Текст книги "Тайна озера Кучум"

Автор книги: Владимир Топилин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

перевалы снегом не завалит или не будет грозы.

– А много перевалов?

Уля призадумалась, что-то вспоминая, потом ответила:

– Каварят, три палыпих и пять маленьких. Ходи надо туда, —

махнула рукой на восток.

– И что, больше других дорог нет?

– Как нет? Есть. Только хотить нато толго. На север ходи, там

гольцы, летники, на лошатях не пройти, только на оленях. Это

ещё три дня хоти надо. А там, – показала на запад, – каньоны,

скалы отвесные, тоже плохо хоти. Места нато знать. Тетушка

знает, он был. Но там ретко кто хоти. Зачем хоти там, когда есть

тропа? Снегопад и грозу можно и переждать...

– Да, действительно, – в раздумье покачал головой Сергей,

соображая, где, в каком месте он сейчас может находиться. Оста

валось загадкой его настоящее проживание. Ни Ченка, ни Уля не

могли объяснить, откуда он пришёл, где находится сейчас и куда

62

ТАЙНА 036РА к у ч у м

надо идти. Небольшая кожаная сумка, в которой он носил карту,

документы сохранились. Но на карте не было тех мест, где он

сейчас находился. Даже название уездного города, о котором по

стоянно упоминала его спасительница, незнакомо. Может быть,

это малоизвестный, затерявшийся далеко в глубинке посёлок

местных купчишек-золотопромышленников или столица уезда,

или даже округа. Более чем загадочно, что он остался жить, но

не знал, где находится. И тут Сергею вдруг пришла мысль —

спросить Улю не о больших населённых пунктах, о которых она

не имела представления, а об известных местах в тайге.

Не долго думая, он тут же выдохнул:

– А ты знаешь, где находится голец Кучум?

Она беззаботно подняла на него свои глаза и равнодушно,

как будто говорила о казане под воду, ответила:

– Знаю, мы с тетушкой Закбоем к нему в прошлом готу хоти.

Это там, – небрежно махнула рукой на запад. – Нато Туманиху

вершить, потом хоти направо, по Седому пелогорью. За пять

тней хоти мозно, если летом. Зимой – полыпе, потому что тень

короткий. – И уже таинственно дополнила: – Только хоти на

голец нельзя, место плохое, гиблое. Там, под перевалом, чина

стоит...

– Что за чина? – похолодел он.

– Знак такой, на сломанном кетре злой тух рублен. Хоти незя,

люти пропатай. И не только люти, там звери не хоти, тропа нет.

Птица не летай...

– Вот оно что... – протянул Сергей. – Кажется, теперь я по

немногу начинаю понимать.

А сам уже лихорадочно соображал: «Значит, Кучум на западе.

Экспедиция вышла к гольцу с западной стороны. Это получа

ется, что после “всего” мы шли на восток. Не шли, а блудили

целый месяц. И этой самой чины-знака не видели, потому что

стоит за перевалом, с западной стороны. А сейчас нахожусь я,

скорее всего... Понял где!»

Он повеселел, погружённый в свои мысли, не сразу расслы

шал вопроса. Лишь только тогда, когда Уля робко повторила

третий раз, вздрогнул:

– Что?!

ВЛАДИМИР ТОПИЛИН

– Не слышишь? – обиженно спросила она. – Третий раз

спрашиваю, а ты всё молчишь.

– Извини, задумался. О чём спрашиваешь?

– Ты был там, на Кучуме?

– Был!..

– И что там?

– Там? Да понимаешь, странно как-то все случилось, непо

нятно... Впрочем, ладно, потом как-нибудь, расскажу, – задум

чиво проговорил он и тяжело вздохнул. – Немного позже...

Уля посмотрела на него обиженно. Было видно, что заинтере

сована его появлением в тайге, однако более спрашивать ничего

не стала. Она всегда опиралась на мудрость людей тайги: «Если

человек не хочет говорить, не надо приставать с вопросами. При

дёт время, расскажет сам». Девушка склонилась над работой, но

минут через пять не вытерпела, подняла голову:

– А Петерпурк, это талеко?

Не ожидая подобного вопроса, Сергей вздрогнул, посмотрел

ей в глаза и грустно выдохнул:

– Очень далеко...

– Талеко, это как? – не унималась она. – На олене можно

тоехать за месяц?

Он засмеялся, она сконфуженно засопела носом.

– Не знаю, – наконец-то проговорил Сергей. – За месяц-то,

наверное, не доедешь. Сейчас люди ездят на поезде. Понимаешь?

Через всю тайгу провели железную дорогу, рельсы такие, сплош

ные, непрерывные, на много-много километров. А по этим рельсам

едет машина на колёсах, паровоз называется, и тянет за собой

вагоны, домики такие, тоже на колёсах. А в них люди сидят, едут,

куда им надо. Мно-о-ого людей, десятки, сотни! И груз разный.

– А сколько лошатей тянут этот паровое?

– А нисколько. Он сам едет.

– Как это сам?

– А вот так, на пару.

– Как это на пару? – недоверчиво воскликнула Уля и посмот

рела на печь, где варилось мясо. – Врёшь, отнако! Как можно на

пару ехай? Так мошно только вари. Получайся, что ты в тайга

из своего Петерпурка на пару ехай?!

64

ТАЙНА 036РА к у ч у м

– Выходит, что так...

Не дослушав его, Уля звонко рассмеялась. Сергей не удер

живал её от смеха. Он прекрасно понимал, что это милое дитя

тайги, ни разу не видевшее железных машин, не только не может

представить себе какое-то движение без живой силы, но и во

обще не верит в её существование. В настоящий момент что-то

объяснить Уле было невозможно. Ей можно только показать.

И тогда она поймёт, что в этой жизни кроме мира тайги с озёрами,

горами, болотами, наконец, этой глухой заимки – прииска есть

ещё другой, разнопёстрый мир. И пусть он пропитан порочно

стью, корыстью, алчностью, но он существует и, как бы этого ни

хотелось, постепенно протягивает свои коварные путы в такие

вот девственные уголки земли, охватывает сетями мизгиря не

порочные души людей и топит их в хмельном дурмане.

А Улю не остановить. Она хохочет, смеётся от души, возможно,

вот так впервые в своей жизни. Её детские, наивные восторги

передались Сергею. Он стал тоже смеяться вместе с ней. И не

понятно, почему возникла эта неукротимая волна расслабления.

Может, наступила минута слияния двух душ или сердца нашли

один-единственный, нужный, необходимый импульс. А может,

просто взволнованные души пробуют прочность связующей

нити на зарождающиеся чувства.

– А хочешь, мы с тобой поедем на этом самом паровозе? —

вдруг спросил он.

Она мгновенно умолкла, посмотрела испуганным взглядом.

Предложение Сергея произвело шокирующее действие. Каза

лось, что на какой-то момент девушка лишилась дара речи. Но

замешательство длилось совсем недолго. Собравшись с силами,

Уля взяла в руки шитьё, опустила голову и серьезно ответила:

– Мне незя, отец путет рукаться.

} – Ой ли, отец. Когда ты его видела в последний раз? За что

он будет ругаться?

– За то, что пез него поету корот.

– А мы вместе с тобой спросим и поедем с ним.

– Нет. Незя тебе у него проси. Потому что тебе незя на заимке

живи. Вот поправишься и поедешь... Отин.

– Почему же у вас с гостями так строго поступают?

65

ВЛАДИМИР ТОПИЛИН

– Не знаю... Так кавари отец Дмитрий. Так кавари Агафон.

– Так что же это получается, что ты должна просидеть в тайге

безвылазно всю свою жизнь? – он даже приподнялся на локтях

от возмущения.

– Почему всю? Нет, в этом году обещал, что поетем...

– Через кого обещал? Ты что, его сама видела?

– Нет. Агафон в горот ходи, он кавари...

– Говорил!.. – негодованию Сергея не было предела. – И в

прошлом году говорил, да?

– Та... – тихо подтвердила она, едва сдерживая накатившиеся

слёзы.

– Неужели ты не понимаешь, что это просто всё обман? Как

ты не видишь, что все вы здесь живёте в полной зависимости,

на положении рабов?

– Пашто так каваришь? – возмутилась Уля, вскочила с чурки,

замахала руками. – Это неправта! Отец кароший люча! Какие

могут быть рапы? Он об нас запотится, всегта помнит, таёт раз

ные потарки, протукты, отежту, ружья, капканы, ножи...

– Ну да, – перебил он девушку, – конечно! А вы ему пушнину

добываете, рыбу, мясо. Мать твоя шкуры выделывает, Загбой ма

ралов долбит, панты варит. А ты... Ты ему дочь, и даже не можешь

в городе побывать. А впрочем... – тут же смягчился Сергей. —

О чём это я говорю? Ты все равно сейчас не поймёшь...

Оба разом умолкли. Он уставился куда-то в потолок, она

обиженно надула губки и уткнулась в шкуры.

«Ну вот, три часа знакомы, и уже поссорились», – с тоской

подумал он, но решил переждать, чтобы Уля оттаяла.

Прошло немало времени, прежде чем она успокоилась, а руки

стали вышивать точный шов. Это послужило толчком для воз

вращения разговора. Глубоко вздохнув, он улыбнулся, и как

можно спокойнее заговорил:

– А ты, ты сама хочешь побывать в городе?

– Та, – выдержав паузу, тихо ответила Уля.

– Ну, тогда считай, что твое желание уже наполовину вы

полнено.

– Как? Посему? – резко повернувшись в его сторону, за

сверкала глазами девушка.

66

Т А Й Н А 0 3 6 Р А K V 4 V M

– Да потому, что это обещаю тебе я, а не твой отец, – улыб

нулся он.

Уля воодушевлённо вздохнула, ответила улыбкой. Стягивая

прочный шов, проворные руки замелькали быстрее.

СЛЕДЫ ДАВНО МИНУВШИХ ДНЕЙ

Загбой снял с тагана кипящий чайник, поставил его на дрова,

с кряхтеньем присел на меховой спальник. Недолго порывшись

в потке, вытащил осиновую кубышку с заваркой, отсыпал чёрных

гранул на ладонь, довольно хмыкнул, бросил заварку в кипяток.

Затем, сняв шапку, накрыл чайник сверху – чтобы лучше за

варился душистый чай – и, отвалившись к стволу промёрзшей

ели, стал слушать тайгу.

Всегда, когда разводил гилиун (костёр вне жилья, под откры

тым небом), то утром вставал рано, с первой палевой синевой,

когда заполошные дыргивки (дрозды) в первую очередь предве

щали утро. А сейчас на смену им уже подали голоса синички. Вон

и Чабой высунул свой нос из-под хвоста, смотрит на хозяина, ждёт,

когда тот пойдёт собирать оленей. У пихт ветки посинели, светает,

а русские всё спят и спят, как барсуки. Пригрелись в своих спаль

никах рядом с жаркой нодьей. Не пора ли будить? Зимний день

и так короток, едва успеваешь проходить по одному перевалу.

Он приподнял голову, затаил дыхание, прислушался. Мол

чат горы, ничего не говорят, значит, перемены погоды не будет.

После этого охотник посмотрел на костёр, задержал взгляд на

ровных языках пламени. Сухие кедровые дрова горят чисто,

жарко, не колеблясь. Жди мороза. Где-то в распадке, вырвав

шись из-под снега, резко порхнул, затрещал крыльями рябчик.

Хорошо слышно, воздух чуткий, морозный. Слышно, как сел на

дерево, немного осмотрелся, звонко, быстро засвистел.

«К хорошему дню, – про себя отметил охотник. – Опять ночь

ночевать под елью, крутиться пойманным волком от холода.

Может, вечером пораньше остановиться, поставить чум? Или

оставить потки здесь, а самому налегке сходить к Кучуму? Здесь

недалеко, может, днём какие-то следы попадутся...»

67

ВЛАДИМИР топилин

Потянулся к чайнику, снял шапку, вдохнул аромат напитка:

– Эко! Хорош чай Индии. Не зря лючи гостят (угощают),

душа поёт, а сердце быстро кровь по жилам гоняет.

Загбой налил в берестяную кружку кипяток, осторожно

хлебнул, с шумом зацокал языком. На его удовлетворительные

причмокивания зашевелился олений спальник, из-под мехового

куржака выглянуло заспанное лицо Залихватова. Начальник

экспедиции недолго покрутил головой по сторонам, широко

зевнул открытым ртом и посмотрел на эвенка:

– Ты что, Загбой, не спишь? Ночь на дворе, а ты звёзды ка

раулишь!

– Эко! Какой ночь? Дыргивки кричат, ряпчик свисти, звёзты

меркнут, а ты спишь, как лунь! Некарашо, отнако, так говори.

Кароший охотник толжен пыть в пути, а вы кости парите. Вста

вай нато, хоти нато, Кучум ждёт!

Николай Иванович посмотрел вокруг ещё раз, протер глаза

кулаком, наконец-то проснулся полностью. Выскочив из спаль

ника, резво заплясал около костра, хватил ладонями снег, разом

бросил его на лицо. После короткой утренней процедуры до

вольно закряхтел, протянул руки к костру. Загбой подал ему

кружку с чаем, тот, не замедлив поблагодарить, с удовольствием

отхлебнул и, довольный, гаркнул зычным голосом:

– Мужики, подъём! Солнце треплет вершины гольцов! Пора

в путь!

Вокруг разом всё зашевелилось, там и тут заволновались

заиндевевшие кочки, люди выбирались на холод, сразу же бро

сались к костру, разогреваясь, подпрыгивали на месте.

Пока Залихватов давал подчинённым короткие распоряжения,

Загбой успел докурить утреннюю трубочку, окликнул Асылзака.

Вместе они встали на лыжи, пошли ловить оленей. Когда они

скрылись между деревьев, Мухой, стараясь подчеркнуть своё

старшинство среди русских, подал голос, стал распоряжаться, кому

и что необходимо делать в настоящий момент. Николай Иванович

с усмешкой переглянулся со своими спутниками. Молодые парни,

Костя и Миша, понимая значимость момента, не замедлили под

шутить над новоявленным командиром. Тайно переглянувшись,

они сделали вполне серьёзные лица и друг за другом спросили:

68

Т А Й Н А о зе р л к у ч у м

– Мухой! Трусы одевать? – спросил Костя.

– А соль в кашу сыпать? – подтрунил Миша.

Хакас, не зная значения слова «трусы», какое-то время се

рьёзно обдумывал вопрос, но, так и не додумавшись, стараясь

не упасть лицом в грязь, пояснил, что сегодня трусы одевать не

надо, потому что погода хорошая будет. А вот солить кашу надо

обязательно. И, увидев, что его все слушаются, довольный сел

на свой спальник и стал забивать трубку табаком.

Через час небольшая поисковая экспедиция из шести чело

век уже заканчивала завтрак. Загбой начисто вылизал из своей

чашки все гречневые крупинки и, допивая вторую кружку чая,

аппетитно хрустел сладкими сухарями. Асылзак с интересом по

глядывал в общий котёл, надеясь на ещё одну порцию добавки.

Очень уж ему понравилась гречневая каша с олениной, сдобрен

ная сливочным маслом, да и проворная молодость требовала

высококалорийной пищи. Мухой важничал, стараясь казаться

проницательным, следил, чтобы каши хватило всем и поровну,

но не замечал за собой, что уже подчищает третью миску с едой.

Костя на правах дежурного по кухне зачерпнул из казана добрую

порцию каши, бухнул её в чашку Асылзаку. Мухой недовольно

посмотрел на сына, глухо буркнул себе под нос:

– Не нато сильно кормить парня, на лыжах плохо хоти путет.

Загбой защитил своего помощника:

– Пусть кусает. – И многозначительно добавил: – Зивот

знает, для чего нузны ноги. Голотного оленя ведут позади ка

равана.

Мухой потупил глаза, русские с уважением посмотрели на

эвенка. Залихватов доел свою порцию, взялся за чай и, пользуясь

минутной паузой, обратился к проводнику:

– Ну что, Загбой Иванович, сегодня как пойдём?

Охотник немного помолчал, закурил трубку, ответил:

– Отнако нато ходи на запад. Там перевал путет. Под пере

валом – чина. Там искать второй след путем.

– Какой такой второй след? – переглянулись русские. —

А что, был первый?

– Был, отнако. Утром с Асылзаком хотили оленей ловить,

У ручья вител ель потгоревшую, снизу ветки почернели, как

69

ВЛАДИМИР ТОПИЛИН

от костра. Потгоревшее дерево одно, – показал один палец. —

Значит, людей мало спи. Хотел ещё слет искать, но снега много.

Мало-мало копал, вот что нашёл.

Загбой полез в карман, вытащил небольшую, рваную тря

почку. Бережно положив на ладонь, следопыт поочерёдно поднёс

к лицам русских свою находку и значимо покачал головой:

– Тряпочка лежи у костра. Такой тряпка могла пыть только

у лючи.

– Почему? – воскликнул Залихватов.

– Смотри, витишь, на ней нарисованы цветы, ягода, трава.

– Да, может быть, это обрывок носового платочка или от ки

сета... – загадочно произнёс Костя. – Ну и что из этого? Такие

платки могут быть у кого угодно.

– Эко! Отнако не латно каваришь. Кисет мышь кушай не

будет, тапак пахнет. Тут мышка кушай, может пыть, сало пыло,

крупа.

– Мешочек под продукты? – воскликнул Миша.

Загбой согласно покачал головой:

– Карашо кавари, правильно.

– Но почему именно русские могли такой мешочек за

быть?

– Эко глупый, как тугутка, кто позовёт, туда и пежит. Где ты

видел, чтобы моя Ихтыма рисовала цветы? Хындырга рисует

лося, Уля амикана, Ченка оленя. Наша зенщина рисует и шьёт

охоту, как мы зверя тапывай. Эти цветы рисуй и шила русский

зенщина. Только русский зенщина рисуй цветы. Какой зенщина

в тайге живёт, охотой промышляет, цветы не рисуй.

Все напряженно молчали. Так просто объяснить мог бы

только наблюдательный Загбой. А тот спокойно продолжал:

– Вот еще смотри, – вытащил из другого кармана окурки. —

Витишь, люча кури.

Залихватов, уже не задавая вопросов, молча приоткрыл рот.

Костя и Миша с интересом привстали на ноги.

– Почему так? – Загбой приподнял свою трубку. – Смотри,

я курю трупка. Мухой кури трупка. Асылзак путет кури, путет

носи трупка. Пашто так? Да так, что в тайга пумага нет. Только

люча носит с сопой пумага и крутит табак. Понятно?

70

ТАЙНА о з е р а к у ч у м

Все согласно закачали головами, куда уж проще! Всё разжевал

и в рот положил! Но Загбой не останавливается. Спокойно, без

лишних эмоций, как будто жуёт черемшу, пошевелил губами

и дополнил:

– Ещё там трова были. Пилой пили.

Тут уж Залихватов догадался сам:

– Да, это точно. Хакасы, буряты и эвенки с собой пилу не

носят. С пилой могли ехать только русские.

– Ладно кавари, правильно. Вот и я кавари, что там, у ручья,

ночуй люча. А ваши или нет – не знай.

– А как узнать? И наша ли экспедиция, костёр-то всего один.

У одного костра могут переночевать два, три, четыре человека.

Но не двадцать пять... Допустим, если это наши, всего несколько

человек, то где остальные? И почему они оказались с этой, с вос

точной стороны гольца, когда партия шла с запада?

– Эко! На снегу писано, отнако, смотреть путем, куда хоти,

откута шли. Может, ещё что узнаем, – обнадёживающе сказал

Загбой.

– Но как увидеть?! Кругом снег, зима, декабрь. Раньше надо

было, хотя бы на пару месяцев назад... – с тоской покачал голо

вой Залихватов. – И куда теперь идти?

Все посмотрели на Загбоя. В этот момент он был единственной

надеждой, следопытом, кто мог хоть немного видеть под снегом

и прочитать то, что было недоступно простому глазу. Перед тем

как выдать единственно правильное решение, понимая, что вся от

ветственность за исход поисковой экспедиции легла на его плечи,

задумался. Но ненадолго, потому что мысли в его голове в этот

момент подсказывали только один вариант дальнейших поисков:

– Отнако все тароги ветут к Кучуму, – он махнул рукой в сторону

невидимого гольца. – Ходи тута нато. Если люча хоти оттута, то

хоти через перевал. А если тута, потнимайся рятом с ним. Так только

могут телай люча. Кыргызы там не хоти, моя знай. Кыргыз хоти за

Часки. Тарога отна, нато хоти на Кучум, там слеты ищи, – пояснил

Загбой и посмотрел на Залихватова. – Правильно ли я говорю?

– Что же ты меня спрашиваешь? Ты нас ведёшь, тебе и карты

в руки! Надо так идти, значит, мы пойдём за тобой, – ответил

Николай Иванович.

В Л А Д И М И Р т о п и л и н

– Тогта сити не нато, тень короткий, хоти нато, – вскочил

Загбой на ноги и пошёл увязывать на оленя вещи.

Вторую неделю по тайге идёт поисковый караван. С тех пор

как люди покинули долину Хабазлака, прошло одиннадцать

морозных, невероятно долгих ночей. К подобным переходам Заг

бой привычен, для него ночёвка под открытым небом (гилиун)

равносильна тёплой постели в русской избе. Закалённое тело

охотника не знает неудобств. В его меховом, оленьем спальнике

всегда сухо, тепло, уютно. Жаркая нодья согревает спину. Огонь

ласкает следопыту спину и ноги. А если спина и ноги тёплые, зна

чит, у человека отдыхает весь организм. Стоит Загбою укутаться

в спальник, как через минуту его сознание погружено в сон.

А утренний рассвет будит его разум бодрым и здоровым.

В подобном состоянии пребывают Мухой и Асылзак. При

вычные к трудностями и лишениям отец и сын не страдают

бессонницей, чувствуют себя превосходно, так, как будто ночь,

проведённая в меховых спальниках, прошла в тёплой юрте.

А вот русские – начальник экспедиции Залихватов Николай

Иванович и его помощники Костя и Миша – выглядят неважно.

Для них переход оказался тяжёлым, лица почернели, обветри

лись, глаза потускнели, впали, носы и скулы заострились. Если

первые дни аргиша давались легко, с настроением, то последую

щие выходы давались всё труднее. Не каждый может выдержать

бесконечную гонку с утра до вечера, с последующей морозной

ночью, когда от холода стонет душа, а мускулы тела периодиче

ски стягивает судорога. А утром снова в дорогу...

Когда выходили из долины Хабазлака, шли наравне: Николай

Иванович, Костя и Миша с Асылзаком и Загбоем поочерёдно

топтали лыжню. В последние дни впереди шли только Загбой

и Асылзак, русские медленно брели по натоптанной дороге сзади,

на некотором отдалении. Эвенк понимал, что в этой безудерж

ной гонке за неизвестностью нужен продолжительный отдых,

в тепле, с хорошей едой, под сводами чума. И что стоит только

сказать слово, и в тот же вечер раскинется конусообразный шатёр

из шкур. Сложенный чум едет на спине Чигирбека, а мороженое

мясо и печень добытого позавчера сохатого забиты в потках

Уйкана. Но время и возможная перемена погоды, метель гонят

72

Т А Й Н А 036Р А к у ч у м

эвенка вперёд, отчего страдают не только люди, но и измученные

вьючные животные.

А Кучум всё ближе и ближе. Угрюмый, холодный, величавый

и могучий. Такой же, как и одноимённый хан, в честь которого

был назван этот огромный, остропикий, трёхглавый голец. Ка

жется, что своими размерами он занимает половину Восточно-

Саянской тайги, с востока на запад протянулся на десятки

километров, а высотой превосходит все близстоящие белки

практически в два раза. С севера к нему подходит Коштымское

белогорье. С юга из-за острых, гребнистых отрогов виднеется бо

лее низкий, туполобый Часки. По сравнению с господствующим

гольцом он более низок, приземист, сбит. Если приглядеться со

стороны, издали, с расстояния нескольких десятков километров

долго, внимательно, действительно можно представить, что на

приземистом троне восседает всемогущий господин, а рядом

в низком поклоне согнулась девушка.

Кучум показался во всей своей красе, как только экспедиция

вылезла на Кунгурский перевал. И сразу же голец потянул к себе.

Пошли, погнали оленей люди, стараясь достичь и покорить гра

циозную вершину как можно скорее. Всех шестерых охватило

влекущее чувство высоты, которое зовёт к себе тех, кто хоть

единожды, своими ногами покорил пусть даже небольшую вер

шину. Все шестеро болели горной болезнью, все были заражены

вирусом покорения высоты, каждый из них знал чувство по

лёта, охватывающее душу при восхождении. При приближении

к гольцу это чувство становилось сильнее.

Шух-шух – шуршат лыжи. Это Загбой идёт вслед за Асылза-

ком. Топ-топ – топотят ноги по лыжне. Это уставшие олени не

сут на себе тяжёлый груз. Хух-хух – слышится тяжёлое дыхание.

Это русские, подгоняя друг друга, спешат за караваном.

Впереди идёт Асылзак. Выносливый, крепкий юноша вот уже

несколько часов подряд широкими камусными лыжами топчет

дорогу. В свои восемнадцать лет он исходил немало тайги, боль

шую часть вместе с Загбоем, может идти без остановок с утра до

вечера, не считаясь с усталостью. Как и все кыргызы, Асылзак

невысок ростом, но всё равно на несколько сантиметров выше

своего учителя и наставника, кряжист, ловок и резок в действиях.

73

ВЛАДИМИР т о п и л и н

Может быть, единственный недостаток – ему не хватает терпе

ния, что необходимо хорошему охотнику в тайге.

Так думает Загбой, потому что в его жилах бежит горячая

кровь вольного охотника сибирской тайги. «Однако всё со време

нем проходит, и количество убежавшей и улетевшей из-под носа

добычи охладит пыл нетерпеливого юноши. И тогда всё встанет

на свои места», – с усмешкой поглядывая на Асылзака, думает

Загбой, вспоминая себя в этом возрасте. Главное, что сознание

парня заполонено уважением, сердце шагает в ногу с честью, а в

душе горит огонь справедливости.

Загбой знает, что Асылзак неравнодушен к его внучке, Уле.

Может быть, поэтому, желая встречи с девушкой, юноша охотно

выполняет все просьбы эвенка, слушается во всём и, уважая

его возраст, с самого утра топчет снег впереди маленького ка

равана.

Загбой идёт вторым по проторенной лыжне. В его обязанности

входит контроль за передвижением. Он показывает Асылзаку

направление, следит за оленями, грузом и общим настроением

в аргише. Увидев, что идущие позади люди отстают на приличное

расстояние, даёт команду на короткий привал, а почувствовав

восстановление сил, поднимает идущих в дорогу

За Загбоем в поводу идут семь завьюченных грузом оленей.

В передовиках, как всегда, Чигирбек, за ним Уйкан, ещё два быка-

орона из небольшого стада Мухоя, а за ними три проворные,

молодые, трёхгодовалые оленухи. На их спинах всё, начиная

от сложенного чума до иголки, так что люди идут налегке, без

котомок. Это значительно облегчает передвижение путников.

За оленями семенит Мухой. Внимательный кыргыз сам вы

звался смотреть за притороченной к спинам оленей поклажей.

Это даёт ему полное право идти сзади, по хорошо набитой лы

жами и оленьими ногами дороге. Как кажется самому Мухою, он

делает большое дело, внимательно следит за грузом, поторапли

вает русских и даже показывает дорогу. Однако Загбой видит,

что его друг просто старается избежать идти передом, топтать

лыжню. И на это у него всегда есть причины: то он вдруг не ко

времени подвернул ногу, то у его лыжи порвалась юкса или забо

лела спина. Охотник понимает, что старый друг просто ленится,

74

ТАЙНА о з е р д к у ч у м

но сказать слово в упрек не может, потому что Мухой старше

Загбоя на десять лет, ему шестьдесят. А годы надо уважать. Так

говорит закон тайги. Да и зачем Загбою что-то говорить, когда

у Мухоя есть отличная замена, сын Асылзак, который безро

потно выполняет любое слово отца и заменяет его, когда этого

требуют обстоятельства?

Русские идут позади всех, налегке, по пробитой лыжне.

Только у Николая Ивановича за спиной переброшен штуцер.

Но дорогое ружьё давит на плечи начальника экспедиции двумя

пудами усталости. А приторочить его к спине оленя у Залих

ватова не хватает совести – настоящий мужчина должен быть

всегда при оружии. Может быть, поэтому с каждым часом его

шаги становятся всё короче.

В этот день аргиш двигается ещё тише. Асылзак останав

ливается через каждые двести метров. При кратковременной

остановке олени ложатся и не хотят идти дальше. Русские во

обще идут где-то далеко позади. Мухой тяжело стонет: не пора

ли ставить чум? Но Загбой непреклонен. Охотник настойчиво

идёт вперёд, надо обязательно добраться под перевал, где стоит

хорошо знакомая чина, и только там зажигать костёр. А зачем так

надо? У следопыта на это две причины. Первая: эвенку хочется

дойти до основного стана, где на ночлег останавливаются все

охотники этого района. Вторая – более весомая, там он надеется

найти следы пропавших людей.

До остановки остаётся немного, вон там, за невысокой грив

кой начинается широкий распадок. По нему бежит говорливый,

незамерзающий ручей, который берёт своё начало вверху, под

Кучумом. Там Загбой ещё не был никогда. Застывший облик

грозного Эскери предупреждает: ходить под голец нельзя, там

смертельная опасность. И Загбой не ходит, понимает, что зря

рубить кедровую чину люди не будут. Он знал, что где-то там

погибло много охотников, может быть, в их числе и первый муж

Ихтымы, Батыр. Однако любопытный характер не дает покоя.

Четыре года назад Загбой поднимался на невысокий голец,

что стоял чуть севернее Часки. Он видел Кучум со стороны,

но рассмотреть, что там, так и не смог. Перевал, разделяющий

Кучум и Часки, был ещё выше и не давал каких-то объяснений.

75

ВЛАДИМИР ТОПИЛИН

Единственное, в чем убедился: два гольца разделяет широкое,

глубокое плато, на котором, возможно, находится большое

озеро. Так бывает почти всюду, потому что древние горы Вос

точного Саяна поднялись в результате вулканического действия,

и многочисленные кратеры заполнены водой.

С самого утра от последней стоянки Загбой более внима

тельно осматривает местность, стараясь увидеть хоть что-то,

что бы могло заинтересовать его опытный глаз. Специально

направляет Асылзака по удобным прилавкам, по извилистой

долинке замёрзшей реки, вдоль круто спускающегося отрога.

Объяснение такому передвижению простое: охотник ищет следы

людей, кто когда-то провёл ночь у ручья. А «режущее» движение

выбрано потому, что Загбой надеется пересечь ход русских, если

они шли в направлении чины или обратно. Он тщательно осмат

ривает подозрительные места, подходит к деревьям, у которых

недавно сорвана кора, внимательно анализирует направление

сломанных веток. Но всё напрасно: сухие деревья повалены

ветром и временем, кора содрана когтями медведя и рогами

марала, а заломленные ветки оборвала кухта. Слишком много

дней прошло с тех пор, когда в этих краях ходили люди. Снеж

ный, двухметровый покров скрыл все следы. Загбою остаётся

только лишь одна надежда: может быть, что-то прояснится на

стоянке у чины.

К знаменитому кедру вышли неожиданно. За гривкой кара

ван спустился в распадок, по снежным надувам люди и олени

перешли через открытый ключ и за вековым кедрачом оказались

на просторной поляне, на краю которой запорошилась зимним

покрывалом небольшая охотничья изба. Вокруг зимовья – чи

стая перенова, следы мелких пушных зверей, да чуть в стороне,

у кромки пихтача, прокопытил бродяга сокжой.

Не доходя до жилища, Загбой приостановил караван и, пре

жде всего, прочитал зимнюю книгу. Под разлапистый кедр на

топтана тропа: любопытный аскыр каждый день приходит на

помойку. Может быть, интересуется старыми костями зверей

или ловит на потаржнине мышей. Туда же тянется одиночный

след горностая. Вон там, на перемежье, до последнего снегопада

в зимовье была росомаха, зашла в открытые двери, перевернула

76

ТАЙНА 0 3 6 Р А к у ч у м

пустую посуду, побывала на помойке и, не найдя там чего-то

существенного, опять ушла в гору, на Кучум.

Никаких следов присутствия человека. Загбой осмотрел всё

внимательно, со свойственной ему дотошностью, но, к большому

сожалению, признал, что тех людей, кто оставил следы у ручья,

здесь не было. Можно только предполагать, что русские спусти

лись с гольца или, наоборот, поднялись на него после ночлега,

прошли это место стороной. Но в то же время, к своей радости,

он обнаружил метки своего друга Калтана, который заходил

сюда, в эту избу во время позднего листопада. Именной знак

охотника – стрела, пробившая небольшой треугольник, вер

тикальный ромб с двумя отростками в верхнем углу, и жёлтый

лист берёзы, приколотый острым сучком над входом в избу,

рассказали Загбою о том, что золотой осенью, где-то неподалёку,

Калтан добыл сохатого, но здесь стоял недолго, проходил мимо,

к месту промысла, ночевал только один лишь раз.

Новость была кстати. Проходя в этих местах, кыргыз мог

что-то знать или даже встречаться с пропавшей экспедицией.

Но где сейчас, в это время, искать Калтана с семьёй? Тропа

охотника – что переменчивый ветер: сегодня дует в одну сто

рону, а завтра в противоположную. Остаётся только надеяться

на то, что кыргыз придёт на покруту к Агафону, но только когда,