Текст книги "О Ричарде Шарпе замолвите слово"

Автор книги: Владис Танкевич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)

 

Бивуаки и палатки.

Во время фландрской кампании в войска на замену старым, громоздким в постановке четырёхугольным палаткам начали поступать шатровые, круглые в плане «колокольчики». Они и разбивались быстрее, и вмещали двенадцать человек (хотя на практике в них селились восемь с пожитками).

Веллингтон, считавший палатки лишней обузой, отбрыкивался от них, как мог. Только в марте 1813 года командование навязало ему таки «колокольчики». Но и тут упрямый «Носач» поступил по-своему. Во-первых, принял только по три шатра на роту; а, во-вторых, распорядился сдыхаться от огромных общих «фландрских» котлов и для перевозки палаток приспособить высвободившихся мулов.

Красномундирники на фоне тех самых «колокольчиков». (Современная реконструкция)

Кое-кто из офицеров, особенно старших, и до 1813 года имел купленные в частном порядке палатки, однако большинство обходилось без оных, строя на привалах шалаши или обживая окрестные овины. Лучшие здания в таких случаях, естественно, занимали командиры, что бесило Веллингтона. Однажды от него досталось на орехи группе офицериков, не постеснявшихся выбросить из понравившегося им дома раненых.

Ночевали и под открытым небом, заворачиваясь в одеяла и шинели. Ночь перед Ватерлоо, к примеру, большая часть людей Веллингтона провела, лёжа в грязи или сидя на ранцах. При таких обстоятельствах всякий устраивался, как мог. По воспоминаниям, некий офицер приказывал укутывать себя на ночь в подобие гнезда из травы и папоротника. Терпеливый парень был его денщик!

 

Питание.

Ежедневный паёк пехотинца состоял из 500 граммов говядины (с костями), 200 граммов рома (норма выдачи спиртного была отменена только во второй половине XX века!) и 700 граммов хлеба.

Хлеб выпекался в полевых пекарнях из выделенной интендантством муки. Иногда вдобавок к нему, иногда вместо, выдавались тонкие круглые галеты, те самые, описанные в сотнях морских романов «…кишащие червями сухари…» из рациона флотских. Когда отсутствовал хлеб и галеты, служивых могли наделять мукой, рисом, чечевицей, горохом или местным сыром. На Пиренейском полуострове говядина часто заменялась бараниной, а ром – половиной литра вина. Как вспоминал один из ветеранов: «… Порой мы затягивали пояса потуже, неделями не видя ничего, кроме постной говядины. Бывало, что вместо хлеба мы получали картошку, зерно, а то и вовсе жменю колосьев.»

В более благоприятных условиях многое зависело от доброй воли руководства подразделения. Так, в 1801 году каждой полудюжине солдат 85-го на неделю выдавалось 19 кг хлеба, 10 кг мяса, 7 л спиртного, 6 л овсяной каши, 4 л гороха. За неимением сыра или масла служивых могли побаловать литром патоки.

Должность повара штатным расписанием не предусматривалась, и в полевых условиях солдаты объединялись в небольшие группы, готовя по очереди или прибегая к помощи дам. Мясо жарили над костром на шомполах, но чаще варили. Соль с успехом заменяли порохом. В похлёбку крошили галеты, чёрствый хлеб и всё, что имелось в наличии: рис, бобы и т. д. и т. п. Выходило густое варево, именовавшееся «stirabout», что приблизительно можно перевести, как «болтушка».

Овощи, необходимые для профилактики цинги, покупались у маркитантов за наличные. Маркитанты, надо заметить, не были приблудными коробейниками. Полк заключал договор с купцом, и тот прикомандировывал своих торговых агентов к каждой роте.

Табак в солдатский паёк не входил, однако он был дёшев, и дымили все подряд: и женщины, и мужчины. В дождь трубка курилась чашечкой вниз. Способ назывался «смолить подбородок».

Меню английского солдата может показаться по нашим меркам скудным, но всё познаётся в сравнении: у французов дела обстояли ещё хуже. Замедляющие армию хвосты обозов Наполеон, одержимый идеей мобильности войск, рубил беспощадно. Соответственно, пропитание французского вояки было головной болью самого французского вояки. Полки высылали фуражные команды, которые, так сказать, «добывали» продукты у местного населения, то есть, попросту грабили. Централизованно выдавался лишь хлеб, выпеченный зачастую из реквизированной опять же у местного населения муки.

Метод, великолепно работавший в Центральной Европе, в России вышел Наполеону боком. Сила французской армии была в подвижности, а подвижность обеспечивалась грабежом. Барклай де Толли и Кутузов обратили силу наполеоновской орды против неё самой, серией сражений принудив отступать по Старой Смоленской дороге, той самой, по которой захватчики пришли, и где грабить было больше нечего. Не «генерал Мороз» разбил Наполеона в 1812 году. Первые заморозки ударили в конце октября, к тому времени от полумиллионной Великой армии уже мало что осталось.

Из воспоминаний русского офицера Н.Оленина: «… г. Штейн, Муравьёвы, Феньшау и пр. утверждают, что французы ели мёртвых своих товарищей. Между прочим они рассказывали, что часто встречали французов в каком-нибудь сарае…, сидящих около огонька на телах умерших своих товарищей, из которых они вырезывали лучшие части, дабы тем утолить свой голод, потом, ослабевая час от часу, сами тут же падали мёртвыми, чтобы быть в их очередь съеденными новыми, едва до них дотащившимися товарищами.»

Наказания.

Наказания были не слишком разнообразны. За мятеж, мародёрство и переход к врагу полагалась казнь. За прегрешения помельче могли перевести в Королевский Африканский корпус или приговорить к каторжным работам. Однако чаще всего провинившихся пороли. По уставу обнажённого по пояс приговорённого привязывали к составленным в козлы сержантским эспонтонам и наносили по спине удары плетьми. Количество ударов редко превышало 1200, но 300-700 никого не удивляли. Полковой хирург мог прервать экзекуцию, если считал, что жизнь наказуемого в опасности. Тогда бедолагу снимали, лечили, но по выздоровлении он получал прочие причитающиеся ему удары.

За период войны на Пиренейском полуострове лишь одного командира отстранили от должности за часто и незаконно назначаемые телесные наказания: в 1813 году подполковника Арчделла сняли с поста командира 1-го батальона 40-го полка, но добряк-подполковник, видимо, просто попал начальству под горячую руку, так как исключением не был. В 10-м «гусарском», например, с 20 февраля по 26 июня 1813 года за 136 провинностей (63 из них пьянство) было назначено 38900 плетей, впрочем, исполнено 21555.

Телесные наказания отменили в английской армии только в 1881 году.

Ни в армии, ни во флоте в нижних чинах не видели людей. Например, ещё в 1897 году уставы британского Королевского военно-морского флота запрещали матросам пользоваться во время еды вилкой, ибо, по мнению Адмиралтейства, этот столовый прибор подрывал дисциплину и порождал изнеженность среди нижних чинов.

Внешний вид и выкладка.

Мундир английского солдата был далёк от образцов формы, утверждённых в 1802 году. Во-первых, пошив формы заказывался частным производителям командирами полков (им потом расходы возмещала казна), а уж они-то порой изощрялись, как могли, особенно стараясь в отношении мундиров фланговых рот и музыкантов. Офицеры, кстати, шили форму себе за свой счёт, им казна ничего не возмещала. Во-вторых, вносила свои коррективы война. Дадим слово ветеранам. Греттен, 88-й полк: «… Его [Веллингтона] не заботило, какие штаны на наших солдатах: чёрные, серые или синие, лишь бы подсумки были полны. Мы могли напяливать на себя, что угодно… Нельзя было найти двух офицеров, одетых одинаково. Шинели серые с галунами, коричневатые, серо-голубые…» Росс-Льювин, 32-й полк, 1814 год: «… Никто не угадал бы, каков первоначальный цвет нашей униформы, столько на ней было заплат из разных тканей…» Джордж Вуд, 82-й полк: «… Кивер, служивший мне и подушкой, и ночным колпаком, давно потерял форму. Борода у меня отросла, глаза и щёки запали. Измученное хворями тело покрывала многомесячная короста. Настроение было – хоть в петлю. Ботинки просили каши, сабля заржавела от сырости. Ремень облез и стал коричневым, мундир каким угодно, только не красным. Всё было влажным и грязным до последней степени…»

Выкладка пехотинца в походе достигала 35 кг. На первый взгляд, немного, но стоит учесть, что её приходилось тащить по разбитым и раскисшим просёлкам в дырявых ботинках и тонкой шинельке, а ночевать под открытым небом. К тому же распределён вес был неравномерно. Фляга, сухарная сумка и штык на левом боку в какой-то мере уравновешивались патронной сумой и мушкетом с другой, но и перекрещивающиеся ремни, и ремень мушкета, и лямки ранца опирались на плечи, а поперечный ремень проклятья английского пехотинца, – ранца Троттера, ещё и сдавливал грудную клетку, проходя чуть ниже ключиц. Ранец представлял собой деревянную раму, обтянутую лакированным полотном. Углы конструкции до крови раздирали спину, а система лямок мешала нормально дышать (существовало неуставное наказание: ранец набивался камнями, надевался на провинившегося рядового, и бедолагу гоняли до потери сознания).

Как результат: во время трудных маршей люди умирали прямо в строю. Стрелок Харрис, далёкий от нытья и жалоб, писал: «…Многих из тех, кого пожалела французская пуля, убила та дьявольская ноша, что мы вынуждены были таскать на себе…»

Положение усугубляла боязнь перебоев в снабжении (а перебои эти на Пиренейском полуострове были постоянными), увеличивавшая груз на спине пехотинца.

Сержант Купер из 7-го фузилёрного перечисляет то, что он нёс на марше перед Витторией в 1813 году, когда Веллингтону удалось решить проблему своевременного снабжения: мушкет и штык – 6,5 кг; подсумок с 60 зарядами – 2,7 кг; фляга, ремень, котелок – 1,1 кг; ранец и ремни – 1,5 кг; одеяло – 2 кг; шинель – 2 кг; мундир – 1,5 кг; роба, две сорочки, перемена нижнего белья – 1,5 кг; две пары ботинок – 1,5 кг; штаны и гетры – 1 кг; две пары чулок – 0,5 кг; щётки, гребни, глина для чистки снаряжения, чересплечные ремни, два колышка для палатки – 3 кг; хлеба на три дня, солонина на два, вода – 3,5 кг; всего под 30 кг. Как замечает Купер: «…Жаль, правительство не догадалось снабдить нас запасными спинами, чтоб всё это тягать…»

 

 

 

Лёгкая пехота и стрелки.

Войны, которые Англия вела в Северной Америке в течение XVIII столетия, способствовали созданию в британской армии нового типа пехоты, – мобильной, тренированной метко стрелять, легче экипированной, способной противостоять на равных французским тиральерам.

Существующие в подразделениях на птичьих правах лёгкие роты (а в дополнение к лёгкой роте в полку могли натаскиваться на роль застрельщиков одна или две батальонных) получили официальное признание после прихода в 1795 году на пост Главнокомандующего герцога Йоркского.  Лёгкая пехота своим появлением обязана сэру Джону Муру, который в 1803 году отрабатывал приёмы её применения сначала в учебном лагере в Шорнклиффе, затем на полуострове, создав Лёгкую бригаду, позже разросшуюся в Лёгкую дивизию, куда вошли преобразованные в том же 1803 году в Лёгкие 43, 51, 52, 68, 71 и 85 полки (фактически, и 90-й тоже). В 1800 году был образован «Экспериментальный корпус стрелков»: 60-й полк (Королевский Американский, куда позже включили немецких егерей) и 95-й. Командир корпуса полковник Маннингэм написал первое учебное пособие для Лёгкой пехоты и стрелков. «Зелёные куртки» придавались поротно и побатальонно наступающим дивизиям и бригадам.

Лёгкая пехота вооружалась неизменными «Браун Бесс». Стрелкам досталось творение оружейника Иезекииля Бейкера: кремневый мушкет с винтовыми нарезами в стволе, из-за которых, собственно, оружие и называлось «винтовкой». Ствол винтовки был на 22,5 см короче, нежели у облегчённой версии «Браун Бесс». Весил нарезной мушкет 5 кг при калибре 0,615 дюйма (примерно 15,3 мм). Сохраняя все недостатки кремневого оружия, винтовка обладала несравненно большей точностью боя (дистанция прицельного выстрела 300 метров).

Принципы обучения нового вида пехоты были весьма смелы для закоснелой в традициях английской армии. Во главу угла ставилось не слепое послушание, подкреплённое плетями, а поощрение личной инициативы и взаимного доверия меж солдатами и офицерами. Подразделения стрелков приучались действовать в целом или частями как самостоятельные боевые единицы.

Рота стрелков делилась на два одинаковых по численности взвода, которые тоже могли быть поделены на два полувзвода. При нехватке сержантов и капралов командование полувзводом поручалось «кандидату в капралы», – отличившемуся рядовому, отмеченному поперечной полосой на плече.

Барабанщиков у стрелков не было. Сигналы подавал трубач. Подвижность была главной «фишкой» зелёных курток. Устав предписывал им в минуту делать 140 шагов (тогда как в линейной пехоте 75). Это не было пустой блажью. Как бы тщательно ни замаскировался стрелок, после нажатия курка позицию выдавало облачко дыма и, на случай, если где-то рядом засел вольтижёр, следовало позицию сменить, сменить быстро и скрытно.

Стрелки работали парами: пока один заряжал, второй стрелял, и наоборот. Разбить пару можно было лишь с разрешения вышестоящего офицера. Парами они служили, ели и отдыхали в казармах или в походах.

Стрелков обучали производить перезарядку стоя, на коленях, лёжа и на ходу. Перезарядка винтовки занимала больше времени, чем перезарядка мушкета. В патронной суме каждый стрелок носил готовые картузы, но для точного огня применялось раздельное заряжание. Порох насыпался из рожка на перевязи, пуля завёртывалась в кожаный лоскут (запас их хранился в камере приклада). Чтобы загнать завёрнутую в кожу пулю по нарезам в ствол, нужно было усилие, и поначалу стрелков снабжали деревянной колотушкой. Она, впрочем, не прижилась.

К винтовке прилагался шестидесятисантиметровый штык. (Каюсь, я в переводах именую его «тесаком», но в специальной литературе на русском языке его принято величать «кортиком») К оружию он присоединялся посредством пружинной защёлки. Примкнутый штык мешал вести огонь, и стрелки по прямому назначению его использовали редко, больше по хозяйству.

Снайпером надо родиться. 5 января 1809 года при отступлении к Корунье под Виллафранкой стрелок 95-го полка Томас Планкетт из такой вот не слишком удобной на взгляд современного человека позы убил наполеоновского генерала Франсуа Кольбера с расстояния 600(!) метров. Мало того, чтобы доказать, что удачный выстрел – результат мастерства, а не везения, Планкетт вернулся на позицию и второй пулей свалил французского майора, бросившегося к генералу. Два точных попадания с дистанции, в 12 раз превышающей дальность выстрела из мушкета!

Иностранные подразделения.

В 1813 году каждый восьмой военнослужащий английской армии был иностранцем. Часть из них можно смело отнести к неистребимой породе наёмников, которым всё равно, кому служить, абы деньги платили. Остальные (немцы, большей частью) бежали под британский «Юнион Джек» из-под французской оккупации (так же, как сто с лишком лет спустя к англичанам будут бежать французы из-под оккупации немецкой). Кроме выходцев из германских княжеств, среди них было много французских эмигрантов (племянник будущего короля Людовика XVIII, сын герцога Орлеанского, погиб при штурме Бадахоса под именем капитана Сен-Поля), американцы… Впрочем, в английских линейных полках в 1812 году насчитывалось лишь 393 нижних чина и 31 офицер из иностранцев, прочие были сведены в национальные формирования.

После французской революции из эмигрантов, сбежавших от террора, организовали несколько подразделений, неплохо проявивших себя в 90-х годах XVIII века, поскольку среди беглецов была уйма бывших офицеров. К сожалению, впоследствии части приходилось пополнять перебежчиками и всякими подонками, так что, в конце концов, эмигрантские подразделения стали использовать, как пушечное мясо, не доверяя им даже охранных функций.

Лучшим из иностранных формирований можно по праву назвать Королевский Германский легион, изначально состоявший из граждан Ганновера, курфюрстом которого являлся Георг III. Легионом в те дни назывался вольный корпус, организованный по принципу мини-армии, то есть, имевший в своём составе несколько родов войск (пехоту, кавалерию, иногда артиллерию). Организованный в 1803 году Королевский Германский легион включал в себя артиллерию, кавалерию, два лёгких и восемь линейных батальонов пехоты. Среди его офицеров в 1814 году насчитывалось 10% британцев, 5% французов, 2% итальянцев, прочие немцы.

Другое германское подразделение, корпус Брауншвейг-Оэльс («Brunswick Oels», британские солдаты звали их по созвучию «Brunswick Owls», «Брауншвейгскими олухами»), состояло из пруссаков, бежавших к англичанам в 1809 году после разгрома их армии Наполеоном. Кроме пруссаков, в корпусе кто только не служил: и поляки, и датчане, и голландцы, и хорваты. Воюя на Пиренейском полуострове, корпус прославился, главным образом, невиданным масштабом дезертирства.

Немцев было много в стрелковых частях. В 60-м Королевском Американском полку по данным 1814 года из 299 офицеров рангом от майора и ниже служило 40 немцев, 24 француза, 5 итальянцев, 4 голландца и 1 испанец. Среди нижних чинов процент германцев был выше. Например, к концу войны на полуострове в 5-м батальоне того же полка на 400 англичан приходилось 300 тевтонов. В линейной пехоте поначалу 97 полк состоял из немцев, но он понёс во время войны за Пиренеями тяжёлые потери, и к 1814 году на 28 британских офицеров приходилось лишь 7 германцев (плюс два француза).

Из прочих иностранных подразделений стоит упомянуть четыре швейцарских полка в Средиземноморье, Греческую Лёгкую пехоту (на 1814 год офицеры: 6 британцев, 3 француза, 2 немца, 1 португалец, 46 греков с итальянцами). Эти части отличались дисциплиной и высокими боевыми качествами. Их полной противоположностью были такие, с позволения сказать, части, как полк Фроберга, укомплектованный греками, хорватами и албанцами (распущен после мятежа в 1807 году) и «Независимые иностранцы», творившие чёрт знает что в Северной Америке в 1813 году.

 

Вспомогательные силы.

Подразделения ополченцев создавались в графствах на средства, взятые из местных налогов. Командовал ополчением глава судебной и исполнительной власти графства. Набирались они отчасти вербовщиками (по тому же принципу, что и регулярные войска), отчасти, как уже говорилось, по жребию. По данным 1815 года в Великобритании насчитывался 71 полк ополчения, в Ирландии 38 и на Гернси 3. Несмотря на то, что специальными постановлениями парламента запрещалось использовать ополченцев за пределами их родных графств, несколько подразделений были по их желанию посланы для подавления ирландского восстания в 1798 году, а три батальона опять же добровольно вызвались поехать на Пиренейский полуостров (в боевых действиях поучаствовать не успели).

Кроме ополчения графств было ещё так называемое «местное ополчение», числом редко превышавшее роту, с несколькими унтер-офицерами и парой офицеров из мелкопоместных дворян. Эти части тоже набирались по жребию на четыре года с крохотным отличием: для службы в местном ополчении нельзя было нанять замену. Служить должен был именно тот человек, на которого указал жребий.

Другой грозной силой были отряды Волонтёров, создаваемые патриотически настроенными гражданами на собственные деньги. Грозной не по боевым качествам, а по численности: в 1806 году в Волонтёры записалось 328956 человек. Это при населении Англии по переписи 1801 года девять миллионов! В 1813 году подразделения Волонтёров за редким исключением были распущены.

Со вспомогательными силами или без, британская армия никогда многочисленностью похвастать не могла. Взять интересующий нас период: после подписания Аахенского мира, подведшего в 1748 году итоги Войны за австрийское наследство, численность армии упала до 19000 человек, к концу наполеоновских войн выросла до 75000. Бисмарка как-то спросили, что он будет делать с английской армией в случае её вторжения в Пруссию? Канцлер пожал плечами и ответил: арестую и посажу на гауптвахту.

ОРУЖИЕ ШАРПА

 

Позволю себе начать главу с небольшого экскурса в историю огнестрельного оружия. Появилось оно в Европе в XIV веке и, несмотря на неодобрение католической церкви, что называется, «пошло в массы». Началось всё с артиллерии, но живой солдатский ум быстро дошёл до идеи ручных «пушек». Устройство таких пугачей было простейшим и мало отличалось от их более крупных собратьев: труба, запаянная на одном конце, заряжалась через дуло, а порох поджигался с казённой части посредством тлеющего фитиля, намотанного на руку стрелка. Прогресс не стоял на месте, и со временем фитиль додумались поместить на специальную подпружиненную S-образную детальку, прикреплённую к ложе. Так был изобретён фитильный замок. В XVII веке ему на смену пришёл замок кремневый, где роль фитиля выполнял бьющий по стали кусок кремня. Кремневый замок имел перед фитильным ряд преимуществ (чего стоит хотя бы отпавшая необходимость разжигать фитиль и заботиться, чтоб не потух; зажигалок со спичками-то ещё не придумали), тем не менее, лишь к концу столетия армии Европы оснастились ружьями с кремневыми замками.

«Браун Бесс».

 «Шатенка Бесс». Такое любовное прозвище дали солдаты самому, пожалуй, легендарному из  британских армейских ружей. Первый образец был изготовлен в далёком 1718 году, а последние «Браун Бесс», переделанные под капсюль, встречались в войсках во время Крымской войны 1853-56 гг. (Кстати, командовал английскими силами в Крыму бывший адъютант Веллингтона, лорд Раглан, потерявший под Ватерлоо руку, но прославившийся не столько военными успехами, сколько изобретением одноимённого рукава типа «реглан», в швы которого не затекала вода) Однозначно установить происхождение клички не представляется возможным. Ну, «шатенка» ещё понятно: стволы оружия традиционно оксидировались, приобретая коричневый оттенок (см. фото ниже), а почему «Бесс»? «Бесс» – устойчивая уменьшительная форма женского имени Элизабет, отчасти созвучная немецкому «бюксе», то бишь «ружьё», а уж немцев в английской армии со времён восшествия на британский престол ганноверской династии было предостаточно.

Понятно, почему «Шатенка», да?

«Браун Бесс» стала первым британским стандартизованным оружием, выпускавшимся массово (только за время наполеоновских войн с 1804 по 1815 гг. оружейниками поставлено правительству миллион шестьсот тысяч штук!), что весьма облегчало ремонт оружия даже в полевых условиях, ведь все детали были взаимозаменяемы.

Первый тип «Браун Бесс», так называемый «Длинноствольный пехотный», имел длину ствола чуть более 115 см и деревянный шомпол, поскольку в начале восемнадцатого столетия в военных кругах господствовала точка зрения, что металлические шомпола разбивают стволы, сокращая срок их службы. В процессе эксплуатации выяснилось, что деревянный шомпол легко ломается и сплющивается на конце, а длинный ствол, не намного увеличивая дальность стрельбы, сильно сбивает прицел за счёт центра тяжести, вынесенного вперёд. Результатом стал разработанный и пущенный в производство в 1725 году «Укороченный пехотный» со стальным (естественно) шомполом и стволом, урезанным на десять сантиметров. Некоторое время оба образца были в ходу, но опыт военных действий в Северной Америке (против французов с индейцами) поставил крест на «Длинноствольном», ибо, как не крути, мотаться по лесам тяжеленной дурой, чьё дуло цепляется за сучья и кусты, неудобно. В 1765 году принято решение снять «Длинноствольный пехотный» с производства, что и было исполнено, хотя дуракам закон не писан: сохранился документ 1790 года, предписывающий некоему мастеру Джонатану Хеннему прекратить, наконец, изготовление стволов для длинных ружей.

В середине восемнадцатого столетия количество используемых калибров было уменьшено до трёх (ружейный – 0,76 дюйма, винтовочный или, правильнее, штуцерный, – 0,66 дюйма и пистолетный – 0,56 дюйма; позже к ним добавились ещё два штуцерных – 0,6 и 0,62). Это существенно упростило снабжение войск боеприпасами (для сравнения: в русской армии начала девятнадцатого века использовалось оружие 28 разных калибров). Кроме того, Палата вооружений предъявляла весьма высокие требования к произведённому частными оружейниками оружию. Оно подвергалось строгим испытаниям. Ещё до окончательной отделки ружья ударяли прикладом о пол, роняли с высоты около метра, проверяли стрельбой обычным и усиленным зарядом. Рядовое военное ружьё, дававшее в среднем 10% осечек принималось, как «хорошего качества», 20% – «удовлетворительного».

Таким образом, Англия стала первой страной, солдаты которой получили ружья, по своим характеристикам приближающиеся к дорогому охотничьему оружию. Положенный ружьям срок службы в десять лет многие «Браун Бесс» перекрывали вдвое, а то и втрое. Когда в 1816 году русская армия начала списывать ружья иностранных систем, английские «шатенки» преспокойно прошли все проверки и остались на вооружении. Более того, в 1831-32 гг. была закуплена дополнительная партия британских кремнёвок, оказавшихся, мягко говоря, не фонтан. Как выяснилось уже в наши дни, Палата вооружений не имела к продаже тех «Браун Бесс» никакого отношения. По-видимому, оружие закупалось напрямую у одной из фирм-производителей, радой сбагрить «рашенам» забракованный правительством товар.

Британия в восемнадцатом столетии мирно повоёвывала себе то в союзе с Францией против Испании, то в союзе с Испанией против Франции, то против Франции с Испанией одновременно. К концу восьмидесятых годов стало ясно, что никакими модернизациями из «Браун Бесс» уже невозможно ничего выжать, и военные потихоньку начали избавляться от запчастей и готовых мушкетов на складах. Но тут грянула французская революция. Новорождённая республика оказалась гораздо агрессивнее приказавшей долго жить монархии. «Браун Бесс» получила второй шанс. Напуганное аппетитами пришедших к власти во Франции господ, английское правительство спохватилось. Ввиду нехватки оружия в войска было дозволено поставлять мушкеты образца Ост-Индской компании, что были проще и грубее армейских. Качество этих пукалок было очень уж удручающим, и в 1802-1803 гг. английское воинство обзавелось гибридом «Укороченного» и «Ост-Индского», поименованным «Новым пехотным» образцом. Оковка приклада была бронзовой, защитная скоба спуска прямой, шомпол стальным, а креплений в ложе стало вместо трёх, как у «Длинного» и «Укороченного», два. Хвостовик ствола усиливался металлическим колпачком. Сам ствол поначалу был длиной 105 см и снабжался штыковым упором, одновременно служившим мушкой. Усовершенствованная версия «Нового полевого» получила ствол 97,5 см, как у «Ост-Индского», и прорезной целик. Укороченные стволы облегчали и ускоряли перезарядку мушкета (что особенно оценили солдаты низкого роста).

 

 

«Браун Бесс» разных модификаций. Вес 4,5-5 кг, гладкоствольное дульнозарядное, с кремневым замком. Калибр – 0,76 дюйма (примерно 19,3 мм). Пули (отливавшиеся, кстати, самими служивыми) весили около тридцати граммов каждая. Приблизительно столько же пороха требовалось для выстрела.

 

На поле боя британская пехота имела преимущество над врагом благодаря использованию пуль более крупного калибра, у которых и останавливающее действие было значимее, и раны от них тяжелее. Кроме того, британцам подходили трофейные боеприпасы, а французам английские – нет.

Английская армия была буквально одержима быстрой перезарядкой. В новобранцев на клеточном уровне вбивался автоматизм проделываемых при этом манипуляций (а их насчитывалось почти два десятка!) Заряжался мушкет так. Солдат доставал из патронной сумы похожую на козью ножку бумажную самокрутку с мерой пороха и пулей, скусывал пулю (при вербовке рекрута на его зубы обращалось особое внимание). Полка была закрыта подпружиненной изогнутой пластинкой – огнивом. Солдат поднимал её вверх и, насыпав на открытую полку порох для затравки, вновь закрывал. Затем оружие упиралось прикладом в землю, в дуло ссыпался оставшийся порох, заталкивался бумажный картуз в качестве пыжа, и туда же сплёвывалась пуля. Извлечённым из креплений шомполом заряд утапливался в дуло до упора, и шомпол возвращался на место. В бою часто, чтобы не возиться с доставанием-вкладыванием шомпола, его просто втыкали в грунт перед собой или вовсе трамбовали заряд в стволе без его помощи, сильным ударом приклада оземь.

Нажатие спусковой скобы снимало со взвода курок с кремнем. Ударяя по огниву, кремень высекал искры и открывал полку. Затравка вспыхивала, воспламеняя через запальное отверстие порох в стволе. Происходил выстрел.

Тренированный солдат мог в минуту, подобно мистеру Шарпу или Харперу, пальнуть до пяти раз, а то и больше. Во время швейцарского похода Суворова некий казак на спор выпустил за минуту подряд шесть пуль. Дальность точного выстрела из кремневых ружей ограничивалась сотней метров. Впрочем, при столкновении плотных боевых порядков на дистанции в 100-200 метров цель поражали больше половины выпущенных пуль.

Хорошо известно, что первый залп, перед которым оружие заряжалось по всем правилам, без спешки, наносил самый большой ущерб врагу. Эффективность последующих была гораздо ниже. Стволы загрязнялись нагаром, да и торопливость делала своё дело, приводя к оплошностям, вроде выстрела забытым в стволе шомполом. Бывало, что солдат в царящем вокруг тарараме терялся и не успевал выстрелить, а потом, когда всё же нажимал на курок, несколько забитых подряд зарядов разрывали ствол, калеча стрелка.

 Всё кремневое оружие страдало рядом недостатков, коих не избежала и «Браун Бесс». Нагар чёрного пороха быстро забивал ствол и запальное отверстие, которое приходилось проковыривать шилом. Кремень, прижатый винтом, часто смещался или вовсе раскалывался. Вспыхивающий на полке порох сбивал прицел и обжигал стрелку щёку, а иногда приводил к потере глаза или уха. В дождь или просто влажную погоду порох отсыревал, делая оружие бесполезным. При отсутствии же ветра несколько залпов окутывали строй непроглядной пеленой дыма.

Именно свойства гладкоствольного мушкета обусловили пехотную тактику, сложившуюся в большинстве европейских армий к концу восемнадцатого столетия. Подразделения противоборствующих сторон, построенные в линии, сближались и открывали огонь. При этом важно было не жахнуть слишком рано (когда пули уйдут «в молоко»), и не опоздать (ответный залп прореженной вражеской шеренги был, само собой, пожиже). Цель огневого контакта состояла в том, чтобы неприятель, понеся потери, в итоге отступил или сдался. Стрелять обычно начинали с расстояния в 300 шагов, то есть где-то метров с двухсот. Как свидетельствуют современные реконструкторы, попасть из кремневого ружья в ростовую мишень, удалённую от стрелка на сотню метров, просто (конечно, при постоянной практике, о чём ниже). В бою, впрочем, выцеливать одиночек доводилось редко. Плотные боевые порядки вели огонь по плотным боевым порядкам.