Текст книги "Солдаты невидимых сражений. Рассказы о подвигах чекистов"
Автор книги: Владимир Востоков
Соавторы: Дмитрий Медведев,Олег Шмелев,Михаил Смирнов,Михаил Колесников,Анатолий Марченко,Михаил Козаков,Виктор Егоров,Иван Лебедев,Альберт Цессарский,Рудольф Абель
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 24 страниц)
Первый тур закончился. Начинался второй.
Частный план, выработанный ими на ближайшие два месяца и являвшийся фрагментом общего плана, рассчитанного на более отдаленное будущее, исходил из того, что Зароков-Курнаков, восстановив связь со своим центром, должен активизировать разведывательную деятельность.
– Что же у нас получается? – самому себе задал вопрос полковник Марков. – Он, конечно, обрадуется посылке, но… – полковник поднял глаза на Павла, – но обрадуешь ли его ты?
– Вы думаете, все-таки подозревает? – спросил Павел.
– Предположим.
– Лично меня он вряд ли опасается. Я всю дорогу бегал от него без оглядки, он скорей считает, что я сам его боюсь.
– Это верно. Но нам не будет известно, какие инструкции насчет тебя даст ему центр. Ведь, судя по твоему рассказу, они там не очень-то тебе доверяют.
– Тоже верно, – согласился Повел. Добавить ему было нечего.
После недолгого раздумья полковник продолжал:
– Будем исходить из худшего. Скажем, так… У тебя задача одна – добыть ключ к шифру. А Курнаков не хочет приблизить Бекаса, предпочтет держать на расстоянии. Как ты его отыщешь?
– Придется Бекасу переквалифицироваться в домушники, – сказал Павел.
– Пожалуй, придется. – Марков улыбнулся, но тут же снова стал серьезным. – Задача твоя ближайшая – легче всего, что было, но всегда учитывай одну неприятную возможность: вдруг он решит избавиться от тебя.
– Ну-у, Владимир Гаврилович, в его-то положении – да на такое дело…
– Рассуждай как хочешь, а Дембовича-то он собственной рукой подпалил. Так что будь начеку.
Замолчали. Павел, рассеянно перекатывая в губах спичку, глядел в окно. Потом сощурил глаза, вынул спичку изо рта, посмотрел на Маркова как-то вопросительно.
– Знаете, Владимир Гаврилович, я забыл вам одну вещь сказать. Может, сыграть роль…
– Так говори.
– Отец нашего подопечного умер.
– Как ты об этом узнал?
– Видел некролог в парижской газете на русском языке.
Маркова эта весть явно заинтересовала. Он спросил:
– Покойный был уже не у дел?
– Да. Насколько знаю, его съели.
– Интересно, интересно, – оживился полковник. – Газету запомнил?
– Да.
– И число?
– Четырнадцатое сентября.
– Обязательно добудем. Определенно пригодится.
Павел встал, прошелся, остановился перед Марковым.
– Владимир Гаврилович, тогда у меня просьба…
– Имеешь право.
– Дайте мне вырезку из газеты, когда найдете. Некролог.
– А тебе зачем?
– Вы же когда-нибудь покажете ее ему?
– Пожалуй.
– Так давайте покажу я. В подходящий момент. Это будет выстрел в десятку. Я постараюсь.
Марков засмеялся.
– Психологические этюды покоя не дают? Ох, Павел, Павел!
– Нет, серьезно! – как будто опасаясь, что Марков сочтет его просьбу недостойной внимания, воскликнул Павел.
Но Владимир Гаврилович, кажется, понял его.
– Ладно, получишь. Только не пускай ее в ход преждевременно…
Было уже очень поздно. Они пожелали друг другу спокойной ночи и разошлись по спальням.
Утром Марков уехал в Москву.
У старшего лейтенанта Павла Синицына образовалось дней девять-десять, которые он мог использовать по личному усмотрению. Они пролетели очень быстро.
Глава XVI
СТАРЫЕ ДРУЗЬЯ
Взяв из окошечка справочного бюро листок с адресом, который был ему известен без того, Павел отправился на квартиру Курнакова. Все следовало делать естественно. Вдруг спросит, как Павел узнал адрес…
Хозяин ветхого деревянного домика, седой низенький дядька пенсионного возраста, но выглядевший гораздо крепче своего домовладения, сообщил, что Станислав Иванович сейчас на работе, и объяснил, как найти мастерскую.
Судя по всему, работа в этой мастерской была, что называется, не бей лежачего. Либо в городе радиоприемники не ломались, либо их вообще не было по причине поголовного увлечения телевизорами. Так или иначе, но Павел целый час дежурил поблизости, ожидая, не выйдет ли Курнаков на улицу, и ни одного клиента не увидел.
В чемодане у него лежала «Спидола», и можно было предложить себя в качество удрученного клиента, но если окажется, что мастер там не один, и если предположить, что они изголодались по ремонту, то это не годится. Лучше будет организовать сцену встречи старых друзей. Станислав наверняка подхватит.
Павел вошел в мастерскую.
В первой комнате, разделенной надвое широким барьером-прилавком, никого не было. За хлипкой фанерной дверью слышались мужские голоса. Павел постучал по прилавку костяшками пальцев.
Дверь открылась. За нею стояли рядом двое в синих халатах, один помоложе и пониже, другой постарше и повыше. Павел глянул на высокого, развел руки во всю ширь и закричал как в лесу:
– Стасик! Дорогой!
Стасик даже вздрогнул, глаза у него сделались круглые и испуганные. Но в этом сонном царстве можно было испугаться просто от крика. Надежда моментально освоился, так что его коллега не успел ничего заметить. А старые друзья уже обнимались, делая это неуклюже и не совсем естественно, ибо их разделял прилавок.
– Кого я вижу! Друг! Какими судьбами? – кричал Надежда. Он не знал, как ему называть Павла.
Сцена встречи развивалась по нарастающей. Закончилась она словами Надежды, обращенными к его сослуживцу:
– Слушай, Коля, ты иди обедать сейчас, а я потом.
Коля оставил их вдвоем.
Лицо у Надежды сразу потемнело.
– Так действительно можно сделать заикой, – сказал он, глядя Павлу в глаза. – А теперь говори – какими же судьбами?
Павел вынул бумажник, покопался в нем и положил на прилавок пятерку и трешницу. Надежда взял их, долго смотрел на номера, и складки у него между бровями постепенно разгладились.
– Привез что-нибудь? – спросил он, пряча деньги в карман.
Павел похлопал по стоявшему между ними чемодану.
Надежда сказал:
– Знаешь что? Сейчас этот телок вернется, и пойдем отсюда. Все равно работы нет. Ты иди по этой улице к центру, я догоню. – Он снял халат, повесил его на гвоздик.
Направляясь к городскому саду, Павел и Надежда шли по теневой стороне. Было жарко.
– Ты уверен, что пришел без хвоста? – спросил Надежда.
– Не опасайся. В чем, в чем, а в этом опыт есть.
– Что в чемодане?
– Рация, деньги.
– Где бы нам поговорить? – Надежда подумал и решил: – Занесем домой чемодан, а потом погуляем.
Надежда представил Павла хозяину и его старушке жене, как лучшего друга, с которым не виделся бог знает сколько, и сказал, что Павел, возможно, поживет у него день-другой. Старики ничего не имели против.
Комната у Надежды была с низким потолком, но большая и чистая. Едва вошли, Надежда раскрыл чемодан, взял в руки «Спидолу», нежно погладил. Потом обвел комнату взглядом, прикидывая, где ее можно спрятать.
– Она работает и как приемник, – сказал Павел.
Надежда кивнул на стену:
– Народ деликатный, без стука не заходят. Но знаешь…
Решено было взять «Спидолу» с собой – сейчас многие шляются по улицам с транзисторами, как ходячие громкоговорители. Видно было, что Надежде не хочется выпускать рацию из рук. Слишком долго был лишен возможности обладать такой необходимой вещью.
Часть денег рассовали по карманам, а другую Надежда убрал в ящик комода. И вышли на улицу.
Надежда начал с того, что было для него самым главным:
– Они назначили срок первой передачи?
– В любую среду от двадцати трех до двадцати четырех по московскому времени.
– А прием?
– Сказали, что сам сообразишь.
– О шифре речь была?
– Просили передать тебе «Спидолу», остальное меня но касается.
– Тебя учили работать с ней?
– Мне дали маленькую приставку, показали, как включать рацию на передачу.
– А когда ты должен воспользоваться этой приставкой? – спросил Надежда.
– Семнадцатого июля в те же часы. Если бы тебя не нашел.
– Они допускали?
Павел пожал плечами:
– Значит, допускали.
– Ты как будто не доволен, что я тебя расспрашиваю? – деланно удивился Надежда. – Или я спросил что-нибудь лишнее?
– С чего ты?
– Ну ладно. Говори, какие инструкции получил, кто их давал.
– Найти Станислава Курнакова. В городе Я. или в городе К. Вручить «Спидолу», деньги. Дальше слушать Станислава Курнакова. Сказал мне это Себастьян.
– И все?
– Больше ничего.
– А если бы не нашел?
– Включить приставку и передать в эфир. Рацию спрятать. Устроиться здесь и ждать.
Надежда замолчал. Было понятно, что он хотел выяснить, какой степенью доверия облекли Павла в центре, посылая сюда. Теперь он все узнал и был удовлетворен. Нервозность исчезла. Надежда успокоился.
Они вышли к скверу. Надежда предложил посидеть на скамейке.
– Сменим пластинку, Паша, – сказал он, когда сели. – Или ты не Паша?
– Фамилия другая. Потапов.
– Так что же мы с тобой будем делать, Потапов? На работу устраиваться надо, а?
– Надо бы.
– Ладно. Была бы шея, хомут найдется. Скажи, Потапов, ты знаешь мое настоящее имя?
Видно, Надежде показалось, что пластинку менять еще рано.
– Догадываюсь, – сказал Павел.
– Как же?
– Зароков Михаил.
– Тебе Себастьян сказал? Или Дембович?
– Нет.
– А кто?
– Сам сообразил, когда тебя в мастерской увидел.
– Не пойму…
Павел объяснил:
– На допросах, как «Отче наш», все время твердили о двоих – Дембович и Зароков, Зароков и Дембович. Эти фамилии у меня теперь в одном ящике лежат. Ну, с Дембовичем-то мы почти что родные, а Зарокова я в том городе не слыхал. Но зато был знаком с одним фраером, который предлагал мне кататься бесплатно на такси. И вот я вижу этого самого фраера в радиомастерской и почему-то сразу вспоминаю Дембовича. И думаю себе: или Бекас стал психом, или он имеет перед собой человека по фамилии Зароков. Непонятно?
– Соображаешь. – Надежда как будто был удивлен. – А еще никаких фамилий в ящике нет?
Павел знал, что имеется в виду фамилия Тульев. Но как бы не так…
– Нет…
Теперь Надежда счел, что можно перейти на другую тему, и попросил рассказать, каким образом Павла забросили.
Павел описал все но часам, по минутам.
История раскручивалась в обратном порядке.
Надежда заинтересовался подробностями жизни Павла и Леонида Круга в разведцентре, людьми, с которыми Павел сталкивался. Почти всех он хорошо знал. Портреты, нарисованные Павлом, были карикатурны, но обладали поразительным сходством. Надежда все время улыбался.
Павел мимоходом упомянул о букете прозвищ, слышанных им, и тогда Надежда спросил, не приходилось ли ему также слышать об Одуванчике. Павел сказал, что Леонид Круг часто говорил с крайней неприязнью о каком-то старце, который якобы вредит его брату, и иногда называл старца божьим одуванчиком. Надежду при этих словах прямо-таки перекосило. В бумажнике у Павла лежал некролог об отце Надежды, но вынимать его еще не настал срок.
А затем последовали долгие расспросы о ночи на 28 июня, о переправе.
По пути домой зашли в продуктовый магазин. Надежда накупил всякой еды, взял бутылку водки. Он сказал, что первое готовит ему жена хозяина, борщ у нее получается отменный. У хозяев сын служит в армии. Надежда живет в его комнате и даже тапочки его старые донашивает.
Пообедали, покурили. Отнесли тарелки на кухню.
Надежде не терпелось заглянуть внутрь рации, и, дождавшись темноты, он задернул тюлевые занавески, повернул ключ в двери, зажег настольную лампу и верхний свет. Затем достал из комода брезентовую сумку, в которой хранились набор отверток, сверл, напильников, маленькая электродрель, молоточки, и нетерпеливо снял маскировочный корпус «Спидолы».
Ее внутренности состояли из двух самостоятельных блоков. Полюбовавшись компактностью аппаратуры, Надежда принялся изучать цифры и буквы, выдавленные на черной блестящей поверхности эбонитовой оболочки, составленной из продолговатых пластин. Потом взял маленькую отвертку и отвинтил одну пластину. Под нею открылась ниша, из которой Надежда извлек две картонные таблички, формой и размером похожие на маленькие игральные карты, которые принято называть атласными, хотя делаются они не из атласа. И рубашка у них была карточная. А на лицевой стороне отпечатаны календари на 1963 год. Разграфлено по месяцам и но дням недели, воскресенья выделены красным. Но числа в календарях перепутаны. Это был шифр. Вернее, половина шифра.
Надежда взял из брезентовой сумки шильце и спросил у Павла иронически:
– Я тебе не мешаю?
– А что, нельзя? – Павлу не надо было притворяться, чтобы изобразить, как ему не хочется отходить сейчас от Надежды.
– Иди погуляй, что ли… С полчасика…
Павел повиновался. Во дворе, прохаживаясь под окнами, он обратил внимание, что свет в их комнате как будто бы уменьшился. Кажется, Надежда выключил настольную лампу. А через минуту-две снова зажег.
Павел сел на ступеньки крыльца. Ночь была беззвездная, темная. Поднимался ветер.
Наконец скрипнула дверь. Надежда подошел, опустился на ступеньку рядом с Павлом, закурил.
– Сегодня вторник? – спросил он, и голос у него был усталый.
– Сегодня уже среда.
– Ну, отбой. – Надежда погасил папиросу. – Спать.
Он поделился с Павлом простынями и подушками. Павел лег на диване. Кровать Надежды была очень высокая, выше стола, он взгромоздился наверх, чуть ли не под самый потолок, и было смешно глядеть на него снизу. Шпион на горе перин в кровати с никелированными шарами, было на что посмотреть…
– Свет-то забыли, – как-то по-домашнему проворчал Надежда.
Павел встал, выключил лампу.
– Черт те что, – сказал Надежда, ворочаясь. – Надо попросить хозяев, пусть уберут эти проклятые перины. – И добавил без всякой связи с предыдущим: – Надоело мне в этом городе. У тебя документы в порядке?
– По-моему, нормальные.
– А ну-ка покажи.
Павел встал, снова зажег свет, подал Надежде паспорт. Тот нашел, что сделано чисто.
Они лежали в темноте молча, и каждый думал о своем.
– Не спишь? – спросил Надежда.
– Не могу.
Тикали часы. На улице ветер шелестел листвой. Слышно было, как покашливает за стеной хозяин.
– Хотел бы я знать, что с Дембовичем, – сказал Надежда.
– А если забрали?
– Должны были забрать.
– Старик расколется, как орех.
– А может, и не расколется. – Надежда повернулся на другой бок. – Ладно, бог с ним, с Дембовичем. Тут вот что… Завтра подыщешь себе жилье, тут это довольно легко. В одной конуре нам жить нельзя.
«Ну вот, все правильно», подумал Павел. Он не очень-то и рассчитывал, что Курнаков разрешит ему неотлучно находиться рядом с собой, но все-таки это заявление немного огорчило его: при совместном житье было бы намного проще выполнить последнее задание – найти недостающую половину шифра.
Больше они не разговаривали…
Утром Надежда ушел на работу, а Павел, посоветовавшись с его хозяином, отправился искать жилье. Подходящая комната нашлась на параллельной улице, в пяти минутах ходьбы от Надежды. Столковавшись о цене, Павел заплатил за месяц вперед. Прописку решил пока что не оформлять, благо с этим делом тут просто.
Вернувшись часа в три, Павел сообщил хозяевам Надежды, что все в порядке, отказался от предложенного обеда – мол, подожду друга – и пожелал немного отдохнуть.
В комнате Надежды, прибранной после их ухода, царили чистота и порядок. Павел пригляделся, прикидывая, откуда целесообразнее всего начать обыск, но ничего определенного решить не мог. Вещей, нужных и давно отслуживших, было очень много, тайник при необходимости можно устроить в двадцати разных местах. Так что Павел отверг мелькнувшую было мысль приступить к розыскам шифра немедленно. С минуты на минуту должен был прийти с работы ого друг.
Надежда явился бодрый, в приподнятом настроении. Доклад Павла его порадовал.
К обеду он принес бутылку водки, и они сидели за столом часа полтора.
Был выработан, так сказать, кодекс взаимоотношений. Они будут встречаться но вечерам. Павел несколько дней может побездельничать, побродить по городу, осмотреться, почитать объявления о найме рабочей силы, а потом они что-нибудь придумают.
В среду Надежда вышел в эфир, в четверг работал на прием.
Минуло еще три дня, а Павел не сумел найти ни одной подходящей возможности произвести у Надежды обыск. Хозяева сидели дома крепко, как медведи в зимней берлоге, незамеченным в комнату Надежды не проникнуть, да и он сам мог нагрянуть в любую минуту. Рисковать тут Павел не имел права.
Наконец он придумал выход и по телефону, который у него имелся, попросил у лейтенанта Кустова явку.
…Во вторник к хозяевам Надежды пришла из собеса девушка. Поинтересовавшись, как живут старики пенсионеры, не скучают ли, она предложила им две путевки на экскурсию в Москву, на ВДНХ. Завтра за ними заедет автобус, в Москве они будут на полном содержании – трехразовое питание и так далее. Группа их состоит из двадцати пяти человек, все люди пожилые, как они сами… Старики с радостью согласились.
В среду, когда они уехали, в комбинате бытового обслуживания, которому подчинялась радиомастерская Надежды, было созвано совещание с обязательным присутствием заведующих производственными точками. Надежда, разумеется, тоже должен был участвовать в нем, и оно продолжалось три часа.
Павел проник в дом так, что соседи не видели его. Ключи хозяева оставляли под крыльцом.
Не мешкая, начал методично и тщательно осматривать комнату, ища тайник. Долгое время его попытки были тщетными. Потом он обратил внимание на настольную лампу. Это была, так сказать, капитальная конструкция канцелярского типа. Массивная, как пьедестал, круглая мраморная плита, к ней привинчена ребристая ножка-колонна, а над колонной на проволочном каркасе покоится большой матовый плафон. Вдруг Павел вспомнил, что, выпроводив его на улицу, перед тем как сесть за шифровку, Надежда почему-то на несколько минут погасил настольную лампу.
Сняв абажур и отвернув легко завинченную гайку на нижней поверхности мраморного основания, он отделил полую ножку. Хорошенько запомнив расположение витков, размотал изоляцию на проводе, и в руках у него очутился плотно скатанный ролик. Развернул его и увидел три колонки цифр. Это было то, что он искал – ключ к шифру.
В глубине ножки белел кусок ваты. Павел вытянул его, и на ладонь упала автоматическая ручка, размером несколько крупнее принятого стандарта. Это был пистолет. Любопытно, почему Надежда не носит его при себе? Неужели перестал бояться?
Пересняв цифры, Павел снова устроил все, как было.
В тот же день после ужина Надежда завел речь о женщине, которую зовут Мария, – казалось, Надежда угадывал и исполнял желания полковника Маркова. Он говорил, что тоскует по ней, что ему ее страшно не хватает. Эта исповедь завершилась настоятельной просьбой: Павел должен съездить в тот город, негласно разыскать и повидать Марию. И как-то вручить ей деньги. Может быть, заодно удастся что-нибудь узнать о Дембовиче.
Надежда отлично отдавал себе отчет, насколько это небезопасно, – ведь Павла многие знают в городе, контрразведчики, безусловно, не забыли историю с переправой, он может быть опознан, выслежен, может привести «хвоста». Но никакие соображения безопасности не останавливали его.
Павел сначала подумывал, что это просто способ отправить его подальше, а самому скрыться. Но было непохоже, чтобы Надежда хитрил.
Сообщив своим по телефону, что он должен исчезнуть на несколько дней, Павел попросил явку. Он встретился с лейтенантом Кустовым и передал ему добытый у Надежды ключ к шифру.
А потом отправился в город, где жила Мария.
Глава XVII
ПРИВЕТ И ПОДАРОК
В феврале у Марии родился сын. Она назвала его Александром. Когда была в роддоме, каждый день под окно, возле которого стояла ее кровать, приходили ребята из таксомоторного, передавали через няню апельсины и яблоки, однажды написали записку: «Цветов пока нет. Но как будешь отсюда выходить, найдем вот такой букет». И правда, в день выписки явились с целой охапкой мимозы.
Подруги, которых Мария как-то незаметно растеряла с появлением в ее жизни Михаила, снова были с нею, а Лена Солодовникова буквально не отходила ни на шаг, часто оставалась ночевать. Короче говоря, чувство одиночества, которое Мария так тяжело переживала в первые месяцы после исчезновения Михаила, постепенно развеялось, и от тех времен в душе остался лишь осадок горького недоумения.
О причинах бегства шофера Михаила Зарокова судили и рядили в парке по-всякому. Нашлись и такие, кто объяснял дело, по их мнению, мудро и просто. Мол, чего тут непонятного – все они таковы, холостые мужики: заморочил девке голову, а увидел, что будет ребенок, – удрал.
Одна Мария знала, что это не так. Она же не успела сказать Михаилу о беременности… Она по винила Михаила ни в чем и не жаловалась на судьбу. Причиной, заставившей его бежать из города, Мария считала какие-то неведомые ей события, грозившие Михаилу очень серьезной опасностью. А события эти могли быть последствием прошлого. Она сопоставила историю, поведанную Михаилом в тот далекий зимний вечер, когда первый раз пригласила его к себе, и свою поездку в Москву, к матери друга Михаила. Вспомнилось странное впечатление, оставшееся от поездки.
Михаил был в плену, бежал, служил в армии под чужой фамилией. Друг, которого Михаил считал погибшим, оказался живым и сделался бандитом. Наконец, она знала, что Михаил кое в чем врал ей. Например, насчет жилья.
Мария складывала все вместе, и получалась зловещая сеть, в которую, вероятно, и попал Михаил. Во всяком случае, она не сомневалась, что дело связано с уголовным миром. Сознание этого отравляло воспоминание обо всем хорошем, что принесла ей любовь Михаила, но его она любила по-прежнему. С сожалением перестала она носить подаренный им медальон. Однажды хотела даже выбросить – ведь эта вещь была ворованная, мать Мишиного друга отказалась ее принять. Но, поколебавшись, Мария спрятала медальон в старую сумочку, которой давно но пользовалась, – с глаз подальше. Все-таки это была единственная память о Михаиле. Для себя она твердо решила: вернется – примет его и не упрекнет ни словом. Если, конечно, он не преступник…
Заботы о сыне отодвинули в сторону все другие мысли, Мария понемногу окончательно пришла в себя. И вдруг одно непонятное происшествие вновь нарушило покой.
Мария так рассказывала Лене Солодовниковой:
– Понимаешь, до сих пор руки дрожат, не могу успокоиться… Вот слушай но порядку. Сегодня утром я повезла Сашку в консультацию. Что-то у него с желудочком неладно. Коляску оставила в скверике, против входа, ну, ты же знаешь… Все так делают… Пробыли мы у доктора полчаса, не больше, ничего страшного у Сашки не оказалось, просто перекормила. Выхожу, держу его одной рукой, а другой клеенку в коляске поправляю. Разгладила ладонью – кирпичик какой-то под клеенкой. Отвернула – представляешь, что оказалось? Пачка денег. Новенькие, в упаковке. Под ленточку вложена записка. Всего несколько слов. «Ваш друг передает вам привет и просит принять подарок». Почерк не Мишин… Ты знаешь, Ленка, у меня прямо сердце оборвалось. Думаю: ну вот, дождалась. Их там, наверно, целая шайка. Награбили, и он мне от своей доли прислал. Даже не хотела Сашку в коляску класть после этих денег. Иду и думаю: что же делать? Деньги у меня в сумке, и будто я сама воровка. Куда их девать? Пошла в милицию. Ну, конечно, расспросы, допросы. А что я могла им сказать? Говорят, не можете ли вы предположить, кто подкинул эти деньги. Говорю, нет. Не буду же я замешивать Михаила. А потом они сами в конце концов соображать должны, им же о его пропаже известно. В общем не стала я ничего предполагать. Говорю, возьмите эти деньги, а сказать мне больше нечего. Составили протокол, и я ушла.
Мария недаром считала Лену фантазеркой. Выслушав, она спросила таинственным шепотом:
– А записка? Надеюсь, ты ее не отдала?
Мария вздохнула.
– Конечно не отдала. – Она вынула из сумочки записку.
Подруги долго рассматривали ее, даже на свет. Начитанная Лена высказала догадку, что, может быть, на бумаге есть тайнопись, и предложила прогладить горячим утюгом. Это было очень смешно, и Мария сказала с грустной улыбкой:
– Ленка, Ленка, какая же ты девчонка…
Однако отговаривать ее не стала и сама включила стоявший на подоконнике электрический утюг.
Пылкое воображение обмануло Лену: на бумаге, кроме чернильных букв, ничего не было, и Мария спрятала чуть поджарившуюся, ставшую ломкой записку в сумочку.
Лена спросила:
– И все? И дальше ничего?
– А что же еще? Думаю, как же они меня разыскали? Ну, положим, Михаил адрес знает. Но ведь на дом ко мне не пришли. Значит, следили, выбирали удобный момент. От самого дома следили… Ужасно неприятно… И откуда узнали, что я дома сижу, в декрете? Значит, справлялись на работе. Пошла в парк. Там, как всегда, крики, шуточки: «Покажи-ка шофера Сашку». А мне не до шуток. Спрашиваю у Нины, у новенькой, не интересовался ли кто мной. Сказала, звонил мужской голос, спросил по имени. Нина ответила, что меня нет, в декретном отпуске, и поинтересовалась, кто спрашивает. Ответил: знакомый. А какой там знакомый… Прямо не знаю, что делать. Хоть на улицу не выходи.
– Да что ты, Маша? – воскликнула Лена. – Не хватало еще – в родном городе жить и бояться.
– Я и не боюсь, – сказала Мария. – Просто неприятно. Один раз подбросили – могут и еще.
Они условились, что Лена пока поживет у Марии.
Глава XVIII
АРЕСТ
Павел признался Надежде, что Мария понравилась ему. И это была правда. Он сразу узнал ее по описанию Надежды. Необыкновенно свежий цвет лица. И очень женственная. Ему неизвестно, какая она была прежде, но сейчас просто хороша, ничего не скажешь.
Не опуская ни единого штриха, Павел начал рассказывать, как нашел Марию, как дежурил возле ее дома, следовал но пятам до детской консультации.
– При чем здесь детская консультация? – перебил Надежда.
– Фу, черт, забыл, – спохватился Павел. – У нее же ребенок, сын. Четыре месяца.
Понадобилось подождать немного, чтобы дать Надежде переварить эту новость. Павлу еще не приходилось наблюдать, каким образом проявляется у Надежды радость. Но сейчас выражение лица у него было приблизительно такое, как в тот момент, когда он держал в руках рацию. Это было похоже на тихое ликование. Он сказал:
– Это мой сын, Паша.
Павлу оставалось только поздравить, что он и сделал.
– Ну, дальше, – попросил Надежда.
А дальше Павел поведал довольно грустную для Надежды историю. Как были положены в коляску деньги, как Мария обнаружила их, что с нею сделалось после этого и как она, не раздумывая, отправилась прямо в милицию.
И опять пришлось сделать перерыв, еще более долгий. Отчет Павла походил на процесс закалки: сначала металл раскаляют докрасна, а потом бросают в холодную воду.
Ни один из оттенков в смене чувств, владевших Надеждой, не ускользнул от внимания Павла.
– Продолжай.
– Больше я ее не видел. То есть, конечно, дождался, пока не вышла из милиции, проводил немножко, вижу, топает до дому, и отстал. Разузнал кое-что о Дембовиче, да не стоит сейчас говорить…
– Брось-ка ты, психолог, – мрачно сказал Надежда.
– В общем помер Дембович, вот что. Сгорел вместе с домом.
– Как узнал?
– От таксиста. Соседи сказали, какая-то старуха на пепелище два раза приходила. Скорей всего, Эмма.
– Больше некому. – Задумавшись, Надежда машинально мял папиросу, пока из нее не высыпался табак. – А Эмму, значит, не взяли… Черт, неужели зря я порол горячку?
С того дня Надежда редко разговаривал с Павлом по душам. Вечерами он читал книги, которые брал у хозяина. В хорошую погоду ходили на ту сторону купаться.
Павел по настоянию Надежды поступил на курсы шоферов и занимался каждый день с утра до обеда. Надежда правильно рассудил, что Павлу надо иметь крепкую профессию, – не работать же всю жизнь грузчиком или экспедитором в пекарне. Сам он тоже с великим удовольствием сел бы снова за руль, но опасался это делать: если его ищут, то в первую очередь среди шоферов.
Надежда попросил Павла завязывать знакомства с железнодорожниками, с военными, с речниками. И свободную от занятий половину дня не велел болтаться без дела. Надо ходить по ресторанам, на вокзал, на пристань, ездить за город подальше. Смотреть, какие грузы проходят, особое внимание обращать на воинские части, вооружение. Все это пригодится, а кроме того, общение с людьми полезно, так сказать, для общего развития.
Надежда был словно в ожидании.
Наконец наступил очередной четверг. Сразу после двенадцати ночи Надежда включил «Спидолу», что-то записывал, а потом целый час занимался расшифровкой.
На следующий день, когда Надежда кончил работу, они вместе пошли на почтамт. Там Надежда получил открытку, посланную на его имя до востребования. Они прочли ее вместе, не отходя от окошечка. Содержание было немногословным:
«Дорогой Станислав! Очень рад, что ты благополучно доехал. Все наши передают тебе большой привет. Напиши, как устроился. Жду с нетерпением».
Подпись неразборчива. На лицевой стороне есть обратный адрес: «Москва, Большая Полянка…»
Надежда тут же написал ответ. Павел знал, что это контрольная почта. Если Станислав Курнаков действительно в К., он должен получить открытку и ответить. Если его здесь нет, открытка через месяц вернется к отправителю за неявкой адресата.
Надежда немного оттаял, словно эта открытка была приветом от друзей.
В воскресенье – это было на следующий день после того, как столица встретила космонавтов Валентину Терешкову и Валерия Быковского, – он очень рано разбудил Павла и попросил съездить в Москву, купить кое-какие радиодетали для нужд мастерской.
Это оказалось как нельзя кстати, потому что Павел собирался просить у своих явку, а раз он едет в Москву, то все складывалось проще.
Операция завершалась. Михаилу Тульеву, бывшему Зарокову, а в настоящем Курнакову, настало время давать показания.
В Москве Павел встретился с Владимиром Гавриловичем Марковым.
– Будем брать, – выслушав доклад, сказал полковник. – День назначишь ты. И место тоже. Но прежде ему необходимо переехать на новую квартиру. Надо, чтобы там, где ты будешь потом жить, никто не знал в лицо прежнего Станислава Курнакова.
– С переездом будет сложнее.
– Уговори его как-нибудь.
– Да нет, уговоры тут не помогут. – Павел задумался, склонил голову к столу. И вдруг оживился: – Есть, Владимир Гаврилович! Но для этого придется провести кратковременную демобилизацию.
Полковник Марков был слегка удивлен.
– Понимаете, – объяснил Павел, – у его хозяев сын в армии служит. Надо устроить ему отпуск, скажем на месяц, отпустить домой на побывку. А где же он будет жить? Комнату его Стасик занимает.
Владимир Гаврилович записал в блокнот фамилию и имя солдата, которые назвал ему Павел, и сказал:
– Брать будем в день переезда. Чтобы новые хозяева не успели разобраться, кто из вас Станислав.
– А насчет некролога как, Владимир Гаврилович? Показать?
– Это можно бы сделать и после, что называется, в стационарных условиях. Но раз сам придумал, сам и покажи.
– Ну, кажется, все?
– Все. Кустов будет у тебя под рукой. И последнее. Прошу тебя, не зарывайся, будь предельно осторожен и смотри за ним строго. Это все же не игра. И пистолет у него заряжен не холостыми патронами. Слышишь, Павел?
