Текст книги "Последний роман"

Автор книги: Владимир Лорченков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 28 страниц)

Папа Второй дома и семья постепенно вновь привыкает к его присутствию. Малыш прекрасный спортсмен. Немного язычник. Покупает лимонад и выливает половину бутылки в Неман, пока прогулочный катер скачет во волнам, и ребята с тренером глядят на реку, ухватившись за поручни. Пусть я выиграю. Лепит из пластилина мужскую фигурку и ставит ее за шкаф, перед соревнованиями делает на фигурке надрезы, про себя называет ее Перуном. Прочитал о Руси. Бабушка Третья дает о себе знать письмом, в котором сообщает сыну, что, пока невестка гостила у них с внуками – вообще-то приехали на один день, и даже не переночевали, – из ее шкатулки пропали несколько колец. Мама Вторая рыдает. Чего она хочет, спрашивает она, и трясется, сколько можно, может разведемся, чтобы твоя мать успокоилась, но Папа Второй знает, что Бабушку Третью и это не устроит. Ей нужны жертвы. Он успокаивает плачущую жену, а притихшие Малыш с братом, притворившись спящими, шепотом обсуждают, как бы им насолить жирной нелюбимой бабуле. Ненавидит маму. Это, кажется, единственное, что омрачает жизнь семьи в те месяцы, не считая козней Бабушки Третьей, все довольно хорошо. Кольца, конечно, находятся. Папа Второй едет на какие-то учения.

Малыша приглашают в гости. Он идет с братом, которого тоже приглашают – Малышу хочется верить, что из-за него, – оба нарядные, и дарят хозяйке, это день рождения у Жени Светличной, цветы и конфеты, пьют морс, едят вилкой и ножом, играют с девочками и мальчиками в фанты. Очень весело. Возвращаются домой, обсуждая свое будущее, оно прекрасно, ведь в экспериментальной школе номер 16 города Бобруйска детям вместо уроков труда преподают основы специальностей – они, например, изучают электротехническое, – и по окончании девятого класса выдают диплом и выпускника ремесленного училища. Да еще и спорт. Малыш обнимает брата за плечи, они друг за друга в огонь и в воду, и брат, наклонившись, восклицает – гляди! Нашел серебряный рубль. 1876 год. С этого начинается коллекция мальчишек, которая за десять лет разрастется до ста пятидесяти монет зарубежных стран и пятидесяти старинных российских монет, все скрупулезно подсчитано педантичным братом. Монета сверкает. Малыш думает, что она – добрый знак, значит, теперь все будет хорошо, наконец-то все устроилось. Дома переполох. Мебель сдвинута, вид у Мамы Второй растерянный, по комнатам ходит проверяющий от жилого комитета, ковры свернуты. Что случилось, спрашивает Малыш, уже зная, и мать отвечает. Снова переезжаем.

84

Временами в гарнизоне совсем нет еды, и тогда Малыш слышит, как Мама Вторая плачет ночами. Сумерек нет. В Заполярье очень светло летом, и невероятно темно зимой, местный климат подавляет Малыша. Приехали ночью. Фонари ярко горели у подъездов, во многих окнах был свет, кто-то выглядывал, прибытие новой семьи в гарнизон это всегда событие, и Малыш с братом стараются проскользнуть в подъезд как можно скорее. Очень холодно. Судя по всему, много снега, который пока не очень виден, – темнота мешает разглядеть окрестности, – и Малыш с удивлением слышит радостный возглас из какого-то окна. Абхазы приехали! Это как? Светлоглазый и светловолосый Папа Второй смеется, Мама Вторая поджимает губы и бормочет что-то про этих русских, а Малыш с братом, добравшись до постели после утомительного путешествия, засыпают прямо на полу – вместо кроватей пока одеяла, багаж еще не прибыл, никакой мебели в квартире нет. Одна движимость. Тараканы, клопы и вши, которых Папа Второй выведет позже, когда дети выйдут из квартиры, Мама Вторая, подавленная, осматривает квартиру. Папа Второй хмыкает. Зато здесь есть морошка, здоровская такая, лоси огромные, рыбалка чудесная, – приподнято говорит он жене, но, увидев ее глаза, умолкает, и, раздраженный, уходит на кухню. Вечно недовольная. Утром схожу за хлебом, а пока поешь сухарей с консервами, сухо говорит Мама Вторая, и Папа Второй удивленно спрашивает – а почему утром? Так ведь сейчас магазин закрыт, говорит терпеливо Мама Вторая, или они у вас тут по ночам работают? Дорогая, – с сарказмом говорит Папа Второй, – сейчас день. Малыш с братом спят крепко. Добирались две недели, из Бобруйска уезжали ночью, Малышу так и не хватило смелости поговорить с девочкой, которая ему нравится, ничего, письмо напишу, думает он, сидя на переднем сиденье грузового автомобиля. Идет дождь. Темно, слякотно, и так будет всю дорогу, Малыш с матерью и братом ждут поезда на все той же станции, куда они когда-то приехали, и детям кажется, что сейчас, – поскрипывая, – откуда-то выедет велосипед. Пусто. Прибывает поезд, семья усаживается, они едут в Минск, и, не разглядев его толком, направляются в Ленинград, где останавливаются в гостинице «Мурманск». На третьем этаже буфет. Очень дорогой, но зато там есть салат из кальмаров, что несколько выводит мальчишек из ступора – они с удовольствием пробуют это необычное для себя блюдо, начинают оглядываться. Гостиница высотная. Ленинград очень серый, страшно грязный, 1989 год, и Малыш с матерью гуляет по городу, глядя на нелепые сейчас в нем яркие вывески с рекламой. Много иностранцев. Мужчина в пыжиковой шапке и кожаном пальто предусмотрительно придерживает двери лифта перед Мамой Второй, и та, бледнея от неожиданной галантности, коротко кивает и собирается было войти, как мужчина, пропустив перед собой нескольких иностранцев, равнодушно отодвигает советскую с двумя детьми и проходит сам. Все равно он хам, дети. Мама Вторая говорит это очень громко в тупое лицо под шапкой, и объясняет, так, чтобы весь лифт слышал, что пропускать перед собой детей и женщин следует, ВЫХОДЯ из лифта, ВХОДИТЬ же первым должен мужчина. Малыш запоминает. Всегда входить первым, выходить же последним, подавать руку даме, выходя из транспорта, наливать старшим – он не раз еще поразит своими хорошими манерами самых разных людей в самых разных точках земного шара. Третий конгресс драматургов стран СНГ, театральное бьеннале в Варшаве, встреча писателей Востока и Запада в Стамбуле, московский книжный фестиваль. Малыш вежлив. Везде он подвинет стул, встанет первым, подаст руку, пропустит, подаст, кивнет, поклонится, улыбнется, – он умеет быть подчеркнуто вежлив. Ты довольна, мама? Мама Вторая довольна. Малыш с братом с ненавистью смотрят на мужлана в пыжиковой шапке, который просто не замечает ни их, ни Маму Вторую, и иностранцы довольно щебечут, глядя на маленькую перевозную клетку. Оу, перрот. Хиз нейм из Кузя, говорит Малыш, откашлявшись, и иностранцы приходят в полный восторг, пыжиковая шапка смотрит на Малыша с ненавистью. Перед иностранцами заискивают. Вся страна готова смотреть в рот человеку, который не говорит по русски, снимаются дешевые кинокомедии про то, как иностранцы учат советских дураков уму-разуму, в телепередачах все больше рекламы, Запад хочет, чтобы мы были сытыми и благополучными, а не дикарями с ракетой. Мама Вторая верит. Гостиница «Мурманск» не спит, смеется визгливыми голосами проституток, похахатывает благодушным баском иностранцев, скрипит дверьми и кроватями, пошатывается на ледяном ленинградском ветру. Погода невероятная. Малыш с удивлением убеждается, что расхожее представление о Ленинграде, как о городе, где с утра идет дождь, а днем светит солнце, перед тем, как выпадет снег, а уж тот растает при вечернем потеплении – чистая правда. Кальмары вкусные. Мама Вторая записывает у буфетчицы рецепт, главное, узнает она, это не переварить, потому что кальмары становятся жесткими, – всего пара минут в кипящей воде, – и рассказывает о Белоруссии, Венгрии, Забайкалье, которого, впрочем, дети почти не помнят. Много странных людей. Прогуливаясь в городе – времена смутные, и поезд в Мурманск идет раз в неделю, так что им пришлось ждать, – Мама Вторая и Малыш встречают мужчину с незаметным лицом, которые настолько невыразительно и незаметно, что Малыш запоминает его на всю жизнь. Лиза, милая! Черт побери, ты не поверишь, начинает Малыш, глядя на то, как Борис Ельцин представляет совсем уже другой стране своего преемника, и его жена в первый раз прослушивает удивительную историю о Малыше, Маме Второй и брате, которые сталкиваются в Ленинграде не с кем-нибудь, а с самим Владимиром Путиным. Издержки жизни с драматургом. Жена, конечно же, не верит ни единому его слову, вернее, так – он-то сейчас может думать, что это был тот самый Путин, но, скорее всего, ему просто кажется, он выдает желаемое за действительное. Владимир Владимирович! Скажите пожалуйста, где вы были в сентябре 1989 года, в Ленинграде, 12-го числа с 12 до 14 часов, не в окрестностях ли гостиницы «Мурманск», пишет подвыпивший Малыш в поле «Вопрос». Это прямая линия. Президент Владимир Путин отвечает на вопросы посетителей интернета, и вопрос малыша регистрируется прод номером 19837, и новый президент, конечно, не отвечает, потому что на двадцать тысяч вопросов – и среди них такие глупые, сетует президент конфиденциально ведущему программы «Вести» – не ответишь. Вот, например, из Молдавии. Где я был с тринадцати по… в окрестностях гостиницы… Что за идиотизм?! Ведущий «Вестей» смеется, президент сдержанно улыбается – он-то отлично знает, что 12 сентября 1989 года действительно был в окрестностях гостиницы «Мурманск», видимо, кто-то из коллег по СНГ шутит, – и отвечает на вопрос жительницы Саратова о прорвавшейся канализации. Малыш мрачнеет. Жена вздыхает, и гладит его голову во сне, бедный мальчик, думает она, бедный мальчик, бедный мальчик, бедный-бедный-мальчик, бедный бедный мой мальчик, и спит он плохо, жалко страшно, а ведь придется развестись, никуда не деться, бедный-бедный-бедный. Всхрапывает. Прибывает поезд. Малыш с братом усаживаются в купе, пока Мама Вторая распихивает под полки багаж, среди которого и несколько пакетов с сушеными кальмарами. Заживем, мальчишки. Поезд едет очень медленно, потому что рано темнеет – полярная ночь, мальчики, – и Мама Вторая глядит с тревогой на то, как отступает цивилизация. Понятия не имела, куда едет. Все отлично, пишет ей Папа Второй, места здесь чудесные, пацаны будут в восторге, много рыбы, зверя, ягоды, свежий воздух, отличные условия, все будет замечательно, приезжайте скорее. Дедушка Третий улыбается. Привет, мурманчане, пишет он мальчишкам, и письмо приходит еще в Белоруссию, и Малыш чувствует, как его обжигает – по-настоящему, горячим в грудь, – ненависть к человеку, для которого он просто манекен для упражнений в искусстве переписки. Колодец, куда можно выкрикнуть пару здравиц, бодрых приветствий, еще какой-то чуши. Мама Вторая, чрезвычайно напуганная происходящим – это не просто 1989 год, а его окончание, – отправляет телеграмму родителям мужа. «Может быть пока все наладится дети поживут у вас вопр я бы поехала к мужу сама и поглядела что там за условия тчк здесь очень плохой свет боюсь за глаза младшего не уверена что там есть бассейн зпт где они могли бы плавать да и вообще я не в курсе насчет условий тчк это на пару месяцев тчк. Заранее спасибо тчк жду ответа». Дедушка Третий отвечает. Крепитесь, мурманчане! Что за упаднические настроения?! Бодро поднять нос! Держаться вместе! Одним кулаком! Вопреки! Несмотря! Невзгодам в лицо! В тесноте да не в обиде! Это я о вашем новом месте службы, конечно! Не о нашей тесной квартирке! Что вам та Молдавия?! Мама Вторая вздыхает. Ей отказали. Поезд еле тащится. Пути старые, – они, как и страна, на последнем издыхании, – Мама Вторая, когда дети спят, старается бодрствовать, чтобы, если вдруг катастрофа, успеть вытащить детей. Кликуша. Напрасные предосторожности. Никакой катастрофы не случается, и поезд все же прибывает в город Петрозаводск, который в 1989 году выглядит даже более убого, чем провинциальный Бобруйск. Малыш ищет книжный магазин. Покупает книжку полярника, проведшего несколько лет в снегах, среди пингвинов, тюленей и еще пятерых таких же несчастных обмороженных мужчин, как и он. Представляет себя полярником. Узнает значения слова «пеммикан», запоминает на всякий случай, что в экспедицию с собой лучше брать не досушенные сухари, которые не будут крошиться, и еда не будет потеряна. Больше книг нет. Ничего нет, и семья покидает Петрозаводск с радостью – ну и дыра, облегченно говорит Мама Вторая – чтобы после пожалеть и о нем. По дороге столбики. Это еще что, спрашивает Мама Вторая проводника, и тот объясняет, что так в Заполярье, – где глазу зацепиться не за что, – отмечены километры. Сто первый километр. Сто двадцатый. Ну и так далее. Мама Вторая притихла. Мальчишки, те и подавно молчат. Приезжают, наконец, в Мурманск, где в порту Малыш с любопытством глядит на настоящий прибой: море действительно поднимается на несколько метров за считанные часы, и опускается за столько же. Кричат чайки. В порту работают краны, кричат люди, здесь хоть какое-то подобие жизни, и Мама Вторая ведет детей в общественную столовую, где только рис и рыбные котлеты, и они пахнут, почему-то, салом. Все равно едят. Поезд из Мурманска отбывает в город Заполярный и это еще двадцать четыре часа пути, снега и плохие пути удлиняют любые расстояния на севере в два раза. В небе пролито молоко. Это и есть Северное Сияние, ребята, то самое великолепное яркое северное сияние, поражающее и все такое… Привет, мурманчане! Письмо от Дедушки Третьего догоняет их в дороге, оно полно бодрых призывов держаться, крепиться, еще чего-то, и Мама Вторая, не выдержав, бессильно матерится при детях. Малыш рвет письмо. По сторонам путей медленно ползут какие-то бараки, снова какая-нибудь Богом забытая станция, думает Мама Вторая, но это город Заполярный. Следует привал. Ждать приходится два дня – семья живет в местном Доме культуры, Малыш уже знает, что театральный занавес отличное покрывало, – после чего снова поезд, который едет к тупичку на станции у поселка Корзуново, там дислоцированы вертолетчики. Сталинские соколы! Когда твой дед был сталинским зенитчиком, пишет дедушка Третий, и Малыш брезгливо не отвечает, кажется, он взрослеет. Мечтал купить подводное ружье. На кой оно теперь ему здесь, в Заполярье, где днем темно, как ночью, а ночью просто темно? Да и где его купить? Малыш подавлен, у него депрессия, да и у брата тоже, держатся они лишь благодаря друг другу. Подбадривают, подшучивают. А вот и Корзуново. Отсюда всего несколько часов пути на грузовике по сопкам. Мама, что за буквы там светятся на какой-то скале, кажется «МОЛ». Папа Второй смеется. Это какой-то солдат-молдаванин залез на сопку, чтобы написать краской «Молдова», да только после трех букв сорвался, говорит он, и Мама Вторая резко спрашивает – что тут смешного? Бедный солдатик. Машина приезжает в гарнизон днем – хотя Маме Второй и детям кажется, что ночью, – он называется Луостари. Пять пятиэтажных домов. Несколько казарм. Один магазин – военторг. Плац. Пожалуй, все, припоминал позже Луостари Малыш, про себя всякий раз предавая это несносное местечко анафеме. Приходится драться. Как всегда и везде. Малыш, рассвирепев, бьет ногами в лицо здоровому однокласснику с фамилией как у министра финансов – кажется Павлов, – пока его держат сзади за руки. Получилось случайно. Но после этого случая за Малышом закрепляется слава каратиста, тем более, что у него правда есть книжечка, сшитая из фотокопий – приемы карате – купленная у глухонемого в поезде за один рубль. Брат бьет Павлова. Одевает на голову мусорное ведро, и все узнают, что, если кто-то дерется с Малышом… Братьев дразнят абхазами, хотя ни одного абхаза в Луостари испокон веку не было, но с тех пор Малыш сочувственно относится к абхазам. Даже болел за тех, когда с грузинами воевали. Хотя и грузины ничего, – вспоминает Малыш отдых где-то там, на Кавказе, – дружелюбные. Свет тусклый. Лампы в школе горят очень ярко, но свет все равно получается тусклый, потому что природного освещения нет. Это ничего, скоро весна. И что тогда, спрашивает Малыш, который, – к тревоге Мамы Второй, – видит все хуже, и его утешают. Будет жарко и светло. Летом у нас такая жара, говорят мальчишки в гарнизоне, что мы даже хотим в рубашках с длинным рукавом, без всяких свитеров! Братья переглядываются.

Малыш находит утешение в книгах, и если раньше много читал просто потому, что ему это нравится, теперь он просто прячется в книги. Влюбляется в фотографию из книжки «Человек-дельфин». Пишет письма девочке из Бобруйска. Все заработанные у родителей деньги тратит на книжки, которые иногда завозят в местный военторг, покупает все без разбору, и даже пишет свое первое литературное произведение. Трактат о пытках. Дыба, плети, а дальше Малыш прекращает работу, потому что ничего не знает о пытках, удивить одноклассников не получается. Мало фактуры. Малыш откладывает деньги на подводное ружье, это довольно глупо, но он все равно мечтает, что когда-нибудь найдет его в продаже. В Заполярном обнаруживается бассейн. До города четырнадцать километров, и Мама Вторая, принеся себя на алтарь, – куда она сама себя загнала, позже не без злорадства будет думать Малыш, – посвящает все свое время поездкам. Полтора часа туда, полтора обратно, Заполярный, дети плавают, выкрики в бассейне, запах хлорки, тренера, шлепающие по бортику, а Мама Вторая сидит на скамеечке и читает книгу. Дети при деле. Они поступают в перспективную группу модного тренера Дунаева, и приступают к серьезным тренировкам. В отличие от кривоногого белорусского «Листьева», которого, впрочем, Малыш тоже будет всю жизнь вспоминать с благодарностью, Дунаев – рубаха-парень. Дети его обожают. Становится легче жить, и уже даже вечная темнота, холод, и всеобщее обозление, с ними связанные, переносятся не так тяжко. Малыш с братом играют. Выкапывают в снегу за городком настоящие подземные ходы, фотографируются возле карликовых берез, в бушлатах, тяжелой, некрасивой, неудобной северной одежде. Есть санки. Морошка оказывается большой оранжевой ягодой, на вкус отдает морковью, лоси в Заполярье и правда огромные, убеждается Малыш, лежа на шкуре гиганта, подстреленного и освежеванного офицерами, который бросили шкуру сохатого в баню. Там же подцепили вшей. У них насекомые, насекомые, кричит, вся трясясь, брезгливая Мама Вторая, и, – придя в исступление, – карнает головы сыновей ножницами, чуть ли не рвет волосы руками, потом, чуть успокоившись, бреет мальчишек налысо. В школе смеются. Снова приходится драться. Малыш мучается животом, он ненавидит северные уборные, – там страшно холодно, в один день он буквально исходит жидкостью, посетив уборную двадцать три раза. Мать шипит. Начинается трансформация. То, что казалось невероятной заботой самой Маме Второй, и было естественным для детей в девять лет, в двенадцать стало гнести. Она чересчур бесцеремонна. Она чересчур напоминает свою свекровь, с которой так долго воевала. К счастью, Малыш все больше времени проводит сам – он много ездит по соревнованиям, ночует в советских северных гостиницах, выигрывает сто метров спиной и двести метров спиной, становится призером на двести метров комплексом, а вот брасс ему по-прежнему не дается. Девочки зреют. Малыш все чаще глядит на сверстниц, плавающих с ним в одной команде. Пишет письма.

Наступает девяностый год, и в гарнизоне начались перебои со снабжением, так что Малыш иногда слышит, как Мама Вторая плачет ночами. Пропадает хлеб. Помятый, в фурункулах – на первом году службы они все такие – солдат просит Малыша купить хлеба в магазине, потому что солдатам теперь отпускать перестали. Малыш смотрит на дядьку в шинели. И когда вырастает и все становится на свои места – в правильную перспективу – и понимает, что это был восемнадцатилетний сопляк, доходяга несчастный, все равно смотрит. Две булки белого. С сахаром его едят к чаю, Мама Вторая с нервным смешком, – издает который все чаще, – называет это «луостарское лакомство». Ругаются с мужем. Что я могу поделать, это я, что ли, подвоз прекратил, орет на жену Папа Второй, глядя на морщины, появившиеся на ее лице. Это от злобы. Луостарское лакомство нравится и Малышу, ну, хотя бы потому, что булок в магазинах нет. Сок и белый хлеб. После них исчезает и черный хлеб, так что Луостари больше месяца хрустит сухарями, которые начальник части, махнув рукой на приказы, велит достать со складов с НЗ. Рыбная колбаса. Папа Второй, торжествуя, приносит два батона – тонких, черных, – и глядит, как мальчишки, изголодавшиеся по мясу, едят. Встречает взгляд Мамы Второй. Настроение портится. Колбаса невкусная, и в ней есть белые кусочки свиного сала – зачем они в рыбном фарше, ума не приложу, будет материться Малыш, которому, конечно, никто не поверит. Рыбная колбаса, ха-ха. Жена спросит. Дорогой, не слишком ли активно эксплуатируешь тему своих детских несчастий? На что он, распахнув окно, вывалит из него все ее платья с криком «убирайся, сука», и она уберется. Папа Второй тоже разорется. Как ты меня достала своими вечно кривящимися губками, вечно бля недовольна, все не то, все не так, орет он на жену, и вроде бы повзрослевшие Малыш с братом снова становятся маленькими детьми. Молчат в комнате. Жрать нечего. Так что Папа Второй ходит на охоту, и возвращается с добычей, в доме появляется мясо – заодно он учит сыновей стрелять, и Малыш узнает поразительное чувство СИЛЫ, которое приходит в руки с оружием. Папа Второй ловит солдата. Ты чего здесь делаешь, спрашивает он какого-то зачумленного грузина, покрытого нарывами – южане на Севере страшно мучаются фурункулезом, – почему не в санчасти? Не пускает сержант. Папа Второй бьет в ухо сержанта, и волочет несчастного грузина в медсанчасть, и так беднягу моют, перевязывают, начинают лечить. Папа Второй в уголке. Когда врач отворачивается, вынимает из кармана кусочек чеснока и трет подмышку, от этого столбик термометра сражу же вырастает. Получите больничный. Благодарные родители грузинского солдата пишут Папе Второму письмо и присылают посылку с орехами и чачей, Папе страшно неудобно. Дети рады орехам. Привозят хлеб. Выдают пайки, которые предоставила в качестве гуманитарной помощи Норвегия, там растворимый сок и китайская ветчина, галеты, все очень вкусно, потому что необычно, сейчас Малыш такую жратву даже своему коту – а тот съест все, что ни дашь, – не сунет. Дети нахваливают. Жена оттаивает. Малыш едет в Североморск, ест в тамошней столовой салат из квашеной капусты с брусникой, ест ветчину, разминка, соревнования, на старт, внимание, выстрел, и Малыш мощно дельфинит ногами на выходе, цепко держит сильных соперников, и ломает их на последнем отрезке, – это его коронный стиль на двести метров. Умный малый. В Архангельске Малыш становится объектом насмешек всей группы, потому что покупает себе за пятьдесят рублей подводное ружье. Малыш знает, что мечты нужно исполнять, даже если они никчемные. Группа его любит. Несколько ребят четырнадцати лет, один пятнадцатилетка, четверо – двенадцатилетних, пять девочек. На старшей купальник лопается. Малыш об этом старается не думать, он увлечен фотографией дрессировщицы дельфинов из книжки Майоля. В Луостари проводят кабельное телевидение, и Малыш с братом смотрят фильмы про борцов стиля «кэтч», это кажется им невероятно серьезным. Телик черно-белый. По воскресеньям. Ровно в три, начинается показ мультфильмов «Чип и дейл» и «Утята Макдака». Смотрит весь Союз. Единственное, чего не понимает Малыш, – как этот чертов скряга Скрудж различает своих племянников, ведь эти трое утят словно с трафарета срисованы. Так они и срисованы! Да, но как тогда… Это Малыш узнает два года спустя, когда увидит мультфильм в цветном телевизоре, все будет очень, до обидного просто: Вилли – красный, Билли – синий, а Дилли – желтый. Ха-ха. Но и черно-белые, мультики очень даже интересные, больше всего Малышу нравится припев песенки, с которой начинаются «Чип и дейл». Чип-чип-чип-чип и дейл, к нам спешат, чип-чип-чип-чип и дейл, лучше все-е-е-х, напевает он в комнате, и ужасно смущается, когда заходит отец, тактично ничего не заметивший. Мальчишка еще не вырос. Малыш задерживает дыхание на три минуты сорок секунд, это в ванной, а если в бассейне, то на десять секунд меньше, там больший объем воды давит на легкие. Брат засекает. Я человек-дельфин! Малышу хочется научиться задерживать дыхание на часы, чтобы опускаться под воду на километры, трогать руками края Марианской впадины, скользить между солнечных рифов Средиземного моря, выныривать в черных маслянистых волнах Ледовитого океана, разглядывать ослепительно белые зады нырярльщиц-ама в Японском море, играть мышцами в водопадах, дремать в озерах, подниматься вверх с лососями по рекам. Влюблен в воду. В Луостари много воды. Но она там в виде снега, к которому Малыш равнодушен, если не сказать – ненавидит. Не играет в снежки. Глядит, как гарнизонная проститутка, школьница Машка, поджидает солдат под забором, она дает за пакет сока и булку хлеба, – белого, конечно, – это хорошая сделка. Приходит посылка. Малыш с братом глядят, как Папа Второй отрывает фанерку, вытаскивает тонкие гвоздики, и вытряхивает содержимое на газету, это от Бабушки Третьей. Горы леденцов. Старое рванье. Бодрая открытка. Это уже Дедушка Третий. Северяне. Мурманчане. Бодрее. Ровнее. Тверже. Мама Вторая кусает губы, ее красивый рот, когда она его кривит, такой некрасивый. Малыш ненавидит тараканов, здесь их много, потому что людское жилье единственное место, где тараканы могут выжить. Рядом живет сумасшедший. Это бывший офицер и бывший майор, возможно бывший Петров, которого выгнали из армии за воровство у офицеров же, он ходит по гарнизону в кальсонах, надетых на ватные брюки, прикармливает кошек, и ненавидит собак – бросил в одну из них топором, едва не попав в Малыша. Убивает бродяжек. Бродит, одичалый, трахает проститутку Машку, пьет одеколон – а иногда и польскую водку, ее стали заводить в Союз в огромных количествах, – кричит и стонет ночами. И, кстати, я тебя люблю, пишет Малыш в конце письма дрожащей рукой и заклеивает конверт, отправляет, чтобы получить конверт из которого выпадет засушенный цветок. Майор Петров остается. После окончания срока службы из Луостари уезжают, здесь не живут, но майор Петров остается, ему некуда ехать, так что ему оставляют квартиру – все равно в домах живут меньше людей, чем следует, – и определяют место в кочегарке. Малыш живет в дороге. Все время приходится ехать, частенько похожий на югослава тренер Дунаев – любимец женщин, – ночует в Заполярном у какой-нибудь грудастой красотки, и тогда в его квартире остаются Малыш с братом. Автобус туда, автобус обратно. Часто дорогу размывает. Тогда приходится идти пешком. Начинается «Веселый дельфин». Все соревнования в спортивных школах в Советском Союзе называются «Веселый дельфин», эти совки, – говорит с отвращением Мама Вторая, – ничего выдумать не могут даже. Утром в феврале Папа Второй выходит на остановку, куда подъезжает грузовик, забрать пассажиров, и стоит с сыновьями два часа. Нет транспорта, ладно, бодрее, веселее, верить, держаться, ну, и все такое, и они идут пешком, пятнадцать километров. Приходят за пятнадцать минут до начала соревнований, и Малыш, встав под холодный душ, чувствует, как жжет кожу вода. Папа Второй доволен. Меня и в молодости в армии звали показушником, смеется он, и сыновья переглядываются, не совсем уверенные в том, что им необходимо было совершать этот не очень нужный подвиг. Выигрывают соревнования. Папа Второй обратно, – к счастью, – решает все-таки ехать, и в ожидании попутной машины мальчики едят в ресторане Заполярного, Малыш вытряхивает в винегрет всю перечницу, она, конечно же, не закреплена, но на счете это не отразится, так что скуповатый брат заставляет Малыша съесть салат. Рот горит. Суп с яйцом очень вкусный, но заказы часто путают, приносят, что подороже. Малыш любит пельменные, он вообще обожает пельмени, берет всегда две порции с уксусом, еще ему нравится жареная рыба, которую он просит в столовых спортивных школ. Варенье из мандаринов. Успехи все значительнее. Малышу предлагают поехать в Ленинград в спортивную школу, где преподает, вроде бы, сам знаменитый Сальников, но родители отказываются, и правильно делают, школа будет закрыта всего год спустя. Учитель труда просит всех встать. Среди нас есть человек, которого нам нужно уважить, поскольку он прославил наш город, говорит тожественно косноязычный мужчина в фартуке, с которым у мечтательного Малыша вечные нелады. Разворачивает газету. На соревнованиях по плаванию в северо-западной зоне РФСРФСР чемпионом на дистанции сто метров на спине стал… С результатом… Малыш с любопытством слушает, потом думает – да это же обо мне. Поприветствуем чемпиона Северо-Западной Зоны РФСФСР. Класс шумит. Малыш откидывает крышку парты, и выходит в коридор, стены темно-зеленые, свет уже не такой тусклый, как зимой, это начинается полярный день. Он ослепляет. Снег не тает, но теперь, из-за Солнца, повисшего где-то на краю сопок и не желающего заходить – оно и не зайдет целых полгода, – он не лежит темными пятнами где-то сбоку, а лезет беспощадным светом в глаза. Выдают очки. Черные, как у Сталлоне в фильме «Кобра». Носить их одна мука, тем более, на морозе, так что все щурятся, и зрение Малыша падает еще сильнее, Мама Вторая снова в истерике, это, кажется, теперь ее обычное состояние. Ищет врачей. Находит книжку какого-то окулиста, Бейтса, и Малыш терпеливо, под присмотром матери, делает странные упражнения, вращает глазами, жмурится, лежит, прикрыв глаза ладонями, что называется пальмингом. Зрение восстанавливается. Из поселка Корзуново постепенно уезжают вертолетчики, из Заполярного тянутся в сторону большой земли офицеры, все смутно что-то предчувствуют. Папа Второй хмурится. Малыш с братом уходят на озеро по соседству на целый день, чтобы ловить рыбу, но, просидев на морозе до вечера, так ничего и не поймают. Дома, наконец, пусто. Так что Мама Вторая ругается с мужем, и тот чувствует, как волна отвращения и дрожи колеблет его тело, она своими придирками его просто достала. Что мы здесь делаем?! Если что-то не нравится, собирай шмотки и выметайся, говорит он, – ладно, говорит она, я так и сделаю, – ну, попробуй, говорит он, и родители, когда сыновья возвращаются, не разговаривают – и две недели еще не разговаривают. Майор Петров храпит и кричит по пьянке ночами на свою уже сожительницу Машку. Папа Второй спросонья злой, стучит кулаком в стену. Просит утихомириться. Майор Петров носит с собой топор, и ставит каждое утро в ухода в подъезд миску с какой-то бурдой, это для кошечек. Те бросаются в ноги ко всем, кто выходит из подъезда. Папа Второй вернулся с учений с шапкой, полной ягод. Близится лето.