Текст книги "Под уральскими звездами"

Автор книги: Владислав Гравишкис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц)

11

Ничего не скажешь: приветили их тогда на новом прииске так хорошо, что лучше и не надо. Стряпухи, не то воодушевленные присутствием директора, не то просто из желания угодить гостям, накормили их великолепным обедом. В те годы правительство направляло в золотую промышленность все самое лучшее – и продукты, и товары. «Торгсиновские» товары, как говорили тогда. Один консервированный компот чего стоил! Рядом сидела пожилая стряпуха и все потчевала:

– Кушай, сынок, кушай!

Юрка, конечно, старался и кушал, что есть мочи.

Роман Егорыч тоже поел как следует, несмотря на скорбный вид человека, удрученного крушением своих надежд. Помогла ему, вероятно, чарочка, которую поднес Махин из личных запасов. Она расшевелила старика, он заметно повеселел. Не отказался и от второй. Скупо поблагодарил, вздохнул и сказал:

– Славный ты человек, Серега! Сразу видно – старательская у тебя душа, право слово. Я так тебе скажу: возворотить бы старое время да получить бы прииск обратно – знаешь, чего бы я сделал? Беспременно бы тебя управляющим поставил! Вот... Чувствуй!

– Я чувствую, Егорыч, чувствую... Вот то-то и беда – бодливой корове бог рогов не дал... Да ты не расстраивайся, Егорыч: я и так управляю твоим прииском. Погоди маленько, похлопочу, чтобы назвали месторождение Корсаковским. Вот тогда вроде и совсем твое будет.

– Неужто похлопочешь? Ах, боже ж ты мой! Серега! Душа человек! – Роман Егорыч тянулся к Махину через стол, широко распахнув руки для объятий. – Ты мне еще золота прикажи выдать. Много не давай, много не надо. Кила три дашь, мне и хватит...

– Однако! – Махин сразу посуровел и всмотрелся в лицо старика. Пьян-то пьян дед – бессмысленная ухмылка, крохи пищи на бороденке, – но глаза трезвые, хитрые, злые, горит в них алчный огонек, этакий зверина проглядывает: а вдруг удастся обдурить захмелевшего директора? А вдруг и в самом деле решится он выдать три кило золота? Детская надежда, конечно, но она живет в его старом сердце, как живет змея под колодой, нет-нет да и высунет свою ядовитую голову. Вот и теперь высунула, смотрит.

– Зачем тебе столько золота? Ты старый человек. Ведь туда с собой ничего не возьмешь...

– А ты меня не хорони. Я, может, тебя переживу. – Роман Егорыч отвернулся и нахмурился. Нет, не даст директор золота, не надейся, Роман. Тоже казне подвержен. – А куда золото дену – не твоя печаль! В сундук положу и по ночам ласкать стану. Заместо бабки оно у меня будет, хе-хе! Бабки-то у меня нету. Скукота!

– Болтаешь какие-то глупости! – с досадой проговорил Махин и приказал Юрию: – Ну-ка, малыш, сбегай, позови Бронислава. Вон у машины возится. Скажи, чтобы шел срочно!

Бронислав лежал под машиной, наружу торчали только его длинные ноги. Юрка долго и с любопытством наблюдал, как ноги сплетаются в разные немыслимые узлы, как перекидывает их водитель с одной стороны на другую и при этом довольно громко мурлычет «По долинам и по взгорьям».

– Что вы там делаете? – осведомился Юрка и присел на корточки.

– А-а, это ты, бродяга? Гайка, знаешь-понимаешь, такая вредная попалась, никак не затяну... Ну, что они там?

– А ничего. Разговаривают.

– Все про золото? Старорежимный, однако, у тебя дед.

– Старорежимный. Вот до дому доведу и признавать не буду.

– Родного деда? Не признавать? Ну и ну!

– А чего он столько лет золото скрывал? Оно государству, знаете, как нужно было? Жадоба он, и больше ничего! – Юрка умолк, вспомнив, что жадобой назвал деда директорский сын Славка. После этого получилась драка. А теперь он сам второй раз называет деда жадобой... Такое противоречие обеспокоило Юрку. Но что же? Раз жадоба, значит, жадоба. – Он хотел мне свое золото отдать! Подрастешь, говорит, придешь сюда и сколько хочешь себе золота накопаешь.

– Вот как! И что же ты?

– Я отказался. Уж он меня ругал-ругал! А я про себя решил: пойду с ним, дорогу вызнаю и папке все расскажу, а он – государству.

– Хороший у тебя был план. Правильный.

– Еще бы не правильный! – самодовольно кивнул Юрка и вспомнил: – Вас директор велел позвать. «Беги, говорит, позови срочно водителя!».

– Так что же ты молчал! Вот наказание с тобой!

Бронислав расплел ноги и стал выбираться из-под машины. Юрка убедился, что высокий рост имеет и свои отрицательные стороны: водитель, вылезая, несколько раз жестоко стукнулся, так что «эмка» даже дрогнула и качнулась.

К тому времени Роман Егорыч окончательно размяк. Широко растопыривая руки, дед лез обниматься:

– Ах, Серега, мил человек! Не знал я, что ты такой есть! Бери мое золото! Пользуйся, не жалко!

Раскрасневшийся Сергей Михалыч, посмеиваясь, отталкивал старика:

– Ладно, ладно, Егорыч! – Он подмигнул Юрке и сказал Брониславу: – Броня, тебе придется увезти гостей на Пудовое.

– Помилуй бог, Сергей Михалыч! Гонять машину за полтораста километров из-за каких-то бродяжек... Безумие!

– Ах ты... – вскипел Роман Егорыч. – «Бродяжек»? А вот и повезешь! Хозяин сказал – и повезешь!

– Без скандала, Бронислав! Ты меня знаешь?

Бронислав, конечно, знал: покладистый у него начальник, веселый и добрый, но уж если решил – не перерешит. Разговаривать и, в самом деле, бесполезно.

– Ладно, повезу. У меня машина босая... Да, ладно, ладно, повезу!

– То-то же! – Роман Егорыч самодовольно похохотал. – Видал, Юрок? Домой, как министры, поедем... – И вдруг снова вспомнил: – Наследничек ты мой! Обездолил я тебя! Мне ничего не надо... Берите... Ах, господи боже мой, прости меня, внучек!..

От деда пахло вином, глаза были мутные, слезящиеся.

– Деда, ты пьяный! Вот погоди, я мамке-то расскажу! – отбивался от его объятий Юрка, не переносивший телячьих нежностей.

– Неужто деда продашь? Эх, внучек, внучек!

– А ты не пьянствуй! Годы у тебя, знаешь, какие?

Подошла «эмка», и старика посадили в машину. Поехали, Юрка высунулся из машины, усердно размахивая кепкой. Но Сергей Михалыч уже не смотрел на них. Озабоченный и строгий, он торопливо шел к драге. Поварихи, исполнившие свои дела, накормившие обедом и гостей, и приисковое население, стояли у входа в палатку и о чем-то судачили.

Как ни мал был в то время Юрка, а понял: не ко двору пришлись. Непрошеные и ненужные гости, от которых ни радости, ни корысти. И машину-то им дал Сергей Михалыч, может, для того, чтобы поскорее убирались с прииска...

А дед Роман Егорыч пел какую-то заунывную песню про «ерманца», шедшего походом на Россию. Потом стал требовать, чтобы его везли обратно, и нещадно ругал каменно молчавшего Бронислава. Наконец, утихомирился и уснул под собственное мурлыкание все той же песни про «ерманца».

12

В Пудовое приехали заполночь. Бронислав отбил кулаки, пока заставил проснуться Корсаковых, а пассажиров своих и совсем не смог разбудить. Пришлось Владимиру Романычу брать отца в охапку и, как ребенка, на руках нести в дом. Вяло барахтавшегося и тщетно пытавшегося проснуться Юрия нес Бронислав. Антонина Матвеевна напоила водителя наспех приготовленным чаем, и Бронислав тут же выехал обратно.

Целую неделю потом Роман Егорыч вздыхал и охал. И все твердил, что идет, идет к нему смертный час!

Но смертный час все не шел, и скоро деду надоело его ждать. Стал он присматривать себе какое-нибудь подходящее занятие. Нашелся приятель и подбил деда заняться рыбной ловлей. Сам того не заметив, Роман Егорыч стал заядлым рыбаком. Иногда, если удавалось выкроить свободное время в своей «деловой» жизни, к старикам примыкал и Юрка. И неизменным спутником рыбаков был коварный кот Васька, который однажды похитил у зазевавшегося Юрки завтрак. Дед жил долго. Юрка из мальчишки превратился в рослого парня. Он был далеко от родных мест, в одном из сибирских городов, в техникуме, когда пришла весть о кончине Романа Егорыча. Деда не стало. Но всюду, куда бы ни попал Юрий, он всегда с теплой и тихой грустью вспоминал то далекое лето, когда они три дня шагали по горам и долинам Южного Урала.

Многолетняя служба в армии забрасывала Юрия в разные края Советского Союза, бывал он и за рубежом родной страны. Встречались места красивые, великолепные, такие, что невольно думалось: «А, пожалуй, краше и не может быть»... Но вспоминался поход, вспоминался дед, его умиленное любование уральской благостью, и горячее тепло омывало душу. Чужие горы становились не так красивы, долины не так зелены, леса не так густы и тенисты. А о золоте, правду сказать, и не вспоминалось.

Золото, что ж... Так оно золотом и осталось, ни тепло от него, ни холодно современному человеку. Вот она, драга – золотодобывающий комбайн, на котором ему предстоит работать.

Она нисколько даже не изменилась, не постарела. Наоборот, выглядит куда как нарядно: была темной, некрашеной, а теперь маляры всю ее разделали светло-голубой краской с красными разводами – совсем как тульский пряник колоссальных размеров.

К голубому борту причалена лодка-плоскодонка – тоже голубая и тоже с широкой красной каймой. Та лодка, которую он видел тогда, или другая? Дерево – не железо, не так долговечно, так что едва ли она могла выдержать двадцатилетие, да еще на воде. Другая лодка, ясно. Вроде бы даже и меньше той, которую он видел в детстве. Или так кажется? Вещи, которые долго не видишь, всегда кажутся меньше, чем их себе представлял. Просто удивительно, каким низеньким показался ему родной дом, когда он подходил к нему с автобусной остановки неделю тому назад. Как будто годы придавили его к земле. А в комнатах темным-темно...

Однако долго ли ему торчать здесь, на берегу? Что они там: спать завалились, что ли?

– Эй, на драге!

Ни звука в ответ. И Юрий проревел что есть мочи какую-то бессмыслицу:

– О-о-о-эй! Го-го-го!

Наконец-то! Из люка вынырнула человеческая голова – стриженая, круглая, ушастая голова парня, надо полагать, дражного матроса. Лоб украшен широкой поперечной полосой коричневого цвета – не иначе, как солидол. Руки черные, как в перчатках. Запястьем вытер пот со лба и недовольно крикнул:

– Чего там?

– С добрым утром! Как живем-можем? – поприветствовал Юрий.

Парень сказал что-то вниз и поднялся на ступеньку выше. Стала видна тельняшка не первой свежести. «Матрос чистых кровей!» – усмехнулся Юрий. Только когда он сумел отслужить во флоте? Совсем еще мальчишка.

– Чего надо?

– Давай лодку! И больше ничего не надо. Пока, конечно. За будущее не ручаюсь.

– А вы кто?

– Давай лодку!

Парнюга присматривался к Юрию все внимательней и никаких признаков рвения не обнаруживал. Наоборот, лицо его становилось суровее, того и гляди, что снова исчезнет в трюме.

– Да механик я ваш, чего ты в самом деле!

– Механик?

Тут начало совершаться удивительное. Парень выскочил на палубу и засуетился, заметался так быстро, что стал похож на героя старого кинофильма, заснятого еще по шестнадцать кадров в секунду. Полминуты не прошло, а он уже сажал Юрия в краснополосую плоскодонку.

– Что делаешь на драге, малыш?

Парень, налегая на весла, неодобрительно мотнул головой:

– Какой я вам малыш? Рэу кончаю, на практике здесь, палубным матросом... У нас насос заклинило, и ничего сделать не можем.

Лодка ткнулась тупым носом в железную стенку дражного понтона, и тот отозвался на удар глухим пушечным гулом. Бравого вида усатый драгер стоял у борта, вытирая ветошью черные ладони. Он протянул руку, чтобы помочь Юрию выбраться из лодки. Юрий ловко сам выпрыгнул на звонкую железную палубу и крепко пожал протянутую руку:

– Здорово, драгер!

– Здорово, механик! – Они внимательно осматривали друг друга. – Полундра, что я вижу? Тоже из демобилизованных?

– Из них, из самых. Что с насосом?

– Мотор меня взял за горло, пехота! – Рука сама потянулась к довольно пышному усу и подергивала его за кончик. Драгер был в выцветшей матросской робе с недавно споротым гюйсом – нитки еще бахромились кое-где по шву вдоль воротника: поленился их выдернуть морячок. – Понимаешь ты, какая штука... Ты в электрике смыслишь, служба? Я перезабыл, оказывается, все на свете...

Так вот откуда у младенца тельняшка: флотский одарил. Да, видать, этот послужил, вдосталь похлебал матросского борща. Везет тебе, Юрий Корсаков, определенно везет: это ж одно удовольствие служить в компании с военной косточкой, локоть к локтю с человеком, прошедшим флотскую школу. Бывшие армейцы всегда отлично понимают друг друга, что там и говорить...

– Не беспокойся, флотский, электрика нам известна, – сказал он ласково драгеру. – Если не спалил ты обмотку – мотор у нас будет работать.

Дражный понтон здорово гудел, когда они втроем шагали к трюмному отсеку, где размещались насосы. Привычные к таким звукам, драгер и ремесленник не обращали на них внимания. Возможно, они даже не слышали этот железный гул.

А Юрий слышал. Слышал удивительно ясно и отчетливо. И казалось ему, что гудит не драга, а звенят где-то под нею сильные, могучие колокола. Точно тонны золота, лежавшие в недрах земных, приветствовали нового человека, нового хозяина, которого давно ждали.

НА ОЗЕРЕ СВЕТЛОМ

ДВА СОБЫТИЯ

Пистолет, глухо стукнув, упал на дно ящика письменного стола. Вслед за ним туда же полетела запасная обойма. Начальник Мисяжского отделения милиции Иван Алексеевич Годунов решил часок-другой посвятить чтению дела о подземном складе автомобильных запасных частей, случайно обнаруженном недалеко от автозавода. С этим намерением он облегчил свои карманы и поуютнее расположился в стареньком скрипучем кресле.

Но недолго пришлось ему листать страницы пухлой папки. Случились два новых события, которые на целые сутки отвлекли Ивана Алексеевича от мирного кабинетного сидения.

Первое событие заключалось в том, что в кабинет вошел молодой краснощекий автоинспектор Анатолий Колокольцев. В руках он держал только что полученную телеграмму областного управления.

– Опять с нас эту 14-45 требуют, Иван Алексеевич, – сказал он и подал телеграмму, стараясь не смотреть начальнику в глаза. – Какой-то мираж, честное слово! Ни больше, ни меньше.

Годунов прочитал телеграмму. Прочитал раз, другой, третий. Областное отделение милиции категорически предлагало продолжать поиски грузовой трехтонной автомашины № 14-45, покинутой водителем на перегоне Тальковая гора – Мисяж. О результатах повторных поисков надо было доложить через три дня.

Правду сказать, телеграмма не была неожиданностью. Машина принадлежала новому Алаганскому совхозу, созданному только нынче весной в южных целинных районах области. Нечего было и думать, что областное управление успокоится, не найдя машину целинного совхоза. Оставалась слабая надежда, что машина брошена не здесь, а где-нибудь в зауральских степях, которые начинались километрах в двадцати от Мисяжа. Так об этом и написали областному отделению после первых поисков. Но, видимо, и там машины не нашли. Значит, надо снова ее искать в горах и лесах, окружающих город.

Бланк был густо заклеен телеграфной лентой и стал плотным, как картонка. Обмахиваясь телеграммой, как веером, Годунов посмотрел в окно. На улице – ни ветерка, полотняные шторки висели неподвижно. Облако синего табачного дыма так и стояло перед окном, не в силах выйти на улицу. Вечерело, в домах зажигались огни. Над белыми крышами из гофрированной асбофанеры высились громады горных вершин. В просветах между зданиями темнел лес.

Город рос, лес отступал все дальше и дальше. Каждый месяц появлялись новые кварталы и улицы, населения стало вдвое больше, автомашин насчитывалось тысячи, а штат у отделения милиции все такой же, как и десять лет назад. Смешно сказать: на весь городок – один автоинспектор! Вот он стоит перед столом и далее ничего сказать не может в свое оправдание. Да и оправдываться не в чем. Что он мог сделать? Искать машину в непроходимых уральских дебрях – все равно что искать иголку в стоге сена...

Но всего этого парню никак не скажешь. И Иван Алексеевич, вздохнув и нахмурившись, сказал строго и насмешливо:

– Так вы полагаете, товарищ автоинспектор, что машина 14-45 – мираж?

– Кто-то нам головы морочит, товарищ майор, определенно. Нет такой машины в нашем районе.

– Нет? А если она все-таки существует? Тогда как?

– Я всех лесников на ноги поднял, активистов своих послал. Все закоулки в лесах и горах прочесали, а машины нет. Никаких признаков. Абсолютно!

– Искали плохо – вот и нет признаков.

– Эх, Иван Алексеич! – с горечью сказал Колокольцев. – Ведь сами же вы видели – ни днем ни ночью покоя не имел...

– А результат? Нуль! Машины-то ведь нет, верно?

– Призрак она, а не машина. А я призраков, извините, еще не научился искать. Попробуйте сами.

– Та-ак... – протяжно проговорил Годунов. – Расписываемся в собственной беспомощности?

Оскорбленный Колокольцев тяжело задышал. Он был готов наговорить резкостей, но в это время произошло второе событие: зазвонил один из трех стоявших на тумбочке телефонов. Годунов снял трубку.

Главный инженер автозавода Владимир Павлович Столетов тревожным и в то же время смущенным голосом сообщил, что у него пропал сын Павлик. Нет ли о нем каких-нибудь сведений в милиции? И что в таких случаях следует предпринимать? Жена сходит с ума. Да и у самого на душе неспокойно: никогда еще мальчик без спросу надолго не отлучался из дому.

– Ну, вот и начались каникулы! – проворчал Годунов, поглаживая рыжеватую щетину усов над губой. – Как дело-то случилось, Владимир Павлыч? Давайте расскажем все по порядочку.

Началось с того, что Павлик не пришел обедать. Домработница Клаша сказала, что он ушел утром, забрав из буфета почти все настряпанные накануне пирожки. Не явился он и к вечеру, Ирина Сергеевна встревожилась, начались поиски. В школе на телефонный звонок никто не отозвался: каникулы. Из Дома юных техников ответили, что сегодня работал только кружок рукодельниц, никаких походов не проводилось. В библиотеке – выходной день. Объехали всех знакомых – Павлика нигде даже не видели. Что делать?

– Прежде всего успокоиться! – посоветовал Годунов и спросил: – А вы сами еще что-нибудь предполагаете?

– Что мы можем предположить? Уже все передумано.

– Н-да! Павлик ваш, случаем, не рыбак?

– Есть у него удочка, но особенно не увлекается...

– Удочка дома?

– Не знаю.

– А вы взгляните. Я подожду.

Минуту спустя Столетов сообщил, что удочки дома нет.

– Так. Понятно. Одну минутку, Владимир Павлыч!

Годунов начал действовать быстро и решительно. По второму телефону вызвал Светловский кордон. К счастью, лесник Флегонт Лукич оказался дома. Да, утром на берегу озера, на Крутиках, он видел трех мальчишек-рыбаков, приехавших из автозаводского городка. Похоже, что среди них был и сынишка главного инженера. Где они теперь, неизвестно, после полудня куда-то ушли. Больше он ничего не знал.

Годунов положил трубку одного телефона и взялся за другую:

– Вы меня слушаете, Владимир Павлыч? Похоже, что следок нашелся: ваш Павлик утром рыбачил на Светлом.

– На Светлом? – повторил Столетов, и по голосу Годунов почувствовал, что известие мало обрадовало главного инженера. Да и в самом деле, Светлое – громадное глубоководное горное озеро, и репутация у него самая плохая. – Знаете, Иван Алексеевич, мне это совсем не нравится!

– И мне не нравится, – признался Годунов. – Ну да ничего, будем надеяться на лучшее. Мальчишек, оказывается, там было трое. В случае чего должны друг дружку выручить... Давайте-ка, Владимир Павлыч, слетаем мы туда, сами посмотрим, как и что...

Закончив разговор со Столетовым, Годунов подошел к окну. В июне темнеет поздно, но быстро, и за эти несколько минут городок уже погрузился во тьму. Различались еще силуэты горных вершин; словно гряда черных туч, они неподвижно висели над ярко освещенными улицами городка.

– А с грузовиком-то как будем, Иван Алексеевич? – напомнил о себе Колокольцев. – Как области ответим?

– Отвечать нам пока нечего, Толя. Искать надо, искать!

– Да где же искать-то? – с отчаянием в голосе сказал Колокольцев. – В тартарары она провалилась, что ли?

– Ладно! Вернусь со Светлого, что-нибудь придумаем...

Под окном у подъезда певуче пропела сирена столетовской «Победы».

– Выхожу! – крикнул Иван Алексеевич, закрыл окно, подошел к столу, вынул из ящика пистолет, сунул в кобуру, положил в карман запасную обойму.

Лицо у него было встревоженное: если с мальчишками что-нибудь случилось, то найти их будет трудно – Светлое не любит отдавать свою добычу...

КОСТЕР В ЛЕСУ

С прямой автострады «Победа» свернула на проселок. Дорога была такой узкой, что ветви кустов и деревьев то и дело скребли по крыше и с шорохом обметали боковые стекла. В ярких лучах фар мелькали голые коричневые стволы сосен, серебряным облачком кружилась лесная мошкара. Машину сильно подбрасывало на выступающих из земли корнях, и сидевший на заднем сиденье Иван Алексеевич не один раз проклинал дорогу, стукаясь о верх кузова.

На кордоне еще светился огонек: лесник поджидал гостей. Ничего нового Флегонт Лукич не сообщил, только добавил, что утром, заметив ребят, подошел к ним и попросил огонька прикурить. Тот, который постарше, ответил, что спичек у них нет. Лесник строго-настрого наказал им не баловаться в лесу с огнем и отправился своей дорогой. После полудня ребята куда-то исчезли, наверно укатили домой...

– А вы не думаете, Флегонт Лукич, что они купались и могли утонуть? – глухим, подавленным голосом спросил Столетов. Его, взрослого человека, волновала и пугала непроглядная, зловещая темнота, неумолчный лесной шум. А каково Павлику, если он здесь?

– Так ведь как скажешь, Владимир Павлыч... – медленно и неопределенно ответил старик. – Тонут больше всего в бурю, когда на воде захватит, а сегодня день спокойный был. Не должны бы утонуть... Разве что плотишко затеяли строить, да расползся он под ними, тут уж до беды недалеко...

– Не съездить ли нам на наш лесоучасток? – Столетов повернулся к Годунову. – Возьмем людей, лодки, багры. Поищем хоть трупы.

Ремни, которыми вдоль и поперек был стянут Годунов, резко скрипнули.

– Будет тебе паниковать, Владимир Павлыч, не маленький! – заворчал он. – Уж и трупы! Умнее ничего не мог придумать?

Сказано было грубовато, но именно эта грубость несколько успокоила Владимира Павловича, укрепила надежду, что Павлик все-таки жив и с ним ничего не случилось. Как хорошо, что рядом сидит этот вот крепкий, опытный во всяких житейских делах человек в милицейском кителе!

– Так что же будем делать? – спросил Столетов.

– Начнем с того, что пойдем на место происшествия, – ответил Годунов, выбираясь из машины. – Веди нас, Лукич, на эти самые твои Крутики.

Минут десять они шли в непроглядной темноте по узенькой тропинке вслед за лесником. Кусты со всех сторон ощупывали их ветвями, и непривычному к лесу Владимиру Павловичу казалось, что вдоль тропы стоят какие-то сказочные живые существа и стараются схватить его, увлечь к себе. Неприятное ощущение!

Озеро встретило прохладой, настоящей сырой прохладой, которая казалась особенно приятной после тяжелой духоты, еще сохранившейся в лесу. Едва виднелась пелена воды, окаймленная черными силуэтами гор и лесов. Ветер проносился далеко, над другим берегом озера, и сюда доходила лишь мерная, тяжелая зыбь. Волны накатывались на пологий берег, то и дело щелкала сдвинутая с места галька. Чернела тень лесниковой лодки, привязанной к вбитому в гальку колу. Волны били лодку в днище, она покачивалась и скрипела.

Как и следовало ожидать, на берегу никого не оказалось. Слева его закрывала зубчатая стена Крутиков – громадных утесов, вплотную подступивших к воде. Правая, пологая часть берега тоже была пустынна. Нигде ни огонька, ни проблеска жизни, все по-ночному молчаливо и настороженно.

– Что ж, пройдемся по бережку, – предложил Годунов.

Они зашагали вдоль берега, осматривая нависшие над озером склоны гор. Под ногами щелкала и трещала галька.

– Ни шиша не найдем мы в этакой темноте! – сказал, наконец, Годунов. – До утра подождать, что ли...

– Погодите-ка! – внезапно проговорил Флегонт Лукич, и даже впотьмах было видно, как он предостерегающе поднял руку. – Дайте-ка послушать!

Все трое замерли, затаив дыхание. Но сколько ни слушали, так ничего и не услышали, кроме равномерного шума волн и леса...

– Не слыхать, – сказал лесник. – А вот носом дымок чую. Должно, кто-то костер палит. Пошли-ка вон к тому мыску...

Он уверенно повел спутников в горы, в глубину леса. Поднявшись повыше, они увидели колеблющиеся отсветы на желтых стволах сосен, а потом и самый костер. У огня сидели две человеческие фигуры.

– Мальцы! – прошептал лесник. – Потише пойдем, а то напугаются ребятишки.

Владимир Павлович напрягал зрение, стараясь различить лица, но костер то и дело заслоняли мохнатые ветви деревьев. Неожиданно Годунов зацепился ногой о корень и чуть не упал.

Один из мальчишек тут же вскочил, прикрыл ладонью глаза и стал вглядываться в темноту. Второй тоже оглянулся, и Владимир Павлович узнал Павлика.

Что-то разглядев, первый мальчишка бросился в противоположную сторону, на ходу крикнув товарищу:

– Павка! Беги!

Павлик растерянно озирался, соображая, что делать: бежать ли куда глаза глядят или оставаться у костра? Владимир Павлович кинулся напролом через кусты, крича:

– Павлик, подожди! Павлик!