Текст книги "100 знаменитых харьковчан"

Автор книги: Владислав Карнацевич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 49 страниц) [доступный отрывок для чтения: 18 страниц]

Виленкин воспитывает новое поколение космологов, но довольно часто буквально упрашивает студентов не заниматься этой наукой. «Космология лишь для тех, кто чувствует к ней чудовищную тягу», – считает Александр Владимирович. Он и сам занимается самыми разными проблемами – детальным исследованием космического излучения, исследованием гравитационных волн, но больше всего интересуется самыми общими вопросами. На вопрос о том, что больше всего интересует его как ученого, Виленкин отвечает: «Во-первых, какие параметры, называемые нами «природными константами», в самом деле являются постоянными, а какие только кажутся нам таковыми, потому что постоянство им придает лишь «выбранное» нами место наблюдения Вселенной? Быть может, окажись мы в другой части Вселенной, те же самые константы примут совсем иное значение. Во-вторых, я спросил бы волшебницу, почему в мире квантовой физики мы вынуждены оперировать вероятностными понятиями и оценками? Наконец, меня интересует, в чем заключена природа сознания».Зарубежная пресса открыто говорит, что Виленкина по гениальности можно сравнить со знаменитым Стивеном Хоукингом (кстати, Александр Владимирович был почетным гостем на торжестве в честь 60-летнего юбилея признанного гения в 2002 году, хотя и является оппонентом Стивена в науке). Мешает ему лишь излишняя застенчивость. Сам Виленкин скромно признается: «Вообще говоря, мироздание кажется мне сейчас еще бессмысленнее, чем прежде…» Представьте, что же может открыться, какой смысл действительно может найти этот ученый и его коллеги. Эта перспектива одновременно восхищает и ужасает.

Вишня Остап

Настоящее имя – Губенко Павел Михайлович

(род. в 1889 г. – ум. в 1956 г.)

Известный украинский писатель-юморист.

Ни для кого не секрет, что произведения, включенные в школьную программу по литературе, редко вызывают большой энтузиазм у учащихся. И, к сожалению, особенно это относится к произведениям литературы украинской. В чем тут дело? Ведь не в каком-то «отставании» ее от литературы русской? Наверное, не так хорошо и сами составители знают творчество украинских авторов, наверное, до сих пор остаются недостаточно изученными книги прекрасных поэтов и писателей Украины. Но есть писатель, чьи небольшие рассказы и сейчас читают не из-под палки. Они смешны сами по себе без скидок на время, на цензуру, на идеологическую подоплеку. Этот писатель – настоящий всенародный любимец Остап Вишня. Человек, которому суждено было стать одним из немногих представителей Украинского Возрождения 20-х годов, вышедших живыми из крепких объятий сталинской репрессивной машины.

Судьба Вишни полна житейских коллизий, и только его талант «скрасил» трагические страницы его биографии. Настоящее имя и фамилия писателя – Павел Губенко. Он родился 13 ноября 1889 года на хуторе Чечва Зеньковского уезда Полтавской губернии (сейчас село Грунь Ахтырского района Сумской области). Отец будущего писателя, Михаил Кондратьевич Губенко, был отставным солдатом, и всего в его семье было 17 (семнадцать) детей. Павел, вероятно, рос смешливым, подвижным мальчиком (предположить что-либо другое просто невозможно). Он закончил начальную, а затем двухклассную школу в Зенькове. Позже Павлу Губенко удалось поступить в Киевскую военно-фельдшерскую школу, которую он окончил в 1907 году. Во время Первой мировой войны Губенко был лекарем в 168-м Миргородском пехотном полку, затем работал в железнодорожной больнице.

В конце войны Губенко сдал экстерном гимназические экзамены и поступил на историко-филологический факультет в Киевский университет. Но учебу не окончил и остался без высшего образования. В конце 1917 года Губенко перешел на службу в санитарное управление министерства путей сообщения УНР. В составе министерства эвакуировался из Киева в Каменец-Подольский. Там он оставляет медицину и принимается за журналистскую деятельность. Некоторое время Губенко сотрудничал в эсеровской газете «Народная воля». Первый его фельетон был напечатан 2 ноября 1919 года и назывался «Демократичні реформи Денікіна (Фейлетон. Матеріалом для конституції бути не може)». Губенко взял себе псевдоним П. Грунский. Молодой фельетонист уже тогда обнаружил прекрасное чувство юмора, умение писать живым, сочным украинским языком. Это умение никуда не исчезло и впоследствии. Фельетоны же были настолько остры, что однажды редактор газеты, где работал Губенко, был оштрафован.

По окончании борьбы УНР с Советами журналист переезжает в Киев и вскоре оказывается в застенках ЧК. Причины ареста очевидны. Губенко вытащил из тюрьмы влиятельный тогда литератор Блакитный, который собирал в столичном Харькове коллектив журналистов для работы в новых советских изданиях.

С 1921 года Павел Михайлович начинает работать в газетах «Вісті ВУЦВК» и «Селянська правда», его начинают с удовольствием печатать и многие другие республиканские издания. В 1922 году он участвует в создании юмористического журнала «Червоний перець». 22 июля 1921 года в «Селянській правді» появляется фельетон «Чудака, їй-богу!», впервые подписанный псевдонимом Остап Вишня. С тех пор Павла Михайловича все друзья, знакомые и миллионы читателей называли именно так.

Короткие рассказы и острые заметки в газетах стали новым явлением в украинской литературе. Остап Вишня высмеивал зарождавшуюся бюрократию, традиционные человеческие пороки – лень, индивидуализм, зашоренность, необразованность и пр. Многие из них были свойственны как раз тем, с кем после отождествляли Вишню, – обычным украинским крестьянам. Но именно простые украинцы страстно полюбили «своего» Вишню. Один критик как-то отметил, что «писать рецензию на Остапа Вишню – это все равно, что писать рецензию на читателя». Народ с восторгом принимал юмор писателя, который некоторые зоилы называли грубым, мещанским, а потом и кулацким, буржуазным. Кстати, Остап Вишня подвергал уничижительной критике и наступления на украинизацию.

В Харькове писатель стал публиковаться не только в газетах, стали выходить книги Вишни. Среди них «Діла небесні» (1923), «Кому веселе, а кому й сумне», «Реп’яшки» (1924), «Вишневі усмішки сільські», «Вишневі усмішки кримські» (1925), «Щоб і хліб родив, щоб і скот плодився», «Лицем до села» (1926), «Вишневі усмішки кооперативні» (1927), «Вишневі усмішки закордонні» (1930). Усмешки Остапа Вишни – это, собственно, отдельный исконно украинский жанр. В 1928 году писатель издал четырехтомное их собрание. Книги Остапа Вишни продавались и в Украине, и в других республиках Союза, были переведены на множество языков и изданы колоссальными для тех времен тиражами. Всего вышло отдельными изданиями 150 книжек его юморесок, фельетонов, рассказов, сатирических миниатюр. Кроме того, писательпереводил на украинский язык произведения Гашека, Твена, Сухово-Кобылина. Кумирами же украинского юмориста с детских лет были выдающиеся его предшественники – Котляревский и Гоголь. Кстати, Максим Рыльский как-то сказал, что из всех украинских казаков народу лучше всего известны гоголевский Тарас Бульба и Остап Вишня.

Жена Варвара Алексеевна подарила Павлу Михайловичу двух детей – Марию и Вячеслава. В культурной жизни Первой столицы Остап Вишня стал одной из центральных фигур. Он дружил с людьми, определявшими лицо расцветшего в 20-е годы украинского искусства, – Амвросием Бучмой, Максимом Рыльским, Юрием Смоличем, Николаем Хвылевым, Александром Довженко и многими, многими другими. Часто бывал в других городах Украины, однажды с друзьями-писателями переплыл Днепровские пороги возле Запорожья. На квартире юмориста сначала на Сумской, а потом в знаменитом доме «Слово» на улице Культуры [15] собиралась вся харьковская богема. Устраивали посиделки, балагурили, конечно, шумно гуляли по центру города. И читали друг друга и друг другу, обменивались идеями, создавали самобытное явление – украинскую культуру первых лет советской власти.

Вишня никогда не был членом ни одной политической партии (ни во время Гражданской войны, ни потом – в коммунистическую эпоху). Зато он был членом литературных групп «Пролітфронт» и «Літературний ярмарок», помогал Блакитному организовывать «Гарт» и «Плуг», входил в состав Оргкомитета Союза писателей Украины. От почитателей творчества приходило множество благодарственных писем, телеграмм, в гости напрашивались «ходоки». И многие из них просили помощи, заступничества. Остап Вишня никому не отказывал, пользуясь своим влиянием, заходил в самые высокие кабинеты, добивался внимания к проблемам обратившихся к нему людей, в том числе и новыми фельетонами. Однажды председатель ВУЦИК Петровский пошутил: «Кто у нас, собственно, всеукраинский староста – Петровский или Вишня?».

Главным увлечением писателя была охота (кто же не знает просто уморительных, искрометных «Мисливських усмішок» Остапа Вишни!). На нее он ходил со своими друзьями, но любил и просто побродить, полюбоваться природой. Рассказывают, что после выходных Остап Вишня в болотных сапогах с ружьем за плечами шел по Благовещенскому базару, покупал дичь и с ней гордо появлялся на работе. Вообще, о Вишне существует масса анекдотов. Профессиональный юморист в жизни тоже был исключительно остроумным человеком, любил розыгрыши, постоянно травил какие-то байки – не то действительно о реальных событиях, не то – только что выдуманные.

В начале 30-х годов разворачивается волна репрессий против представителей украинской культуры. Погибает нарком Скрыпник, арестовывают Рыльского. В это страшное для будущего главного украинского советского поэта время его друг Губенко первым делом поехал в Киев поддержать семью опального поэта, потом писал письма с требованием пересмотреть дело Рыльского. Когда последнего выпустили, Остап Вишня предложил ему на время свою квартиру. Самоубийство же Хвылевого до глубины души потрясло писателя. Несколько дней он метался по своей квартире в «Слове». Прохожие поднимали голову, соседи боялись, что известный юморист сошел с ума.

25 декабря 1933 года был арестован и сам Вишня. Личное распоряжение дал сам глава республиканского ГПУ палач Балицкий. Новый год писатель провел под стражей. 3 января 1934 г. он признался в том, что осуществлял контрреволюционную работу на литературном фронте. Более того, что участвовал в организации покушения на Постышева. Существует рассказ о том, как следователь спросил, признает ли Вишня свое участие в подготовке убийства партийного деятеля в театре, на что писатель ответил: «Нет! Я люблю охоту и предпочитаю убивать вождей на свежем воздухе!» 23 февраля 1934 года Остап Вишня был приговорен к расстрелу, но вскоре высшая мера была заменена десятью годами исправительных лагерей.

Писатель был отправлен в Воркуту, а уже оттуда пешим этапом в Ухту на Печоре в Коми АССР. По дороге Вишня едва остался жив, перенеся «на ногах» тяжелое воспаление легких. Вот что рассказывают о его положении в лагере: «Маленький, щуплый, болезненный, с большими залысинами на седеющей голове и с большими живыми глазами, он в лагере был весьма одинок, несмотря на природное чувство юмора и писательскую общительность. Во всем лагере было два-три человека, с которыми Губенко был откровенен. В минуты такой откровенности он говорил: «Единственное, что меня радует и утешает в моем несчастье, – это то, что мне никогда больше не надо будет лгать…»Пришлось ему здесь вспомнить о своей первой специальности, работать в медицинском пункте.

Многие люди, осужденные на долгие сроки в концлагерях, не дожидались освобождения. Многим срок произвольно увеличивали, не спешили отпускать на волю. Но с Вишней вышло иначе. Шел 1943 год, предстояло освобождение Украины и, по одной из версий, сталинское руководство предложило Александру Довженко и Николаю Бажану составить список украинских деятелей культуры, которых можно было бы освободить из мест заключения, чтобы они продолжили работу на идеологическом фронте, пропагандировали возвращающуюся в Украину советскую власть среди местного населения. Война вообще заставила власти временно пересмотреть свое отношение к национальной политике. Вспомнили о русском национальном характере, а трудности, возникшие в первую очередь в Западной Украине, требовали и заигрывания с украинским народом. В списке, составленном Довженко и Рыльским, Вишня значился под номером один. Писателя вызвал к себе начальник лагеря, пристыдил, что в такое трудное для страны время он не сражается, а сидит, и приказал собирать вещи. Писатель вышел на свободу 8 октября.

Есть и другие подробности освобождения. В одном канадском журнале для представителей украинской диаспоры опубликовали фотографию Вишни. Авторы статьи критиковали сторонников сотрудничества с СССР, говорили о том, как сталинский режим обходится с талантливыми украинцами. Советское руководство сделало ответный пропагандистский шаг. Вишню освободили, привезли в Киев, устроили в журнал «Перець» (в нем писатель публиковался до конца жизни), помыли, одели, подкормили, и вскоре вышел журнал с фотографией довольного юмориста, в котором он сам насмехался над теми, кто говорил о его «выдуманных» страданиях.

Долгих десять лет Остап Вишня провел в лагере. Однажды, в 50-х, он, глядя на ночное небо, сказал сестре: «Звезду своей судьбы я всегда видел через решетку».

Появились новые фельетоны. (Например, мгновенно ставшая популярной «Зенітка».) После войны он издал еще ряд книг: «Самостійна дірка» (1945), «Зенітка» (1947), «Весна-красна» (1949), «Вишневі усмішки» (1950), «Мудрість колгоспна» (1952), «Великі ростіть» (1955), «Твори» в 2-х томах (1956). Продолжали издавать книги Вишни и после его смерти, в том числе собрание сочинений в семи томах. Каждый год после войны писатель приезжал в Харьков, где останавливался у сестры Марии. 25 октября 1955 года военный трибунал Киевского военного округа отменил постановление Коллегии ОГПУ, и дело Вишни прекратил из-за отсутствия состава преступления. А через год – 28 сентября 1956 года Остап Вишня умер. На его похоронаххор исполнял песню «Козака несуть…»

В Украине учреждена премия имени Остапа Вишни для писателей сатириков и юмористов. В Харькове на доме по улице Сумской, где жил писатель, висит мемориальная доска.В последние годы своей жизни Павел Губенко вел дневник. В нем он написал: «Просто не любив я печальних лиць, бо любив сміятися. Не переносив я людського горя. Давило воно мене, плакати хотілося… Я народний слуга! Лакей? Ні, не пресмикався! Вождь? Та Боже борони!.. Пошли мені, доле, сили, уміння, талану, чого хочеш, тільки щоб я хоч що-небудь зробив таке, щоб народ мій у своїм титанічнім труді, у своїх печалях, горестях, роздумах, ваганнях, щоб народ усміхнувся!.. щоб хоч одна зморшка його трудового, задумливого лиця, щоб хоч одна зморшка ота розгладилася!»

Воробьев Владимир Петрович

(род. в 1876 г. – ум. в 1937 г.)

Выдающийся анатом, создатель анатомического музея, руководил работами по бальзамированию Ленина.

Сколько копий было сломано вокруг вопроса о необходимости предать земле тело Ленина! Говорят о христианских ценностях, еще и еще раз подчеркивают все негативное, связанное с деятельностью «великого вождя». Для нас же, харьковчан, мавзолей Ленина – это памятник не только ему самому, это памятник выдающемуся ученому-анатому Владимиру Петровичу Воробьеву. До него никто и нигде ничего подобного не делал.

Бальзамирование Ленина было не просто научным экспериментом для Владимира Воробьева. На кону стояла его жизнь, ведь предложение заняться сохранением тела покойного лидера страны исходило от незабвенного Феликса Дзержинского. Не зря харьковский анатом ответил Борису Збарскому, сообщившему ему, что решение принято и «пути назад нет»: «Себя и меня погубишь…» Вопросы сохранения, консервации отдельных частей тела человека анатом поставил перед собой задолго до смерти Ленина. Препараты из рук, сердец, мозгов и т. п. Владимир Петрович изготовлял чуть ли не со школьной скамьи. Сохранение же человеческого тела целиком было сверхзадачей, но вряд ли Владимир Воробьев всерьез предполагал, что задача эта будет решена в такой момент и таким образом.

Владимир Петрович родился в состоятельной семье оптового торговца зерном в Одессе 14 (26) июля 1876 года. В семье Петра Воробьева было еще шесть девочек – так что Володя был, наверное, любимым ребенком. Получив традиционное домашнее воспитание, Владимир поступил в знаменитую ришельевскую гимназию, обучение в которой, правда, вспоминал с горечью. Ведь естественные науки в гимназии преподавались крайне слабо. Занятия греческим и уроки Закона Божьего тяготили будущего медика, а вот латынью и рисованием он занимался охотно. Владимир часто пропускал занятия в гимназии, зато дома с упоением читал не включенных в программу Пушкина, Толстого, Тургенева; общение с мужем одной из сестер, Рашеевым, сблизило его с прогрессивно настроенной болгарской диаспорой. Большое влияние на мальчика оказал и дядя-врач. С его подачи Владимир стал посещать Одесскую больничную прозектуру. Еще в гимназические годы он впервые притащил домой ампутированную человеческую ногу, которую выпросил для препарирования.

Таким образом, профессиональные устремления Владимира Петровича определились еще в самом юном возрасте. При Новороссийском университете тогда медицинского отделения не было, и поэтому Воробьев по совету дяди в 1897 году отправляется в Харьковский университет. Там с первого же курса он зарекомендовал себя как прилежный, влюбленный в медицину студент. В отличие от многих сверстников он не испугался работы с трупами, наоборот, именно это увлекло его. Молодой медик подолгу сидел за книгами, работал в небольшом анатомическом музее, сам готовил препараты. К тому времени в Харькове уже существовала хорошая традиция преподавания анатомии, была создана особая школа изготовления муляжей и препаратов [16] . Значительное место в работе кафедры уделялось и вопросам консервации трупов.

На Воробьева непосредственно большое влияние оказал Алексей Белоусов, анатом, известный не только в Харькове, но и за границей. Уже на втором курсе Владимир Петрович настоял на том, чтобы его допустили до научной работы кафедры анатомии. Воробьев попросил Белоусова, чтобы тот дал ему задачу для самостоятельной работы. Алексей Константинович, хоть и видел в ученике большие способности, поначалу скептически отнесся к возможностям того в столь юном возрасте работать над серьезными научными проблемами, поэтому дал задачу описательного характера. Но Владимир Петрович не смирился, потребовал усложнения и добился своего. К концу года Владимир Воробьев закончил работу о сосудах и нервах сухожилий стопы. Работа эта поразила маститых докторов тщательностью проработки новой для медицины того времени темой, зрелостью размышлений, оригинальностью поставленных опытов. Так Воробьев уже очертил круг своих приоритетных интересов – иннервация внутренних органов.

Не меньший успех ожидал и следующие научные работы студента Воробьева. На старших курсах он одновременно написал сразу два труда. Один – о сравнительной анатомии ворот печени, другой – о вывихах костей запястья. Обе работы были удостоены золотых медалей, за работу о воротах печени Воробьев был удостоен премии им. Алексеенко, труды были опубликованы. Кстати, отношение Владимира Петровича к публикациям – это особая тема. Харьковский анатом никогда не спешил печатать свои работы и создал свою теорию «отдыха» от публикаций. Этот «отдых» не помешал ему за свою жизнь опубликовать около 300 научных работ.

С первых же дней обучения в университете проявились не только выдающиеся способности Воробьева как ученого – работоспособность, уникальная память, творческое мышление, но и его левые настроения, принесшие его карьере немало вреда. В первый же год своей учебы Владимир был вовлечен в студенческое движение, участвовал во всех забастовках и собраниях. В 1905 году он возглавлял профессиональный союз младших университетских служащих, лечил раненых на баррикадах студентов, предоставлял помещение для подпольных собраний. В Харьковском медицинском обществе инициировал составление самых смелых резолюций. Среди его сотрудников и учеников всегда было немало участников восстаний, авторов прокламаций. Немудрено, что еще до революции 1905 года Воробьев попал в «черный список» органов надзора.

По окончании университета (в 1903 году он получил диплом лекаря с отличием) Воробьев был оставлен на кафедре анатомии. Еще на старших курсах он был назначен препаратором кафедры. С декабря 1903 года работал помощником прозектора. Все знали, что никто лучше молодого сотрудника не может приготовить препараты, своими руками анатом изготовил множество новых макетов, нарисовал сотни плакатов. В 1904 году Владимир Петрович был избран действительным членом Харьковского медицинского общества и первым в университете был представлен к престижной премии Грубера. С этого же года Воробьев наряду с работой на кафедре нормальной анатомии в университете начал читать курс общей анатомии в университетской акушерской школе, а в 1905?1906 годах – в фельдшерской школе при Харьковской губернской земской больнице.

В 1906 году после возобновления нормальной работы университета Воробьев был назначен прозектором. Тогда он жил в комнате при анатомическом театре, на нем лежала огромная нагрузка в связи со все увеличивающимся количеством студентов. Два прозектора готовили научные материалы, препараты к лекциям и практическим занятиям, пополняли учебный музей. При этом Владимир Петрович вел и самостоятельный курс препарирования. Произошли перемены и в личной жизни прозектора. Вопреки желанию родственников с обеих сторон он обвенчался с секретарем деканата медицинского факультета Александрой Владимировной Кривцовой. С тещей отношения сразу не заладились, и молодые сняли квартиру в доме на улице Мироносицкой. Летом вместе с супругой Владимир Воробьев отправился в первую свою заграничную командировку.

Харьковский ученый посетил Австрию и Италию. Более всего его интересовало музейное дело. Музей при медицинском факультете в Харькове Воробьева совершенно не устраивал. Он напоминал молодому доктору кунсткамеру – там было немало диковинок, но они не были систематизированы, многие части человеческого тела не были представлены. В Италии Воробьев с увлечением изучал живопись и скульптуру, в первую очередь – творения обратившихся к теме красоты человеческого тела Микеланджело и Леонардо. В Италии чета Воробьевых подружилась с известным художником Борисом Кустодиевым. Вообще Владимир Петрович не был чужд искусству. Он играл на рояле, обожал оперу, часто во время работы напевал любимые арии. Обладая блестящей памятью, медик любил декламировать стихи русских поэтов. (Студентов же Воробьев поражал тем, что мог не только дословно процитировать высказывания по тому или иному поводу разных ученых, но и привести номер страницы в книге, откуда взята цитата.) Владимир Петрович уже в конце жизни в одной анкете писал, что владеет тремя иностранными языками – французским, немецким и болгарским. Он указал только те языки, которыми владел в совершенстве. Друзьям же жаловался на то, что «недостаточно» знает английский, польский, сербский и чешский языки: «Читаю без словаря, все понимаю, но говорю – слабо…»

В конце 1907 года Владимир Воробьев завершил пятилетнюю работу над планом создания учебного анатомического музея Харьковского университета. К тому времени подобных заведений в Российской империи было три, и четвертым стал музей Воробьева. Харьковский подвижник не только тщательно подобрал и расставил экспонаты в необходимом для усвоения учебной программы порядке, но и разработал ряд новых методов для сохранения препаратов, их цвета и формы. Техника обезжиривания, отбеливания и просветления костей, наиболее выигрышная с учебной точки зрения их распиловка; окраска, маркировка и крепление, обработка связок и мышц, наливка сосудистой системы – все это нашло отражение в труде молодого педагога «К вопросу об устройстве анатомических учебных музеев», ставшее бесценным пособием для анатомов России и мира.

Алексей Константинович Белоусов уже давно видел талантливого ученика своим преемником в качестве руководителя кафедры. В марте 1908 года тяжело больной ученый в письме министру доказывал, что лучшим кандидатом на его место является Воробьев. В мае Алексей Константинович умер. В том же мае Воробьев защищал докторскую диссертацию на тему «Иннервация сухожилий у человека». Защита прошла с успехом. Воробьев впервые применил свой метод «просвечивания» препаратов электрическим светом, что позволило ему видеть все нервы сухожилия. Кроме докторской, в 1908?1909 годах у Воробьева вышли в свет и другие работы: «О поперечных перешнуровках желчного пузыря», «О веществах и аппаратах для обезжиривания костей», уже упоминавшийся труд об устройстве учебных музеев.

Но в сентябре 1908 года заведующим кафедрой был назначен гистолог реакционер Кульчицкий. Воробьеву же поручили читать ответственный курс нормальной анатомии. В том же году у Воробьевых родилась дочь Ирина. (Сын Юрий появился на свет через два года.) Владимир Петрович начал читать курс нормальной анатомии на частных Высших женских медицинских курсах, общую и специальную анатомию зубов в зубоврачебной школе Кривопускова. Тем временем в полицейских рапортах продолжала упоминаться его фамилия как постоянного участника сомнительных собраний и антиправительственных банкетов. В досье Владимира Петровича было написано: «Иметь в виду по поводу его кандидатуры в Харькове».

В мае 1909 года харьковский медик опять предпринял заграничную командировку, посетил знаменитого немецкого анатома Леопольда Штиду. Известна история о том, как, ожидая в кабинете своего именитого коллегу, Воробьев, чтобы убить время, отпрепарировал полукружные канала на височных костях, лежавших на столе профессора. Работа эта требует немало времени и большого искусства, и Штида был так восхищен, что изменил тему пары и после перерыва рассказал немецким студентам о полукружных каналах, показал препараты и представил ученикам русского анатома. У Штиды Воробьев занимался исследованием нервов желудка. Владимир Петрович открыл особое нервное сплетение, лежащее под серозной оболочкой желудка собаки.

Но анатом с мировым именем никак не мог получить признания вышестоящего начальства. Заведовать кафедрой нормальной анатомии в Харькове был назначен проработавший пятнадцать лет тюремным врачом в Таганроге Зоммер. Воробьев впоследствии рассказывал, что не мог без смеха смотреть на то, как его начальник делает разрез. Владимир Петрович утверждал, что Зоммер требовал от студентов лишь знания описательной номенклатуры, запретив задавать вопросы, «каким путем и в силу каких причин». Сам же Воробьев к тому времени вполне утвердился во мнении, что именно выяснение причинных связей, функционального назначения органов в связи с их формой, изучение организма в целом является главной задачей анатома. Крупный ученый не мог быть удовлетворен ролью средневекового книжника, знающего миллион названий и не желающего понимать, почему все именно так, а не иначе.

В 1910 году Воробьев был приглашен для чтения лекций по анатомии в женском медицинском институте Харьковского медицинского общества. В следующем году он подал документы на конкурс на замещение должности профессора кафедры анатомии в Юрьевском университете. Баллотировка закончилась убедительной победой харьковского медика, которого сторонники его кандидатуры считали безусловно наиболее даровитым из всех кандидатов. Но Министерство просвещения не утвердило результатов конкурса и назначило профессором местного, юрьевского доктора, против которого проголосовали его же коллеги по университету. В 1913 году при еще более загадочных обстоятельствах, возмутивших многих докторов по всей России, Воробьев не получил аналогичной должности в Варшаве. Возможно, решающую роль сыграло письмо бывшего завкафедрой анатомии Харьковского университета Кульчицкого, в котором он, вроде бы хваля своего бывшего подчиненного, отмечал вскользь его «преувеличенное о себе понятие и порядочный запас дерзости к себе равным при несомненной почтительности к старшим».Кроме того, Кульчицкий писал, что Воробьев, конечно, «прекрасный анатом, чрезвычайно умелый техник… со студентами требователен, как преподаватель исполнителен и усерден. Немножко интриган. У него были грехи в прошлом. Он принадлежал к освободителям в 1905 году, но давно с этим покончил, так как никаких политических убеждений не имеет, хотя и говорит об них когда-нибудь».

Свое право на некоторую исключительность Владимир Петрович доказывал не только в прениях, но и неустанной кропотливой работой в препараторской, анатомическом музее, в библиотеке… Однако напряженная работа на «нескольких фронтах» была явно неадекватна финансовой отдаче. Возможно, это было одной из причин ухудшения отношений с женой. Впрочем, главным стало другое трагическое событие. Летом 1914 года семья Воробьевых отдыхала на даче в Кочетке (сейчас Зачепиловский район Харьковской области). Весть о начале войны заставила Владимира Петровича срочно отбыть в Харьков. После его отъезда неожиданно заболел Юрий. Александре Владимировне не удалось вовремя найти квалифицированного врача, и сын умер. Владимира Петровича рядом не оказалось, он вообще ничего не знал ни о болезни, ни о кончине ребенка. Жена, охваченная горем и обидой на мужа, собрала вещи, взяла с собой дочь и уехала к родственникам в Москву. Воробьев узнал обо всем с большим опозданием, и вернуть жену ему уже не удалось.

Во время войны Воробьев возглавлял санитарный отряд студентов. В 1916 году, наконец-то, ему было присвоено профессорское звание в женском медицинском институте «без прав по государственной службе и без пенсии», а в марте 1917 года революция вручила Воробьеву ту должность, которую он заслужил давным-давно, – заведующего кафедрой нормальной анатомии на медицинском факультете университета. Лекции профессора всегда вызывали огромный интерес, он читал их, не заглядывая в бумаги, постоянно вводил в курс новейшие данные науки, использовал большое количество лично изготовленных наглядных пособий, на экзаменах был требователен, но справедлив. Несколько раз студенты преподносили ему букеты со вложенными записками «За печень», «За сердце» и т. д.

Обеспечивать непрерывность научного и образовательного процесса, в то время как город переходил из рук в руки, было очень тяжело. Пришлось приспосабливаться к новым условиям. Так, например, Воробьев с коллегами основали Артель врачей и художников-специалистов, производившую муляжи органов человеческого тела для Главного военно-санитарного управления Временного рабоче-крестьянского правительства Украины. Макеты предназначались для пропаганды здорового образа жизни и ликвидации безграмотности населения в области знаний о человеке. Естественно, это было способом заработать какие-то деньги. Но все-таки профессор не смог справиться со всеми сложностями войны. Судя по всему, Воробьеву надоели постоянные вооруженные столкновения, террор со всех сторон, угрозы расправы реакционеров во времена правления Деникина… Владимир Петрович в декабре 1919 года поехал к родным в Одессу, а через месяц эмигрировал с семьей Рашеевых в Болгарию. В Софийском университете медицинский факультет открылся лишь за два года до прибытия харьковского ученого, и в становлении высшей медицинской школы Болгарии огромную роль сыграли как раз эмигранты из России.