Текст книги "Под уральскими звездами"
Автор книги: Владислав Гравишкис
Жанр:
Детская проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)
КАК ВСЕ ПРОИЗОШЛО
Рыбачить на Светлое решили поехать еще вечером, и вечером же Павлик должен был отпроситься у родителей. Отпроситься! Что может быть унизительней, если учишься в шестом классе и считаешь себя человеком самостоятельным! Понятно, Павлик медлил. В конце концов отложил разговор на утро. А утром, когда проснулся, оказалось, что отец и мать уже ушли на завод. У кого же отпрашиваться, если в квартире одна тетя Клаша?
Пока он раздумывал над своим трудным положением, под окном появился Митя Пичугин.
– Посиживаешь? – ядовито спросил он. – Мы тебя ждем, ждем, клев пропадает, а ты посиживаешь! Чего копаешься?
Свесясь за окно, Павлик растерянно сказал:
– Понимаешь, как получилось...
– Не отпускают? Я так и знал!
– Не в этом дело, – отозвался Павлик. – Не отпрашивался я еще, вот что...
– Здрасте, я ваша тетя! Ну сейчас отпросись!
– А у кого? Одна тетя Клаша дома. У нее, что ли отпрашиваться? Вот еще!
До чего несообразительный человек этот Павлик! Дать бы ему по загривку, чтобы лучше мозгами ворочал!
– Копуша ты, вот что! – сказал Митя. – Телефон у вас есть?
– Есть, а что?
– А то! Звони к отцу и отпрашивайся. Пустяков сообразить не можешь.
Павлику, конечно, не очень-то понравилось, что он не сам додумался до такого простого выхода. Но предложение и в самом деле было хорошее: куда легче разговаривать с отцом по телефону, чем с глазу на глаз.
– Вызовите мне, пожалуйста, главного инженера, – сказал он телефонистке.
Но неудачи преследовали его с самого утра. Секретарь главного инженера Капитолина Алексеевна сказала:
– Ничего не поделаешь, Павлик, папе очень некогда. Он не будет с тобой разговаривать. – И положила трубку.
Павлик несколько минут обиженно прислушивался к шумам в телефоне. Вот как! Папа не хочет разговаривать? Хорошо! Пусть! Он уедет так! Ему тоже некогда!
Павлик пошел к буфету и начал решительно укладывать пирожки в школьный портфель. Конечно, тетя Клаша немедленно заинтересовалась: куда собирается Павлик?
– Пройдусь немного! – сердито пробормотал под нос Павлик и пошел к выходу.
Уже закрывая за собой дверь, Павлик нерешительно оглянулся. Потом пошел обратно, по телефону вызвал лабораторию литейного цеха. Не везет так не везет: мамы в лаборатории не было, она понесла анализы на участки. Теперь, казалось, совесть у Павлика совсем чиста: он сделал все, что мог, чтобы сказать родителям о поездке.
Через пятнадцать минут Павлик вместе с Митей и Семеном Зыковым сидели на пустой площадке лесовоза, ехавшего в сторону озера Светлого, на заводской лесоучасток.
Верховодил ребятами Семен, высокий и жилистый подросток в рваной куртке и широких лыжных шароварах. Резинка у штанов ослабла, и Семену то и дело приходилось подтягивать их. Летом обуви Семен не признавал – из штанин выглядывали босые загорелые ноги, большие, как у взрослого.
Жилось Семену нелегко: отца у него не было, а отчим, вагранщик литейного цеха, считал, что металлурги должны поддерживать свое здоровье водкой. От того, сколько употребил отчим этой жидкости, зависело его настроение. То он был не в меру добренький, слезливый и тогда душевно жалел «сироту-мальчишку», то, наоборот, мрачный и злой, походя давал затрещины. Бывало, что в класс Семен являлся с синяком под глазом и на вопросы отвечал посмеиваясь:
– Бегалки не сработали, попался старику...
Денег дома было мало, и Семен на обувь и одежду, а порой и на питание зарабатывал сам: колол дрова у соседей, убирал снег на дворах, ходил за водой к колонкам, весной вскапывал огороды. Из-за болезней и семейных неурядиц он пропустил два учебных года и теперь среди одноклассников выглядел настоящей колокольней.
Многие одноклассники набивались к Семену в приятели, но Мите и Павлику повезло больше всех: Зыков дружил с ними. Ребят тянуло к Семену, и не только потому, что он был старше и вдвое сильнее их. Им нравилось хладнокровное отношение Семена к житейским невзгодам, упорство, с которым он стремился к своей заветной цели – во что бы то ни стало закончить семилетку, поступить в ремесленное и стать электриком.
Семен всей душой льнул к рабочим и старался во всем походить на них. Если ему что-нибудь поручали взрослые, он выполнял поручение всегда с охотой, добросовестно, основательно. Даже сейчас, взобравшись на платформу попутного лесовоза, он расположился на ней как-то по-хозяйски, словно ему надо было ехать не какой-нибудь час, а по меньшей мере сутки: аккуратно разостлал дырявую телогрейку, сбросил куртку, прикрыл ею узелок с едой и улегся, намереваясь позагорать. Полуприкрыв глаза, из-за белесых ресниц Семен наблюдал за приятелями.
Митя Пичугин – мамкин баловень. У него тоже не было отца, но не было и отчима, а мать не чаяла в нем души. Мать потакала ему во многих делах, к великой зависти других ребят, у которых отношения с родителями были не так хороши.
На лесовозе Митя чувствовал себя превосходно, весь отдаваясь впечатлениям поездки. Машина катилась ходко, с ветерком, кепку пришлось натянуть на самые брови, чтоб не сдуло. Вцепившись в крышу кабины, Митя бойко посматривал по сторонам черными выпуклыми глазами и обо всем сообщал приятелям:
– Глядите, глядите, орел летит! Вон куда его занесло! Крылышки – будь здоров! Семен, а может орел человека поднять?
– Попросись, может, поднимет, – посоветовал Семен.
– Орел, орел, возьми меня с собой полетать! – закричал Митя.
Орел, не шевельнув крылом, скользнул за гору, а Митя уже кричал и махал рукой девчатам, половшим картошку на большом поле подле автострады. Девчата воспользовались случаем разогнуть усталые спины и помахали в ответ.
Навстречу вдоль обочины шла вереница пожилых женщин. Митя крикнул им во всю силу своих легких:
– Тетеньки-и! Ягоды поспели, не видали?
Женщины что-то ответили, но Митя не расслышал, да ему и не нужен был ответ. Он снова озирался вокруг, выискивая, к чему бы прицепиться, с кем бы перекинуться словечком. Митя наслаждался своей свободой...
На прицепе тяжко грохотала балка. Звенели и лязгали цепи, которыми стягивался груз. На платформе лежал толстый, шевелящийся от толчков слой щепы и кусков сосновой коры Павлик вымазал руки в смоле, попытался оттереть ее, но чем больше он тер ладони, тем черней и грязней они становились. Пальцы неприятно слипались.
Павлику стало не по себе и от этой липучей смолы и от грохота балки и звона цепей, а главным образом оттого, что уехал он все-таки без спросу и теперь дома никто не знал, где он. Бурное оживление Мити, уже распевавшего какую-то песню, казалось несносным...
РЫБАЦКИЕ НЕУДАЧИ
Для рыбалки облюбовали Крутики – гряду утесов, нависшую над озером. Серые бока скал неприступной отвесной стеной спускались прямо в воду. Только в одном месте к Крутикам привалилась цепь громадных валунов, и по ним, переходя с одного на другой, ребята ушли далеко в озеро, до самых глубоких мест.
Жарко грело солнце, обдувал легкий ветерок. Стеклянные волны бесшумно облизывали покрытый слизью бок валуна, похожий на борт корабля. Если не оглядываться назад, то вполне можно было вообразить, что ты находишься на борту броненосца и плывешь по неоглядному океану.
Вода была удивительно прозрачна: Павлику казалось, что поплавки держатся не на воде, а повисли в загустевшем воздухе. Лесу было ясно видно до самого крючка.
Стайка мальков, расположившись кружком и пошевеливая хвостами, рассматривала извивающегося на крючке червя, точно старалась разгадать, что это такое.
– Сытые, чертяки, вот и не клюют, – сердито сказал Семен. – Поздно мы приехали, вот в чем дело.
Он перешел на другой валун, поближе к берегу, надеясь там найти рыбацкое счастье. Вслед за ним перебрался и Павлик. На дальнем валуне остался один Митя.
И надо же было такому случиться: лишь только Семен и Павлик покинули валун, как у Мити начался клев. И какой клев! За несколько минут Митя вытащил из озера с десяток порядочных окуней и чебаков. Семен нахмурился и отвернулся, решив не поддаваться низменному чувству зависти, а простодушный Павлик не мог отвести взгляда от удачливого рыбака, то и дело нанизывавшего рыбешек на шпагатину с привязанной на конце спичкой.
– Которого, Мить? – спросил потерявший счет Павлик.
– Ерунда. Мелочь одна идет, – небрежно ответил Митя и отвернулся, чтобы скрыть ликующую улыбку.
Павлик не вытерпел: ему срочно понадобился свежий червяк, и он перебрался обратно на Митин валун. Пока Павлик нанизывал червяка, Митя смотрел настороженно, но молчал. А когда Павлик закинул удочку рядом, черные глаза Мити загорелись:
– Ну, это ты брось! Мое место!
– Это почему же?
– Потому! Ушли, вот и рыбачьте там, куда ушли.
– Хозяин какой нашелся! Твое озеро, да? Где хочу, там и рыбачу.
– А я говорю, уходи, не то как дам!
Павлик упорствовал, Митя настаивал, перебранка разгоралась. Удочки свалились в воду и плавали там, отданные на волю разыгравшейся рыбешке. Наконец, сжав кулаки, Митя налетел на Павлика, тот отстранился, и Митя, не удержавшись, плюхнулся в озеро.
Павлик оторопело смотрел на вспененную воду. Тысячи серебряных пузырьков гроздьями поднимались на поверхность, а синие трусы и голые Митины пятки все глубже погружались в глубину.
– Сема! Митька тонет! – закричал Павлик.
Семен стоял уже рядом. Мгновенно освободившишь от штанов, он приготовился нырнуть за Митей. Но тот уже выплыл сам и карабкался на валун, отплевываясь и отфыркиваясь. Семен и Павлик тянули к нему руки, чтобы помочь выбраться, но Митя даже не взглянул на приятелей. Трясясь от холода и злости, он собрал свои пожитки и пошел с валуна.
– Ты куда, Мить? – несмело спросил Павлик. Он уже был не рад, что затеял все это дело, и теперь готов был помириться. – Если хочешь, я уйду отсюда...
Митя не ответил. Он уходил. Куда? Вряд ли он сам знал это. Уходил потому, что надо было уходить. Он никому не позволит... Хватит! Теперь он понял, какие у него приятели! Место отобрали, удочку чуть не утопили, самого в воду сбросили... Конечно, сбросили: разве он упал бы, если бы не пришел Павлик?
– Не дури, Митька! – крикнул ему вслед Семен. – Тебе говорят, вернись!
Но Митя не мог даже оглянуться: от нестерпимой обиды кривилось лицо, желание зареветь колючим клубком рвалось из горла. Только добравшись до леса, он посмотрел назад и погрозил кулаком:
– Я вам покажу! Вы еще узнаете!
– Покажи, покажи! – пробурчал Семен. – Задавала несчастный!
– Как же теперь будем, Сема? – растерянно спросил Павлик.
– А никак! – с напускной беспечностью ответил Семен. Он был уязвлен тем, что его не послушались, как старшего. – Часу не пройдет, как вернется. Я его знаю. Горячку порет.
Но Митя не пришел ни через час, ни позже. Они ждали его весь день, после полудня начали разыскивать и искали до наступления сумерек.
Мити нигде не было. Домой уехать он, по мнению Семена, никак не мог, потому что ушел в сторону, противоположную автостраде.
Уже впотьмах они нашли подходящую для ночлега низинку.
– Ты не думай, что он где-нибудь далеко. Он тут рядом с нами сидит и над нами смеется, – говорил Семен, раскладывая костер. – Ну, погоди, Митька, задам я тебе!
Потом Семен напустился на Павлика: и дернула же его нелегкая лезть к Митьке! Теперь расхлебывай эту историю!
Павлик отмалчивался: его угнетало и сознание своей вины, и то, что ночевать приходится в лесу, чего он еще никогда не испытывал, и мысль о доме. Что там сейчас делается – подумать страшно!
Наругавшись и смирившись с положением, Семен выложил припасы: хлеб, луковицы, соль в спичечном коробке.
– Пирожков хочешь? – предложил Павлик.
– А чего ж? Давай! – Однако, осмотрев и понюхав сплющенный пирожок, отложил его в сторону. – На второе блюдо пойдет. На-ка тебе луковицу с хлебом – крепкая еда!
Потом Семен вытер руки о штаны и взял пирожок так осторожно, точно тот мог вспорхнуть и улететь.
– Важная штука! – одобрил он, слизывая с пальцев повидло. – Мамка стряпала или эта, как ее, домработница?
– Мама.
– Мучка белая, сахарок, маслице, варенье – еще бы не настряпать! Из этого и я сумею.
– Не варенье, а повидло, – поправил Павлик.
– Варенье, повидло, джем – я не разбираюсь. Все равно вкусно, как не назови.
– Бери еще!
– Нет уж, ни к чему. Нам еще утром подзаправиться нужно. Неизвестно, когда мы этого дурака найдем. А меня все равно не накормишь; я, как верблюд, ем и ем. Куда что лезет...
Они еще поговорили о том, о сем, как вдруг из глубины леса понесся треск. Семен был уже на ногах, вглядывался в темноту и затем стремительно прыгнул в сторону, в кусты.
Он увидел, как из темноты выбежали и кинулись к ошеломленному Павлику высокий мужчина в сером плаще и шляпе, в очках, за ним черный бородатый лесник, который давеча утром спрашивал спичек прикурить. Последним выбежал из леса кто-то низенький, коренастый, в черном милицейском кителе, широких синих галифе й с наганом на боку.
«Вот тебе раз! Даже милиция!» – подумал Семен и, притаившись за кустами, стал ждать, что произойдет дальше...
ЗАГАДОЧНОЕ ВИДЕНИЕ
Ребят уже не было видно, а Митя все шел и шел вдоль берега. Внизу за деревьями поблескивала спокойная водная гладь, справа поднялись к небу лесистые вершины гор. Сильно пахло растопленной смолой и прелой хвоей.
Чем дальше уходил Митя, тем глуше и мрачнее становился лес. Нигде не видно ни тропинок, ни даже пеньков, словно люди сюда никогда и не заглядывали. Кроны тесно сомкнувшихся сосен совсем закрыли небо. Под ногами хрустела пересохшая рыжая хвоя. Травы не было, да и не вырасти ей в таких потемках...
Мите стало не по себе. Не повернуть ли обратно, к ребятам? Но обида все еще жгла, и он продолжал путь, продираясь через чащобу, прикрывая глаза локтем от хлещущих по лицу веток.
Наконец Митя выбрался на старую, заросшую молодняком просеку, обозначавшую границы лесного квартала. Отсюда было хорошо видно озеро и небольшой залив, с трех сторон окруженный высокими скалистыми берегами. Он походил на заполненный водой каменный котел, который только в одном месте соединялся с озером узким проливом.
Митя устал, обходить залив не было желания. Высмотрев на одной из скалистых стен нависший над заливом уступ, он пробрался к нему и расположился порыбачить. Клева не было, и Мите стало скучно. Прикорнув на горячем шершавом граните, он начал подремывать, уснул я проснулся через три часа от охватившей тело прохлады: солнце переместилось, уступ оказался в тени.
Мальчик огляделся. По стенам утесов сотнями перебегали зайчики. Толщу воды до самого дна пронизывали солнечные лучи, там ясно различались валуны и мелкие камешки. Посреди валунов стояла автомашина. Митя ясно видел капот с фарами, кабину, кузов – все, что полагалось иметь трехтонному грузовику.
Несколько мгновений Митя смотрел на машину спокойно, без удивления. Что ж тут такого? Наверное, он еще спит, а во сне мало ли что можно увидеть?.. Однако постепенно до Митиного сознания дошло, что он вовсе не спит, что видит грузовик наяву и что находится грузовик там, где ему меньше всего надо быть – на дне залива, под водой.
Это так потрясло Митю, у него даже сердце заколотилось сильнее. Он приподнялся, потер онемевшую от долгого лежания на кулаке щеку и со страхом еще раз посмотрел на машину. Откуда она взялась? Может, это вовсе не машина, а скала, похожая на машину? Да нет же! Машина, самая настоящая машина!
Безмолвная и неподвижная, она, как призрак, притаившийся в подводной глубине, стояла на дне залива и будто смотрела на Митю тусклыми, какими-то мертвыми и поэтому страшными глазами-фарами. Митя невольно оглянулся назад, на тот случай, если вдруг придется удирать.
Но машина не двигалась, ничего враждебного не предпринимала, и понемногу страх прошел. На смену ему появилась отчаянная радость: вот здорово, а? Он нашел машину! И где? На дне озера, под водой! Ребята ни за что не поверят! А тогда он им скажет: «Пожалуйста, сплавайте и сами пощупайте!» Здорово! Ведь сказал он им, что покажет – вот и показал... Теперь Митя уже не думал о том, откуда и как появилась здесь машина. Важно было то, что грузовик был тут, совсем рядом. Сначала Мите захотелось сейчас же побежать к ребятам и рассказать о находке. Но нетерпеливое желание скорее добраться до грузовика взяло верх. Митя сдернул рубашку и прямо с уступа нырнул в воду.
И тут машина исчезла. Ее хорошо было видно с уступа, но стоило прыгнуть в воду и поплыть, как ее скрывали отсветы неба на воде. Несколько раз Митя вылезал на уступ, всматривался в машину, бросался в воду, плыл и все же никак не мог наткнуться на место, где стоял грузовик. Казалось машина была заколдована и не хотела даваться в руки человеку...
А время шло. Потемнели озеро и лес, потемнело небо на востоке. Там даже проступили уже первые звезды, и только на западе над ломаной линией горного горизонта пламенел еще костер заката. Озябший Митя вылез на уступ, надел рубашку и стал раздумывать над своим положением. Вот-вот наступит ночь, ребята где-то далеко, машины не нашел. От радости не осталось и следа. Страх, отчаяние, раскаяние охватили Митю. Зачем он ушел от ребят? Куда теперь деваться? Бежать на Крутики? Все равно засветло не успеть. Ночевать здесь? И думать нечего: от воды уже сейчас несет холодком, а ночью и совсем замерзнешь. Выбраться наверх, укрыться в лесу? Тоже хорошего мало: лес казался зловещим и враждебным... Деваться было некуда, и Митя, пересиливая страх, поднялся на скалы и вошел под своды леса. Отыскав груду старой хвои под сосной, он вырыл в ней ямку и улегся. Мрак, казалось, только и ждал этого: обступил Митю непроницаемой черной стеной. Темнота точно приплюснула Митю, прижала к земле. Он лежал в своем колючем гнезде, боясь шевельнуться, боясь погромче вздохнуть, чтобы тот черный неизвестный, который затаился рядом, не услышал бы его и не расправился бы с ним...
Сила ночных звуков удесятерилась. Стук упавшей шишки казался землетрясением, от свиста крыльев пролетевшей птицы замирало сердце. А когда совсем недалеко раздались два выстрела, они оглушили Митю, как раскаты близкого грома. Укалываясь об иглы, он стал поглубже зарываться в хвою, пока не добрался до земли, еще хранившей дневное тепло. Сердце стучало в груди так сильно, как будто кто-то гулко бил молотом под землей. Сквозь этот стук Митя услышал голоса людей. Что происходило в лесу? Митя изо всей силы зажмурил глаза, подтянул колени к подбородку и так клубочком пролежал, пока все не стихло.
Ну ее к шутам и машину эту! Только бы дотерпеть до рассвета. Там уж он ждать не будет: доберется до автострады и на какой-нибудь попутной машине доедет до города. Пусть машина остается в озере, наплевать! Не нужна она ему совсем...
Митя проснулся, когда в лесу уже было совсем светло. Выбравшись из своего гнезда, он вышел на край обрыва, отыскал полевую сумку и жадно доел остатки хлеба. Над озером еще плавали седые лохмотья тумана, пронизанные косыми лучами солнца. Скалистый залив был доверху наполнен туманом, густым и белым, как молоко. Длинные белые языки, извиваясь облизывали гранитные стены, искали выхода из каменной ловушки.
Чем теплее становился воздух, тем беспокойнее вел себя туман. Он колыхался, как живой, полз то в одну, то в другую сторону, свивался в клубки и растягивался в длинные пряди. Наконец словно что-то дрогнуло: белая лавина бесшумно устремилась к проливу и вытекла в просторы озера.
Залив очистился, но машины не было видно ни с обрыва, ни с уступа, на который снова спустился Митя. Поверхность воды, отражавшая небо и берега, скрывала от глаз все, что делалось там, на дне. Ночные страхи прошли, и Митю опять стало одолевать любопытство: в самом ли деле он видел машину или она только померещилась? «День длинный, до ночи далеко, торопиться теперь некуда. Разузнаю все как следует, тогда и домой поеду...» – размышлял он, поглядывая на залив.
Он долго нерешительно топтался на. уступе, наконец нырнул и поплыл по заливу. Опустив голову под воду, он вглядывался в дно широко раскрытыми глазами. На этот раз ему повезло: что-то неясное, черное прошло под ним. Да, это была машина. Митя различил кузов, кабину, капот. Она стояла на дне, странно неподвижная, необыкновенная, загадочная.
Хорошенько подышав, Митя нырнул и опустился на кабину. Ноги его ощупали шершаво-скользкую брезентовую обшивку, шпунты на досках. Ухватившись за какой-то выступ, он изогнулся и пошарил рукой по ветровому стеклу. Грудь распирало от желания вздохнуть, в ушах загудело, и Митя, оттолкнувшись от кабины, выскочил на поверхность. Широко открыв рот, он втянул в себя воздух, а вместе с воздухом в горло попала вода. Начался кашель, неудержимый кашель, который не остановить никакими силами. «На берег надо, да поскорее. Потом еще приплыву...» – решил Митя.
С трудом разглядев берег – глаза захлестывала вода, – он поплыл к уступу. Кашель одолевал, и Митя начал захлебываться. «Только бы до уступа добраться, только бы до уступа!» – билась в голове мысль. Он заторопился, начал сильнее бить руками и уже не плыл, а только держался на воде. «Тону!» – мелькнула страшная мысль. Бездонная глубина втягивала в себя, держала на месте, мешала плыть. Вода заливала лицо, и сквозь туманные расплывы Митя увидел смутные человеческие фигуры, бежавшие по откосу...