Текст книги "Ни шагу назад! (СИ)"

Автор книги: Владимир Шатов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

Глава 12

Согласно календарю давно должна была наступить весна, но вместо этого снова вернулась зима. Безжалостная и жестокая русская зима, такая холодная, что всё вокруг, как по волшебству превратилось в хрупкий лед.

 – В этой забытой Богом стране бывает тепло? – Синевато-белый снег хрустел под колёсами машины, как раздавленное стекло.

 Закутанные с ног до головы,  сослуживцы Иоганна Майера ехали на фронт в открытых грузовиках и отчаянно мёрзли.

 – Больше всего на свете завидую сидящему впереди водителю, – признался товарищам посиневший Вилли. – Его хоть защищает от холода кабина грузовика.

 – Проклятый холод и варварская страна! – выругался Францл и выпустил изо рта облачко пара.

 Чтобы согреться, солдаты принялись мутузить друг друга, устроив в кузове настоящую свалку. Но всё без толку. Они ещё сильнее стали дрожать и едва могли говорить, потому что их губы задубели от мороза.

 – Пилле не стучи так сильно зубами, –  иронично предупредил Ковач. – Будь осторожнее, иначе сломаешь себе челюсть.

 – Пошёл ты! – Ответил тот, мелко трясясь. – Ты догадываешься куда?

 – Я как раз туда и направляюсь. – Пошутил Ковач и добавил.– Думаю, мы там точно согреемся…

    Дизельный мотор грузового «мерседеса» продолжал  довольно урчать, но сквозь его голос начал пробиваться гул передовой. Когда Иоганн в первый раз услышал громыхание фронта, то сразу же от страха перед этим диким монстром у него мурашки пошли по коже.

 – Теперь мороз у меня не только снаружи, но и внутри. – Признался он Вилли.

 – А я уже давно ничего не чувствую! – равнодушно ответил товарищ. – Наверное, мы зря согласились на твоё дурацкое предложение пойти на передовую добровольцами.

 Унылое свинцовое небо в состоянии сплошной облачности висело над головами  холодным, однообразным и совершенно безжалостным блином. Куда ни глянешь вокруг, повсюду один только снег, бесконечное снежное пространство.

 – Выгружаемся! – последовал ожидаемый приказ командира их дорожной команды. Когда грузовики внезапно остановились посредине пустынной степи, он крикнул:

 – Построение через десять минут.

 – Хотя бы согреемся от ходьбы.

 Через час ускоренного марша до конца замёрзшая воинская часть достигла участка лесистой местности и миновала сожженную бревенчатую избу. Рядом с развалинами стояло чёрное от пожара дерево. С него, как  гигантские  груши, свешивались три голых тела, замёрзших до твердости камня.

 – Что тут произошло?

 Подбородки неестественно вывернутых голов, были намертво прижаты к вытянутым верёвками невероятно длинным шеям. Тела болтались на них, покачиваясь от ветра, иногда ударяясь друг о друга.

 – Смотри  Иоганн! – потрясённо сказал Пилле. – Одно из них принадлежит женщине.

 – Вернее принадлежало…

 – Как думаешь, за что её повесили?

 – За шею! – отрезал Майер. – Чтобы она ни сделала, она не заслуживала такой смерти.

 Ледяной ветер играл её льняного цвета волосами, которые доставали до узких бёдер и закрывали торчащие груди. Она болталась с правого края, привязанная первой за крепкий сук, нависший над самой дорогой.

 – Какая некрасивая смерть! – сплюнул на снег Францл.

 Проходя мимо, солдаты глядели на её посиневшие ноги, и почти у всех сжалось горло. Долговязому Вилли пришлось наклонить голову, чтобы не задеть тело:

 – Не хотел бы я, когда умру, светить перед всеми синим задом.

 – Тебе это явно не грозит, – возразил ворчливый Ковач. – В лучшем случае тебя будут отскребать после прямого попадания снаряда.

 – Спасибо на добром слове! – огрызнулся Францл. – Я всё же надеюсь выжить в этой русской мясорубке…

 К ночи они вышли к частично разрушенной небольшой железнодорожной станции, в ней нашлось несколько неповреждённых домов, в которых предстояло стать на постой. Повсюду  валялись разбитые багажные вагоны и допотопные сани, с мёртвыми лошадьми.

 – Работала наша авиация?

 Подошёл невысокий лейтенант, и их непосредственный начальник, жилистый, маленький сержант Гесс, отдал рапорт. Лейтенант бросил на пополнение мимолётный взгляд и сказал:

 – Значит, вы новенькие.

 – Так точно!

 – Идите вон туда, к той группе домов. Доложите унтер-офицеру. Он разместит вас где-нибудь вместе с другими. И не теряя времени, ложитесь спать! Мы можем выйти на позиции, как рассветёт.

 – Есть!

 Предназначенная им изба уже была заполнена до упора, и в ней остро пахло солдатским потом и чаем из мяты. Спёртый воздух оказался таким тяжёлым, хоть режь его ножом.

 – По крайней мере, здесь тепло! – высказался Пилле, снимая шинель. – Даже до тошноты тепло.

 Друзья нашли себе скромное место в углу и сгрудились на земляном полу. На ужин они съели пару толстых бутербродов с сосисками, которые остались от  походного пайка, запивая кружкой горячего чая.

 – Благодать!

 На улице виднелись всполохи света, как во время грандиозного фейерверка. Грохот фронта не прекращался ни на минуту. Крошечные оконные стёкла всё время подрагивали, а пламя коптящих свечей тревожно мерцало.

 – Я начал страстно желать наступления утра, – сказал Иоганн и попытался вытянуть мосластые ноги. – Пускай даже случится дьявольская заваруха впереди.

 – Спи уже! – ругнулся дремлющий Ковач. – Нашёл время геройствовать.

 Прижав лоб к поджатым ногам, Майер изо всех сил старался задремать, но не мог, ему для сна нужно было вытянуться. Очевидно, сидящий рядом Пилле тоже прекратил попытки заснуть, как бесполезное занятие.

 – Мы так устали от марша, но почему не можем уснуть?

 Он был поглощен разговором с Вилли, который они вели тревожным шепотом. Большинство остальных ребят крепко спали, некоторые в самых неудобных позах. Было видно, что эти фронтовики-ветераны бывали и в худших условиях.

 – Лично я собираюсь стать героем. – Услышал Иоганн тенорок Вилли. – Мы берём штурмом русскую столицу, а через несколько часов весь мир узнает об этом, а по возвращении домой мои родные и близкие будут говорить:

 – Наш Вилли был там и он победил.

 – А если я получу награду, – вступил в игру Пилле. – Тогда все будут благоговейно перешептываться:

 – Видишь того парня? Вот это настоящий мужчина.

  Иоганн знал, что во всём разговоре не было и слова правды.

 – Если я погибну, мои родители будут убиты горем, а вовсе не горды героем. – Подумал он, вспомнив сержанта Вюрма и того повара из Гамбурга, лежащих на ночной дороге.

 Майер вздрогнул, как будто вновь увидел ту жуткую груду тел в укрытии на железнодорожном вокзале Сталино. Их пришлось по кускам собирать лопатой для того, чтобы похоронить.

 – Боже Всемогущий, почему мы все должны стать героями? Но тут у нас нет выбора. Большинство из нас уверены, что их не убьют. Но кого из нас наверняка прикончат? Может быть, того темноволосого солдата регулярной армии, который во сне чешет свой нос. Или этого хрюкающего парня с вытянутой, как пуля, головой, с четырёхдневной щетиной на лице, или того лопоухого сержанта? Может быть, им окажется рыжеволосый Вилли? Или даже я сам?

 Иоганн приподнялся и посмотрел вокруг.

 – Хватит, – сказал он себе.  – Хватит этих мучительных раздумий. Как  говорит в такие минуты старина Францл:

 – «Если воняет, приятель, зажми, свой чёртов нос!»

 Тот сидел на корточках и, несмотря ни на что, сладко спал. Его шапка сползла на нос, а пальцы сплетены на манер пряжки на его внушительном животе. Один из соседей повернулся и неловко толкнул его.

 – Осторожнее, остолоп. – Францл что-то сердито проворчал и ткнул парня, но старослужащий продолжал себе храпеть, хотя и сменил позу.

 Затем он сел прямо, как гвоздь, моргая, и зевнул до слёз в глазах. Кивнув в направлении линии фронта, Францл посмотрел на  Майера и многозначительно сказал:

 – Слышишь грохот?

 – А я и не услышал!

 Только теперь Иоганн заметил, что шуметь там стало гораздо сильнее. Грохот теперь стал непрерывным.

 – Ночная атака, – сказал человек с забинтованной головой, бинты на которой давно стали грязными.

 Францл наклонился вперёд.

 – Как это далеко отсюда? – спросил хриплым шепотом.

 – Ну, я думаю, километра два с половиной, – ответил тот, растягивая слова. – Но если эти ребята прорвались, мы с таким же успехом можем занять позиции прямо здесь.

 Пилле обернулся.

 – А что у вас вообще за подразделение? – поинтересовался он.

 Тот человек устроился поудобнее. Он не спеша достал короткую трубку с порядком искусанным мундштуком.

 – Что за подразделение? Веришь ли, мы база моторизованного полка, третий батальон. – Он сделал паузу. – Полагаю, у тебя возникнет вопрос, а где же чертовы грузовики? Так вот, их уже нет. Русские их уничтожили. У нас теперь только деревенские сани с лошадьми. Вообще-то нам они и нравятся больше.

 У него была такая же медленная манера говорить, как у Ковача. Пилле указал большим пальцем на окно и спросил:

 – А как там вообще на самом деле?

 – Боишься?

 – Просто интересуюсь всегда ли так?

 Человек с повязкой отрывисто хохотнул и оглядел соседей одного за другим:

 – Вы, парни, никогда раньше не были на фронте?

 – Нет.

 – Ну, все, что я могу сказать, вы чертовски хорошо проведёте время. – Он задумчиво уставился на свою маленькую трубку и продолжил. – Нужно просто не поддаваться панике. Вы скоро к этому привыкнете. И совсем не так всё ужасно, как нам кажется отсюда.

 Худой, с глазами навыкате фельдфебель, обросший бородой, приподнялся, опираясь на свои длинные, костлявые руки.

 – Что ты несёшь, дурак? Всё не так плохо! Никогда не знал, что ты такой дурень. Послушайте его, не так плохо! Что ж ты ему не скажешь, почему у тебя эта тряпка на черепе?

 – Ничего особенного.

 – Ну, расскажи…

 Когда его оппонент ничего не ответил, он продолжил:

 – Очень хорошо, тогда давай я скажу. Это было прямое попадание снаряда. Кортман  отделался царапиной, но пятерых человек из нашей роты как не бывало. Олке был в их числе, ветеран, прошедший Францию и Польшу. Всегда говорил, что в него никогда не попадут. Имел право так думать, ведь у него дома осталась старая мать, за которой некому ухаживать.

 – Ты закончил, Зандер? – проворчал человек с повязкой.

 Но лупоглазый продолжал говорить, будто не услышал вопроса:

 – Прошлым летом мы громили русских в пух и прах, почти играючи. Потом пришли холода и снег, где они в своей стихии. Теперь уже они атакуют, а мы барахтаемся тут в сугробах целый месяц и стонем от жестокого холода.  Слышите этот шум? Ночные атаки, в этом русские спецы. Но говорю вам, это как бой с тенью, и, прежде чем ты это осознаешь, нож уже будет у тебя между ребер. А потом, их танки...

 Окно слегка вздрогнуло. В неожиданно воцарившейся тишине Кортман, парень с перевязанной головой, спокойно попыхивал трубкой. Затем он спросил:

 – Вы, ребята, откуда?

 – База снабжения, арьергард.

 – Вас перевели?

 Пилле в замешательстве глотнул воздух.

 – Мы попросили, чтобы нас перевели, – выговорил он, наконец.

 Эта реплика заставила Зандера оживиться:

 – Что я слышу? Вы попросились сюда? Господи Иисусе, я умру от смеха! – Он грубо и цинично захохотал, нервно поглаживая свою поросль на лице. – Значит, вы из этих ярых идеалистов? Хотите умереть за Отечество, в этом ваша идея? Или же вы хотите снискать себе лавры? Может быть, играете в героев? Интересуетесь, как будет смотреться на груди Железный крест второго класса? Милая маленькая орденская лента! Или, может быть, вам хочется первый Железный крест? Разве вашим папашам не будет приятно! Будьте спокойны, вы его получите... Я это гарантирую...

 Зандер наклонился вперёд, отчего отвернулась левая половина его кителя, и только тогда Иоганн увидел несколько наград над левым нагрудным карманом. Железный крест первого класса красовался посредине. Солдат снял свой орден и, презрительно скривив губы, бросил Пилле на колени.

 – А вот и крест, – сказал он. – Ты можешь поносить его в свой черёд.

 В замешательстве Иоганн взглянул сначала на Зандера, а затем на Пилле. Тот сидел как истукан, изумлённо глядя на орден, как будто он был чем-то потусторонним. Затем Ковач взял крест и бросил его обратно  провокатору.

 – Будь осторожней, ты, лупоглазый святой, – проворчал он своим утробным голосом. – Отстань от этих ребят. Они самые лучшие, поверь мне. Смотри не обожгись на этом...

 Но Зандер только усмехнулся и тихо лёг на место.

 Тут в разговор вмешался лопоухий сержант из другого конца комнаты:

 – Самое время вам, тупые ублюдки, заткнуться! Ваше брюзжание действует людям на нервы. Какого чёрта вы все не ложитесь спать?

 – Понятно сержант, уже засыпаем.

 Полуночники снова повалились на пол. Ковач громко рыгнул и задул свечу. Когда Францл вытянулся и захрапел, Иоганну тоже пришлось заснуть.

 ***

 За их отделением прибыли рано утром, когда Майер стоял в карауле.

 – Хальт! – крикнул он и моментально вскинул винтовку. – Кто идёт?

 – Эй! – тотчас кто-то откликнулся густым басом, очевидно, обладатель такого голоса был человеком чрезвычайно высоким. – Не стреляйте, свои!

 Показался унтер-офицер, настоящий гигант, с огромными густыми бровями и аккуратно подстриженными усами. Подойдя ближе, он отряхнул снег с широченных плеч и спросил:

 – Ты из новобранцев, которые прибыли прошлой ночью?

 – Так точно! – Ответ Майера прозвучал излишне отрывисто в данной ситуации.

 – Мы не на учебном плацу. –  Гигант добродушно усмехнулся. – Успокойся солдат! Пойдём, у меня для вас есть работа на командном наблюдательном пункте.

 Они прихватили с собой Ковача, Вилли и Пилле. Невдалеке уже поджидала группа солдат регулярной армии. Среди них Иоганн узнал Зандера.

 – Вон вчерашний лупоглазый герой.

 Когда группа полностью сформировалась, подошёл незнакомый офицер и негромко сказал:

 – Унтер-офицер Фогт покажет вам дорогу к штабу. – Напоследок он предостерёг. – Двигайтесь с предельной осторожностью, никто не знает точного расположения русских позиций.

 Фронт с наступлением утра вновь оживился. Вражеская артиллерия открыла шквальный огонь по местности, следом заговорила пара пулемётов.  День обещал быть солнечным и ясным.

 – Лётная погода, – сказал кто-то с отвращением. – Значит, жди небесных гостей.

 Им пришлось пройти мимо батареи гаубиц, которую обслуживали артиллеристы-хорваты. Они радостно помахали гостям руками и неожиданно устроили салют над их головами. От грохота орудий  новичков охватил благоговейный страх.

 – Вот сукины дети! – Францл ругал этих хорватов, на чём свет стоит, а они корчились от смеха. – Не могли подождать пока мы пройдём.

 Спустя несколько секунд прямо на них неожиданно с воем полетело что-то тяжёлое. Новобранцы молнией бросились в снег. Снаряд упал далеко за ними, и его целью явно являлись пушкари. Зандер спросил полным презрения голосом:

 – В чем дело? – произнёс он, растягивая слова. – Утренняя молитва?

 Огромный Фогт улыбнулся и разъяснил новичкам.

 – То, что над нами сейчас пролетело, не представляет опасности, – сказал он спокойно. – Такой снаряд всегда падает точно за нашими позициями.

 После небольшой паузы всё повторилось вновь. На этот раз Иоганн остался на ногах, но ему пришлось собрать в кулак всю силу воли, а Вилли таки нырнул в снег.

 – Перелёт.

 Взрыв шрапнели пришёлся поблизости от хорватской батареи. Эти ребята как раз передвигались вперёд, когда взрывом третьего снаряда убило двоих из них. Теперь уже всё подразделение удирало со всех ног. Следующий снаряд угодил прямо в центр позиции, которую они заняли, и разворотил несколько гаубиц.

 – Русские могут стрелять дьявольски точно! – признался Фогт, лёжа на земле рядом с Иоганном. – Никогда не надо понапрасну злить их…

 Несколько русских самолётов летали над спрятавшимися солдатами.

 – Это истребители «Рата», – сообщил высокий унтер. – Так мы прозвали русских стервятников.

 Как раз в это время появился юркий «Мессершмит».

 – Почему же они не стреляют друг в друга? – удивился Пилле.

 – Это ты так хочешь, – сказал Фогт, притоптывая. – Но русские рады, что им не докучают, а наш истребитель не ввязываются в соревнование по мёртвым петлям с «Ратами». Наши самолёты быстрее, но русские невероятно маневренны.

 – Так они не будут охотиться друг на друга?

 – Конечно! – ответил гигант. – Умирать, кому хочется?

 Ниже по склону Майер увидел несколько небольших домов, почти неповреждённых. Фогт велел всем подождать, а сам исчез в доме с вывеской десятой роты на двери.

 – Давайте все в дом!

 Солдаты один за другим вошли внутрь. В комнате было около двадцати солдат регулярной армии, сидевших на корточках или лежавших на полу. Одни чистили свои винтовки или играли в карты, а другие дремали.

 – Добрый день!

 На  пружинном остове кровати сидел худощавый, коротко стриженый человек лет тридцати пяти, в сером шерстяном свитере. Длинное лицо с выдающимся подбородком дополняло пенсне.

 – Это ваш новый командир, – Фогт вытянулся перед ним. – Называйте его господин обер-лейтенант Бауэр.

 Худощавый офицер обвёл подчинённых критическим взглядом. Они стояли по стойке «смирно» и громко называли свои фамилии, но, казалось, не производили благоприятного впечатления. Не поднимаясь с кровати, он отрывисто произнес:

 – Если вы не против, я бы хотел видеть вас более энергичными. Понятно?

 – Так точно!

 – Вы вошли сюда так, словно вы уже усталые  ветераны, а сами пока ещё ни чёрта не сделали. Вы поймёте, что здесь всё по-другому. Кстати, как давно вы на службе?

 Это уже было слишком. Едва сдерживая гнев, Вилли сказал:

 – Мы шесть месяцев служили в части снабжения. Затем вызвались добровольцами на фронт.

 – Добровольцами, говоришь? – Тон его голоса несколько смягчился. – В таком случае вам нет нужды объяснять, что здесь происходит. Судьба Германии зависит от таких частей, как наша! Мы не задаем вопроса, что с нами случится. Это дело всей нации!

 Вероятно, он хотел сказать что-то ещё, но вместо этого вздохнул и пристально посмотрел на нас.

 – Так, значит, вы добровольцы? – резюмировал он.

 – Так точно, добровольцы, господин обер-лейтенант.

 – Похвально. Тогда мне не о чем больше говорить. Надеюсь, мы с вами хорошо поладим. Скажу сразу, я не потерплю расхлябанности... Ну ладно, Зандер и вы трое пока останетесь здесь, будете в первом взводе. Зандер проинструктирует вас обо всём. Следующие четверо доложитесь в соседнем доме сержанту Хегельбергу. Остальные – в третий взвод. Разведи людей, Фогт, и возьми под команду роту, как и прежде.

 Иоганн рискнул обратиться с просьбой:

 – Господин обер-лейтенант, а нельзя ли нам шестерым остаться вместе, потому что...

 – Что такое, молокосос? – гневно прокричал худощавый лейтенант. – Особые привилегии, так рано? Считай, тебе повезло, что вы в одной роте. Ни слова больше! Теперь убирайтесь!

 Когда вечером Иоганн ложился спать, он тихо сказал Вилли:

 – У меня плохое предчувствие.

 – Что случилось?

 – Многие вещи невозможно предотвратить, но, честно говоря, мне очень часто бывает стыдно за то, что я немец.

Глава 13

 Ранней весной, сразу после скоропалительного отъезда Иоганна Майера на фронт, к Антонине Шелеховой неожиданно заявился Николай Симагин. Причём пришёл не один, а в сопровождении двух хмурых помощников. Он нахально толкнул жалобно скрипнувшую входную дверь и, ввалившись в комнату хрипло спросил:

 – Где твоя дочь?

 – Хотя бы поздоровался…

 – Не до церемоний… Зови её!

 – Нет её. Зачем она тебе?

 – Нужна…

 – А ты чего тут командуешь?

 – Тоня, ты лучше со мной так не разговаривай, – встал в позу обиженного Николай. – Твоего немецкого хахаля, наконец-то отправили на фронт, так что сиди и помалкивай.

 Всё ещё красивая женщина от возмущения только всплеснула загрубевшими от стирки руками, слов достойно ответить хаму не нашлось. Симагин по-хозяйски прошёлся по дому, заглядывая в каждую дырку.

 – Последний раз спрашиваю, где дочка? – грозно спросил он и сплюнул на пол. – Не скажешь, заберу тебя в кутузку.

 – За что, Коля? – попыталась по-хорошему  решить вопрос Антонина.

 – Я тебе не Коля, а господин старший полицейский! – гордо сказал Николай и поправил нарукавную повязку. – Так сказать, законная власть.

 При последних словах переминавшиеся до этого момента два помятых полицая дружно зашевелились.

 – Точняк! – прошамкал более пожилой и небритый. – Нам ноне приказ вышел, к вечеру собрать полтысячи работников для отправки по «железке» в Германию.

 – Так что колись хозяйка, где попряталась дочка, и мы двинем дальше…

 – У нас работы до чёрта! – гордо признался второй, маленький и гнусавый.

 Последние слова пришельцев полностью лишили Антонину сил и надежды. Она не глядя опустилась на кухонную табуретку и, посмотрев с мольбой на Николая, спросила:

 – Как же это?...  Может, как-то договоримся?

 – Ничего не могу сделать, – притворно извиняющим тоном ответил Симагин. – Приказ господина коменданта.

 – Врёшь ты всё Николай! – заплакала Шелехова. – Это ты от моей Сашеньки избавляешься…

 В это время в дом влетела растрёпанная дочка, бегавшая к подружке на соседней улице.

 – Ой, у нас гости! – выпалила она и хитро поинтересовалась. – По какому поводу?

 – Собирайся. – Коротко приказал главный полицейский. – Сегодня отправляешься на работу в Германию.

 – Куда? – натурально изумилась Санька.

 – Слышишь плохо?

 – Да нет…

 – Раз слышишь, значит, чтобы через десять минут была готова.

 После этого сообщения Шелеховы  сообразили, что незваные гости не шутят и бросились собираться в дальнюю дорогу. Антонина тихо причитала, но ловко упаковывала в фанерный чемодан немногочисленные вещи дочери. Санька безразлично собирала дорожную еду.

 – Господи! – приговаривала старшая из женщин Шелеховых. – За что на нас такая напасть?

 – Глупая ты тётка, право слово… Чего, однако ревёшь? – сказал пожилой полицай, подкуривая немецкую сигарету. – Девка хоть посмотрит на настоящую жизнь, увидит, как в Германии люди живут.

 – Пахать она там будет с утра до вечера!

 – Некоторые добровольцами едут, там хотя бы голодать не будут.

 – Сам бы и поехал заместо её…

 – Я бы с превеликим удовольствием, – смеясь, ответил полицай. – Только по разнарядке рабочие должны быть до двадцати лет от роду.

 – Зачем это?

 – Чтобы не окочурились по дороге! – неприятно заржал младший.

 – Типун тебе на язык!

 Пока шли суматошные сборы, Симагин сидел молча, но как только вещи были собраны, он встал и громко сказал:

 – Хорош трепаться, пора идти.

 – Дай попрощаться по-человечески…

 – Попрощаешься на вокзале.

 – Куда её? – спросил младший подручный.

 – Ведите на сборный пункт, – ответил Симагин.– Смотрите черти, чтобы не сбежала.

 – Куда она на хрен денется?

 – Головой отвечаете…

 Полицейские нервно вытолкали Саньку за дверь и двинулись к местной школе, куда сгоняли завербованную молодёжь. Антонина суматошно бросилась  одеваться, чтобы проводить дочь на станцию.

 – Не спеши Тоня, эшелон отправляют ночью. – Остановил её Николай. – Давай поговорим спокойно.

 – О чём нам говорить? – возмутилась Шелехова.

 – Как же? – удивился мужчина. – Мы же договаривались, что если не будет здесь дочки, то станем жить вместе…

 Антонина резко остановилась перед ним и, сжав кулаки, выкрикнула прямо в лицо:

 – Никогда! … Даже думать об том забудь!

 – Ты же обещала… Брехала значит?

 – Не тебе Иуда говорить о чести!

 – Вон как ты запела…

 – А ты как думал? – ехидно спросила возмущённая женщина. – Сначала заложил органам Григория, потом продал в рабство дочку и ещё хочет любви… Никогда!

 Симагин вскочил и демонстративно положил правую руку на кобуру с пистолетом.

 – Миром не захочешь со мной жить, – нервный тик передёрнул его широкое лицо. – Заставлю силой.

 Он прошёл мимо застывшей хозяйки, и уже выходя на улицу зло бросил:

 – Вечером приду!

 ***

 На железнодорожный вокзал Антонина бежала, стараясь не думать об угрозе Симагина. Другие мысли занимали её голову. Неожиданный отъезд дочери нарушил привычный ритм жизни.

 – Как же Сашенька будет одна жить на чужой стороне? – предсказуемо волновалась мать. – Она же такая легкомысленная и неприспособленная...

 За тяжёлыми размышлениями Антонина не заметила, как добралась до места назначения. Там уже клубилась толпа родных отправляемых на работы подростков.

 – Опоздала!

 Оказалось, что их к тому времени погрузили в немецкие «теплушки» для перевозки скота и русские паровоз, натужно пыхтя, нехотя подкатывал к эшелону. Два пожилых железнодорожника без лишней суеты произвели его сцепку с крайним вагоном.

 – Как же так? – недоумевала Шелехова. – Неужели я не увижу перед отправкой дочь…

 Горькая весна 1942 года пока не набрала положенный природой ход. Моросил мелкий противный дождь, который смешивался на лицах провожающих с запоздалыми слезами.

 – Ваня, где ты? – Рядом с Антониной металась растрёпанная женщина и звала сына.

 Над станцией Юзово стоял плотный шум, крики и рыданья женщин. Шелехова передвигалась по разбитому бомбёжкой перрону, вглядываясь в небольшие зарешёченные окошки вагонов. Редкая цепочка куривших полицейских не позволяла подойти ближе и Антонина никак не могла разглядеть дочку.

 – Вот гады, – злилась она, будто не было на свете ничего страшнее. – Не позволили даже попрощаться…

 Огромный железнодорожный состав, набитый молодёжью под завязку судорожно дёрнулся и, набирая скорость, двинулся на Запад. Одни из вагонов были набиты девчатами, большинство заполнены парнями. Антонина жадно искала глазами лицо дочери, но ничего не видела.

 – Уехала, – выдохнула она, когда последний вагон отстучал прощальную песню. – Когда теперь вновь увидимся?

 Антонина безучастно дошла до дома и не ужиная легла отдыхать. Она беспокойно спала, когда вдруг услышала настойчивый стук в дверь. Женщина открыла глаза и непонимающе огляделась. В доме было совершенно темно, очевидно царила глубокая ночь. Электричества в посёлке давно не было.

 – Кто там? – спросила хозяйка, на ощупь, подойдя к закрытой двери.

 – Это я! – ответил пьяным голосом Симагин. – Открывай.

 – Уходи, – попросила Антонина. – Не хочу тебя видеть.

 – Открой, иначе сломаю дверь.

 – Нет.

 – Ах ты, подстилка немецкая! – крикнул Николай и начал бить сапогами в нежданную преграду. – Как немцу давать, так ты первая…

 Закрытая на внутренний кованый крючок дверь не выдержала. От могучего удара разъярённого мужчины она распахнулась и в свете полной луны на пороге выросла его массивная фигура.

 – Долго ты блядь меня мучить будешь? – зловеще спросил он. – Всю жизнь поперёк стоишь…

 Он шагнул к застывшей женщине и схватил её в охапку. Та выгнулась назад, упёршись руками в его грудь и испуганно спросила:

 – Ты сдурел, что ли?

 – Молчи, дура! – сиплым голосом прошептал Николай и начал целовать лицо пленницы.

 – Пусти, – жалобно попросила Тоня и попыталась ударить насильника.

 – Мне больно…

 Симагин перехватил её руку и легко подняв, понёс на кровать. Он одним движением разорвал до пояса смутно белевшую ночную рубашку и сладостно замычал. Затем нашёл ладонями  опавшие груди Антонины и начал исступлённо их мацать.

 – Не хочу! – закричала женщина. – Не могу…

 – Сможешь. – Ухмыльнувшись, пообещал Николай и, навалившись, силой развёл её ноги.

 Теряя последние силы, она отчаянно вцепилась в волосы насильника, словно боясь, что он куда-то денется. Тот, вскрикнув от боли, выпростал из-под тёплого тела правую руку и ударил Антонину в глаз.

 – Сука!

 После удара женщина больше не сопротивлялась. Она безвольно затихла и позволила Николаю войти в себя, громко охнув при этом. Через минуту Симагин отпустил жертву и шумно дыша, упал рядом на скрипнувшую кровать.

 – А ты говорила, что не сможешь! – удовлетворённо произнёс он. – Куда ты милая денешься…

 Совершенно раздавленная Антонина молчала и даже не плакала...С этого дня между ними установились дивные отношения. Николай периодически приходил в дом Шелеховых и иногда оставался ночевать. Хозяйка больше не противилась его домогательствам, но ничего ему не говорила принципиально.

 – Да скажи ты хоть что-нибудь, – возмущался тот почти при каждой встрече.

 Молча она ложилась на супружескую кровать, молча терпела любовные старания бывшего сослуживца мужа.

 – Лежишь как бревно…

 Обострённым женским чутьём Антонина чувствовала, что стала надоедать Николаю. Добившись давно желаемого, он постепенно охладевал к ней.

 – Слава Богу! – думала она, лёжа рядом с храпящим мужчиной. – Скорее бы он отвалил от меня.

 Молчание женщины нервировало полицейского. Всё чаще он заявлялся к ней вдрызг пьяным, возможно для такого поведения существовали и другие причины. До Антонины доходили слухи, будто  невольный любовник часто участвовал в массовых казнях евреев и советских военнопленных.

 – Хотя бы тебя застрелили скорее, – Антонина жадно желала его смерти и одновременно сгорала от стыда перед знакомыми. – Сил моих больше нету терпеть косые взгляды людей…

 В первых числах июня Николай ввалился к ней ближе к рассвету. Дыша в лицо самогонным перегаром он, не раздеваясь, надругался над ней и громко икая, сказал:

 – Завтра вечером приду к тебе с дорогим гостем из Киева.

 – Не стыдно меня перед людьми позорить? – не выдержала Антонины.

 – О, заговорила. – Обрадовался гость.

 – Зарекалась молчать, но ты ирод такой  кого угодно доведёшь до отчаянья!

 – Я такой! – самодовольно протянул Николай. – Так что сопротивляться не рекомендую.

 Антонина повернула к нему увядающее, но красивое лицо и выкрикнула:

 – Ни тебя, ни гостя не пущу!

 – Пустишь как миленькая, – угрожающе прошептал бывший шахтёр. – Мало того и обслужишь его по полной программе…

 – Не дождёшься!

 – Сделаешь всё, что он захочет, – предупредил Симагин. – Если конечно у него на такую потасканную бабу встанет.

 Антонина застыла, медленно переваривая услышанное.

 – Нет!

 – Иначе я тебя застрелю как собаку. – Просто сказал полицай и вытащил парабеллум.

 – Ты сдурел?

 – Поняла меня немецкая блядь?

 Не дождавшись ответа, он грохнул дверью и отправился спать в участок. Антонина больше часа стояла как вкопанная посредине скромно обставленной гостиной и о чём-то мучительно раздумывала:

 – Как быть? Ведь он обязательно припрётся…

 Когда утром соседка забежала к ней одолжить соли, окоченевшая Тоня давно висела на верёвке, продетой через кольцо вбитое Григорием для детской колыбели. Вероятно, женщина заранее переоделась, встала на стул, чтобы дотянуться до деревянной балки на потолке и спрыгнула вниз…