355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Владислав Крапивин » Под одним солнцем. Наша старая добрая фантастика (сборник) » Текст книги (страница 28)
Под одним солнцем. Наша старая добрая фантастика (сборник)
  • Текст добавлен: 16 сентября 2017, 13:30

Текст книги "Под одним солнцем. Наша старая добрая фантастика (сборник)"


Автор книги: Владислав Крапивин


Соавторы: Роман Подольный,Георгий Гуревич,Генрих Альтов,Анатолий Днепров,Дмитрий Биленкин,Евгений Войскунский,Исай Лукодьянов,Владимир Савченко,Игорь Росоховатский,Александр Шалимов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 64 страниц)

– А вы что здесь делаете?

– Отдыхаю, – сказал я и только тогда понял всю нелепость своего ответа.

– Чудесно! То есть, постойте, что я говорю? Чепуху говорю!.. Какой здесь отдых? Здесь же…

Он на несколько секунд замолчал, потер левый висок и заговорил снова:

– Ну, конечно, я вспомнил, мне сообщали, что в камере находитесь вы, только я забыл ваше имя.

– Антор, – подсказал я.

– Правильно, Антор. А мое – Дасар, будем знакомы. Вы тоже летите в экспедицию?

– Да.

– Кем же?

– Пилотом.

– Чудесно. Я – биолог. Мне это тоже говорили, то есть мне не это говорили, что я биолог, а говорили, что вы пилот…

Должен сознаться, что Дасар произвел на меня вначале странное впечатление. Он показался мне взбудораженным, импульсивным, рассеянным. Однако позднее я понял, что эти недостатки проявлялись в нем редко, в действительности же это был выдержанный и чрезвычайно целеустремленный человек. Он обладал удивительной особенностью перевирать слова, говорить невпопад, если шел обычный легкий разговор. Но стоило беседе принять серьезное направление, как вся его внешняя чудаковатость сразу исчезала, речь становилась четкой, а мысль глубокой. Теперь, когда я пишу здесь о Дасаре, то вижу его именно таким, каким он представляется каждому, кто сталкивается с ним достаточно часто.

Камера между тем снова начала разгоняться. Тяжесть постепенно нарастала. К моему удивлению, биолог ее словно не чувствовал. Он с удобством расположился в кресле и погрузился в чтение принесенной с собой книги, время от времени следя за поведением животных. От нечего делать я тоже смотрел сквозь прутья клеток и с удивлением замечал, что, по мере нарастания тяжести, животные все более и более успокаивались и, когда скорость вращения достигла максимума; вели себя почти нормально. Они прыгали и играли так, словно в камере были обычные условия, в то время как мои руки и ноги налились металлом, а щеки отвисли. Я с трудом поднялся, желая подойти к клеткам поближе, но был остановлен возгласом биолога:

– Вот, ерунда какая!

Он смотрел на меня и потрясал книжкой:

– Послушайте, Антор, что пишет этот глубокоуважаемый неуч Нирд. Вот, например, «Информационная структура генетических последовательностей не может быть представлена рядами Промта, так как последние, вопреки установившемуся взгляду, являются лишь псевдохарактеристикой негэнеропийного состояния хромосом. Мой уважаемый оппонент литам Дасар-са – это он обо мне – утверждает, опираясь на свои сомнительные опыты, что в рассматриваемом направлении можно идти даже дальше и получить не только качественную картину, но и количественную характеристику механизма наследственности. Доводы Дасара, естественно, не могут восприниматься серьезно, и скорее их следует причислить к остроумной фантазии, чем к строгому научному суждению…» Каков! А? Ни капли воображения! Разве таким людям можно доверять руководство научным коллективом? Да они убьют всякую живую мысль в самом зародыше! Как вы считаете?

Я недоуменно развел руками:

– Не берусь судить, литам Дасар. Я специалист совсем в другой области.

Биолог оглядел меня с ног до головы.

– Ну да, конечно, вы же… э… рулевой, то есть пилот, я хотел сказать. Жаль, жаль. Очень жаль.

Он нагнулся к клетке и, запустив руку сквозь решетку, погладил млину. Та обрадованно заурчала и подняла свою мордочку. Утомившись, я снова вытянулся в кресле, а биолог между тем, судя по его свободным движениям, чувствовал себя неплохо, хотя выглядел куда слабее меня.

– Скажите, пожалуйста, литам, вы разве не ощущаете удвоенной тяжести? – наконец спросил я.

Он ответил, как мне показалось, совершенно невпопад:

– Стимулированно-активное состояние периферической и центральной нервной системы при селективно возбужденной деятельности гормональной сферы.

– Ага, – пробормотал я, – но… простите, литам-са, но мне кажется, что вы меня не поняли.

– Эта я не понял?

Он оторвался от клетки и повернулся ко мне.

– Да… Я вас спрашивал…

– …О том, почему я так легко переношу тяжесть здесь, в камере?

Я слабо кивнул головой.

– Так я вам и отвечаю. Стимулированно… впрочем, я опять забыл, что вы… этот… ну да, именно…

Он потер руки и сделал несколько шагов, задумчиво глядя в пол, потом поднял на меня глаза.

– Случалось ли вам видеть, пилот, как человек в момент сильного испуга, паники или смертельной опасности словно удваивает свои силы и преодолевает такие препятствия, которые безусловно остановят его, если он находится в нормальном состоянии?

– Да, однажды…

– Подождите, я только начал. Недавно мазором литомом Анзом был описан любопытный случай. Некто Малт, тщедушный и слаборазвитый физически субъект, находящийся на излечении нервного заболевания, во время прогулки вдруг с неожиданной силой разбросал по сторонам своих несчастных товарищей и стремглав бросился бежать. Он перепрыгнул через больничную ограду высотой пять метров и устремился дальше. Я особо обращаю ваше внимание: пять метров! Это значительно превышает достижения даже лучших спортсменов. Слушайте дальше. Перепрыгнув через ограду, больной побежал по дороге, где его, в конце концов, догнали на машине, причем в тот момент, когда скорость машины и человека сравнялись, указатель скорости отметил сорок восемь километров в час. Что вы на это скажете, пилот?

Я неопределенно покачал головой:

– По-моему, невменяемых не следует сравнивать с нормальными людьми.

– Это почему же? Они такие же люди. Точно такие! Их тело ничем не отличается от нашего. Все то же самое, все без исключения, только налицо нарушение отдельных функций нервной системы… М-да… Но дело не в этих страдающих, я привел здесь пример Малта только потому, что, во-первых, он довольно-таки характерен и, во-вторых, научно зафиксирован. Это не пресловутые россказни очевидцев, а точно известный факт, который красноречиво свидетельствует о скрытых возможностях нашего организма.

Биолог смотрел на меня так, словно ожидал услышать яростные возражения, но мне было, право, не до них. Усиленная тяжесть и усталость сломили во мне не только дух бодрости, но и дух противоречия, поэтому я молча слушал то, что он изрекал, стараясь лишь не потерять нить нашей беседы. Не получив ожидаемых возражений, биолог снова заходил по тесному помещению камеры, неловко зацепил одну из клеток и опрокинул ее. Млины подняли ужасную возню и писк. Водворив порядок, Дасар продолжал:

– Выражаясь инженерным языком, можно сказать, что природа создала человека с большим запасом прочности и не поскупилась на резервную мощность. Вот что важно. Но не всегда нам дано ее использовать. Существуют своего рода ограничители в нашем организме, которые хранят ее под спудом и освобождают только в самых крайних случаях действительной или кажущейся опасности. Это очень примечательно, Антор. Я правильно запомнил ваше имя?

– Правильно. Пилот Антор.

– Так вот, уважаемый пилот, совсем недавно… впрочем, неважно, где именно, синтезирован препарат, который позволяет регулировать действие этих ограничителей и использовать нашу резервную энергию в нужном масштабе. При этом, заметьте, что очень важно, эмоциональная сфера человека, равно как интеллектуальная, остаются незатронутыми. Приняв этот препарат, вы не чувствуете панического страха, не теряете рассудка, а остаетесь человеком, но человеком необычайных возможностей. А?

– Нет, я ничего не говорю.

– Значит, мне показалось. Теперь вы поняли, что означает мой ответ на ваш вопрос?

– Да, кажется, понял. Вы хотели сказать, что находясь под действием этого препарата, который стимулировал вашу…

– Совершенно верно, я принял синзан.

– Синзан, – повторял я, поворачиваясь в кресле и занимая более удобную позу, – а это не опасно? Ведь ограничители не зря, наверное, поставлены природой.

Дасар перестал ходить по камере и тоже сел в кресло.

– Не зря, конечно… В противном случае организм слишком быстро изнашивал бы себя или надорвался от непомерных усилий. Это ясно, но в данном случае риск оправдан. Мы летим на Арбинаду. Там тяжесть почти втрое превышает нашу привычную, и я знаю, что никакими тренировками в этих камерах невозможно подготовить нас по-настоящему к тем тяжелым условиям, в которых нам придется работать.

– Скажите, литам Дасар-са, этот препарат достаточно проверен?

– Нет, он совсем новый.

– А как вы чувствуете себя, когда действие его проходит?

– Скверно. Я не хочу этим сказать, что он отравляет организм. Нет, но изматывает настолько, что потом требуется длительный отдых. Там, на Арбинаде, безусловно будут минуты, когда синзан окажется для нас чрезвычайно полезен.

Я с уважением посмотрел на биолога и снова, обратив внимание на нормальную плавность и непринужденность его движений, спросил:

– Сейчас вы чувствуете себя хорошо?

– Великолепно. Хотите попробовать?

Измучавшая меня всепроникающая тяжесть и естественное любопытство не оставили места для сомнений. Я решился. Биолог достал из кармана маленькую коробочку и протянул мне прозрачную таблетку:

– Проглотите вот это.

Снадобье было безвкусным, только сильно вязало рот. Я поморщился.

– Что? Э… зеленое, то есть что я говорю? Неприятное?

– Нет, это я с непривычки.

Несколько минут мы провели в молчании. Слышался только шум центрифуги да еще слабая возня животных, прыгавших в своих клетках, больше ничто не нарушало тишину. Вначале никаких изменений в моих ощущениях не произошло. Так же, как и раньше, стремились оторваться внутренности, по-прежнему голова тяжело давила на шею, вызывая тупую боль в позвонках, неприятно отвисали щеки. Спустя некоторое время, однако, стало наступать облегчение. Я шевельнул рукой и почувствовал, что она стала легка и послушна. Висевший напротив меня акселерометр по-прежнему показывал удвоенную тяжесть, но теперь она проявлялась лишь в неприятных ощущениях и не сковывала движений. Я встал на ноги и сделал несколько неуверенных шагов. Биолог внимательно наблюдал за мной.

– Смелее, пилот, – сказал он.

Я расправил плечи и, нагнувшись, отодвинул кресло в угол.

– Как чувствуете себя?

– Хорошо, только… странно.

– Это пройдет, привыкнете.

– Долго будет действовать?

– Синзан полностью выделяется организмом через несколько часов, так что будьте осторожны.

– Осторожен? В чем?

– Во всем. Ваш организм сейчас почти на пределе своих возможностей, не повредите его. Когда камера остановится, следите за каждым своим движением. Ваши мышцы в настоящий момент необычайно сильны, потребуется усилие воли, чтобы заставить их действовать нормально. Если вы забудете об этом, то не сможете даже ходить, ваши шаги будут слишком… э… широкими.

Я ничего не ответил и занялся присоединением проводов от блока к датчикам. Перспектива покинуть камеру сказочным силачом меня даже несколько занимала.

Присоединив провода, я взглянул на часы, оставалось еще несколько минут. Я продолжал спокойно беседовать с биологом. Но тут произошло нечто, что никак не входило в обычный регламент нашего подготовительного режима.

* * *

Скорость вращения камеры начала замедляться без нашего требования. Биолог достал свой хронометр и удивленно посмотрел на него.

– Это еще что такое! – возмущенно воскликнул он и включил микрофон. – Эй, мазор Онр, почему вы останавливаете камеру без моего указания?

Динамик затрещал и ответил глухим голосом, лишь отдаленно напоминающим голос Онра:

– Простите, мазор Дасар, но поступило распоряжение мазора Кора-са немедленно вызвать к нему пилота Антора.

– Что?! – воскликнул я.

– Это вы, мазор Антор?

– Я! Ты ничего не перепутал? Меня действительно вызывает Кор? Он разве здесь?

– Здесь. Уже полтора часа, как приехал.

Новость была неожиданной. До сих пор мы еще не видели своего начальника экспедиции и не знали о нем почти ничего. Ходили только слухи, и слухи эти были разные. Одни утверждали, что Кор не только крупный ученый, одинаково легко ориентирующийся в целом ряде отраслей знаний, но и человек принципиальный, другие высказывались о его осведомленности с меньшим энтузиазмом, но не скупились на малоприятные характеристики. Были и такие, которые употребляли, вспоминая о нем, только самые сильные выражения и самые нелестные эпитеты. Таких было меньшинство. Мне сразу вспомнились предостережения Юрда, и должен сказать, что известие о вызове к начальнику я воспринял с некоторым беспокойством. Почему он вызывает меня? Зачем я ему понадобился? Что все это означает? Я стоял в нерешительности. Идти к Кору мне совсем не хотелось.

– Чего же вы медлите? – сказал биолог, когда камера остановилась. – Имейте в виду, Кор не любит опозданий.

– Знаю, – ответил я и начал отсоединять провода.

Аккуратно смотав их, я наконец направился к выходу.

– Помните о синзане, действие закончится только к вечеру.

– Хорошо. До свидания, литам Дасар.

– Всего доброго.

Разыскав Онра, я узнал, где находится Кор, и, контролируя каждый свой шаг, направился через пустырь к зданию космопорта. До сих пор синзан мне никаких неприятностей не причинил, но, войдя в помещение, я забылся и неожиданным для самого себя скачком влетел в вестибюль, больно ударившись плечом о каменную стену. Помянув крепким словом некоторых ученых и собственную забывчивость, я поднялся ка второй этаж, ступая по лестнице осторожно, как хищник, выслеживающий добычу. Перед дверью, помеченной номером сорок три, я остановился, поправил костюм и позвонил.

– Войдите, – послышалось из комнаты.

Я с треском распахнул дверь. Кор стоял спиной ко мне и глядел в окно.

– Пилот Антор?

– Да.

Фигура у окна не шевельнулась.

– Можно было появиться здесь с меньшим эффектом.

– Простите, мазор Кор-са.

Начало разговора не предвещало ничего хорошего. Кор все еще стоял лицом к окну и что-то разглядывал на пустыре. Прошло несколько тягостных и безмолвных минут, прежде чем он повернулся. Только тогда я впервые увидел его лицо. Меня поразил взгляд. Холодный и тяжелый взгляд, про который говорят, что он сверлит человека насквозь. Мне не нравятся такие сравнения, но хорошо помню, что, когда он начал осматривать меня, спокойно и беззастенчиво, я чувствовал, как взгляд этот буквально ощупывал мое тело. Наконец глаза наши встретились. Мы несколько секунд смотрели друг другу в лицо.

– Так, – произнес он и потом добавил: – Проходите.

Я сосредоточенно сделал несколько шагов, отделяющих меня от него.

– Давайте знакомиться. Как вам должно быть известно, решением Государственной комиссии, я назначен начальником экспедиции на Арбинаду. Мое имя – Кор.

Мы церемонно сделали по приветственному шагу в сторону.

– Сегодня я начинаю знакомиться с членами экипажа, этим и объясняется мой вызов.

Кор имел скверную привычку смотреть на собеседника так, словно перед ним было пустое место. Глаза во время разговора у него устремлялись в пространство, и в них ничего нельзя было прочесть.

– Как мне известно, – продолжал он, – конкурс на замещение должности пилота экспедиции в этот раз не был трудным, – здесь его голос прозвучал с насмешкой, – и мне теперь хотелось бы составить личное впечатление о своих подчиненных, пока есть время исправить возможные ошибки.

Подобное вступление не сулило ничего хорошего. Я проглотил какой-то комок, застрявший в горле, и промолчал. К тому же по выражению лица Кора чувствовалось, что он и не ждал ответа на свои слова. Я понимал, что сейчас мне предстоит держать жесткий экзамен, и не ошибся в своих предчувствиях. Кор сделал несколько шагов по комнате и, еще раз ощупав меня с ног до головы своим неприятным взглядом, спросил:

– Вы давно летаете?

– Давно…

– Сколько?

– Четырнадцать лет, считая стажировку.

Он нагнул голову и дважды прошелся мимо меня.

– Назовите рейсы, которые вы делали самостоятельно.

– Все?

– Да, все.

– Их много.

– Чем больше, тем лучше.

Пришлось перечислить свои полеты, даже самые старые.

– Хорошо. А сколько раз вам приходилось сажать корабль в атмосфере?

– Двенадцать.

Кор задумался.

– Маловато.

Я снова промолчал и лишь сделал невыразительный жест рукой. Пока все шло довольно гладко, но затем последовали более серьезные вопросы. Кор остановил на мне свой взгляд, в котором на этот раз мелькнуло что-то человеческое, и сказал, раздельно произнося каждое слово:

– Так вот, пилот, как вы рассчитаете работу двигателя в режиме торможения на эллиптической траектории с блуждающими фокусами?

– Закон изменения фокусного расстояния?..

– Считайте заданным.

– Тогда…

– Напишите основные соотношения.

Кор указал на стол, где лежали необходимые письменные принадлежности. Я осторожно сел и, сосредоточившись, забыл о действии синзана. Перо в моих руках хрустнуло и переломилось пополам. Он истолковал это по-своему:

– Нервы, пилот! Что говорят врачи?

Его манера разговаривать и самоуверенный вид раздражали меня. Именно такие люди вызывают непреодолимое желание дать им по физиономии. Я с трудом сдержался и ответил спокойно:

– В отличие от вас, врачи не заметили никакой патологии.

Он нахмурился. Я взял другое перо и начал писать. Нервы у меня в тот момент действительно были напряжены, но мозг работал быстро и четко, как электронная машина. Не знаю, может быть, здесь тоже проявилось действие синзана. Закончив вывод, я молча передал ему листок. Он внимательно просмотрел написанные формулы и небрежно бросил его на стол.

– В основном правильно, хотя имеются некоторые неточности. Найдите их.

– Вывод сделан совершенно строго.

– Совершенно строгих выводов не бывает.

– В пределах принятых предпосылок, – упрямо возразил я, подчиняясь бушевавшему во мне чувству противодействия Кору.

Взгляд его, до этого устремленный в пространство, наконец, остановился на мне.

– Советую вам, пилот, поберечь свое упорство до более подходящего случая, здесь оно неуместно.

Голос его звучал холодно и твердо. Я понял, что дальше с ним пререкаться было опасно, и замолчал, ожидая следующих вопросов, однако Кор не торопился их задавать. Он повернулся к окну и некоторое время наблюдал, как на пустыре готовился к старту рейсовый корабль, уходящий на Лизар, потом повернулся ко мне.

– Вы уже познакомились с навигационной аппаратурой «Эльприса»?

– Да, ознакомился.

– Подойдите сюда.

Он нагнулся и извлек из ящика стола толстую папку. Порывшись в ней, Кор выбрал какую-то схему и аккуратно расстелил ее на столе.

– Чего же вы ждете? Подойдите!

Я отодвинул стул, стоявший на пути, и, забыв о синзане, диким скачком перелетел к Кору, чуть не сбив его с ног.

– Осторожно! – Он оттолкнул меня. – Вы что! С ума сошли? Здесь не стадион! Извольте вести себя надлежащим образом или наше знакомство на этом закончится. Я найду себе другого пилота!

– Простите, я забыл…

– Вы забыли, где вы находитесь, это самое главное.

– Извините, но я должен объяснить вам…

– Я не желаю слушать никаких объяснений, – отчеканивая каждое слово, отрезал Кор. – Позволяя себе подобные выходки, вы злоупотребляете моим, предупреждаю, не безграничным терпением и рискуете своим местом, уясните это.

Я промолчал. Такой прыжок, действительно, мог показаться странным для человека, не знающего, что такое синзан. Неизвестно, что тогда подумал Кор, но он был лучше, чем казался с первого взгляда, если не выставил меня в ту же минуту за дверь. Умиротворенный моим молчанием и виноватым видом, который я умею на себя напускать, он несколько смягчился.

– Перед нами схема посадочного автомата, я выделяю главную его часть – расчетное устройство. Охарактеризуйте кратко принцип работы, настройку и возможные неполадки.

Этот автомат я знал хорошо и поэтому начал отвечать довольно бодро.

– Работу расчетной системы удобно рассматривать, начиная с блока суммирования информации. Сюда по каналам связи от рецепторов поступает непрерывный поток данных, обработка которых…

Кор перебил меня:

– Не водите по схеме рукой, возьмите вот это.

Он снял с одежды линту, одно из тех украшений, которые почти никто не носит. Я залюбовался ею. Это была не обычная, стандартная продукция, а редкое произведение искусства, вышедшее из рук хорошего мастера, который вложил много любви и выдумки в отделку дорогого лизирьеда.

– Замечательная вещь! – восхищенно сказал я.

– Это к теме не относится. Продолжайте.

Я наклонился над схемой и… сломал великолепный образец ювелирного искусства. На порванном листе лежали обломки предмета, который, судя по всему, был гордостью Кора. Внутри у меня похолодело. Кор в молчаливом изумлении и гневе переводил свой взгляд с меня на линту и снова на меня. Голос его, однако, прозвучал так, словно ничего не произошло:

– Можете идти, я похлопочу, чтобы подыскали более аккуратного пилота.

Он отвернулся, давая понять, что мой вид ему противен и разговор наш закончен. Я стоял опустошенный и безмолвный. В голове проносились отдельные бессвязные мысли о каких-то второстепенных мелочах, о том, что я еще не обедал, что нужно отправить письмо Юринге, и вдруг до боли яркая мысль отбросила назад весь хаос, царивший в моем сознании. Я же нищий! Не будет ни экспедиции, ни денег! Все планы, надежды, мечты развеялись, рухнули, потеряли смысл, впереди не было ничего, кроме зияющей бездны страданий. Я поднял голову, посмотрел с ненавистью на Кора и сделал последнюю попытку оправдаться.

– Мазор литам Кор-са, – в голосе моем звучали нотки отчаяния, – вы, конечно, вольны поступать как сочтете нужным, но, прежде чем принимать окончательное решение, по крайней мере, выслушайте меня.

Я сделал паузу, ожидая, как он отреагирует на мои слова. Но он по-прежнему стоял отвернувшись и молчал. Я принял это молчание за положительный ответ и продолжал:

– Мое поведение здесь, действительно, на первый взгляд может показаться вульгарным или, в лучшем случае, странным, но оно не было преднамеренным и объясняется действием синзана, который я принял сегодня за полчаса до нашей встречи.

Кор резко повернулся и, казалось, насквозь проткнул меня своим взором. Лицо его было бледно от гнева.

– Вон отсюда! – прошипел он в холодной ярости. – Вы к тому же еще настолько наглы, что оправдываете пороки своего поведения, еще худшим пороком – приемом запрещенных снадобий!

– Вы ошибаетесь, мазор! – Я тоже повысил голос.

– Молчать!

– Это «снадобье» я получил сегодня из рук мазора литама Дасара-са, биолога нашей экспедиции, можете осведомиться, если хотите. Биолог считает синзан чрезвычайно полезным средством для нашей экспедиции, и я, испытав его действие на себе, целиком присоединяюсь к этому мнению!

Кора нелегко было переубедить, смутить, вывести из равновесия или, наоборот, образумить. Но тогда мне это удалось. Цвет лица его постепенно принял нормальный оттенок, а глаз? снова сделались холодными, лишь искра чуть заметного любопытства оживляла их взгляд.

– Что же такое синзан?

Я чувствовал, что объяснять нужно коротко и убедительно, и решился на отчаянные шаги – мне терять было нечего.

– Синзан – это…

Я схватил подставку литронса и легко согнул и завязал узлом ее прочные металлические ножки. Огляделся по сторонам:

– Вот…

Я подпрыгнул вверх и достал до потолка руками. Высота помещения была по меньшей мере метра три с половиной – четыре.

– Смотрите!!!

Тяжелый стол подлетел в воздух и с грохотом рухнул на пол. Из ящиков посыпалось содержимое, и от него оторвались две планки.

– Синзан – это!..

Я остановился в своем буйстве, не зная, что бы еще сокрушить, и вдруг почувствовал страшную слабость во всем теле, резкую боль в позвоночнике. Голова у меня закружилась, перед глазами поплыли цветные круги, ноги перестали служить, и я тяжело, лицом вниз, свалился на пол. В ушах раздался протяжный звон, я не мог ни шевельнуться, ни произнести слова, но сознание оставалось ясным.

Кор подошел ко мне, осторожно перевернул меня на спину, расстегнул ворот и нащупал рукой шейную артерию. Сосчитав толчки крови, он подошел к телефону:

– Вызовите врача… Да, сюда, в сорок третью комнату… пилот Антор в тяжелом состоянии,

Сказав это, он выключил аппарат и начал наводить порядок, ликвидируя следы моей «деятельности». Я лежал, устремив неподвижный взгляд в потолок, и ни о чем не думал. Состояние полнейшего безразличия владело мною. Ничто происходящее вокруг не трогало меня, даже собственное состояние не пробудило ни одной тревожной мысли, было совершенно все равно, что будет со мной дальше, смогу ли я лететь на Арбинаду, встану ли когда-нибудь снова на ноги и останусь ли вообще жив.

Дальнейшее происходило словно в тумане. Пришел врач, долго исследовал мое тело, делал какие-то уколы, задавал какие-то вопросы, но я не отвечал и не шевелился. Потом меня увезли в клинику, где пытались привести в чувство, фотографировали в жестких лучах, брали анализы, записывали кривые биения сердца. Врачи суетились и тревожились – я оставался неподвижен и пассивен. Наконец меня положили в отдельную комнату и оставили одного.

Трудно сказать, сколько я пролежал там, – время для меня в тот период не существовало, но постепенно интерес к жизни стал возвращаться, я несколько раз шевельнулся и вдруг почувствовал, как сон властно заволакивает сознание, и, не успев понять этого, я уже провалился в его темную бездну.

…В комнате разговаривали. Сквозь сладкую полудремоту я разобрал голоса биолога и Кора:

– Нет, сейчас он просто… э… дышит, то есть спит, я хочу сказать. Просто спит, нормальным человеческим сном…

– Вы считаете, все обошлось благополучно?

– Да, вполне. Снимки показали, что не растянута даже ни одна связка. Просто восхитительно… то есть удивительно, конечно! Редкий организм. Имейте в виду, он принял синзан после того, как перенес громадную физическую нагрузку, и еще два часа просидел в гравикамере.

– Значит, вы считаете, что он может лететь?

– Разумеется, он совершенно здоров. Посмотрите сами на эти… э… кривые. Трудно представить себе что-нибудь более нормальное. Он чудесно преодолел этот шок. Знаете, со мной однажды тоже было нечто подобное, только не в столь резкой форме, правда, и нагрузка у меня была меньшая, но мой декримент оказался более слабым, я окончательно пришел в норму только через восемнадцать часов, а он…

– Хорошо, оставим его. Пойдемте, я не снимаю тогда его с полета, в других отношениях он мне подходит…

Они удалились. Я открыл глаза и осмотрелся. Сверкали ослепительной чистотой стены клинической комнаты, окно задернуто, горел свет. Я привстал на постели и отодвинул штору. На улице было уже темно, – значит, я провел здесь около десяти часов. Страшно хотелось есть, но это желание кто-то предвидел – на столике передо мной стояла париса, настоящая париса, а не блюда нашего надоевшего рациона, кроме того, в графине искрилась какая-то жидкость.

Когда я расправился с едой и снова лег, наслаждаясь ощущением приятной тяжести в желудке, открылась дверь и в комнату вошел Конд. С таким унылым видом, какой был у него, обычно ходят утешать родственников умершего. Впрочем, вид его соответствовал миссии: он на самом деле пришел меня утешать.

– Как чувствуешь себя, Антор? – спросил Конд, усаживаясь напротив.

Я набросил на лицо маску страдания:

– Ничего, сносно.

После этих вступительных фраз наступила пауза. Я молчал из любопытства, ожидая, что он скажет дальше, а Конд, видимо, просто не знал, как поддерживать разговор. Наконец, он раскрыл рот:

– Так вот, дружище… Скверно получилось… Что врачи говорят? Сможешь ты потом летать?

– Как будто смогу.

– Это хорошо. – Он вздохнул. – А об Арбинаде не жалей, никуда она не денется, назначат еще экспедиции, и мы с тобой… Зато сейчас останешься с Юрингой она будет очень рада.

– Конечно, рада, – подтвердил я, – только на что мы с ней жить будем…

– Я вам дам, у меня есть запас, потом вернешь когда-нибудь. – Конд оживился и полез в карман. – Тебе хватит восемьсот ти?

– Не нужно. Ты и так был слишком добр к нам…

– Возьми, не стесняйся… На Арбинаде еще нет магазинов, и мне они сейчас не нужны.

– Я не стесняюсь…

Мы снова замолчали. Я с трудом сдерживал улыбку, отлично понимая то чувство неловкости, которое он испытывал перед лицом свалившегося на меня, как ему казалось, несчастья. Однако какое-то озорство заставило меня продолжать эту невинную игру.

– А когда тебя выпустят, ничего не говорили?

– Говорят, скоро.

– Да, еще бы, они всегда спешат отделаться…

– Точно, Конд, спешат. Я слышал, что выпустят завтра.

– Завтра? Да я им… Я… Я пойду к этому главному мяснику и покажу ему! Они запомнят Конда на всю жизнь!

Я не выдержал и расхохотался:

– Брось, Конд, я здоров, и мы полетим вместе.

Он вытаращил глаза:

– Правда?

– Правда.

– Чего же ты дурака валяешь? Знаешь, что тебе за это следует?

Он схватил меня за плечо.

– Знаю, – ответил я, изо всех сил сжав ему руку.

– Тогда держись!

– Держись сам!

Я вскочил с койки, и мы схватились в шутливой борьбе. Каким-то нечеловеческим усилием мне удалось приподнять Конда над головой и бросить на постель. Отдышавшись, он удивленно посмотрел на меня.

– Силен… однако… Это что? Синзан что ли действует?

– Действует, Конд. Действует! – радостно воскликнул я и сел с ним рядом. Мы оба засмеялись. В эту минуту дверь отворилась и в комнату вошел недовольный врач.

– Это что такое? Что здесь происходит? Мазор Конд, вы почему сидите на постели? Немедленно встаньте и уходите отсюда, вы ведете себя неподобающе…

Конд виновато поднялся и погрозил мне.

– Извините, мазор, забылся, спасибо вам… Гоните его отсюда скорее. Он же здоров!

Махнув на прощанье рукой, Конд вышел.

* * *

Сегодня я перелистал свои записки. Перед глазами снова прошли картины пережитого. Вспомнились не отмеченные здесь детали, а некоторые события воссоздались так отчетливо, что казалось, они случились только вчера. Хорошие это были дни! Прочитав до конца, я машинально продолжил свои воспоминания, и, незаметно для самого себя, прошел сквозь весь период подготовки к экспедиции. Я вновь видел, как мы с Кондом с придирчивостью, бесившей инженеров фирмы и чиновников Государственной комиссии, принимали планетарный корабль «Эльприс», как мы подолгу копались в каждом узле, в каждом агрегате корабля, пока не убеждались в абсолютной надежности механизмов. Я мысленно провел все испытательные и тренировочные полеты в атмосфере Церекса, заново пережил неприятности, доставленные Мланом, после которых решил никогда больше не полагаться на другого и проверять все самому. И так день за днем, день за днем. Шагая в своих воспоминаниях от одного события к другому, я постепенно добрался до момента отлета на Арбинаду и тут спохватился. Ведь я же собирался писать все по порядку, а возвращаться еще раз к только что пережитым мысленно дням мне уже не хотелось. Тогда я пододвинул к себе листы и записал эти строчки, решив продолжать свои воспоминания дальше, не возвращаясь к упомянутым событиям. В конце концов, мои воспоминания всегда будут со мною, а эти записки ни для кого не предназначаются…


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю