Текст книги "Один шанс из тысячи (СИ)"

Автор книги: Владимир Тимофеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)

Через минуту удар повторяется. Шесть осколочно-фугасных БЧ и столько же кассетных с самоприцеливающимися элементами довершают разгром вражеской группировки…

– Фух… Вот это жахнули. Я, блин, едва не обделался.

– Отставить обделываться. Нам ещё этих, мать, хунвейбинов ловить.

– Есть отставить… Хотя, я даже не знаю, будет ли там кого-то ловить или придется их по частям собирать, для идентификации.

– Будет, сержант. Будет, не беспокойся. На наш век хватит…

Последних скрывающихся в лесу диверсантов отловили к утру, когда к уничтоженному Пашково подоспел батальон 69-й Амурской бригады прикрытия из Бабстово. Больше командование выделить не смогло, однако китайцам хватило и этого. После ночного удара двумя десятками «Искандеров» ханьцы даже не думали сопротивляться. Пленных набралось человек триста. Сколько сумело вернуться на свою сторону, никто не считал…

[1] «Остров Чёрного медведя» – китайское название острова Большой Уссурийский

Глава 7
Билет в одну сторону. Эпилог

'День 144 (5 ноября, вторник).

Граница нашего пузыря проницаема. Я это доказал. Это факт.

Но – обо всём по порядку.

В прошлую среду похолодало. Ночью температура опускалась почти до нуля, а днем не поднималась выше плюс десяти. Не знаю, будет ли ещё потепление, но, в любом случае, холод воспринимаю как дискомфорт. Привык уже к относительно мягкой погоде, хотелось, чтобы она продлилась подольше.

Печку топим теперь круглосуточно. Насчет угля можно не беспокоиться – запасов хватает, за несколько месяцев успел натаскать целую гору.

На улицу выходить неохота, но надо.

Каждые два часа проверяю, как огород, птичник, парник, ветряк.

Хлопотно, но, в то же время, какое-никакое, а развлечение.

Помню, один знакомый с пеной у рта доказывал, что в холоде люди лучше сохраняются. В плане гастрономии я с ним согласен, хотя и не пробовал (шутка). Что же касается умственных и физических кондиций, тут вопрос спорный.

С одной стороны, зимой и вправду не хочется ничего делать, а хочется залезть в тёплую берлогу и спать там до самой весны, как медведь. Сон, как известно, идет только на пользу и, по мнению пресловутых «британских учёных», действительно, продлевает жизнь процентов на десять-пятнадцать.

С другой стороны, люди всё-таки не медведи и столько дрыхнуть не могут. Скорее, наоборот, приходится проявлять активность, иначе просто замерзнешь.

Свою «активность» я решил проявить в том, до чего раньше руки не доходили – всё время что-то мешало, то собирательство, то огородничество, то стройка, то астрономические наблюдения, то охота на «кабанов» и прочую живность, типа, пчёл, уток, лягушек и всяких там бабочек и кузнечиков.

Насекомых мы, кстати, в свой рацион так и не включили. Были бы китайцами – нет проблем, а для традиционной славянской кухни – не лезет в рот ни в каком виде, противно и всё тут.

Зато наблюдать за летающей мелочью весьма любопытно.

Я этим занимался довольно долго, и вот, наконец, пришло время систематизировать результаты. Как оказалось, даже комары роились здесь не абы как, а в определенном порядке, про пчёл и говорить нечего. Маршруты жёстче, чем в планах Генерального штаба, «шаг влево, шаг вправо – расстрел на месте», попытка покинуть полётную зону приравнивается к госизмене.

Двое суток вычерчивал графики передвижения местных чешуйчато– и перепончатокрылых и, в итоге, пришел к парадоксальному выводу: примерно половина из них – попаданцы. Только не временнЫе, как мы с Лизой, а пространственные, прибывшие в капсулу из «внешнего» мира. Другие, наоборот, переправились отсюда туда, сделав нам ручкой. Ну, в смысле, крылом… или лапкой, или чем там у них принято махать на прощание…

Наложив графики на календарь и дневник погоды и вспомнив случай с подсвинком, понял, что значение имеет не только и не столько размер. В местном «туннельном эффекте» важнее время, напряженность геомагнитного поля и… случай. Живые и неживые объекты проникали через границу при определенных условиях. Каких? Этой задачей я занимался ещё двое суток – рисовал формулы, писал программы расчета, смотрел вероятности…

Решающий эксперимент проводил вчера, под чутким присмотром Лизы. Как я ни гнал её, говоря, что холодно и что в её случае простудиться – раз плюнуть, она всё равно не ушла. Сказала: а вдруг со мной опять что-то случится, как три недели назад? Кто тогда окажет мне скорую помощь? Никто. А ведь первые часы, как правило, самые важные…

Ерунда, конечно, но спорить не стал. Понял: она просто боится остаться одной. Нормальная человеческая реакция. А для Лизы так и вообще – сверхнормальная, после всего, что ей выпало пережить в прошлом-будущем, по ту сторону «сдвига».

Расположились мы на юго-восточном участке. Именно в том направлении в нашем будущем-прошлом происходила бОльшая часть сдвигов. Наверное, потому что народу там жило много. Китай, Индия, Пакистан, Вьетнам, Таиланд, Малайзия, Индонезия… Интересно, что там сейчас? В смысле, в том времени, из которого мы ушли. Надеюсь, что в той части света люди ещё остались. Их же там обитало миллиарда четыре, если не больше…

В качестве контрольно-измерительного оборудования использовал флибр-регистратор, только без флибра. Чтобы его запитать, задействовал резервные аккумуляторы. Проще было подключиться к электросети «буханки», но этот вариант я отмёл. Энергии для регистратора нужно немного, а работать он должен весь день. Жалко расходовать топливо и гонять двигатель вхолостую.

Тем не менее, на место мы прибыли на машине. Так было удобнее. Когда видел, что Лиза начинает хлюпать и ёжиться, заводил УАЗ, включал обогреватель и прогонял её греться. Присоединялся к ней, когда чувствовал, что тоже мёрзну. Мы пили горячий чай и закусывали галетами. Дважды уезжали «домой», ненадолго, только чтобы проверить, как там хозяйство. Слава богу, во время отлучки регистратор ничего интересного не фиксировал.

Результаты пошли ближе к вечеру. Прибор неожиданно запищал, я вздрогнул, а Лиза обрадовалась так, словно золотую медаль получила, экстерном.

Минут пятнадцать ушло на определение схемы силовых линий, ещё столько же на привязку к местности. Возможное место прокола я обозначил колышками. Право первого «измерения» решил предоставить Лизе – у неё были такие умоляющие глаза.

Девочка подобрала с земли небольшой камень и бросила его между колышками.

Камушек пролетел сквозь границу и упал на той стороне.

Следующие полтора часа мы упражнялись в бросании через прокол различных предметов: веток, камней, комьев земли, металлических шариков (когда-то позаимствовал у Михалыча пару вышедших из строя подшипников), червяков, мух (принесли их с собой в спичечном коробке), бумажные самолетики… Затащить что-то назад тоже не являлось проблемой. Просовываешь «кочергу», цепляешь и тянешь к себе – веточку, камушек, червячка…

Проход представлял собой полукруглую арку диаметром восемьдесят сантиметров. Нижняя половина скрывалась в земле. Попытки её откопать приводили к тому, что она опускалась ниже, а вместе с ней опускался прокол. Он оставался активным около двух часов, а потом просто исчез. Пролезть в него было можно, но я и сам не рискнул, и Лизе не разрешил. Любое касание края могло привести к трагедии. Он разрезал предметы как скальпель, без лишних усилий и идеально ровно. Дерево, камень, металл… Думаю, что и с человеческой плотью случилось бы то же самое.

Обидно, конечно, но что поделать. В любом случае, мы молодцы – сумели-таки отыскать лаз наружу. Практика подтвердила теорию. Прокол возникает тогда, когда в будущем происходит очередной сдвиг, и сюда отправляется новая партия попаданцев. Основное условие – это событие должно произойти достаточно близко. Размер прокола от расстояния не зависит. Типичный квантовый эффект. Неважно, какая у поля мощность, главное – какая конфигурация…' (из дневника А. Н. Трифонова)

* * *

– Может, возьмешь?

– Да зачем мне?

– Вдруг пригодится. На охоту, скажем, пойдешь или ещё куда.

Алексей задумался. Небольшой арбалет, выполненный из современных композитных материалов, плюс два десятка карбоновых стрел с твердосплавными наконечниками – для охоты в первобытном лесу самое то. Точность, бесшумность, простота. С таким оружием даже ребёнок справится… Но сразу соглашаться не стоит. Нельзя нарушать основной принцип торговли.

– Я не охотник, Михалыч. А если бы и решился, лучше ружье приобрел бы. С ружьём оно, знаешь, надежнее.

– Ружья у меня нет, а кушать охота, – грустно вздохнул Лунёв.

– И сколько ты за него хочешь? – лениво поинтересовался Трифонов.

Михалыч обреченно махнул рукой.

– Да нисколько. Это, типа, в нагрузку к титану.

– Так что же ты раньше молчал⁈

– А ты не спрашивал, – огрызнулся мастер. – Привыкли все, что Михалыч, мол, жлоб и торгаш, и даже не думают, что плевать мне на все эти деньги-шмотки-жратву. Что я, тысячу лет жить собрался, что ли? Нафига мне фура тушёнки и вагон макарон?

– Действительно, нафига? – усмехнулся ученый.

Ему стало и впрямь интересно. Не так уж и часто старый приятель пускался в откровенные разговоры.

– Возьмешь арбалет?

– Возьму.

Оружие и боеприпасы переместились в рюкзак.

Вместо них на столе появились стаканы, початая поллитровка и два маринованных огурца.

– Будешь?

– Я за рулем.

– Ну и дурак.

Михалыч набулькал стопарик, выдохнул и одним разом опрокинул в себя порцию горячительного. Секунд пятнадцать он молча хрустел огурцом, потом налил ещё рюмку, поднял, взглянул на просвет и, устало вздохнув, поставил обратно на стол.

В глазах у Лунёва плескалась тоска.

– Понимаешь, Лёх, тут дело такое. Я об этом никому не рассказываю, но тебе скажу. Ты мужик правильный, ты поймёшь…

Многое из того, о чем говорил Михалыч, Трифонову было известно.

Многое он услышал впервые.

В шесть лет Олег Лунёв потерял родителей, и до восемнадцати его воспитывали бабка с дедом. Он всегда мечтал о большой семье, поэтому женился, как только вернулся из армии. Увы, его первая жена, будучи беременной, погибла в случайном ДТП, а вторая оказалась слишком расчетливой. Когда она поняла, что олигархом её муж становиться не собирается, то быстро нашла себе нового ухажёра, более перспективного и богатого. Бросив мужа, она упорхнула со своим хахалем за рубеж, прихватив с собой не только все семейные сбережения, но и недавно рожденную дочь. Потерю денег Лунёв пережил спокойно, потерю дочери – нет. Он не понимал, зачем бывшая это сделала? Скорее всего, ей просто захотелось насолить тому, кто не оправдал завышенных ожиданий.

Несколько лет мужчина пытался вернуть дочь на родину или хотя бы иметь возможность встречаться с ней, обращался как в российские суды, так и в иностранные, но, в итоге, добился только того, что стал невъездным во все страны Шенгена – мстительная барышня постаралась.

С тех пор серьёзные отношения с дамами Михалыч больше не заводил, ограничивался интрижками. Однако это ничуть не распространялось на детей. Конечно, в хорошем смысле, а не в криминальном. В доме, где он проживал, его знали практически все мамаши с папашами, и мало у кого из их чад не имелось уникальных игрушек, сделанных лично Лунёвым. Детскую дворовую площадку он сооружал больше двух лет и «открывал» по мере готовности. Горки, качели, карусели, песочницы, домики, исполненные в сказочно-русском стиле, вызывали неподдельный интерес не только у местных жителей, но и у обитателей соседних кварталов. А когда какая-то «комиссия мэрии» попыталась наехать на мастера, мол, «всё сделано без разрешения, надо снести кустарщину и возвести одобренное, утвержденное и безопасное», возмущенные граждане погнали чиновную рать так, что у тех только пятки сверкали…

– У меня в подъезде всего три семьи осталось, и все многодетные. Им просто некуда ехать. Ты, понимаешь, Лёха, просто некуда…

Михалыч уже в четвертый раз брался за рюмку, но вновь возвращал её на место нетронутой, словно и вправду боялся обесценить этим свой монолог и превратить исповедь в лицедейство.

– Они каждый вечер ходят ко мне столоваться. И, что любопытно, не взрослые, только дети. Старшие то ли стесняются, то ли стыдятся. Хотя чего им стыдиться? Работу нормальную сейчас не найти, а если даже найдешь, чаще платят деньгами, а не натурой. Если и перепадают заказы с продуктами, то раз или два в месяц. Социальных магазинов на всех не хватает, а цены на рынке – сам знаешь, какие. Эх! Да что говорить? – мастер махнул рукой. – Я, блин, пытался как-то взять опекунство, так меня даже слушать не стали. Нельзя, говорят, холостяку детей на воспитание отдавать. И смотрят, сволочи, на меня, как на какого-то педофила. Тьфу!

Трифонов пристально посмотрел на Михалыча.

– А ты и вправду хотел опекунство?

Голос звучал напряженно, но приятель, занятый собственными переживаниями, ничего не заметил.

– Да я бы и усыновить мог или удочерить, без разницы. Двух, трёх – железно. Насчёт больше, не знаю. Тогда, возможно, пришлось бы с работы уволиться, а это не есть хорошо.

Алексей помолчал секунд пять, а потом решился:

– Слушай, Михалыч. Могу я тебя попросить об одной… нет, не услуге, а скорее… даже не знаю, как объяснить…

– А ты по-простому.

Лунёв выпил, наконец, свою рюмку и, закусив вторым огурцом, уставился на Алексея.

– Как думаешь, так и говори. Тогда и понять легче.

– Как думаешь, значит… – Трифонов почесал в затылке. – Ну, хорошо. Скажу. Я в эти выходные в командировку длительную уезжаю. Вот.

– И что? – не понял Лунёв.

– Племянницу не на кого оставить. Она сейчас у меня живёт. Родители… ну, в общем, нет их. Девчонке одиннадцать с хвостиком. Возраст такой, случиться может всё, что угодно, а помочь-присмотреть некому. У меня на даче соседка хорошая, в возрасте. Думал, её попросить, но, вот беда, позавчера её в больницу на скорой увезли. Что-то такое с почками. Наверное, операцию будут делать, так что…

Учёный развёл руками и тяжко вздохнул.

Михалыч всё понял правильно.

– Предлагаешь, чтобы я за ней присмотрел?

– Ну… в-общем, да.

Мастер долго не думал. Ответил сразу:

– Я согласен. Где и когда?

– Что где и когда?

– Когда подъезжать знакомиться и где она будет жить, у тебя или я к себе заберу?

– Завтра после шести сможешь подъехать?

– Смогу. Куда?

– Где моя дача, помнишь?

– Помню, а…

– Где она будет жить?

– Ну, да.

– Вот завтра всё и решим.

– Замётано…

* * *

Уезжая от Михалыча, Трифонов чувствовал себя подлецом.

Проблема, вставшая во весь рост, требовала решения, однако, какое ни примешь, любое оборачивалось предательством. Следовать принципу наименьшего зла – месяца три назад Алексей не мог и подумать об этом, а сегодня он просто не знал, как поступить? Подло и прагматично или по совести, но фатально?

Помнится, в какой-то книге герой утверждал, что, мол, «из всех решений надо выбирать самое доброе». Красиво, конечно, но в жизни всё происходит иначе. Как определить, что добрее? Принести себя в жертву во имя всего человечества и бросить на произвол судьбы доверившегося тебе ребёнка? Или попытаться помочь тем, кто рядом, и плюнуть на то, что случится потом?

Ответов не находилось…

В салоне, помимо рюкзака с арбалетом и стрелами, лежали разборная печка-буржуйка, коробка с тонкими титановыми пластинами «под штамповку», набор буквенных штампов, прибор для «письма» по металлу, напоминающий старинную пишущую машинку и – самое главное – шесть толстых листов из титано-хром-молибденового сплава размерами семьсот на семьсот миллиметров с соединительными элементами.

Это «чудо инженерной мысли» собиралось в куб весом около ста тридцати килограммов. По всем расчётам, будучи установлен на улице, он мог простоять больше ста тысяч лет, практически не подвергаясь коррозии. Внутрь можно было укладывать различные предметы, например, минералы, срезы стволов деревьев, журнал наблюдений, дневник.

Дневник и журнал Трифонов предполагал вести на бумаге, а потом «переписывать» данные на металлические пластины. Способ он опробовал в лаборатории у Михалыча – на каждую сторону куба они нанесли грозные предупреждения «Собственность Российской Федерации. Радиационная, биологическая и химическая опасность. При обнаружении немедленно оповестить компетентные органы».

– Интересная у тебя намечается командировочка, – заметил по этому поводу мастер. – Куда хоть едешь-то?

– Извини, но сказать пока не могу. Поэтому без комментариев, – ответил учёный…

Решение отправиться в «экспедицию» Трифонов принял десятого марта. Конечную точку маршрута он определил неделю назад, после второго эксперимента с флибром.

В международный женский день, когда по миру прокатилась третья волна сдвигов, установленные на даче приборы пищали без перерыва, а обрабатывающие результаты программы буквально захлебывались от поступающих данных. Флибр-регистратор, индикатор радиоизлучений расширенного диапазона, регистратор черенковского излучения – каждый вносил свою лепту в формирующуюся в ноутбуке модель катастрофы.

Гипотеза, к которой пришел Алексей через двое суток, казалась невероятной, однако не верить в неё он не мог. Все результаты указывали на то, о чем раньше он только догадывался. Мощные потоки сверхсветовых частиц строго совпали по направлениям на координаты сдвигов. Там же формировались источники вторичного излучения, причем, размеры аномальных зон определялись не интенсивностью излучения, а его частотой. Это говорило, во-первых, о квантовом характере сдвигов, а во-вторых, об их внешнем наведении.

Подтверждалась главная версия. Сдвиги имели искусственную природу. Удары по Земле наносились извне. Вопрос «Кем?» оставался открытым.

Система уравнений тахионного поля не имела решений в действительных числах.

Ответы нашлись, только когда Трифонов соотнёс мнимую часть с вектором времени и «закрутил» поле в обратную сторону. Теоретические изыскания привели к совершенно парадоксальному выводу. Аномальные зоны – это объекты из прошлого, перенесенные в настоящее «эволюционным образом», путем независимого пространственно-временного развития, а то, что располагалось раньше на этом месте, наборот, уносилось в далёкое прошлое одним мощным рывком, фактически одномоментно, замещая исчезнувшую там структуру.

Расчеты пришлось перепроверять раз пятьсот, набирая статистику по местам, времени и размерам «пятен». Получалось достаточно любопытно. Если теория не обманывала, зоны размером два километра соответствовали провалам в прошлое примерно на 70 тысяч лет. Пять километров – 850–860 тысяч, ледниковый период. А двадцатикилометровые зоны закидывали в историю Земли аж на 65–67 миллионов лет, в мезозойскую эру, прямиком к динозаврам.

От перспективы оказаться в настолько далеком прошлом захватывало дух и дрожали колени. С одной стороны, безумно интересно, с другой, страшно до жути. Алексей попытался представить, какой шок испытали угодившие под первые сдвиги, и понял, что завидовать нечему. Даже имея под рукой дивизию РВСН, атомную электростанцию или базу подлодок с ядерным оружием на борту, выжить в том времени человеку практически невозможно. Построить новую цивилизацию – тем более. В ледниковом периоде «условия жизни» получше, но тоже не сахар. Реальные шансы появлялись лишь в первобытном мире, но без серьезной подготовки вынужденная робинзонада заканчивалась тем же – гибелью попаданца. Голод, холод, болезни, дикие звери, отсутствие привычных вещей, орудий труда, удобств, благ – большинство людей уже успело забыть, как жили и выживали их предки…

Тем не менее, Трифонов знал: единственный способ доказать свою правоту – это пройти весь путь до конца. Как в книжке про хоббита. Туда и обратно. Впрочем, обратно не обязательно. Главное, чтобы оттуда сюда прибыли доказательства – титановый куб с дневником и образцами первобытной природы. Практика, какизвестно, критерий истины. Даже самый маститый, осененный званиями и должностями ретроград от науки бессилен перед успешным экспериментом. Но чтобы провести его с блеском, пробелы в теории требовалось заполнить качественными и достоверными данными. А ещё – выяснить, как спровоцировать новые сдвиги там, где необходимо, в нужное время и в нужном месте…

* * *

Первую «провокацию» Трифонов решил провести четырнадцатого марта, в четверг. Мог бы и раньше, но три дня ушло на совершенствование конструкции флибр-генератора – так Алексей назвал спецприбор, во многом повторяющий тот, который испытывали в ЦИАНТе двадцатого декабря и из-за которого испытательный полигон, институт и прилегающая территория провалились в «ледниковый период».

Согласно разработанной Трифоновым теории, прибор индуцировал высокочастотные колебания пространства-времени, или, по принятой учёным терминологии, «мерцающий сброс». В качестве резонатора выступала порция флибра – небольшой цилиндрик длиной сто пятьдесят пять и диаметром шестьдесят два миллиметра. Образец практически идеально «вписывался» в обрезок бесшовной трубы «семьдесят шесть на семь». К торцу через специальный кондуктор с газоотводом крепилась вторая труба – «тридцать два на шесть». В неё Алексей запрессовал ружейный патрон двенадцатого калибра, только без дроби, с пыжом-обтюратором и увеличенной навеской пороха. Капсюль пробивался пружинным ударником по сигналу электрореле. Оно же включало электроразрядное устройство, сооруженное из обычного электрошокера и установленное на трубу с флибром.

Конструкция предельно простая, почти примитивная. Однако, благодаря сжатию пороховыми газами чудо-сплава, она надежно обеспечивала эффект «мерцания». По всем расчетам и косвенным данным, полученным в результате чужих, не слишком «удачных» экспериментов, при резком повышении давления флибр становился почти сверхпроводником. Почти – потому что в нем не образовывались куперовские электронные пары. Точнее, образовывались, но сразу же распадались из-за увеличения энергии связи. Теория Бардина-Купера-Шриффера – доминирующая на сегодняшний день теория сверхпроводимости – давала сбой. Подача на образец тока вызывала высокочастотное изменение внутренней структуры. Флибр менял проводимость со «сверх» на обычную и обратно за доли микросекунды – стандартный колебательный контур со спонтанными изменениями частоты.

Как предположил Трифонов, колебания в какой-то момент входили в параметрический резонанс с внешним источником, мощность тахионного поля возрастала, и это вызывало «незапланированный» сдвиг. Как происходили «запланированные», теория не объясняла, попросту не хватало данных. Видимо, на внешние источники воздействовало что-то ещё. Извне. Может быть, даже – чужая воля…

Чтобы хотя бы приблизительно определить расположение этих источников, а, как максимум, выяснить их природу, Трифонову как раз и понадобились собственные эксперименты с флибром.

Место для первого опыта он подбирал с учетом удаленности и безлюдности. Первое позволяло увеличить базу для измерений астрономического масштаба. Второе гарантировало отсутствие «случайных прохожих».

«Заряженный» флибр-генератор ученый установил в лесном массиве на границе Ярославской и Московской областей. Включался прибор по таймеру, аналогично бомбе с часовым механизмом. Точные координаты «закладки» определялись с помощью геодезических приёмников системы ГЛОНАСС, благо, она ещё функционировала.

Вернувшись домой, Алексей настроил регистраторы на нужное направление и занялся наведением радио– и оптического телескопов. Поиск предполагалось вести в плоскости «наблюдатель – генератор – зенит» с отклонениями влево-вправо в пределах двух градусов.

Срабатывание флибр-генератора произошло чётко по графику – в половину второго ночи. Предсказанные колебания тахионной структуры наблюдались пятьдесят четыре секунды. Затем начался всплеск. Напряженность поля скакнула в десятки раз. Данные поступали лавиной, регистраторы едва успевали их обрабатывать. Трифонов отчаянно крутил рукоятки настроек, пытаясь поймать в телескопы «чужеродный объект»…

То, что это был действительно сдвиг, выяснилось через сутки, когда по радио сообщили об очередном ударе по Московскому региону. Пострадавшие отсутствовали, материальный урон – тоже…

Допущенную в расчётах ошибку Алексей нашёл ещё через сутки. Полностью обработав и проанализировав результаты измерений, он понял, что внешние источники тахионных волн следовало искать не строго «над головой», а по другим направлениям. Пики на графиках резонансов соответствовали склонению двадцать три градуса. Учитывая, что день весеннего равноденствия практически наступил, «цели» должны были располагаться в плоскости эклиптики. Мысль очевидная, но, как всегда, пришедшая в голову не до эксперимента, а после.

Ошибку требовалось исправлять, и, чем скорее, тем лучше.

Второй опыт ученый задумал произвести двадцатого марта, в день, когда земная ось перпендикулярна линии Солнце-Земля. Измерения предполагалось выполнить ближе к вечеру, когда точка равноденствия уже близко, а дневное светило еще не спряталось за горизонт. Оба телескопа теперь наводились строго на Солнце. Его угловой размер составлял полградуса, или четыре минуты по времени прохождения мимо «неподвижного» наблюдателя. На ярком фоне любой объект выделялся абсолютно чёрным пятном, и, если он на самом деле присутствовал на орбите, обнаружить его проблемы не представляло. Для гарантии Трифонов установил на оптический телескоп видеокамеру со скоростью съемки 256 кадров в секунду. Все радиоприборы сбрасывали данные в два адреса – на собственные карты памяти и отдельно на ноутбук.

По новому «техзаданию» длинная база для наблюдения уже не требовалась, поэтому на сей раз Трифонов решил не уезжать куда-то в Тьмутаракань, а установить флибр-генератор недалеко от дома. Для этих целей как нельзя лучше подходил бывший аэропорт Шереметьево. Главная воздушная гавань Москвы попала под декабрьскую волну сдвигов и, так же как и ЦИАНТ, представляла собой идеально круглую заснеженную пустыню диаметром пять километров.

Поначалу это «пятно» охраняли части Росгвардии. Потом, как и везде по стране, оцепление сняли, оставив лишь блок-посты на дорогах. Да и то не на всех, а только на федеральных. Остальные контролировались «ополченцами». В свое время кто-то пустил слух, что, мол, внутри можно найти целую кучу полезных в быту ништяков, и туда сразу же зачастили доморощенные любители «сталкерятины». Со временем эта мода утихла, желающих попасть в «зону» стало поменьше, но привычка собирать мыто за въезд и выезд у местных «братков» осталась.

Трифонов въезжал на закрытую территорию ночью и не по дороге, а вне основных трасс. Как оказалось, отечественная «буханка» могла свободно проехать там, где пасовали обожаемые «братвой» импортные внедорожники. Фары включать не пришлось. Обзор обеспечивали «позаимствованные» на складе ЦИАНТа очки-тепловизоры. Посты и пикеты остались далеко в стороне, операция по установке флибр-генератора прошла успешно.

Побочной целью второго эксперимента являлась проверка: «Что будет, если один сдвиг наложится на другой? Вдруг это своего рода зона безопасности, и повторные удары ей не грозят».

События следующего дня показали: сдвиги отлично накладываются друг на друга, поэтому прятаться там бесполезно. Но это было не главное. Главное заключалось в том, что новый эксперимент дал ответы почти на все интересующие Трифонова вопросы.

Сигнал с регистратора пошел в восемнадцать ноль пять. Закладка сработала с пятиминутным опозданием. Измаявшийся в ожидании Алексей облегченно выдохнул и прильнул к смотровой трубе. Сначала ему показалось, что к линзам что-то прилипло. То, что дело не в линзах, он понял через пару секунд, когда разобрал детали.

Вернуть на место упавшую челюсть исследователь и не думал – просто забыл, для чего это делается.

В окуляре на фоне полыхающего светила ползли три черные кляксы. Они медленно двигались по орбите в направлении, обратном вращению Земли. Почему не по ходу, ученый допёр, только когда опять начал мыслить логически и рационально.

На двадцать четвертой секунде одна из клякс добралась до края Солнца и исчезла в потемках, а спустя ещё семь секунд на другой стороне солнечного диска появилась новая клякса – четвёртая.

«Кольцо! – мелькнуло в мозгу. – Их там целые тысячи».

Наблюдаемые объекты выглядели необычно – словно морские ежи, ощетинившиеся во все стороны шупальцами-иголками.

То, что они двигались в «неправильном» направлении, уже не казалось странным и объяснялось элементарно. Просто их орбита располагалась далеко от Земли, поэтому согласно законам механики, их угловая скорость была существенно ниже скорости земного вращения, но выше скорости вращения вокруг Солнца. Измерив время движения «клякс» по солнечному диску и зная его угловой размер, можно было легко определить параметры орбиты и расстояние до объектов.

«Около миллиона кэмэ», – быстро прикинул ученый.

В отличие от первого эксперимента, этот продлился на четверть минуты дольше. Флиб-генератор отработал шестьдесят девять секунд. Затем крайняя «клякса» сверкнула ослепительно белым, и неведомые объекты разом исчезли, словно их никогда не было. В ту же секунду пошли отклики с регистраторов излучений.

«Сдвиг», – сообразил Трифонов.

Около часа он молча смотрел, как бегут циферки на экране компьютера, как затухает очередной всплеск тахионного поля, и изо всех сил пытался понять суть увиденного.

А потом ученого осенило.

Работа флибр-генератора – это не причина.

Он не вызывает сдвиг. Он вызывает огонь на себя.

Удар по нему наносят неведомые небесные объекты.

Зачем? Почему?

Да потому что своим «мерцанием» он делает их видимыми.

А они этого не хотят. Так сильно, что сразу уничтожают возможного наблюдателя.

Колебания сверхпроводимости флибра – лишь следствие других колебаний, более важных, фундаментальных. Колеблется само время. Прошлое-будущее, будущее-настоящее. Микросекунда назад, микросекунда вперед. Тот, кто находится здесь и сейчас, не в силах самостоятельно прозреть изменяющуюся шкалу времени. Это помогает сделать флибр-генератор. Работая, он входит в резонанс с прыгающими во времени туда-сюда небесными «кляксами», и люди начинают существовать с ними в одной метрике. «Мерцающий сброс» превращает человеческое восприятие в аналог прибора ночного видения. А если противник обнаружен, его уничтожение становится только вопросом времени. Времени, которого, как всегда, не хватает…

Алексей знал, как работает бюрократическая машина. В экономике, образовании, медицине, науке… Неважно, где. Принципы везде одинаковые.

Он мог бы записаться на прием или отправить «высокому начальству» письмо с описанием своего опыта и теории, однако, увы – результат был бы такой же, как у других. Сначала его гипотезу рассматривали бы эксперты, потом, в случае положительного заключения, дело передали бы в профильный ученый совет, затем начали бы разрабатывать техническое задание, подали заявку на выделение средств, составили план освоения, принялись бы готовить и защищать проект на правительственной комиссии, собирать коллектив, обещать, ждать, опять обещать…