Текст книги "Солдаты невидимых сражений. Рассказы о подвигах чекистов"
Автор книги: Владимир Востоков
Соавторы: Дмитрий Медведев,Олег Шмелев,Михаил Смирнов,Михаил Колесников,Анатолий Марченко,Михаил Козаков,Виктор Егоров,Иван Лебедев,Альберт Цессарский,Рудольф Абель
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 24 страниц)
Я от души желаю, чтобы каждый юноша и каждая девушка нашей страны по возможности быстрее нашли свое призвание в жизни, а выбрав тот или иной путь, смело и упорно шли вперед, к достижению поставленной цели.
И еще одно. Мне очень хотелось бы, чтобы наша молодежь воспитывала в себе высокое чувство собственного достоинства, патриотизма и безграничной веры в правоту того дела, за которое боролись их отцы.
О. Шмелев, В. Востоков
ОШИБКА РЕЗИДЕНТА
Повесть
Краткое содержание первой части повести
Советским органам госбезопасности становится известно, что в Советский Союз будет заслан вражеский резидент по фамилии Михаил Кириллов, впоследствии Зароков (кличка – «Надежда»). Генералом Сергеевым и полковником Марковым принимается решение: при переходе нашей границы резидента не арестовывать, дать ему возможность осесть на нашей территории, чтобы затем выявить его преступные замыслы и связи.
Для выполнения этой операции назначается молодой контрразведчик старший лейтенант Павел Синицын, а связным к нему лейтенант Кустов.
Надежда обосновывается в одном областном центре в доме своего сообщника Дембовича и с его помощью устраивается на работу шофером такси. В таксомоторном парке знакомится с диспетчером Марией, которая вскоре становится ему близким человеком.
По замыслу руководителей операции Павел под видом вора-рецидивиста (кличка – «Бекас») удачно входит в контакт с резидентом и, выдержав тщательную проверку, добивается его доверия. Надежда через своего помощника Дембовича поручает Павлу привезти из глубинного района страны пробы земли и воды. Это одно из частных заданий, полученных резидентом от зарубежного разведывательного центра (основное – прочно легализоваться и стать своим человеком).
Второе задание – разыскать и организовать переправу через границу Леонида Круга, бывшего руководителя разгромленной советскими контрразведчиками подпольной банды, который скрывался и с которым потеряна связь.
Настоящая фамилия Надежды – Тульев, он сын бывшего царского генерала, работающего вместе с Виктором Кругом (братом Леонида Круга) в разведцентре.
Надежда приступает к выполнению второго задания. Он находит Леонида Круга, договаривается с центром о присылке катера и решает переправить с Кругом в разведцентр пробы земли и воды. Павлу поручается передать пробы Кругу, а заодно получить с катера запасную рацию и деньги для Надежды.
Катер должен прийти в точку недалеко от границы. Рядом расположен дом отдыха, в который отправляются по путевкам Круг и Павел.
В момент переправы произошел инцидент, который не мог предвидеть Надежда и который спутал все его карты. Пограничники обстреляли катер, Круг был ранен в ногу, упал в воду. Павел, спасая его, взобрался на борт катера, втащил Круга. Мешкать было нельзя, катер на полном ходу начал отрываться от пограничников, и Круг воспротивился попытке Павла прыгнуть за борт.
Так Павел вместе с Леонидом Кругом оказались на Западе.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ВОЗВРАЩЕНИЕ БЕКАСА
Глава I
ДОЛГОЖДАННАЯ ВСТРЕЧА
Небольшой «мерседес» свернул с бетонного шоссе на узкую асфальтовую дорогу, ведущую к морю, и вскоре остановился на берегу бухты. Из машины вышли двое, оба в одинаковых темных костюмах. Тот, что вел машину, был среднего роста, очень плотный. Лет под пятьдесят. Черные с проседью волосы, причесанные на косой пробор, блестели. Второй – высокий, худой и светловолосый. И намного моложе.
Оставив машину с открытыми дверцами, двое пошли к берегу – черный впереди, блондин сзади. У деревянного пирса они остановились. Черный поглядел на часы. Было десять. Утро стояло ясное. Солнце жарко грело их спины.
– Если все в порядке, должны скоро быть, – сказал блондин.
Черный кашлянул в кулак, но не отозвался. Он, прищурясь, глядел туда, где четкая цветовая межа отделяла гладь залива от темной взъерошенной громады открытого моря.
– Виктор обрадуется, – снова нарушил молчание блондин.
На этот раз черный разжал губы:
– Брат. Тринадцать лет не виделись.
Но словоохотливого блондина его тон не смутил.
– Мало ему хлопот и нахлебников… Думаете, этого оставят в системе?
– Монах любит Виктора… А его брат знает теперь Советский Союз лучше, чем все ваши умники во главе с Божьим одуванчиком… И вообще довольно об этом.
Они ждали и смотрели. И вот из-за мыса показалось маленькое судно. Оно пересекло цветовую межу и нацелилось на пирс.
Катер с низкой зализанной рубкой пересек залив на полном ходу и лишь у самого пирса резко убавил скорость. Буруны вскипели за кормой. Скрипнув обшивкой по сухому дереву, катер прильнул к пирсу. Человек в полуматросском одеянии вспрыгнул на дощатый помост, накинул петлю швартова на столбушок, обточенный в форме кнехта.
Двое на берегу не двинулись с места. От них до катера было метров тридцать.
На пирсе появилась фигура человека в морской фуражке. Это был капитан катера. Под мышкой он держал небольшой матово-серебристый мешок.
Приблизившись, капитан козырнул ожидавшим. Он был не молод и выглядел уставшим.
– Меня обнаружило пограничное судно. Стреляли, – сказал капитан.
На катере происходила какая-то возня. Черный спросил:
– Чего они тянут?
– Один ранен. Кажется, тяжело…
В это время из катера на белые доски пирса выбралась группа, выглядевшая странно в ярком свете солнца, залившего безмятежно тихий залив. Двое, стоя по бокам, поддерживали третьего.
Один из этой группы был в трусах и рубашке с короткими рукавами, босой, весь в крови. Другой, в сатиновых шароварах и баскетбольных кедах, еле держался на ногах. Третий был матрос.
– Черт знает что! – удивился блондин.
Группа медленно двинулась по пирсу. Тот, что в шароварах, обняв двух других за плечи, ступал только на правую ногу, а левую волочил беспомощно, охая и наваливаясь на своих спутников.
Достигнув берега, троица остановилась. Раненый поднял голову. Лицо у него было опухшее, воспаленное. В углах рта запеклись черные сгустки.
– Здравствуйте, – сказал он хриплым голосом.
– Вы Леонид Круг? – спросил черный.
– Да.
– Кто он? – черный кивнул на Павла.
– Должен был взять посылку, – ответил Круг. – Вышло не то… – Он передохнул, достал из-за пазухи флягу и непромокаемый пакетик, протянул и сказал: – Просили передать.
Черный взял флягу и пакетик в одну руку.
– Едем.
Под оханья Круга они двинулись к машине. Черноволосый остался на берегу с капитаном. Он догнал остальных уже возле машины.
Павел взялся уже за ручку задней дверцы, но черноволосый сказал сердито:
– Ждать!
Затем открыл багажник, вынул скатанный в трубку клетчатый коврик, дал его блондину. Тот расстелил коврик на заднем сиденье и жестом приказал им садиться.
…Асфальтовая лента взбежала на бетонное шоссе, и машина резко прибавила скорость. Леонид Круг с закрытыми глазами сидел, держа спину прямо, упираясь в мягкую подушку дивана вытянутыми руками. Павел положил ладонь под его запрокинутую голову.
Черноволосый поправил зеркальце, и Павел почувствовал, что на него пристально смотрят, но сам в зеркальце старался не глядеть.
Часы у Павла остановились, и он не мог определить, сколько времени они ехали. Во всяком случае, не меньше полутора часов.
Затем свернули с шоссе и углубились в лес. Лес был аккуратный и прибранный, словно весь его почистили пылесосом, а каждое дерево прошло через руки парикмахера.
Скоро деревья стали редеть, а потом машина выскочила на огромную поляну, на которой в строгом порядке стояли дачи. Возле одной из них, окруженной высоким забором, остановились.
Черноволосый вышел из машины, нажал кнопку у двери рядом с воротами, ему быстро открыли, он исчез и не появлялся минут десять. Вернувшись, распахнул заднюю дверцу и сказал как будто бы приветливее прежнего:
– Выходите. Оба. – И вместе с Павлом помог Леониду Кругу выбраться из машины.
Дача была из красного кирпича. Первый этаж имел по фасаду восемь окон, второй был вдвое меньше площадью, а над ним еще возвышалась башенка с ромбовидным маленьким окошком. Крыша из розовой черепицы.
От ворот к широкому парадному входу вела узкая дорожка, выложенная белыми изразцовыми плитками. Вокруг дачи росли розы. Участок был большой и весь засажен яблонями.
На верхней ступеньке крыльца стояла молодая гладко причесанная женщина в светлом полотняном платье. Увидев вошедших, она скрылась в доме. Навстречу им откуда-то из-за роз вышел высокий человек в клеенчатом белом фартуке и в шапочке с длинным узким козырьком. Он перехватил руку Леонида Круга, сменив черноволосого.
По внутренней лестнице все поднялись на второй этаж, черноволосый отворил обе створки двери, ведущей в большую комнату, Леонида Круга подвели к тахте, и он лег на спину, придерживая руками левую ногу.
Черноволосый исчез, а приблизительно через час явился врач, щеголеватый человек лет тридцати, с саквояжем в руке. Павел помог Кругу раздеться.
Женщина в полотняном платье принесла эмалированный тазик с водой.
Пока врач включал никелированный бокс, гремел иглами и щипцами, мыл руки, женщина успела сходить вниз и принести ворох одежды. Павел подобрал себе техасские брюки из тонкого брезента, они были ему немного длинны.
Осмотрев раны Круга, врач задумчиво посвистел. Потом быстро обработал их, наложил пластырь и сказал помогавшей ему женщине, что надо немедленно посмотреть раненого на рентгене и извлечь пулю из правого бедра. Еще он сказал: кости левого бедра, вероятно, расщеплены, ранение тяжелое.
За Кругом была прислана санитарная машина. Его увезли в длинном махровом халате и в домашних шлепанцах.
Пока он отсутствовал, Павел помылся в ванной на первом этаже, а потом женщина предложила ему пообедать на кухне. Оказалось, что она прекрасно, почти без всякого акцента, говорит по-русски. Зовут ее Клара. Павел, к которому постепенно возвращалось бесшабашное настроение, спросил, сколько ей лет, и она без всякого кокетства сказала, что двадцать восемь. Когда Павел как следует ее разглядел, он подумал, что вряд ли принял бы эту Клару за иностранку, встретив на улице в Москве. Типичное русское лицо, очень миловидное.
Павел поинтересовался, где он будет жить. Клара ответила, что пока не знает.
Обед она подала почти русский – холодный судак, тушеное мясо с овощами, компот. Только борща не хватало.
После обеда Павел поднялся наверх, прилег отдохнуть на тахту и заснул.
Его разбудил грохот на лестнице. В комнату вошел врач, за ним появились носилки, на которых двое несли Леонида Круга. Потом санитары притащили какие-то блестящие трубы и трубочки, колесики и шнуры и начали сооружать над тахтой некое мудреное приспособление. Они долбили стены, ввинчивали в потолок крючья, приворачивали шурупами к полу никелированные стойки. Когда все это было свинчено и подвешено, получилось что-то похожее на стрелу подъемного крана.
Круга уложили на тахту. Врач с помощью санитаров заключил его левую ногу в систему трубок, планок и ремней, а потом взялся за шнуры, свисавшие с блока на потолке, и подтянул ногу ступней вверх.
Павел наблюдал за всеми этими манипуляциями, стоя спиной к двери, и поэтому не заметил, как в комнату вошел черноволосый человек, привезший их сюда. Перекинувшись с врачом несколькими словами, он поманил Павла к себе и сказал, что на все время, пока Леонид Круг будет поправляться, Павел останется с ним, будет жить в этой комнате и исполнять обязанности сиделки.
Комната опустела.
Клара позвала Павла вниз и в одной из комнат показала ему кресло-кровать. Павел отнес его наверх, а Клара пришла следом с постельным бельем и подушкой. Она пожелала спокойной ночи и велела разбудить ее, если раненому станет плохо…
Так началась для Павла жизнь на чужой земле. К чему все это приведет, он не имел никакого понятия и не старался пока заглядывать вперед. Этой ночью он просто выработал для себя линию поведения на каждый день. Он останется Бекасом, но в новых условиях Бекас должен измениться. Пусть каждый, кто пожелает здесь общаться с ним, ощущает главное: неожиданный поворот в судьбе устраивает его как нельзя лучше. А там видно будет…
С утра, едва проснувшись, Павел приступил к обязанностям сиделки. И более заботливого ухода Леонид Круг вряд ли мог желать.
Прошло три дня, но никто ими не интересовался. Только однажды дачу посетил врач.
За все это время Павел ни разу даже не показывал носа на дворе, ни на минуту не покидал раненого. Клара постепенно снабдила его принадлежностями госпитальной палаты, в которой лежат люди, лишенные возможности двигаться, и Павел ухаживал за Кругом по всем правилам.
Они почти не разговаривали. Леонид нервничал и, по всей вероятности, с нетерпением ждал чего-то, но был замкнут и не желал делиться с Павлом своими думами. Во взгляде его Павел улавливал все нараставшую благодарность, смешанную с удивлением. По правде сказать, Павел и сам не ожидал, что малопривлекательная роль сиделки дастся ему столь легко.
К концу четвертого дня, перед наступлением сумерек, на дачу явился новый посетитель. Едва увидев его, Павел понял, что это брат Леонида. Они были очень похожи, только вошедший выглядел старше и намного грузнее.
Леонид сделал порывистое движение, хотел приподняться, но брат замахал руками и, быстро подойдя, припал щекой к его груди. Павел покинул комнату, неслышно притворив за собой дверь.
Спустя полчаса его позвала наверх Клара.
Леонид сказал:
– Познакомься, Паша. Мой брат Виктор. Мы ждали этой встречи тринадцать лет.
– Очень рад, – сказал Павел.
Глаза старшего Круга смотрели на него доброжелательно. Виктор Круг пробыл недолго. Пообещав наведаться завтра, он распрощался, поцеловал брата и пожал руку Павлу.
Уже со следующего утра они почувствовали, что отношение к ним изменилось. На дачу был привезен и установлен в их комнате телевизор. Клара объявила, что в холодильнике отныне всегда можно найти что выпить, а также фрукты. С Павла и Леонида сняли мерки и через день принесли костюмы, белье и обувь.
Леонид повеселел.
Внешне беспечный, Павел в глубине души сомневался, что и дальше все пойдет так удачно. Это было бы слишком большим везением. Не настолько доверчивы и благодушны люди, к которым он попал в гости.
И он был прав, конечно.
Глава II
РАЗГОВОР ШЕПОТОМ
На десятый день Виктор Круг приехал не вечером, как обычно, а перед обедом. Вид у него был озабоченный. Попросив Павла пойти погулять в саду, он подвинул стул к изголовью тахты и тихо, в самое ухо, сказал брату:
– Я задам тебе несколько вопросов. Но говори шепотом. Нас не увидят – пока что телеустановки в этом доме нет. А микрофоны есть.
Леонид кивнул. Виктор подошел к телевизору, включил его. Заиграла музыка.
Между братьями начался разговор, больше похожий на допрос, с той лишь разницей, что допрашивающий не желал допрашиваемому ничего, кроме добра.
– Ты лично встречался хоть раз с человеком по имени Михаил Зароков? – спросил Виктор.
– Нет, никогда.
– Кто явился к тебе с паролем?
– Дембович.
– Как ты познакомился с этим парнем?
– Через Дембовича. Он показал мне Павла.
– Как Дембович собирался прикрыть твое исчезновение?
Леонид облизал сухие губы, вспоминая детали.
– Я получил от жены телеграмму со срочным вызовом. Должен был дать ее Павлу. И записку к соседу по комнате, чтобы тот отдал Павлу вещи. Павел должен был показать телеграмму в дирекции дома отдыха, чтобы объяснить мой досрочный отъезд.
– Это было бы надежно?
– Вполне, – отвечал Леонид.
– Ты уверен, что все сделал так, как велел Дембович? Ни в чем не ошибся?
Леонид молчал.
Виктор вздохнул, опустил голову.
– Ну, я слушаю.
– Я забыл про телеграмму, – наконец признался Леонид. – И записку не писал.
Виктор снова припал губами к его уху.
– По сути дела, это не имеет никакого значения, раз Павел оказался здесь. Но это твоя ошибка, очень серьезная ошибка. Какие инструкции давал тебе Дембович о Павле на ту ночь?
– Он сказал так: что бы ни произошло, я должен попасть на катер. Если замечу какую-нибудь опасность, Павла в лодку не брать. Но пограничный катер появился в последнюю секунду.
Виктор махнул рукой.
– Надо, чтобы этот Павел, когда его спросят, излагал историю с телеграммой так, как должно было быть, а не так, как случилось на самом деле.
– Будут разбирать? – спросил Леонид.
– Следствие назначили бы все равно, в любом случае… Не в том дело… Надежда не вышел на связь после вашей переправы.
Леонид впервые услыхал это имя, но сразу догадался, какое отношение имеет оно к его переправе.
Братья помолчали, глядя друг на друга.
Потом Виктор заговорил:
– Не буду объяснять тебе подробно соотношение сил – это долго, и всего тебе не понять. Усвой основное: я на ножах со стариком Тульевым, отцом Надежды. Дембович лишь исполнял приказ, а устраивал твой побег именно Надежда. Если его расшифровали из-за этой истории, старик постарается раздуть дело. Шеф мне доверяет, но он очень любит сталкивать людей лоб в лоб при всяком удобном случае. У него на этот счет своя теория. Назначат следствие. А потом многое будет зависеть от Себастьяна – ты его знаешь, он тебя встречал, черный. Его можно не опасаться. Старик ему не нравится.
Виктор умолк, прикидывая что-то про себя. И снова склонился к брату.
– Ты на всех допросах должен твердо держаться одной линии – говори, что сделал все по инструкциям. Растерянность в той бухте простят – рана твоя не выдуманная. Значит, и Павла тебе простят. Ему скажи так: для его собственного благополучия выгодно быть с тобой заодно. Ему здесь цена – копейка. Я могу устроить так, что он исчезнет бесследно. Но нам он нужен. Как свидетель.
– Он не дурак, – сказал Леонид.
– Посмотрим. У него своя судьба. Шеф не исключает, что твой партнер – советский разведчик, а вся эта операция – хорошо разыгранный спектакль. Павлу придется доказать, что это не так.
Леонид скрипнул ремнями, оплетавшими его раненую ногу, вздернутую ступней к потолку.
Брат продолжал:
– Тебя тоже могут подвергнуть допросу на детекторе. Вещь вредная. Но все окажется не так страшно, если ты не будешь бояться и волноваться. Внуши себе, что ты сам попросил испытать тебя. Что тебе до смерти интересно узнать, как эта штука устроена. Все время будь настороже. На неожиданные вопросы отвечать нужно не раздумывая, очень быстро. Главное – но задумывайся. У тебя ладони потеют, когда волнуешься?
– Не замечал, – сказал Леонид.
– Я предупрежу тебя заранее. Накануне очень полезно напиться.
Затем они переменили тему. Виктору интересно было узнать подробности жизни брата за последние тринадцать лет на положении человека, скрывающегося от советской контрразведки. Об этом можно было говорить в полный голос, и они оставили шепот.
А Павел, пока братья разговаривали, успел сделать массу полезных вещей. Во-первых, он познакомился с долговязым садовником, которого звали Франц. Оказалось, что Франц побывал в плену в Советском Союзе и поэтому знал довольно много русских слов, однако соединять их в связную речь так и не научился, главным образом потому что не знал глаголов и прилагательных, а только имена существительные. По словарному составу Павел легко определил, на каких работах использовался пленный Франц. С улыбкой произнеся традиционное в конце войны «Гитлер капут!», Франц, морща лоб, одно за другим выложил перед Павлом трудные русские имена существительные: «кирпич», «стена», «кладка», «крыша», «дверь», «окно», «отвес», «мастерок», «раствор» и так далее. Вместо «дом» он произносил «том».
Павел сначала помогал Францу рыхлить землю вокруг цветов, а потом, ближе к вечеру, поливал из шланга яблони, стараясь, как показал Франц, лить воду в лунки вокруг стволов равномерно.
Франц угощал Павла сигаретами, они то и дело устраивали перекур.
В том, что этот милейший садовник приставлен к даче не только для того, чтобы ухаживать за яблонями и цветами, можно было не сомневаться. Так же как смешно было бы считать Клару просто экономкой. Павел сознавал, что вообще каждый человек, с которым ему отныне придется общаться, будет его прощупывать и испытывать. Любого такого испытателя, отдельно взятого, можно обмануть так или иначе, но беда в том, что результаты этих испытаний должны стекаться к какому-то одному, наверняка умному и хитрому, диспетчеру, и если он, Павел, где-то собьется с однажды взятого тона, начнет путать и, избави бог, вилять, подстраивать свой курс под каждого данного собеседника, его легко разоблачат. Поэтому он обязан решительно подавить в себе свое настоящее «я», чтобы оно не мешало существовать Бекасу ни наяву, ни во сне. Не думать, не вспоминать о Москве, о товарищах по работе. Иначе, как случилось сегодня ночью, будешь видеть сны, в которых старший лейтенант Павел Синицын, одетый в форму, допрашивает человека, похожего лицом на Виктора Круга. Не хватало еще просыпаться от собственного голоса и холодеть при мысли, что кто-то мог тебя подслушать…
Садовник Франц курил сигаретку, покашливал, моргал белесыми ресницами, когда дым попадал в глаза. Павел завел разговор на географическую тему. Его очень интересовал ближайший от этих мест город.
Франц кивнул.
– Город? Цванциг километер. – Он дважды потряс перед Павлом растопыренными пятернями.
Тут Павел подумал, что совершенно необходимо побыстрее освободиться от одного опасного чувства, которое он испытывает с тех пор, как ступил на эту землю. Всякий раз, когда он слышит разговор на чужом языке, ему кажется, что уши у него немеют, словно отмороженные, и что это заметно со стороны. Оказывается, очень трудно делать вид, что не понимаешь языка, который в действительности знаешь отлично. Насколько безопаснее было бы и вправду не знать…
Франц по-своему понял, что́ именно должно интересовать Павла в городе. Город – это значит женщины, рестораны, кино, вообще всякие развлечения. И вокзал, с которого можно уехать в другие города. Правда, у Павла совсем нет денег, но деньги – дело наживное.
Эту взаимоприятную беседу прервал голос Клары, звавшей Павла в дом. Брат Круга уже исчез, и Леонид требовал Павла к себе.
Телевизор в их комнате передавал вальсы, но экран не был включен. Музыка играла, тихо, под сурдинку.
Леонид был взволнован и, кажется, расстроен. Он показал рукой на стул, на котором только что сидел Виктор, попросил нагнуться и зашептал Павлу в ухо.
Очень скоро все стало ясно. Конечно, Леонид не хочет, чтобы его начальство узнало о том, что он нарушил данные Дембовичем инструкции относительно телеграммы и записки, но это голая формалистика, коль скоро Павел очутился на борту катера вместе с ним. И все же оба они должны строго держаться одной линии; все было сделано именно так, как предусматривалось. А насчет главного – подробностей тех десяти секунд в тесной бухточке – ни Павлу, ни Леониду ничего придумывать не надо. Требуется говорить чистую правду. Телеграмма и записка, которые Леонид якобы передал Павлу, естественно, потерялись во время их неожиданного купания… И должны же, сказал Круг, понять здесь, что этот удобный побег навредил не больше, чем могла навредить их поимка. Кому навредить, Круг не объяснил. Павел отметил про себя, что Круг, вероятно, и сам не подозревает, насколько справедливы его рассуждения и доводы, если рассматривать их с точки зрения советской контрразведки. Ведь попади они тогда в руки пограничников, резидентскому существованию Михаила Зарокова пришел бы конец. И всей игре тоже.
Павел поморщился: опять хоть и на одно мгновение, но Бекас улетучился из него. Леонид ничего не заметил.
– Ты встречался с человеком по имени Михаил Зароков? – спросил он.
– Не знаю такого, – ответил Павел.
– Дембович тебя ни с кем не знакомил? – Леонид передохнул и добавил: – Мы должны быть откровенны.
– С самого начала я узнал его старуху – Эмму. Был еще один ватный тип, по-моему, круглый идиот. А потом ты.
Леонид положил руку Павлу на плечо и прошептал:
– М-мы с тобой связаны. Держись. Дрогнешь – пропадешь.
– Поправляй, если что не так, – сказал Павел.
– Само собой…
Они замолчали, потом Круг попросил, кивнув на телевизор:
– Выключи эту бандуру.
Павел встал, повернул рукоятку, музыка оборвалась, он снова опустился на стул.
– Теперь всегда шептаться будем?
– Ты что, не понимаешь? – удивился Круг.
Павел сказал громко:
– Ну как, Леня? Когда мы смотаемся на городской бульвар? Здесь под боком есть город.
– У любой дачи город под боком. Но это пока не для нас, – серьезно ответил Леонид Круг.
Глава III
НЕСОСТОЯВШЕЕСЯ СВИДАНИЕ
28 июня 1962 года, около часу дня, Дембович стоял на тротуаре в узкой полосе тени от вокзала, поглядывая на небольшие, Львовского производства, автобусы, прибывавшие время от времени к павильону, на котором было написано: «Стоянка автомашин санаториев и домов отдыха». Дембович приехал в город, чтобы встретиться с Павлом. Он ждал автобуса с табличкой «Сосновый воздух». В руке у него был чемоданчик из искусственной кожи, очень похожий на тот, с которым уезжал в дом отдыха Павел.
Старик часто доставал из кармана светлого полотняного пиджака мятый цветастый платок и, сдвинув соломенную шляпу на затылок, вытирал мокрый лоб и щеки под глазами. Он не очень нервничал. Просто ему было жарко. Ночь он провел в поезде, спал плохо, вернее, совсем не спал, за завтраком в вокзальном ресторане ему подали несвежую рыбу, есть которую просто было невозможно, и вот теперь он чувствовал себя слабым и разбитым на этой тридцатиградусной жаре, на раскаленной, курящейся зноем площади. Тень от вокзала смещалась в сторону павильона, и вместе с тенью передвигался Дембович.
Наконец он дождался. К стоянке подошел автобус дома отдыха «Сосновый воздух». Скрипнув, разжались дверцы – передние и задние. Народу в нем было битком.
И тут к Дембовичу впервые за прошедшие две недели вернулось притупившееся было беспокойство. Ему представилось лицо Михаила, напутствовавшего его в эту поездку с заметным волнением, и в один момент открылась старику вся важность предстоящего.
Едва первые пассажиры автобуса, загорелые и веселые, с облегченными вздохами спрыгнули на горячий асфальт, Дембович повернулся и быстро-быстро зашагал к тоннелю, где размещались камеры хранения багажа. Хотелось бы посмотреть, как Павел со знакомым чемоданчиком в руке выйдет из автобуса, а потом уже поспешить к условленному месту встречи, и ничего страшного из этого не получилось бы, потому что никто за Дембовичем не следил. Но это было бы не по инструкции, а старик стал в последнее время менее самостоятелен и боялся в чем-либо отступать от инструкции. Они с Павлом должны обменяться чемоданами в камере хранения.
Остановившись у второго окна, он начал читать правила сдачи багажа. Шумные пассажиры автобуса ввалились в прохладный, как погреб, тоннель, женский звонкий голос сказал: «Уф, как тут хорошо!» Кто-то с кем-то обсуждал, как заполнить время до поезда, что посмотреть в городе. Кто-то смеялся. Кто-то пытался установить очередь. Но беспечные курортники столпились у трех окошек как попало, и любитель порядка умолк.
Дембович огляделся. Павла в тоннеле не было.
Нет Павла…
С растерянным выражением лица Дембович вышел под яркое солнце. Он уже не замечал жары.
Ноги сами подвели его к автобусу. Шофер, молодой курносый парень, в шелковой выцветшей рубашке с короткими рукавами, стоя возле машины, пил лимонад прямо из горлышка бутылки – лимонад был со льда, на бутылке сверкали капельки холодной росы.
Дембович подождал, пока парень допил до дна, и, улыбнувшись довольно натянуто, спросил:
– Вы из «Соснового воздуха»?
– Из него, – охотно ответил шофер.
– Вы сейчас будете возвращаться?
– Да уж будем. А что, папаша? Подвезти? Прошу, папа, садитесь.
У Дембовича мелькнула мысль тут же поехать в дом отдыха, узнать, что произошло. Ведь Павел должен был явиться к нему на свидание в любом случае – состоится операция или нет. Он мог не явиться только по одной причине – если его забрали.
Но, может быть, он появится позже? Дембович спросил у шофера:
– А вы сегодня больше не приедете?
– Нет, папаша. У нас два рейса в день – утром, к приходящему, и вот этот. Больше не будет.
Дембович не знал, что делать. Инструкция была четкая и ясная: не встретишь Павла – сразу домой.
Но больше всего на свете, больше даже чем прямой опасности, Дембович боялся неизвестности. И тут уж ничего не поделаешь. В последние годы дошло до того, что он не мог лечь спать; пока не посмотрит, нет ли кого за дверью его комнаты, хотя каждый раз отлично знал, что никто там быть не может. Он и сам понимал, что это глупости и малодушие, но справиться с собой не мог…
– Папаша, вам плохо? – услышал он голос шофера и ощутил его руку на своей руке. – Шли бы в вокзал. Жарища…
Дембович очнулся, смущенно отстранился от курносого парня, глядевшего на него сочувственно и серьезно. Так смотрят здоровые люди на больных. Дембовичу стало обидно за самого себя. Нельзя расклеиваться до такой степени…
Он решился нарушить инструкцию.
В доме отдыха, когда они приехали, был «мертвый час». Дембович вошел в главное здание. Кругом было тихо, дремотно. Никого не встретив, он направился на пляж. Народу на берегу было немного. Около одной компании он остановился, прислушался к разговору. Молодые люди болтали о пустяках. Дембович перешел к одиноко жарившемуся на солнце мужчине. Присел на корточки. Мужчина поднял голову, молча посмотрел на Дембовича и вновь принял прежнее положение.
– Вода теплая? – не придумав ничего более подходящего, спросил Дембович.
В конце концов разговорились. И покинул пляж Дембович в смятении: он узнал, что из дома отдыха «Сосновый воздух» пропали двое – Паша-лодочник и «Идемте гулять» и что ночью на границе стреляли…
…На поезд Дембович успел едва-едва. По счастью, в купе мягкого вагона он оказался один – известное дело, люди с курортов редко возвращаются в мягких вагонах. Дождавшись темноты, старик улегся, но уснуть не мог. Старался не думать о Павле, о Круге, о Михаиле, но получилось так, что больше ему думать было не о чем и не о ком. Ругал себя, что не удосужился захватить люминал. Гадал, спит ли сейчас Михаил, ожидая его возвращения. И только под утро незаметно для себя уснул…
Назавтра в полдень он подъезжал на такси к своему дому. Таран был голодный, – значит, Михаил не ночевал, значит, провел ночь у Марии, а сейчас, наверное, преспокойно возит пассажиров. Дембовичу стало горько и обидно оттого, что вот он, старый человек, сжигает свои последние нервы, а тот, ради кого приходится все это делать, даже и не ждет его. Как будто Дембович ездил на базар за редиской, не больше…
Но едва он успел войти в дом и снять с себя все дорожное, на улице, за оградой, послышалось короткое шуршание резко заторможенной машины, клацнула рывком захлопнутая дверца, и через секунду перед Дембовичем стоял Михаил.
– Ну? – спросил он грубо.
Дембович, глядя ему в глаза, пожал плечами:
