Текст книги "Черный гусар"

Автор книги: Владимир Соболь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

II

Тысячу вёрст до города Яссы батальон Ивана Буткова должен был одолеть менее чем за месяц. Командир торопился, желая успеть прийти в столицу Молдавского княжества ещё до того, как польют осенние затяжные дожди и дороги размокнут.

Другие два батальона седьмого егерского остались на Украине и ожидались в Дунайской армии только весной. А первый требовали немедленно.

– Обычным маршем мы и до снега не доберёмся. Тридцать вёрст в день, да ещё дневать каждые пятые сутки...

Батальонный собрал в палатку штаб-офицеров и ротных. Четыре прошедших дня егеря от зари до зари топтали пыльную убитую землю и теперь отлёживались, отсыпались в палатках. Поставленный с вечера лагерь подполковник распорядился снимать только следующим утром.

– Без отдыха люди слягут. – Майор Земцов прошёл австрийскую кампанию 1805 и 1806 годов. Один из немногих в полку он выжил в трёх страшных сражениях, оставив в чужой земле три пальца левой руки. Хорошо помнил и сами битвы, и отчаянный марш от Браунау и до Ольмюца, когда русская армия ускользала от наседавших маршалов французского императора.

– С Кутузовым вы шли месяц без передышки.

Бутков не был ни при Аустерлице, ни при Фридланде, но, как многие старшие командиры, знал подробности недавно закончившейся войны.

– Там расстояние вдвое меньше. Да и не сказать, господин подполковник, чтобы вовсе без отдыха. Устанешь, остановишься, постреляешь, побежишь дальше.

Офицеры посмеялись незамысловатой шутке не очень долго и не слишком-то весело.

– У меня, – сказал вдруг Мадатов, – у меня люди идут хорошо. Я их учил. Учил, как ходить, как за ногами следить. Сам иду рядом.

Майор покосился на щеголеватого штабс-капитана с видимой завистью. Сам он был раза в полтора старше Мадатова, примерно во столько же и крупнее, и на походе ему приходилось тяжко.

– Я нисколько не сомневаюсь... я просто уверен, что вы, господин штабс-капитан, легко выдержите любую дорогу. И ступни не повредите, и подмётки не потеряете. Но, видите ли, один егерский обер-офицер и даже вся его рота не заменит фельдмаршалу целого батальона. На марше мы должны равняться по самым слабым.

– Для слабых повозки есть, – попробовал возразить Мадатов. – Выбился из сил – на телегу. Отдохнул – надевай ранец, иди со всеми.

Земцов, не отрывая глаз от подчинённого, левой, обезображенной рукой погладил подбородок. Валериан, против воли, уставился на косо срезанную осколком ладонь. Майор поймал его взгляд, усмехнулся, накрыл увечную кисть правой:

– А вы знаете, штабс-капитан, это может быть хорошая мысль...

– Какая мысль? – вмешался нетерпеливо Бутков. – Телеги для раненых и больных? У нас они и так предусмотрены. Обоз тянется длиннее самой колонны.

– Понимаете, Иван Феоктистович, – Земцов повернулся уже к командиру, – тогда, в Австрии, командующий приказал набрать повозок и посадил на них половину пехоты. А другая пошла налегке без ранцев. Полдня эти едут, полдня другие. И до пятидесяти вёрст проходили за сутки.

Бутков хлопнул в ладоши и довольно потёр руки:

– Понял, майор. Идея, действительно, хороша. Только где же нам взять столько телег? А впрочем... Сергачёв, карту!

Унтер принёс кроме сумки и барабан, на котором разложили листы. Подполковник пальцем чертил линии, офицеры смотрели через плечо командира.

– Вот! Здесь будем жить ещё день, может быть, два. Отсюда каждая рота выходит к своей деревне. И уводите столько телег, чтобы посадить ровно половину людей. Всех – нижних чинов, офицеров. Мы с майором и двумя резервными взводами ждём вас в лагере. Для нас – верховые лошади и те повозки, что уже есть в обозе. Ротные, слушайте: подошли к местечку, поставили заслоны на дорогах и прямиком к старосте. Он знает: в каких домах что можно взять. Села здесь богатые, так что каждая повозка должна быть пароконной, не меньше.

– Основания? – спросил командир третьей роты.

– Основания, Аникешин, у вас на поясе слева. Не хватит этого – сотня штыков за плечами. Этого должно быть достаточно и для старосты, и для крестьян, даже для их господ. Выдавайте расписки от моего имени – реквизировано для нужд южной армии. Первый батальон седьмого егерского полка, командир – подполковник Иван Бутков. Всё ясно? Идите, готовьтесь. Выступить должны до рассвета, чтобы назад успеть ещё засветло. Заодно и опробуете методу Михайла Ларионыча... Что ещё у тебя, Мадатов?

Валериан подошёл к Буткову. В палатке кроме них остался ещё только Земцов, да Сергачёв сворачивал карты.

– До места нам около тысячи вёрст. Так, господин подполковник?

– Примерно. Сейчас уже несколько меньше.

– И назад столько же. Тем, кого из армии выпустят. Сколько лошадей падёт по дороге, сколько людей погибнет?

– Что же вы предлагаете, господин штабс-капитан? – медленно процедил Бутков, сжимая крепкие зубы.

Мадатов на секунду задумался:

– Пока ничего. Но – мы армия, а это мирные жители. У них нет никакого приказа.

– Нет! – крикнул Бутков, наклоняясь. – Нет мирных жителей во время войны. Одно население, которое должно помогать российскому воинству. Просто обязано. И будет кормить – либо свою армию, либо чужую!

– Какая тогда им разница? – не сдавался Валериан.

– Не знаю. Не знаю, Мадатов! И не пытаюсь знать, а только выполняю приказ! И вам того же желаю, штабс-капитан. Генерал получил свой приказ, я – командир батальона – свой. И приказываю вам – обеспечить движение вверенной роты по указанному маршруту с назначенной скоростью. Выполняйте!.. Не рви мне душу, преображенец. – Он понизил голос и приблизил лицо вплотную: – Сам всё понимаю. Но мне-то и возразить уже некому...

Первая рота ушла из лагеря первой и вернулась раньше других. Вытянувшись двумя верёвками, егеря сопровождали полтора десятка крестьянских телег, запряжённых грязными, ледащими лошадьми. На каждой сидел, горбясь, почти утыкаясь лицом в колени, несчастный деревенский мужик, которого вдруг, в одно несчастливое утро выдернула из привычной домашней жизни злая воля пехотного штабс-капитана.

Мадатов сразу же испробовал предложенный метод передвижения. Два взвода посадил на телеги, два скорым шагом поспешали рядом с обозом.

Весёлые егеря, отмахав без малого тридцать вёрст и едва утомившись, спрыгивали на землю, помогали возницам распрягать лошадей, отводить на луг, ближе к реке, стреноживать.

Хмурый Мадатов отправился докладывать батальонному, как выполнен им приказ. В ушах у него до сих пор стояли истошные крики женщин, брань мужчин, плач ребятишек. Горело лицо, словно он же и получал все оплеухи, что раздавали его солдаты.

– Садись, Мадатов, – сказал Бутков, выслушав рапорт. – Выпьем... Ах да, я и забыл – ты же нашей водки не пьёшь.

– Сегодня выпью.

Унтер ловко накрыл опять же на барабане походный стол, достав графин, пару чарочек, поставил тарелку с хлебом и огурцами:

– Вот так-то, Мадатов. Рвался на войну – получай. Так нынче войны и начинаются. Не чужих лупим, а своих, тех, кого обязаны защищать. Но что же делать, мой милый? Пойдём обычным маршем – не исполним приказ. Пойдём ускоренным – приведём треть батальона. И хорошо, если треть, а то вдруг и четверть... Так что давай, штабс-капитан, первую за то, чтобы большую часть ударов сыпать всё же чужим... А кто свой, кто чужой, про то начальству лучше нас с тобой ведомо... Будем!..

III

Казаки бойко поскакали вперёд, но уже через несколько сот саженей замялись и разделились. Половина стала поворачивать направо, половина налево, и в этот момент хлестнул залп. Жалобно заржали раненые лошади, закричали истошно люди. Десятка два всадников, выбитые пулями, покатились на землю. Оставшиеся в сёдлах кинулись прочь, но, пока они не успели отъехать, невидимый противник успел выстрелить ещё раз, и два.

Мимо Мадатова проковыляла рыжая лошадь, прыгая на трёх ногах; правую заднюю она поджимала к брюху, словно надеялась остановить текущую из бедра кровь. Сидевший на ней казак клонился на сторону и всё загребал руками воздух, будто бы пытался ухватиться за опору, видимую ему одному. Он успел отъехать и упал где-то уже за фронтом.

Подъехал генерал Ланжерон. Дивизионный командир кричал хриплым, сорванным голосом:

– Подполковник! Перед вами овраг. На той стороне турки. Приказываю атаковать, выбить неприятеля из укрепления!

– Батальон!.. – подал команду Бутков.

Трижды грохнули барабаны. Валериан выхватил шпагу и пошёл впереди роты.

– Не спеши, – кинул ему батальонный. – Береги силы. Пока ему нас не достать. А только приблизимся – быстрее вперёд и вниз...

Мадатов уже хорошо различал и ближний обрыв, и нагромождение стволов наверху дальнего склона. Там, в завале, сидели янычары, оттуда они расстреляли нашу конницу, разъезжавшую так беспечно.

– Стой! – скомандовал Бутков, когда до препятствия осталось шагов меньше сотни.

Батальон стал.

– Первая рота, вперёд! Живо!

Уже видны были стволы турецких ружей, блестевшие среди веток. С каждым шагом они всё увеличивались в размерах, пока не сравнялись, наконец, с крепостными мортирами. И вдруг Мадатов почувствовал, что именно сейчас, сию секунду офицер на той стороне подаст страшную команду... Он сам закричал истошно: «Рота, бегом!» – и кинулся вперёд длинными резкими прыжками. Турки замешкались и выстрелили, когда первая линия егерей уже прошла перегиб. Большая часть свинца досталась нечётным взводам. Сзади охали, ругались, плакали, но Валериан, не оборачиваясь, бежал вниз, опираясь на пятки, всаживая каблуки в сухой, сыпучий песок.

Внизу собрал людей и повёл их направо, где, как он успел заметить, ещё подбегая, турецкая сторона оврага понижалась. И точно – русло пересохшего ручейка уходило наверх, выполаживая несколько склон. Но и турки знали своё слабое место. Именно здесь они сбросили десяток стволов верхушками вниз. Стрелки уселись за комлями и, только русские остановились, ударили слитно и точно.

– К склону! – Мадатов подгонял егерей, размахивая шпагой. Сам же, задрав голову, пытался высмотреть янычар, удобно усевшихся наверху.

– Ваше высокородие! Что же вы стали?! Тотчас прихлопнут!

Сержант Афанасьев схватил штабс-капитана за руку и потянул за собой. Только Валериан сделал пару шагов, сразу несколько пуль ушли в оставленные им следы.

– Поручик Стариков!

– Ранен, – отозвался кто-то невидимый. – Ляжку пробило. Сидит чуть подале.

Егеря, рассыпавшись цепью, вжимались в песок, понимая, что «мёртвая зона», та, в которой не достанут их турецкие пули, очень узка. Выставь руку, и умелый стрелок тут же найдёт кисть или предплечье.

Мадатов лихорадочно пытался придумать выход из ловушки, в которую попала рота.

– До первых веток бы добраться, Валериан Григорьевич! – прошептал Афанасьев, словно боясь, что его услышат те, наверху. – А там уж мы разберёмся...

Неясная идея вдруг забрезжила в голове Мадатова, но её спугнул крик подполковника, подбегавшего по оврагу:

– Капитан! Почему стоим?! Чего ждём?! Пока перещёлкают?! Быстро наверх!

Бутков явно не понимал всех сложностей ситуации, в которой оказались егеря первой роты.

– Песок, господин подполковник...

– Штыки! Штыками в песок – и наверх, быстро! Два взвода, Мадатов, попеременно бьют вверх! Остальные – вперёд! Штык в песок, ружьё – как ступенька. Всадил, подтянулся, стал. Упёрся, снова всадил... Живей, молодцы! Командуй же, Мадатов, командуй!..

Мадатов тряхнул головой, сбрасывая странное оцепенение, и начал отдавать понятные уже самому приказы. Афанасьев остался внизу со стрелками, а сам Валериан повёл роту по склону. Выхватил ружьё из рук убитого егеря, всадил с размаху в песок, так что едва ли не полствола скрылось из глаз, подтянулся, упёрся каблуками, утвердился, выдернул...

Через несколько перехватов он ухватился уже за ветку. Протиснулся вдоль ствола и – замер. В полусажени белело оскаленное лицо с усами, почему-то выкрашенными красным. «Турок, – понял Валериан. – Убит. Либо снизу достали пулей, либо закололи солдаты, обогнавшие командира...» Он отвернулся и ещё энергичней принялся карабкаться вверх, не желая оставаться сзади своей же роты...

Наверху уже было чисто. Турки отступали, бежали к деревне, белевшей в полуверсте. Им было не до русской пехоты. Слева на них накатывались лавой казаки. Тот самый влетевший в засаду полк обскакал овраг, смял кавалерийский заслон и теперь торопился отомстить за погибших и раненых.

Мадатов собрал людей, поставил в две линии, прикрывая часть склона, по которой поднимался наверх батальон.

Потный Бутков вытер лоб, пихнул смятый платок за обшлаг и вновь нахлобучил шляпу:

– Понял, штабс-капитан? Не останавливайся в бою! Ты себе передышку дал, но и неприятелю тоже. Думать же надо на два хода вперёд. Ты ещё здесь, а мыслями уже там. Вот тогда-то ты его и собьёшь...

Построившись плотной колонной, егеря двинулись к домам, где ещё стреляли, визжали и улюлюкали.

Немногие янычары успели добраться к укрытию, но те, что засели за стенами, сопротивлялись отчаянно. Казаки, разъехавшись, окружили село и поджидали пехоту.

Бутков поговорил с казачьим полковником и, не торопясь, вернулся к колонне.

– Говорят, там десятка два-три осталось. Кавалерии туда соваться – только людей терять. Это работа наша. Что же, Мадатов, – начал ты сегодня отлично, так и завершить дело тебе же. Иди, штабс-капитан, все турки нынче твои...

Когда первая линия приблизилась к краю деревни, Валериан скомандовал остановиться. Прошёл вперёд и закричал, надсаживаясь:

– Храбрые воины! Ваше положение безнадёжно. Кладите оружие и выходите с поднятыми руками. Обещаю...

Несколько пуль свистнуло, простонало в вечернем сгустившемся воздухе. Мадатов поднял шляпу, посмотрел на аккуратное отверстие в тулье. Вернулся обратно.

– Зачем же так рисковать, ваше высокородие? – Афанасьев стоял с барабанщиками, на месте ротного командира. – Нешто они послушают? Французы были бы, альбо немцы – завсегда бы договорились. А турок – самый вредный народ. До последнего солдата будет держаться. Разрешите, я охотников кликну – так через полчаса всё и закончим.

Валериан усмехнулся. Все сегодня норовили командовать за него.

– Хорошо, Афанасьев. Кричи своих добровольцев. Только я тоже с вами пойду.

Коренастый сержант оглянулся на молодого штабс-капитана.

– Правильно, Валериан Григорьич, – сказал он, понизив голос, чтобы разговор оставался с глазу на глаз. – Сходимте. Присмотритесь. Только держитесь чуть позади. Нам-то это дело привычное...

Бутков отыскал Мадатова рядом с последним домом. Валериан стоял, держа наперевес ружьё, и разглядывал убитого янычара. Турок полусидел, упираясь спиной в забор и свесив голову набок. Мундир его был испачкан кровью. Кровь же капала со штыка оружия штабс-капитана.

Подполковник подошёл, не спеша, и стал рядом:

– Первого заколол, Мадатов?

Валериан молча кивнул.

– Да, пулей издалека дело одно. Штыком или шпагой – совсем другое... Но ты, брат, не печалься. Подумай лучше, что если бы ты чуть запоздал, так бы здесь и валялся. И уже он на тебя сверху смотрел. А может, и не смотрел. Карманы почистил бы и побежал за своими. Это война, Мадатов, а не парады на площади... Пойдём, штабс-капитан, дело ещё не кончилось...

Когда батальон уже выходил за деревню, к колонне подскакал Ланжерон.

– Благодарю, подполковник! – крикнул граф. – Кто особенно отличился?

– Штабс-капитан Мадатов, – не раздумывая, отозвался Бутков. – Его рота первой перешла овраг, сбила янычар. А потом ещё дочищала деревню. Капитан лично участвовал в рукопашной.

– Штабс-капитан Мадатов? – Генерал оглядел отдавшего честь офицера. – Постараюсь запомнить эту фамилию.

Валериан усмехнулся, но так, чтобы генерал уже не увидел. «А забудете, – подумал он с весёлой решительностью, – так я вам напомню...»

IV

Отмечали первый орден Мадатова. Офицеры батальона собрались в домике, где квартировал командир первой роты. Две трети полка командующий отдал соседнему корпусу, и два других батальона размещались сейчас в Бухаресте.

– Говорят, господа, валашки очень красивы! – лениво тянул Носов, длинноногий командир третьей роты.

– Не расстраивайся, капитан, – кинул ему Бутков. – Милорадович ни одной не отдаст.

Собравшиеся засмеялись. Командир первого корпуса кроме отчаянной храбрости известен был и своим безудержным волокитством. И нынче вся Дунайская армия обсуждала его роман с дочкой первого министра валашского господаря.

– А чем плохи вам молдаванки? – спросил Земцов. – А именинник наш и на болгарок поставит.

Валериан улыбнулся. Одна из девушек в доме, в самом деле, показалась ему красивой. Но он жил здесь ещё только три дня и не успел не то что заговорить, но даже и рассмотреть её толком. Неделю назад армия отошла на левый берег Дуная и начала обустраиваться, надеясь отсидеться на тёплых квартирах до поздней весны, когда подсохнут дороги. Мадатову квартирьеры показали унылое строение на окраине городка, денщик Фёдор привёз и разместил небольшой багаж штабс-капитана, а тот прибегал сюда лишь ночевать. Большую часть суток Мадатов занимался делами роты – примерно четверть людей была нездорова.

– Что ж мы о женщинах? – сказал Бутков. – Зима долгая, ещё успеется и надоест. Давай, Мадатов, покажи-ка ещё раз орден.

Валериан поднял руку, чтобы видели все собравшиеся в комнате, и покачал на ленточке маленький красный крестик.

– Прочти ещё раз, – попросил Земцов. – Приятно послушать.

Егеря встали.

– Господин капитан князь Мадатов, – начал Валериан строки высочайшего указа уже, после десятого раза, почти что по памяти. – В воздаяние отличной храбрости, оказанной вами в сражении против турок, где вы по усердии своему были всегда впереди и до окончания последних дел поступали мужественно, жалую вас кавалером ордена Святой Анны 3-й степени. Пребываю вам благосклонным – Александр.

– Господа офицеры! – подал команду майор. – Государю императору!..

– Ура! – грохнули дружно офицеры, осушили привычно чарки, но бить медную посуду об пол не стали. Лишь вытряхнули остатние капли.

– В воздаяние отличной храбрости, – повторил батальонный. – Это оченно верно! Думаю, что Анна нынешняя только ещё начало. Будешь так действовать, как в овраге, – груди не хватит.

Мадатов насупился. Ему до сих пор казалось, что подполковник над ним подтрунивает. Там, у склона, он растерялся, не знал, на что решиться, что приказать. И если бы не Бутков, половина роты могла бы так и остаться внизу.

– На то я и твой командир, – усмехнулся Бутков, словно прочитав мысли ротного. – А вы все, молодые, думаете, что батальонный только горло на разводах дерёт. Нет – моё дело ещё и вовремя плечо вам подставить. А где-то и в ... пнуть. Другое скажу – кого-то там, как ни поддерживай, как ни пинай, а всё без толку. Тебе же только верный путь укажи, сам помчишься. За что и ценю. И некоторым – примером поставлю... Но это так, вскользь. А теперь о насущном. Ну давай, давай, мочи свою девушку. Самое время ещё раз употребить!..

Валериан опустил крестик, поболтал в миске, наполненной до края мутной, желтоватой жидкостью. Местная водка стоила дорого, но была куда крепче российской и много забористей.

Фёдор подскочил к столу, поднял посудину и аккуратно разлил ракию в поставленные мигом новые чарки.

– За нового кавалера! – поднялся майор Земцов. – Первый орден, первое дело – будешь ещё вспоминать. Когда генералом станешь...

– До генерала ещё дожить надо, – отозвался Мадатов.

– Цыц! – Майор пристукнул кулаком по столешнице. – Учишь вас, молодых, учишь, а всё без толку. Об этом не говорят!.. Так и служи, Мадатов, так и воюй, капитан!

Он шагнул к Валериану, состукнуться стопками, и другие офицеры заторопились следом, чокнуться, опрокинуть и закусить.

Не успели сесть по местам, как в дверь постучали. Фёдор выскочил из комнаты и тут же вернулся:

– Ваше высокоблагородие... Из дивизии офицер...

– Пусть войдёт!.. Налейте поручику...

Знакомый Мадатову в лицо, но неизвестный по имени дежурный офицер шагнул вперёд, придерживая шпагу, чтобы не тёрлась ножнами по косяку.

– Поздравляю вас, штабс-капитан, – он принял стопку и протянул её вперёд, к ордену. – Славно вы управились в той деревне. Дивизия вся наслышана... Господин подполковник, его превосходительство приказал построить батальон. Готовность – час.

– Куда? – Бутков, поднимаясь, развёл руками. – Ещё два часа, и стемнеет. Что за спешка? Турка через Дунай перепрыгнул?

– Так точно! – широко улыбнулся поручик. – К его высокопревосходительству, генерал-фельдмаршалу Прозоровскому прибыл посол от великого визиря. Командующий хочет удивить эфенди строевой выправкой русской армии...

– Ох же и удивим! – заулыбался Земцов. – Подмётки только рядовые подвяжут, так сразу и удивим!

– Разговоры, майор! – нахмурился подполковник. – Спасибо, поручик. Можете идти, через час батальон будет построен... Вот и посидели! – крякнул он, когда за порученцем закрылась дверь. – Теперь по холодку всё и выветрится, словно бы и не пили... Что ж, отмаршируем, так сызнова и начнём...

Через час батальон егерей, построенный колонной повзводно, стоял в узкой улочке, ожидая команды. Солдаты, одетые в шинели, взяв ружья к ноге, негромко переговаривались. Бутков нервно вышагивал, потирая время от времени уши.

Подскакал верховой офицер, кинул подполковнику пару фраз.

– Батальон! – запел довольный майор Земцов. – Смирно!.. На плечо!.. Арш!..

Одновременно грохнуло несколько сотен подошв, колонна тронулась. Мадатов шёл впереди роты, сразу за знамёнщиками, пытаясь издалека углядеть дом, где остановились послы турецкого главнокомандующего.

– Стой! – крикнул Земцов.

Батальон стал. Из примыкающей улочки выехали гусары. Валериан узнал Ольвиопольский полк по тёмно-зелёным ментикам. Конные тянулись узкой колонной, почти цепочкой, и вдруг тоже остановились.

Злой Бутков погнал вперёд Сергачёва, посмотреть – что же случилось, не свалился ли забор посреди улицы?!. Унтер обернулся почти мгновенно:

– Так что, ваше высокоблагородие, казаки строятся. А за ними ещё антиллерия наблюдается.

Подполковник развёл руками:

– Ну прямо тебе плац-парад петербургский! Царицын луг! А, Мадатов? Не забыл ещё?

– Скорее уж Красное, – ответил Валериан без улыбки. Гвардейское прошлое он постарался бы забыть вовсе, если бы смог.

– Пошли, – крикнул Бутков, показывая на гусар, закачавшихся снова в сёдлах.

– Батальон! – опять затянул маршевую песню Земцов...

Дом, где остановился посол визиря, можно было узнать сразу по суетившимся вокруг чиновникам, офицерам. В одном из окон, выходивших на площадь, отдернута была занавеска, и в тёмном нешироком проёме висела бледная лепёшка лица.

Мадатов ещё более выпрямился и подтянулся.

– Рота! – гаркнул он, чуть обернувшись.

– Ать... ать... – громко отсчитывал ритм Афанасьев, державшийся за плечом справа.

Под стук барабанов, свист дудок и флейт егеря бодро продефилировали по открытому месту. Свернули в ближайшую улочку и там вдруг получили команду стать. Буткова вызвали к командиру дивизии, ротные собрались вокруг Земцова.

– Что людей морозить-то, господа? – негодовал Носов. – Да и водка наша поди выдыхается...

Скорым шагом подошёл, почти подбежал батальонный. Офицеры уставились на командира с надеждой услышать об окончании процедуры.

– Снять шинели, свернуть, снова построиться! – прокричал подполковник.

– Снег кружится. Замёрзнут же солдатушки...

– Что, майор, думаете, командир ваш ослеп и оглох. Исполнять!

К счастью, на этот раз никто егерей не придерживал. Ровным и быстрым шагом они прошли тем же маршрутом, миновали известный дом и снова остановились, только отвернув с главной улицы.

– Шинели надеть! – скомандовал батальонный. – Ружьё от дождя! Принять!

Егеря перехватили ружья курками вниз, прикладом под мышку. И так двинулись всё в том же направлении, только в ином порядке. Теперь перед ними грохотали колёса пушек роты конной артиллерии.

– Ну что, Земцов?! – крикнул Бутков на ходу, сильно отмахивая руками, разогревая застывавшую на холоде кровь. – Теперь догадался?

– Раз я догадался, так и турок тоже сообразит!

– Нет, майор, испугается! Он же себя умным считает. Как же ему в голову взять, что мимо его окна третий раз подряд один и тот же батальон марширует? На такую глупость, мол, детей ловят, а не послов неприятельских! Так на своём уме Галиб-бей и поскользнётся...

Егеря прошли мимо посольского дома ещё один раз, а потом батальон отправили по квартирам. Бутков приказал выдать людям лишнюю чарку водки, а офицеры отправились к Мадатову продолжать чествовать награждённого.

Через неделю в армии узнали, что великий визирь, устрашённый численностью русской армии, согласился на условия фельдмаршала Прозоровского оставить Дунай границей между армиями и не тревожить друг друга до самой весны...