры имеют право ездить в нем бесплатно! Дальше, как уже сказано, политзанятия, тренировка, завтрак – и наконец, главное, выход на патрулирование в город.

–Поскольку мы еще малы чтоб быть солдатами или работать. То наша обязанность, учиться этому – а пока, следить, нет ли где непорядка, или враждебного деяния. Увидев такое, тут же сообщить старшим, и по возможности проследить за виновным, кто он и где живет. Ну а с малолетними бандитами – разбираемся сами.

Непорядком считались – даже выброшенный где не положено мусор, или грязь на рынке. Но главной заботой было, как разъяснил звеньевой, пионер – опиуму враг. Выслеживать тех, кто курит, а особенно, распространяет опиум – за это, тебя бы сразу из кандидатов в полноправные пионеры, до срока. Указывать патрулю на подозрительных – а такими считались например, те, кто без цели ходит возле важного объекта, или не выразил почтения (поклоном) статуе Императора Сталина, что поставили на главной площади, равно как неуважительно отнесся к его портрету.

–В Шанхае было, нам рассказывали. Кто-то шел мимо статуи Сталина, и не только не поклонился, как положено, но еще и сплюнул. За ним проследили – оказалось, американский шпион.

В первый же день Бао заставили выучить Устав (как у солдат). Пионер должен безоговорочно подчиняться своим командирам. Пионер обязан помочь любому другому пионеру, даже незнакомому и из чужого отряда, если это потребуется. Запрещено воровство – пионеры не бандиты. Особенно, у своих – за крысятничество сразу выгоняют с позором. А еще надо быть готовым, что в любое время суток может прибежать посыльный из отряда, требующий немедленно всем прибыть к месту сбора – но такое бывает редко, лишь в случае исключительном. В спокойное время, можно даже отпроситься домой, если есть нужда помочь семье – а если очень надо, то даже всем звеном или отрядом могут прийти, как тимуровцы (Бао не знал, кто это, но понял смысл). Но хотя теперь случалось, что и самому Чжоу Джену приходилось брать палку и идти к клиенту, если тот жил невдалеке – Бао сам справлялся, если надо было отнести заказ в соседний квартал. Тем более, в этом не было никакой опасности: один раз ему довелось столкнутся с такой же бандой малолеток, но те поспешили нырнуть в проулок, и пробегая мимо, Бао услышал:

–Не видишь – красногалстучный! Тронешь его – нас после такие же, везде найдут!

Он пробежал мимо патруля с собакой – говорили, что эти псы, среди прочего, натасканы на опиум, а значит нет надежды заработать досрочное повышение, все враги-курильщики, кто еще на воле, попрятались по самым глубоким дырам. Отметил, что все на улице (хотя квартал был не из богатых) безупречно чисто, нигде не видно нарушений, о которых следовало бы доложить. Хотя, вот у стенки солдаты кого-то обыскивают – значит, не просто праздношатающийся, у которого ограничились бы проверкой документов, а если бы оказалось, что человек с работы ушел самовольно, то просто записали бы имя и после уже по обстоятельствам, половинный паек, палки или арест – а вот у этого нарушителя что-то вызвало серьезное подозрение у патрульных. Есть значит еще здесь неразоблаченные враги – суметь бы только их увидеть?

–Будьте бдительны, пионеры! Врагами могут оказаться не только подозрительные лица, засланные с той стороны, но и ваши знакомые, даже родня.Враги бывают сознательные – которые заслуживают или смерти по приговору, или, как сказал Вождь и Учитель, сдохнуть с пользой для коммунизма. И несознательные, которые пока не увидели достоинств коммунизма – таким, при условии что они не успели причинить вред, надлежит предоставить возможность осознать свои заблуждения, через перевоспитание трудом.

И тут Бао узнал в прохожем, мирно идущем навстречу, одного из тех троих, кто украл деньги у отца! Не того, кто был попутчиком в дороге, а того, кто вел себя как главарь – и ошибиться трудно, лицо приметное, левый глаз косит. И какая удача, что рядом был патруль!

Косоглазый не пытался бежать или сопротивляться – хотя, чтоб решиться на такое, надо быть безумцем: солдаты стреляли сразу и насмерть. Однако же при нем не нашли ничего запрещенного, сам же он кричал что Бао ошибся, я не вор и бандит, а честный человек, работаю в порту, вот документы, в полном порядке.

–Негодяй, я могу сейчас привести своего отца, которого вы ограбили и едва не убили! – выкрикнул Бао – он живет вот в этом доме, вон та дверь в подвал.

Сержант, командовавший патрулем, нашел это разумным. Лиц без документов (которых в городе все еще оставалось немало), злостно скрывавшихся от трудфронта, следовало хватать и отправлять в лагерь без всяких разговоров. Но для ареста уже трудоустроенных и не замеченных ни в чем порочном, требовались доказательства – или показания нескольких свидетелей. Потому, через несколько минут отец был уже здесь – опираясь на палку, и глядя на косоглазого бандита.

–Гражданин Чжоу Джен, вы подтверждаете слова вашего сына, что этот человек был одним из тех, кто вас ограбили и подвергли избиению? – спросил сержант – от вашего ответа зависит, будет ли он сейчас арестован для дальнейшего следствия, или отпущен?

И отец ответил, чудь промедлив:

–Нет. Этот человек – не один из тех. Мой сын ошибся.

Но Бао знал, что он был прав. Потому что в тот день хорошо запомнил лица всех троих. Но раз отец сказал так – значит, было надо? Бао спросил его вечером, дома, наедине. И услышал ответ:

–Это был он, я знаю. Но это очень опасные люди, сынок. Они будут мстить – и убьют, тебя и меня. И ты ведь знаешь, что американские доллары сейчас вне закона – так что никто не вернул бы нам те деньги, даже если бы бандиты не успели их потратить. А как бы еще и нас за это не бросили в тюрьму!

Прошло еще три дня. Бао прибежал домой вечером – и едва переступил порог, как полетел на пол от тычка в затылок. И услышал, как дверь с силой захлопнулась.

–Почтенный господин Чжоу Джен, вы очень плохо воспитали своего сына – с издевкой сказал косоглазый – что за времена, когда дети не слушают своих отцов. А отцы не препятствуют сыновьям идти против существующего порядка. Сейчас вы можете искупить свою вину.

Кроме косоглазого и отца, в каморке было еще двое – не те, что в тот день. Один стоял у двери, второй за спиной у отца, крутя в ладони нож. А косоглазый устроился за столом, как хозяин и с усмешкой смотрел на Бао.

–Сто палок – сказал косоглазый – господин Чжоу, вы ведь не откажетесь сами исполнить этот приговор, ваше ведь отродье? Но прежде чем приступим, полезно будет разъяснить, в воспитательных целях. Вы оба, думаете, что вы люди – нет, вы овечки! Которые должны исправно давать свою шерсть, а если потребуется, то и мясо, таким как мы – волкам. И если какой барашек не подчиняется, то... Вэнь!

Бандит, что был у двери, поднял с пола палку, что принес Бао. Взвесил в руке, оценивая, кивнул, годится. И кинул палку отцу.

–Хочешь спасти своего выродка? – произнес косоглазый – тогда бей его, пока мы не скажем, прекратить.

Отец поднял палку, шагнул вперед. Подтолкнул Бао, указав ему на скамейку. Так же как когда-то давно, еще в дедовском доме, воспитывал и Бао и его старших братьев – приказав лечь на такую же скамью и спустить штаны. И Бао тогда подчинялся отцу – как может быть иначе? Но теперь Бао был пионером – которого никто не смеет тронуть! А бандиты совершенно не ждали сопротивления от мальчишки.

Раз – и палка уже в руке Бао (впрочем, отец и не пытался ее удержать). Два – хлест по руке бандита с ножом. Три – тычок назад, в живот бандита у двери (как учили, не только руками, но и всем телом, рывком с разворотом), конец у палки срезан на острие – будь Бао взрослым и сильным, такой удар проткнул бы бандита не хуже копья, но даже так вышло очень больно и до крови. И четыре – другой конец палки (тоже срезанный накосо) летит в лицо главарю – хорошо что каморка маленькая, легко можно достать. Все заняло время, как три или четыре удара сердца. А затем бандит с отбитой рукой набросился на Бао и сбил с ног, подскочил и второй бандит, охая и держась за живот, и главарь поднялся из-за стола, вытирая кровь с рассеченной щеки (эх, в глаз не попало, как хотел!). И Бао понял, что сейчас они будут убивать – и его и отца.

Тут дверь рухнула, подмяв одного из бандитов. В каморку ворвались солдаты, второй бандит сам упал на пол, лицом вниз. Главарь сунул руку за пазуху, но тут же получил прикладом по голове и тоже лег на пол.

–Друга своего поблагодари – сказал старший из солдат – который нас успел позвать. Там пионера убивают, ну мы и поспешили. С тобой все в порядке?

В дверь заглядывал Мин – из одного с Бао звена, но уже полноправный, хотя и младше Бао на два года. Бандитов вытащили на улицу и сунули в подъехавший автомобиль, Бао и отцу тоже пришлось ехать в комендатуру, чтоб дать показания. Как после сказал офицер, косоглазый главарь был еще из прежней портовой банды, а сейчас возможно, еще и связан с американской разведкой, так что благодарность вам за его поимку. А Мин сказал виновато:

–Товарищ Бао, ты прости.. у меня приказ был. Пока ты еще кандидат, следить за тобой – надежен ли, с кем встречаешься. Я к окну подкрался и все слышал – и побежал за патрулем. Теперь вижу, что ты наш – так звеньевому и доложу! А тебя точно завтра настоящим пионером сделают, на утренней линейке.

Все было так – наутро Бао вызвали перед строем, и одна из Сестер объявила благодарность, так должен вести себя настоящий пионер – а командир отряда после сказал, идти получить форму и ботинки, как положено пионеру, уже не кандидату. Еще пионеру, кроме питания в столовой, полагался еженедельный паек на руки – хлеб, рис, чай, печенье, и самое ценное, банка тушенки. И пионер мог приказывать кандидатам – так же как ефрейтор простым солдатам. А на двери, ведущей в каморку, где жили Бао и отец, нарисовали красную звезду – как знак, что эти жильцы находятся под защитой Красных Сестер и их детей-пионеров. После чего хозяин дома, господин Чао, сам пришел к отцу и сказал, что не будет больше брать плату с таких уважаемых людей, ну если только сами что-то пожертвуете, чтоб одинокому старику с голода не умереть.

И был великий праздник – парад на главной площади города. Шли танки – так, что дрожала земля. Шли машины с пушками на прицепе. Шли солдаты, чеканя шаг. А пионеры стояли в первом ряду, ближе всех прочих зевак. Рядом с трибуной, на которой был сам Командующий, Ли Юншен, и с ним Сестры. Бао подумал, что когда вырастет, то будет солдатом – если у коммунистов именно солдаты после становятся Чинами, и сам Вождь Сталин на портрете, в военном мундире.