Текст книги "Битва за Дарданеллы"

Автор книги: Владимир Шигин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 34 страниц)

– Вам, Дмитрий Николаевич, послание из Петербурга! – отводя глаза, передал он бумагу главнокомандующему.

– Что там? – тревожно спросил Сенявин, уже понимая, что в письме какая-то очередная пакость.

– Читайте! Там все изложено! – ответил статский советник. В письме было требование императора о немедленной передаче Бокко-ди-Катторо австрийцам, а затем через них и французам. О нападении на Рагузу, естественно, речи никакой уже идти не могло. Но это для приказопослушного подданного. Сенявин же таковым себя не особо считал.

– Что будем делать? – поинтересовался Санковский. – Молчать! – был более чем лаконичный ответ.

Для себя вице-адмирал все уже решил, а потому, несмотря на грозное письмо, отказываться от своих намерений не собирался.

Пока тайна послания Александра никому не разглашалась, и объединенное российско-черногорское войско как ни в чем не бывало дружно двинулось на Старую Рагузу. Вел его генерал-майор князь Вяземский.

На что надеялся Сенявин, поступая, казалось бы столь опрометчиво? Скорее всего, на свою интуицию, которая подсказывала, что во французской политике Петербурга будет еще в скором времени немало крутых поворотов. Потому и действовать необходимо, несмотря ни на что, так подсказывали местные обстоятельства.

Лористон, получивший из Парижа тоже какие-то бумаги относительно предстоящего франко-русского замирения, пребывал в состоянии расслабленном и благодушном.

Наступление русских стало для него такой неожиданностью, что застигнутые врасплох французы продвижению противника поначалу не препятствовали. Уйдя сразу же в глухую оборону, они не делали даже вылазок. Зато Лористон вновь принялся бомбардировать Париж письмами, прося предпринять какой-нибудь политический демарш для обуздания агрессивности русских.

***

Едва «Летун» прибыл к устью Превезского залива, что неподалеку от Рагузы, как тотчас был обнаружен корсар, а рядом с ним захваченное судно. Французы были застигнуты врасплох и деваться им было, собственно говоря, некуда. Выбор невелик: погибнуть в бою или сдаться. Чтобы предотвратить никому не нужное кровопролитие, Бутаков отправил шлюпкой мичмана. Ультиматум был таков: немедленно спустить флаг на милость победителя. Французская шебека, несмотря на то, что имела гораздо больше пушек, сочла за лучшее бросить свой приз и оттянуться вглубь залива. Утром следующего дня Бутаков атаковал. Ожесточенная дуэль длилась полтора часа. Русские стреляли точнее, и вскоре корсар начал гореть. Видя, что так ему не выстоять, французский капитан подошел к берегу, снял пушки с тыльного борта и соорудил из них две береговые батареи. Сам же, пользуясь малой осадкой, отошел на самое мелководье.

– Что будем делать? – собрал на совет офицеров Бутаков. – Атаковать! – ответили те разом. – Тогда атакуем! – согласился командир.

Невзирая на отмели, «Летун» сблизился с неприятельской шебекой и искрошил ее ядрами до такой степени, что французам ничего не оставалось, как выброситься на берег.

– Кажется, мы его все же наказали! – улыбался лейтенант, разглядывая чадящий дымом остов недавнего корсара.

Забрав отбитое судно, «Летун» привел его на Корфу. Сам же поспешил вдогонку за отрядом капитана 1-го ранга Белли, чтобы успеть к атаке Курцало.

***

А капитан 1-го ранга Белли с линейными кораблями «Азия» и «Ярослав», и шебекой «Азард», преодолевая свежий вестовый ветер, уже подходил к острову Курцало. На острове французская крепость и приличный гарнизон. Остров невелик, но положение его чрезвычайно важно. Курцало контролирует все побережье Далмации и владеющий им владеет подходами ко всем портам. Стратегическое положение острова оценил в свое время еще римский император Домициан, который всегда держал на нем сильный гарнизон.

Первыми открыли огонь французы, но их ядра легли с недолетом. Когда же русские подошли вплотную к берегу и «Ярослав» дал полновесный залп всем бортом, крепость ответила яростно. Тогда Белли поднял сигнал: «Сблизившись на пистолетный выстрел, класть якоря». Один за другим «Ярослав», «Экспедицион» и «Азард» приближались к крепости, пока их днища не начинали скрести о дно, тогда бросали становые якоря и сразу же начинался обстрел. Прошло не более получаса, как все пушки со стен были сбиты. Теперь неприятель мог отбиваться лишь редкими ружейными залпами. С французами вроде бы разобрались, но разобраться с природой оказалось гораздо сложнее. Из-за сильного ветра и плохого грунта судам никак не удавалось удержаться на якорях. Те тащились по грунту, и суда все время сносило.

Утром следующего дня Белли послал в крепость парламентера с предложением о сдаче. Французы ответили отказом. Тогда на берег пошел десант. В кипенье прибоя одна шлюпка за другой возили людей и припасы. Две роты морских солдат со знаменем и барабанами замаршировали прямо к крепостным воротам.

– Счас постучим хранцузам в калиточку, пущай отворяют! Мы гости званые! – смеялись они, забивая в стволы круглые пули.

С другой стороны острова маневрировала «Елена» с девятью купеческими судами. У бортов судов плясали на волнах шлюпки. Белли обманывал врага, пытаясь показать, что готовится высадить еще один десант, которого, увы, у него не было. Ложную высадку прикрывал огнем только что подошедший с Корфу «Летун». Остальные корабли тоже не оставляли своих пушек без дела.

В два часа пополудни французы выбросили белый флаг. Гарнизон строем вышел из крепостных ворот и молча сложил оружие на обочине дороги. Никаких условий для себя французы не выдвигали. Писари не успевали записывать в «трофейновые тетради»: подполковник – 1, капитанов – 2, офицеров – 5, унтер-офицеров – 20, барабанщиков – 5, рядовых – 227, пушек – 12, трехмачтовая требака – 1, прочих судов – 8…

Едва смолкли выстрелы, появились и напуганные жители острова. Узнав, что пришли русские, они тотчас заявили, что хотели бы с радостью присягнуть на верность России. Они же рассказали, что несколько десятков французов находятся неподалеку, на небольшом островке Лиссе. Захватить остававшихся в неведении «ро-бинзонов» отправили «Азард» и «Экспедицией». Дорогой они умудрились взять в плен шебеку с подкреплением для Курцало.

– Кажется, мне крупно не повезло! – заметил французский капитан, когда у него отобрали шпагу. – Теперь мне никогда не выбиться в бригадные генералы! – Напротив, повезло! – заверили его моряки. – Отчего же?

– За полчаса бомбардировки мы перебили здесь девяносто человек! Так что ваше подкрепление пеоебили бы в четверть часа! – Что ж, нет худа без добра! – согласился француз.

Комендантом Курцало был определен подпоручик Воейков с полуротой солдат. Подпоручику едва стукнуло восемнадцать, и прошедший бой был для него первым.

– Боязно мне что-то! – честно признался он Белли, когда тот наставлял, как править крепостными делами.

– Где ж я тебе генералов на все дела наберу!? – назидательно покачал головой каперанг. – Когда-нибудь начинать надо! Справишься!

В последующие несколько дней отряд Белли устроил настоящий погром в местных водах, захватив полтора десятка судов с припасами.

Теперь на очереди был остров Хвар. Шторм долгое время не давал подойти близко. К тому же, узнав о захвате Курцало, французы успели подготовить к обороне местную крепость Лезину. Ночью моряки высадили десант, чтобы к рассвету поставить батарею. Французы движение шлюпок заметили. Началась перестрелка, когда противники обнаруживали друг друга лишь по пушечным и ружейным вспышкам. Французов вскоре заставили замолчать. Батарею ставил артиллерии унтер-лейтенант Палео-лог, потомок последних византийских императоров. Десант возглавил штабс-капитан Скоробогатов, ветеран итальянского и швейцарского походов. Когда-то Скоробогатов одним из первых прорвался на знаменитый Чертов мост, за что удостоился похвалы Суворова. Теперь он снова был впереди. Десантники ворвались за ограду католического монастыря, где на них обрушились французы. Силы оказались неравными, пришлось отходить. Как назло, с моря принесло туман, и корабли прекратили заградительный огонь. Французы, наоборот, приободрились и навалились уже всеми силами. Скоробогатов со старыми солдатами прикрывали отход шлюпок.

– Матвеич! Бросай все, еще успеешь! – кричал ему с последней шлюпки мичман Башуцкий.

– Поздно! – отмахнулся тот. – Уходите скорее сами!

Штабс-капитан Скоробогатов пал на штыках у самой воды. Уже умирая, он сумел вырвать из раны окровавленный штык и крикнул, ободряя своих ветеранов:

– Не жалей, робяты, мы свое пожили! Пусть теперича другие поживут!

Десант закончился неудачей. Несмотря на то, что французы тоже понесли большие потери, принудить к сдаче местную крепость так и не удалось. Белли пришлось оставить мысль о захвате крепости. В течение еще нескольких дней моряки все же обстреливали ее, а «Азард» с «Экспедиционом» успешно выдержали бой с семью французскими судами, пытавшимися было прорваться к острову. К этому времени на кораблях стала заканчиваться вода, и Белли пришлось отойти от Хвара.

Настроение у него было мрачным. Капитан 1-го ранга знал, как расстроен будет Сенявин, да и себя казнил за случившееся. Однако и захват Курцало был большим успехом, ибо он наглухо перекрывал все французские морские сообщения. Для прикрытия острова осталась «Азия» и «Азард».

Тем временем Сенявин, держа флаг на «Селафииле», по пути из Триеста в Катторо повернул на захваченное Курцало. Командующий хотел сам взглянуть на приграничный остров и усилить на всякий случай его гарнизон. В струе «Селафиилу» держались «Святой Пётр» и фрегат «Автроил». – Ваше превосходительство! На горизонте Курцало!

– Добро! – Сенявин поднялся на шканцы. Адъютант подал зрительную трубу. Вице-адмирал приложил ее к глазу и долго вглядывался в даль.

– Что-то ничего не пойму! – опустил он трубу. – Над крепостью нет Андреевского флага! Может, я что-то не разглядел.

За трубы взялись и другие офицеры, но и они не увидели того, что ожидали.

– Странно, очень странно! – хмурился командующий. – Курс на крепость! Скоро все выясним!

Когда же до крепости оставалось не более двух кабельтов, на кронверке внезапно развернулся на ветру трехцветный французский флаг. Над головой просвистали пущенные ядра.

– Но ведь Белли сообщил мне о взятии острова! – помрачнел Сенявин. – Неужели Лористон в его отсутствие уже успел отбить Курцало? Если так, придется все начинать сначала!

Российский командующий был не так уж далек от истины. Едва Белли оставил остров, как на него высадилась тысяча французов. Воейков пытался было сопротивляться, но его быстро окружили.

– Я буду защищаться! – храбро выхватил шпагу подпоручик. Но его сшибли с ног прикладами усатые гренадеры: – Молодой, а уже каналья!

Всю ночь французы жгли костры и пили вино. Однако радовались рано. Через день рядом уже был Сенявин. Оценив ситуацию, вице-адмирал первым делом захватил все стоявшие у берега неприятельские транспорты. Затем начал бомбардировку и высадил новый десант. Поутру крепость оказалась пуста. Французы, поняв, что развязка близка, бросили все и ночью бежали на рыбачьих лодках на рагузский берег.

Сбив замок, из подвала вызволили Воейкова с солдатами. Подпоручик плакал навзрыд:

– Первый бой и такой афронт! Что мне делать? Как смыть позор? Сенявин, похлопав по плечу, успокоил юношу:

– За битого двух небитых дают! Главные бои у вас, юноша, еще впереди, а потому готовьтесь к ним! Теперь вы воин опытный!

Губернатором острова он утвердил старого графа Гризогона, бывшего таковым еще при австрийцах.

– Когда и куда высылать подати? – деловито осведомился первым делом опытный граф.

– Никаких податей! – отмахнулся Сенявин. – Все доходы оставляйте в свою пользу! – Неужели такое бывает? – поразился старик.

– Бывает! – усмехнулся вице-адмирал. – У нас в России все бывает!

Усилив гарнизон острова, Сенявин оставил в дозоре фрегат «Автроил». Затем поспешил на рандеву с отрядом Белли. Выслушал рапорт о неудаче при Лезино, собрал капитанов и провел подробный разбор. Ругать Белли особо не стал, ибо видел, что каперанг и сам мучается.

– Делайте выводы, господа, из случившегося. Все мы учимся воевать от боя к бою, однако хотелось, чтобы наша учеба впредь обходилась нам меньшей кровью!

Теперь российские корабли, ложась в крутой бейдевинд, спешили туда, где их сейчас ждали.

***

Пехотные полки князя Вяземского подходили к Старой Рагузе. У генерал-майора были тысяча двести солдат и три с половиной тысячи черногорцев с бокезцами. Вяземский нервничал. Вот-вот передовые дозоры должны были столкнуться с французами, а кораблей все не' было. Российские войска шли вдоль берега, и Сенявин должен был прикрывать их левый фланг. Наконец раздалось долгожданное: – На горизонте паруса!

– Посмотрите, наши ли? – велел сопровождавшему войска корабельному лейтенанту Вяземский. – Мало ли чьи это паруса!

Лейтенант долго глядел в трубу, а затем облегченно выдохнул: – Наши! Под адмиральским флагом!

– Вот и чудно! – обрадовался Вяземский. – Теперь душа моя покойна!

Во главе местного ополчения невдалеке ехал митрополит Пётр Негош. Верхом на коне в блеске оружия и в сопровождении отряда двухметровых усатых юнаков он выглядел, скорее, воеводой, чем архиереем. Рядом с митрополитом везли хоругвь с ликом Пресвятой Богородицы.

Вскоре от флагманского линейного корабля отвалил гребной катер и на корабле спустили адмиральский флаг.

– Их превосходительство съезжает на берег! – оповестил генерала и митрополита флотский лейтенант.

Когда катер ткнулся килем в прибрежный песок, там его уже встречали Вяземский с Негошем. – Ну что, двинемся на Рагузу? – спросил Сенявин.

– С Богом! – широко перекрестился митрополит. Вяземский подозвал к себе адъютанта: – Войскам бить марш-поход!

Ударили полковые барабаны, засвистали флейты, и солдаты дружно зашагали по пыльным далматинским дорогам дальше на север. Рядом с ними двигалась пестрая и шумная толпа черногорских и бокезских воинов. Порядка среди них было немного, зато решимости хоть отбавляй.

Французы могли противопоставить союзникам-славянам три тысячи солдат, четыре тысячи старорагузских изменников и прочего. Для обстрела французов с тыла был послан «Уриил» с канонерской лодкой, укомплектованной за счет команды этого линейного корабля, да несколько бокезских судов.

Из бортового журнала линейного корабля «Уриил»: «30 мая. В начале 10 часа сего же утра, по приближении черногорцев к передовым неприятельским пикетам, началась между ними ружейная перестрелка и для подкрепления первых с находящейся у берега нашей канонерской лодки, под командою лейтенанта Повалиши-на, открыта была канонада. В половине сего же часа его высокопреосвященство Пётр Петрович, через присылаемого к нам находящегося при нем с катером гардемарина приказал послать на берег гребные суда для перевоза из Старой Рагузы к месту сражения остальных черногорцев и бокезцев в подкрепление сражающимся, ибо береговой туда переход есть несравненно далее, нежели как переезд морем, почему, не в продолжительном после сего времени бокезцы и черногорцы как на посланных от них судах, так и на своих лодках, переправились на тот берег, на коем происходила перестрелка… В половине 11-го часа послан от нас для действия по неприятелю с лейтенантом Казиным вооруженный баркас, на коем поставлена была 8-фунтовая пушка… В половине 12-го часа привезены были к нам на корабль с берега раненые черногорцы, которые после лечения нашим доктором и по перевязке ран, отправлены в Старую Рагузу… В продолжении 3-го часа некоторая часть черногорцев переправилась к месту сражения на наших гребных судах, а в 8-м часу вечера для продовольствия им отправлено от нас 77 пуд ржаных сухарей…

2 июня… В начале 1-го часа пополудни послана от нас к берегу с лейтенантом Повалишиным канонерская лодка для подкрепления черногорцев, идущих к стороне Новой Рагузы. В половине сего же часа поднятым на корабле «Селафиил» сигналом велено было со всей дивизии послать на берег для перевозу десанта гребные суда, почему в то же время и отправлены от нас в Старую Рагузу баркас, два катера и шестивесельная шлюпка для перевоза оттуда наших и черногорских войск к тому месту берега, куда следовали отправившиеся сего утра из Старой Рагузы черногорцы и бокезцы…

Сего же числа от его превосходительства вице-адмирала Сенявина отдан был следующий приказ: «По сообщении ко мне его высокопреосвященства господина митрополита черногорского и кавалера Петра Петровича о действии черногорцев и приморцев против французов, происходивших мая в 31 день, обязанностью поставляю благодарить господина командующего корабля «Уриил» капитана 2-горанга Быченского за хорошее его распоряжение при том действии со стороны моря; также спасибо лейтенантам Повалишину и Казину за расторопную пальбу с порученных им гребных судов, которою они исправно поражали неприятеля. И о такой ревности не премину засвидетельствовать государю императору».

Выдвинувшись из города и заняв находящиеся перед ним неприступные каменные высоты, Лористон решил дать бой своим противникам именно там. Торопясь установить до подхода русских свои пушки, французы работали в горах несколько дней подряд и сделать все успели вовремя.

Когда передовые дозоры дошли до занятых французами гор, Сенявин с митрополитом и князем Вяземским посовещались, как быть дальше.

– Мы начнем! – предложил митрополит Пётр. – А вы поддержите!

В черной рясе и клоблуке с огромным золотым крестом на широкой груди, седобородый и громогласный, он вышел перед своим войском. Завидя столь колоритную фигуру, французские стрелки принялись было по ней палить. Пули свистели совсем рядом, но митрополит не обращал на них ровным счетом никакого внимания.

– Впереди враг! Позади жены и дети! – обратился он к своему притихшему ополчению. – Иного пути у нас нет! С нами Господь и Небесные Силы! Кто есть витязь!

Развернувшись, митрополит первым пошел в сторону неприятеля, высоко подняв над головой тяжелый крест.

– Кто есть витязь! – эхом раздалось у него за спиной.

Еще мгновение, и вся ополченческая рать в едином порыве устремилась вперед, обгоняя своего обожаемого пастыря. Удар черногорцев и поморцев был столь стремителен, что французы, несмотря на долговременную подготовку к обороне, его не выдержали. Карабкаясь вверх по камням, поддерживая и затаскивая друг друга под непрерывным огнем, срываясь и разбиваясь, ополченцы сумели все же взобраться на самую, казалось бы, неприступную скалу Баргат и в бешеной рукопашной схватке сбросить оттуда неприятеля. Ободрясь первой удачей, они в запале бросились дальше.

Но к этому моменту несколько опомнились и французы. Сомкнув ряды, со штыками наперевес они пошли в контратаку. Вел их известный храбрец герой Маренго и битвы при пирамидах генерал Дельгог. Князь Вяземский опустил зрительную трубу:

– Дело плохо, сомнут французы ополченцев, ой, сомнут! Надобно срочно слать сикурс, Дмитрий Николаевич, иначе будет поздно!

– Надо, значит, надо! – кивнул головой Сенявин. – Скалу захваченную обратно отдавать нам никак нельзя! Вяземский кликнул к себе капитана Бабичева.

– Вот что, Иван Тимофеич. Бери три роты своих егерей и броском черногорцам в подмогу! Сам видишь, какая каша там наверху заваривается!

– Все исполню в точности! – махнул рукой Бабичев и опрометью кинулся к егерям:

– Ребята! На горушку за мною, дружненько1 Несмотря на крутой склон, егеря одолели его в несколько минут. И вовремя! Французы, ощетинясь штыками, уже почти сбрасывали черногорцев вниз. Бабичев мигом оценил ситуацию:

– Стройсь! Штыки примкнуть! Ружья на руку! Ряды тесней! Барабаны, бой! За мной! Ура!

Зарокотали ротные барабаны. Егеря скорым шагом с ходу пошли в штыковую. Французы не выдержали напора. Напрасно генерал Дельгог с горстью смельчаков пытался остановить русскую лавину! Генерала подняли сразу на несколько штыков, остальных перебили там же. К Сенявину с Вяземским прибежал запыхавшийся посыльный. Тяжело дыша и утирая пот, выкрикнул еще издали: – Так что гора наша будет, а хранцуз убёг!

– Ну вот и с почином вас, Дмитрий Николаевич! – повернулся к Сенявину Вяземский.

– И вас, князь, тоже! – в тон ему ответил вице-адмирал.

Тем временем к русским военачальникам прибыл посланник от Али-паши Янинского. Как оказалось, большои отряд паши стоял неподалеку, сохраняя нейтралитет и наблюдая за тем, чья возьмет. Теперь, когда успех обозначился на стороне россиян, посланец паши поспешил с поздравлениями. После долгих восхвалений и заверений в дружбе, посланец, наконец, сказал самое главное, ради чего его, собственно, и послали в ставку Сенявина:

– Великий и могучий Али-паша извещает тебя, москов адмирал, что к франкам идут сильные подкрепления по всем дорогам. Так что будь готов их перебить!

– Передайте паше мой самый низкий поклон и огромную благодарность! – приложил руку к сердцу Сенявин.

Когда посланец, вскочив на коня, умчался, рассмеялся генерал Вяземский:

– Вы, Дмитрий Николаевич, даже и из этих головорезов союзников сделали!

– Ну эти с нами до поры до времени, – вздохнул Сенявин. – Али-паша друг до первой канавы.

Тем временем к Лористону подошли подкрепления, и он с новыми силами навалился на ополченцев и егерей, стремясь любой ценой сбросить их с горы. Над Баргатом стоял непрерывный ружейный треск.

– Что ж, пора и нам поразмяться! – сказал Вяземский, вытаскивая из ножен шпагу. – Господа офицеры, ко мне!

Вокруг генерала встали капитаны Красовский и Кличко, поручики Ренекампф и Мишо. Все пропыленные и черные от усталости, лишь зубы блестят.

– Вы ведете впереди охотников! Я за вами со штурмовыми колоннами! С Богом, начинаем!

Двумя колоннами русские войска, невзирая на густую картечь, взошли на неприступные скалы с «решительностью, возможною только для русских воинов». Лористон, впрочем, не оставшись в долгу, тут же контратаковал, оттеснив ополченцев к самому краю обрыва. Но мощный натиск наших войск все же пересилил французов и не дал им возможности добить храброе митрополичье воинство. Скоро русские батальоны уже окончательно овладели вершиной Баргата, сбрасывая штыками с его круч последних французских солдат. Среди сражавшихся был и подпоручик Воейков. У него трижды прострелили шляпу, но подпоручик не унывал: – Велика ли беда, новую куплю!

Из воспоминаний офицера сенявинской эскадры: «Мы, смотря с кораблей, с которых место сражения было видно, не смели спустить глаз и в мучительном беспокойстве ожидали, чем кончится. Наконец, на вершине горы показались наши знамена, эхо повторило громкое «Ура!», и войско наше, подвинувшись вперед, скрылось в ущелиях…»

Со стороны моря наступавших поддерживали корабли. У самого берега в полосе прибоя стояли канонерка да гребной баркас лейтенантов Повалишина и Кузина. Оба состязались меж собой в отваге, засыпая отходивших французов вязаной картечью. Недалеко от берега, пугая противника мощью своих батарей, маневрировал «Уриил». Капитан 1-го ранга Быченский подводил свой корабль к самым отмелям, стремясь выйти на дистанцию залпа. Видя это, французы от берега шарахались, и наши могли сносить к воде раненых. Гребные суда «Уриила» во главе с храбрецом Кузиным захватили неприятельскую береговую батарею на мысе Порто-Коче. Первым с несколькими матросами на батарею ворвался мичман Григорий Мельников. Моряки атаковали со штыками наперевес, но батарея оказалась пуста. Французы бежали, побросав все пушки и запасы пороха.

– Пушки заклепать! Порох тащить к баркасу! – распорядился мичман.

На длинном шесте над батареей подняли шлюпочный Андреевский флаг.

– Сработано хорошо! – заулыбался Быченский, разглядев флаг в зрительную трубу. – Но во что это нам обошлось? – Какие потери? – запросили сигналом с «Уриила». – Никаких! – отвечал лейтенант Кузин.

Вскоре показались на горизонте многочисленные паруса, то был отряд капитан-командора Сорокина, спешащий для обстрела Дубровника. Сразу же стало легче. Умелый в десантных делах Сорокин (сколько высадил десантов еще в ушаковскую экспедицию!) сразу организовал непрерывную связь между судами и берегом. Туда на шлюпках и баркасах везли порох, снаряды, солдат и провизию. Оттуда раненых и пленных. Начальником переправы был определен опытный черноморец и уша-ковец капитан-лейтенант Сальти, из балаклавских греков. Видя это, французы скрежетали зубами, но ничего поделать не могли…

Войска переводили дух. Черногорцы выносили раненых из боя на плечах, не делая разницы между русскими и своими. Здесь же были и пришедшие жены, которые прямо на поле боя кормили уставших мужей и их боевых сотоварищей. Самые удачливые горцы возвращались в тыл, неся отрубленные головы врагов как доказательство своей доблести. Оказывалась помощь раненым. Черногорцы лечили так, как делали это их предки. Небольшие раны ловко залепляли паутиной и мхом, листами плюща и растертой головкой чеснока. К более тяжелым прикладывали траву иван-да-марья с солью, сжимая при этом раны двумя камнями.

Рядовой 13-го егерского полка Иван Ефимов в рукопашной схватке захватил французского солдата. Выбил у него из рук ружье, а убивать передумал, больно уж молод был солдат, почти мальчишка. Вместо этого потащил в тыл, чтобы сдать начальству, да нарвался на группу черногорцев. Те, увидев француза, оттолкнули егеря и повалили француза наземь, чтобы отрезать ему, по обыкновению, голову.

– Стойте! – закричал им Ефимов. – Вы же право славные! Неужто возьмете грех на душу! Берите лучше мои деньги, но отдайте мне француза! Черногорцы остановились в нерешительности.

– Если кто из вас посмеет убить солдата, то я лично насажу его на свой штык! А вы должны будете убить меня– Подумайте, какой это грех: убить своего брата! Митрополит вас всех проклянет!

– . Забирай своего язычника! – махнули рукой черногорцы. – Неужто ты думаешь, что мы могли бы поднять руку на русского?

Выбитые с гор, французы сумели все же удержаться на второй линии своей обороны между пушками, приводя все в порядок и спешно перестраиваясь. Бывшие в авангарде черногорцы, расстреляв свои патроны, убегали в тыл, где с мольбой просили у каждого встречного хотя бы несколько патронов. Получив их, снова с радостью бежали стрелять.

Князь Вяземский, соединясь с основными силами черногорцев и бокезцев, вновь атаковал неприятеля. Теперь, однако, ситуация коренным образом отличалась от той, которая была в начале боя. Теперь уже русские атаковали сверху, а французам приходилось отбиваться снизу. Развернув захваченные пушки, наши в упор били ядрами по густым рядам неприятеля, поражая людей десятками.

В колонне витебцев впереди всех был юнкер Аполлон Лермонтов, троюродный брат будущего великого поэта России. Витебцы шли прямо на пушки. Грянул очередной залп, и юнкер рухнул ничком на землю.

– Молодцом! – крякнул генерал Вяземский, наблюдавший издали за этой отчаянной атакой. – Представить к Анне. если выживет!

В это время контратаковали французы, и поручик остался на ничейной территории. Тяжелораненого офицера случайно заметил пробегавший мимо черногорец. Желая помочь русскому собрату так, как он это понимал, черногорец на ходу выхватил ятаган и подбежал к Лермонтову.

– Ты храбро дрался, брат, и не должен попасть в плен. Давай я лучше отрежу тебе голову! – прокричал он. – Быстро твори молитву и крестись!

– Не надо резать! – прошептал поручик, приподнявшись на локте из последних сил. – Лучите помоги добраться до своих!

– Дело твое, как пожелаешь! – развел руками черногорец и, взвалив офицера себе на плечи, побежал догонять отходивших сотоварищей.

Аполлон Лермонтов выжил и закончил свою военную карьеру майором Мариупольского гусарского полка в Париже в 1814 году.

А затем грянул и штыковой бой. Офицеры вели солдат за собой, и неприятель, не приняв удара, отступил. Размахивая саблями, впереди всех бежали батальонные командиры майоры Забелин с Езерским, ротный капитан князь Шихматов. Потому им были и первое ядро и первая пуля, но иначе офицеры российской армии никогда не поступали. Французы стали медленно отходить. Увидя спины врага, наши поднажали и ударили вдогон. Французы покатились все быстрее, уже не рискуя предпринимать что-либо серьезное.

Из воспоминаний участника сражения за гору Бар-гат: «Черногорцы соревновали нашим солдатам и с таким жаром бросились штурмовать первое укрепление, что редут с 10 пушками был немедленно взят открытою силою. Таким образом, преоборя укрепления, природою устроенные, и несмотря на картечи, коими искусственно хотели отразить хитрые храбрых, французы уступали одну за другою три свои линии и батареи, оные защищавшие. Тут генералы их старались показать свое искусство, обходили наши фланги, но ничто им не помогло, они везде были предупреждены. Русский штык и дерзость черногорцев повсюду торжествовали… Одержана достославная победа над неприятелем превосходным, предводимым искусным генералом Лори-стоном, и укрепленная неприступная гора Баргат над Рагу зою занята».

Вечером Сенявин набросал донесение Александру Первому: «Доказано… что для храбрых войск Вашего Императорского Величества нет мест неприступных, ибо они везде разбили неприятеля…»

***

Сражение за Рагузу случилось 5 июня 1806 года. Если бы только мог знать Сенявин, что происходило в эти самые дни в Петербурге и Париже! Но знать этого ему было не дано… А там вновь, как и раньше, в победную поступь русских воинов вмешалась высокая политика, и в какой уже раз просчеты кабинетных стратегов перечеркнули то, что было добыто кровью на полях брани!

Что же случилось в Европе в первых числах далекого от нас 1806 года? А случилось следующее… Наполеон, уязвленный «неуступчивостью» Австрии в отношении Бокко-ди-Катторо, выдвинул Вене ультиматум: или – или! Судьба империи Габсбургов повисла на волоске. Император Франц буквально заламывал руки перед послом Разумовским, умоляя того хоть как-то повлиять на упрямого Сенявина.

– Вы же сами толкаете нас к войне с Парижем! Но войны теперь уже не будет, будет бойня! Наполеон раздавит нас, а потом возьмется и за вас. Знаете, какая у него сила? А потому лучше отдайте корсиканскому чудовищу Далмацию, пусть он ею подавится! Спасите нашу дружбу! Спасите нас!

– Дипломатия хороша только тогда, когда она подкреплена штыком! – резонно заметил императору Разумовский. – Однако Россия постарается изыскать возможность помочь своему союзнику!

Заволновались не на шутку и в Санкт-Петербурге. Император Александр не желал нового и окончательного разгрома Австрии, видя в ней своего важного стратегического союзника на будущее. А тут еще тревожные слухи из Лондона. Англия, этот непримиримый и извечный враг Французской революции, после внезапной кончины своего премьера Вильяма Питта Младшего желала круто изменить политику и идти на мир со всесильным Парижем. С этой целью на переговоры с Талейра-ном был послан инкогнито лорд Ярмут. Не решилась порвать с Наполеоном пока и Пруссия. Фридрих Вильгельм Второй все еще тешил себя иллюзиями относительно обещанного ему Ганновера. России грозила незавидная участь остаться один на один против всей Европы. Тогда Александр Первый решился на шаг, на который не смог решиться даже после Аустерлица: на время помириться со своим главным врагом.