Текст книги "Лунное золото Революции (СИ)"

Автор книги: Владимир Перемолотов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)

Ответа князь не получил. Тогда отодвинул от себя чашку жестом сдерживаемого раздражения, объяснил, хотя объяснений никто и не требовал.

– Наш единственный самолет сотрут в порошок еще на подлете. Мы потеряем и пилота и машину, и, что самое главное, мы ничего не добьёмся… Да и нет в этом никакой неожиданности… Что нам ходить старыми дорогами? Держа на площадке самолеты, большевики на это и рассчитывают. Нужен новый, неожиданный ход.

Барон пустил пару колец и сказал, как о давно обговоренном.

– Альтернативой налету может быть обстрел площадки из тяжелых орудий со складов местного артучилища, но еще в прошлый раз принято решение, о нецелесообразности этого из-за не менее сильной охраны училища. Разве обстоятельства изменились?

Мысли неизбежно ходили в круге их возможностей. Что толку предлагать атаку площадки аннибаловыми слонами, если нет ни слонов, ни Ганнибала?

– В части училища – не изменились, но у нас появились новые возможности.

Он довольно улыбнулся. Тщательно скрываемая даже от своих тайна просилась на язык, ведь делать подарки также приятно, как и получать их.

– В нашем распоряжении теперь есть шесть бомбометов системы капитана Стокса! Если мы правильно ими распорядимся, то этого должно хватить на…

– Сколько? – не поверил своим ушам барон. Осипшим от волнения голосом он переспросил. – Сколько, сколько?

– Шесть! –с удовольствием повторил князь.

– Откуда?

– Какая вам разница? Они есть и хватит с вас этого…

Голос князя стал деловит и серьезен.

– Теперь ваша задача подобрать не менее шести точек для обстрела площадки не дальше полукилометра от неё. А хорошо бы и поближе.

– Шесть, – заворожено повторил барон, не веря своему счастью. -Да мы с этим.. – голос его задрожал.– Да мы с этим… Да мы там все расчихвостим! Вообще все!

Он замер прикидывая что-то, и как-то внезапно потух.

– Когда, вы говорите, это надо будет сделать?

– Послезавтра.

С горькой обидой ребенка, незаслуженно лишенного сладкого, барон возразил.

– Нет… Нет! Да там же не будет почти никого! Возможно, только один или два корабля!

Князь кивнул.

– Верно.

– Надо подождать! – решительно, словно речь шла о чем-то само собой разумеющемся, заявил барон. – Раз есть бомбометы, то логичнее подстеречь всю группировку. Всю. И всех под орех разделать.. В пыль.. Чтоб пух и перья…

По горящим глазам барона видно было, что он уже представляет, что и как будет происходить.

– Нет, барон, – охладил его пыл князь. – Все будет не так.. Умерьте свою кровожадность.

Князь смотрел на него, прищуриваясь от дыма и словно бы и не слыша собеседника.

– Нам нужен именно этот день, и именно этот корабль. Он ни в коем случае не должен взлететь. Вы понимаете? Ни в коем случае!

СССР. Гагры.

Ноябрь 1931 года.

…На борту катера, крашенного обычной для черноморских судов шаровой краской, ярким пятном выделялась название – «Красная Звезда». На 14-м году Октябрьского переворота, надо сказать, не самое редкое название для судна. В Гаграх и в соседнем Сухуме, вероятно, стояла не одна посудина с подобным названием, честно возившая рыбу и рыбаков в море и обратно, однако…

Разница между всеми кораблями мира и этим катером была в двух вещах. Во-первых, надпись на борту этого катера делал не похмельный маляр, а проверенный со всех сторон ОГПУ боцман, а во-вторых – возил катер не рыбаков с кефалью или барабулькой, а самого товарища Сталина.

Не всегда, конечно, но большей частью.

Мотор на малых оборотах негромко урчал, и нос катера легко резал зеленоватую черноморскую воду. После вчерашнего шторма, море стелилось прозрачным мягким стеклом, уходящим к далёкому горизонту, ничем не напоминавшую ревущую стихию, способную утопить в себе не то что катер, а корабль размером и поболее.

Сейчас-то с обоих бортов и с кормы расстилалась ровная, как скатерть, темно-синяя поверхность, чуть-чуть забеленная пенными барашками, а вот вчера…

Ворошилов незаметно тряхнул плечом. С морем шутки плохи…. Тут только и надежда на команду и на надежность посудины.

Четверо моряков и трое гостей смотрели на вырастающие прямо из моря заросшие лесом горы. Сталин, покрутив в руках незажженную трубку, убрал в карман. Воздух был хорош, под стать виду на берег.

– Товарищ Сталин! Радиограмма!

Генеральный оглянулся на голос и тут идиллическую тишину морской прогулки распугал хлесткий винтовочный выстрел.

Неожиданность заморозила всех. Одинаковыми движениями люди вскинули головы, словно не веря свои ушам. Необстрелянных тут не было, и винтовочный выстрел могли отличить от любого мирного звука.

Наркомвоенмор Ворошилов среагировал раньше других. В секунду он оказался между Сталиным и берегом и подножкой сбил того на палубу.

– Назад! В море!

Бах!

Второй выстрел все поставил на места. Завопил ревун, и опасно накреняясь, катер развернулся. Длинная очередь ушла в сторону берега, стреляные гильзы звонко пробарабанили по палубе, но, опустошив диск, пулемет смолк.

На борту имелись два ручных пулемета, но куда тут стрелять? Лес… горы… Это катер был как на ладони, а стрелка найди еще в кустах.

Ворошилов прижал генерального к палубе. Близкий берег скрылся за тонким железом борта. Подсознательно Климент Ефремович ждал, что вот-вот в звенящем от напряжения железе появится круглая дырка, сквозь которую в последний момент можно будет увидеть берег, только секунды бежали и – ничего… Кося на них прищуренным глазом, охранник, положив на железный поручень ствол маузера, выцеливал движение на берегу. Наркомвоенмор машинально оценил выдержку – не палил чекист, куда ни попадя на глазах у высокого начальства, а высматривал врага.

Коба лежал спокойно, поглядывая на откатившуюся в сторону фуражку.

Бах!

И опять грохот далекого выстрела и ни посвиста пули.

– Стрелять не умеют, засранцы, – пробормотал Сталин негромко. Ворошилов, разглядывавший берег в щель между листами железа, бросил взгляд на вождя и отвернулся к опасному берегу.

– Эй, Клим, встань…

Ворошилов не ответил.

То ли не слышал, то ли не захотел услышать. При желании не услышать за ревом уходящего от берега катера можно было бы все что угодно…

– Вставай, Клим, – громче повторил Сталин, дернув плечом, – а то топчешь меня как петух курицу… Нехорошо.

Пригибаясь, они перебрались на другой борт и, прикрытые железом рубки, закурили. Море вокруг по-прежнему оставалось гладким, и катер скользил по нему словно конек по льду. Как будто и не было ничего минуту назад.

Щуря глаз от папиросного дыма, Сталин спросил.

– Промахнулись? А, Клим? Или не попали?

Разница для них в этих словах была очевидна.

– Думаю, промахнулись… – сказал Ворошилов между затяжками. Он жадно курил, не скрывая, что поволновался. – Сам знаешь, что на границах твориться… Кокнули бы тебя и всё…

– Меня?

– Не меня же… Ты же у нас знамя.

Ни тому, ни другому не пришло в голову задать вопрос «кто».

Ясно было, что кто бы не нажимал курок, винтовку снаряжали либо во Франции, либо в Британии…

Он вспомнил про радиограмму. Бросив папиросу за борт, он развернул листок с текстом. Ворошилов только глаз скосил, но спрашивать не стал.

– Или в Америке, – подумал Генеральный.

СССР. Свердловская пусковая площадка.

Ноябрь 1931 года.

…Как Федосей себе понимал, это было что-то вроде засады. Также как и в засаде, тут нужно было сидеть на одном месте и ждать. Только в отличие от этого почтенного занятия, надоевшего ему еще в прошлой жизни, тут не возбранялось курить, читать газеты и время от времени, выходить из комнаты. Это не было их персональной привилегией. В этом домике поочередно сидели все пилоты рабочих лунников, тех, кто отдыхал от грузовых рейсов к спутнику Земли. Все вместе это-экипаж, домик и водитель называлось группой десятиминутной готовности.

Означало это то, что в течение десяти минут они должны будут добраться до дежурного корабля и стартовать.

Машина стояла у самого порога. Рядом с авто, на лавочке, сидел прикомандированный к группе шофер Петр и курил. Через окно видно было, как он по-хозяйски озирает стартовую площадку. Как и они сами он ждал команды чтоб выполнить свою часть работы– доставить их к «Марату».

Малюков усмехнулся в который раз, подумав, что, как это не удивительно, для него и для Владимира Ивановича путь на Луну начнется с кабины автомобиля.

Их корабль, «Лунник» еще числился в ремонте, хотя работы, как они это точно знали, закончились и приемку корабль прошел, но пока у них не было своего корабля, они оставались дежурными.

Их работой был взлет и вскрытие пакета, что привезут с Центрального поста. Что там в пакете они конечно не знали. То есть не знали точно, но догадывались. Наверняка что-то связанное с американцами. Уж больно короткой была логическая цепочка – секретный пакет – орбита Земли– «Знамя Революции». Тут даже гадать не стоило, кто был в ней первым звеном. Ясное дело американцы. Ни у кого больше нет возможностей гадить СССР с околоземной орбиты. Ну если, конечно, Ульрих Федорович не нашел новых друзей и не подкинул свои идейки новым врагам страны советов.

Федосей вздохнул.

Где-то совсем рядом жизнь била ключом. Люди работали– строили, воевали, учили и учились, а тут сиди сиднем как старый дед. Хотелось хоть как-то приносить людям пользу, хотя бы и опостылевшими лекциями. Он припомнил танковый прорыв и усмехнулся. Лекционная работа все же имела определенные преимущества перед тупым ожиданием… Но ничего! Скоро дочинят их «Лунник» и тогда снова за работу!

Луна оказалась щедрой на благородные металлы, и селенологи сумели нанести на карту уже три новых золотоносных участка. Сюрпризы, что спутник Земли приготовил для советских людей, оказались очень приятными и теперь советские золотые транспортники с регулярностью хорошо налаженной европейской железной дороги сновали на Луну и обратно, но с обязательной промежуточной остановкой на «Знамени Революции». Теперь драгоценный груз везли не прямиком на Землю, а сперва на «Знамя Революции» и не самородки – полноценные золотые слитки. Солнечный свет, собранный огромными зеркалами в одну точку, плавил непрерывный поток благородного металла, а центробежные машины штамповали из расплавленного золота слитки с гербом СССР. Правда последнее время пришлось возить золото с орлом, звездой и свастикой– гербом новой страны – Социалистической Республики Германии.

Вспоминая об этом, Федосей оценил хитрость… Да нет, не хитрость – гениальность хода, придуманного Советским Правительством. Мало того, что Лунное золото широким потоком хлынуло в мировую экономику, оно еще и заткнуло рты глашатаям войны с новорожденной социалистической республикой. Зачем воевать, если нет повода для войны? Зачем воевать если золото и так сыпется в казну?

Крики сторонников силовых решений политических вопросов заглушили вопли мелких лавочников и рантье, во всю глотку приветствовавших наступление нового золотого века.

Воистину Золотого!

Кто-то из французских журналистов то ли в шутку то ли всерьёз выступил со статьей, озаглавленной «Каждому французу – золотые зубы!» и этот девиз стал идей нации. Золота никто не боялся.

Большую часть империалистов такое положение вполне устраивало – они, даже если и скрипели зубами, но почти неслышно. И чего им было скрипеть? Правительство САСШ охотно принимало золото, не делая отличия между лунным и земным металлом. Заокеанские партнеры в обмен на него слали в страну заводы, технологии и специалистов. Британцы и французы не отставали от них, но там все происходило в куда меньших масштабах.

И те и другие явно рассчитывали по золотой цепочке, брошенной им Советским Союзом выбраться из пропасти Великой Депрессии, не подозревая даже, что лезут не от кризиса, а прямо в Мировую революцию, прямо в социализм… Явным, открытым, врагом оказался только мистер Вандербильт со своей сворой.

Полгода назад американцы, точнее группа воинствующих защитников капитализма под руководством миллионера Вандербильта с помощью аппарата профессора Тесла сбила в момент посадки три советских корабля, транспортировавших золото.

Инцидент с «золотым флотом» – так мировая пресса окрестила события, смешав в одну кучу гибель трех советских золотогруженых «лунников» Второй Экспедиции и трех американских военных кораблей, пытавшихся по-тихому поднять утопленное золото, рассосался сам собой. Прозвучали грозные заявления с обеих сторон, но дальше бумажных громов дело не пошло. Все списали на эксцессы исполнителей: вроде как одни случайно нашли, а другие случайно потопили…

Правительство САСШ попыталось выдать попытки поднять золото кораблями военного флота САСШ за помощь, оказываемую потерпевшим бедствие советским космонавтам, и официально открестилось от действий мистера Вандербильта и вроде бы все замерло в неустойчивом равновесии – войны друг другу никто не объявлял, но бдительность не отменялась.

После всего случившегося возвращение каждого корабля должно было стать неожиданностью, не привязанной ни ко времени, ни к пространству.

Потом уже Федосей сообразил, что американцы, поняв, что могут сбивать корабли при входе в атмосферу, посчитали, что три их корабля не такой уж большая плата за этот опыт, а Советский Союз не захотел портить отношения с САСШ. Во-первых, они оставались крупнейшим рынком сбыта лунного золота, а во-вторых – поставщиком технологий и высококвалифицированных рабочих и инженеров…

– О чем задумался?

Федосей вздохнул.

– Да так… Обо всем сразу… Об империалистах… Ульриха Федоровича вот вспомнил…

Деготь кивнул с пониманием.

– Скорее всего, он сейчас все-таки профессор Кравченко. Русский, а не немец.

– Почему?

– Если б он был Ульрихом Федоровичем, то нашел бы способ вернуться. А раз не возвращается – значит белобандит…

Федосей не возразил. Нечего на такое возражать. Только вздохнул.

– Соку хочешь?

– Чайку бы горячего..

Деготь дернулся назад, к электрочайнику, но товарищ остановил его одной фразой.

– Чтоб с самовара… С дымком…

Деготь, также как и Федосей расслабленный долгим ожиданием, понимающе покачал головой, но ответил с ехидцей.

– Отсталый же ты тип, Федосей, хоть и герой страны. У нас тут чего только нет и все на электричестве, а тебе отсталый самовар подавай. Жан Жак Руссо, а не передовой советский гражданин. Поповщина какая-то получается, не находишь?

– Нет. Не нахожу…

Федосей потянулся и мечтательно сказал:

– Под сиреневым кустом бы посидеть и чтоб самовар рядом тихонько так «пых-пых-пых»…. И чтоб пирогов свежих, а не сухарей…

– Ну, шоколаду швейцарского хочешь?

– Ну его.. Надоел, – мотнул головой Федосей.

– Комчванство, – поставил диагноз товарищ. – Швейцарский шоколад ему не нравится. А изюму? Из Узбекской ССР?

Малюков опять замотал головой.

– Надоело ждать.

– Сейчас это наша работа, – серьёзно сказал Деготь.– Ждать и быть в готовности.

– А то я не понимаю, – проворчал Федосей. – Дай, что ли шоколадку…

Откинувшись на спинку стула Деготь дотянулся до полки и стушил шоколадку. Держа ее как кусок колбасы перед собачьим носом, перед Федосеем он предложил:

– А пойдем на воздух, а то я здоровое тело наблюдаю, а вот дух…

– А пойдем, – после секундного колебания согласился Малюков. – Развеемся…

СССР. Свердловск.

Ноябрь 1931 года.

.. Не идеальная, конечно, позиция, но ничего лучше им не выпало.

С командирами троек князь говорил с глазу на глаз. Мало ли что… Мало ли кто чекистам попадется, так что каждый командир знал только одно – ровно в 16-00 его расчет с определенного места должен выпустить максимально возможное число мин по некоей цели. Там же он раздал и засургученные пакеты с координатами этой цели – хотя какая тут может быть секретность? Тем более, учитывая дальность стрельбы бомбомета понятно было, что в той стороне только одна стоящая цель и есть – пусковая площадка. Не по цементному же заводу стрелять прикажут или по общежитию обувной фабрики? Значит все-таки по площадке, хотя и она, конечно, размеров не маленьких – куда там палить, но уж верно учли это отцы-командиры. Корректировка стрельбы не предусмотрена, значит, координаты точны и от них требуется не жалеть мин. Выпустить столько, сколько позволят им господа чекисты, прежде чем доберутся до них.

Удастся выпустить пять мин хорошо. Десять – отлично. В этом случае хотя бы одна – две, да попадут в нужное место.

На часах – без пяти минут четыре пополудни.

– Приготовились…

– Да чего тут готовиться? – щуря глаз сквозь папиросный дымок, спросил первый номер. Не спросил даже, а просто показал, что услышал и готов действовать по приказу.

В тройку к капитан-лейтенанту попали два недоучившихся студента. Классово чуждых молодых людей новое общество отторгло от себя, не дав доучиться и они горели желанием доказать, что могут помнить обиды. Воинской дисциплины в них не было нисколько – обычные злые домашние мальчики: Семен да Леонид.

– Крышу разберите…

– ..и начинай торговлю!

Это второй номер. Шутник, оказывается. Хотя как сказать…

С маскировкой у них все отлично получилось! Почти посреди площади поставили ларек, и надпись приколотили – «ОВОЩИ». Пролетарии тут же начали по своему обычаю в очередь строиться, но им сказали, что торговля начнется только завтра, когда товар с базы привезут, а то б затоптали.

Сегодня за фанерными стенами ларька, что поставили вчера вечером, лежали обломки ящиков, в которых ночью привезли бомбомет и два десятка мин. От бомбомета пахло смазкой и керосином. Машинка им досталась новенькая, еще в масле, словно вчера только вытащили её со склада. Всю ночь соскучившийся по оружию капитан-лейтенант разбирал и чистил боевое железо, словно завтра ему предстояло доверить бомбомету свою жизнь…

На самом деле все было совсем не так. Это железо не берегло их жизни, а напротив, подвергало опасности. После первого же выстрела большевикам станет ясно что за овощная палатка тут появилась, кто стреляет и где сидит… Только как же иначе?

Встав на деревянные козлы, Леонид раздвинул крышу. Сразу стало светлее. Сургуч под пальцами рассыпался колючими крошками, треснула, разрывая бумагу прошивная нитка.

– Семен, постерегите снаружи…

Их товарищ приложил руку к козырьку студенческой фуражки и вышел наружу. Ему первому придется вступать в бой, если их обнаружат.

Капитан – лейтенант невольно усмехнулся этой никчемной вообщем-то мысли. «Если»… Это ж кем надо быть, чтоб не обнаружить в городе стреляющий миномет! Не настолько же они там поглупели?

– Координаты цели…

«Бабах!» –грохнуло где-то впереди.

Согнувшийся над бомбометом Леонид выпрямился. Они переглянулись. Капитан-лейтенант перевел взгляд на свой хронометр.

– Мы опаздываем? – нервно спросил студент.

Старший отрицательно покачал головой, уверенный в своих часах.

– Нет. У кого-то из наших нервы сдали.. Или часы спешат.

Студент, наконец, сообразил, что стрелок оказал им невольную услугу, ценой которой может оказаться жизнь. Их жизнь… С некоторой завистью глядя на капитанский хронометр, студент сказал.

– Да уж не у каждого такой вот Буре….

Секундная стрелка добегала последний круг.

– Ну, что, господин студент… Раньше начнем – быстрее закончим?

Студент с миной в руках застыл над стволом. На лице его читалось такая радость, что каплея слегка покоробило. Мстить – да, разумеется, но месть это долг, а никак не радость…Ладно, в сторону философию…

– Первая пошла!

Мина выскользнула из пальцев и нырнула в пропасть ствола.

Бах!

Ларек подпрыгнул, и из щелей повалила пыль и дым, а студент затряс головой.

– Вторая!

Одна за другой, одна за другой мины выпрыгивали из ларька, словно бешеные лягушки.

– Третья!

– Четвертая!

Внутри все заволокло дымом. В воздухе летала солома, какие-то накладные… С минуту из-за грохота ничего не было слышно, но чуть позже за деревянной стенкой рассыпались выстрелы. Очнулись большевики.

– Выстрел!

В промежутке между выстрелами стала слышна перестрелка совсем рядом. В дощатой стене барака стали появляться дырки от пуль. За грохотом не слышно стало стрельбы, но это никак не отменяло её. Свиста пуль они не слышали, но отверстия в фанере появлялись не сами собой.

– Выстрел!

Бах!

– Стреляйте, юноша. Справитесь сами?

Леонид посмотрел на каплея очумелыми глазами, кивнул, не столько услышав, сколько сообразив, что от него требуют.

Каплей выскочил наружу, готовясь увидеть броневик и роту солдат. Это однозначно решало бы их судьбу, но на площади обнаружились только два милиционера. Они заняли позиции– один за театральной тумбой, другой – за углом бревенчатого обывательского домишки. Это давало неплохой шанс остаться в живых!

СССР. Свердловская пусковая площадка.

Ноябрь 1931 года.

…Осень на Свердловской пусковой площадке прочно вступило в свои права. Меж гравийных дорожек сиротливо холодным ветром болтались высохшие травинки тимофеевки. Тихо. Только где-то далеко трещал, приближаясь, мотоцикл. Разминая затекшую спину, Федосей подошел к турнику.

– Смотри. Сейчас тебе тело покажет…

Он подпрыгнул, чтоб уцепившись за перекладину закрутить “солнышко”, но за спиной оглушительно грохнуло, и какая-то неведомая сила перекинула его через деревянные столбы турника. Короткий полет окончился предсказуемым приземлением. Приложившись о землю, космонавт потерял дыхание и, хватая воздух ртом, смотрел как над ним проносятся куски черепицы и кровельного железа. Он еще не понял что происходит, как грохнул второй взрыв. Поднявшая его сила еще пару раз перевернув его бросила в лицо перемешанную с травой землю и только после этого оставила в покое, заинтересовалась чем-то другим. Чем? Протерев слезящиеся глаза, Федосей успел увидеть как там, где только что курил водитель, опадает земля и рушатся, складываясь вовнутрь, легкие деревянные стены. Одна из них на его глазах обрушилась на грузовик, кособоко стоящий на пробитых скатах из радиатора которого, словно кровь из живого тела, толчками текла вода.

За разбитой машиной, сквозь столб пыли и дыма уже отчетливо посверкивали языки пламени, а в небе, словно обезумевшие от радости бабочки кувыркаются куски крыши и летает бумага, уже зачисленная начинающимся пожаром в сообщники. Что-то там еще происходило интересное, но через секунду развалины загородил Владимир Иванович и, беззвучно раскрывая рот, заорал что-то… Он тянул руку в сторону, но не понять было Федосею, что товарищу от него нужно. Малюков смотрел на него, смотрел, но понял только то, что не слышит. Ничего. Убедившись, что от Федосея проку не больше чем от пустой гильзы, товарищ сорвался в сторону. Автоматически Малюков проводил его взглядом. По полю, уворачиваясь от возникавших справа и слева столбов земли к ним беззвучно летел мотоциклист. Вправо, влево, опять вправо… Взрыв поднял землю впереди, но мотоцикл, словно заговоренный, прорвал его и выскочил к ним.. Федосей тряхнул головой, потом ударил себя по уху. За ушами что-то щелкало, только мир оставался беззвучным. Понимая что тут твориться Федосей зарычал сам не свой от злобы, стараясь прогнать глухоту, но тут снова рвануло… На его глазах мотоцикл и бегущего к нему Дегтя подняло в воздух. Черными галочками Деготь и мотоциклист порхнули в разные стороны, а саму машину перевернуло, покатило и внесло прямо в разрушенный дом.

Федосей все-таки сумел встать и, припадая на ногу, похромал к товарищам.

За спиной, в развалинах, грохнуло, вспух огненный шар и в грудь обернувшегося на звук Федосея, сшибая его на землю, влепился кожаный портфель. Заставив человека согнуться от боли он, словно выполнив свое предназначение, упал к его ногам…

Грохот обрушился на Федосея вместе с криком Дегтя.

– Жив?

Малюков страшно повел челюстью, словно вставлял её на место.

– Где? – он провел взглядом по развалинам, по горящему остову мотоцикла, по воронкам, ища тех, кому может понадобится его помощь.

– Пакет,– просипел Деготь, отгоняя ненужные мысли. – Нам пакет… Десять минут…

Шатаясь, он поднялся на ноги, показывая рукой направление к ангару с «Маратом», но тут ангар словно приподняло над землей. Огненно-красным волдырем над ним вспух разрыв бомбы, и через мгновения бело-голубая вспышка ударила по глазам. Инстинктивно люди упали на землю. Налетевший горячий вихрь рванул пакет, но Малюков удержал его.

Там, где их должен был ждать «Марат» теперь чадили развалины, в которых что-то шипело и искрами, крупными как звезды, осыпало землю.

Грязными дрожащими руками он разорвал плотную бумагу. Внутри оказался еще один пакет, поменьше, и лист бумаги, предназначенный именно им. Приказ оказался краток. «В кратчайший срок доставить этот пакет начальнику прииска «Добрый» на территории Советского сектора Луны. В устной форме сообщить руководству прииска, что американские военно-космические силы готовят удар по приискам».

Федосей взмахнул рукой, словно попытался вбить гвоздь в ветер.

Их шанс достичь Луны и сообщить об этом догорал в полукилометре левее.

– «Сталин»… – сказал Деготь.

– И ничего другого… – отозвался Малюков.

Помогая друг другу, они заковыляли к ангару, в котором их старый, проверенный корабль готовили к превращению в музейный экспонат. Обстрел, только что молотивший по площадке, словно град по пашне, стих. Прогремело еще три одиночных взрыва, на дальнем конце площадки поднялись и опали три столба, и земля перестала вставать на дыбы, но тишины не настало. Что-то продолжало рваться в пылающих развалинах ангара, вопили в полный голос сирены карет скорой помощи, слышалась стрельба и крики людей.

– Аэропланы? – предположил Деготь, оглядывая изменившийся пейзаж, и пробежал взглядом по пустому небу.

– Нет..

Федосей хромал сзади, стараясь не отставать. Спина товарища такая же шатающаяся и рыскающая из стороны в сторону маячила в пяти шагах впереди.

– Скорее всего, артиллерия.

Он споткнулся, упал, выругался.

– Или диверсия… Да какая нам вообще разница?

– Какая разница? – спросил, морщась, Деготь. – А вот какая… Если это артиллерия, то, считай, все обошлось.

– Обошлось?– Федосей злобно оскалился.

– Ну, закончилось, – поправился коминтерновец.

– А если диверсия?

– А вот придем сейчас к ремонтникам, а там как…

Злобы к врагам у Федосея было не меньше, но ему досталось побольше и поэтому он больше думал не о врагах, а о своих болячках, да и воспоминания о первой профессорской диверсии бытии поотчетливее.

– Так, что ж, не идти?

Деготь на ходу длинно выругался.

– Ну, а чего тогда бурчишь?

Входило в замыслы врагов разрушение ремонтного ангара или нет, понятное дело никто не знал, но главным было то, что он не пострадал. Несколько пробоин в гофрированных стенах не в счет.

Броня «Иосифа Сталина» матово блестела в трех шагах, но пройти эти три шага не давал рослый курсант. Он стоял словно на плакате – здоровый, крепкий, уверенный в себе и гордый оказанным доверием. Черный штрих винтовки перечеркивал его слева направо, сверху, вниз.

– В сторону!

– Не положено, -отозвался детина, – без приказа не могу допустить к аппарату.

За спиной продолжали орать сирены и рваться баллоны с ацетиленом. Деготь вспомнил, как взрывом разбросало ангар «Марата» и тут же отчего-то представилось, как под крупнокалиберными пулями вспухает кирпичного цвета облачками кремлевская стена.

– Там, может быть, товарища Сталина сейчас убивают, а ты тут…

Он не подумал о законе. Не было места закону там, где жила Революционная целесообразность.

Ухватившись за ствол, повернул винтовку и кулаком припечатал часового. Тот закатил глаза и осел.

– Живые есть? – проорал Деготь. На голос из-под станков выполз рабочий. Косясь на неподвижного охранника, он спросил.

– Что там, граждане?

Молодой парень, по всему видно из новеньких – площадка разрасталась, и новые люди приходили из окрестных деревень за профессиями в город. Этот был совсем зеленый – не узнал первых космонавтов. Не вдаваясь в подробности Деготь только бросил на ходу, устремляясь к кораблю.

– Да всего там понемножку…. Поднимай своих и помогите нам. Готовность к старту – пять минут. Шевелись, шевелись!….

Орбита Земли. «Иосиф Сталин».

Ноябрь 1931 года.

…Если закрыть глаза, то вокруг словно бы и не было ничего.

От этого можно легко было представить, что плывешь по теплому морю, а за кромкой иллюминатора качаются в голубой лазури пальмы неведомых островов, но, даже закрыв глаза, и заткнув уши, представить этого бы не получилось – не бывает на море такой тишины и плавности. Там бьют в борт волны, свищет ветер, килевая качка сменяется бортовой. А тут – все плавно. Движения не видно. Шипит точно закипающий чайник редуктор кислородного баллона да плывет в иллюминаторе бело-голубой бок родной планеты. Ну и тушка, конечно, болит так, словно по ней хорошо прошлись десятком палок.

Что это значит?

Это значит, что они все-таки взлетели и что за бортом – пустота, космос, а не морские просторы.

Федосей неловко повернулся. Спина тут же напомнила о себе колючей болью. Перетерпливая её, он вздохнул сквозь стиснутые зубы.

– Что вздыхаешь? – тут же спросил Деготь, морщась от примерно тех же ощущений.

Товарищ не ответил, баюкая ушибленную руку, да и у самого Владимира Ивановича ощущения были не лучше.

– Чего там?

Что нового могло быть за бортом? Федосей раздраженно отозвался.

– Ничего нового… Вселенная.

Двигаться было ох как трудно, но куда ж деваться? Невесомость, конечно, облегчала положение, но она наступила только после стартовой перегрузки, приложившейся как раз на побитые на земле части тела и от того оба сейчас и летали скрюченные. Взлетали тяжело – нельзя было по-другому – Федосей не решаясь рисковать, ушел на орбиту на предельной скорости, почти вертикально.

– Причем тут Вселенная? Станцию не видно?

Федосей только головой помотал.

Сегодня, как и в изначальные времена, станцию можно будет увидеть издалека – огоньки электросварки обнаруживали её местоположение «Знамени Революции» в космосе, словно аэродромные огни – посадочную полосу. Последние два месяца вообще казалось, что станция строится непрерывно. После американского налета за станцию взялись всерьез, и не столько ремонтировали, сколько уже перестраивали. Сколько раз они бывали на «Знамени Революции» в последнее время, но всегда там либо что-то делали, либо переделывали. Единой геометрической целостностью на орбите уже и не пахло. Теперь к трем цилиндрическим корпусам пристраивалось разное – и шарообразное и кубическое.

С каждым днем станция все больше напоминала новый дом, постепенно, по мере вселения новых жильцов, обрастающий подсобными клетушками – физики просили место и как не дать физикам? А химики? А металловеды? Их ведь тоже снаружи не оставишь… Философы и те требовали место себе, чтоб «в первозданной тишине возвыситься мыслью». А меж тем всю эту ораву требовалось кормить и обиходить, и следовало достраивать новые склады, помещения для сотрудников, так как станция становилась в большей части своей, хоть и хватало тут и военного имущества, гражданской научной единицей.