Текст книги "Под одним солнцем. Наша старая добрая фантастика (сборник)"

Автор книги: Владислав Крапивин

Соавторы: Роман Подольный,Георгий Гуревич,Генрих Альтов,Анатолий Днепров,Дмитрий Биленкин,Евгений Войскунский,Исай Лукодьянов,Владимир Савченко,Игорь Росоховатский,Александр Шалимов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 53 (всего у книги 64 страниц)

ХIII. СОТВОРЕНИЕ ЗВЕЗДЫ

С горечью в душе, но с облегченным сердцем вернулся в этот вечер домой несчастный влюбленный. Правда, если бы он чуточку меньше был занят собственными переживаниями и чуточку больше поразмышлял бы, он, может, понял бы, что успокоился (успокоился!!!) раньше времени.

Алла рассказала брату, что Игорю срочно понадобилось зачем-то ее видеть. Деталей она не расшифровывала, но Карл и так понял, что Плонский назначил ей свидание, чтобы объясниться в любви. Тем самым НИИМП выводился из творческого тупика.

– Вариант первый, подвариант «и», раздел «ку», линия «бета», – деловито объявил Карл на экстренном заседании.

– Без участия предмета? – испуганно спросил Леонид.

– А на черта нам возиться с этим упрямцем? Хватит! В течение оставшихся трех дней Алла должна:

а) выслушать об Игоре все самое хорошее, что можно сказать;

б) выслушать об Игоре все плохое, что может ее заинтересовать и вызвать потребность в его исправлении;

в) по крайней мере, по разу в день Для должна получать сведения, ошеломляющие сведения о происшедших с Игорем событиях.

Я беру на себя первый пункт, – закончил Карл.

– Нет, – ответил Тихон. – Ты и без того сестре про Игоря всяческими сладкими вещами уши прожужжал. На тебе второй пункт. Конкретно продумаешь его с Леонидом. Мобилизуйте всю историю и литературу…

– Эх, Игорь, Игорь, – махнул рукой Леонид. – Что только мы сейчас из тебя сделаем!

– Хватит, Леонид. Пункт «а» выполняет твоя жена. Возражений нет? – А третий пункт? Пункт «в»?

– Беру на себя, – сказал Тихон. – Леонид, ты математик, присоединяешься. Тем более что Вике твоя помощь вряд ли потребуется. И к слову: это же просто отлично, что Игорь наконец-то объяснился с Аллой и, судя по всему, получил отказ. Теперь мы можем быть уверены в чистоте опыта.

– А знаешь, Игоря должны послать в Стокгольм, на какое-то антропологическое совещание, – сказал Карл, подсаживая сестру в экспедиционный грузовик.

– Слышать я больше не могу о вашем Игоре! – услышал он в ответ.

О чем в тот же день и сообщил Тихону.

– А, черт, не зря мне сегодня приснилась ворона. Не справились мы, ребята. Придется идти на поклон к специалистам. В конце концов, наш коллективный психолог нам кое-чем обязан.

И Тихон пошел к «колгению от психологии», который в это время составлял лабораторию в Институте высшей нервной деятельности. И спросил его (или их, поскольку гений был четверным – классическое число составных частей), что делать, когда девушка не любит парня.

Первая четверть гения (Инициатор) была очень ехидна и сказала (сказал), что за эликсиром любви надо отправляться к алхимикам. Но остальные три четверти на нее (него) накричали и потребовали подробностей. Когда же они были выданы, экспансивный Инициатор резко изменил свою позицию.

– Дилетанты! – сказал он, оглядывая Тихона так, точно тот был напроказившим первоклашкой. – Дилетанты в психологии, а что удумали! Нет, не будь мы профессионалы, если вас не перещеголяем. Только не думайте, Тихон Васильевич, что я и вправду верю, будто вы влюбили Игоря Матвеевича в Аллу Ефимовну. Сосредоточили внимание двадцатидевятилетнего холостяка на хорошенькой девушке – и им еще сверх этого зачем-то понадобились типы, классы, варианты, подва-рианты, алгоритмы, логарифмы… А вот перед нами задача потрудней, – Инициатор задрал к небу свою мефистофельскую бородку, подумал секунду, потом повернул лицо к Тихону и закончил: – То есть настолько потрудней, что ее и решить-то нельзя. Вы успели добиться, чтобы ваш протеже опостылел своему предмету. Но попытка не пытка. Помолчите-ка минутку. Ну-ка, Сергей Петрович, что вы об этом думаете?

Без секунды промедления Теоретик ответил:

– У каждой девушки есть день, когда она так смотрит. И горе тому, кто встретится с ней взглядом. – И добавил: – Это из описания встречи Мариуса и Козетты в «Отверженных» Гюго.

– Отлично, – воскликнул Инициатор, дергая себя за бородку так, словно собирался оторвать ее. – Отлично! Примем за аксиому, что эволюция выработала, по крайней мере, у некоторых (если не у всех) мужчин и женщин способ влюблять в себя представителей противоположного пола единым взглядом. Каковой взгляд принято называть огневым и огненным, ослепительным и ослепляющим. Давайте-ка разберемся, какими реальными свойствами должен обладать этот гипотетический взгляд.

– С другой стороны, – добавил Теоретик, – надо иметь в виду, что Ромео влюбился в Джульетту прежде, чем она на него посмотрела. Что так поразило его в ней? Очевидно, гармония. То, что привлекает нас в прекраснейших произведениях искусства.

– Но люди-то не схожи, – вставил словцо Тихон.

– Вас просили помолчать, – прикрикнул на него Инициатор и возбужденно забегал по комнате: – Да, внешность людей различна. На вкус и на цвет товарища нет. Но ведь совершенно разные симфонии кажутся человеку одинаково прекрасными. И многим непохожим друг на друга людям – тоже. Тоже одинаково прекрасными. Кому не нравится мадонна Литта? Или Венера Милосская? Все дело в достижении художником гармонии – той гармонии, которая соответствует требованиям нашей внутренней «программы». А программы эти должны быть у всех похожи.

Маленький юркий Стратег давно искал случая вставить словцо:

– В предмете любви мы находим гармонию. Гармонию лица, фигуры, костюма, прически, ну и помады. Тактик возразил:

– А может быть, не гармонию, а дополнение к себе для достижения гармонии.

– Это чересчур уж мудрено. Лучше по-моему, – перебил Стратег. – Нельзя ли дать человеку какой-то знак, символ красоты? Свести гармонию к одной какой-то черте?

– И соединить эту черту с источником типа «взгляда Козетты»… – добавил Тактик.

– А почему бы и нет? – включился Теоретик. – Говорят, что глаз иногда может действовать как лазер.

– Ну, тут лазер вовсе не обязателен, можно всего лишь взять фонарь с определенным переходом цветов и частот вспышек, экспериментально подобрать эти цвета, – сказал Тактик. – К черту! Нет времени! Нужно что-то еще проще! – И, словно застеснявшись своего увлечения, неуверенно добавил: – Мы ведь шутим?

– Шутим, шутим, – закивал Тихон.

– Тогда возьмем за образец глаза моей Любы. Все тона от бледно-голубого до темно-фиолетового.

– Хорошо, но недостаточно, – сказал Стратег. – Нужен какой-то фон, приятный для взгляда, но не мешающий вниманию сосредоточиваться на источнике света.

– Что же, – сказал Инициатор, – примем за основу. А вы, – он повернулся к Тихону, – зайдите дней через десять. Можете считать, что заказ принят.

…Тихон пришел к Игорю в восемь утра. И застал его не только на ногах, но и в парадном костюме и даже при галстуке.

– Куда ты такой торжественный?

– Сегодня у меня предэкзаменационная консультация. Положение обязывает.

– Прекрасно! Прекрасно! Возьми с собой вот эту штуку. – Тихон достал из портфеля плоский пакет и начал его разворачивать. – И найди способ показать ее своей аудитории. Там ведь девушек много?

– Да, большинство.

– Ну, я ж и говорю: прекрасно.

Бечевки расползлись, как вырвавшиеся на свободу змеи, лопнула серая оберточная бумага, разошлась белая, был аккуратно снят большой лист ватмана, и глазам Игоря предстала тускло поблескивающая многоконечная звезда неправильной формы, площадью с разворот общей тетради. В центре звезды находилась отливающая синим стеклянная линза.

– Что это такое? – подозрительно осведомился Игорь.

– Вешается на шею, – вместо ответа Тихон деловито продемонстрировал шнурок, прикрепленный к звезде с тыльной стороны. – А вот здесь есть кнопка. В момент, когда будешь показывать звезду, нажми на кнопку.

– Я спрашиваю, зачем это?

– Для науки, – Тихон засмеялся. – Или ты боишься показаться студентам с такой штукой на шее?

– Да нет, оправдание всему найти можно. Скажу, что это мне дал какой-нибудь этнограф, а я решил им показать, объясню уж. Антропология – наука широкая…

– Ну вот и прекрасно. Пойдем, я тебя провожу. Кстати: у меня левое плечо побаливает. Это к удаче.

Объяснять, зачем нужно показывать звезду студентам, Тихон явно не хотел. Может быть, это эксперимент не столько над ними, сколько над самим Игорем? Но, в конце концов, не все ли равно сейчас…

– …Что это вы, Игорь Матвеич, в плаще в такую-то погоду?

– Да так, дождя боялся… – рассеянно ответил он тете Клаве, беря у нее номерок.

– Да что же это у вас, Игорь Матвеич? – Тетя Клава на правах женщины, за плечами которой уже пятьдесят лет, мало церемонилась с молодыми преподавателями. И ее палец ткнул в самую середину звезды, которую Игорь, скинув плащ, не успел прикрыть специально захваченным для этой цели шарфом.

Палец тети Клавы попал в кнопку включения фонарика.

– Ну вот, первый эксперимент и состоялся, – рассмеялся Тихон, а Игорь ответил, торопливо накидывая шарф на плечи и грудь:

– Из Индии мне прислали, из Индии… Хочу перед студентами похвастаться…

Консультация проходила нормально. Если не считать того, что минут через пять после ее начала раздался легкий стук в дверь и на пороге появилась тетя Клава:

– Я вам не помешаю? А то дел у меня сейчас нет. Тетя Клава и раньше изредка посещала консультации, семинары и даже лекции, поэтому сенсации ее появление не вызвало.

– Вот Юля Любецкая спрашивала меня об особенностях индийского искусства в связи с проблемами этнопсихологии и так называемой психоантропологии. Стоит, стоит о них поговорить. Кстати, похвастаюсь: вот какую штуку мне недавно прислали на исследование. Один мой друг сказал о ней: изящна, как хорошая задача на мат в два хода.

Игорь размотал шарф, потом включил фонарик. Что сейчас будет? Ведь эти обормоты могли бог знает что придумать. Он настороженно ждал реакции зрителей. Ахи и охи, восторженные восклицания. «Но ничего сверх обычной девичьей нормы, – с облегчением подумал Игорь. – Разве что Рита… что с ней?»

– Рита, что случилось? Вы себя плохо чувствуете?

– Очень. Разрешите, я выйду.

– Пожалуйста.

«Итак, как будто все хорошо, – думал Тихон, сидя в первом ряду и пожирая глазами лектора. – Колгений провалился. И слава богу. Что бы мы делали с этой оравой, влюбись она в Игоря! И потом. Сколько мы говорили об этике, пока речь шла об одной Алле! А тут сразу, скопом, решили влюблять целую группу. Отлично, что ничего не вышло».

Игорь, естественно, не знал, удался ли опыт, поскольку не знал, в чем этот опыт заключается, и все шло, как обычно. Он отвечал на вопросы, объяснял, демонстрировал, цитировал и рассказывал. Тихонова звезда давно была плотно закутана шарфом, и все шло, как обычно… Только вот консультация что-то затягивалась. Вопросы, вопросы, вопросы. Игорь готов был поклясться, что ответы на некоторые из них знали сами спрашивавшие. Вот одна из девушек захотела узнать, не прочтет ли он ее заметку для стенгазеты. Ну, это уж чересчур! Игорь взглянул на стену. Консультация продолжалась уже больше трех часов! Четыре. Пять.

То-то все парни уже сбежали!

– Может быть, хватит? Устал я немножко.

– Конечно, хватит, – дружно поддержали Игоря девушки. – Вы устали…

– Может быть, вызвать врача? (Это Оксана).

– У меня с собой анальгин (Лина).

– Давайте я вас, Игорь Матвеич, чаем напою (боже мой, тетя Клава).

– Нет, нет, я пойду домой.

– Я вас провожу. Мало ли… (Мирра).

– Мы вместе вас проводим! (Инна).

– Мы все вас проводим! (Оля).

…Он стоял у институтского подъезда, окруженный девушками, и ничего не понимал. Тихон прислонился к стене неподалеку и растерянно улыбался другу.

– Ну как? – спросил Игорь через пышные прически. – Удалось?

– Более чем. Понимаешь, более чем…

– Это прекрасно?

– Не знаю, не знаю…

Невесть откуда взявшийся Леонид прокладывал себе дорогу через толпу.

– Даю справку, – сказал он, пробившись. – Аналогичный случай был в Древнем Багдаде. Девушки, на минутку отодвиньтесь. Мне нужно кое-что сказать по секрету вашему доценту. Так вот, Игорь, если верить арабским сказкам, один юноша выразил пожелание, чтобы в него с первого взгляда влюблялись все женщины. Оно было удовлетворено. Едва счастливец вышел на улицу, его схватила какая-то влюбленная старуха и на двадцать лет засадила в подвал. Имей в виду, я вижу здесь, по крайней мере, одну претендентку…

– Так вот что это за опыт!..

– Не делай вида, будто ты не понимал.

– Не понимал. Но сейчас не это важно. Мы в положении учеников Чародея из сказки. Заколдовать – заколдовали. А как мы будем их расколдовывать? Ты посмотри, ведь они не расходятся!

– Да, удалось, – сказал Леонид уже менее весело. – Удалось! Шах и мат. Только кому в конечном-то счете?

– …Немедленное исчезновение Игоря из Москвы – вот единственный выход, категорически объявил тем же вечером Тихон на заседании НИИМПа (Игорь собрал друзей у себя). – Доигрались. И я виноват в первую голову. К слову: не захотел обратить внимания на то, что у меня последние дни все сигареты горят как-то сбоку.

– Говоря честно, – Карл вздохнул, – я был убежден, что никакого эффекта не окажется. Сляпали наши друзья свою звездочку по принципу: «А что делать?» Играли они.

– А мы с вами что делаем? Тоже играем. На выигрыш.

– И снова выиграли, – Леонид, самый безответственный человек в этой истории, был, несмотря на все, доволен ею донельзя. – Представляете, весь алгоритм любви оказался не нужен!

– Не преувеличивай, – к Тихону уже возвращалось обычное спокойствие, алгоритм вызывает долгое и устойчивое чувство, звездочка – любовь-вспышку… По крайней мере, половина из девушек, бывших на консультации, уже сейчас забыла об Игоре. Завтра таких будет восемьдесят процентов, наши психологи за это ручаются. Результаты опыта сами собой ликвидируются в три дня.

В прихожей раздался звонок. Отворять пошел Тихон. Вернулся он с маленькой девушкой, сделавшей со своими волосами и глазами все возможное, чтобы походить на японку.

– Игорь Матвеевич! Я забыла спросить на консультации, как распределяются факторы крови у чукчей, – смущенно пропищала она.

– Лера, – Игоря шатнуло, – неужели стоило ради этого ехать через весь город?

– Вот вам и самоликвидация результатов, – простонал Карл.

– Н-да, это был опыт… – Тихона начисто покинуло обычное спокойствие.

– Какой опыт? – испуганно спросила Лера.

– Да жизненный, конечно, – досадливо перебил Тихон. – И вообще, выйдем-ка на минуту, ребята. На кухню, что ли…

А через четыре минуты к ним, приплясывая, вбежал Игорь:

– Ребята, ура! Она любит меня с тех пор, как впервые увидела в институте. Эксперимент ни при чем! Звезда ни при чем! А меня можно любить. Можно. А я-то думал… А для Леры мы уж придумаем алгоритм разлюбления…

– Вот это да! – с силой выдохнул Карл. – Этого уж мы никак не ждали. Повезло же нашему Игорю. А за что? Ну разве я хуже?

– Не пожелай жены ближнего своего, особенно если он ее не любит! пробормотал Карл и вдруг пригнулся, точно перед прыжком: – Слушайте! А с какого времени любят его остальные? Те, что еще любят! Срочно на факультет, соберем адреса. Игорь, конечно, останется тут.

– …Разденьтесь! – сурово преградила им путь тетя Клава. – Тоже, прутся в пальто. Так-то лучше. Погодите, погодите… а я ведь вас вроде видела, молодой человек… Не с Игорем ли Матвеичем заходили? Точно. Эх, вы, пальто запачкали… Да не беспокойтесь, милый, я почищу. Вы ж Плонскому друг. Хороший он человек, молодые люди. Очень хороший. Помню, увидела его первый раз, так сразу изо всех выделила… Право слово. Такой обходительный, вежливый. Эх, не мои бы годы, я бы еще тогда…

– Когда тогда? – нервно переспросил Карл и потер свой нос.

– Так он же у нас года три спецкурс ведет, вы и сами, верно, знаете.

– Извините, пожалуйста, – сказал Тихон. – Но нам уже не нужно в учебную часть. Верните, пожалуйста, вещи. И не сердитесь, пожалуйста.

– Что, если сказать об этом Лере? – мрачно спросил Карл. – А ведь придется, если у нее само не пройдет. – О женщины! Женщины! Какое воображение! И ведь они искренне верят…

– Мы тоже, – оборвал его Тихон.

XIV. ПРИЗНАНИЕ

(Отрывок из незаписанных воспоминаний Игоря Плонского)

Мы шли посредине мостовой, и машины покорно объезжали нас, недоуменно пофыркивая, а милиционеры, без сопротивления пропустив мимо себя нашу четверку, долго потом растерянно оглядывались: а где же киношники? Потому что иначе чем киносъемками нельзя было объяснить этот торжественный марш четырех парней между двумя потоками автомобилей. Мы шли в магазин «Академкнига» покупать только что вышедший журнал «Проблемы психологии» со статьей, подписанной Н. И. Имп. Мы были сегодня победителями – сыгравшие в орла и решку с истиной и выигравшие. Рядом резко затормозил микроавтобус. Тихон небрежно повернул голову и ахнул:

– Профессор, вы?

– Я, я. И за вами. Ну, учудили вы ребята. Едем.

– Нет. Мы в морские свинки больше не годимся.

– Свинки! Свинью вы нам подложили, это верно. Не могли как-нибудь на семинар прийти да рассказать? Вы же гении! Гении! – профессор хлопотал вокруг нас, усаживая в автобус. – Знаете, куда я вас повезу? На совещание представителей комитета по космической психологии, комитета по психологии труда, комиссии по инженерной психологии и всех институтов психологии, какие только есть. С утра на него людей собираем. Герои вы! – Одни космические тесты чего стоят!

– Но о них в этой статье ничего нет!

– В какой статье? Ах да! Но ведь дело не в ней одной. Михайлов передал ваши материалы на испытание. Они выдержали!

…На кафедре стоял огромный седой мужчина с парадно развернутыми плечами.

– Я начну свое выступление с исторической реминисценции. С воспоминания о том, как провел начальник штаба армии США генерал Маршалл первую ночь после нападения японцев на Пирл-Харбор. Он читал в эту ночь отчеты социологов и психологов, обследовавших личный состав армии США, пока в 1940 году такие обследования не запретили. И наутро Маршалл дал приказ возобновить их. Потому что из докладов социологов узнал, как стал возможен разгром в Пирл-Харборе. Ну, а нам таких уроков, как Пирл-Харбор, не нужно. Поэтому мы и собрались здесь сегодня, чтобы обсудить работу Н.И. Импа. И спросить у него. а точнее, у них, чего бы они хотели. И спросить друг у друга, чего мы сами захотим от них и для них.

В зале сидели люди генеральского вида в штатском и люди штатского вида в генеральской форме. Сидели люди, чьи фамилии знал весь мир, и те, чьи фамилии миру только еще предстояло узнать. А выступал вице-президент Академии наук.

НИИМП сидел в президиуме. Тихон просто и откровенно сиял, Карл о чем-то напряженно думал. Я чувствовал себя безбилетником в поезде – в конце концов, я-то в НИИМПе совсем недавно. А Леонид был явно недоволен. Он сунул под столом кулак в бок Тихону:

– Что такое?

– Все слишком напоминает хэппи энд. Не нравится мне это. Для одних в хэппи энде важнее прилагательное. Для других – существительное. Я – за других.

– А я, – подал голос Карл, – ищу сейчас способ выяснить, не снятся ли мне зал, и оратор, и его речь…

– Не снятся. Но я против любых эндов, даже счастливых, – у Леонида заходили под кожей щек желваки, а товарищи все не могли взять в толк, чем же он недоволен.

– Ладно. Увидите сами. Объяснять ничего не буду.

От автора.

Такой взлет – от самодеятельности или полусамодеятельности до высокого официального учреждения – возможен не только в фантастике. Вот – в жизни! кучка энтузиастов на свой страх и риск занимается (как они сами заявляют под громкий смех наблюдателей) подготовкой межпланетных полетов. Время – рубеж двадцатых и тридцатых годов нашего века. Название организации энтузиастов: группа по исследованию реактивного движения (ГИРД). В числе ее вождей – Сергей Павлович Королев. Могло ли тут не быть удачи с превращением группы в институт, даже в институты?

Вот ученый, который служит в своем институте, да и вне его, очень удобной мишенью для критики. Какой отрыв от нужд жизни: физик бог знает сколько лет изыскивает удобные способы отделения тяжелой воды от обычной. Взрываются первые атомные бомбы – и его работа оказывается сверхнеобходимой. В наши дни расстояние от научного слова до научного дела проходится иногда в считанные часы.

…Мы стояли маленькой кучкой у большого стола огромном кабинете.

– От души поздравляю вас, товарищи, – сказал хозяин кабинета. – Набирайте штат и действуйте.

Мы уже были в этот момент группой руководителей НИИКСПа – Института кибернетики и смежных проблем.

Нам объяснили, что Институт мировых проблем – это уж слишком, и зазнайство тут есть, и по-детски, главное. А под кибернетику все подогнать можно. А уж под смежные с ней проблемы – тем более. К тому же и директор у нас кибернетик.

Да, директором стал Тихон. Леонид руководил теперь отделом прогнозов (кому-то при утверждении штатов показалось, что в самом термине «предвидение» есть нечто мистическое).

Я возглавлял теперь не сектор любви, а отдел психологической совместимости малых коллективов, эмоционально-эстетического настроя и гармонизации влечений.

Карл стал заведующим отделом максимального продления жизни. («Какое уж там бессмертие! Да разве оно возможно? Не будьте идеалистами, молодые люди», – как нам сказал один академик.)

А сектор гениальности, оставаясь подчиненным Тихону, обрел название отдела оптимального развития способностей личности и комплектации научных коллективов.

Тяжелее всего эти переименования переживал Леонид – может быть, потому, что к нему все время приставали из разных малоответственных и путающихся в терминах организаций с просьбами предсказать погоду.

Зато какие у нас были кабинеты! И квартиры. Правда, Тихону удалось отбиться от наскоков начальства и остаться в старой, обклеенной плакатами. Но на то он ведь и одинок – у остальных же были жены, или матери, или…

Впрочем, тут я немного забегаю вперед. И насчет квартир и относительно всего прочего. Потому что после того великого собрания, когда мы шли вчетвером к Тихону, пытаясь по пути осмыслить происшедшее, я заметил, как Леонид что-то прошептал на ухо Карлу. Тот в ответ только кивнул головой.

Чуть позже, уже у Тихона, именно Карл вызвался сбегать в магазин еще раз. Я вышел через пять минут. И успел увидеть черное пламя его волос в дверях почтового отделения.

…Я стал за его плечом, когда он, четырнадцать раз обмакнув перо в пересохшую чернильницу, процарапал нетвердой рукой на телеграфном бланке, вслед за адресом экспедиции и фамилией: «Все блестяще Игорь тебя любит ответь ему он гений приезжай Брат».

Я повернулся и вышел. Он, по-моему, так меня и не заметил. Ох уж эти молодые ученые! Только в кино они и умеют пить – за исключением, конечно, тех, кто бывал в экспедициях.

«Кто бывал в экспедициях, тот поет этот гимн», – билась в голове строчка, которая может стать сносной только от долгого употребления.

Вернуться к Тихону? Нет. Надо действовать. Я кинулся наперерез первой же легковушке.

– Смерти захотелось, идиот? – Шофер протянул руку над опущенным стеклом и схватил меня за ворот рубашки. – Ох, дал бы я тебе…

– Извини. Мне надо к самолету. Десятка…

– А тут, – шофер выпустил рубашку и помахал рукой у сердца, – все чисто? Не ищут тебя?

– Нет.

– Садись, – сменил он гнев на милость.

Аэродром большого и относительно южного города. Такси. Грузовик. Экспедиционная машина, подвозившая на раскопки из ближнего городка продукты. И – почту. Я сидел в кузове почти в обнимку с мешком, где лежала эта самая почта. Очень милая девица с острым носиком, острым подбородком и острыми глазками болтала, сидя на скамейке, ножками с остренькими коленками. И переживала острый приступ любознательности.

– Да, да, и телеграммы. Здесь же, у вас в объятиях, – она тыкала в бочок мешка острым носком туфли. – А разве вам может сюда что-нибудь прийти? Вы же только приезжаете. Работать? Или так к кому? А кто вы?

Хорошо еще, что вопросы наплывали один на другой и я мог сделать вид, будто просто не успеваю вставить словцо между ними…

Но потом она замолчала, ожидая, очевидно, ответа на все вопросы сразу, и мне пришлось срочно заняться практическими физиогномикой и френологией. Прежде чем мы доехали до лагеря экспедиции, девушка успела узнать о своих способностях, возможностях, потребностях, вкусах и надеждах больше, чем за всю предыдущую жизнь.

…На Алле были меховая куртка, рубашка и брюки. Она стояла на коленях на дне раскопа большой квадратной ямы в три метра глубиной и зачищала стенку, попеременно работая большим садовым ножом и короткой толстой кистью.

У землекопов был святой десятиминутный перерыв после очередного часа работы, и они валялись на взгорке метрах в пятнадцати от раскопа. Алла на дне была одна.

И я спустился к ней по наклонной доске с поперечными планками. Доска пружинила, словно угрожая то ли сбросить меня раньше времени вниз, то ли подбросить высоко над раскопками.

Алла оглянулась и быстро встала на ноги. Кисть упала на землю, нож остался в руке. Она смотрела мне прямо в лицо, чуть-чуть щурясь, закусив запекшуюся губу, уронив волосы на перепачканный лоб.

Всю дорогу я знал, зачем еду. Знал, когда кидался почти под машину, лишь бы остановить ее. Знал, когда возвращал трап к уже готовому улететь самолету, знал, когда ехал, летел и снова ехал и шел через лагерь. А теперь не знал. Потому что опять все было ясно, и спрашивать было не о чем, а желание все-таки спросить, узнать от нее самой казалось нелепым и глупым.

И заранее приготовленная фраза: «Ты сможешь когда-нибудь меня полюбить?», раздражала своей книжной нелепостью.

Все. Ничего не нужно. Можно повернуться, уйти, уехать, улететь. И не для того, чтобы все-таки испытать судьбу, а просто, называя вещи своими именами, я сказал:

– Я тебя люблю.

– Я тоже. С первой встречи на матче.

А потом ручка ножа, который она забыла выпустить, уперлась мне в позвоночник.

А потом она отстранилась, поправила волосы и быстро сказала:

– Подожди меня где-нибудь рядом. Только надень пиджак. Слепни! Видишь, как я вырядилась от них!

Засмеялась, трогая свою меховую куртку. Крикнула:

– Ау, ребятки! Перерыв кончился…

– Честное слово, я этого не знал, – сказал Карл. – Но тем лучше. Поздравляю!

– Поздравляю, – сказал Тихон. – Но, значит, мы ломились в открытую дверь?

– Поздравляю! – сказал Леонид. – И завидую. Жертвую собой для следующего опыта.

– Когда начнем? – спросил я.