Текст книги "Магический Театр"
Автор книги: Владислав Лебедько
Жанр:
Психология
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)
проруби, – они же на ямах? Зачем за дровами в лес через город было ехать? Почему царь в
бочку его со своей дочкой посадил и по морю пустил? Почему Емеля всегда противился,
когда нужно что-то делать, а как царевна предложила ему красавцем стать, так согласился
сразу? Это только часть вопросов, возникающих при чтении всем известных сказок.
Почему солдат стоял у башни одинокой на часах? Это – из сказки «Елена Премудрая».
Почему тридцать лет? Почему он выпустил чёрта? И вообще – полная бессмыслица,
казалось бы, когда чёрт говорит жалующемуся ему голодному солдату: «ступай ко мне во
дворец, у меня есть три дочки красавицы, ты будешь за ними присматривать, а они за это
тебя кормить будут». Какой нормальный отец, – даже чёрт, – спокойно оставит красавиц
дочек на молодого солдата и ещё кормить его за это будет! Что это за солдат, и что это за
красавицы? И что за присмотр такой? И так далее и тому подобное…
А самая мистическая алхимическая и насыщенная смыслом, пожалуй, сказка «Пойди
туда – не знаю куда, принеси то – не знаю что». Тоже с детства мысли становились в
тупик: как это можно туда – не знаю куда сходить, и то – не знаю что принести?
И так, если присмотреться, – в каждой сказке. Вопросы, вопросы и вопросы…
Можно было отмахнуться и пропустить это всё под маркой – «художественный
вымысел», но что-то внутри не давало покоя.
89
И вот, наконец, однажды, свершилось. Произошло осознавание, озарение, что можно
попытаться в Магическом Театре, по не совсем классической для него схеме, под
немножко другим углом зрения проиграть, поставить сказку и посмотреть – что
получится. В МТ ведь исполнители ролей воспринимают состояния отображаемых
образов и личностей, и отвечают на вопросы о своей сути, вот и подумалось, что можно
будет поспрашивать – вот те самые вопросы, приведённые выше и многие другие. И
однажды решили, и поставили сказку и поспрашивали … Но такой мощи и благодати мы
не ожидали…
Оказалось, что каждая известная русская народная сказка имеет своё чёткое
смысловое жизненное и чувственное пространство. Есть сразу несколько уровней
смысловых сюжетов, несколько уровней или слоёв сведений об устройстве мира,
человека, человеческого общества и основах жизненных процессов, глубоко скрытых и
разворачивающихся послойно, – они же – ключ или вход в особое состояние, состояние
озарения и целостности. В сказке нет ни одного случайного пустого слова или образа, и
каждый образ имеет несколько уровней смысла и несколько срезов смысловых
взаимосвязей с остальными образами, и участвует в отображении и образовании многих
смыслов. И раскрывать их можно очень долго; у нас работа шла, пока хватало сил и
сохранялось общее чувство осмысления. Причем силы и желание заканчивались примерно
одновременно – как раз к концу прохождения нескольких наиболее видных и явных слоёв
смысла. Мы заканчивали, когда приходило чувство завершения процесса, но всем было
ясно, что там ещё много всего. После завершения процесса раскрытия сказки, на всех
участников опускалось очень благостное светлое и радостное состояние, сказка жила в нас
и светила нам своим светом.
Работа происходила так: собиралась группа людей, знакомых с работой в
Магическом Театре. Договаривались ставить или раскрывать сказку, выбранную общим
голосованием, выбирали сказку и распределяли роли по ощущению – кому какую
захочется, у кого на что откликнется. Попутно, смотря, какая была сказка, решали
терапевтические задачи, на соответствующие роли становился человек с личным
запросом, который прорабатывался им через проживание пути главного героя.
Самой первой сказкой раскрытой таким образом была «Курочка ряба», в других
вариантах просто «Яичко». Мы не приводим её здесь, во-первых, потому, что уже есть
хорошее напечатанное толкование и, во-вторых, потому, что сказка эта настолько
гениально проста, что её толкование можно свести либо к двум-трём строчкам, либо
писать целую книгу. Две-три строчки эти вот какие: в сказке «Курочка ряба»
рассказывается о том, как в мире людей зародился – появился способ мышления – не
прямой, а посредством образцов, отпечатков ранее осмысленного. И восприятие мира,
таким образом исказилось, люди потеряли вИдение.
А одной из первых сказок, кажется третьей, раскрытой таким образом, была «По
щучьему велению». Классическая, известная всем, набившая, можно сказать, оскомину
своим привычным «общепринятым» и, всё же, не совсем понятным «смыслом» и
регулярным поминанием Емели. Дело, к тому же, происходило в майском лесу. У одного
из участников группы был запрос, вкратце формулирующийся так – «предназначение,
путь человека на Земле».
Он и стал Емелей. Сначала прочли вслух сказку, прослушали её внимательно.
Потом остальные участники разобрали роли. Были у нас Щука, Река с прорубью,
Печь. Избу и Дубину играл один и тот же человек. Были еще Сани, Невестки, Офицер,
Набольший вельможа, Царь, Марья-царевна и Емеля.
Раздали Зеркала… Состояния, в отличие от обыкновения, пришлось раздавать
Ведущему.
И, постепенно, работа пошла. Каждый превратился в исследователя, своеобразного
охотника за смыслом. Это несколько отличалось от среза и направленности работы в
«обычном» МТ, но было не менее живо и интересно. Сначала переключались и
90
раскачивались с трудом, но постепенно, после нескольких удачных вопросов Ведущего,
которые были интересны всем, работа постепенно пошла, и пошла глубоко. Смысл
осознавался всеми по очереди, в зависимости от того, на ком был фокус. Иногда смысл
открывался всем одновременно, иногда – Ведущему. И было ясно, что сказка живая, и она
манит в себя и желает быть раскрытой. Она для этого и создавалась…
Исследование сказки «По щучьему велению».
« По щучьему веленью».
В одной деревне жил-был старик. У него было три сына: двое умных, третий -
дурачок Емеля.
Старшие братья работают, а Емеля целый день на печке лежит и ничего не делает.
Кто такой Емеля, почему дурачок и почему именно на печке лежит, а не на лавке,
например. И так почти всю сказку… И почему ничего не делает? Вот первый вопрос,
который возник. И что там братья за работу делают?
Вот однажды уехали братья на базар, а бабы, невестки, давай посылать его:
– «Сходи, Емеля, за водой». А он им с печки: – «Неохота»...
– «Сходи, Емеля, а то братья с базара воротятся, гостинцев тебе не привезут».
– «Ну ладно».
Что это за невестки? Почему они пугают Емелю возможным лишением гостинцев? И
что это за братья? Почему Емеле неохота идти за водой? Это обычная лень или что-то
другое?
Слез Емеля с печки, обулся, оделся, взял ведра да топор и пошел на речку.
Прорубил лед, зачерпнул ведра и поставил их, а сам глядит в прорубь. И увидел Емеля в
проруби щуку. Изловчился и ухватил щуку в руку: – « Вот уха будет сладка»!
Почему именно зимой идёт действие? Почему не в лес Емеля пошёл, и не с лешим или
деревом разговаривал? Почему именно с рыбой дело завязалось? Откуда щука зимой в
проруби, – известно же что щуки, как и всякая рыба на зиму в ямы на дно прячется? Зачем
Емеля глядел в прорубь, после того, как он воды набрал? Можно же было идти домой,
скорей на печь… Дальше: как это так – очевидный, вроде, дурачок – простофиля -
лежебока Емеля не только увидел щуку, но и ещё оказался так проворен и ловок, что
сумел выхватить щуку из воды, что в реальном мире, наверное, возможно для считанных
мастеров? Что это за щука такая, которую можно выхватить из проруби, и что это за
прорубь, где водятся такие щуки? Может быть, это символы чего-то? Чего? Почему
человеческим голосом говорит щука? Возможно ли это? В сказке каждое нелепое, или ещё
как-то отличающееся от общепринятого, гладкого, простого смысла место, служит
указанием на вход в более глубокие слои сути. Есть сказки, состоящие почти из одних
нелепиц и, тем не менее, живущие в веках, например, та же «Курочка Ряба». И что
означает желание сладкой ухи Емелей? Ведь ясно же, что прорубь и щука символизируют
что-то. Может и уха тоже символ?
Емеля – дурак – для того, чтобы ум не мешал ему вИдеть мир и учиться. Умный
думает, что уже знает, что ему надо и, поэтому, не учится и не вИдит мир, а для лёгкости
подгоняет его под свои представления и видит то, что хочет видеть или то, что решил
видеть.
Братья его именно такие – умные – и работают они в обществе и для общества, чтобы
оно их оценило и одобрило; и этими «благами» невестки соблазняют Емелю. Он же
познаёт себя, лёжа на печке.
91
Зима – свободное время от уборочной страды, подходящее время для учения, и оно,
учение, начинается тогда, когда есть для него желание души. Емеля был внимателен к
миру, он слушал и чувствовал себя и мир, и потому увидел щуку в проруби – здесь щукой
кроме всего прочего обозначен шанс, достаточно редкий, но реальный, шанс осознать
себя или Дух, Душу в себе. И бдительный Емеля воспользовался им – ухватил вниманием
(здесь рукой) нечто в своём сознании и в своём внутреннем мире.
Вдруг щука говорит ему человечьим голосом: – «Емеля, отпусти меня в воду, я тебе
пригожусь». А Емеля смеется: -«На что ты мне пригодишься? Нет, понесу тебя домой,
велю невесткам уху сварить. Будет уха сладка.» Щука взмолилась опять:
– «Емеля, Емеля, отпусти меня в воду, я тебе сделаю все, что ни пожелаешь».
Почему Емеля не удивился, что щука говорит? Опять вопрос – что же это за щука
такая, что исполняет желания? И что за намерение и состояние показывает Емеля, когда
заключает договор и проверяет его соблюдение?
Он был готов, потому и не удивился. Он знал или чувствовал язык Духа, язык
намерения, и потому бесстрастно проверил, что это за сила, пригрозив сварить щуку. И
сила проявила себя.
– «Ладно, только покажи сначала, что не обманываешь меня, тогда отпущу». Щука
его спрашивает: – «Емеля, Емеля, скажи – чего ты сейчас хочешь?
Именно – не что «тебе нужно» а то, «что ты сейчас хочешь», спрашивает щука и видно,
что это связано с желаниями Души, с хотениями, с охотой а не с обязанностями, то есть
сила щучья относится к внутреннему миру человека, к его душевным состояниям и
порывам. Проще говоря, здесь рыба-щука отображает душу человека – Емели в данном
случае, плавающую в общемировой душе, и бдительный – внимательный Емеля выступает
как символ ученика ищущего себя в этом мире. И учится Емеля слушать и осознавать,
видеть свои желания, их силу, – самые простые, святые, естественные свои желания. А не
тот образ, который нужен для того, чтобы стать сильным или умным. Те простые свои
желания и чувства, которые мы, в современном мире, наоборот, прячем поглубже,
пытаясь быть кем-то лучшим, но не собой. Щука-Душа учила Емелю быть именно собой.
И почему же, всё-таки, он отпустил щуку, хотя мог её и сварить? И на этот вопрос
нашёлся ответ: оказалось что изготовление ухи означало бы остановку в познании на
уровне овладения каким-то ремеслом, позволяющим кормиться, жить. Емеля был не
глупец, и пошёл дальше, преодолев зов первичных потребностей. И научившись
принимать их и удовлетворять.
– «Хочу, чтобы ведра сами пошли домой, и вода бы не расплескалась»…
Щука ему говорит: – «Запомни мои слова: когда что тебе захочется – скажи только:
"По щучьему веленью, по моему хотенью.» Емеля и говорит: – «По щучьему веленью, по
моему хотенью – ступайте, ведра, сами домой»… Только сказал – ведра сами и пошли в
гору. Емеля пустил щуку в прорубь, а сам пошел за ведрами. Идут ведра по деревне, народ
дивится, а Емеля идет сзади, посмеивается...
Что означает желание – чтобы вёдра сами домой пошли, и что значит – «по щучьему
велению по моему хотению»? Что здесь символизирует щука и что – моё хотение? Почему
народ дивится происходящему, вроде бы понятно – чудо ведь, но и тут есть смысл – люди
удивляются простому и лёгкому удовлетворению внутренних желаний, ладу в себе,
видимо, не у всех так бывает. Емеля отпустил щуку в прорубь, то есть, он соблюдает
соглашение, он честен и тем показывает одушевлённому миру, что с ним можно
сотрудничать. Следующий слой смысла – он, столкнувшись с силой души, осознал её суть
и понял, что безраздельно ей владеть невозможно, нельзя держать её в узде, а можно
только соприкасаться и пропускать, проводить через себя, и потому стал созерцателем, он
понял что всегда есть он, всегда есть река и всегда можно сходить к проруби…
«По щучьему велению, по моему хотению» означает единство Души и Духа, то есть
Душа велит хотеть, а Дух проводит эту волю. Не хотеть совсем нельзя и лучше уж тогда
хотеть правильно, в согласии со щучьим – душевным велением, которое отображает ещё и
92
мировую душу, её суть, желания и устройство. А осознание Емелей своей души было ещё
и осознанием одушевлённости мира.
Зашли ведра в избу и сами стали на лавку, а Емеля полез на печь.
Прошло много ли, мало ли времени – невестки говорят ему: – «Емеля, что ты лежишь?
Пошел бы дров нарубил». – «Неохота»… – «Не нарубишь дров, братья с базара
воротятся, гостинцев тебе не привезут».
И всё же – кто такие эти бабы-невестки? Почему всё происходило без отца, который
помянут зачем то вначале? Каких гостинцев братья должны привезти? Что означают
дрова?
Бабы невестки оказались природными естественными потребностями тела для жизни
без удовлетворения которых, охота это делать или неохота – не важно, не может
нормально жить никто, даже великий аскет Будда в один прекрасный день стал есть пищу
и исповедовать умеренность во всём. Отец, конечно же, означает Творца и потому явно не
присутствует, но именно в начале сказки обозначен. Братья – это и другие люди, которые
заняты жизнью в обществе (у них нет времени на исследование себя) и, одновременно,
само общество, представляющее для нежелающего с ним соглашаться, опасность. Но если
Емеля сотрудничает, то есть ходит за водой, дровами и т.д., сам о себе заботится, то он
хоть и «дурак», но не сумасшедший, и его можно не трогать, пусть себе живёт. Подарки
обещанные, – это здесь одобрение других людей.
Емеле неохота слезать с печи. Вспомнил он про щуку и потихоньку говорит:
– «По щучьему веленью, по моему хотенью – поди, топор, наколи дров, а дрова – сами в
избу ступайте и в печь кладитесь»…
Емеля на печи и забыл про щуку и про её возможности, и явно не был привязан к
обладанию силой, что этим местом сказки подчёркивается уже второй раз. Лёжа на печке,
он был чем то занят. А именно, сознаванием себя, странствием в мире своего сознания...
Печь здесь означает самость, Божью искру, внутренний огонь, свет и пространство
своего сознания, в котором Емеля стремился всё время находиться и выходил оттуда с
видимой неохотой, особенно поначалу, и только для совершения самых необходимых
действий. То есть он был занят практически постоянным самосозерцанием.
Топор выскочил из-под лавки – и на двор, и давай дрова колоть, а дрова сами в избу
идут и в печь лезут. Много ли, мало ли времени прошло – невестки опять говорят: -
«Емеля, дров у нас больше нет. Съезди в лес, наруби». А он им с печки:
– «Да вы-то на что?» – «Как мы на что?.. Разве наше дело в лес за дровами ездить?» -
«Мне неохота»… – «Ну, не будет тебе подарков».
Но, тем не менее, мир регулярно напоминает о себе, и дело касается уже не воды –
здесь символа Душевной глубины и силы Души и Духа как действующей единицы. Дело
касается дров, которые здесь означают ещё и впечатления событий мира для поддержания
внутреннего Божественного огня – живого интереса к миру, и знаний о внешнем мире,
которые тоже приходится именно добывать, как и дрова, своеобразным трудом внимания.
Но теперь это уже гораздо легче, так как освоен новый способ осмысления и свершения –
не хаотический и инстинктивный как прежде, а единство сознательного желания и
намерения. Здесь невестки-потребности как раз и учат его, как их удовлетворять. Емеля,
было, попробовал это дело на них свалить, да не тут то было, законы естества нарушать
нельзя никому, да и не нужно, естество же естественно. Здесь сказка учит и этому
очевидному – не надо воевать со свое природой, лучше следовать ей.
Делать нечего. Слез Емеля с печи, обулся, оделся. Взял веревку и топор, вышел на двор
и сел в сани: – «Бабы, отворяйте ворота!» Невестки ему говорят: – «Что ж ты, дурень,
сел в сани, а лошадь не запряг?» – «Не надо мне лошади.»
Невестки отворили ворота, а Емеля говорит потихоньку: – «По щучьему веленью, по
моему хотенью – ступайте, сани, в лес сами»…
Поездка за ворота означает начало необходимой, хоть и вынужденной работы по
осознанию внешнего мира. К этому моменту Емеля уже научился управлять собой –
93
ворота ему открывали невестки, лошадь, то есть обычное внимание, не нужна, значит,
какие-то внутренние силы уже оказались послушными его воле. Санное путешествие
здесь означает путешествие сознания одновременно и во внешнем и во внутреннем мире ,
который отображает внешний.
Сани сами и поехали в ворота, да так быстро – на лошади не догнать.
А в лес-то пришлось ехать через город, и тут он много народу помял, подавил. Народ
кричит: "Держи его! Лови его!», а он знай сани погоняет. Приехал в лес: – «По щучьему
веленью, по моему хотенью – топор, наруби дровишек посуше, а вы, дровишки, сами
валитесь в сани, сами вяжитесь»… Топор начал рубить, колоть сухие дерева, а дровишки
сами в сани валятся и веревкой вяжутся. Потом Емеля велел топору вырубить себе
дубинку – такую, чтобы насилу поднять. Сел на воз: – «По щучьему веленью, по моему
хотенью – поезжайте, сани, домой»…
Зачем ехать в лес через город? Зачем людей в нём давить? Что это за город, что за
люди? Город – это мир обычных людей, который Емеля, будучи сам человеком, миновать
в своём путешествии сознания никак не может. Люди в городе – это облики людские,
личины, создаваемые для обмана, которые по существу давить не жалко, хоть они и
бранятся и угрожают расправами. Дубинка – это сила и средство преображения личин,
которое только силой, усилием делается.
Сани помчались домой. Опять проезжает Емеля по тому городу, где давеча помял,
подавил много народу, а там его уж дожидаются. Ухватили Емелю и тащат с возу,
ругают и бьют. Видит он, что плохо дело, и потихоньку: – «По щучьему веленью, по
моему хотенью – ну-ка, дубинка, обломай им бока». Дубинка выскочила – давай колотить.
Народ кинулся прочь, а Емеля приехал домой и залез на печь.
Почему именно бока обломать а не поубивать, например? А просто бока – края -
наиболее явный символ формы, а убивать совсем личины не стоит, они зачем-то нужны. И
не простая это вещь, работа с личинами и образами, повторять её приходится,
пробиваться усилием, с боем – так велика вяжущая сила образов.
Долго ли, коротко ли – услышал царь об Емелиных проделках и посылает за ним
офицера: его найти и привезти во дворец.
Царь – хозяин, реальный властелин. Чем-то его заинтересовали Емелины проделки.
Он почему-то не велит заточить Емелю в острог, например, а посылает офицера привести
Емелю к нему. Здесь офицер – символ простой силы иерархического социального
подчинения-управления и, одновременно, его появление – первое испытание, поскольку
царь не намерен уничтожать Емелю, и Емеля царю зачем-то нужен. Зачем? Царю нужен
достойный преемник.
Приезжает офицер в ту деревню, входит в ту избу, где Емеля живет, и
спрашивает: – «Ты – дурак Емеля?» А он с печки: – «А тебе на что?» – «Одевайся скорее,
я повезу тебя к царю.» – «А мне неохота»… Рассердился офицер и ударил его по щеке. А
Емеля говорит потихоньку: – «По щучьему веленью, по моему хотенью – дубинка,
обломай ему бока»... Дубинка выскочила – и давай колотить офицера, насилу он ноги унес.
«Дурак» – это уже здесь что-то вроде звания или статуса, и, кстати Емеля здесь не
назвался – «я мол дурак», он сразу стал в корень смотреть. Дубинка как сила
трансформации личин, которые, в свою очередь, создаются для общественного -
иерархического употребления, и здесь помогла преодолеть теперь уже давление силы
общества в лице офицера. То есть, Емеля доказал свою самостоятельность и
независимость от мнения общества, независимость от общественного мышления. Показал
царю свою самость, – то, что его стоит учить дальше.
Царь удивился, что его офицер не мог справиться с Емелей, и посылает самого
набольшего вельможу: – «Привези ко мне во дворец дурака Емелю, а то голову с плеч
сниму». Накупил набольший вельможа изюму, черносливу, пряников, приехал в ту
деревню, вошел в ту избу и стал спрашивать у невесток, что любит Емеля.
94
– «Наш Емеля любит, когда его ласково попросят да красный кафтан посулят, – тогда он
все сделает, что ни попросишь».
Царь, как властитель, сразу почувствовал преемника (так сразу сообщили фигуры –
исполнители ролей), но порядок есть порядок – от простого к сложному и от малого к
большому, потому офицер и был первым, – заметим, что без войска, то есть символом
своеобразного посвящения.
Набольший вельможа означает силу уже совсем иного порядка. Это разум -
распорядитель, который планирует и обдумывает действия, организует события,
осмысливает и понимает причины и следствия и способен в них разобраться. Для него
важен результат, а не способ, и имеется большое разнообразие путей достижения цели.
Набольший вельможа дал Емеле изюму, черносливу, пряников и говорит: – «Емеля,
Емеля, что ты лежишь на печи? Поедем к царю». – «Мне и тут тепло»... – «Емеля,
Емеля, у царя тебя будут хорошо кормить-поить, – пожалуйста, поедем.» – «А мне
неохота»... – «Емеля, Емеля, царь тебе красный кафтан подарит, шапку и сапоги».
Емеля подумал-подумал: -« Ну ладно, ступай ты вперед, а я за тобой вслед буду».
Набольший вельможа понимает, что силой не возьмёшь, и сулит еду, кафтан шапку и
сапоги, то есть телесное и чувственное удовлетворение и удовлетворение тщеславия. Это
привлекло Емелю по природной склонности людей к удовольствию и по причине своей
новизны и неизведанности, и было очередной проверкой-испытанием. К тому же, Емеля
хорошо понимал к чему дело идёт.
Уехал вельможа, а Емеля полежал еще и говорит: – «По щучьему веленью, по моему
хотенью – ну-ка, печь, поезжай к царю»... Тут в избе углы затрещали, крыша
зашаталась, стена вылетела, и печь сама пошла по улице, по дороге, прямо к царю.
Почему на печи, не на санях, например и не с избой уж вместе? Здесь сложное
перемешивание смыслов получилось. Печь здесь выступает, как символ внутренней силы
печища – внутреннего пространства, которое освоено, осознано, которому хозяином
являешься. А почему не изба целиком? А потому, что на встречу с царём можно выйти с
тем, чему сам царь. Изба же, в данном случае, есть не только внутреннее пространство,
которое подвергается проверке, но и весь мир Емели, а ему на тот момент он хозяином
ещё не был. Вот и решил ехать не печке и показать силу, потому что уже понимал и
предчувствовал, что его ждёт. А ждёт его посвящение в царя.
Царь глядит в окно, дивится: – «Это что за чудо?» Набольший вельможа ему
отвечает: – «А это Емеля на печи к тебе едет».
Царь хоть и царь, а тоже не готов к такому проявлению самости Емели, ему требуется
осмыслить происходящее, что он и делает посредством разума – набольшего вельможи.
Вышел царь на крыльцо: – «Что-то, Емеля, на тебя много жалоб! Ты много народу
подавил». – «А зачем они под сани лезли?»
Очень показательный диалог: говорится о том, что подавлено много народу как-то, как
будто не о людях. Действительного нарушителя давно бы наказали и без царя. А тут царь
лично проверяет силу и умение Емели осознавать, разрушать и творить образы, в том
числе и социальные. Емеля чётко показывает силу, но ещё не совсем умение: а чего они
под сани лезли? Что иносказательно значит – у меня сила, и я умею её направлять на
достижение своей цели, пусть прямо и жёстко, бесхитростно, но умею. Царь здесь и
вообще в сказке – учитель, наставник, владеющий знанием, духовный отец. А не
руководитель государства как сообщества. Хотя конечно были разные Емели…
Ещё тут прослеживается, во-первых, признание действующим царём, а во-вторых,
урок управления силой.
В это время в окно на него глядела царская дочь – Марья-царевна. Емеля увидал ее в
окошке и говорит потихоньку: -«По щучьему веленью, по моему хотенью – пускай
царская дочь меня полюбит»... И сказал еще: – «Ступай, печь, домой»... Печь повернулась
и пошла домой, зашла в избу и стала на прежнее место. Емеля опять лежит-
полеживает.
95
Влюбить в себя Марью-царевну Емеля не мог, если бы она не любила его. Здесь в
царском дворе, при посвящении, и состоялось у Емели свидание со своей внутренней
женской частью – анимой. Только над этим он действительно властен, над тем чтобы дать
проявиться ей. И он понял это. Пришло время обретения не только силы, но и внутренней
целостности. Он понял, что для любви много не надо, надо позволение. В этом: «пусть
царская дочь меня полюбит» и есть позволение самому себе любить – слово «пусть». И
ещё здесь есть другой слой смысла – начало осознавания себя царём.
Заметим, что царь совершенно без возражений отпустил Емелю и не противился его
отъезду на печке, так как было выполнено то, что следовало – Емеля прошёл проверку и
общались они с царём не на социальном уровне, а на языке сил, потому с виду так
бесцеремонно и коротко.
А у царя во дворце крик да слезы. Марья-царевна по Емеле скучает, не может жить
без него, просит отца, чтобы выдал он ее за Емелю замуж. Тут царь забедовал, затужил
и говорит опять набольшему вельможе. – «Ступай, приведи ко мне Емелю живого или
мертвого, а то голову – с плеч сниму».
Здесь оказалось зашифрованным вот что: приходит такое время, когда учителю тоже
надо учиться. Живого или мёртвого означает – либо Емелю в чувствах, либо по договору.
Потому что умения у самого царя здесь не хватает, и он не знает наперёд. И царь, обучая
ученика, сам сдаёт экзамен на владение искусством.
Накупил набольший вельможа вин сладких да разных закусок, поехал в ту деревню,
вошел в ту избу и начал Емелю потчевать. Емеля напился, наелся, захмелел и лег спать. А
вельможа положил его в повозку и повез к царю. Царь тотчас велел прикатить большую
бочку с железными обручами. В нее посадили Емелю и Марью-царевну, засмолили и бочку
в море бросили.
Почему царь пошёл, фактически, на убийство дочери, да и Емели, хотя раньше не
покушался на это? Почему в бочку в море, а не в костёр, например, или пещеру или реку?
Царь через набольшего вельможу устроил Емеле ещё одну проверку – на соблазны тела и
чувств. Сработало безотказно. Здесь показана обусловленность человека от тела и его
потребностей. А так же показаны периоды в развитии сознания и самоосознания и
перерождение после путешествия в состоянии целостности – в море чувств. Море здесь –
коллективное бессознательное или же мир прообразов, Емеля – Дух забывший себя. И
учитель попутно даёт Емеле урок вспоминания себя. Марья царевна – Душа, чувствующая
и помнящая себя и знающая жизнь. Она не может жить без Духа. Царь – учитель, знал, что
будет результатом путешествия. Здесь же ещё показан срез реальной жизни – как
настоящие цари ради власти или прихоти не щадят порой и своих детей. Сказка учит
видеть жизнь и несколько смыслов сразу и, принимая всё как есть, не путать одно с
другим.
Долго ли, коротко ли – проснулся Емеля; видит – темно, тесно. – «Где же это я?»
А ему отвечают: – «Скучно и тошно, Емелюшка! Нас в бочку засмолили, бросили в синее
море». – «А ты кто?» – «Я – Марья-царевна». Емеля говорит: – «По щучьему веленью, по
моему хотенью – ветры буйные, выкатите бочку на сухой берег, на желтый песок»...
Ветры буйные подули. Море взволновалось, бочку выкинуло на сухой берег, на желтый
песок. Емеля и Марья-царевна вышли из нее.
Душа помогла Духу вспомнить себя в странствии по прообразам и дала силу
проснуться, желать и переродиться, обрести самостоятельность.
– «Емелюшка, где же мы будем жить? Построй какую ни на есть избушку».
– «А мне неохота»... Тут она стала его еще пуще просить, он и говорит: – «По щучьему
веленью, по моему хотенью – выстройся каменный дворец с золотой крышей»... Только он
сказал – появился каменный дворец с золотой крышей. Кругом – зеленый сад: цветы
цветут и птицы поют.
Какую ни на есть избушку, а не дворец, – почему-то просит царевна, вроде бы,
привыкшая к дворцам. Ей в целостном с Духом состоянии много не нужно для начала. Ей
96
и так хорошо. Но была и здесь своего рода проверка на убожество, вдруг не проснётся
Емеля не вспомнит какой силой и возможностью владеет и построит какую ни есть
избушку а не дворец. Прошёл Емеля и этот экзамен.
Как так можно строить и где? Не иначе как мыслью в своём сознании.
Марья-царевна с Емелей вошли во дворец, сели у окошечка. – «Емелюшка, а нельзя
тебе красавчиком стать?» Тут Емеля недолго думал: – «По щучьему веленью, по моему
хотенью – стать мне добрым молодцем, писаным красавцем»... И стал Емеля таким,
что ни в сказке сказать, ни пером описать.
Когда речь зашла о самости и внутреннем преображении, Емеля сразу согласился, то
есть, он увидел, признал и принял Божественную красоту мира и себя, о которой ему
напомнила Душа, увидел Бога в себе. Он преобразился внутренне. Очевидно, что это
особое действие, может быть даже его цель, и оно завершает всю цепь преображений
Емели.
А в ту пору царь ехал на охоту и видит – стоит дворец, где раньше ничего не было.
– «Это что за невежа без моего дозволения на моей земле дворец построил?»
И послал узнать-спросить: «Кто такие?»
Почему царь ехал именно на охоту, а не на рыбную ловлю или посольством куда то?
Здесь отображается и обычная жизнь земных царей, но и показано пространство О-ХОТЫ,
в котором живут другие цари – цари самому себе. Они живут в о-хоте, то есть делают то,
что хотят. И вот, в этом мире охоты один царь безымянный (видимо потому что это
символ учителя) увидел охоту другого – теперь уже тоже преображённого внутренне,
полноценного царя, прошедшего все испытания Емели, и решил проверить, не невежа ли
он. То есть, полноценно ли знание Емели. Невежа это по – другому говоря: не знающий
каких-то правил. То есть, здесь окончательный экзамен и окончательное признание права
Емели на царство. Это право должно быть засвидетельствовано другим царём.
Послы побежали, стали под окошком, спрашивают. Емеля им отвечает:
– «Просите царя ко мне в гости, я сам ему скажу». Царь приехал к нему в гости. Емеля
его встречает, ведет во дворец, сажает за стол. Начинают они пировать. Царь ест,
пьет и не надивится: – «Кто же ты такой, добрый молодец?» – «А помнишь дурачка
Емелю – как приезжал к тебе на печи, а ты велел его со своей дочерью в бочку засмолить,
в море бросить? Я – тот самый Емеля. Захочу – все твое царство пожгу и разорю».
Емеля приглашает учителя лично в свой мир, чтобы тот посмотрел и оценил всё как
