Текст книги "Тайна озера Кучум"

Автор книги: Владимир Топилин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

ного, Дмитрий не единожды пытался выяснить причину самоволь

ного заточения в тайге, но всегда натыкался на неприступную стену

таинственности, которая окружала прошлое Агафона и вообще всю

его личность. Из любопытства Дмитрий попытался навести о нём

справки. И очень скоро через знакомого пристава узнал, что это

совсем не Чистоплюй, и тем более не Агафон-Кулак, а знаменитый

на всю Россию Василий Николаевич Русаков, матёрый бандит, на

сильник и убийца, главарь разбойничьей шайки – Васька-Удавка,

некогда державшей в страхе весь Урал. И своё прозвище он полу

чил за то, что при каждом нападении на обоз любил душить свою

жертву уздечкой или вожжами. Позже, в силу складывающихся

обстоятельств и усилий Государственного департамента полиции,

шайка была поймана и уничтожена. Оставшиеся члены банды были

осуждены к пожизненной каторге в Сибири. Непонятно каким об

разом Агафон с этапа бежал, скрылся в неизвестном направлении

и теперь находился в российском розыске.

Поразившись бурному прошлому Агафона, боясь такого

страшного человека, Дмитрий хотел сразу же сдать его властям.

Однако быстро понял выгоду от сотрудничества с разбойником.

Хозяину была нужна власть, крепкая власть на прииске в его

отсутствие, и он умолчал об Агафоне, стал ему покровитель

ствовать и даже укрывать от всевозможных домогательств со

стороны тайных агентов полиции.

И стал Васька-Удавка жить припеваючи, как бурундук при

орехе. Но только боялся, что кара настигнет его за грехи прош

лые. Живёт, а сам каждого куста боится...

Агафон нервно налил ещё коньяку, махом выпил, закусил.

Тоскливо посмотрел на закат, нахмурил брови: что-то Пелагия

долго копошится, никак хочет заставить его ждать. Надо бы

пойти поторопить, гавкнуть разок, а то запрячется где-нибудь

у Ченки, вытаскивай её потом оттуда!

На широком дворе возникло движение. Закрутили хвостами

собаки, из дверей избы эвенкийки вышла Уля. Посмотрела на

особняк, поправила косы, заторопилась к гостевой избе.

«Ах ты, красота ненаглядная! – хмельно подумал Агафон. – Вы

росла. Однако пора тебе настала. Как бы кто другой не перехватил...

107

ВЛАДИМИР ТОПИЛИН

А что это так намалевалась? Рожу накрасила, бирюльки на себя

понавешала. Никак перед кем рисуется? Не к добру это, надо по

смотреть, а то, может, этот хакасёнок Харзыгак вперёд залезет...»

Он встал, подошёл к стене, где за потайной доской лежала

заветная шкатулка. Открыл ларчик, достал тяжёлую жестяную

коробку, хлопнул крышкой. Какое-то время жадно смотрел на

украшения, гладил ладонью кольца, серёжки, подвески, цепочки.

Выбрал небольшие серьги с рубиновым камушком посередине.

Хороши! Не много ли будет? Да нет, в самый раз, клюнет, да

и девственность того стоит...

Спрятал серьги в карман, остальные драгоценности убрал на

место. Спустился вниз по ступеням. Навстречу в двери вошла

Пелагия с ведром, полным молока. Агафон ухмыльнулся: знать,

к удаче...

– Что так долго? – косо бросил женщине.

– Так пока управишься, всех накормить надо. Иван-то – вдрызг, —

подавленно ответила Пелагия, проскальзывая мимо него.

– Ну, ты тут это, того, печь топи да на стол накрывай. А я пойду,

посмотрю, что они там... – выдавил он и, не договорив, хлопнул

дверью.

Торопливо зашагал к гостевой – подмораживает. Не доходя

до избы, услышал брань, какие-то разговоры да непонятный шум.

Открыл дверь – заулыбался. Ульянка здесь, тормошит пьяную

Ченку, хочет увести её домой. Та весело хохочет, заваливаясь из

стороны в сторону, пытается обнять и расцеловать дочь. Посреди

комнаты дерут друг друга за волосы Калтан и Харзыгак. В углу

за печкой в новом, уже до неузнаваемости грязном платье сидит

Наталья. Она плачет, под левым глазом огромный синяк. Пыта

ется подняться, но не может, до такой степени пьяная. За столом

спит Иван. «Вот и ладно, хорошо, – с удовольствием подумал

Агафон. – Как всё и надо...» И уже Уле ласково:

– Домой поведёшь? Подожди, я тебе помогу.

Сам к столу, собрал все ножи, ружьё, открыл двери, выбросил

в снег: не убили бы друг друга по пьянке. Взял початую бутыль

с водкой, сунул в карман тулупа. Подхватил Ченку на руки,

скомандовал Уте:

– Открывай двери!

108

ТАЙНА 0 3 6 Р Л к у ч у м

Девушка, как подмороженная осина, удивлённо приподняла

руки, широко открыла глаза. Шутка ли, Агафон впервые в своей

ясизни взял мать на руки, хочет нести домой. С чего бы это? Од

нако собралась сознанием, торопливо бросилась вперёд, широко

открыла дверь, пропустила его на улицу, проворно засуетилась:

– Вот, тятя Агафон. Кладите её на нарты, здесь я сама

увезу.

– Да будя, – туманно ответил тот. – Что, я и сам донесу,

лёгкая...

Уверенно, твёрдо направился с Ченкой на руках к дому. Пья

ная женщина хохочет, брыкается, машет руками, как ветками

на ветру, хочет идти сама. Уля быстро идёт сбоку, уговаривает

мать, чтобы та успокоилась. Перед избой специально, громко

заговорила:

– Пасипо, тятя Агафон! А то я бы с ней мучалась. А так вот,

пыстро... Отпускайте её на землю, тут я сама...

! – Да что там, – глухо бухнул тот в ответ. – До места доставлю.

Отворяй творило!

Уля нервно затопала ногами, какое-то время перебирала ру

ками по двери, изображая, что не может открыть избу. Наконец-то

распахнула скрипучую дверь. Агафон медведем ввалился в по

мещение, бросил Ченку на шкуры, шумно выдохнул:

| – Ну вот, однакось, пришли!

Уля бросилась укладывать мать спать, а сама косо смотрит,

когда хозяин заимки уйдёт прочь. Но Агафон и не думает. Бухнул

на стол четверть с водкой, вальяжно снял с себя собачью шубу,

повесил её на стену, а сам важно сел на чурку около стола:

– Давай, Ульянка, кружки. Пить будем!

Подобные слова – что приказ. Проворная Ченка вмиг отрез

вела, оттолкнулась от дочери, вскочила на пьяных ногах, едва

не падая, подскочила к столу:

– Ай, Гафонка! Молотес, отнако! Карашо говорил, Ченка

тоже вотка хочет.

| – Ну, раз хочешь, значит, нальём, – Агафон забулькал по берес

тяной посуде прозрачной жидкостью. Себе налил половину, Уле

так же, а третью, Ченке, до краев. Девушка замотала головой:

– Нет, я не буду...

109

ВЛАДИМИР ТОПИЛИН

– Пей, пока я прошу, – тепло, наигранно ласково протя

нул Агафон. – Что, ты не хочешь со мной выпить? Немного

можно...

– Пей, доська. Гафонка кавари – пить нато, a-то опижайся

путет, – едва ворочая языком, подначила мать и сама схватила

свою кружку.

Уля нерешительно подошла к столу, протянула руку к водке,

поднесла посуду ко рту, слегка примочила губы. Агафон оби

женно закачал головой:

– Э-э-э нет, мы так не договаривались. Надо до дна, а то удачи

не будет!

– Так-то так, – залопотала Ченка. – Нато пить всё, a-то плохо

путет, – и потащила кружку к губам. – Мотри, как нато...

Подражая русским, запрокидывая голову, женщина стала мед

ленно пить, однако до конца не осилила, поставила кружку на стол,

с шумом задышала, потянулась рукой за солёным хариусом:

– Эко! Крепко, отнако, как смола...

Уля долго отнекивалась, отставляла посуду, но под натиском

Агафона и Ченки сдалась, сделала несколько быстрых глотков,

едва не захлебнувшись, замахала руками, запила водой. До

вольный хозяин заимки тоже пригубил несколько глотков, стал

расспрашивать девушку об охоте. Ченка какое-то время поддер

живала разговор, даже пыталась вставить несколько слов. Но

потом как-то вдруг разом замолчала, осоловело закрыла глаза

и повалилась на пол. Уля едва успела подхватить её на руки и с

помощью Агафона перенести на лежанку в углу избы.

Когда остались вдвоём, Агафон настоял выпить ещё. Девушка

долго упрямилась, но тот, прищурив свои проницательные глаза,

заставил ее повторить «угощение». Уля заметно захмелела,

раскраснелась, покачиваясь из стороны в сторону, держалась

за край стола. А хозяин достал из кармана золотые серёжки,

важно обошёл стол, приложил украшения к девичьим ушам.

Уля посмотрелась в маленькое настольное зеркальце, ахнула.

А Агафон уже ласково гладил её по голове, осторожно притянул

к себе, посадил на колено.

Всё ещё не понимая происходящего, девушка радостно рас

сматривала подарок. Опьянение сильно вскружило голову,

110

ТАЙНА ОЗеРА к у ч у м

расслабило, притупило сознание. Вдруг вздрогнула, когда ощу

тила на груди цепкие мужские пальцы. Закрутилась, пытаясь

освободиться. Но Агафон вцепился, что клещ, торопливо целует

нежные, бархатные щёки. Приподнял её, резко перекинул на

шкуры и уже навалился сверху на вырывающуюся Улю.

Девушка поняла, что с ней делает. Закричала пойманным

зайцем. Да где там! Никто не слышит, Ченка спит пьяная. А Ага

фон, предчувствуя наслаждение, трясущимися руками срывает

одежды... Заплакала Уля:

– Помоги!..

– Что ты, хорошая моя, ну будет, всё хорошо, всё нормально...

Это совсем не больно... Потерпи чуток...

Вдруг сзади разлетелись шкуры. Резкий мужской голос при

водит Агафона в шок. Повернув голову, он видит наполовину об

нажённого мужчину. Быстро отстранившись, едва успел встать на

колени, как тут же получил сильный удар кулаком в лицо. В голове

поплыли метельки, только и понял, что опрокинулся на спину.

Когда пришёл в себя, увидел, как Уля торопливо запахивает на де

вичьей груди рубашку, а рядом с ней, сжав кулаки, стоит детина.

– Эт-то ещё кто? – заревел медведем. – Ты кто таков бу

дешь?

Парень зло посмотрел в его сторону, ещё крепче сжал кулаки

и сквозь зубы проговорил:

– Я – картограф изыскательной экспедиции, горный инже

нер Боголюбов Сергей Иванович.

О ЧЕМ НАПИСАЛ

ГОРНЫЙ ИНЖЕНЕР БОГОЛЮБОВ

– Эко, бое! Пашто такой клупый? – сердится Загбой. – Ту-

гутка и то по следу матери бежит. Гте глаза? Сопсем не витит,

куда хоти. Говорил, с нами хоти...

Охотник торопится по следу русского. За ним бежит Асылзак.

На хмурые гольцы опускается зимний вечер. По небу с запада

тянется свинцовая рябь снеговых облаков. Закатное солнце по-

111

ВЛАДИМИР ТОПИЛИН

краснело. Напряжённо зашумел хвойный лес. Погода ломается,

ночью будет метель.

Быстро скользят по подмёрзшей лыжне камусные лыжи.

Ласкающим ухо скрипом поют кожаные юксы. Мягко шуршат

в сгибах длинные арамусы (меховая, во всю ногу обувь). По

темневшие лица охотников покрыла тревога переживания за

человека. Загбой то и дело останавливается, трогает руками

след, разочарованно качает головой:

– Кута хоти? Как росомаха, пежит тута, откута несёт за

пах...

Асылзак согласно кивает головой, полностью соглашается

с учителем. Среди бела дня небо чистое, в пространствах между

колками хорошо видно Кучум и Часки. Гольцы остались слева.

Так зачем русский уходит вправо? Непонятно...

Прошло несколько часов, как они ушли с плато, нашли оле

ней, согнали их вниз, к стойбищу, и снова вернулись до того

места, где утром расстались с Залихватовым. Не мешкая, пошли

по лыжне и очень скоро поняли, почему не встретились с ним

наверху, в долине между двух гольцов.

Сначала русский шёл так, как надо, параллельно ручью.

Следуя такому маршруту, он мог оказаться у озера быстрее

охотников. Однако через некоторое расстояние капризный, голь

цовый ручей разрезал небольшие, скалистые щёки, что в значи

тельной степени затрудняло передвижение. Зажатый камнями,

вскрывшийся от большого перепада высоты гольцовый ключ

лишил Залихватова возможности пройти рядом с говорливым

потоком. Надо было обходить щёки тайгой, за скалами, справа

или слева. Можно было применить третий вариант, вернуться

и пойти лыжнёй Загбоя. Но начальник оказался самонадеянным,

всегда и везде рассчитывавшим на свои силы. Он свернул вправо,

пересёк ручей и полез вертепом, в обход скалистого прижима.

Охотникам ничего не оставалось, как идти по его следу.

Чем дальше проходили Загбой и Асылзак по замёрзшей

лыжне, тем неприступнее становились скалы. Каждый из них

походил на кабарожий отстой и неизменно ограничивался

вертикальным отвесом, падение с которого обещало для чело

века плачевный исход. Залихватов всё-таки находил какие-то

112

ТАЙНА 0 3 6 Р А К у ч у м

лазейки, продвигался на лыжах с уступа на уступ, покорял при

лавки «лесенкой», где-то даже снимал лыжи, но тем не менее

упрямо лез вверх. Может быть, он уже и жалел о том, что выбрал

именно этот путь, но, скорее всего, самолюбие гнало его вверх. По

следам начальника экспедиции Загбой видел, что он запутался

и идёт назад, в противоположную сторону от Кучума, на один из

его отрогов. Это было видно даже отсюда: глубокий ключ давно

отклонился влево, а скалистые вершины гольца возвышались за

спиной. Впрочем, так бывает почти всегда, когда человек теряет

ориентир, он отклоняется вправо. Но здесь, в ясный погожий

день, когда видимость составляет сто процентов, действия За

лихватова было не понять. Как будто какой-то невидимый по

водырь вёл его за собой. А может быть, он просто хотел вылезти

на отрог, чтобы потом по его вершине легко и быстро пройти

под голец? Что же, это решение верное. Загбой и сам пользуется

такими хитрыми уловками. Ведь идти хребтом всегда гораздо

легче и быстрее, чем ломать тайгу в завальных логах. Но тогда

он бы уже давно присоединился к ним. Так не случилось ли чего

с ним? Может, сломал лыжу или упал с карниза? Или, что хуже

всего, сломал себе ногу? «Эко! Надо торопиться, а то замёрзнет

человек... Скоро будет совсем темно», – думает Загбой и, не

останавливаясь на передых, шагает и шагает вперёд.

Вот наконец-то вершина отрога. Она обозначилась как-то сразу,

острым гребнем, обросшая невысоким, ветростойким пихтачом.

Здесь Залихватов долго стоял. Может, просто осматривался на

местности или, развернувшись на лыжах лицом к Кучуму, любо

вался грациозностью, красотой и величием поднявшегося гольца.

Здесь он выкурил самокрутку, пошёл вверх по гребню, который,

без всякого сомнения, должен его привести на плато. Только вот

своё начало отрог брал не из-под белка, а опять же сворачивал

в сторону, направо. А этот отворот мог грозить несколькими

часами впустую потраченного времени. Вполне возможно, так

бы это и оказалось, если бы не ещё одно обстоятельство, которое

сбило с толку охотников окончательно и надолго.

Преодолев по гребню несколько сот метров, начальник вышел

на небольшую, открытую, освобождённую от деревьев полянку.

Здесь тоже долго топтался на месте, крутился, осматривая кра

113

ВЛАДИМИР ТОПИЛИН

соты сибирской тайги с высоты птичьего полёта. А потом вдруг

направил лыжи направо, вниз с отрога, в глубокий, изрезанный

водой лог. Это совершенно противоречило логике передвиже

ния: Залихватов уходил от Кучума в другую сторону. Загбой

возмутился, заругался, как русский:

– Сапсем, отнако, турак человек! Или глаза сучком выткнул, или

ветер мозги вытул! Куда ходи? Сокжой-лупень и то так не хоти!

Но!.. Тут же осёкся. На соседней гриве увидел огонь, костёр,

разведённый человеком. На фоне затухающего дня, почерневших

гор он выглядел особенно ярко, необычно, как мерцающая звезда.

До него было около километра или чуть более. Но даже с такого

расстояния можно было различить языки жаркого пламени, ма

товые блики пляшущих теней, освещённые деревья вокруг него

и ссутулившуюся фигуру человека, сидящего напротив. Загбой

сразу же узнал Залихватова. Жив! Спасибо, Амака!

Но почему он там? Зачем начальник сидит, когда его ищут?

Для чего он выбрал этот одинокий, продуваемый ветрами и сту

жей пик, когда можно спуститься ниже и развести костёр в более

укромном месте? Присмотрелся более внимательно и понял

причину. Рядом с огнём, на независимом скалистом бугорке

увидел крест – высокий пень с перекладиной посередине. Такой

знак Загбой видел много раз у русских. Либо это был небольшой

нательный крестик на льняной тесёмочке на груди верующего

человека. Либо такой же крест ставился на могильном холмике

усопшего. Так или иначе, это было святое место, которое пройти

мимо без внимания считалось грехом.

Он понял причину нелогичных действий Залихватова. Увидев

знак, он просто не мог пройти мимо. Тем более, что крест был новым,

недавно сооружённым и воздвигнутым на заметном месте. И если

начальник сидел рядом с ним, значит, на то были веские причины.

Загбой снял со спины карабин, выстрелил в воздух. Залихватов

вскочил на ноги, увидел охотников, вышел на чистое место, замахал

руками: идите сюда. Следопыт недовольно зацокал языком:

– Ночь итёт, нато торопиться на стойпище. А русский хочет

ночевать у гилиуна...

Но не стал противиться, повернул лыжи к костру. Но только

не следом начальника, а вдоль по хребту, в обход глубокого лога.

114

л

Т А Й Н А 0 3 6 Р А к у ч у м

Знал, что там, где прошёл русский напрямую, очень плохой

ход: крутой спуск, скалистые прижимы, а потом вертикальный

подъём на гриву. При сгущающихся сумерках немудрено сломать

лыжи или даже свернуть шею. Лучше потратить лишнее время,

пройти хорошей дорогой, чем потом расплачиваться за глупость

Залихватова. Он пересёк лог днём, когда было светло. Но это не

оправдывает. «А что говорить? Русские, они все такие, сначала

сделают, а потом думают...» – заключил Загбой, ходко выбивая

широкими лыжами свою лыжню.

Залихватов сидел в той же позе, каким его видели охотники

с параллельного хребта. Положив под себя на перевернутые

лыжи пустую котомку, склонив набок голову, при свете костра

он читал какую-то большую бумагу. На появление Загбоя

и Асылзака прореагировал довольно равнодушно, как будто те

пришли не с гольца, а отлучались на пять минут за дровами. На

несколько секунд оторвав свой взгляд от документа, он недолго

посмотрел на друзей и вновь углубился в чтение.

Охотники сняли лыжи, подсели к костру. Асылзак потянулся

к чайнику, Загбой стал набивать трубку. Наконец-то после недолгою

молчания Залихватов поднял скорбные глаза и сухо спросил:

– Как сходили, что видели?

Следопыт пыхнул дымом и стал неторопливо излагать все

дневные приключения, что произошли сегодня с ними под Ку-

чумом. Он не выпустил из внимания то, как встретил их голец,

как они добыли двух соболей и росомаху, как после выстрела

с вершины сошла лавина и, наконец-то, о том, что у озера видели

погибших людей.

– Тумаю так. Это, отнако, ваша экспетисия хоти. Люди все про

падай, – наконец-то скорбно заключил охотник и потупил глаза.

– Я знаю, – в тон ему тихо ответил Залихватов.

, – Эко! Как-то? На голец не хоти, а всё смотри! – удивился

следопыт, отставив кружку с чаем.

– А вот, – русский легонько встряхнул бумагой, – здесь всё

написано.

– Кто писал, отнако?

– Один из пропавших. Тот, кого, уже, возможно, нет в жи

вых...

115

ВЛАДИМИР ТОПИЛИН

– Читай, слушай бутем, – с интересом выдохнул Загбой

и напряжённо подался вперёд, к костру, как будто живые языки

пламени хранили тайну о пропавшей экспедиции.

Залихватов выдержал паузу, ещё раз, как бы измеряя объём

человеческой трагедии, пробежался глазами по всему листу, по

сле чего негромко, каким-то не своим голосом стал читать:

– «Докладная записка. В уездное отделение Государственного

Департамента изыскательских работ города Н-ска. Нижеследую

щим объясняю сложившуюся ситуацию. В ночь с 22 на 23 сентября

сего года 1903, на перевале под гольцом Кучум, при неизвестных

мне обстоятельствах погибла поисковая экспедиция под руко

водством Русакова Николая Михайловича, в составе 23 человек.

Преступление произошло при неизвестных мне причинах. В случае

нахождения этой записки прошу оного лица передать её в руки

властей, с целью захоронения погибших товарищей, дальнейшего

обследования места трагедии и выявления причины преступления.

Участник изыскательной экспедиции, горный инженер Боголюбов

Сергей Иванович. Октября месяца года 1903-го».

Залихватов прервался, откладывая первый листок. Загбой

нетерпеливо заёрзал на месте:

– Всё, отнако? А как смерть хоти, писано?

– Да, вот... – Залихватов взял в руки второй лист. – Теперь

дальше. «Краткое описание произошедших событий. К Кучуму

пришли с западной стороны, в августе месяце, дня 26. Останови

лись лагерем у озера, со стороны гольца Часки. Целый месяц вели

разведывательные работы: брали пробы грунта по примыкающим

ручьям, били шурфы, копали дренажные канавы. Торопились

закончить с профилями как можно скорее, потому что уже в на

чале сентября выпал первый снег. Выход из тайги был назначен

на 28 сентября. Кончались продукты, да и рабочие роптали, всем

хотелось домой. В ту роковую ночь всё было как обычно, спали

в палатках. Дежурные жгли костры, следили за лошадями. В три

часа по полуночи вдруг мелко задрожала земля, как будто на лагерь

приближался многотысячный табун лошадей. Все проснулись,

в неведении стали метаться по лагерю, выискивая источник опас

ности. Однако чёрная, непроглядная ночь не дала определить хоть

что-то, что было причиной нашего беспокойства. Затем в темноте

116

ТАЙНА О ЗеРА кучум

на озере произошёл оглушительной силы взрыв, как будто какое-то

огромное, непонятное существо вынырнуло из воды. В то мгнове

ние трудно было не поверить в легенду кыргызов о существовании

звероподобного существа. В лагере начался переполох. Люди

метались по сторонам, стараясь спрятаться. А между тем земля

продолжала вздрагивать под ногами, создавалось впечатление,

что к лагерю из воды выходит и приближается то, чего мы боялись

больше всего. Весь этот хаос сопровождался глубоким, глухим,

булькающим звуком, что очень походило на то, что в озере действи

тельно движется какой-то немыслимый зверь. И от этого станови

лось ещё страшнее и ужаснее. Вскоре, к нашему облегчению, вдруг

всё стихло. Земля перестала подрагивать, озеро успокоилось, эхо

ослабило голос. Один из наших проводников, кыргыз Чигирька,

едва не сошёл с ума, всё кричал: “Дракон! Дракон вышел из своего

логова! Теперь нам всем смерть!” В этой панике было не понять,

кто где. Кто-то спешно собирал свои вещи, кто-то ловил взбунто

вавшихся лошадей. Лишь только несколько человек – начальник

экспедиции Русаков, горнорабочий Нахопетов и я, пытались на

вести порядок, как могли, успокаивали рабочих, ловили коней.

А между тем лошади носились между костров, сбивая с ног людей

с диким ржанием. Бедные животные от страха совсем обезумели,

взмылились, метались, выделяя испражнения в таком количестве,

что все наши вещи, сбитые палатки были перемешаны. Никогда ещё

в своей жизни я не видел, чтобы лошади так гадили. Запах! О, это

было ужасно! Я никогда не чувствовал такого отвратительного за

паха. А потом случилось самое невероятное, что может произойти

с человеком. Я не понял, как и что сталось. Вначале я почувствовал

лёгкое головокружение, быстро перерастающее в боль и судороги

во всём теле. Отвратительная тошнота скрутила живот, слабость

и нервные колики захватили всё моё существо. Память начала

покидать меня. В какой-то момент, превозмогая себя, я понял, что

надо бежать – бежать как можно дальше от этого места. В редких

просветлениях вспоминаю, что я полз неизвестно куда. Ночь, тем

нота, кусты, деревья, переплетения рододендронов, камни – всё

это оставило кровавые следы и царапины на моём теле, так как

в порыве безумия я натыкался на препятствия, получая при этом

ранения. Сколько времени прошло после этого, я не знаю. Помню,

117

ВЛАДИМИР ТОПИЛИН

что шёл, падал, лежал. День, ночь, всё смешалось в едином ритме.

Наконец-то стал понимать, кто я и что со мной произошло. Страшно

болела голова, слабость и колики продолжались весь следующий

день. Я стал воспринимать холод, голод. Вдруг ощутил, что хожу по

огромному полю по колено в снегу по своим собственным следам,

по кругу. Пытался понять, где нахожусь. Увидел знакомые очер

тания гольцов. Оказалось, что всё это время находился на плато,

недалеко от озера. Вернулся в лагерь и увидел страшную картину.

Все были мёртвы. Люди, лошади, собаки... Невероятно, как увидел

след человека, пошёл по нему и наконец-то догнал Нахопетова Ми

хаила Константиновича. Он, так же как и я, находился в небытие

и ничего не помнил о прошлом. Вернувшись в лагерь, мы наскоро

собрали немного продуктов, взяли наши ружья, топор, пилу и тут

же покинули страшное место. Решили выбираться вдвоём, как

можно скорее добраться до людей. Идём на север, где, по нашим

предположениям, должны находиться хоть какие-то поселения.

Хорошо, что я нашёл под своей палаткой свою полевую сумку с до

кументами, карандашами и данными взятых проб по прилегающей

к гольцу местностью. Решение поставить крест и описать события

возникло у нас вчера. С этой возвышенности знак будет виден да

леко. Надеемся, что люди увидят его, обратят внимание и доставят

бутылку с нашими записями властям. Завтра утром выходим на

север. Продуктов у нас на десять дней. На два ружья имеем один

надцать патронов, может быть, добудем в дороге зверя. Надеюсь,

что за этим письмом я вернусь сам. А нет, так выпейте сто граммов,

вспоминая нас... Боголюбов Сергей Иванович. Нахопетов Михаил

Константинович. Сентябрь—октябрь месяц, года 1903-го».

ПЕЛАГИЯ

Она живо замесила опару, раскатала тесто, выложила на

железном листе сдобные булочки, сунула их в русскую печь.

Налила в подойник тёплой воды, полотенце на плечо, побежала

доить корову. Через пятнадцать минут уже процеживала молоко,

мыла посуду, подметала пол и украдкой смотрела в окно.

118

ТАЙНА 036РЛ к у ч у м

Иван подшивает валенок. Насурочил нитку, смазал её смолой,

стал крючком прокалывать двойную подошву. Косо посмотрел

на Пелагию:

– Ты сегодня какая-то заполошная. Бегаешь как угорелая.

Дли в настроении?

I' – А чего же ему не быть, настроению-то? – улыбнулась

женщина и недвусмысленно намекнула: – Хорошо дереву, когда

в нём короеда нет.

Г – Эт-то так... – шумно вздохнул муж. – Последний месяц

живём – как заново родились. Никто не орёт, не гоняет, и на

душе спокойнее. Век бы так коротать!..

Г – А тебе кто не велит? Присох к этому прииску, как медведь

к берлоге. И меня держишь, – угрюмо проговорила Пелагия, тут

же вдруг подскочила к Ивану, присела подле него на корточки

и, глядя прямо в глаза, взмолилась:

к — Ваня! Давай уйдём в город. Будем жить, как все люди, дом

купим, огород садить буду. Ты работать пойдёшь. Вечерами в го

сти ходить к знакомым надумаем или к себе кого позовём. А тут

что? Пропадём в этой тайге, и молодость пройдёт, и жизнь...

– Погодь маленько, – Иван понизил голос до полушёпота. —

Надоть ещё немного деньжат подкопить... Али золотишка. Потом

можно и дело своё небольшое открыть, – задумчиво посмотрел

в окно. – Хочу ямской двор открыть. Чтобы кони были да ям

щики на меня работали.

; – Так сколько ждать-то?

I – Не знаю. Потерпи ещё, год-два. Не более. А там всё ясно бу

дет, – пообещал Иван, а сам исподлобья глянул на жену. – А ты,

пока время есть, давай дитя зачинай. Ребёнка хочу, парнишку.

Чтоб такой же лиходей, как и я, был, на коне стоя мог скакать.

Да на меня похож и лицом, и характером. Как то, получится?

– Не знаю, – неуверенно ответила Пелагия. – Всё от тебя

зависит...

– Тако же, я стараюсь! Ночами радею. Сколько можно? Люди

вон говорят, и одного раза хватает...

Слушает мужа женщина, а сама не слышит. О своём думает.

П роворны е руки вытащили из печи пышные, золотистые бу

119

ВЛАДИМИР ТОПИЛИН

лочки. Тут же смазала их сливочным маслом, переложила в ке

дровую бадейку, накрыла чистым полотенцем.

– Есть сейчас будешь или их дождёмся? – спонтанно спро

сила у Ивана.

– Дык, придут, поди уж, скоро. Вместе и сядем. Время пока

есть. Пойду коням овса задам да корове сена, – и топнул по

полу только что подшитым валенком. – Может, в тот момент

и соберёмся...

Пустил в избу морозный воздух, хлопнул дверью. Стихая, по

снегу заскрипели валенки. Пелагия ещё несколько мгновений

постояла у стола, потом вдруг побежала к себе в комнату, упала

на кровать, в подушки и, едва не захлёбываясь, горько заплакала.

Вот так уже, возможно, сотый или даже тысячный раз она пре

давала свои чувства молчаливой постели, которая никогда и ни

кому не выдаст её тайны. День за днём, после того дня, когда она

переступила порог этого дома. Шесть лет отлучения от родных

мест, заточения, холода, насилия... Она даже не могла поделиться

с кем-то своей болью, обидой, разочарованием. Уля ещё слишком

молода, не поймёт. А Ченке нельзя доверять тайн, потому что

в любом случае она будет требовать справедливости, что для

обеих может окончиться плохо. А больше и рассказывать-то не

кому. Иван в лучшем случае рассердится, а того и гляди, будет

бить. Про Агафона и говорить не стоит. Он просто сволочь. А те

женщины, что приходят на прииск на заработки на лето, так они

засмеют, как это было уже не раз.

Есть у Пелагии подруга, очень хорошая женщина. Та, которая

в отрочестве заменяла ей мать, учила её читать, считать и писать.

Научила поведению в обществе, привила любовь к книгам. Вос

питала в ней романтическую натуру, милую девушку и просто

хорошего, доброго человека. Да она и сейчас там живёт, в го

роде. Елена Николаевна Набокова. Жена Дмитрия Ивановича,

хозяина этого прииска.

Своих родителей она не помнит, отец пропал в тайге, мать

умерла рано. До пяти лет жила у бабушки, матери отца. Но затем,

кода похоронили и ту, стала мыкаться, то у одной тётки поживет,

то у другой. Никто не принимал её всерьёз, у всех своих детей

хватало, почему отдали в работницы рано. Уже в восемь лет

120

ТАЙНА 0 3 6 Р А кучум

Пелагия мыла полы в доме золотопромышленника Забродского,

а в двенадцать поварила на кухне.

С Еленой Николаевной познакомилась случайно, когда та

пришла к своей подруге – жене Забродского – в гости. Хозяйка

посетовала, что в доме слишком много прислуги и она не про

тив отдать Пелагию Набоковым. Так девочка очутилась в купе

ческом доме. В то время у Елены Николаевны уже было двое

детей, две маленькие девочки, так что молодая нянька пришлась

как никогда кстати.

Находясь на взлёте своих коммерческих дел, Дмитрий

Иванович был в постоянном отъезде: в тайге, на прииске или

губернском городе. Детьми занималась Елена Николаевна. Она

окончила женскую гимназию и старалась воспитывать дочерей,

чтобы могли жить в крупных городах.

Пелагия научилась грамоте через три года. К своим семнад

цати годам даже знала около сотни французских слов. Всегда

приветливая, добрая и отзывчивая Елена Николаевна говорила,

что её дальнейшая судьба предсказана, что очень скоро её отда

дут на учёбу, откуда она выйдет с дипломом сельского учителя.

И это было прекрасно.

Но пришли чёрные дни. Дмитрий Иванович в один из май

ских дней, когда дома никого не было – в воскресенье все ушли

в церковь, – склонил её к близости. Она сама не поняла, как

это произошло. Может, была слишком доверчива к мужу своей

подруги. Спохватилась, хотела вырваться, да где там. Плакала,

причитала, да что толку, снимать женские одежды Дмитрий

Иванович умел. А когда прижал телом, не осталось надежды на

спасение.

Так было несколько раз. Он старался остаться наедине, ло

вил её, рвал одежды, владел, терзал молодое тело, обещая при

этом, что всё будет хорошо. Не в силах противостоять, Пелагия