Текст книги "Под одним солнцем. Наша старая добрая фантастика (сборник)"
Автор книги: Владислав Крапивин
Соавторы: Роман Подольный,Георгий Гуревич,Генрих Альтов,Анатолий Днепров,Дмитрий Биленкин,Евгений Войскунский,Исай Лукодьянов,Владимир Савченко,Игорь Росоховатский,Александр Шалимов
Жанры:
Научная фантастика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 32 (всего у книги 64 страниц)
– Красиво, ничего не скажешь!
Торн изобразил на своем лице жалкое подобие улыбки. Какие же могли быть мнения? Представлялся уже обратный путь к океану. Там, только там и возможен был взлет в космос! Но от океана нас отделяла вереница утомительных дней пути.
– Проклятье! Неужели мы не пройдем? – снова подал голос Конд. – И до озера осталось-то всего…
– «Эльприс» здесь не пройдет, – сказал Кор.
– По воде – да, вон ведь какие глыбы торчат… А что если?.. – Конд замолчал.
– Что вы хотите сказать?
– Может быть, над водой, а? По воздуху?
Вариант был слишком сомнительным, но Кор задумался. Я вспомнил, что на протяжении километров двух с половиной – трех река перед порогами не делала никаких поворотов. С минимальным запасом массы «Эльприс» мог взлететь на такой дистанции даже в условиях тяготения Арбинады. Но что было дальше, за каменистой грядой… Я поделился своими соображениями.
– Вот видите, Антор тоже, – обрадовался Конд. – У него глаз верный и чутье…
– Чутье… – фыркнул презрительно Кор, – это то, чему меньше всего следует доверять, нужны расчет и полная уверенность.
– Подсчитать можно, – вставил Торн, приподнимая отвисшую от тяжести губу.
Перспектива возвращения к океану никого не устраивала. Впереди было озеро и надежда в кратчайший срок завершить опасную и крайне тяжелую экспедицию.
– Нужно все как следует проверить, – резюмировал Кор.
Это был единственный случай, когда мы все покинули «Эльприс». Биолог и Кор поднялись в воздух и отправились на разведку за пороги. Они обследовали этот участок реки и выяснили, что корабль должен был сесть на воду не далее как в сорока – шестидесяти метрах за кипящими бурунами, чтобы иметь возможность погасить скорость и сделать поворот, следуя извилистому здесь руслу реки. Потом они пролетели до самого озера. Необходимо было убедиться в том, что впереди нет других подобных же препятствий, иначе мы могли оказаться в ловушке – взлет в обратном направлении был невозможен. Тем временем я, Конд и Тори тщательно вымеряли расстояние от возможного места разгона до предполагаемой точки взлета. Мы прошли этот путь на лодке и ни мелей, ни подводных скал не обнаружили. Пока все складывалось благоприятно. Окончательно судьбу предложения Конда должны были решить расчеты. Мы проделали их трижды. Рискнуть на этот прыжок оказалось возможным, имея десятипроцентное заполнение баков.
– М-да, – сказал Кор и внимательно посмотрел в лицо каждому из нас. – Теперь решайте, я – за. Вы, Торн?
– Тоже.
– Вы?
Биолог сделал утвердительный жест. Нас с Кондом можно было не спрашивать, если теория говорила можно, то в свое искусство мы верили.
– А кто поведет корабль?
Вопрос был серьезным. Мы с Кондом посмотрели друг на друга, потом на Кора, потом снова переглянулись.
– Кто же?
– Попробую я, – наконец предложил Конд.
По лицу Кора пробежала тень недоверия и исчезла.
– Что ж, согласен.
Вопрос был решен. Мы отвели «Эльприс» к месту старта и натянули вспомогательный трос, который должен был удерживать корабль на месте до момента развития двигателем необходимой тяги. После этого приступили к заполнению баков. Операция заняла несколько часов, так как воду нужно было тщательно очистить от всех примесей. Наконец, все было готово, и по приказанию Кора мы залегли в гидроконтейнерах, чтобы отдохнуть перед решительной минутой.
Наш отдых затянулся. Вначале Кор решил, что трех часов слишком мало, а потом стало темнеть. Перелет был отложен до утра. Впрочем, это и к лучшему: за тот день мы действительно сильно устали и вряд ли Конд успешно справился бы со своей трудной задачей. Кор умел проявлять рассудительность и шел на риск только в том случае, когда действительно он был оправдан.
Утром биолог выдал Конду и мне почти полную дозу синзана. Я внимательно проверил двигатель, и, когда Кору уже не к чему было придраться, мы направились в центральный отсек. Конд настроил обзорный экран на режим естественной перспективы. Сбросив с себя лишние одежды, громадный и мускулистый, появился он у пульта, пробежал пальцами кнопки управления и занял место водителя. Усаживаясь рядом с ним, Кор зацепился поясом за рукоятку подъема спинки и никак не мог освободиться. Я молча помог ему и устроился в соседнем кресле.
– Ну! – нетерпеливо сказал Конд.
– Включай, – приказал Кор.
Я пустил двигатель. Конд, казалось, слился с пультом в одно целое. Вибрация увеличивалась, нарастал рев двигателя, корабль рвался вперед, до предела натягивая трос, державший «Эльприс» на месте.
– Пошел!
Я разъединил сцепление троса с корпусом и в тот же миг был отброшен на спинку кресла. Мы сорвались с места и понеслись по реке. Скорость стремительно нарастала, на экране навстречу нам мчалась сверкающая гладь воды, перегороженная оскаленными зубами порогов.
– Давай! – не выдержал Кор и неожиданно потянулся к Конду, с явным намерением вмешаться в управление.
Я резко ударил его по рукам.
Лицо Конда приняло зверское выражение, он напряженно смотрел вперед, каким-то десятым чувством ловя тот миг, когда следовало оторвать корабль от воды. Ничто для него не существовало, кроме рева двигателя, стремительно надвигающихся бурунов и летящего навстречу порогам корабля, неотделимой частью которого он стал. Еще секунда промедления, и мы неминуемо врезались бы в острые камни, но «Эльприс» поднялся в воздух и тяжело перевалил через преграду. Мы опустились, оставив пороги метрах в двадцати позади себя. Конд проделал весь этот сложный маневр с поразительной точностью и редким хладнокровием.
– Все! Больше не могу, дальше ведите сами, – проговорил он и в изнеможении откинулся на спинку кресла.
С момента отцепления троса и до выхода за поворот реки прошло не более десяти минут, но в эти минуты Конд выложился весь, до последнего нейрона.
Я взял управление в свои руки и повел «Эльприс» дальше. Снова по сторонам плыли живописные, незабываемые берега до тех пор, пока перед нами не открылась бескрайняя голубая равнина, – это было озеро Орг, конечная цель нашего долгого пути. Маршрут экспедиции, начавшийся за миллионы километров от Арбинады, завершился.
* * *
В озеро впадало несколько крупных рек и бесчисленное множество мелких. Большинство из них названий не имело, и мы именовали их так, как это каждому нравилось. Южный берег озера был крутой и высокий, северный – низкий, заболоченный, беспорядочно заросший деревьями и кустарником. Трудно было провести четкую границу между водой и сушей. Когда дул ветер, гладкая поверхность озера вспенивалась, покрывалась невысокими, но крутыми и яростными волнами. В этот период плавать по озеру было неприятно даже на таком большом корабле, как «Эльприс», и мы предпочитали отсиживаться в устье какой-нибудь реки, пережидая непогоду. К сожалению, непогода была здесь слишком частым явлением (Кор говорил, что нам не повезло: мы попали в сезон ветров), и наши заключительные исследования затянулись на более долгий срок, чем мы предполагали.
После гибели Барма его обязанности возложил на себя Торн, как более сведущий в геологии. Биологией и биофизикой занимался Дасар. Все остальное приходилось на долю Кора, но, насколько я понимал, он интересовался главным образом метеорологией и геофизикой. Мы с Кондом сопровождали исследователей и помогали им чем могли.
По-прежнему я чаще всего уходил на экскурсии с биологом. Большую часть времени мы проводили с ним под водой, здесь было не так утомительно – гидростатические силы снимали могучую тяжесть Арбинады, и мы нередко возвращались на корабль, когда в баллонах уже не оставалось запаса кислорода.
Странное дело, подводные обитатели безбоязненно подпускали нас совсем близко, нисколько не смущаясь присутствием невиданных животных. Иногда они сами подплывали к нам и, мучимые любопытством, взирали, выпучив круглые глаза, на диковинных существ, неизвестно каким образом вторгшихся в их владения. Казалось, не мы, а они были подлинными исследователями – так свободно и непринужденно они держались. Другое дело на суше. Те животные, что были помельче, предпочитали сторониться непонятные им бесхвостых двуногих, а более крупные, не проявляя признаков беспокойства, только угрожающе фыркали при нашем приближении. При встречах с хищниками мы поднимались в воздух.
Под водой, особенно вдали от берега, крупных хищников мы почти не встречали, а те, что нам попадались, были не так опасны, как морские чудовища. Пресные воды в этом отношении были значительно спокойнее, и я напрасно таскал за собой мощный импульсный излучатель, способный дробить громадные камни. Разнообразие животных форм, их размеры и фантастичность, казалось, совсем отучили нас удивляться чему бы то ни было, но однажды Арбинада преподнесла такой сюрприз, что мы долгое время не могли опомниться.
Проплывая под водой вдоль западного берега, причудливо изрезанного глубокими лагунами, дно которых устилали густые водоросли, я обратил внимание на какие-то, как мне тогда показалось, непонятные каменные столбы. Этих столбов я насчитал восемь. Они стояли, опутанные стеблями растений, в непосредственной близости друг к другу. Я указал на них биологу, интересуясь, что он скажет по этому поводу.
Дасар, по-видимому не желая делать поспешных заключений (он всегда отличался обстоятельностью), подплыл поближе, и в эту минуту произошло то, чего мы меньше всего ожидали. Четыре из восьми столбов начали двигаться. Только тут я разглядел громадный хвост и спину, покатую сзади и переходящую спереди в длинную шею. И без объяснений биолога я понял, что перед нами два исполинских живых существа. Я закричал и, бросив излучатель, изо всех сил помчался прочь от этого места. К чести своей должен сказать, что леденящий страх затмил мой разум ненадолго. Довольно скоро я понял, что животные не очень поворотливы и, самое главное, не агрессивны. Не берусь судить, что тогда пережил биолог, но, когда ко мне вернулась способность рассуждать, я обнаружил, что он тоже оказался на весьма почтительном расстоянии от гигантов.
– Где же ваше оружие, мой доблестный телохранитель? – прозвучал в наушниках голос Дасара. – Признаться, мне никогда не приходилось слышать столь исправно действующей глотки. Вы в конкурсах не участвовали?
Я ответил ему в том же духе:
– Видите ли, литам, если по части воплей я безусловно сильнейший из нас двоих, то в заплывах на короткие дистанции вы мне не уступаете.
– Ага, значит очухались? – сказал он удовлетворенно.
После этого мы более или менее спокойно стали рассматривать поразительных животных. Они были длиною метров по двадцать пять, причем хвост у них был массивный и сравнительно короткий, а шея вытягивалась вверх и скрывалась за поверхностью воды. Я отважился и вынырнул, увидев две непропорционально маленькие головы с бесцветными и невыразительными глазами. Головы возвышались над водой метра на полтора. Значит, общая высота животных была не менее двенадцати метров! На поверхности я задержался лишь настолько, сколько мне потребовалось, чтобы сделать несколько снимков. За это время животные ничего не успели сообразить – в их тупом взгляде не отразилось ни одного чувства, даже удивления. По-моему, эти гиганты вообще не способны что-либо думать, да и зачем это им, если пища у них под ногами, а нападать на них, полагаю, никто не отваживается.
– Готово! – крикнул я и нырнул на дно за излучателем. Дасар поспешно удалился от животных, но мы еще долго, находясь на почтительном расстоянии, наблюдали это великое чудо природы.
– Ну, Антор, возвратимся на корабль, – сказал наконец биолог, – я думаю, впечатлений у нас на сегодня более чем достаточно.
Мы не торопясь поплыли к устью реки, где стоял «Эльприс», невольно продолжая оглядываться, пока животные окончательно не скрылись из виду. Когда мы выбрались из лагуны и понеслись под бушующими волнами озера, Дасар спросил:
– Что скажет по этому поводу мужественный почитатель космической техники?
Он любил донимать меня разными вопросами. По-видимому, они нужны были ему самому для проверки собственных рассуждений. Я уже к этому привык и даже усвоил его шутливую манеру и сам отвечал ему в том же духе.
– Видите ли, литам, – сказал я, подражая тону своего собеседника, – мое поляризованное в технической плоскости мышление не имеет той глубины, которая свойственна высокоэрудированным представителям естественного направления, чья мысль свободно растекается по всем трем координатным осям.
– Отлично! – не унимался биолог. – Спроектируйте предмет обсуждения в так называемую плоскость вашего мышления. Так что вы скажете?
На слове «плоскость» он сделал ударение и выжидательно запыхтел в наушники. После встречи с гигантскими чудовищами у него поднялось настроение. Разговаривая, мы слишком приблизились к поверхности воды и, почувствовав болтанку, вновь опустились на глубину, где влияние волн ощущалось не так сильно.
– А что вы хотели бы от меня услышать?
– Ваше мнение об этих животных. Подумайте, ведь только двое из всех живущих в мире людей видели это чудо природы. Что же вы будете рассказывать остальным?
– Только то, что видел.
– Вот именно! Я и хотел бы услышать, что же вы видели?
В подобных вопросах биолога всегда скрывались подводные камни, и, несмотря на то что эти разговоры в большинстве своем велись в полусерьезном тоне, мне не очень хотелось предлагать для их основы зыбкую почву собственных умозаключений. Мои наблюдения, увы, чаще всего носили фотографический характер, схватывая явление как таковое, без проникновения во внутреннюю сущность и поэтому либо вообще не могли дать никаких выводов, либо выводы делались ошибочные. Общаясь с биологом, разговаривая с ним, я стал понимать, что на мир нельзя смотреть созерцательно, что воспринимать его нужно, используя – все богатство знаний и научного опыта. Тогда только и обнаружится его скрытая динамичность, проявится прошлое и будущее, и в поле зрения попадут те краски, без которых картина выглядит блекло и безжизненно.
Написав эти строки, я вспомнил один из первых наших разговоров с Дасаром, который произошел еще в период плавания по океану. Незадолго перед этим была взята проба воды и Дасар поместил каплю ее под микроскоп. Затем, подперев голову обеими руками, чтобы справиться с тяжестью Арбинады, прильнул к окуляру. Некоторое время он наблюдал, потом что-то измерял, что-то фотографировал. Наконец оторвался от прибора и огляделся по сторонам. Ему, наверное, хотелось поделиться своими наблюдениями, но никого, кроме меня, в этот момент рядом не оказалось.
– А, Антор, идите-ка сюда, – позвал он.
Я оторвался от своего дела (не помню уже, чем я тогда занимался) и нехотя перебрался к нему.
– Загляните сюда!
Я взглянул. Ничего особенного. Сходные картины я видел под микроскопом и на Церексе. Единственное отличие, которое бросилось в глаза, – присутствие огромного числа сравнительно крупных существ – белых шариков, утыканных щеткой тончайших игл.
– Ну что?
Я сделал неопределенный жест.
– Как!? Вы не заметили?
– Заметил, плавают.
– Что плавает?
– Микроорганизмы.
– Микроорганизмы! – воскликнул биолог. – Горы плавают, а не микроорганизмы. Эти мельчайшие существа – их миллионы, миллиарды! – эти маленькие шарики, назовем их альосами, размножаются, гибнут, опускаются на дно и из своих крохотных известковых скелетов отлагают пласты, целые геологические формации! И кто знает, быть может, впоследствии люди назовут весь этот период существования Арбинады осадочным. Вот какая мощь кроется в этих микроорганизмах!
Что я мог ответить? Я даже не обратил внимания на то, в каком смысле употребил тогда биолог слово «люди», восприняв его обычным образом, будто речь идет о нас – церексинцах. Естественно, что, попав в неловкое положение в разговоре о мельчайших представителях фауны Арбинады, я опасался высказывать своя суждения о самых крупных ее обитателях. Но от биолога не так просто было отделаться.
– Так все же, что вы скажете, пилот? – повторил свой вопрос Дасар, подплывая ко мне поближе. – Жизнеспособны, по вашему мнению, эти исполины?
Ответ казался очевидным.
– Да, – наконец, ответил я, – что же может противостоять этим чудовищам?
– Вот именно, что?
– По-моему, ничего.
– Ничего! А сами они не могут стать своим собственным отрицанием? В первую очередь их желудок?
– Желудок? При чем тут желудок?
– Не догадываетесь? Очень просто! Размеры животных колоссальны. Такое количество мяса не легко содержать. Чтобы поддерживать жизнедеятельность, нашим чудовищам приходится жевать, жевать и жевать. Жевать целыми днями, без устали, без перерывов, не занимаясь ничем другим. Их громадное тело – гигантская фабрика по переработке растительной пищи! А что же произойдет, если травы, водорослей – одним словом, всего того, чем они набивают свои желудки, вдруг не окажется или будет мало?
– Переберутся на новое место, – упрямо ответил я, уже чувствуя шаткость своих позиций.
– Вы думаете, им легко перебраться? Попробуйте этакую неуклюжую тушу перетащить за сотни километров.
– В воде это не так страшно.
– Водоемы бывают замкнутые, но дело даже не в этом. Я говорю не об общем изменении климата, а о случайных, пусть и не очень больших засухах, которые гибельны для таких исполинов. Поэтому даже здесь, на Арбинаде, где растительная пища в изобилии, эти животные встречаются, как мы, убедились, довольно редко, – надо думать, по той причине, что они подвержены всяким случайностям. Нам просто повезло, что мы натолкнулись на эту забавную игру природы. Вот кто действительно жизнеспособен и устойчив! – биолог указал на плавающую неподалеку рыбу, но в этот момент, словно желая опровергнуть его слова, с поверхности нырнула громадная птица, стремительно настигла «устойчивое образование» и, ловко подхватив рыбу своим усаженным многочисленными зубами клювом, вытащила ее из воды.
Я посмотрел на смущенное лицо Дасара и рассмеялся. Он, неопределенно хмыкнув, прекратил свои объяснения. Мы помчались к «Эльпрису» со всей скоростью, на какую были способны наши аппараты.
* * *
В моей памяти хранится галерея человеческих лиц. Стоит только закрыть глаза и немного сосредоточиться, как в глубине сознания возникает вначале смутный, а потом все более четкий образ того, кого я вновь по своему желанию возродил из прошлого.
Когда я пишу «Конд», передо мной возникает его крупное лицо, немного грубоватое, словно природе недосуг было заниматься окончательной отделкой. Особенно помнятся его глаза, посаженные столь глубоко, что, кажется, они могут смотреть только вперед, и улыбка, такая неподдельная и широкая, которой хватило бы на двадцать улыбок менее добродушных людей. Вот и сейчас я словно вижу, как он смотрит на меня и, заметив на лице моем печаль, говорит обычным своим низким голосом: «Что, дружище? Загрустил? Ерунда все это!»
А теперь он хмурится, словно понимая, что это не он сам, а лишь его бесплотное изображение, возникшее в моем сознании. Увы, Конда уже нет! Нет того, чьи сильные руки столько раз приходили мне на помощь, того, чье доброе сердце открывалось каждому, кто хотел видеть в нем товарища. Его не стало тогда, когда все уже, казалось, предвещало благополучный исход экспедиции. Члены экипажа были здоровы, корабль в исправности, необходимые материалы собраны, и даже Кор считал, что экспедиция выполнила свою задачу.
Мы начали готовиться к взлету. Баки «Эльприса» постепенно наполнялись дистиллятом, и тяжелеющий корабль все глубже оседал в воду. Беспокойные волны плескались почти у самого выходного люка, и Торн решил воспользоваться последней возможностью для вылазки. Сопровождать его вызвался Конд…
Я находился в большом отсеке, когда через него протащился Торн. В обязанности сопровождающих входила укладка скафандров, и отсутствие Конда меня не сразу обеспокоило, – он должен был появиться с минуты на минуту. Я приготовил ему гидроконтейнер, в котором он обычно отдыхал после вылазки, и лишь тогда отправился к переходной камере. На полу валялся скафандр Торна, брошенный как попало. Рукава скафандра были разбросаны в стороны, те места, где помещаются ноги, неестественно подогнуты, ступни вывернуты, казалось, на полу лежит мертвое тело. Что-то зловещее было в положении небрежно брошенной защитной одежды. Охваченный неясным предчувствием, я бросился в центральный пост.
Торн, Кор и Дасар находились там. Я хорошо помню лица всех троих. Биолог был печален и угрюмо сидел, забившись в промежуток между пультом управления и вычислительным автоматом. У Торна был растерянный и виноватый вид, глаза его блуждали. Лицо Кора маскировалось обычным выражением напускной невозмутимости. Он взглянул на меня и спокойно (слишком спокойно!) сказал:
– Я знаю, о чем вы хотите спросить. Отвечаю. Пилот Конд погиб час назад. Мы ему уже ничем не можем помочь.
Я почувствовал, что ноги подгибаются и вот-вот перестанут поддерживать тело. Я ухватился рукой за крышку люка и, напрягая остатки сил, выровнялся; устремленные ко мне лица Кора, биолога и Торна расплывались и покачивались у меня перед глазами. Сквозь туманную пелену я видел, как Дасар открыл рот и губы его шевелились, он что-то говорил мне, я слышал звук его голоса, но что он произнес, так и не дошло до моего сознания.
– Где он? – наконец выдавил я из себя.
Биолог и Кор взглянули на Торна, я тоже в упор посмотрел на него, и мне показалось, что от этих устремленных на него взоров биофизик съежился и втянул голову в плечи.
– Где он? – повторил я свой вопрос и сделал неуверенный шаг к нему. Внезапно ко мне вернулись силы и в голове прояснилось. Внутренне я уже принял какое-то решение, которое еще сам пока не сознавал. Следующий шаг был твердым, я отпустил крышку люка и подошел к Торну. Тот испуганно шарахнулся от меня в сторону.
– Уберите его, – взвизгнул он, когда я вцепился ему в плечи.
Кор, опираясь на локти, сделал попытку подняться из кресла.
– Успокойтесь, пилот, – сказал он и встал на ноги, – мазор Дасар, примите меры, пилоту требуется медицинская помощь.
– К черту помощь! Где Конд? – Я обеими руками тряс биофизика, его голова на тонкой шее болталась из стороны в сторону, и он даже не делал никаких попыток освободиться от меня – лишь, широко открывая рот, беззвучно шевелил губами.
– Пилот Конд погиб у мыса Солта, – услышал я голос Кора, – и оставьте, пожалуйста, мазора Торна в покое, он не виноват.
– У мыса Солта, – повторил я и отпустил биофизика, – на южном берегу?
Я вспомнил это место. Однажды мне пришлось сопровождать туда Торна, его очень интересовало одно ущелье.
– Я пойду к нему.
– Зачем? Он мертв, и ваша помощь не нужна.
– Я перенесу его сюда.
– Для него безразлично, где он теперь находится, а вам я запрещаю выходить из корабля.
Кор был в какой-то мере прав, на его стороне была логика и забота об оставшихся в живых. В случае неожиданного несчастья со мной экспедиция оказывалась в тяжелом положении. Но какое мне было дело до логики и здравого смысла! Конд, мой единственный друг в этом враждебном мире, лежит теперь брошенный где-то среди скал Арбинады, забытый и оставленный только потому, что выполнению нашего последнего долга перед ним препятствовала логика! Все мое существо взбунтовалось против такой логики. Я чувствовал, что просто обязан сделать для него все, что от меня зависело. Именно я! Своими руками, не позволяя прикоснуться к нему чужим, равнодушным рукам. Он был моим товарищем, и это определяло все остальное. Я знал, Конд поступил бы точно так же, будь он на моем месте. Круто повернувшись, я направился к переходной камере.
– Пилот, стойте! – крикнул Кор.
Я не обращал на него внимания. Ноги несли меня сами, я шагал так, словно не существовало могучего тяготения Арбинады. Вот и переходная камера. Я отыскал свой скафандр и проверил наполнение баллонов. Потом выбрал крылья, те, которыми пользовался всегда. Попробовал механизм, чтобы удостовериться в исправности, и замер, заслышав шум шагов. Выглянув из люка, я увидел Кора и биофизика. Держась за стенки, они двигались ко мне.
– Подождите, – сказал Кор, – я пойду с вами.
– Я пойду один.
– Я запрещаю вам выходить одному.
Мне не хотелось никого видеть. Я захлопнул люк и, чтобы нельзя было открыть его с другой стороны, просунул в скобу сложенный вдвое интратор. Теперь мне никто не мог помешать. Кор долго стучал в наглухо закрытую крышку люка, пока не убедился в тщетности своих усилий, потом он мне что-то говорил, убеждая, приказывая, но я не слушал его, да и слов все равно невозможно было разобрать.
Наконец, я выбрался наружу и пустил двигатель. Крылья послушно подняли меня в воздух и понесли к мысу. Это был мой последний полет над Арбинадой. До заката еще оставалось много времени, но было сумрачно, по небу медленно ползли тяжелые, набухшие дождем тучи. Временами они опускались так низко, что окутывали меня сырым холодным покрывалом, и тогда прозрачный лицевой щиток заливали подвижные струи стекающей влаги. Напряженная и зловещая тишина окружала меня. Возбуждение прошло, я решил связаться с «Эльприсом» и сообщить о себе, но никто не отзывался. Тогда, сам не зная зачем, я настроился на волну скафандра Конда, и вдруг мне почудилось, что я слышу едва уловимое дыхание.
– Конд!!! – закричал я. – Конд!
Дыхание стало различаться более явственно, потом слабый голос ответил:
– Э-э… – и оборвался.
– Конд! Отвечай! Ты жив?
В наушниках были слышны лишь невнятные хрипы. Я до предела увеличил мощность двигателя и, рассекая мягкую ткань облаков, устремился вперед, продолжая кричать и звать Конда. Вскоре показался мыс, его каменистые берега окаймляли белые хлопья пены, мрачные, неприступные утесы нависали над тяжелыми свинцового цвета волнами. Монолитная каменная стена разрывалась узкой расщелиной, далеко уходящий вглубь, – это было ущелье. Я уменьшил обороты и нырнул в его полумрак, летя по возможности ниже, почти задевая разбросанные по дну каменные глыбы, между которыми стремительно несся ревущий поток.
– Конд! Конд! – продолжал звать я. Он был где-то поблизости. Это я знал, так как хрипы в наушниках становились все громче и громче. И вдруг я услышал, как Конд выругался. На радостях я выписал в воздухе такую фигуру, что чуть не разбил себе голову о камни, едва успев сделать разворот в каком-то метре от покрытой зеленым налетом стены. И почти сразу после этого поворота я увидел его.
Конд лежал у самой воды. На шлем скафандра летели брызги от прыгающего между скал бурного потока. Руки Конда раскинулись так же беспомощно, как рукава скафандра, брошенного на полу Торном, а ноги и нижняя часть туловища не были видны – они скрылись под грудой камней. Я опустился около Конда, осторожно стер рукавом с лицевого щитка налетевшие брызги. Глаза у него были закрыты, рот перекошен гримасой нестерпимой боли. Я тихонько позвал его:
– Конд…
Веки у него дрогнули, медленно поднялись, глаза встретились с моими, но в его взгляде отражалась только боль. Конд не видел меня. Я покосился на груду камней, придавивших ему ноги. Даже под страхом смертной казни я не смог бы разобрать этот завал, но есть чувства неизмеримо более сильные, чем страх. Мне до сих пор непонятно, как я тогда справился с этой нечеловеческой работой. Конд застонал. Я бросился к нему и заглянул в лицо. Глаза его были открыты, теперь он видел меня.
– Антор… – шевельнулись его запекшиеся губы.
– Да, я здесь…
– Ан… не уходи… дай руку… вот так…
Он замолчал, даже дыхания не было слышно. Я посмотрел на ту часть тела Конда, которая только что была завалена камнями, и понял, у него теперь нет ног, материал скафандра в этом месте был неестественно плоским. Там под прочной тканью находилось бесформенное месиво из мяса, крови и костей. Нужно было что-то срочно предпринимать… Я осторожно высвободил руку и почувствовал, как Конд сделал слабую попытку задержать ее в своей. Он был жив. Я увеличил подачу кислорода и под тканью его скафандра нащупал инъектор. Хрупкий прибор, к счастью, оказался цел. Непослушными руками мне кое-как удалось ему ввести дозу окта, затем я выдернул предохранитель KM, – это все, что можно было сделать на месте. Препараты, по-видимому, оказали свое действие, Конд глубоко вздохнул, и я снова услышал его голос:
– Антор… ты здесь?
– Здесь, Конд, тебе лучше?
– Не знаю… кажется… Ты не уйдешь, Ан?
– Нет.
Я лихорадочно соображал, как мне доставить Конда на «Эльприс». Поднимут ли крылья нас двоих?
– Антор, а где остальные? Торн жив?
– Жив.
Если даже крылья поднимут, то мне не удержать его на руках.
– Я успел оттолкнуть его, Ан, он упал в воду, а камни на меня, его понес поток, я видел… Вы его вытащили?
– Вытащили.
Я подошел к большому камню, который на глаз был явно тяжелее Конда. «Болван, надо было идти сюда вместе с Кором, но я же думал…» Обхватив камень руками, я включил двигатель и почувствовал, как ноги отделяются от земли. Значит лететь вдвоем можно.
– Антор!.. Где же ты? Не уходи, ты уходишь!..
– Нет, Конд, мы сейчас вместе полетим на корабль.
Я подсел к нему и взял его руки. «Как же быть, чем привязать его?» Дыхание Конда опять сделалось слабым, и он уже не говорил, а шептал:
– Антор… не надо на корабль… я знаю… это все… я останусь на… Арбинаде… как Скар… здесь будет много наших…
– Не говори ерунды, мы полетим вместе…
– Нет, дружище, ты… ты… ты слушаешь меня?
– Слушаю, Конд, – ответил я и тут заметил длинный гибкий стебель, висящий высоко над моей головой.
– Ты, может быть, вернешься на Церекс… там… у меня есть сын…
– У тебя сын? – повторил я и подумал: «Надо будет срезать этот стебель, может быть, он выдержит».
– Да, сын… я знаю, у тебя с Юрингой не будет сына… так позаботьтесь о моем… ты обещаешь?
– Обещаю, – я наклонился над Кондом и посмотрел в его бледное лицо. Он, наверное, потерял много крови. Губы его продолжали шевелиться:
– Он живет в Эрзхе… зовут Элс… генетический знак его… ты найдешь его среди моих вещей.
– Хорошо, Конд, я сделаю все, если тебя не станет, а сейчас потерпи…
Я чувствовал, что силы начинают оставлять меня, движения сделались вялыми, а тело непомерно тяжелым. Нужно было спешить. Никто не мог прийти на помощь, всех остальных я запер внутри корабля. Я поднялся на крыльях и срезал стебель под корень, мысленно поблагодарив природу Арбинады за то, что она создала такие растения. Потом спустился вниз, подсунул под Конда одно из уцелевших его крыльев, так что он оказался лежащим как бы на доске, и с помощью гибкого растения привязал его к себе. Не знаю, как нам удалось подняться, аппарат не был приспособлен к взлету в таких условиях.
Дальше мои воспоминания носят отрывочный характер. Мы летели медленно. Я все время что-то говорил Конду. Иногда он отвечал. Под нами плескались волны, и казалось, им нет ни конца ни края. Помню, мне удалось связаться с кораблем, и я сообщил Кору, что Конд тяжело ранен и чтобы они приготовились к операции. Мне ответили, что ждут. Кор добавил несколько угроз, но я не обратил на них никакого внимания. Меня одолевала только одна забота – скорее доставить Конда на корабль, а дальше я надеялся на искусство Дасара. Не знаю даже, нашел ли я «Эльприс» сразу или долго летал над озером в плотных струях льющегося дождя. Не знаю, как мне удалось втащить Конда в переходную камеру, как я выбрался в отсек и снял свой импровизированный затвор с крышки люка. Последнее, на что у меня еще хватило тогда сил, – это ударить в лицо Торна. Потом меня подхватили руки Кора и биолога и всунули в гидроконтейнер.