Текст книги "Битва за Дарданеллы"

Автор книги: Владимир Шигин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 34 страниц)

Часть вторая ГЕЛЛЕСПОНТ
ГЛАВА ПЕРВАЯ

Париж внимательно следил за военными приготовлениями России и Пруссии, прекрасно понимая, против кого в скором времени будет обращена военная мощь этих стран. Газеты на эпитеты не скупились. Новая европейская война была на устах у всех.

– Этим тугодумам мало прошлой порки? – обменивались последними новостями парижские прачки, разнося по утрам накрахмаленное белье клиентам. – Пусть наш храбрый Бонни всыпет им еще разочек! В мясных рядах были куда более категоричны:

– Бонни разделается со всей этой сволочью точно так же, как я сейчас с этой хрюшкой! Га-а-ах!

От страшного удара куски мяса разлетались во все стороны.

– Это второй Ульм! – хохотали мясники. – Га-а-а-а-ах! А тут и Аустерлиц!

В парижских салонах с упоением рассказывали анекдоты о трусливом бегстве двух императоров: русского и австрийского.

– Нам следует заводить собственных казаков! – острил в кругу дам ослепительный Мюрат. – Моя кавалерия не в силах догонять эти вечно удирающие толпы!

Дамы смеялись. В моду входила прическа «утро Аустерлица» и томный зовущий взгляд, именуемый кокотками «стыд Ульма».

Впрочем, противная сторона в долгу тоже не оставалась. В Петербурге отныне при слове Наполеон плевались даже торговки и кучера. Старухи шикали при его упоминании, как шикали при упоминании вслух имени диаволова.

– Ты, Митрич, налей-ка мне водки в долг! – цеплялся к трактирщику испитой пьянчужка. – Я те не Наполивон какой, вот крест, все возверну!

– Энтой бестии я б и за целковый не налил бы ни в жисть! – говорил трактирщик, оглаживая сивую бороду.– А те так и быть уж налью!

Станционные смотрители вывешивали у себя на стенах наполеоновские портреты.

– Зачем тебе сей аспид проклятущий? – спрашивал проезжий. На такого смотритель смотрел, как на младенца:

– А вдруг сей прохвост проезжать мимо меня станет, да еще по подложной подорожной? Я тогдась на картинку-то гляну, злодея опознаю, да сдам околоточному! Будет мне за то медаль на ленте анненской да от мужиков уважение!

– А-а! – стучал себя по лбу недогадливый проезжий.– Я-то, думаю, и чего ты ко мне все приглядываешься? На офицеров смотрели с презрением нескрываемым.

– Уж лучше за последнего статского пойду, чем за энтих бегунцов! Ни дать ни взять – сошлют куда-нибудь, аль дворянства лишат, а мне-то каково будет молодой да красивой? – перешептывались девицы на выданье.

Оглушенная Аустерлицем, униженная и подавленная, русская армия желала теперь лишь одного: как можно скорее посчитаться за понесенный позор, смыв его со своих знамен.

– Кровушки не пожалеем, но и жалости иметь тоже не станем! – клялись друг перед другом молодые поручики и седые полковники.

Будущий декабрист Михайло Лунин завел себе свирепого пса, который при слове «Бонапарт» начинал скалить зубы и устрашающе рычать.

Англию после смерти Питта Младшего отчаянно мотало на крутых виражах политики. Новый премьер Фокс воевать с Наполеоном не собирался вовсе.

– Смиримся с неизбежным! – говорил он в парламенте. – Будем ждать перемен к лучшему и пробовать приручить корсиканское чудовище!

Лорды и пэры бранились чуть ли не до драки: одни требовали продолжения войны с французами, вторые немедленного мира. В столь больших заботах Лондон чуть-чуть ослабил вожжи, которыми держал при себе Константинополь, и последний тотчас попал в нежные объятья, давно ждавшего этой минуты Парижа.

Не прошло и нескольких месяцев, как Турция круто поменяла свои политические пристрастия. Кровавое эхо Аустерлица отозвалось не только в Европе, оно докатилось и до Босфора. Вначале в Константинополе не поверили рассказам о происшедшем, уж больно все выглядело неправдоподобно. Еще бы, царь, победоносные войска которого, были известны туркам не понаслышке, теперь наголову разбит! Но затем известия подтвердились, что привело Диван в небывалую радость.

– Если франки гонят московитов, как худых собак, то почему нам не проделать с ними то же самое! – начали раздаваться первые робкие голоса. – Московитам сейчас не до нас, а потому самое время вернуть по праву принадлежащее! Крым, Кубань и черноморские берега должны вновь пасть пред великим падишахом!

Мгновенно изменилось и отношение к англичанам. Еще вчера столь любезные Дивану «инглизы» стали в один миг «злобными гяурами», а ненавистный истребитель Египта Бонапарт, как по мановению волшебной палочки, столь же быстро превратился в «достославного падишаха франков». Столь резкий поворот был вовсе не случаен. Султан Селим, осмыслив европейские дела, пришел к выводу, что теперь пробил час отмщения московитам за отторгнутый у Высокой Порты Крым. К тому же Селима страшил союз России с Англией. Но султан все же колебался, уж больно много пинков наполучала Высокая Порта от русского царя ранее. Нужен был некто, кто мог бы заставить Селима сделать самый последний, решительный шаг к войне. И этот некто нашелся…

***

Наполеон все рассчитал верно, назначив послом в Константинополь умного и хитрого генерала Себастиа-ни. Генерал был корсиканцем, как и Наполеон, а следовательно, лично предан. В воинских делах Себастиани не стяжал себе особых лавров, зато славился искусством интриг и сплетен.

Инструктируя посла, император не мудрствовал лукаво:

– Запомни навсегда, что деньги – это лишь «золотой порох», а на войне пороха жалеть нельзя! Покупай всех и вся, но турки должны подпалить русских с юга! Если нам удастся сцепить этих двух врагов между собой, то Сенявин сбежит из Далмации даже без нашей помощи. А царю Александру непременно придется перебросить часть полков из Пруссии на Дунай и тем самым облегчить нам войну с ним.

Многочисленные завистники, узнав о неожиданном высоком назначении генерала, злословили, что он отправляется в Константинополь лишь собирать плоды, взращенные там другими. Слов нет, предшественники Себастиани и вправду потрудились на славу, чтобы, несмотря на Египетский поход и печально известные массовые казни пленных янычар, проводимые Наполеоном, вновь повернуть Высокую Порту лицом к Франции. Залогом дружбы стали военные успехи Парижа на полях Европы, а пугалом извечная опасность продвижения к Босфору русских. При этом Париж не скупился на помощь. Офицеры и артиллеристы, инженеры и моряки предоставлялись султану по его первой просьбе. Когда ж Селим однажды заикнулся о своем желании иметь такую же армию, как у победоносных французов, Наполеон тут же твердо обещал ему создать таковую буквально в несколько лет.

По турецкой столице вовсю расклеивали листовки, сочиненные и отпечатанные в типографиях министра Талейрана. Россия в них именовалась «страной безрассудных и непросвещенных невольников, достойных презрения правоверных». Высокая Порта значилась не иначе как «обиталище мудрости и главная подпорка Вселенной». Листовки читали вслух специально нанятые люди.

Туркам талейрановские листовки нравились. Да и кому не приятно, когда тебя расхваливают за то, чего ты никогда не имел! Особенно настойчиво пугал турок Талейран русским флотом и предательством греков. Читая такое, турки возмущались:

– Как это мог позволить султан, чтобы презренные греки приобрели великую силу? Не пора ли их поставить на место, а заодно проучить и прахоподобных московитов?

А повозмущавшись, шли громить греческие кварталы, чтобы неповадно было помогать врагу!

По Константинополю рассказывали уже совсем невероятные истории, будто бы Аллах предначертал Наполеону не вкладывать свой меч в ножны, пока Крым не будет возвращен туркам. Говорили, что Али-паша Янин-ский вовсю собирает войска по Эпиру, готовясь отхватить себе Ионические острова.

– Забудем Каир и Аккру! – говорил султан своим вельможам, ослепленный будущностью столь выгодного сотрудничества. – Будем помнить лучшее, что есть! Могущественный друг всегда лучше могущественного врага!

Генерал Себастиани, прибыв в турецкую столицу, сразу же начал действовать решительно и нагло.

– Я солдат, а не дипломат! – заявил он секретарю посольства барону Рюффену, отиравшемуся в посольстве еще со времен короля Людовика. – Поэтому буду атаковать!

– Пусть так, – многозначительно хмыкнул видавший виды Пьер-Жан Рюффен. – Однако здесь Восток, и лучше действовать наверняка, беря турок за самое сокровенное! – Это за что же? – не понял генерал. – Их следует хорошо пугать или хорошо покупать!

– Попробуем сразу и то, и другое! – подумав, сказал Себастиани. – Но как здесь обстоят дела русских?

– Посол Италийский вовсю сорит золотом, и прорусская партия поэтому достаточно сильна. Но султан все еще колеблется, чью сторону ему окончательно принять!

– Я буду сорить золотом в сто раз больше русских и низведу их партию до полного ничтожества! Я заставлю султана читать письма из Парижа, а не верить московским слухам! – громыхнул ножнами сабли Себастиани. Турок он, и впрямь, взял за самое сокровенное:

– Я имею секретные сведения относительно сербского восстания! – заявил генерал влиятельнейшим сановникам Порты, которых предусмотрительный Рюффен пригласил на обед в посольство.

Турки сразу же нервно заерзали на своих коврах. Сербский вопрос был болезненным всегда.

– Вождь смуты Кара-Георгий имеет поддержку русского царя, а все восстание питается исключительно русским золотом!

В этих словах не было ни слова правды. Александр Первый не так давно более чем холодно принял посланцев Кара-Георгия, советуя им искать поддержки не в Петербурге, а в Константинополе. Об этом прекрасно знал Себастиани, но пока не знали турки.

Сановники тревожно переглянулись. То, что Россия помогает единоверным сербам, выглядело весьма убедительно.

– А посмотрите, что вытворяют русские на Ионических островах. Они распоряжаются там, как у себя дома, а ведь острова находятся под покровительством вашего султана! – продолжал генерал. – Если так пойдет и дальше, то вы скоро потеряете и всю Грецию! Разве можно такое терпеть?!

– Конечно, это так, – отводили глаза константинопольские вельможи. – Но Московия есть Московия, и задирать лишний раз ее опасно!

– Где ваша гордость османов?! – смеялся Себастиани. – Сейчас, когда мой император лупит русских в хвост и в гриву, настает и ваш звездный час!

– В твоих словах есть зерно истины! – молвили на прощание вельможи.– Мы, конечно, попробуем убедить падишаха и визиря, но мы так бедны!

– Мы не какие-нибудь скряги англичане, – поняв намек, тут же доверительно заверил своих собеседников Себастиани и ловко переложил в бездонные карманы их халатов тугие кожаные кошели.

– Аллах возблагодарит вас за столь великую щедрость! – трясли гости выкрашенными хной бородами. – Мы сгоним московитов с насиженных мест, как наши повара сгоняют мух со сладкого шербета!

Но это было лишь началом дела. Вскоре верховный визирь (для которого на подарки тоже не поскупились) известил генерала, что тот приглашен на заседание Дивана.

– Это уже маленькая победа! – констатировал Рюффен. – В Диван послов приглашают крайне редко. Теперь вам следует закрепить начальный успех. Кое-какую работу с министрами я уже веду. – И как результаты? – От золота не отказался еще ни один!

Однако перед Диваном визирь решил встретиться с французским генералом. Следующей ночью (прием посла был почему-то назначен именно на эту глухую пору) Себастиани отправился во дворец к великому визирю вручить верительные грамоты.

Начало приема было явно обнадеживающим. Визирь не заставил ждать вызова на позорной «лавке поварят», где турки традиционно перед приемом выдерживали европейских послов. Это был добрый знак!

Вручив грамоты и передав дежурные любезности от Наполеона, Себастиани в свою очередь выслушал длинные и пространные пожелания благости и райских кущ падишаху франков. Затем хозяин и гость в молчании пили кофе и ели шербет. Отпив и откушав, вышли во двор, где посла ждала новая гвардия Селима, любезно предоставленная султаном для показа французу. Освещая огромный двор, жарко трещали факелы. Визирь взмахнул рукой, и солдаты открыли примерную пальбу из пушек. Действовали они умело и сноровисто. Внезапно один панибратски подмигнул Себастиани. Генерал вначале опешил от такой наглости, но затем, приглядевшись, узнал в ряженом турке шустрого капрала из легкоконной бригады, с которым был в Итальянской кампании. Что ж, артиллеристы были и вправду неплохие!

– Ваше высочество, такая артиллерия делает честь вашему султану! – произнес Себастиани, когда смолкли пушки.

– О, великий визирь, величайшего из властителей вселенной! Твои пушки столь грозны, что даже мой повелитель рыдал бы от зависти, увидев их! – весьма вольно перевел понимающий толк в восточных делах толмач.

Визирь заулыбался. Лесть генерала была ему приятна. Себастиани ожидал, что теперь после осмотра войск визирь пригласит его для серьезного разговора, и ошибся. Восток не терпит суеты и торопливости. Все должно идти своим чередом, и ничто не может изменить устоявшегося течения событий.

Лишь спустя несколько дней генерала, наконец-то, пригласили в Диван на встречу со всеми министрами. Кавалькада посла была снаряжена с максимальной пышностью, какую могли только себе позволить французы.

Взору Себастиани впервые предстал дневной и полный жизни Константинополь – Стамбул – извечный перекресток мировых дорог. Город, где сталкиваются запад и восток, север и юг.

Над острыми иглами минаретов пронзительно кричали голодные чайки, повсюду натужно вопили ослы. На узких улочках гам, суета, пыль, нестерпимая вонь отбросов и испражнений, мириады мух и стаи бродячих псов. Всюду базары большие и маленькие, теснота, крики: – Табак румелийский! Один кисет десять монет! – Сурьма для бровей и хна для бороды! – Амулеты от трахомы и лихорадки! – Вода холодная и сладкая!

Сидя верхом на тонконогом сирийском жеребце, Себастиани едва протискивался сквозь снующую толпу. Два негра-раба расталкивали перед ним толпящихся, изо всех сил орудуя тяжелыми палками: – Варда! Варда! Поберегись!

Морщась от нестерпимой вони, генерал искоса поглядывал на копошащихся в грудах отбросов людей: – И как они не передохнут в этих миазмах!

В Диване Себастиани долго говорил о коварстве русских, которые уже вовсю зарятся на Белград и Бухарест, мечтая объединиться с вечно мятежными сербами.

– Первыми от вас отпадут Болгария и Албания, затем, разумеется, Сербия. Египет к этому времени захватят пронырливые англичане. Непременно восстанут и греки! Кто тогда придет к вам на помощь? Кто, кроме величайшего из полководцев мира – моего императора, сможет поддержать вас среди полного хаоса! Запомните, что не вы нужны нам, а мы нужны вам!

Подобным тоном с министрами Высокой Порты из послов никто никогда не разговаривал. Такое они слышали "впервые, а потому в душах их боролось неприятие со смятением. Умудренные опытом, они понимали, что наглый француз говорит им горькую правду.

Себастиани, стоял посреди зала, продолжая яростно жестикулировать:

– Но если вы с нами, то можете жить спокойно! Мой император уже разбил лучшую из армий русского царя в деревне Аустерлиц, и сам царь бежал от него, как последний трус. Если будет надо, мы еще не раз и не два устроим ему такую же головомойку! А потому смело смещайте прорусских господарей в придунайских княжествах и ставьте преданных вам, перекрывайте наглухо Босфор русским судам и гоните из Константинополя английских купцов! Слуги внесли на подносах кофе.

– Может ли посол утверждать, что его падишах гарантирует сохранение целостности Высокой Порты? – наконец, спросил реис-эфенди Халет-паша.

– Я не знаю лучшей поруки, чем слово моего императора! – не задумываясь отчеканил Себастиани.

– Готовы ли вы поклясться, что при удобном случае не оккупируете Истамбул? – вновь подал голос реис-эфенди, в памяти которого еще были свежи константинопольские устремления Бонапарта под Аккрой.

– Если вы станете нашими союзниками, мы будем чтить ваши границы, как никто иной! – А если не станем? Сидящие министры, как по команде, подняли головы.

– Тогда, к нашему сожалению, мы снова станем врагами, и моему императору придется повторить свой поход, но уже не на Каир, а на Константинополь хотя бы для того, чтобы спасти вас от собственной гибели!

Вопреки всем и вся, Себастиани брал турок дерзкой наглостью и авторитетом побед на европейских полях. Наглость вводила в оторопь, победы пугали и внушали почтение.

– Воевать с московитами для нас дело, в общем-то, привычное!– подал глас со своего ковра предводительнизама Хаджи-Ибрагим-эфенди. – Мы опасаемся другого. Флот инглизов, как и флот московитов, стоят у ворот Дарданелл и целят своими пушками в наше сердце!

Слуги бесшумно внесли на огромных блюдах миндальную пахлаву с халвой. Над сладостями кружили тучи мух. Но это никого не смущало. Министры поглощали угощения прямо с прилипшими мухами. Себастиани, сославшись на живот, отказался от угощения и старался не глядеть на массовое уничтожение насекомых.

– Мне удивительно слышать такие слова! – сказал он, повернувшись к Хаджи-Ибрагиму. – У вас великий флот, кроме того, мы поможем вам поставить на берегу неприступные батареи. Англичане с русскими разобьют свои лбы о стены Дарданелл!

Предводитель низама удовлетворенно кивнул. Генерал развернулся к распорядителю сераля сардазему: – Я попросил бы вас о личной встрече с султаном!

– Просьба ваша будет немедленно передана падишаху! – смиренно ответил тот. – Однако приближается священный Рамадан и потрясателю вселенной угодно сейчас думать прежде всего об очищении и молитве! Аллах велик и милостив к рабам своим!

Говоря это, сардазем косился на небольшое слуховое окно в дальнем углу. Там, за окном, сидел, перебирая четки и слушая происходящее, сам султан Селим.

Себастиани поклонился, министры ответили тем же. Визит был завершен. В передней комнате посла ждал секретарь Рюффен. – Ну как?

– Не знаю, что они там решат, но то, что я их напугал, так это точно! – ответил Себастиани.

Выслушав более подробный рассказ, барон удовлетворенно кивнул:

– Наше положение теперь самое благоприятное. Все идет, как надо. Турки хотят дружить с нами, но все еще боятся русских с англичанами. Что поделать, когда русские их столько лет подряд побеждали! Но чувствую, дело пойдет!

Несколько дней спустя, султан Селим Третий милостиво принял французского посла и имел с ним долгий и любезный разговор.

– Передайте вашему падишаху, что я считаю его моим младшим братом! – сказал Селим в конце аудиенции.

Сказанное означало его полное согласие с наполеоновскими планами и фактическое основание новой политической оси Париж-Константинополь. Последствия ждать себя долго не заставили.

Буквально в несколько дней султан велел отозвать господарей Молдавии и Валахии. Затем столь же энергично закрыл проход через Босфор и Дарданеллы для русских судов, имевших ранее вполне законное право на этот проход. Уверенности в действиях добавляла и грозная армия Мармона, готовая по первому приказу броситься на помощь армии турецкой.

Селим раздумывал над перспективами своих будущих действий.

– Когда твоя любимая невеста вдруг выходит замуж за твоего врага, врагами становятся оба! – заявил султан вельможам, спустя какие-то недели после начала общения с Себастиани. – Разумеется, такой брак плох! Однако при этом враг нашего врага отныне станет нам самым верным другом! Падишах франков уже дал пощечину московитскому царю по одной щеке, нам осталось дать ему по второй!

– Воистину нет предела твоей мудрости! – бились лбами в ковры самые воинственные. – Да благословит тебя Аллах на великую победу!

– Нападать следует немедленно! Другого столь подходящего времени уже не будет! – вещал султан.

– Воистину, нет конца твоим знаниям, о светоч вселенной! – не менее истово бились лбами и миролюбивые. – Конечно, нападать на московитов надо, но прежде следует обо всем договориться с франками. Они нам помогут?

– Еще как поможем! – подбадривал и тех, и других Себастиани. – Вы только начните!

– Для начала изгоним русских из столицы! – решил Диван. А гнусных инглизов надобно и вовсе предать самой мучительной смерти!

– Какая же у вас самая мучительная? – поинтересовался Себастиани, воспитанный на принципах гуманного гильотинирования.

– Смазанный бараньим жиром кол! – ответили турки со знанием дела.

Теперь ночами по Константинополю шныряли агенты Себастиани. Они всюду расклеивали прокламации, сочиненные для такого дела самим Талейраном: «Греческий народ приобрел величайший флот кораблей и судов под предлогом купеческих, включая сюда те, которые уже давно под русским флагом, и этот флот превышает число 800 или 1000 кораблей, снабженных всеми нужными военными снарядами и многими опытными мореплавателями, которые в состоянии противостоять против смиренномудрых оттоман… Эти гнусные и отвратительные рабы имеют целые флоты…»

Снова, как и в стародавние времена, по Константинополю стали раздаваться воинственные кличи: – Саблей Москву, саблей!

И никому не было дела, что вместо фантастической тысячи кораблей греки готовы были дать Сенявину всего лишь два десятка рыбачих фелюг. Кость была брошена и ее с жадностью схватили… Напрасно пытался что-то доказать российский посол Италийский. Его уже никто не слушал. По улицам водили «очевидцев», якобы бежавших из Крыма. «Очевидцы», охраняемые янычарами, заученно вещали о невиданных зверствах русских над татарами, о разоренных мечетях, об удавленных муллах, об обесчещенных гаремных девах. Константинополь стонал от праведного возмущения: – У-у-у, гяур москов! У-у-у, гяур собак!

Никто уже и не вспоминал, что всего лишь восемь лет назад, когда египетские полки Бонапарта громили одну за другой армии правоверных, именно «гяур москов» протянул Константинополю руку помощи и помог одолеть страшную напасть. Теперь же, когда вчерашнему союзнику самому приходилось нелегко, Высокая Порта с радостью была готова всадить ему в спину кинжал. Большая политика не знает сострадания к слабым и не помнит вчерашнее добро! Высокая Порта готовилась не просто к войне, она готовилась к великому реваншу, а потому настроение у турок было самым решительным.

Первым делом, султан Селим распорядился закрыть для прохода русских купцов Босфор и Дарданеллы, а товары у них стали попросту отбирать! Одновременно спешно стали укреплять крепости по Дунаю и Днестру. Всюду сновали французские инструктора, наскоро обучая войска и организуя артиллерию. Не удовлетворившись этим, Селим пошел на явную провокацию, единолично сменив господаря Молдавии Ипсилати и Валахии Мурузи. Это был вызов, ибо подобный шаг, согласно всем подписанным ранее трактатам, мог быть сделан лишь по согласованию с Петербургом! В ответ на эти действия Александр начал усиливать Дунайскую армию. И хотя после громкого скандала, учиненного послом Италийским, господарей на свои престолы вроде бы вернули, русские товары через проливы султан пропускать отказался наотрез.

– Напоим коней из русских речек! – кричали воинственные спаги, гарцуя на своих тонконогих скакунах.

– Затупим ятаганы о шеи московских мужиков! – грозились неистовые янычары. – Нас ждет богатая добыча и луноликие девы для гаремов!

На городских площадях в огромных чанах кипела баранья похлебка. Гулко били огромные барабаны. Янычары собирались в большой поход. Турки даже не пытались скрывать своих захватнических замыслов от Санкт-Петербурга, да и чего скрывать, когда армия русского царя разбита и рассеяна по австрийским полям.

В политике извечно уважают лишь сильного. Ослабевших без всякой жалости добивают. Таков великий закон выживания! Император Александр предпринял было несколько попыток примириться с Портой, но никакого действия его попытки не возымели. Наоборот, уверовав в слабость северного соседа, Селим Третий еще ретивее стал готовиться к вторжению. Тогда, несмотря на то, что все силы империи были брошены к Висле на спасение Пруссии, осенью 1806 года Александр все же решился открыть второй фронт на юге.

29 декабря российское посольство в полном составе покинуло Константинополь. Посол Италийский отбыл на предоставленном ему англичанами фрегате «Эктив» на Мальту. Буквально на другой день Высокая Порта объявила войну России. Вслед за нашими засобирался и британский посол Эрбетнот, отправив предварительно из турецкой столицы всех английских купцов. На прощание Эрбетнот сказал в сердцах великому визирю:

– Через каких-то пятнадцать дней пушки британских кораблей сотрут ваш Константинополь с лица земли!

Узнав о начале войны между Турцией с одной стороны и Россией с Англией – с другой, Наполеон пришел в восторг:

– Я знал, кого посылать в Константинополь! Мой Себастиани – великий дипломат. Он повернулся к Бертье:

– Если так пойдет и дальше, то придется давать ему маршала!

– Но сир… – недоуменно развел руками Бертье. – Маршальские звания мы присваиваем исключительно за боевые победы!

– Ничего! – похлопал его по плечу Наполеон. – Маршальский жезл будет за начало одновременно двух войн.

***

Во главе российской Дунайской армии был поставлен известный храбрец генерал от кавалерии Михель-сон. В былые годы генерал прославился в Кагульской битве и в боях в прошлой Русско-шведской войне. Но по-настоящему имя Михельсона стало известно при подавлении Пугачевского бунта. Именно Михельсон нанес мятежникам последние сокрушительные поражения. Теперь же генерала предупредили сразу, чтоб рассчитывал лишь на свои собственные силы – никаких подкреплений не будет!

– Нам не привыкать! – нисколько не опечалился бравый Михельсон.

Под началом у генерала было всего лишь тридцать пять тысяч штыков. По существу, и не армия вовсе, а так – корпус средней руки! Но зато это были сплошь ветераны, взлелеянные еще самим Суворовым. Рекрут не было вовсе. Именно на юге, вдалеке от столицы, русские полки сумели сохранить старый еще потемкинский дух, здесь никогда не маршировали на вахт-парадах, зато палили из ружей и кололи штыком без промаха. Приехав к войскам, Михельсон собрал генералитет: – Будем воевать лишь теми силами, что имеем!

– Значит ли это, что наш план оборонительный? – поинтересовался у командующего осторожный генерал Мейендорф.

– Напротив! – рассмеялся Михельсон.– Он будет только наступательным! Готовьтесь к наступлению! Не будем терять ни дня!

Командующий армией рассчитывал стремительным броском занять дунайские княжества и выйти к самой реке. Именно на берегах полноводного Дуная хотел Михельсон решить исход турецкой войны. К октябрю он подтянул свои войска из Подолии к Могилеву и Ямполю. От Могилева шла дорога на юг к столице Валахии Бухаресту. Именно по ней и предполагал двинуться Михельсон. Генерал торопился захватить инициативу и успеть к Дунаю раньше, чем к нему доберутся турки.

Потянулись томительные дни ожидания рескрипта о начале войны. Нетерпеливый Михельсон не находил себе места. Наконец, примчался курьер с высочайшим повелением перейти границу и занять дунайские княжества. Русская армия решительно двинулась в турецкие пределы пятью колоннами, не дожидаясь обозов.

Вспомогательный корпус Эссена тем временем окружил Хотин. Некогда неприступная твердыня, северный форпост Высокой Порты, капитулировал в несколько дней. Да иного туркам и не оставалось! Из-за стремительного рывка Михельсона крепость почти сразу же оказалась в глубоком тылу и судьба ее была предрешена.

Главные силы Дунайской армии тем временем стремительно шли к югу. Впереди всех авангард храброго Милорадовича. В Бухаресте турки попытались было задержать бег русских пол коз, но были выбиты и разогнаны нашим Милорадовичем. Еще под Яссами Михельсон выделил отряд князя Долгорукого для захвата стоящего на Дунае города Галац. Князь с поручением справился блестяще. Галац пал, так и не успев понять, что же произошло.

Тем временем торопившаяся к Силлистрии колонна графа Каменского повернула к Слабодзее и взяла под контроль все течение Дуная от Тутуркая до Галаца. 4-я колонна Мейендорфа переправилась через Днестр у Дубоссар. Согласно плану Михельсона она должна была прикрывать главные силы и взять Бендеры. 23 ноября русские были уже перед Бендерами. Когда-то генерал Панин потерял под этими стенами многие тысячи, теперь было совсем по-иному. Бендеры пали, едва завидя казачьи разъезды, выторговав себе лишь свободный уход в Измаил.

– Пусть идут! – решил Мейендорф.– И до Измаила доберемся!

Следуя прямо по пятам бежавшего бендерского гарнизона, Мейендорф 16 декабря был уже под стенами знаменитой Орду-колеси. Не успели русские батальоны замкнуть кольцо вокруг Измаила, как осажденные произвели внезапную вылазку, но встреченные густой картечью, быстро убрались восвояси. Начало третьей по счету измаильской осады было обнадеживающим. Но на этом удачи под Измаилом закончились. Мейендорф был опытным генералом, но он не был Суворовым, да и войск, по правде говоря, у него было для штурма маловато. Все это, да еще недостаток припасов с рано наступившей стужей, заставили генерала снять осаду и отойти на север к Пруту. Здесь к Мейендорфу незадолго до нового года присоединилась и приморская колонна герцога де Ришелье. Последний к тому времени уже овладел двумя сильными турецкими крепостями: Аккерманом и Килией.

Осенняя кампания Михельсона, несмотря на частые неудачи, была в целом блестящей. Опередив противника и поэтому почти нигде не встретив сопротивления, он занял Бессарабию, Валахию и Молдавию, выйдя на дунайский рубеж.

Для эскадры Сенявина столь стремительное изменение международной обстановки и внезапное начало войны с Турцией означало лишь одно: с этого момента ей надо было сражаться на два фронта, причем центр борьбы переносился из Адриатики в Эгейские воды. Морской министр Чичагов докладывал в те дни императору Александру:

– Сенявину придется нынче туго, а потому следует немедля слать помощь! Александр лорнировал своего министра:

– Но там же полно англичан? Они наши союзники и хорошие моряки! Пусть они и помогут Сенявину. Вместе вполне справятся! Зачем нам попусту гнать корабли через полсвета! Умный Чичагов разводил в ответ руками:

– Осмелюсь вас огорчить, ваше величество, но думается мне, что Сент-Джеймский кабинет озабочен не тем, чтобы помочь нам, а тем, как скорее прибрать к рукам безхозный Египет! Иное британцев, по моему их знанию, нынче не интересует. А потому быть Сенявину в гордом одиночестве!

– Из чего же следуют столь мрачные заключения?– недовольно интересовался император. – Сие вытекает из правил политики британской!

– Что за правила?– еще больше нахмурился Александр.

– Правила сии просты и, увы, постоянны! Первое – никого не щадить во имя себя. Второе – ослеплять врагов и союзников деньгами. Третье – идти напролом к источникам обогащающим.

– Что зк, – помолчав, – вздохнул император. – Правила эти всем известны, но ныне они приобретают, и вправду, особый смысл. Будем же настороже! Сколь большая помощь требуется Сенявину?