Текст книги "Ни шагу назад! (СИ)"

Автор книги: Владимир Шатов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)

Глава 15

На момент начала Харьковской наступательной операции соотношение сил на юго-западном направлении  складывалось не в пользу советских войск. В танках силы были примерно равны, а по количеству людей противник превосходил в 1,1 раза, в орудиях и миномётах в 1,3 раза, в самолётах в 1,6 раза. Только в полосе наступления Юго-Западного фронта удалось достичь полуторного превосходства в людях и немногим более чем двукратного в танках, среди которых было ещё много легких, со слабой бронёй и вооружением. По артиллерии и авиации силы сторон были примерно одинаковыми, но противник обладал подавляющим количественным и качественным превосходством в бомбардировщиках.  Боевые действия войск  фронта начались 12 мая 1942 года переходом в наступление обеих ударных группировок. За первые три дня напряжённых боёв войска фронта прорвали оборону 6-й немецкой армии севернее и южнее Харькова  и значительно продвинулись из района Волчанска до 25 километров, а от Барвенковского выступа на 50 километров. Это вынудило командующего группой армий «Юг» просить главное командование сухопутных войск Германии срочно перебросить 3-4 дивизии из состава армейской группы «Клейст» для ликвидации опасного прорыва.

 Командование Юго-Западного направления 15 мая доносило в Ставку, что операция развертывается успешно и созданы необходимые условия для включения в наступление войск Брянского фронта и дальнейшего форсирования операции. Однако эти прогнозы оказались преждевременными. Командование фронта и направления, к сожалению, не использовало сложившуюся к исходу 14 мая благоприятную обстановку. Оно не ввело в сражение подвижные танковые соединения для развития первоначального успеха и завершения окружения немецкой группировки в районе Харькова. В результате стрелковые дивизии заметно истощили свои силы, и темп наступления резко снизился. Вторые эшелоны армий были введены в сражение утром 17 мая. Но время оказалось безнадёжно упущено.

 Противник выдвинул к районам прорыва значительные подкрепления, организовал прочную оборону на тыловых рубежах и завершил перегруппировку.  К этому времени количество войск противника перед 57-й и 9-й армиями Южного фронта увеличилось на три пехотные и танковую дивизии, что дало ему возможность создать общее тройное превосходство над войсками 9-й армии. На отдельных участках превосходство противника достигло по танкам и орудиям 6–7– кратного.

 ***

 В конце апреля 13-я гвардейская стрелковая дивизия была переподчинена 28 армии Красной Армии. С 12 по 23 мая 1942 года она участвовала в генеральном наступлении на Харьков, атакуя западнее Волчанска. На этот период дивизии придавались 90-я и 57-я танковая бригады.

 – Сколько они могут стрелять? – думали красноармейцы.

 Вражеская артиллерия вот уже несколько суток беспрерывно обстреливала развороченную железнодорожную насыпь, за которой окопались бойцы под командованием старшего лейтенанта Михаила Кошевого.

 – От этих чёртовых тяжёлых снарядов у меня постоянно гудит в ушах. –  Пробирался он позади редкой цепочки зарывшихся в землю подчинённых. – И башка болит…

 Полевая кухня прибыла для раздачи суточных пайков поздней ночью. Каждый солдат в нагрузку также получил по сто граммов «наркомовских». Горький опыт научил всех не особенно радоваться такой щедрости. Пашка Лисинчук издали увидав командира, засмеялся и сказал:

 – Начинается потеха.

 – С чего ты взял?

 – Когда нам дают водку это определенно плохой признак.

 – Почему?

 – Значит, скоро будем наступать! – ответил бывалый сержант. – Выпивши, оно как-никак сподручнее…

 – Точно, – нехотя подтвердил командир. – Нам приказано начать атаковать в шесть утра.

 – А танки нам придадут?

 – Нет, – кривясь, проговорил Кошевой.

 Вообще-то не положено раньше времени раскрывать замыслы командования.

 – Основной удар будет наноситься не на нашем участке…

 – И на том спасибо!

 Командир взвода плохо спал тревожной ночью. Ровно в 5 часов 30 минут утра, на фоне нескончаемой орудийной пальбы немцев, русские пушки открыли беглый огонь. Множество снарядов взмыло в воздух и с диким воем пролетало над головами изготовившихся солдат. Позиции противника тотчас потонули в море ужасных взрывов, пыли и порохового дыма.

 – Не знаю как Вас ротный, – почти прокричал Лисинчук. – Но меня это зрелище очень воодушевляет, и помогает развеять страхи.

 – Подготовиться к атаке!

 Поскольку ротные пулемёты находились в ремонте, вместо них расчётам выдали пехотные карабины. Это делало атакующий взвод более подвижным, так как не нужно было тащить с собой тяжёлые ящики с патронами. За считаные минуты до шести часов Кошевой подал громкую команду:

 – Примкнуть штыки!

 Неожиданно откуда-то сверху свалилась плотная тишина, которая лучше всяких команд предвещала приближение атаки.

 – Вперёд! – крикнул Михаил и первым выскочил из укрытия. – За Родину, за Сталина!

 – Ура!

 Три или четыре крупных шага бросили его в опасную зону ничейной земли. Немецкая артиллерия атакующих не тревожила, но вместо неё по поднявшемуся в рост батальону стреляли из всех видов стрелкового оружия. Вражеские окопы оказались так хорошо замаскированы, что бойцы на ходу не в состоянии были их обнаруживать, и стрельба большей частью велась наугад.

 – Только не останавливаться ребята! – орал, задыхаясь от бега, Кошевой. – Огонь, огонь.

 Он оглянулся назад и с ужасом заметил, что бежит один. Бойцы взвода, как и всей роты, попадали кто куда. Позади жалобно и громко кричали раненые, а санитары-носильщики сновали с места на место, оказывая им посильную помощь.

 – Трусы, вашу мать. – Выругался взводный и шлёпнулся в первую попавшуюся канаву. – Делать нечего, придётся отстреливаться.

 Неподалёку притаился вездесущий Лисинчук. Слева и чудь сзади расположился пожилой украинец Симоненко. Он производил впечатление человека нервного типа, но считался хорошим работником. Но хотя он не был ни недружелюбным, ни угрюмым, Кошевой так по-настоящему и не познакомились с ним. По той простой причине, что он казался нелюдимым.

 – Павел, – позвал командир своего сержанта. – Почему залегли?

 – Набираемся храбрости для нового броска. – Как всегда с юмором ответил Лисинчук. – Сейчас подышим пылью и рванём.

 Кошевой бросал настороженные взгляды вокруг, чтобы посмотреть, нет ли кого поблизости. На глаза опять попался Симоненко, неподвижно лежавший поодаль на спине.

 – Эй, Лисинчук. – Позвал он бывшего шахтёра.

 – Что?

 – Оглянись назад, посмотри, – Михаил показал рукой на соседа. – Вон там Симоненко лежит на спине. Может, его зацепило?

 Лисинчук приподнялся и резко повернул голову. Он вёл непрерывный огонь из трофейного автомата, и любая заминка заметно раздражала его.

 – Не, шевелится, – азартно выкрикнул сержант. – Жив старый пень…

 Потому что они смотрели в ту сторону, то увидели, как Симоненко поднял вверх левую руку и уставился на неё, ничуть не беспокоясь по поводу царившей вокруг суматохи. Потом он навёл на неё невесть откуда взявшийся у него немецкий пистолет и выстрелил.

 – Вот гад, – изумился Кошевой и расстроился.– Только самострела мне и не хватало.

 Этот одиночный выстрел, конечно, потерялся в общем шуме боя.

 Михаил увидел, что Симоненко отбросил в сторону пистолет и зачем-то пополз вперёд. Затем он повернул назад, а его окровавленная рука висела вдоль туловища как плеть. Лисинчук осуждающе покачал головой.

 – Полный придурок. – Проворчал он. – Надеюсь, никто больше не заметил...

 Членовредительство расценивалось, как очень серьёзный проступок, причём наказание могли понести и его непосредственные командиры.

 – Но с какой стороны на это ни посмотреть, Симоненко от этого ничего не выигрывал. – Отвлечённо подумал Кошевой. – Если рана окажется незначительной, его вернут на фронт через несколько недель… С другой стороны, он может остаться добровольным калекой на всю жизнь.

 Он механически взял карабин и стал стрелять как ненормальный, все ещё думая о наивном самострельщике. Вскоре мысли о нём вытеснил азарт боя. Михаил пару раз смог поднять бойцов в атаку и взвод медленно, но уверенно пробивался вперёд. Чем ближе они продвигались к стрелявшим немцам, тем злее становились.

 – Они отстреливают нас, как зайцев, – злился от чувства беспомощности Кошевой. – А мы даже не знаем, где они прячутся.

 В третий раз взвод сделал короткий бросок к немецким позициям. Очень многие из бежавших рядом сослуживцев резко сгибались пополам и падали ничком, как поражённые молнией. Но, по крайней мере, нападавшие смогли увидеть позиции противника, они были всего на расстоянии броска гранаты.

 – Бросайте ручные гранаты, живо! – скомандовал старший лейтенант. – Громи их ребята.

 Всё больше и больше немцев выскакивали из своих окопов и пытались спастись бегством. У них оставалось мало шансов, теперь красноармейцы могли вести прицельный огонь. Узкие окопы оказались настолько хорошо замаскированы, что атакующие замечали их, только когда чуть ли не проваливались в них.

 – Вот же он, – опешил Михаил, вдруг увидев худого немца почти под своей правой ногой. – Сейчас стрельнёт в меня…

 Его крупная голова едва приподнималась над землей. Нос под потёртой каской был удивительно широким, как у боксёра. Он ещё не видел внезапно выросшего сбоку противника.

 – В кого он целится?

 С удивительным спокойствием гитлеровец поднял свою штурмовую винтовку и принялся целиться в кого-то за спиной у нападавшего. Внезапно тот понял, что враг целится в Лисинчука, который беспечно стоял во весь рост и стрелял с бедра по убегавшим немцам.

 – Пашке капец настаёт. – Мгновенно сориентировался Михаил и скомандовал себе. – Прыгай, может, успеешь спасти!

 Одним прыжком он оказался возле медлившего пехотинца, тот в испуге отшатнулся. От резкого движения его защитная каска сдвинулась в сторону, и Кошевой увидел лицо баварского бюргера, который смотрел изумлённо, с неподдельным ужасом. Удивительно, но Михаил за секунду даже успел лихорадочно подумать:

 – Осторожнее с этим штыком... куда угодно, но только не в лицо... верхняя пуговица его формы, прямо под адамовым яблоком... вот куда!

 Кошевой вскоре перестал думать совершенно. Всё, что видел лейтенант, была эта проклятая пуговица, в которую он ударил изо всех сил, прямо по ткани коричневого цвета.

 – На!

 Штык неожиданно легко вонзился в податливую плоть, и по инерции фашист завалился спиной глубоко в окоп. Кошевой не удержал карабин и упал вслед за ним, опустившись прямо сверху. Ходой немец корчился под Михаилом, будто хотел освободиться от непосильного груза смерти. Он делал руками слабые попытки отбиться, потом схватился за кожаный поясной ремень и безвольно повис на нём.

 – Неужели я просто убил его ударом штыка! – удивился старший лейтенант. – Так просто, раз и нет человека.

 Русая голова врага медленно склонялась всё ниже и ниже. Помятая каска постепенно соскальзывала вперёд, пока не закрыла залитое кровью лицо, и слабый предсмертный хрип вырвался из его узкой груди.

 – Убивать своими руками совсем не то, что просто стрелять по людям. – Рассеянно рассуждал взводный. – Этот чёртов немец мне точно будет в кошмарах сниться…

 Некоторое время он чувствовал себя так, будто из него выкачали весь воздух, в голове не возникало ни единой мысли. Затем он с отвращением выдернул штык, по которому стекала дымящаяся кровь, и выбрался из обвалившегося окопа, шагая, как лунатик, подальше от тёплого мертвеца.

 – Где же наши?

 Когда Михаил, наконец, увидел знакомые лица своих подчинённых, то постепенно успокоился, и его сердце перестало колотиться как бешеное. Он воткнул штык в мягкую землю, чтобы очистить его от липкой крови и нарочито твёрдо спросил:

 – Потерь много?

 – Сейчас посчитаю, – ответил сержант Лисинчук. – Ну, мы им всё же дали…

 – Да и они ответили, будь здоров!

 Когда первое сопротивление противника было сломлено, продвижение частей Красной Армии значительно ускорилось. Солнце палило нещадно, словно осуждая бесчисленные убийства.

 – Неужели дойдём до Харькова?

 Потрёпанный батальон форсированным маршем двигался в сторону четвёртого по численности населения города Союза. До второй линии обороны немцев оставалось километров двадцать. Они почти не сопротивлялись, очевидно, в полосе наступления советских войск не оказалось плотной обороны.

 – Почему вы сняли кители? – сурово спросил ротный своего командира разведчиков.

 – Так ведь жарко, товарищ старший лейтенант! – Весело откликнулся Лисинчук. – Немец прёт на Запад, мы идём за ним.

 – Смотрите, как бы не повернули…

 Жаркий воздух гулял по сухой степи, и повсюду распространялся запах крови, перемешанный с резким запахом взрывчатки, от которого сильно тошнило. Поздним вечером с правого фланга фашисты вдруг открыли пулемётный огонь и продвижение остановилось.

 – Ох!

 Внезапно Сергей Крымов, шедший в шеренге крайним, пискляво вскрикнув, и упал вперёд лицом. Мгновенно Лисинчук оказался возле него, но Сергей, шатаясь, встал на ноги.

 – Зацепило, – озабоченно спросил Павел. – Ранен?

 – Видать сегодня мне не суждено умереть! – Ответил Крымов. – Хотя смерть буквально в глаза смотрела.

 Его лицо побелело как бумага. Пуля только слегка коснулась его, но прошла слишком близко, чтобы остаться спокойным. Немецкий пулемёт молчал несколько минут, затем застрочил вновь, но пули, казалось, летели отовсюду.

 – Неизвестность может свести с ума любого.

 На мгновение Кошевой подумал, что это придурки из третьего взвода стреляют по противнику с кратчайшего расстояния прямо через позиции своих товарищей.

 – Нет, это снова проклятый пулемётчик, – заметил наблюдательный Павел. – Он опять сменил позицию.

 – Так накройте его, чего ждёте?

 Темнота, наконец, положила конец дальнейшим военным действиям. Кошевой передал по цепи долгожданную команду:

 – Окапываться!

 Стрельба окончательно захлебнулась и стихла. Солдаты принялись лихорадочно копать неподатливую землю и устраиваться на ночлег.

 Двое незнакомых бойцов, низко пригибаясь, пробирались в тыл с раненым завёрнутым в плащ-палатку. Невидимый человек внутри лежал безвольным мешком. Под ним темнело обширное пятно, из которого что-то медленно капало, как вода из давшего течь крана.

 – Кто это? – спросил Кошевой, и устало потёр глаза. – Из нашей роты?

 – Крымов Серёжка. – Ответил разведчик, заглянув вовнутрь. – Проникающее ранение в живот…

 Из плащ-палатки доносился слабый, почти детский, плач. У Михаила всё сжалось внутри. Он часто слышал стоны умирающих, но никто не плакал так по-детски жалко. Этот плач был таким бесконечно беспомощным, что он с силой хлопнул ладонями по своим ушам, чтобы раздражающий звук пропал.

 – Крымова жалко! Таки догнала его пуля… – Лисинчук закурил самокрутку. – А всего несколько месяцев назад Сергей спокойно жил дома с родителями.

 – Он где-то на два-три года моложе меня. – Сознался Кошевой. – Не очень большая разница в возрасте, но я ощущаю себя очень старым.

 По приказу комбата Сазонова взвод занял возникшую на пути деревеньку Григорьевку. Пока солдаты размещались на постой, Кошевой вместе с сержантом выставил боевое охранение. Вдруг он резко остановился и спросил напарника:

 – Ты чувствуешь, что-то не так?

 – В смысле?

 – Стало тише.

 – Действительно, – удивился Лисинчук, за несколько дней боёв отвыкший от тишины. – Почти не стреляют… Видать турнули немца далеко.

 Отдалённый грохот почти стих, оконные стёкла больше не дрожали. Раздавались только отдельные взрывы. Командир посмотрел на ручные часы и предложил:

 – Давай спать.

 – Ты, где останешься?

 – Да здесь с вами и заночую.

 – Лады! – обрадовался Павел. – А сколько времени?

 – Почти одиннадцать часов. – Михаил широко зевнул. – Давай ложиться… Хоть выспимся на настоящих кроватях.

 Казалось, только они закрыли глаза, как кто-то открыл входную дверь. Ворвался свежий ночной воздух, пронизывающий, как охотничий нож. В тёмном проёме появилась закутанная с ног до головы фигура человека с автоматом, который рявкнул:

 – Всем немедленно построиться!

 Отдыхающие бойцы отделения сразу вскочили, засуетились, спешно надевая шинели и другое обмундирование. Получалось немного хаотично, так как полные патронные сумки тянули вниз, как куски свинца...

 – Заворачивай направо. – Когда все, наконец, высыпали на тёмную улицу, тотчас прозвучали резкие команды. – Вольно, быстрым шагом марш!

 Ночь была, хоть глаз выколи. Никто не произносил ни слова, только тяжело дышали от быстрой ходьбы. Единственным звуком был металлический звон от штыков, задевающих за сапёрные лопатки. Затем по строю шёпотом передали волновавший всех вопрос и тревожные вести:

 – Что случилось?

 – Они прорвались!

 – Тогда нам хана…

 – Отставить разговорчики в строю!

 В воздухе висела ощутимая, словно гиря угроза. Впереди в небо постоянно взмывали белые вспышки, они мерцали, как горящие звёзды над головой. Пулемёт немцев выстучал короткую очередь, слева коротко вскрикнул раненый.

 – Куда идти?

 Раздавались отдельные винтовочные выстрелы. Взвод устало шагал до самых вспышек, затем повернул и растянулся вереницей вдоль края редкого леса. По колонне пронеслась команда:

 – Окапывайся!

 – Неужто дошли?

 – Правильно, хватит ноги сбивать…

 Один из бывалых солдат показывал новобранцам, какой глубины должен быть окоп.

 – Землю накидывайте так, чтобы образовался вал. – Поучал он. – Возможно, это спасёт ваши никчёмные жизни.

 Невозможно было окопаться, как следует, чернозём попался слишком твёрдый. Солдаты копали поочередно, один работает, другой на страже, винтовка наизготовку.

 – Скоро расцветёт и начнётся комедия! – Лисинчук рассеянно посмотрел на серое небо. – Жаль, не дали выспаться…

 Отдельные выстрелы прекратились, но вспышки продолжали появляться без остановок. Ракеты соседи пускали из короткоствольных сигнальных пистолетов. Глухой ноющий звук, и ослепительный огонь с шипением взмывали в небо, замирая на мгновение на максимальной высоте и опять, медленно угасая, опускались на землю. Всё пространство перед их линией обороны было буквально засыпано светом.

 – Блуждающие тени напоминают мне загробный мир. – Думал Кошевой, до рези в глазах вглядываясь в мерцающий сумрак. – Снова и снова мне кажется, что вижу какое-то движение, отмечаю какие-то смутные очертания, но всегда это оказывалось пнём или кустом.

 Все предметы представлялись такими нереальными, будто из причудливого, пугающего сна. Прошло ещё несколько часов ожидания. На востоке начало понемногу светать. Утомленные длительным вглядыванием в темноту, бойцы задремали. Внимание постепенно ослабевало, поэтому Кошевой не на шутку испугался, когда кто-то стал приближаться к ним сбоку.

 – Стой. – Грозно крикнул он. – Кто идёт?

 – Свои…

 Из плотного тумана застелившего землю выросли фигуры вооружённых людей.

 – Свои нынче разными бывают. – Проговорил командир роты, внимательно всматриваясь в подходящих военных. – Стой говорю… Прикажу открыть огонь.

 – Прикажет он, – возмутился кто-то густым басом. – Лучше ты немцу что-нибудь показал бы…

 Оказалось, что это какая-то разбитая часть Красной Армии отступала из-под Харькова. Командир их погиб, поэтому Кошевой принял командование над маленьким воинским соединением. Весь следующий день они ждали атаки гитлеровцев.

 – Вначале наступали мы лихо. – Врывшись в землю по самую макушку, прибившиеся солдаты делились со старожилами последними новостями. – Порвали линию обороны немцев, как Бобик тряпку!

 – Чего ж тогда отступали?

 – Да он гадёныш под фланги танками даванул, вот мы и попятились. Едва в окружение не угодили.

 – А соседняя дивизия в «котёл» таки попала. – Подтвердил пожилой ополченец. – Мало кто оттуда вышел…

 – Всего-то! – удивился молоденький новобранец. – Танков испугались?

 Ополченец хотел ответить, но Лисинчук негодующе покачал головой и повысил голос:

 – Ты когда-нибудь видел немецкий танк в движении?

 – Нет.

 – Если нет, то тебе будет на что посмотреть! А когда услышишь лязг их гусениц и бросишься на землю, то вспомнишь меня. Ты не сможешь отделаться от мысли, что этот монстр движется прямо на тебя. Он ползёт вперёд очень медленно, проходя всего какой-нибудь метр в секунду, но идёт упрямо, как лавина и с этим ничего не поделаешь…

 – А оружие?

 – Твоя винтовка бесполезна, можно с таким же успехом плюнуть на него. Кроме того, от страха в голову не приходит мысль стрелять. Ты просто замираешь, как мышь, хотя чувствуете себя так, будто кричишь от ужаса. Боишься и пальцем пошевелить, чтобы не разозлить зверя. Ты себе говоришь, может быть повезёт, может быть, он тебя не заметит. Но затем возникает новая мысль, что вдруг удача отвернулась от тебя и танк ползёт прямо на ваш окоп, и ты уже ни жив, ни мёртв. Вот когда нужны железные нервы, такие крепкие, как стальные тросы. Я видел, как Сажин из второго взвода попал под безжалостные гусеницы. Он вырыл себе недостаточно глубокий окоп, просто смертельно устал, чтобы копать. Танк слегка отвернул от своего курса, ровно настолько, чтобы наехать на его укрытие, и начал утюжить вдоль и поперёк. В следующую минуту человека просто сровняло вровень с землёй...

 – Заживо похоронил! – ахнул нервный новобранец. – Так как же с ними бороться?

 – Без артиллерии никак. – Поставил диагноз Лисинчук. – Можно сразу помирать…

 Однако им в тот раз неожиданно повезло. Танковые клинья немецких армий прошли совсем рядом с ними и по приказу вышестоящего командования 13-я гвардейская дивизия начала плановое отступление в общем направлении на Ростов.

 ***

 17 мая из района городов Краматорск и Славянск Сталинской области противник бросил в наступление против 9-й и 57-й армий Южного фронта 11 дивизий армейской группы «Клейст». Одновременно начав наступать из района восточнее Харькова и южнее Белгорода против 28-й армии Юго-Западного фронта. Войска 9-й армии оказались не подготовленными к отражению стремительного удара и дрогнули.

 Противник значительно расширил место прорыва и создал реальную угрозу окружения войск Красной Армии. В этой обстановке Главком ЮЗН вечером 19 мая отдал приказ о переходе к обороне на всём фронте с тем, чтобы сосредоточить основные силы на разгроме прорвавшейся группировки врага. Это решение было утверждено Ставкой, но оно оказалось  запоздалым.

 23 мая армейская группа «Клейст», наступавшая из-под Краматорска, соединилась в районе Балаклеи с частями 6-й немецкой армии, перерезав советским войскам, действовавшим в Барвенковском выступе, пути отхода на восток за реку Северский Донец. Окружённые соединения находились  под общим командованием заместителя командующего фронтом генерала Ф. Я. Костенко.

 С 24 по 29 мая, ведя бои в окружении, советские бойцы небольшими отрядами прорывались через линию немецких войск и переправлялись на восточный берег Северского Донца. Одновременно с наступлением в районе Барвенковского плацдарма противник усилил удары и на волчанском направлении, где ему удалось окружить вторую ударную группировку Юго-Западного фронта.

 Борьба советских войск в окружении с превосходящими силами противника была очень тяжёлой. Немецкая авиация полностью господствовала в воздухе. Ощущался острый недостаток боеприпасов, горючего и продовольствия. Попытка командования Юго-Западного направления прорвать фронт окружения ударом силами 38-й армии и деблокировать окруженные части большого успеха не имела. Тем не менее, благодаря этому удару из окружения вышли около 22 тысяч бойцов.

 Таким образом, успешно начавшаяся в мае 1942 года наступательная операция Красной Армии в районе Харькова закончилась неудачей. Войска двух фронтов понесли большие потери в живой силе и технике.

 Такой исход Харьковской операции явился результатом, прежде всего, недостаточно полной оценки командованием Юго-Западного направления в лице Маршала Тимошенко и члена военного совета Хрущёва оперативно-стратегической обстановки.

 Отсутствовало организованное взаимодействие между фронтами. К тому же командование направления и фронта своевременно не приняло меры к прекращению наступления в связи с резко осложнившейся обстановкой в районе операции.

 К трагедии привело то, что значительная часть соединений и частей советских войск оказалась недостаточно скоординированными. Они не обеспечивались в нужном количестве современной боевой техникой, особенно моторизированных средств передвижения пехоты и боеприпасами. Командный состав всех звеньев армий не обладал ещё достаточным боевым опытом. Командование направления не всегда объективно информировало Ставку о положении на фронтах.

 Поражение под Харьковом оказалась весьма чувствительным для войск всего Юго-Западного направления.  В конце мая 1942 года перед советскими войсками Ставкой были поставлены исключительно оборонительные задачи. Прочно закрепиться на занимаемых рубежах и не допустить развития наступления немецко-фашистских войск на восток.