Текст книги "Черный гусар"

Автор книги: Владимир Соболь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 21 страниц)

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

I

Артемий Прокофьевич Георгиадис приехал к Кутузову рано утром. Командующий принял его в халате, усадил рядом с собой на цветастую оттоманку.

– Его величество недоволен, – начал граф без обиняков. – Спрашивает, почему, мол, перенесли переговоры в Бухарест. Кишат здесь шпионы французские, австрийские, турецкие и прочее, прочее...

Услышав об императоре, Георгиадис почтительно наклонил голову.

– Я ответил министру, что выговор заслужил, но выбрал столицу Валахии не случайно. В лесу спрятаться проще, чем на открытой равнине. – Он придвинулся почти вплотную и резко понизил голос: – Наш человек, уверен, может уже сообщить нечто существенное. Надобно с ним повидаться не-за-мед-ли-тель-но...

Последнее слово генерал выделил, растянув его по слогам.

– В Шумле, ваше высокопревосходительство, было не в пример проще. Он должен был общаться со мной просто по долгу службы. Здесь же ему надлежит постоянно быть при посольстве Порты.

– А было бы просто, государь мой, я бы к вам и не обратился. Послал бы адъютанта, попросил приехать господина... прямо сюда.

Оба встретились глазами и улыбнулись. Сама мысль пригласить нашего человека в резиденцию главнокомандующего Дунайской армией показалась собеседникам уморительной.

– Надобно приискать место, куда бы он мог приезжать, не вызывая никаких подозрений. Дом человека знатного и богатого, где всегда можно отыскать тёмную комнатку для приватной беседы.

– Ищите. – Кутузов прижал руки к животу, показывая болезненный приступ, и поднялся.

Артемий Прокофьевич тоже вскочил, едва ли не быстрей генерала.

– Ищите, но поскорее. Обратитесь к генералу Ланжерону. Некий боярин, помнится мне, оказывал графу услуги известного рода...

Утром следующего же дня Георгиадис с Новицким бок о бок пробирались верхом по узким, кривым улочкам Бухареста.

– Нужен нам сейчас, господин ротмистр, некто Константин Самуркаш, потомок старинной валашской фамилии. Хвастает, будто среди его предков числится и знаменитый воевода Влад Цепеш. Тот, что основал сей замечательный город.

– Пыльно здесь, Артемий Прокофьевич, шумно. Холодно и грязно до омерзения, – Новицкий потянул воздух носом и сморщился.

– Каждый город по-своему привлекателен. Мне приходилось бывать во многих. И я старался в любом новом месте увидеть черты прежде всего приятные. Тогда и самому легче переносить неудобства службы, и проще заводить отношения с местными жителями. Кому же нравится, когда посторонний ругает его родное гнездо?..

– Разве что нам, русским, – усмехнувшись, заметил Новицкий.

– К сожалению, – отрезал Георгиадис. – Но сейчас, Сергей Александрович, нам некогда обсуждать тонкости характера подданных Российской империи. Нас интересуют совершенно другие люди. Самуркаш помогал графу Ланжерону, когда тот исполнял должность командующего. Собирал сведения о передвижениях австрийских войск на границе и делал это с большим искусством. Наша задача – найти повод часто бывать в его доме. Наша – это, стало быть, ваша. Наблюдатели сразу сопоставят частоту посещений этого дома моих и нашего человека. Что же касается вас, то, думаю, никому не покажется странным, что гусарский ротмистр, совсем ещё молодой человек, наведывается время от времени в дом, где имеется хорошенькая девушка, к тому же весьма состоятельная...

Но Самуркаш отказал, едва поняв, что же ему предлагают русские:

– Я уже и так повязан с вами по рукам и ногам, но дочку мою в эту историю впутывать не желаю.

Он подёргал по очереди оба уса, свисающие ниже широкого подбородка, отпил вина из бокала. Новицкий последовал примеру хозяина, Георгиадис оставил руки лежать на коленях.

– И почему, господа, вы решили, что я пущу в свой дом грека?!

Новицкий осторожно скосил глаза влево, но Артемий Прокофьевич не шевельнулся, не нахмурился, не повёл бровью.

– По мне, лучше уж турки, чем эти фанариоты!

– Ques que c'est[29]29
  Что такое? (Фр.).


[Закрыть] фа-на-ри-о-ты? – спросил Сергей.

Они вели разговор по-французски, Новицкий и Георгиадис с удовольствием, раскрасневшийся хозяин с дурным произношением, но тоже свободно:

– Язва на теле наших княжеств. Паразиты, разорившие две процветающие страны. До середины прошлого века Молдавия и Валахия снабжали хлебом всю Оттоманскую империю. Теперь – мы разорены, наши люди умирают от голода.

– Война, знаете ли... – начал было Новицкий, но Самуркаш замотал головой так, что седые длинные волосы взмыли в воздух.

– Мы всегда воевали – с турками, австрийцами, венграми. Михаил Храбрый не слезал с коня все годы, что должен был по праву сидеть на троне. Ах, как он обманул турок, как он справился с великим визирем! Не оскорблю вас, господа, если скажу, что дело совершил более славное, чем даже ваш генерал Кутузов?

– Не оскорбите, – флегматично ответил Георгиадис.

Боярин залпом опустошил бокал и хлопнул громко в ладоши. Слуга появился из-за двери, неслышно прошёл по ковру и наполнил все три сосуда. По знаку хозяина удалился таким же мягким стелющимся шагом.

– Опасно при таком разговоре держать поблизости лишнего человека, – заметил Новицкий.

– А кого, вы думаете, я посылал на север? Мы с ним всюду теперь пойдём вместе. Как, впрочем, и все в моём доме. Кроме дочери... Она ничего не знает, она – совершенно невинна. – Самуркаш хмыкнул и сразу же помрачнел. – И я уже сказал вам...

– Вы говорили о короле, – повернул с опасной темы Георгиадис.

– Нет... Да... Михай Храбрый был господарем Валахии. Князем! Его трабанты, его армаши, его моснеги наводили ужас на всех соседей. Даже на турок. Султан двинул на него всё своё войско. Михай понял, что нам не выстоять в открытом сражении. Когда визирь остановился лагерем перед Дунаем, Храбрый господарь отправил ему огромный обоз с подарками. На самом деле в повозках он спрятал под поклажей двадцать тысяч отборных воинов... Турки бежали до самой Шумлы!

Он расхохотался, закашлялся, выпил ещё вина. Сергей попытался представить себе обоз, в котором могло схорониться такое войско, но понимал, что сейчас не время уточнять детали исторической хроники.

– Стража не проверяла повозки? – спросил Георгиадис.

– Кто рискнёт рыться в имуществе великого визиря? Тем более его величества падишаха! Турки жадны! Но греки их превзошли несравненно. Последнего валашского господаря казнили почти сто лет назад. Константин Бранковяну чересчур доверился русским. Мы, валахи, вообще слишком доверчивы и благородны. Ваш государь, ваш император Пётр обещал, что Валахия станет независимым государством. Что он сумеет заставить Порту считаться с нашей границей. Несчастный Бранковяну ему поверил. А турки встретили армию Петра ещё у самого Прута. Ваш император ушёл в Россию, а нашего господаря увезли в Константинополь и казнили перед окном сераля. Обезглавили вместе с двумя его сыновьями... Что же будет с нами, если и ваше войско уйдёт на север, драться с Наполеоном?!.

– Прежде будет заключён мир.

Самуркаш колючим взором впился в Георгиадиса:

– На каких условиях, позвольте спросить?

– На выгодных и удобных для всех участников.

– Вы думаете, Валахию и Молдавию будут считать равноправными сторонами?.. Мы только поле, по которому прокатываются ваши армии. Когда сшибаются две огромные империи, кто смотрит на грязь, лежащую под ногами?

Он отёр глаза рукавом толстого вязаного одеяния, похожего на кафтан. Новицкий посетовал про себя, что не знает местных названий, но спросил о другом:

– А что же фанариоты?

– Тогда, после казни Бранковяну, к нам и приползли эти греки. Константинопольские греки из стамбульского квартала Фанар. Турки ленивы во всём, что не касается военного дела. Им некогда было учить язык покорённых народов. Да и незачем. Райя – скот, так они называют нас. Зачем же учиться языку овец и коров?! Так греки стали переводчиками при турецких властителях. Великие драгоманы Блистательной Порты. Хранители тайн империи!.. Грабители хуже кирджалиев. Одного по приказу султана повесили на двери собственного дома. Шайтан-оглы – называли его даже греки. Чёртов сын!

– Неужели греки не принесли с собой ничего примечательного? – осведомился Новицкий.

Самуркаш сморщился:

– Они приучили нас говорить по-французски. Это правда. Но чужому языку нас могли бы научить и вы – русские. Если бы захотели. Если бы смогли остаться у Дуная надолго...

– В квартале Фанар живёт патриарх Константинополя, – заметил Георгиадис; его, как показалось Новицкому, стала уже раздражать страстная тирада боярина.

– А греков так и зовут здесь – христианские турки! Всё скверное они взяли у оттоманов. И умножили многократно... Греки квартала Фанар предложили султану купить должности господарей Валахии и Молдавии. Так и началось правление фанариотов. Один в Яссах, другой в Бухаресте. Они платят за назначение, садятся на престол и тут же начинают выколачивать из нас оставленные в Константинополе деньги. С большой, замечу вам, господа, прибылью. Крестьянин наш знает, что, встретив по дороге грека, он должен снять шапку и достать кошелёк...

– Но греки сидят в столицах, – возразил с невинным видом Новицкий.

– Сейчас греки сидят везде. Они поползли вслед за господарями, этими Ипсилантисами, Мурузи... Проникли везде, в каждую часть обоих румынских княжеств.

– Неужели Бухарест приятнее для жизни, чем Константинополь?

– Их ведёт запах денег. По этому следу они будут ползти всю жизнь. Они не щадят даже своих соотечественников. Из-за чего началась нынешняя война – султан убрал прежних господарей и поставил новых. Тех же фанариотов, только других фамилий. Так он набивает свою казну. Так мы лишаемся здесь своей... А вашему императору милее те двое – Александр Ипсиланти, Константин Мурузи. Так и разгорелся очередной балканский пожар. Может быть, если бы греков не было вовсе, мы все жили бы здесь в мире, спокойствии и богатстве...

Артемий Прокофьевич нарочито замедленно обвёл взглядом залу, в которой их принимал Самуркаш. Всю устланную и обвешанную коврами, заставленную пухлой мебелью. На синих изразцах широкой печи темнели диковинные цветы. Разноцветные фаянсовые блюда закрывали пустые участки стен, обитых полосатой материей.

– Мой род живёт в Бухаресте со дня его основания! – раздул ноздри боярин. – Когда Самуркаши разорятся, значит, Валахии больше нет вовсе!..

Они выехали за ограду дома, услышали, как скрипят сзади створки тяжёлых ворот. Молча пересекли узкий высокий мост и повернули вдоль речки Дымбовицы. Слева тянулись белые стены домов, справа травянистые склоны сбегали к воде, ещё кое-где подернутой льдом.

– Там когда-то стояла Дымбовицкая крепость, – качнул головой Георгиадис. – С неё начался этот город. Поставил её воевода Влад. Предок боярина Самуркаша. Большой любитель разного рода казней. Особенно любил сажать на кол – мужчин, детей, женщин... А его вспоминают здесь не с одним только ужасом. Много есть местных сказочек с такой моралью в конце – будь бы сейчас жив воевода Влад, многое бы пошло по-другому. Народ везде одинаков – жги его, вешай, насилуй, сдирай по живому кожу, только не залезай в кошелёк!

– Вас оскорбили речи боярина Константина?

– Почему? – искренне удивился Георгиадис. – Потому что не любит греков? В сущности, все мы не любим друг друга, почему же кто-то должен задевать тебя больше... Он не любит фанариотов. Может быть, я тоже не любил бы их, но – сейчас они мне нужны. Прежде всего, один. Если бы Самуркаш устроил встречу с нужным нам человеком, я бы терпел его раздражение хоть каждый день, да ещё поддакивал мимоходом. Но он боится...

– Греков?

– Турок. Он боится оказаться замешанным в такой истории. Потому что не знает, как будет оправдываться, когда турки вернутся.

– Вы думаете...

– Султан не хочет отдавать России дунайские княжества. Потому-то нам и нужно знать, как далеко его посланники могут зайти в уступках. Пока что они держатся твёрдо. Нам нужно подыскать место...

– Есть одно соображение... – начал было Новицкий.

– Подождите. В этом городе уши есть, кажется, у каждой стены. Привяжем коней, спустимся к воде и обсудим.

У реки было ещё холодней, чем наверху. Новицкий накинул ментик, Артемий Прокофьевич запахнул пальто.

– Встречи обоих посольств происходят на постоялом дворе Манук-бея. Так?

– Это хорошо известно каждому в городе, – улыбнулся Георгиадис.

– Что он за человек?

– О! Человек он весьма и весьма примечательный. Он был приближённым, даже доверенным лицом Мустафа-паши. Тот сидел в известной всем нам крепости Рущук. Правил умно и жёстко. Навёл порядок в подвластной ему земле.

– Я не слышал о таком бее.

– История его закончилась ещё до прихода александрийцев. Он сражался с Михельсоном, с Прозоровским... Вот вам пример его действий: шайки разбойников, кирджалиев, грабили придунайские земли. Мустафа-паша взял их к себе на службу. И слепил из них вполне боеспособное войско. Тех же, кто решил своевольничать, разбил, пленил и повесил.

– Решительный мужчина.

– О, да! Когда до него дошли вести об очередном перевороте в Константинополе, он двинул туда свою армию. Предварительно заключив перемирие с Прозоровским. Даже вошёл в Стамбул. Но его друга, свергнутого султана Селима, убийцы успели задушить, пока Мустафа штурмовал стены сераля. К сожалению нашему, укрепиться у власти новый великий визирь Мустафа-паша не сумел. Янычары снова перевернули свои котлы. Многих тогда убили, но Мустафа-паша погиб с саблей в руках...

Георгиадис замолк, видимо, представляя в воображении последний бой великого визиря Мустафа-паши, прозванного Байрактаром, о котором он знал, разумеется, много больше, чем намеревался поведать Новицкому.

– Так вот, Манук Мирзоян был одним из кружка «рущукских друзей», приближённых Мустафа-паши, – повёл рассказ Артемий Прокофьевич, – финансовый гений. Он сумел подпереть власть Байрактара в Рущуке, а потом налаживал его дела в Константинополе. Манук-бей – называют его теперь сами турки.

– Как же он сумел уцелеть при новом перевороте?

– Не он один. Галиб-эфенди – министр иностранных дел, тот, что привёз сюда турецкую делегацию, тоже был когда-то советником Байрактара. Так же, как и князь Дмитрий Мурузи... Не знаю точно, Сергей Александрович. Ярость янычаров слепа, но тот, кто её направляет, целится с большим выбором. Эти трое, видимо, представлялись ему полезны.

– Вы могли бы ему довериться?

– До известной степени, да. Он оказал нам некоторые услуги, впрочем, за весьма приличную плату. Но... – Георгиадис замялся. – Если говорить честно, я его недолюбливаю.

– Как грек армянина? – неуклюже попытался пошутить Сергей.

– Нет, – ответ был холоден и остр. – Как русский агент константинопольского купца...

После паузы Новицкий продолжил:

– Итак, мы знаем, что фамилия хозяина дома, где ведутся переговоры между русской и турецкой делегациями, Мирзоян. Он армянин, добившийся положения в Блистательной Порте. И человек...

– ...скажем так, расположенный к Российской империи, – закончил его фразу Георгиадис.

– В Александрийском гусарском служит майор Мадатов – тоже армянин по рождению. Наверное, им есть о чём побеседовать, что рассказать друг другу, что посоветовать. А мы с князем приятели ещё с самого Петербурга.

Артемий Прокофьевич поднял руку и похлопал Новицкого по плечу...

II

Постоялый двор Манук-бея стоял на улице Шапошников – страде Ишликарилор. Большой улицей называли её в Бухаресте. Одним концом своим она упиралась в княжеский дворец – резиденцию валашских князей, и была достаточно широка, чтобы две кареты, запряжённые четверней, разъехались без особых усилий. Но александрийцы всё равно выстроились короткой цепочкой: впереди Мадатов, за ним Новицкий, а последним – денщик майора Онищенко.

Они не спрашивали, как проехать к Манук-бею. Им уже объяснили, что шум постоялого двора слышен не менее как за половину версты. Это оказалось совершеннейшей правдой.

Орали ослы, верблюды, ржали лошади, лаяли и подвывали собаки. А над звериными языками плыли разнообразные человечьи наречия – турецкое, румынское, немецкое, армянское, русское... Кто только разгружал привезённые товары, кто уже искал покупателя, а кто-то рядился о достойной цене.

Когда же гусары приблизились настолько, что уже могли рассмотреть владение Мирзояна, Новицкий даже присвистнул:

– Дворец! Право же, деревянный дворец!

Занимаясь финансовыми делами Блистательной Порты, оберегая казну султана, Манук Мирзоян притом успешно увеличивал и свою собственную. За успехи на государственной службе он получил приставку бей к христианскому имени. Ловкость и разворотливость при ведении хозяйства личного предоставили ему возможность возвести в центре столицы Валахии деревянное строение огромное и вместе с тем соразмерное и изящное.

К двухэтажному центральному корпусу с двух сторон примыкали длинные флигели, оформлявшие даже не двор, а – торговую площадь. По периметру обоих этажей тянулись просторные галереи, ограждённые балюстрадами. К галереям вели удобные лестницы. Перила и столбы все изукрашены были резьбой.

К полудню двор заполнился торговым народом, но перед русскими офицерами толпа расступилась почти охотно. Все трое спешились, офицеры отдали Онищенко поводья своих коней и направились к лестнице. Там их уже ожидали.

Невысокий, но крепкий парень в туго перетянутом архалуке провёл Валериана с Сергеем по галерее и с поклоном открыл дверь в одну из комнат. Навстречу им встал мужчина лет сорока, уже поседевший и располневший, но ещё лёгкий в движениях. Живое его лицо окаймляла белоснежная борода, которую он, против обычаев Порты, не красил. Это обстоятельство сразу расположило к нему Мадатова.

– Мои молодые друзья! – Манук-бей протянул обе руки, приветствуя одновременно обоих гостей. – Я счастлив принять в своём скромном жилище двух храбрых воинов прославленного полка великой кавалерии русских...

По-русски Манук-бей говорил почти без акцента, во всяком случае лучше, чем полковник Приовский. Сергею почудилось, что он в самом деле искренне рад встрече с русскими офицерами, один из которых к тому же его соплеменник. Ему не терпелось скорее перейти к делу, за которым он и приехал на постоялый двор, но он также знал, что, прежде чем они съедят полторы вазы фруктов, выпьют пару кувшинов горячего нехмельного напитка, обсудят последние сплетни балканской политики, нельзя выказывать ни малейшего нетерпения, чтобы не оскорбить хозяина, не выказать себя человеком крайне невежливым, каковы, впрочем, все гяуры, будь они французы или же русские...

– ...но генерал Кутузов ещё так молод – и умом, и душой, и, главное, телом...

Мирзоян рассмеялся, Новицкий улыбнулся, Мадатов нахмурился. Манук-бей намекал на историю, которую до сих пор обсуждали в лучших домах Бухареста. Михаил Илларионович вдруг воспылал необузданной страстью к жене одного из валашских вельмож. Боярыня была моложе главнокомандующего раза в четыре, но – тоже стала неравнодушна к прославленному генералу... Всё кончилось или, вернее же – началось, – романтическим похищением. Посреди ясного дня к покоям семьи Гулиани подъехала карета, молодая женщина перепорхнула с крыльца на ступеньку экипажа и через полчаса уже входила в дом, уже отделанный по её вкусу...

Заметив недовольство Валериана, Мирзоян посерьёзнел:

– Я понимаю ваши чувства, майор. Обязанность воина заботиться о чести своего командира... Не обижайтесь на меня, а постарайтесь насытить моё любопытство. Расскажите, как же мальчик из Карабаха сумел сделаться офицером русской армии... Впрочем, одну минуту. Вашему славному другу, наверное, не так интересны проблемы армянской нации... Скажите, господин Новицкий, а не интересны ли вам мои книги? Я сумел собрать замечательную коллекцию. На моих полках есть даже Кантакузинская библия. Я сомневаюсь, чтобы такой раритет стоял в хранилище самого господаря.

– Вы допускаете к таким редкостям посторонних людей? – спросил Новицкий. – Не слишком ли это рискованно?

– Я люблю риск, – быстро проговорил Манук-бей, – И не только в делах финансовых. Что же касается книг, то зачем превращать библиотеку в кладбище? Хотя – главные ценности я всё-таки приковываю цепочками.

– Я с удовольствием воспользуюсь вашим любезным предложением, уважаемый Манук-бей.

– Тогда, пожалуйста, в эту дверь. Там вас ждёт хранитель моей личной библиотеки. Он предупреждён и ответит на все ваши вопросы.

Новицкий поблагодарил, поднялся с подушек и прошёл в узкую, обитую толстой материей дверь. Мирзоян потянул на себя створку, проверил, как плотно прилегает она к косяку, и вернулся к Мадатову.

– Инчпесе згум ирен харгели Джимишит Шахназарова?[30]30
  Как же поживает уважаемый мелик Джимшид Шахназаров? (Арм.).


[Закрыть] – спросил он уже без тени улыбки.

Валериан опустил руку с персиком:

– Спасибо, год назад дядя был ещё здоров и силён, – ответил он также по-армянски, но чувствуя, что звуки родного языка не так слушаются его, как прежде.

За дверью Новицкий обнаружил комнату раза в два меньше, чем та, которую он покинул. Помещение было обставлено не так богато и пышно, но вдоль стен стояли шкафы, заполненные книгами. На середине пола стояли два резных пюпитра, способные удержать разворот тяжёлого тома. Один такой изучал человек в плаще с накинутым на голову капюшоном.

– Вам нужен Арсен-джан? – спросил он, не оборачиваясь.

– Мне нужен хранитель мудрости, – ответил Сергей условленной фразой также по-турецки.

– Тот, кто владеет истиной, сейчас отсутствует. Я, недостойный его заместитель, попробую утолить ваш духовный голод. Подойдите сюда.

Новицкий стал рядом и также принялся рассматривать книгу. На правом листе большая красная птица разевала клюв с ветки фруктового дерева. Птица была условная, дерево тоже, но краски вопили о восторге перед всем летающим, бегающим, растущим, дышащим во вселенной.

– Не устаю восторгаться силой воображения неизвестного мне художника. Плачу, когда осознаю, как стиснут он был обстоятельствами и канонами, унаследованными от предков, учителей. Ничто в этом мире не может освободиться, действовать по своему усмотрению. Так же и посольство Блистательной Порты вынуждено подчиняться не только воле султана, но и обычаям народа, который оно представляет... Здоров ли Арсений Пафнутьевич? – спросил человек, перейдя на русский язык.

– Георгиадиса зовут Артемий Прокофьевич, – почтительно поправил его Новицкий.

– Да, я и забыл, – небрежно отозвался собеседник. – Нам так давно не приходилось встречаться. Бухарест не лучшее место для свиданий хороших знакомых. Впрочем, он довольно изобретателен... Но, мне кажется, у вас должно быть некое послание для меня.

Новицкий вынул из ташки увесистый мешочек и передал человеку в плаще. Тот взвесил подношение на руке и тут же спрятал под полу. «Фанариоты любят даже сам запах денег», – вспомнил Сергей слова Самуркаша. Он знал, что рядом с ним стоит Дмитрий Мурузи, сын Александра Мурузи, бывшего господаря Молдавии, ныне первый драгоман Блистательной Порты, переводчик турецкого посольства, что уже более трёх месяцев пребывало здесь, в Бухаресте. Целью Галиба-эфенди было заключение мира, но на условиях, что не могли бы поколебать положение султана среди его подданных.

– Порта никогда не согласится передать Белград в руки сербов. Его величество падишах убеждён, что эти мужики и пьяницы тут же продадут свою столицу императору Австрии...

Новицкому удалось остаться невозмутимым.

– Порта никогда не согласится признать границу с Россией по Дунаю. Его величество падишах убеждён, что положение Оттоманской империи хотя и бедственно, но не отчаянно. Армия великого визиря уничтожена, но и русские не способны нынче на большее, чем случайные наскоки небольшими отрядами. Военные действия нынешней зимы только укрепили султана в своём суждении...

Новицкий ждал следующих сообщений. Его дело было не оспаривать, а только выслушать и передать.

– Порта никогда не откажется от своих владений на Кавказе, захваченных русскими в ходе этой войны. Его величество падишах убеждён, что подобное соглашение противоречит не только интересам Оттоманской империи, но и Корану...

Новицкий молчал, слушал, запоминал.

– У меня всё, – несколько раздражённо сказал Мурузи. – Георгиадис увидит, что точка зрения Константинополя мало изменилась со дня нашего свидания в Шумле...

Когда Сергей проскользнул обратно, Мадатов и Манук-бей ещё разговаривали весьма и весьма оживлённо. Только увидев Новицкого, они сразу перешли на русский:

– Я был бы только рад встретиться с уважаемым Шахназаровым. Меликства Хамсы – общая забота всех армян, где бы они ни жили – Россия, Турция, Персия... Господин ротмистр доволен знакомством с моей библиотекой?

– Увы, я разглядел лишь незначительную часть вашего замечательного собрания, – улыбаясь, ответил Новицкий.

– Вы можете продолжить это знакомство в любой удобный для вас момент. Только предупредите меня заранее, хотя бы за день, чтобы я успел уведомить о вашем посещении хранителя. Человек в его возрасте имеет право на некоторые чудачества...

Во дворе они нашли Онищенко и разобрали поводья.

– Теперь куда? – спросил Мадатов, поднимаясь в седло.

Сергей огляделся. Двор дворца Манук-бея по-прежнему кишел разноплеменным народом. Кто поил ослов и верблюдов, кто торговал штуку китайского шёлка, кто просто глазел, кто подслушивал, притворяясь, что разглядывает ножи, брошенные на низенький столик.

– Поедем прокатимся, – ответил он беззаботно. – Что Манук-бей выспрашивал о вашем дяде?

Валериан покосился на него, но быстро сообразил, что же на самом деле нужно Новицкому:

– Хочет направить своих людей в Арцах. Интересовался, когда же Джимшид Шахназаров снова переселится из Лори в Варанду. Он пытается найти человека, которому бы агент его дома мог доверить и жизнь, и состояние.

– Ваш родственник может стать таким человеком?

– Жизнь свою, – медленно произнёс Валериан, – я бы дяде Джимшиду, пожалуй что, и доверил.

Новицкий захохотал и пропустил вороного Проба вперёд...