Текст книги "Стихотворения (1928)"

Автор книги: Владимир Маяковский

РИФМОВАННЫЙ ОТЧЕТ.
ТАК И НАДО —
КРОЙ, СПАРТАКИАДА!

 
Щеки,
         знамена —
                           красные маки.
Золото
            лозунгов
                           блещет на спуске.
Синие,
           желтые,
                        красные майки.
Белые,
           синие,
                      черные трусики.
Вздыбленные лыжи
лава
        движет.
Над отрядом
                     рослым
проплывают весла.
К молодцу молодцы —
гребцы,
            пловцы.
Круг
       спасательный
спасет обязательно.
Искрятся
               сетки
теннисной ракетки.
Воздух
            рапирами
издырявлен дырами.
Моторы зацикали.
Сопит,
           а едет!
На мотоцикле,
на велосипеде.
Цветной
              водищей
от иверских шлюзов
плещут
             тыщи
рабочих союзов.
Панёвы,
             папахи,
                         плахты
идут,
         и нету убыли —
мускулы
               фабрик и пахоты
всех
        советских республик.
С площади покатой
льются плакаты:
«Нет
        аполитичной
внеклассовой физкультуры».
Так и надо —
крой, Спартакиада!
С целого
               белого,
                           черного света
по Красной
                  по площади
                                      топочут иностранцы.
Небось
            у вас
                     подобного нету?!
Трудно добиться?
                              Надо стараться!
На трибуны глядя,
идет
        Финляндия.
В сторону
                в нашу
кивают
            и машут.
Хвост им
               режется
шагом норвежцев.
Круглые очки,
оправа роговая.
Сияют значки
футболистов Уругвая.
За ними
              виться
колоннам латвийцев.
Гордой
            походкой
                           идут англичане.
Мистер Хикс,
                     скиснь от отчаянья!
Чтоб нашу
                  силу
                           буржуи видели,
чтоб легче
                  ска́лились
                                   в военной злости,
рабочих
              мира
                       идут представители,
стран
          кандальных
                             смелые гости.
Веют знаменами,
золотом клейменными.
«Спартакиада —
                           международный
                                                     смотр
рабочего класса».
Так и надо —
крой, Спартакиада!
 

ТОВАРИЩИ ХОЗЯЙСТВЕННИКИ!
ОТВЕТЬТЕ НА ВОПРОС ВЫ —
ЧТО СДЕЛАНО, ЧТОБ ВЫРОСЛИ
КАЗАНЦЕВЫ И МАТРОСОВЫ?

 
Вы
     на ерунду
                     миллионы ухлопываете,
а на изобретателя
                             смотрите кривенько.
Миллионы
                 экономятся
                                    на массовом опыте,
а вы
       на опыт
                    жалеете гривенника.
Вам
       из ваших кабинетов
                                       видать ли,
как с высунутыми языками
                                           носятся изобретатели?
Изобрел чего —
                          и трюхай,
вертят
           все
                 с тобой
                              вола
и
   назойливою мухой
смахивают со стола.
Планы
           кроет
                    пыльным глянцем,
полк
        мышей
                    бумаги грыз…
Сто четырнадцать инстанций.
Ходят вверх
                    и ходят вниз.
Через год
                проектов кипку
вам
       вернут
                  и скажут —
                                     «Ах!
вы
     малюточку-ошибку
допустили в чертежах».
Вновь
          дорога —
                          будто скатерть.
Ходит
          чуть не десять лет,
всю
       деньгу свою
                           протратя
на модель
                 и на билет.
Распродавши дом
                             и платье,
без сапог
                и без одеж,
наконец
             изобретатель
сдал
        проверенный чертеж.
Парень
            загнан,
                       будто мул,
парню аж
               бифштексы снятся…
И
   подносятся ему
ровно
          два рубля семнадцать.
И язык
           чиновный
                           вяленый
вывел парню —
                          «Простофон,
запоздали,
                  премиальный
на банкет
                растрачен фонд».
На ладонях
                   гро́ши взвеся,
парень
           сразу
                     впал в тоску —
хоть заешься,
                       хоть запейся,
хоть повесься
                       на суку.
А кругом,
               чтоб деньги видели
– укупить-де
                      можем
                                 мир,—
вьются
            резво
                     представители
заграничных
                     важных фирм.
 
 
Товарищ хозяйственник,
                                       время
перейти
             от слов
                         к премиям.
Довольно
                болтали,
                              об опытах тараторя.
Даешь
           для опыта
                            лаборатории!
Если
         дни
                опутали вести
сетью вредительств,
                                 сетью предательств,
на самом важном,
                             видном месте
должен
            стоять
                       изобретатель.
 

ЭТО ТЕ ЖЕ

 
Длятся
            игрища спартакиадные.
Глаз
        в изумлении
                             застыл на теле —
тело здоровое,
                        ровное,
                                    ладное.
Ну и чудно́ же в самом деле!
Неужели же это те,—
которые
в шестнадцатичасовой темноте
кривили
             спины
                       хозяйской конторою?!
Неужели это тот,
которого
безработица
                     выталкивала
                                          из фабричных ворот,
чтоб шел побираться,
                                   искалечен и надорван?!
Неужели это те,
которых —
буржуи
            драться
                         гнали из-под плетей,
чтоб рвало тело
                          об ядра и порох?!
Неужели ж это те,
из того
            рабочего рода,
который —
от бородатых до детей —
был
       трудом изуродован?!
Да!
     Это – прежняя
                              рабочая масса,
что мялась в подвалах,
                                      искривлена и худа.
Сегодня
             обмускулено
                                  висевшее мясо
десятью годами
                          свободного труда.
 

ШУТКА, ПОХОЖАЯ НА ПРАВДУ

 
Скушно Пушкину.
                            Чугунному ропщется.
Бульвар
              хорош
                         пижонам холостым.
Пушкину
               требуется
                                культурное общество,
а ему
         подсунули
                          Страстной монастырь.
От Пушкина
                    до «Известий»
                                            шагов двести.
Как раз
            ему б
                     компания была,
но Пушкину
                   почти
                             не видать «Известий» —
мешают
              писателю
                              чертовы купола.
Страстной
                 попирает
                                акры торцов.
Если бы
              кто
                   чугунного вывел!
Там
       товарищ
                     Степанов-Скворцов
принял бы
                 и напечатал
                                     в «Красной ниве».
Но между
                встал
                          проклятый Страстной,
всё
      заслоняет
                       купол-гру́шина…
А «Красной ниве»
                             и без Пушкина красно́,
в меру красно
                       и безмерно скушно.
«Известиям»
                      тоже
                              не весело, братцы,
заскучали
                 от Орешиных и Зозуль.
А как
         до настоящего писателя добраться?
Страстной монастырь —
                                        бельмом на глазу.
«Известиям»
                     Пушкина
                                   Страстной заслонил,
Пушкину
               монастырь
                                 заслонил газету,
и оба-два
                скучают они,
и кажется
                им,
                      что выхода нету.
Возрадуйтесь,
                       найден выход
                                              из
положения этого:
снесем Страстной
                             и выстроим Гиз,
чтоб радовал
                      зренье поэтово.
Многоэтажься, Гиз,
                               и из здания
слова
          печатные
                         лей нам,
чтоб радовались
                           Пушкины
                                          своим изданиям,
роскошным,
                   удешевленным
                                            и юбилейным.
И «Известиям»
                         приятна близость.
Лафа!
          Резерв товарищам.
Любых
           сотрудников
                               бери из Гиза,
из этого
              писательского
                                      резервуарища.
Пускай
            по-новому
                             назовется площадь,
асфальтом расплещется,
                                         и над ней —
страницы
               печатные
                              мысль располощут
от Пушкина
                   до наших
                                  газетных дней.
В этом
           заинтересованы
                                     не только трое,
займитесь стройкой,
                                 зря не временя́,
и это,
         увидите,
                       всех устроит:
и Пушкина,
                  и Гиз,
                            и «Известия»…
                                                     и меня.
 

ПРИВЕТ, КИМ!

 
Рабство
             с земли
                          скинь!
Все,
       кто смел и надежен,
вливайтесь
                   в наш КИМ,
«Коммунистический
                                интернационал молодежи».
В мир
          вбит клин.
С одной стороны —
                                КИМ,
с другой —
                   в дармоедном фокстроте
благородное отродье.
У буржуев
                 свой
                         КИМ —
«Католические
                        институты молодежи».
Барчуки
             идут к ним,
дармоеды
                 в лощеной одеже.
У нас
         КИМ
                 свой —
наш
       двухмильонный КИМ
рабочих,
              готовя в бой,
кольцом
             охватил
                          тугим.
У них
         свой КИМ,
У них
         манишка надушена.
Веселясь,
                проводит деньки
«Компания
                 изменников малодушных».
У нас
         КИМ,
                 наш.
Наш
       рабочий КИМ
ведет
          революции марш,
трубя
          пролетарский гимн.
Молодой рабочий,
                             в КИМ!
Вперед!
             Из подвалов блошистых
бросай
            в огонь и в дым
рубахи
            и страны фашистов.
Рабство
             с земли скинь!
Все,
       кто смел и надежен,
вливайтесь
                   в наш
                             КИМ,
Коммунистический
                               интернационал молодежи!
 

ПЛЮШКИН.
ПОСЛЕОКТЯБРЬСКИЙ СКОПИДОМ
ОБСТРАИВАЕТ СТОЛ И ДОМ

 
Обыватель —
                       многосортен.
На любые
                вкусы
                          есть.
Даже
         можно выдать орден —
всех
        сумевшим
                         перечесть.
Многолики эти люди.
Вот один:
               годах и в стах
этот дядя
                не забудет,
как
     тогда
              стоял в хвостах.
Если
        Союзу
                   день затруднел —
близкий
              видится
                            бой ему.
О боевом
                наступающем дне
этот мыслит по-своему:
«Что-то
             рыпаются в Польше…
надобно,
              покамест есть,
все достать,
                    всего побольше
накупить
               и приобресть.
На товары
                 голод тяжкий
мне
      готовят
                  битв года.
Посудите,
                где ж подтяжки
мне
      себе
              купить тогда?
Чай вприкуску?
                         Я не сваха.
С блюдца пить —
                             привычка свах.
Что ж
          тогда мне
                          чай и сахар
нарисует,
               что ли,
                           АХРР?»
Оглядев
              товаров россыпь,
в жадности
                  и в алчи
укупил
           двенадцать гроссов
дирижерских палочек.
«Нынче
            все
                  сбесились с жиру.
Глядь —
              война чрез пару лет.
Вдруг прикажут —
                              дирижируй! —
хвать,
          а палочек и нет!
И ищи
           и там и здесь.
Ничего хорошего!
Я
   куплю,
              покамест есть,
много
          и дешево».
Что же вам
                  в концертном гвалте?
Вы ж
        не Никиш,
                        а бухгалтер.
«Ничего,
              на всякий случай,
все же
           с палочками лучше».
 
 
Взлетала
               о двух революциях весть.
Бурлили бури.
                       Плюхали пушки.
А ты,
        как был,
                     такой и есть,
ручною
            вшой
                     копошащийся Плюшкин.
 

КОСТОЛОМЫ И МЯСНИКИ

 
В газетах барабаньте,
                                   в стихах растрезвоньте —
трясь
         границам в край,
                                    грозит
                                               нам,
маячит на горизонте
война.
Напрасно уговаривать.
                                     Возражать напрасно:
пушкам ли бояться
                               ораторских пугачей?
Непобедима
                    эта опасность,
пока
       стоит
                 оружием опоясано
хоть одно государство
                                    дерущихся богачей.
Не верьте
                потокам
                             речистой патоки.
Смотрите,
                куда
                       глаза ни кинь,—
напяливают
                    бо́енскую
                                   прозодежду – фартуки
Фоши-костоломы,
                            Чемберлены-мясники.
Покамест
               о запрещении войны
болтают
              разговорчивые Келло́ги,
запахом
              завтрашней крови
                                           опоены́,
оскалясь штыками
                              и оружием иным,
вылазят Пилсудские из берлоги.
На вас охота.
                      Ты —
                                пойдешь.
Готовься, молодежь!
Хотите,
            не хотите ль,
                                 не обезоружена
                                                          война еще.
Любуйтесь
                  блестками
                                   мундирной трухи.
А она
         заявится,
                        падалью воняющая,
кишки
          дерущая
                        хлебом сухим.
Готовьте,
               готовьте
                             брата и сына,
плетите
             горы
                     траурных венков.
Слышу,
            чую
                   запах бензина
прущих
             танков
                        и броневиков.
Милого,
             черноглазого
в последний
                    раз
                          покажите милой.
Может,
           завтра
                      хваткой газовой
набок
         ему
                своротит рыло.
Будет
          жизнь
                    дешевле полтинника,
посудиной
                 ломаемой
                                  черепов хряск.
И спрячет
                смерть
                           зиме по холодильникам
пуды
        – миллионы —
                                  юношеских мяс.
Не то что
               выстрел,
                             попасть окурку —
и взорванный
                      мир
                             загремит под обрыв.
Товарищи,
                 схватите,
                                оторвите руку,
вынимающую
                      рево́львер
                                       из кобуры.
Мы
      привыкли так:
                            атака лобовая,
а потом
             пером
                       обычное копанье.
Товарищи,
                 не забывая
                                   и не ослабевая,
громыхайте лозунгами
                                     этой кампании!
Гнев,
        гуди
                заводом и полем,
мир
      защищая,
                      встань скалой.
Крикни зачинщику:
                              «Мы не позволим!
К черту!
             Вон!
                    Довольно!
                                     Долой!»
Мы против войны,
                             но если грянет —
мы
     не растеряемся
                              безмозглым бараньём.
Не прячась
                  под юбку
                                 пацифистской няни —
винтовки взяв,
                       на буржуев обернем.
 

ЗЕМЛЯ НАША ОБИЛЬНА

 
Я езжу
           по южному
                             берегу Крыма,—
не Крым,
              а копия
                          древнего рая!
Какая фауна,
                     флора
                                и климат!
Пою,
        восторгаясь
                            и озирая.
Огромное
                синее
                          Черное море.
Часы
         и дни
                   берегами едем,
слезай,
            освежайся,
                              ездой умо́рен.
Простите, товарищ,
                               купаться негде.
Окурки
            с бутылками
                                 градом упали —
здесь
         даже
                 корове
                            лежать не годится,
а сядешь в кабинку —
                                    тебе
                                            из купален
вопьется
               заноза-змея
                                   в ягодицу.
Огромны
               сады
                       в раю симферопольском,—
пудами
            плодов
                        обвисают к лету.
Иду
       по ларькам
                         Евпатории
                                          обыском,—
хоть четверть персика! —
                                         Персиков нету.
Побегал,
              хоть версты
                                  меряй на счетчике!
А персик
              мой
                     на базаре и во́ поле,
слезой
            обливая
                          пушистые щечки,
за час езды
                   гниет в Симферополе.
Громада
              дворцов
                           отдыхающим нравится.
Прилег
            и вскочил от куса́чей тоски ты,
и крик
          содрогает
                          спокойствие здравницы:
– Спасите,
                   на помощь,
                                     съели москиты! —
Но вас
           успокоят
                         разумностью критики,
тревожа
             свечой
                        паутину и пыль:
«Какие же ж
                   это,
                         товарищ,
                                        москитики,
они же ж,
               товарищ,
                              просто клопы!»
В душе
            сомнений
                            переполох.
Контрасты —
                     черт задери их!
Страна абрикосов,
                             дюшесов
                                            и блох,
здоровья
               и
                  дизентерии.
Республику
                   нашу
                            не спрятать под ноготь,
шестая
            мира
                    покроется ею.
О,
    до чего же
                     всего у нас много,
и до чего же ж
                       мало умеют!
 

РАЗМЫШЛЕНИЯ У ПАРАДНОГО ПОДЪЕЗДА

 
Трудно
            торф добывать
                                     из болот, из луж,
трудно
           кучи мусора
                               выгребать от рождения,
но
    труднейшая из служб —
хождение по учреждениям.
Вошел в коридор —
                                километры мерь!
Упаришься
                  с парой справок.
Прямо —
               дверь,
                          наискось —
                                              дверь,
налево дверь
                      и направо.
Один —
             указательный в ноздри зарыв,
сидит,
          горделивостью задран.
Вопросом
                не оторвешь от ноздри.
«Я занят…
                  Зайдите завтра».
Дверь другая.
                      Пудрящийся нос
секретарша
                   высунет из дверок:
«Сегодня
               не приемный у нас.
Заходите
               после дождичка в четверг».
Дойдешь
               до двери
                              с надписью: «Зав».
Мужчина
               сурового склада.
Не подымает
                     мужчина глаза.
Сердит.
             Вошли без доклада.
Рабочий,—
                   зовем:
                              – Помоги!
                                                Пора
распутать наш аппарат!
Чтоб каждый зам
                            и каждый зав,
дело
        в пальчики взяв,
не отвернув заносчивый нос,
дело
        решенным принес.
Внедряйся
                 в сознание масс,
рассвирепевших от хождения:
учреждение для нас,
а
   не мы для учреждения!
 

ВАЖНЕЙШИЙ СОВЕТ ДОМАШНЕЙ ХОЗЯЙКЕ

 
Домашней хозяйке
                              товарищу Борщиной
сегодня
             испорчено
                              все настроение.
А как настроению быть не испорченным?
На кухне
              от копоти
                             в метр наслоения!
Семнадцать чудовищ
                                   из сажи усов
оскалили
               множество
                                огненных зубьев.
Семнадцать
                    паршивейших примусов
чадят и коптят,
                        как семнадцать Везувиев.
Товарищ Борщина
                              даже орала,
фартуком
                пот
                      отирая с физии —
«Без лифта
                   на 5-й этаж
                                     пешкодралом
тащи
         18 кило провизии!»
И ссоры,
              и сор,
                        и сплетни с грязищей,
посуда с едой
                       в тараканах и в копоти.
Кастрюлю
                 едва
                         под столом разыщешь.
Из щей
            прусаки
                         шевелят усища —
хоть вылейте,
                       хоть с тараканами лопайте!
Весь день
                горшки
                            на примусе двигай.
Заняться нельзя
                           ни газетой,
                                             ни книгой.
Лицо молодое
                       товарища Борщиной
от этих дел
                   преждевременно сморщено.
Товарищ хозяйка,
                            в несчастье твое
обязаны
              мы
                    ввязаться.
Что делать тебе?
                             Купить заем,
заем индустриализации.
Займем
             и выстроим фабрики пищи,
чтобы в дешевых
                            столовых Нарпита,
рассевшись,
                    без грязи и без жарищи,
поев,
        сказали рабочие тыщи:
«Приятно поедено,
                              чисто попи́то».