Текст книги "Под одним солнцем. Наша старая добрая фантастика (сборник)"

Автор книги: Владислав Крапивин

Соавторы: Роман Подольный,Георгий Гуревич,Генрих Альтов,Анатолий Днепров,Дмитрий Биленкин,Евгений Войскунский,Исай Лукодьянов,Владимир Савченко,Игорь Росоховатский,Александр Шалимов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 61 (всего у книги 64 страниц)

Сергей очнулся как раз вовремя: гряда последним отчаянным рывком отступила еще на пяток сантиметров. Кудрявцев изо всех сил толкнул его вперед, они оба проскочили сквозь проход и упали на коричневую траву поляны, задыхаясь и блаженно смеясь.

Сзади полыхнула зеленая вспышка. Они обернулись – и у них дыхание перехватило: проход исчез, поляну наискось перерезала гряда, поросшая коричневой травой.

– Еще бы чуточку – и все… – прошептал Сергей. Кудрявцев рывком поднялся с земли.

– Идем! – тревожно сказал он. – Вставай!

Сергей с усилием встал, и они, шатаясь, нетвердыми шагами двинулись к дому. Дом был хорошо виден; Сергею даже показалось, что в окне мелькнула Лена. Неподалеку раздался оглушительный грохот, и они невольно рванулись вперед, почти побежали.

Но в тот же миг у них за спиной взметнулся туманный смерч, а на нем скрестились холодные зеленые лучи.

Они уже не слышали грохота, не ощутили ни влажного холода, ни тьмы окутавшего их тумана. Просто земля расступилась у них под ногами, погас золотистый свет, исчезла коричневая поляна.

Исчезло все.

В комнате было темно: окна плотно занавесили, двери закрыли. Круг желтоватого света лежал на белой простыне, заменявшей экран.

Желтый круг исчез.

– Опять засветка! – огорчился Славка. – Всего кадров десять приличных, я на просвет смотрел…

– Ну… я же не умею… – смущенно заметила Лена.

– Ничего, Ленок, ничего, – сказал Костя. – Десять кадров – это тоже подарок судьбы!

Славка начал крутить пленку.

– Стой! – Костя схватил его за руку. – Ты смотри, какая штука!

На экране в размытом бледном ореоле появился их дом, вернее, задняя его стена. Крохотные фигурки людей виднелись на фоне стены; один из них размахивал руками, словно что-то объясняя другим.

– Слушайте, товарищи… это же оттуда! С той стороны, из нашего мира! – ошеломленно сказал Костя. – Совершенно не понимаю, как это получается! Хотя… если можно видеть даже будущее и прошлое… Ну, крути дальше!

– «Крути»… – Лена вздохнула. – Смотреть – только расстраиваться понапрасну.

На следующем снимке отчетливо виднелся старинный парусник, застывший на гребне огромной волны. Изображение было слегка сплюснуто и перекошено. Костя посмотрел на экран вплотную, через лупу, и различил на палубе крохотные, тоже сплюснутые фигурки людей. На третьем снимке просматривалась городская улица в каком-то странном ракурсе.

Костя задумался, почесал нос.

– Ленок! Ты, говоришь, снимала каждую клетку отдельно?

– Отдельно! Только я всего этого не видела… там просто так, мелькало что-то, сверкало…

– Хм… Получается, что каждая клетка дает изображение другого места и даже другого времени? Интересно… А дальше что?

– Дальше совсем непонятно! – отозвался Славка. – Ничего, крути…

На следующих снимках действительно был сплошной хаос ломаных линий и туманных бликов. Но на четвертом Костя различил через лупу очертания суставчатого дерева с перистой листвой; оно висело в воздухе и его словно поддерживали какие-то туманные многоугольники.

– Дальше… – нетерпеливо скомандовал Костя.

На пятом и на шестом снимках был только здешний лес и какие-то туманные пятна повсюду висели среди деревьев.

Самое интересное оказалось на последнем, седьмом снимке, – там было искаженное изображение их дома, и от него бежали изломанные светлые линии, дальше разветвляясь и хаотически перепутываясь. Черная темная полоска окружала и дом и паутину линий; у этой полоски все линии обрывались, а за ней возникала еле различимая сетка из очень тонких и коротких линий. И повсюду висели туманные многоугольники.

Костя всматривался в эти многоугольники до рези в глазах и ухитрился-таки разглядеть, что внутри большинства из них повторяются совсем уж крохотные изображения дома. В некоторых была только темная полоса и тоненькая сетка за ней или угадывались микроскопические фигурки людей.

– Все? – спросил он, жмуря уставшие глаза.

– Все. Остальное засвечено, – доложил Славка.

– Молодец! Ах, молодец, Ленка! – Костя обнял жену. – Такое тебе спасибо, ну прямо…

Лена просияла:

– Ой, как хорошо, что удалось! Я даже не думала, что сумею…

– И тебе, Славка, спасибо, – добавил Костя. – Ты береги пленку, доверяю ее тебе.

– А парусник, он откуда? – спросил Славка. – Тоже из трещины какой-нибудь? Вроде моих верблюдов?

– Понимаешь, – сказал Костя, снимая одеяла с окон, – я думаю, что эти ячейки… ведь там, на кухне, все было разделено на ячейки… это такие… ну, дыры, что ли, из которых берут начало трещины…

Лена опять нахмурилась и тяжело вздохнула.

– А пятна эти? – не отставал Славка. – Там ведь деревья были… Эти трещины в лес выходят, что ли? А в лесу такие пятна есть?..

– Я их не видел, – серьезно сказал Костя. – А вот они нас, наверное, видели…

Говоря это, он невольно глянул в окно. И почувствовал, что у него в глазах темнеет. Он постоял еще у окна, поглядел на поляну. Потом сквозь зубы сказал:

– Славка, поди скажи дяде Мирону, чтобы срочно на крыльцо выходил. Разбуди, если спит. А мы сейчас Анну Лазаревну вынесем на воздух… Володя! – крикнул он, выбегая в переднюю. – Давай сюда, Володя!

Сергей падал с огромной высоты. Внизу была земля – расчерченные прямоугольниками поля, линии дорог, извилины реки, красные крыши домов, церквушка, при ней кладбище, всё в зелени.

Рука инстинктивно дернулась рвануть парашютное кольцо. Но никакого парашюта не было, Сергей просто-напросто валился с небес на матушку-Землю, и никакой помощи не предвиделось.

Противно засосало под ложечкой.

«Ну нет, – подумал Сергей, стискивая зубы, – так просто я не дамся!» И вспомнив, как учили в армии, стал разворачивать свое тело в воздухе, стараясь направить его туда, где аккуратным квадратиком голубел пруд.

И тут они появились. Легкие и узорчатые, как снежинки, только черные. Налетели скопом, закружились, как метель, облепили со всех сторон, слились в сплошной мерцающий кокон – и Сергей перестал падать. И ветер уже не свистел в ушах, и тело расслабилось, словно он невесомо парил над землей.

«Чудеса!» – восхитился Сергей.

Но чудеса для него только начинались. Вращающийся кокон стал просветляться и наконец сделался совсем прозрачным. Сергей снова увидел под собой Землю. Но теперь не было внизу ни полей, ни деревни с церковью, только вода, от края до края свинцово-серая, вспененная, мрачная. Не успел Сергей удивиться этому, а его уже перевернула какая-то невидимая сила, кокон на мгновение помутнел, потом опять просветлел, и Сергей увидел, что Земля стала вертикальной стеной и несется мимо него куда-то вверх. Совсем рядом, рукой подать, проносились лабиринты улиц, переплетения автострад, железных дорог, корпуса громадных заводов. Потом Сергея опять перевернуло, и вместо города возникли стремительно летящие хлопья снега, а сквозь снежную пелену смутно проступали заснеженные льды и темная, тускло поблескивающая вода, торчали торосы…

«Ну и ну! – изумился Сергей. – Вот это швыряет – будь здоров! Куда-то к полюсу, что ли, забросило… Как в кино!»

И вот тут его действительно швырнуло – так яростно, что у Сергея в глазах потемнело, – а потом начало непрерывно кружить и переворачивать; он только и успевал заметить, что Земля появляется то справа, то слева, то вообще вверху, вместо неба. А река, горы, города проносились мимо с такой быстротой, что ничего нельзя было разобрать, и от этого безостановочного мелькания одолевала тошнота.

Сергей крепко зажмурился, стиснул зубы, сжал кулаки. «Это вы что же делаете?! – мысленно адресовался он неизвестно к кому. – Болтанку теперь устроили… Ох и болтанка! Но я-то выдержу, я-то выдержу все равно, так и знайте!»

Однако вскоре он засомневался, что выдержит. Его вертело и швыряло – того гляди, кости из суставов повыдергает; его то сгибало в три погибели, то рывком растягивало во всю длину. «Похоже, конец мне!» – не то подумал, не то ощутил в какой-то момент Сергей, шалея от пронзительного свиста и тяжкого грохота вокруг.

И тут снова произошла перемена. Прекратилась болтанка, утихли свист и грохот, только со всех сторон начало булькать и гулко чмокать – будто вода в трубу всасывалась. А воздух вдруг затвердел и, как клещами, сдавил тело.

Сергей застонал от нестерпимой боли и удушья и рухнул в бездонную, черную пустоту…

А потом он увидел себя со стороны – словно чьим-то чужим зрением, – увидел, как крохотное, хрупкое существо, беспомощно висящее в воздухе. И понял – тоже чужим сознанием, – что это существо сейчас с трудом удалось спасти, удалось вытащить его из громадной извилистой трещины в пространстве, прошедшей сквозь десятки слоев континуума, и что теперь его нужно протолкнуть обратно в защищенную сферу сквозь оболочку силового поля, а для этого придется отключить его сознание – которое не сможет выдержать перехода из одного пространства в другое – и на время соединить его с Единым Разумом. На очень короткое время, поскольку частное, ограниченное сознание неспособно вместить в себя Великое Единство и неминуемо начнет распадаться.

Сначала у Сергея было два сознания – свое, обычное, и то, чужое, странное. «Своим» сознанием он очень удивлялся этим чужим мыслям. Что это за Единый Разум и Великое Единство? И что такое континуум? Он и слова-то такого вроде не слыхивал, а теперь оно откуда-то взялось. И что вообще происходит?

Но потом его, должно быть, отключили-подключили, или как это там называлось, и он перестал быть Сергеем Свиридовым, а сделался частью громадного организма и ощутил, что своим исполинским телом он покрывает поверхность всей планеты, проникает в ее недра и парит в атмосфере, вплоть до ее границ, до силовой оболочки, которая пока противостоит непрерывному чудовищному натиску извне.

«Подключение» было очень кратким, счет шел, наверное, на секунды. Но и за эти мгновения Сергей успел ощутить страшное напряжение, мучительную тревогу, пронизывающую весь этот громадный и сложный организм. И он успел понять, что это – тревога за Жизнь. Не за какое-то отдельное существо, а за все живое. И за свой разветвленный и многообразный организм, спаянный Великой Гармонией, и за хрупких маленьких существ с чужой планеты. Потому что и Единый Разум, и разрозненные искорки сознания – это Жизнь, это живая субстанция, а не холодная материя космоса, не межзвездная пыль, не мертвые скопления атомов. А Жизнь не делится на высшую и низшую, она едина и неделима, и нельзя пожертвовать одной ее частицей ради другой.

Самое же страшное и противоестественное было в том, что приходилось все же делать выбор, приходилось жертвовать одной формой жизни ради другой. Это было связано с чужой планетой, с хрупкими беззащитными существами, сознание которых было так странно ограничено и разрознено, – приходилось выбирать между своей жизнью и этой, чужой. Единый Разум весь содрогался от чудовищности, несправедливости, невозможности этого выбора, и от страстного стремления сохранить свою жизнь, и от страха за чужую жизнь, которой грозил гибелью каждый миг промедления.

Это были не мысли, скорее ощущения. Сергей ощутил страдания Единого Разума, но не успел понять, каким образом возникла эта необходимость трагического выбора. Он только чувствовал, что должен теперь непрерывно следить за силовой полусферой, накрывающей участок Контакта, что должен немедленно ликвидировать трещины. Но трещины, из которых выползал влажный клубящийся туман, проходили и по его телу, причиняя ему страдания и ущерб. Он чувствовал, что и перистые деревья, и черные многоугольники, парящие в воздухе, и курчавая коричневая трава – это он, это части его организма.

Но вскоре это ощущение стало будто бы отдаляться и гаснуть, и Сергей потерял всякую связь с миром, оказался в жуткой черной пустоте.

Он внезапно вывалился из этой пустоты, как из мешка, и с изумлением ощутил, что лежит на твердой почве, а не болтается в воздухе. Не открывая глаз, он пошевелил руками, безвольно разбросанными в стороны, и сжал в ладони пучок травы. Стебельки травы были свернуты спиралью и упруги, как пружинки. Они были скользкими на ощупь и слегка жглись.

Сергей не успел познакомиться со свойствами коричневой травы и поэтому не понял, куда его занесло на этот раз. Он попробовал подняться, осмотреться, но не смог даже голову повернуть. Впрочем, он так измучился, что ему было уже все равно.

Они сидели у дома – кто на ступеньках крыльца, кто на траве, на разостланных одеялах – и молчали. Да и о чем было говорить? О том, что Кудрявцев и Сергей теперь отрезаны от них? О том, что незримые стены все ближе придвигаются к дому? Все это было ясно без слов – стоило только поглядеть вокруг.

Еще недавно, всего час назад, существовал проход к лесу – теперь он был перегорожен ровным травянистым валом. Со второго этажа видно было, что метрах в десяти за этим валом тянется другой. Никто даже не заметил, когда они возникли, никто не видел ни серого тумана, ни зеленых лучей. Правда, в это время Славка крутил пленку, и окна были занавешены. А дядя Мирон и Анна Лазаревна спали… В общем, осталось им метров десять в длину и столько же примерно в ширину. Да и то неизвестно, надолго ли: в лесу творилось такое, что добра не жди.

В лесу шла яростная битва. То и дело с хрипящим стоном рушились сломанные или с корнем вывороченные деревья, и над лесом в этом месте торжествующе взметывался туманный смерч. Весь лес был пронизан клубящимся дымом и зелеными вспышками; деревья тревожно вздрагивали и раскачивались.

– Нет, я не могу… не хочу больше… – всхлипывая, прошептала Лена и уткнулась лицом в плечо Кости.

– Не терзайся, малышка, все уладится, вот посмотришь, – забормотал Костя, гладя ее пушистые волосы.

– Ты сам уже не веришь… так просто говоришь… – невнятно прошептала Лена. – Но мне все равно… я не боюсь… я только не хочу больше смотреть… на все это…

– Ну и не надо, не смотри, – ласково сказал Костя.

– Ой! – сдавленным голосом крикнул Славка, сидевший у их ног на нижней ступеньке крылечка. – Ой, смотрите!

Над травянистой грядой, отрезавшей дом от леса, встала широкая полоса зеленого пламени. Незримая стена, окружавшая дом, здесь почему-то сделалась видимой. Выглядела она угрожающе, особенно слева – там огненный занавес прогнулся, выпятился вперед, будто на него извне давил чей-то исполинский кулак. Это странное вздутие все разрасталось, а зеленое свечение в этом месте постепенно бледнело.

И вдруг огненная завеса разошлась, будто по ней ножом полоснули. На миг открылось темное звездное небо и на его фоне – смутные силуэты городских зданий, затуманенные огни фонарей, светящиеся окна… Потом все заслонило какое-то темное тело, – оно скользнуло в отверстие и упало на траву у стены.

По краям разрыва стремительно пробежала яркая зеленая спираль – и разрыв исчез. Вслед за этим зеленое пламя над всей стеной побледнело. Оранжевая пелена вверху тоже потускнела, стала едва заметной.

А на траве, у самой стены осталось лежать что-то темное, продолговатое, и все смотрели туда, силясь в тусклом, сумеречном свете разглядеть, что это такое.

– Да, по-моему, это… – Костя не докончил и кинулся туда. Он наклонился над неподвижно лежащим телом, шевельнул его. – Лена!! – закричал он не своим голосом. – Лена!

Лена моментально очутилась возле него.

– Что… что ты? О-ой! Сереженька! Миленький!

Костя с Володей перетащили Сергея к дому. Он не приходил в себя. Лена дула ему в лицо, терла виски, обливаясь слезами.

Славка молча смотрел на безжизненно лежащего Сергея, и губы у него дрожали.

– Нашатырного спирту дайте ему понюхать… – слабым голосом сказала Анна Лазаревна. – Володя, там у меня, в аптечке… И воды плесните в лицо.

Нашатырный спирт и вода подействовали: Сергей застонал и открыл невидящие глаза.

– Сереженька! – закричала Лена. – Братик! Живой!

Сергей долго смотрел на нее, будто не узнавая.

– Лена… – прошептал он наконец. – А Костя…

– Вот он я! – поспешно отозвался Костя. Но Сергей опять закрыл глаза.

– Конец нам! – еле слышно проговорил он. – Всем…

– Ну что ты! – бодро сказал Костя. – Все уладится, вот увидишь!

– Нет… ничего не выйдет… мы им мешаем… Или мы, или они, понимаешь? Они нас жалеют, но себя-то им жальче…

– Да кто «они»-то? – Костя придвинул ухо к губам Сергея, тот шептал еле слышно.

– …Они… которые здесь… они все вместе… деревья, трава… и эти… которые летают… и вообще все… – Сергей бормотал все слабее и непонятней и наконец совсем умолк.

– Что он сказал? – встревоженно допытывался Володя.

– Да бредит он просто! – хмуро ответил Костя. – Бессвязное бормотанье…

– Но я же слышал, что он сказал: «Конец нам!»

– Ну и что? Я ж говорю: он бредит! Он Лену еле узнал.

– А папу он не видел? – дрожащим голосом спросил Славка.

– Как я понимаю – нет… – помолчав, ответил Костя. – Они, наверное, в разных местах оказались… Да ты успокойся! – деланно бодрым тоном добавил он. – Видишь, Сергей вернулся, значит, и папа твой вернется… Непременно!

– Почему – непременно? – с надеждой и недоверием спросил Славка. – Вы же сами говорите – они в разных местах.

– Может, и не в разных, я почем знаю! Но не в этом суть, чудак! Сергей-то все равно не сам вернулся: его вернули! Ты же видал, как его протискивали сквозь стену! Значит, и отца твоего разыщут и вернут! Улавливаешь суть?

Славка с облегчением вздохнул и несмело улыбнулся: он поверил.

Костя тоже вздохнул, но улыбаться ему вовсе не хотелось. Не то чтобы он врал Славке – нет, ведь и вправду возможно, что Кудрявцева тоже разыщут и вернут. Но что толку в этом, если все равно всем погибать! Один Костя слышал все, что бормотал Сергей, и он один мог уловить грозный смысл этих прерывистых слов.

Он вовсе не считал, что Сергей просто бредит; для него слова Сергея были бессвязными отрывками чрезвычайно важной информации. Если б Сергей оставался в сознании еще хоть две-три минуты! Костя выпытал бы у него самое главное. А сейчас получились сплошные загадки, и без Кудрявцева даже обсудить их было не с кем.

«Или мы, или они. Мы им мешаем… Каким образом? – думал он. – Значит, это не попытка контакта и вообще не просто научный эксперимент… А что же тогда? И как мы можем им мешать, если мы – в другом пространстве? Непонятно. Абсолютный туман. Но ведь Сергей не смог бы такое сочинить! Даже бреда с подобной основой у него не может быть – он просто не умеет думать о таких абстрактных проблемах. Каким-то образом он действительно получил информацию от них… от обитателей здешнего мира… Хм! „Они все вместе… деревья, трава и эти, которые летают…“ Кто же это здесь летает? Никаких птиц вроде нет… А что они „все вместе“ – это, пожалуй, можно было и самостоятельно сообразить, без подсказки. Если вдуматься, например, в то, что деревья, помимо всего прочего, собирают информацию… Да, но сейчас уже не до этого… И к деревьям уже не подберешься. Остается сидеть и ждать. Они, значит, нас жалеют, но себя им жальче. Что ж, естественно. Впрочем, возможно, это Сергей сам сделал такой вывод, а они думают несколько иначе? А как иначе? Если б человечество вынуждено было выбирать, нам гибнуть или чужой цивилизации, что решило бы человечество? Да-а, ответ, пожалуй, ясен – на теперешнем уровне. Правда, они, по-видимому, здорово обогнали человечество в смысле научно-технического прогресса. Или, может, вообще пошли другим путем…»

– Костя! – шепнула Лена. – Костя, о чем ты думаешь? У тебя такие печальные глаза… Ты уже понял, что… что нам конец?

– Почему – конец?! – Костя старался разыграть искреннее удивление, но это ему плохо удавалось. – Вот ты какая у меня пессимистка!

– Не надо, Костя, не надо, я ведь все понимаю… – прошептала Лена. – Только… до чего мне хотелось бы еще хоть немного пожить! Ведь так хорошо было… и нам с тобой… и вообще…

Костя порывисто обнял ее – у него сердце защемило от жалости. «Ленка такая живая, жизнерадостная и такая молодая, ведь ей всего двадцать лет, – и вдруг ей умирать? Нет, невозможно, нельзя так, ну нельзя же, поймите вы! – мысленно обращался он неизвестно к кому. – Чем это мы вам помешали, мы ничем не могли помешать, это вы ошиблись, вы подумайте хорошенько!.. Тьфу ты, какую чепуху я несу, спятил от расстройства чувств… Да, но что же делать, что же нам делать?!»

Он вздохнул и тихонько сказал:

– Давай-ка мы посидим здесь, около Сережки… И около Анны Лазаревны, – прибавил он, спохватившись. – Соседка, вы как, держитесь? Лекарства не надо?

Но Анна Лазаревна не ответила. Костя с тревогой вгляделся в ее лицо – она неподвижно лежала, закрыв глаза; потрогал пульс: ничего будто бы, стучит слабо, но все же прощупывается.

– Может, спит? – неуверенно предположил он. – Лучше тогда не будить. Давай говорить шепотом. Как там Сережка, не очнулся? Нет… Ну что ж поделаешь… Он вообще-то тоже спит, и это к лучшему. Авось хоть немного сил наберется во сне…

– Да какая разница… – безнадежно отозвалась Лена.

– Малышка, не падай духом! – Костя уселся рядом с Леной, обнял ее. – Мы будем держаться до последнего патрона.

– Какие у нас патроны! – безнадежно возразила Лена. – Сидим да ждем, когда же нас соизволят прикончить… Видишь – вот она, наша смерть! – Лена кивнула на стену. Вплотную подошла. Еще шаг – и все.

Стена, загадочно и зловеще мерцая зелеными огоньками, все так же высилась вокруг дома.

– Ну, посмотрим еще! – помолчав, сказал Костя. – А знаешь, Ленок: когда эта щель в стене открылась… ну, через которую Сережку вытащили, так мне показалось, что там город виден… Улицы, дома и все такое. Обыкновенный земной город!

– Мне то же самое показалось! – Лена несколько оживилась. – Ночь, огни, вроде как сквозь туман, и дома старые, этажей по пять-шесть, верно? Ой, значит, это и вправду было, а я уж думала, что мне с горя мерещится! Значит, прямо за этой стеной – Земля? Чего же они нас тогда не выпускают?! Они же могут на время раскрыть стену – Сережку-то сюда доставили! Чего же они тогда? Как им не стыдно нас мучить?! А, Костя?

Костя долго вглядывался в тускло мерцающую завесу.

– Нет, Ленок, ошибка! – вздыхая, сказал он наконец. – Там не земля, а здешний лес, ты же сама знаешь. Даже сейчас, если приглядеться, можно различить деревья… особенно их белоснежные шапки видны…

– А что же тогда мы видели? – уныло спросила Лена.

– Это, наверное, трещина была… Понимаешь, она может начинаться здесь, а кончаться – на Земле… И Сережку по ней, возможно, вытащили…

– С Земли – сюда? – удивилась Лена. – А зачем же?.. Ах, вот, значит, как! – сказала она после паузы. – Они нарочно его поймали и сюда притащили… чтобы побольше материала иметь для этого своего… эксперимента!

«Неужели?! – испугался Костя. – Выглядит ведь логично. Но, правда, не вяжется с тем, что говорил Сергей…»

– Ленок, ничего мы о них не знаем, – устало сказал он. – Возможно, это вообще никакой не эксперимент…

– А что же тогда? – недоверчиво спросила Лена. – Ты же сам говорил…

– Мало ли что я говорил! Я почем знаю! Может, это результат какой-то катастрофы… – Он морщился, чувствуя, что говорит неубедительно.

– Ну да, катастрофа! – сердито возразила Лена. – Специально вот мировая катастрофа для нашей развалюхи номер двенадцать! Людей мучают… С Сережкой вон что сделали!.. Ты уж все готов им простить… из-за науки!

– Ну, положим… – пробормотал Костя и снова задумался.

«Да, дело туманное, – думал он. – Поначалу-то все было вроде понятно: иная цивилизация, эксперимент, проблема Контакта. И эта гипотеза чем дальше, тем больше подкреплялась фактами: ведь видна же во всем целенаправленность, сознательная воля. Хотя бы и в спасении Сергея. Но почему же эта сознательная воля не пытается наладить контакт с людьми? Пусть даже неудача, полный провал эксперимента – хоть под занавес, хоть для пробы попытались бы добиться контакта! Странно… Ведь следят же они за нами… в трещинах-то… и Сергея, опять же, спасли и сюда доставили. Значит, вроде бы мы их очень даже интересуем. В чем же дело? И что толку в такой молчаливой встрече? Вломились в наш мир, поставили его под угрозу – и даже разговаривать с нами не желают! Хоть извинились бы, по крайней мере! Не тут-то было: мы им, видите ли, помешали, а поэтому нам каюк! Вот тебе и Высший Разум! Научно-технический уровень у вас, братцы, что и говорить, куда выше нашего, вон вы как управляетесь пространством и временем, с полями, с плазмой! А вот по части морали дело неясное. Неужели такое у вас несоответствие? Нет, все же не может быть! – решил Костя. – Это мы просто разобраться не можем в ваших действиях, вследствие скудости информации».

– Константин Алексеич! – тихонько сказал Володя у него над ухом.

Костя даже вздрогнул – он не заметил, когда подобрался к нему Володя.

– Константин Алексеич! – повторил Володя. – А может быть, Сергей вовсе не бредил?

Костя поглядел на его серое лицо, на лихорадочно блестящие глаза и вздрагивающие губы, и опять у него сердце защемило от жалости. «Этот и вовсе мальчишка, семнадцать лет всего, еще и не жил по-настоящему, так только – готовился жить!»

– Да брось ты, – сказал он, видя, что Лена настороженно прислушивается к их разговору, – как это – не бредил! Он же такую ерунду выдавал – ни складу, ни ладу. Я ведь все слышал, что он говорил!

– Даже это и неважно, – отмахнулся Володя. – Ну, он бредил, ладно. А они? Что же они делают с нами?

Костя почувствовал, что нет у него сил снова вести этот невеселый разговор.

– Слушай, – с трудом выговорил он, – давай так уговоримся: я не знаю, что и почему они делают, ты этого тоже не знаешь, он, она, они тоже не знают. Поэтому не будем попусту сотрясать воздух спорами на эту тему.

– Так вот и сидеть сложа руки? – мрачно спросил Володя. – И покорно ждать, пока нас…

– Не так вот, – поспешно прервал его Костя, – а все наблюдать, примечать, запоминать. Накапливать информацию, понял? Это и есть наша святая обязанность.

– Да кому мы ее передадим, эту самую информацию… – начал было Володя, но запнулся, помолчал и потом вяло сказал: – Ну ладно, буду накапливать, раз вы считаете…

– Накапливай, накапливай. Увидишь – пригодится! – деловым тоном ответил Костя. – А где Славка?

– Вон, у стены сидит. Отца высматривает, – так же вяло объяснил Володя и, ссутулившись, побрел к крылечку.

– Да куда ты? Сиди здесь! – окликнул его Костя, но он только головой покачал.

Славка сидел в двух шагах от стены и, слегка запрокинув голову, неподвижно глядел на то место, где была щель, в которую вдвинули Сергея.

«Старикам легче, – думал Костя. – Анна Лазаревна спит, дядя Мирон тем более… он, кажется, и на появление Сергея не реагировал. А ведь жив… дышит, даже слегка похрапывает. Здоров спать, ничего не скажешь… А эти ребятишки переживают вовсю, изводятся, и ничем я им помочь не могу. У Ленки хоть я остался, а они оба совсем одни…»

Стена, тускло мерцая, высилась перед ними, окружала их повсюду, прижимала к дому. И уже неважно было, что там, за ней: то ли розовый лес, то ли земной город, то ли черная космическая бездна? Задача решалась просто: если стена вплотную надвинется на них, они все погибнут…

Серое облако на этот раз выметнулось прямо из-под забора стройки. Земля там начала вспучиваться, потом лопнула и разверзлась. Забор в щепки искрошило и разметало. Из широкой трещины повалил клубящийся серый дым, а вслед за ним вдруг полезли наружу какие-то исковерканные, раздавленные деревья с остатками листвы, переломанные телеграфные столбы с болтающимися проводами, смятое в гармошку асфальтированное шоссе.

Люди не успели еще опомниться и тупо глазели на эту жуткую бессмыслицу, а кольцевая гряда уже выбросила широкие зеленые лучи; они со свистящим шелестом сомкнулись над провалом, погасли – и сейчас же гряда вытянулась длинной петлей в эту сторону и замкнула пораженный участок в своих пределах.

– Смешно даже говорить о случайности… – сказал Иконников, наблюдая за этим. – Силы природы не могут действовать так целенаправленно. Кто-то явно пытается удержать пространство-время от распада, от перехода в хаос, и с этой целью «цементирует» и изолирует трещину, как только она возникает…

– Похоже на истину, – без обычной своей желчности, скорее печально согласился Чарнецкий. – И довольно противно сознавать, что жители Земли могут здесь быть только пассивными наблюдателями…

– Или жертвами, если они не справятся, – уточнил Иконников.

– Да таким путем они вряд ли добьются успеха! Ну что это? Текущий ремонт на ходу… Замазывают трещину в одном месте, я тем временем они появляются в других местах. Еще немного – и начнут эти трещины расползаться все дальше, все глубже… И тогда – каюк нашей Земле! Представляете, что это будет?

– Представляю… – тихо отозвался Иконников. – Начнут налагаться одни участки Земли на другие… Да ведь это сейчас и было, в микромасштабе правда…

– Когда из-под забора полезло шоссе с деревьями и телеграфными столбами? – Чарнецкий криво усмехнулся. – Ну да, это и есть прообраз той катастрофы, что нам угрожает. Вся Земля сожмется и сомнется, как лопнувший детский шарик, – горы вдвинутся в море, океаны хлынут на сушу, полярные льды лягут на тропические джунгли, а пески пустынь – на столицы мира… И время начнет совмещаться! Неандертальцы окажутся при дворе Людовика Четырнадцатого, Нью-Йорк наложится на Атлантиду, а стартовые площадки космических кораблей совместятся с пастбищами мамонтов!

– Ненадолго… – тихо заметил Иконников.

– Ясно, что ненадолго… Зато – красиво! Дальше-то уж не интересно будет, на наш, человеческий, взгляд, – саморазрушение всего, вплоть до атомов… – Чарнецкий с отвращением скривил губы. – А знаете? – сказал он после паузы. – Может, им как раз это и интересно? Может, они и вознамерились пронаблюдать весь этот веселенький процесс до конца? Нацелили свою аппаратуру и старательно все фиксируют.

– Но послушайте, Марк Борисович, это невозможно! Такого рода цели для Высшего Разума…

– А может, это Разум Сверхвысокий? И вообще иной? Может, мы для них – не больше, чем для нас муравейник в лесу? И если им такой эксперимент необходим, именно для высших целей, неужели они станут жалеть каких-то инопланетных мурашек?

– Нет, если это подлинно Высокий Разум, то…

– Ну хорошо, а почему же они тогда тянут? Почему не разрывают Контакт? Скажете: не понимают, что это единственный путь к спасению? Так не могут же они не понимать!

– Конечно, не могут не понимать…

– Ну, так в чем же дело, по-вашему?

– Не знаю… – признался Иконников. – Просто представления не имею…

Вскоре им стало уже не до споров и не до теоретических выкладок. Они стояли, прижавшись к стене деревянного домика на углу Пушкинской и Садовой, и смотрели, смотрели.

Весь этот район опустел, жителей пока разместили в зданиях школ и институтов, и полковник Чегодаев требовал, чтобы ученые тоже убрались отсюда, потому что сделать они все равно ничего не могут, а наблюдать вполне можно с крыши девятиэтажного дома где-нибудь поблизости. Но они не могли уйти, а только медленно отступали вверх по улице, вместе с милиционерами и солдатами, оцепившими опасный участок.