Текст книги "Тайна озера Кучум"

Автор книги: Владимир Топилин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

аромат в мире, – подержал один из русских, сидевший рядом

с Загбоем по правую руку.

– Индии? – удивился охотник. – Хто такой Индии?

Русские переглянулись, заулыбались. Но не подняли следо

пыта на смех, а тактично объяснили.

– Не кто такой, а – такая. Страна есть такая, там всегда тепло.

Круглый год лето. Снег никогда не падает. Диковинные плоды

растут, сладкие, вкусные. Большие звери ходят, – русский по

казал рукой под свод юрты, – вот такой высоты. Слоны называ

ются. У них пять ног, на четырёх ходят, а пятая вместо руки...

Смотрит Загбой, затаил дыхание. Вот ведь как хорошо врёт

и не краснеет. Пожалуй, стоит обидеться. Посмотрел на Мухоя,

тот тоже рот открыл, слушает, но не может разобрать, где правда,

а где ложь. Рядом Асылзак притих, глаза выпучил, каждое слово

русского ловит, интересно. Не выдержал охотник, закачал голо

вой, перебил говорившего:

– Эко! Как склатно сказал, отнако. Но не пывает так. Как так,

снег не итёт? Весь год лето не мошет пыть! Да и звери, у которых

пять рук, не могут жить. Обманываешь, отнако. Как-то жизнь

бутет ходи? Не может так пыть. Зачем тогда амикану зимой

спать? А сополю шкуру менять? Нет, так не бывай.

Качает головой эвенк, думает, что дурит его русский. А тот

не спорит, знает, что всё равно сейчас ему правды не доказать.

Добавил только к слову:

– А знаешь, кто соболя таким именем назвал?

31

ВЛАДИМИР ТОПИЛИН

– Русские, отнако. Моя знай аскыр слово. Ещё тунгусы гавари

дынка. А сополь русский человек говори.

– Нет, не правду говоришь. Слово «соболь» пришло к нам из

той же Индии. Соболь – полосатый. Это у них, значит, так пере

водится. Когда-то очень давно купцы через Азию на верблюдах

возили товар в Иран. Ну а уж оттуда до Индии рукой подать...

Слушает Загбой, а глаза смеются. Вся его жизнь замкнута

только в том пространстве, где он ходит и живёт – сибирская

тайга. Он просто не может представить, осмыслить в более объ

ёмном и широком масштабе, земной шар или даже континент.

Как тот библейский Фома, пока не увидит, не поверит.

Видит русский, что что-то объяснять бесполезно. Лучше за

вязать разговор на нужную ему тему. Замолчал, думая, с чего

начать, и тут же вспомнил, что за разговором даже не познакоми

лись. Как будто спохватившись, дружелюбно протянул руку:

– Меня зовут Николай Иванович. Фамилия – Залихватов.

Я начальник геологоразведочной экспедиции.

Загбой протянул руку, хотел назвать себя, но Мухой, как

пырей, опередил его, прилип к русскому и выдал столько инфор

мации, что эвенк невольно поморщился, как будто проглотил

горчицу.

– Это мая зять, что я каварил. Там, – продолжал расторопный

кыргыз, – его шена Ихтыма. Загбой – самый лучий охотник, ко

торого я когда-то знал и вител. Всю тайгу обошёл, везде пыл...

– Подожди, – перебил его Залихватов. – Пусть он сам за себя

скажет, что его перебивать? Это что, правда, что ты тунгус?

– Правда, отнако. Венка мой. – И уже гордо: – Загбой

Иванович мой! Как ты. Крёсный Игорка и Филька-чёрт так

каварят – Загбой Ивановича.

– А как ты к нам, сюда попал? – удивлённо вскинул брови

собеседник.

– Эко! Тавно так пыло. Купец просил пуснина везти, Тима зо

вут. Ну, я и ходи. Потом, отнако, Тима мой доська спал, женился.

А доська назат не хочет хоти. Тут вот сам женился. Ихтыма жену

звать. Сын родился. Куда хоти на север? Там нихто не ждёт, весь

род чума кушай. Так вот и живу. Мухой – труг. Игорка – крёсный

внуська. Ченка, точка, там живи, – махнул рукой на восток. —

32

Т А Й Н А 0 3 6 Р А K V 4 Y M

А Тима... мой не знай, талеко, отнако. Горот, палыдой! Тавно не

смотрел его. Отнако много зим прошло. – И с горечью добавил: —

Ченка штёт, тоскует. Внуська, Уля, плачет. А Тима всё не хоти.

Случилось что? – обратился к русским. – Вы его не знай?

Залихватов переглянулся со своими спутниками, с интересом

прищурил глаза:

– А как фамилия-то у твоего Тимы?

– Фамилия? – не понимая, переспросил Загбой. – Зовут

как?

Здесь в разговор вступил Мухой. Увидев замешательство

охотника, как всегда, с живостью доложил:

– Фамилия его Набоков.

– Набоков?! – удивленно воскликнул Николай Иванович. —

Тот самый Набоков? Купец? Так его не Тима зовут, а Дмитрий.

Дмитрий Иванович Набоков, золотопромышленник. Так?

– Так, отнако, – покачал головой Загбой.

– Да, есть такой. В городе живёт, по Ямской улице. Дом

у него большой, особняк двухэтажный. Широко развернулся: два

магазина, один пушной, шубы-шапки продаёт. Второй – с про

дуктами, мясо-рыба. Да еще несколько лавочек мелких. У самого

губернатора Нефёдова в почёте. Знаем мы такого. Семья у него,

две дочери. Не последний человек среди известных людей, на

благотворительные цели тысячи откидывает...

Потемнело лицо Загбоя:

– Эко! Как доськи? Как семья? Уля ему доська, отнако!

Ченка – жена... Каварил, что никого нет польсе... Корот хоти,

тела телай. Назат – нет. Тумал, что случилось... Как так?

Смотрит охотник на русских, глаза блестят, губы трясутся,

пальцы дрожат. Видно, что новость для него – как ливень

в засушливое лето. Переосмысливает сказанное и не верит, не

понимает, как так можно врать? А может, всё неправда, шутит

Николай Иванович? Да нет, лицо серьёзное. Да и товарищи его

окаменели, понимают, что в неловкое положение попали. Так

что же получается, тогда врал Дмитрий?..

Потянулся Загбой за кисетом, стал набивать трубку. В юрте

зависла неопределённая тишина, только дрова в костре потре

скивают, да Хындырга, жена Мухоя негромко посудой гремит.

33

ВЛАДИМИР ТОПИЛИН

Из-под полога заклубился морозный туман, вошла Ихтыма.

Посмотрела на Загбоя, счастливая улыбка сменилась тревогой,

не может понять, что произошло с мужем. Немного постояла

в стороне, тенью проскользнула к хозяйке юрты, о чём-то тихо

зашептала ей на ухо. Хындырга зашипела в ответ: молчи, когда

разговаривают мужчины, потом сама все поймёшь.

– Где этот... корот? – наконец-то нарушил молчание Загбой.

– Зачем тебе? – удивленно приподнял брови Залихватов.

– Хоти путу, отнако, к Тиме. Путу смотреть глаза. Зачем

обманывай?

– Ну-у-у... – неопределённо протянул Николай Иванович. —

Зачем тебе это? Он, Тима твой, сам приедет.

– Не приетет. Много лет пыло, не етет. Хочу сам знать, пашто

обманывай меня, Ченку, Улю? Нелься так телай. Загбой не врал,

он телай Тиме тобро. Почему люча делает плохо?.. Знать бы, как

в горот хоти...

Залихватов быстро посмотрел на своих друзей, с живостью

заговорил:

– В город, Загбой Иванович, я тебя могу проводить. Это не

проблема. Вот только... Поговорить с тобой хочу.

Эвенк заинтересованно посмотрел на собеседника, выдохнул

дым табака и в ожидании предстоящего разговора отложил

в сторону трубку. Залихватов покачал головой, подбирая слова,

выдержал паузу и начал издалека.

– Вопрос вот в чем. Ты, Загбой Иванович, всю жизнь в тайге.

Об этом все знают. Вот и Мухой об этом говорит, да и все

в округе. Не встречал ли ты нынче в тайге людей? Экспедиция,

понимаешь ли, у нас пропала, двадцать пять человек. Ушли ещё

в конце мая, обещались быть к сентябрю, но до сих пор не вер

нулись. Сейчас, как видишь сам, на дворе декабрь...

Загбой в волнении приоткрыл рот, что-то вспоминая, при

щурил глаза и с живостью спросил:

– Как нет? Сопсем нет? Может, плути, или Кингит шутил?

Никак пета случилась?

– Приходил один раз вестовой. Ещё в июне. Говорил, что всё

хорошо. А потом как ветром унесло. Ни слуху ни духу. Хватились

мы в конце августа, ещё летом. Отправляли на поиски несколько

34

ТАЙНА 0 3 6 Р А к у ч у м

мужиков, охотников. Но те вернулись ни с чем. В горах снег рано

выпал. Перевалы завалило. А теперь вот, видишь сам... – За

лихватов угрюмо кивнул на стену юрты, объясняя, что говорит

об окружающем мире. – Где сейчас искать? – И настороженно,

с искрой надежды посмотрел на следопыта: – Может, ты что-то

знаешь, видел след или что-то от кого-то слышал?

Эвенк внимательно посмотрел на Николая Ивановича, много

значительно покачал головой и тут же поинтересовался:

– Куда слет тянули?

Залихватов не понял вопроса, посмотрел на Мухоя. Тот с жи

востью пояснил:

– Куда пошла экспедиция?

– А-а-а! – заторопился начальник партии. – На восток. На

восток пошли! Через Чайджур, на Коштыму, а потом – к Ку-

чуму.

– Эко как! Талеко, отнако. Голец Кучум – место худой. Там,

тумаю, сам Харги живи. А рядом – голец Часки. Кароший погота

нет. Всегда тождь или снег. Там хозяин Мусонин.

Русские разочарованно переглянулись между собой: «Ну вот,

опять таёжные байки пошли. Ох уж эти охотники, забитые люди,

во всякой колодине зверя видят и боятся. Сейчас опять скажет,

туда-сюда нельзя ходить. Везде свои предрассудки...»

Но Загбой не может читать мысли людей и спокойно про

должает свою речь:

– Там, на перевале, стоит чина: кедр сломанный, а на нём

вырублен Эскери, злой тух, повелитель смерти. Загбой тута не

хоти, знает, что там мёртвая земля. Про это все говорят. Лючи

туда хоти, назад нет. Зверь хоти мимо. Птица лети стороной.

Четыре зимы назад, – охотник махнул головой в сторону Му

хоя, – туда хоти.

Зять пропал, Батыр. Мухой просил искать, я пошёл. Толго,

отнако, ходил. Чум нашли, Батыра с тругом нет. Пропал соп-

сем, слета нет. Я ходи на перевал, видел чину. Талыпе не хотил.

Боялся. Там троп нет. На перевале пусто. И всё, отнако. Мухой

говори, там тракон живи.

– Какой дракон? – перебил Залихватов и уже к хозяину

юрты: – Откуда ты это взял?

35

ВЛАДИМИР ТОПИЛИН

– Так гавари легенда, – побледнел лицом Мухой. – Мне отец

рассказывал. Отцу – тет. Кыргызы тута никогта не хоти. Там

пальшой озеро. В нём живёт зверь невитанный. Кто прихотит,

всех упивает.

– Во как! – одновременно воскликнули русские. – Этого

ещё не хватало. Что это за байка такая?

– Не пайка то, – лопочет Мухой. – Это правда. Мой род там

никогта не пыл. Там турной место. Мошет, и ваши люди... туда

ходи – назад нет.

– Если не байка, то откуда слух идёт?

– Старый лючи гаварят. Легента так гаварит.

– Легенда? Про что?

– Как хан Кучум за солотом хоти.

– Расскажи! – заволновались русские.

– Как то? Хочешь слушай? – оживился Мухой, радуясь

моменту, что ему уделили внимание.

– Да, очень. Как там случилось?

– Карашо! – расцвёл Мухой и, выдерживая многозначитель

ную паузу перед разговором, долго смотрел на костёр, как будто

что-то вспоминая, стараясь не забыть детали, потом наконец-то

начал рассказ.

– Тавно пыло. Осень тавно. Никто не помнит, сколько воты

утекай, как много деревьев выросло и умерло. Плоха тагта кыр

гызы жили. Осень плоха. Злой хан Кучум опложил наши племена

непосильным ясаком, всё запирай: скот, лошатей, красивых

шенщин, пуснину, золото. Непокорных мужей, воинов угонял

в рапство. Приходил хан Кучум из талёких монгольских степей,

через высокие горы отин раз в тва года. И всегта, когта он шёл

через гольцы, под ногами его коня земля гари, тайга патай, а на

месте слетов ничего не расти. До наших дней там, где ступай

Кучум, мёртвые места: в слеты вота набегай, озёра стали. Но нет

в тех озёрах рыпа. Зверь гиплые места стороной опхотит. Птица

за горами летает. В ту пору в отной бетной семье, у простого

кочевника Худырбея ротилась доська Часкильдяна, выросла

красависа, что и сказать незя. Пришёл Кучум за ясак, увител

молотую тевушку, хотел взять в налошницы, увести с сопой. Да

только не хотела этого Часкильдяна, пыл у неё жених, молотой

36

Т А Й Н А 036РЛ К у ч у /U

юноша Хатовей, люпила она его. Но хан Кучум и слышать не

хотел, взял тевушку, посадил её на коня, повёз в степи через горы.

А Хатовея в рапы взял. Всю торогу, пока Кучум вёз Часкильдяну,

укаваривал её выйти за него замуш: сополей под ноги просал,

золото сыпал. Да только тевушка пыла непреклонна. Вот отна-

жды на привале сопсем разтобрел Кучум, решил во что бы то ни

стало допиться сердца девушки. Дарит ей самых черных сополей,

просает солото горстями под ноги. Да только Часкильдяна на

своём стоит, опустила голову, каварит, что люпит только Хатовея.

Разозлился Кучум, приказал слугам привести Хатовея. Сказал

тевуске: «Если ты не тостанешься мне, то путешь ничья. А лю-

пимого твоего превращу в тракона, пусть он моё золото охраняй.

А я путу смотреть, как ты путешь плакать». С тех времен в горах

появилось тва новых гольца. Отин из них – трехглавый Кучум.

Второй, палогий, как сгорбившаяся тевушка, Часки лючи завут.

Из-под гольца два ручья в озеро текут. Лючи говорят, Часки

плачет. Стоят гольцы трук перет труком. А между ними озеро.

А в том озере, говорят, дракон Хатовей живёт, охраняй сакро-

вища хана Кучума. Раз лючи старые молвят, значит, так и пыло.

Потому что там, где Кучум когда-то хоти, лючи солото нахотят.

И сополя чёрные пегают. Так вот.

Замолчали все. Каждый думает о своём. Женщины стоят за

спинами, ждут, когда мужчины наговорятся и дадут знать, когда

подавать еду. Только в костре потрескивают дрова, да в казане

бурлит вода.

Загбой набил трубку, потянулся за огоньком, подкурил. Му

хой шумно хлебнул из кружки. Залихватов что-то прошептал

рыжебородому, тот передал на ухо соседу, черноволосому парню

Михаилу. Асылзак, нервно переживая неопределённость, заёрзал

на месте.

– А что, Загбой Иванович, нельзя ли нам сходить на Кучум?

Поискать след наших товарищей, посмотреть на те места, где

стоит чина? А я потом, когда выйдем из тайги, провожу тебя

в город. – И уже с мольбой в голосе, понизив голос, попросил: —

Пожалуйста! Там наши товарищи! Помоги, Загбой Иванович!

Мы в долгу не останемся.

Эвенк внимательно посмотрел на русских:

37

ВЛАДИМИР ТОПИЛИН

– Это так. Отнако хоти нато. Лючи смотри. Так говорит закон

тайги. Я хоти. Отнако ты, – он протянул руку Залихватову, —

покашешь, где горот?

– Даю слово! – в тон ему ответил Николай Иванович. – Как

только придём с Кучума – сразу в дорогу.

– Эко тело! Завтра путем тумай. Вечер не скажет, что знай

утро. Пустое прюхо не имеет мысли. Эй, там, Ихтыма! Где у нас

мясо?

Женщины засуетились, подавая еду на стол. Залихватов

потянулся к своему вещевому мешку, достал ёмкую фляжку

спирта. Загбой довольно щёлкнул языком. Асылзак восторженно

округлил глаза. Мухой нервно потянулся за кружками.

ТАЙНЫЙ ГОСТЬ НОВОТРОИЦКОГО ПРИИСКА

Мрак наступающей ночи. Парализующий душу и сознание

холод. Тишина скованной морозом тайги. Лёд светящихся звезд.

И кажется, что всем существующим миром завладела неминуе

мая смерть.

Забились по расщелинам и дуплам мелкие пичуги. Заткнув

скатанной шерстью лаз, свернулись в гайнах седым мехом пыш

нохвостые белки. Краснобровые глухари, рябчики, куропатки

в предчувствии стужи ещё засветло пробили грудью рыхлый

снег, окопались в плотной неге и, втянув в себя крестовидные

лапы, нежатся в тепле и уюте спасительного покрывала. Глубоко

под снегом, в дуплистых деревьях забились ласки, горностаи,

колонки. Даже ловкий аскыр, пережидая стынь, свернулся шо

коладным клубком в трухе кедра.

В чистом, бесконечно прозрачном сиреневом небе горят

первые звёзды. Прямо над головой ледяным холодом мерцает

Хоглен. Чуть правее, на восток, замерла Чолдон’. А слева верным

компасом заплутавшего путника сияет разноцветием Полярная

звезда.

1 Хоглен – созвездие Большая Медведица; Чолдон – Венера

(эвенк.).

38

ТАЙНА 0 3 6 Р Л К у ч у м

Скованный жестоким морозом, притих, сжался лес. Лишь

иногда, нарушая покой, пугающе резко выстрелит промёрзшим

стволом дерево или где-то там, в глубоком логу, глухо ухнет

лопнувший лёд.

Могильная тишина. Горбатые спины высоких гор. Чёрные

свечи деревьев. Серый снег. Едва чувствительное течение холод

ного воздуха. Остановись человек ненадолго – и вечный покой

невидимой рукой обнимет твоё тело.

Но чу!.. Вот где-то далеко, в глубине тайги, послышались

неясные звуки. Весь мир тайги, не желая покидать насиженные

места, насторожился, замер. Всё ближе и ближе равномерное

шуршание. Всё громче отзвуки лёгкого эха. Всё настойчивее

резкие, порывистые вздохи. Вот на ближайшей полянке едва

различимо замаячили тени.

Шух-шух – равномерно поют лыжи. Скрип-скрип, легко

переступают ноги. Фух-фух – спокойно тянется уравнове

шенное дыхание. Впереди – вертикальный силуэт идущего

лыжника. За ним – олень, на спине которого находится что-то

неопределённое, поникшее. На некотором расстоянии, сзади,

понуро бредёт уставшая собака.

Уля не спешит. Она специально тянет время, стараясь прийти на

прииск как можно позднее, затемно. Причина тому: непредвиден

ные обстоятельства. На своей спине Хорма везёт обессилевшего,

обмороженного, невероятно исхудевшего человека. Ему требуется

помощь, а совсем недавно грозила неминуемая смерть.

Уля боится, чтобы её никто не увидел, не узнал, что она везёт

чужака. Приказ хозяина – «Не пускать чужих людей на при

иск, пусть это будет даже сам царь или Бог» – грозит суровым

наказанием. Приказчик Агафон строго следит за этим, сурово

наказывает провинившихся и не пускает в свою вотчину никого,

кто хоть тенью намёка может позариться на собственность золо

топромышленника Набокова. Всё, что связано с золотом, должно

храниться в тайне. И поэтому Агафон непреклонен.

Но как Уле бросить в тайге обречённого, попавшего в беду

человека? Как оставить умирающего в холодных снегах на про

извол судьбы? Как пройти мимо, не протянув страждущему

руку помощи?

39

ВЛАДИМИР ТОПИЛИН

Вот леденящий тянигус принёс с собой первые запахи дыма

и скотного двора. К ним добавился легкий запах свежеиспечён

ного хлеба, жареного мяса, рыбы и парного коровьего молока.

Почуяв жильё, Хорма возбуждённо рюхнула, пошла быстрее.

За важенкой, несмотря на усталость, засеменила Кухта. Недолго

покрутившись у оленьих копыт, собака прыгнула в сторону,

в снег, в несколько прыжков обогнала идущих, выскочила впе

рёд, на подмёрзшую лыжню и растаяла в темноте. Несмотря на

оживление своих четвероногих друзей, Уля, наоборот, замедлила

шаг, пошла неторопливо, осторожно, внимательно вслушиваясь

в звуки, что приносил с прииска встречный ветерок.

Вскоре в посёлке, услышав идущих, залаяли собаки. Но

тревожные голоса вскоре сменились на вежливые приветствия:

надёжные сторожа узнали Кухту. Навстречу девушке из тем

ноты выскочил рослый Аян, радостно закрутился под ногами,

восторженно взвизгнул. Получив в свой адрес несколько ласко

вых слов, не замедлил проверить, кто идёт вслед за хозяйкой.

Знакомая важенка не вызвала у него негативной реакции. Аян

знал Хорму со дня своего рождения. Но вот запах незнакомого

человека на спине оленухи вызвал у кобеля раздражение. Он

вздыбил загривок, ощерился, хотел уже схватить чужака за ногу,

но строгий запрет хозяйки быстро укротил его желания. Аян

нехотя ретировался, послушно отошёл в сторону, но, всё же не

довольно втягивая в себя новые запахи, побежал сзади Хормы.

Ещё более осторожно, чем при подходе к поселению, Уля вы

шла на обширное подворье. С опаской поглядывая на двухэтаж

ный особняк, девушка свернула к крайней, приземистой избе.

Её появление не осталось незамеченным. В окнах первого этажа

плавно поплыл жёлтый свет от керосиновой лампы. Хлопнула

входная дверь, из избы на крыльцо кто-то вышел. Ещё через

какое-то время, переждав встревоженную возню собак, раздался

грубый мужской голос:

– Ульянка, ты?

– Я, дядя Агафон, – приостановив движение, напряжённо

ответила Уля.

– Что так поздно? Случилось что? – более спокойно по

вторил он.

40

ТАЙНА 0 3 6 Р А к у ч у м

– Да нет, всё карашо. Юкса в дороге рвалась, пришлось

шить, почему и пришла потемну, – холодея сердцем, нашлась

девушка.

По всей вероятности, ответ вполне удовлетворил приказ

чика. Свет керосиновой лампы не пробил темноту и расстояние.

Агафон не увидел на спине Хормы человека. Ничего не говоря,

отвернулся. Плывущую лампу заслонила широкая спина. Резко

хлопнула входная дверь. Приказчик вошёл в дом.

Уля облегчённо вздохнула, потянула важенку за повод, торо

пливо пошла к жёлтому окну. Поравнявшись с покосившейся

дверью, девушка ловко вывернула ноги из юкс, откинула ногами

лыжи, тенью росомахи скользнула к невидимой на фоне общего

строения двери. Негромко скрипнула узкая дверь. Уля вошла

в убогое помещение.

– Драствуй, они!1 – поприветствовала она Ченку слегка

взволнованно.

Та подняла голову, тут же уловила необычное поведение до

чери. Недолго задержав взгляд своих чёрных, пронзительных

глаз на лице девушки, отложила в сторону челнок и планку для

вязания сетей, вытащила изо рта дымящуюся трубку, заулыба

лась, заговорила на своём родном языке:

– Драствуй, доська! Почему так толго ноки таскаешь?

Уля ответила сразу, без утайки, как будто ножом срубила

молодой росток талины:

– Они, я нашла в тайге лючи!

– Лючи? – удивлённо вскинула брови Ченка и проворно

вскочила на ноги с медвежьей шкуры. – Де он?

Призывая за собой мать, дочь коротко взмахнула рукой,

выскочила на улицу. Увидев на важенке сгорбившегося муж

чину, Ченка с опаской остановилась рядом. Но Уля призвала

к действиям. Мать подскочила и помогла снять со спины оле

нухи незнакомца. Человек попытался удержаться на ногах, но

зашатался, колени подогнулись. Ченке и Уле стоило огромных

усилий, чтобы удержать его.

1 Они – мать (эвенк.).

41

ВЛАДИМИР ТОПИЛИН

– Пашто такой слапый? Отнако помирать сопрался? – за

лопотала Ченка.

В ответ мужчина что-то замычал, закрутил головой. Уля не

громко проговорила:

– Тихо, они. Агафон услышит...

Ченка понимающе встрепенулась, бросила острый взгляд

на жёлтые окна хозяйского дома, поднырнула под грудь не

знакомца, потащила его на себе в избу. Стараясь помочь, Уля

поддерживала сзади. Когда им наконец-то удалось втиснуть

через узкий, низкий проход почти неподжвижное тело, хо

зяйка дома осмотрела бородатое, осунувшееся лицо при свете

лампады.

– У'У'У» люча, отнако! Пашто такой хутой, как амикан зи

мой? – воскликнула она, сдернула с головы шапку, потянула

за рукав куртки. – А руки-то! Красные, как прусника. Морозил

сапсем. Ты што, руками в снегу мышей ловил? – И уже к до

чери: – Где пыл? Как вытра, в реке плавал?

– Нет, они. Я его на Ахтыне нашла. Стрелял, на помощь звал.

Я шла на выстрел, нашла след, стала тогонять. А он, – кротко

показала глазами, – в Харчика стрелял. Упил... – объясняла со

слезами девушка, стягивая с русского куртку.

– Зачем в тугутку стрелял? – нахмурив брови, грозно спро

сила Ченка.

– Есть... – наконец-то вымолвил первое слово русский и че

рез некоторое время добавил. – Хотел...

– Они, он руку кушай, – тихо проговорила Уля.

– Как то, руку? – испуганно шарахнулась Ченка. – Ты што,

труга стреляй, а потом кушай?!

– Нет... Он сам умер. Вчера утром. Я его тащил, а потом... Уже

вечером... – едва слышно, с трудом переводя дыхание ответил

незнакомец и повалился на земляной пол.

Мать и дочь подхватили, перенесли в дальний угол на шкуры.

Раздевая, Ченка потянула за рукав холщовой, наполовину ист

левшей рубахи. Уля стала снимать изодранные долгими пере

ходами и временем ичиги. Когда в свете керосиновой лампы

открылась голая, с выпирающими ребрами грудь, Ченка сочув

ствующе закачала головой:

42

ТАЙНА о з е р л к уч ул л

– Эко, хутой какой! Как марал весной. А волосатый, – за

хихикала, толкая дочку в бок, – как росомаха. Пашто волосы на

грути? Или зимой на лыжах без дошки пегаешь? Репра торчат,

как у Ивашки палалайка. Тавно мясо кушай?

– Не помню... – тяжело ответил тот и, стыдясь, слабо потянул

на себя маралью шкуру. – Последние две недели на рябине да

на кедровом орехе... Поесть бы чего...

– Кушай закател? – Ченка растянула рот в довольной

улыбке. – Это карашо. Отнако жить путешь! Ульянка! Бульон

маненько в миску налей, мясо не тавай, помрёт. Пусть окрепнет.

Муки маненька прось, жиру ложку, соли. А я пока руки-ноги

жиром мазать путу. Амикана жир – это карашо, тёплый, как мех

аскыра. Ласковый, как малатой девка. Боль отпустит, согреет,

приласкает, новую шкуру натянет. Шипко ладно, – негромко на

певая, говорила Ченка, осторожно прикасаясь к обмороженным

местам незнакомца заячьим хвостиком, пропитанным тёплым

медвежьим салом. – Кавари, как зовут?

Русский вздрогнул, приоткрыл глаза, тупо уставился на

женщину:

– Звать-то? – как будто припоминая, выдержал паузу. – Зо

вут Сергеем. Зовите просто Серёжка.

– Серешка?! – Ченка отпрянула и недоверчиво посмотрела

русскому в глаза. – Врёшь, отнако. Серешка – в лавке, у Агафона.

Она плестит, её на ухо вешают. А тебя как в ухо затолкашь?

Наверное, впервые за все время он улыбнулся уголками губ.

Улыбка получилась грустная, но добрая. Ченка сразу же отме

тила: человек хороший, не злой.

– Нет, Серёжка – это не украшение. Это меня матушка так

назвала. В честь моего деда, Сергея Ивановича.

– У-у-у, ты, имя какой новый, кароший! Первый раз, отнако,

слышу.

– Ну а вас-то как зовут? – собравшись с силами, проговорил

Сергей.

– Ченка зовут. Моя – тунгуска, отнако.

– Тунгуска?! – в радугу изогнул брови русский. – Эвенкийка,

что ли? Но ведь ваш народ... Это что, получается, что я на север

попал?

ВЛАДИМИР ТОПИЛИН

– Нет. Ты не попал. Это я сама ходи. На олене, – не переставая

смазывать ему руки, неторопливо говорила Ченка. – У оленя

тарог много! Вся тайга тарога. Кута надо – тута етет. А это

Улька, – махнула головой в сторону девушки. – Доська мой.

– Дочь?! – он даже попробовал приподняться на локтях.

– А что? Непохоша? – хитро заулыбалась хозяйка избы.

– Нет... – в смятении выдавил Сергей. – Кабы не сказала,

так и думал бы, что русская... – И добавил: – Красивая...

– У ней отец люча. Тима зовут, – гордо сказала женщина

и многозначительно приподняла вверх палец. – Хозяин солота!

– Солота... – спонтанно повторил русский, немного о чём-то

подумал и вдруг округлил глаза. – Золота? Ты говоришь о золоте,

так? Это что, выходит, меня привезла на золотой прииск?

– Так-то, так, – согласно закачала головой Ченка.

– Но куда? На какой? Как называется?

Ченка подняла вверх три пальца, дала понять, что показывает

цифру три.

– Третий? Тройственный? Троицкий? – угадывал он, а она

наконец-то утвердительно закачала головой.

– Новотроицкий, – вдруг поправила Уля и дополнила: —

А рядом – Никольский, Фёдоровский, Егорьевский.

– А река... Река есть?

– Туманиха, – утвердительно кивнула головой Уля.

Сергей притих, призадумался:

– Нет, не знаю таких мест... И на карте не было. Видно, где-то

здорово наплутали... – И вдруг, как будто что-то вспомнив,

спросил: – А где хозяин-то сам?

– Тима? – вспыхнула Ченка и тут же потухла. – Так в горот

хоти. Отнако, – посмотрела на Улю, – тавно ходи...

– В какой город? ... – тихо поправил Сергей.

– Мой не знай, отнако. Каварят, там дела у него. Но скоро

назат хоти... – сомневаясь в собственных словах, заключила

она. – Пудем месте шить.

– Так как-то? – стараясь не обидеть хозяйку дома, поинте

ресовался Сергей.

–Ш т о ?

– Ну, это самое... Как долго вы вот так живёте?

4 4

ТАЙНА 0 3 6 Р Л к у ч у м

– Та тавно, отнако. Вон, Ульянка палыная, скоро муша

нато.

– Мужа?! Так она же маленькая совсем! – бросая благодар

ный взгляд на свою спасительницу, тихо проговорил русский. —

Какой муж, она ещё...

– Хох! Ты слепой, как крот! Твои глаза не витят талыие

носа! – взорвалась Ченка, замахала руками, как ольха на ветру. —

Моей Ульке, чишнацать лет. И я так родила её. Она сапсем

палыпая. Белку стреляет карашо, только в голову. На лыжах

бегает, как кабарга. Уже три шкуры с амикана сняла. Чум умеет

ставить, сети вяжет, рыбу ловит. Бисером шьёт, никто так не

может. Шкуры расшивает, все в город везут, Тима хвалит, тарит

назад слаткие канфеты, пряники. Осень любит доську! Винтовку

карошую прислал, так, таром. Платок прислал, платье. А ты ка-

варишь, маненькая! У нас, отнако, замуш рано ходят. Только вот

Тима не хочет, каварит, сам приедет, сам муша найдёт. Загбой

говорил за Асылзака выдать. Агафон ругается, злой сопсем стал,

как нинакин1. Сказал, приедет Асылзак, голову рубить будет...

Слушает Сергей внимательно, чем дальше, тем больше глаза

на лоб лезут. Наконец-то выждал, когда Ченка замолчала, тихо

заговорил:

– Да-а, ну и дела у вас тут происходят. Как в Древнем Риме.

Тима – хозяин прииска, Агафон всем распоряжается. Вы что

здесь на положении рабов?

Говорит, а сам смотрит на Улю внимательно, как она пере

двигается по избе. Вдруг поймал её глаза, утонул в глубине

очаровательного водопада, загорелся искрами стреляющего

костра. Почувствовав что-то новое, необычное, Уля замерла за

стигнутой врасплох белкой, испугалась пугливой кабарожкой,

которая увидела росомаху. Сердце непонятно вздрогнуло, на

мгновение остановилось, а потом забилось капелью.

Едва не выронив из своих рук кружку с отваром, Уля пере

дала бульон матери, при этом плеснув содержимое ей на руки.

Горячие капли, неловко пролитые дрожащими руками дочери,

были восприняты Ченкой упрёком.

‘Нинакин – собака (эвенк.).

45

В л а д и м и р т о п и л и н

– Эко, какая неловкая! – возмутилась женщина. – Как старая

важенка. Пашто матери на руки жар проливать?

Уля молча потупила глаза. Ченка не заметила перемену в до

чери. Сергей взял из рук Ченки кружку, тут же с жадностью

выпил бульон. Уля налила ещё. Он выпил и это. Молчаливым

взглядом Ченка разрешила дочери наполнить посуду бульоном

ещё раз, но только наполовину. Третью порцию русский пил

более спокойно. Это очень быстро насытило голодный желудок,

по телу разлилось тепло. Уставший организм требовал отдыха.

Непроизвольно отяжелевшие веки закрыли глаза. Голова зава

лилась набок. Сознание окутал глубокий, беспробудный сон.

Ченка едва успела вытащить из обмякших рук кружку, о чём-то

спросила русского, но тот уже не слышал её, спал. Тогда женщина

накрыла его мягким, лёгким одеялом из выделанной оленьей

шкуры, подкинула в печь полено и, подкуривая свою неизменную

трубку, негромко заговорила, обращаясь неизвестно к кому:

– Ишь, как устал шипко, отнако. Но ничего! Зверю тайга,

рыбе вода, кружатому сон. Молотое тело пыстро набирает силу.

Мясо и жир потнимут любого. – И, уже обращаясь к дочери: —

И где ты его нашла?

Уля не сразу услышала вопрос матери, вздрогнула. Но потом,

наконец-то поняв, что от неё хотят, стала неторопливо, под

робно рассказывать о случившемся. Блестящие глаза девушки

при этом неотрывно смотрели на осунувшееся, угловатое лицо

спасённого ею человека.

Сергей проснулся от страшного сна. Поворачивая голову из

стороны в сторону, не понимая, где он находится, какое-то время

осматривал приземистое, закопчённое помещение. Только что

ему снился сон, в котором он и его верный товарищ Иван на

ходились в тайге у костра, варили в казане аппетитный кусок

оленины. Как потом оказалось, это было совсем не мясо сокжоя,

а корявая, обуглившаяся рука друга, зажаренная на вертеле. Сам

Иван сидит напротив, за костром, и с горьким упрёком говорит

ему: «Зачем же ты, Серёга, руку-то мне отрубил? Как теперь

я буду в тайге с одной рукой?»

Наконец-то полностью очнувшись, он вспомнил всё, что

с ним произошло вчера, узнал помещение и почувствовал уже