Текст книги "Это они, Господи…"

Автор книги: Владимир Бушин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 28 страниц)

Жуков и Деникин: победитель и – кто?

Прежде всего, сам перечень лиц, оказавшихся в окончательном списке лишь сеял и усиливал смуту в умах, разрушал давно сложившуюся разумную «иерархию ценностей». Иначе говоря, продолжил то самое, чем уже двадцать лет под похвалы властей занимается наше ТВ.

Ну, в самом деле, допустим, попал в этот перечень Суворов. Что ж, закономерно. Но всё-таки он же совершал свои великие подвиги главным образом где-то в далёких краях от Измаила до Альп, а Кутузов, совершивший подвиг спасения России на её полях, в перечень не попал. Неужели только потому так, что первый – генералиссимус, а второй – фельдмаршал? И вспомните строки Пушкина об этом фельдмаршале:

 
Народной веры глас
Воззвал к святой твоей седине:
«Иди, спасай!». Ты встал – и спас.
 

Или вот Деникин, который и с профессиональной-то стороны не выделялся, рядовой генерал-лейтенант царской армии, в 1920 году битый да ещё даже за две недели до смерти в 1947-м составивший американскому президенту Трумэну прожект о том, как, учтя опыт Гражданской и Отечественной войны, ловчее разгромить Россию. Этот прожектёр тут как тут. А маршала Жукова, самого выдающегося полководца Великой Отечественной и всей Второй мировой, нет.

А если взглянуть на литературу? Как мог не попасть в этот перечень, скажем, Лев Толстой, а Бунин, благоговевший перед ним, написавший о нём восторженную книгу, здесь! За то, что больше тридцати лет прожил на чужбине и злобствовал о Советской России? Или за воспоминания, в которых поносил не только Советскую власть, Маяковского и Есенина, но и Горького, двадцать лет изрядно помогавшего ему и словом, и делом? И нет в списке того же Максима Горького, самого знаменитого писателя мировой литературы XX века, нет гениального и всемирно известного Михаила Шолохова, но есть Владимир Высоцкий, чью популярность я вовсе не хочу принизить.

На выборе многих имён явно видна рука нынешней антисоветской и религиозной пропаганды. «Как так? – воскликнет кто-то, – А Ленин? А Сталин?». Об этом – позже.

Но дело не только в именах. Какое там просветительство, какая познавательность! На зрителей и читателей обрушили всё тех же времен Бурбулиса и отделенья Крыма потоки невежества и лжи, замешанных то на злобе, то – ещё и на угодничестве перед антисоветским режимом. И это обо всех, обо всём. Так, хотя бы о только что упомянутом маршале Жукове сказано: «Великую Отечественную войну он встретил малоизвестным генералом». Это нынешние випы до того, как их сажают в высокие кресла, были просто никому неведомыми нулями без палочки: Кириенко, Черномырдин, Путин, Медведев, Миронов, Сердюков… А Жуков в 1939 году обрел всенародную славу разгромом японцев на Халхин-Голе, получил Золотую Звезду Героя, звание генерала армии, возглавил Генеральный штаб, т. е. перед войной был вторым лицом в армии. И они берутся нас просвещать!.. Это же уровень Радзинского, считающего, что во время войны Жуков был наркомом обороны.

Рогозин или Рогожин?

Рассмотреть обсуждение всех кандидатур не представляется возможным да в этом и нужды нет. Остановимся лишь на некоторых. В чем хотя бы тут нас просветили? И если в нашем выборе придерживаться хронологии, то начать следует с Достоевского. Его представлял заслуженный антисоветчик Дмитрий Рогозин, доктор философии, представитель России в НАТО.

И сразу бросились в глаза несколько странностей. Так, Достоевский многозначительно назван «писателем, родившимся в России». А то где же? Я, признаться, не могу припомнить ни одного нашего классика, родившегося вне России. Неужели тут можно назвать Гоголя? А слово «бесы» у Рогозина все время с большой буквы, как и Бог, Спаситель, Творец… Мало того, есть страницы, где «бес» с большой, а «Бог» с маленькой. Да это же богохульство. У Достоевского, разумеется, ничего подобного и быть не могло, как и у Пушкина, конечно, строки которого он взял эпиграфом к роману «Бесы»: «В поле бес нас водит, видно…». и т. д.

Удивило и то, что такой суперпатриот, а хвалит писателя исключительно устами иностранцев – двух немцев, двух евреев и одного американца, неизвестного мне происхождения. С русской же стороны – только отрицательные суждения. Как же так? Где твой патриотизм?

Кроме того, мне показалось, что оратор при всём громкоголосии на самом деле робковат. Ну, смотрите, вот он привел уничижительное, злобное высказывание о Достоевском («я испытываю почти физическую ненависть к этому человеку… у меня желание разорвать его на куски») и спрашивает нас: «Как вы думаете, кто автор этих гневных фраз?». Большинство зрителей, как и членов жюри, конечно, не знает, что это Чубайс, а оратор не называет его – что же это как не трусость? Тем более, что Чубайс-то прямо и открыто высказал своё резкое мнение о Рогозине: «он разрушает страну». И после такого-то обвинения тот не смеет произнести его имя! Хоть напомнил бы ему, сколь успешно он «укреплял страну» в сфере отечественной энергетики, за что и получил недавно приз в размере 27 млн долларов.

Увы, не любили…

И вот, робея перед Чубайсом, оратор зато бесстрашно обрушился на Ленина, который не любил Достоевского. Да, не любил, и был в этом совсем не одинок. Не любили писателя, порой сочиняли на него злые эпиграммы, а то и просто издевались над ним многие не из последних русских людей – Тургенев, Салтыков-Щедрин, Некрасов, Чайковский, Чехов, Горький, Бунин… Так что Ленин оказался тут в весьма достойной компании, о которой у храброго Рогозина – ни слова.

Но гораздо важнее другое: будучи главой правительства, Ленин имел возможность выразить свою неприязнь в виде каких-то умолчаний и даже запретов на государственном уровне. Но мы видим совершенно обратное. В 1918 году Совнарком по предложению Ленина принял постановление об установке памятников видным революционерам и деятелям культуры и в составленном списке писателей Достоевский стоял вторым вслед за Толстым. Ну, что стоило председателю Совнаркома вычеркнуть Достоевского и вписать, допустим, папу Рогозина, профессора. Нет, он на это не пошел, хотя соблазн был велик. И тогда же, в 1918 году, в разгар Гражданской войны, на Цветном бульваре был установлен памятник писателю работы известнейшего скульптора С. Д. Меркурова, позднее дважды Сталинского лауреата. В 1936 году памятник перенесли на Новую Божедомку, к музею писателя, который открылся в 1928-м, а саму улицу в 1940-м назвали его именем. А в 1921 году в Москве и Петрограде торжественно отмечалось столетие со дня рождения Достоевского. И попыток Ленина помешать этому до сих пор не обнаружено. Поищите, Рогозин.

А читал ли Ленин Достоевского? Да, говорит патриот, но – «от „Братьев Карамазовых“, по его признанию, его вообще стошнило». Это кому же он признался? Военный секрет НАТО.

А вот ещё интересный факт. В 1935 году в издательстве Academia решили издать «Бесы». Против этого с резкой статьей в «Правде» выступил известный тогда журналист Д. Заславский. Его статья называлась «Литературная гниль». В самой «Правде»! Но Заславский тут же получил решительный отпор. От кого? От одного из тех, кто не любил Достоевского – от пролетарского писателя Горького. Вот чему поучиться хотя бы Лужкову, который в угоду антисоветскому режиму снёс памятник Горького у Белорусского вокзала.

Логично, господин Рогозин?

После Ленина естественно просветить нас об отношении Сталина к Достоевскому. И докладчик просвещает: «Сталин про него говорил: „Мы его не печатаем, потому что он плохо влияет на молодежь. Но писатель великий“. Оговорка точно по Фрейду. Так Иосиф Виссарионович косвенно признал идейное ничтожество большевиков. Ведь если у них на вооружении марксизм, то чего же бояться „великих писателей“. И, самодовольно торжествуя, добавил: „Логично, товарищ Зюганов? Чего испугался Сталин?“».

Сталин, милостивый государь, был не из пугливых. Могли бы знать это и без напоминания. Где были бы вы или ваш папа-профессор в октябре 41-года, неизвестно, а Сталин оставался в Москве, на посту. Что же такое логика, вы просто не разумеете. В приведенном тексте никакой «оговорки» нет, и Фрейд здесь ни к селу, ни к городу, а только для как бы учёного выпендривания. Что же касается «идейного ничтожества» кого бы то ни было, то вам, доктор философии, касаться этого вопроса крайне опасно.

Но кому же Сталин сказал приведённые слова? Автор, видимо, опять по робости молчит. Так я скажу. Был такой Милован Джилас – один из руководителей югославской компартии. Потом, как и генеральский сынок Рогозин, он стал антисоветчиком и написал лживые воспоминания, в которых уверял, что Сталин вот это именно говорил ему при встрече в 1948 году. Враньё.

Ничего подобного Сталин говорить не мог, ибо знал, что Достоевский всегда издавался и переиздавался у нас огромными тиражами. Начать хотя бы с 23-томного собрания сочинений, начатого ещё в 1911 году и благополучно завершенного в годы Гражданской войны. В 1923–1926 годы – 13-томник. В 1923-м – дневник вдовы, в 1925-м – её воспоминания. В 1929-м начал выходить 4-томник писем, в 1931-м – материалы из архива писателя. Не говорю уж об издании отдельных произведений Достоевского. И так вплоть до полного 30-томного собрания сочинений. Всего за Советское время до 1981 года, к 160-летию со дня рождения, незадолго до катастройки, было издано 34 млн 408 тысяч экземпляров его книг, т. е. 540 тысяч ежегодно. А спектакли по его произведениям, а фильмы! А целая литература о нём! Вранье нельзя простить и Джиласу, но всё-таки он иностранец, а Рогозин-то уже не молодой и все-таки русский человек, институты какие-то кончал, папа, говорю, генерал-профессор и сам доктор философии, может, и диссертацию о Достоевском писал. И неужели в таком доме не было ни одного советского издания этого писателя! Ну, стыдно же быть таким недорослем или так врать.

А читал ли Сталин Достоевского? Е. Громов в книге «Сталин и искусство» пишет: «Если допустить, что Сталин читал „Братьев Карамазовых“…». Он это допускает с трудом. А вот Б. Илизаров, изучавший библиотеку Сталина, утверждает: «Он очень много читал. „Братьев Карамазовых“ и „Воскресение“ перечитывал несколько раз. И не просто читал, а с карандашом в руках» (РГ № 250’07).

Как в аптеке

Рогозин уверяет: «У Достоевского мы находим рецепты…». Поиском рецептов он и занят, как те горе-марксисты, которых он высмеивает, на все случаи жизни – у Маркса. А рецепты, увы, не всегда понятны. Например, такой: «Достоевский с сомнением относился к идее Тютчева собирать славянские народы под крылом России. Он писал: „Делай им добро и проходи мимо. Мы не можем раствориться в славянстве, мы выше. Они внесут к нам начало раздора“. Не ценное ли это указание (рецепт) нам сегодня?». Этот вопрос волновал не только Тютчева, но, скажем, и Пушкина, однако не как проблема «растворения», а скорее наоборот:

 
Славянские ль ручьи сольются в русском море,
Оно ль иссякнет – вот вопрос.
 

Но в данном случае я хочу понять другое: где Рогозин сейчас видит опасность нашего растворения? Что, к нам рвутся поляки и чехи, болгары и словаки? Кто несёт нам раздор – не Белоруссия ли? Мерси, мыслитель.

Но на этой же странице даётся и такой рецепт: «У нас, русских, две родины – Европа и наша Русь…Европа нам второе отечество». Что ж, в известном смысле это так:

 
Мы любим все – и жар холодных числ,
И дар Божественных видений,
Нам внятно всё – и острый галльский смысл,
И сумрачный германский гений…
 

Но – родина? Второе отечество? Может, для Рогозина, живущего ныне в Брюсселе, это и так, но мы, туземцы, невольно вспоминаем хотя бы и польское «видение» 1612 года, и «галльский смысл» 1812-го, и англо-галльско-итальянский «смысл» 1854-го, и множество зарубежных «смыслов» с востока и запада в 1918–1922 годы, и уж очень «сумрачный германский гений» 1941-го… Так это всё «второе отечество» являлось к нам в разных обликах? И тогда зачем же мы каждый раз его выставляли? Да не занесло ли несколько Достоевского с этим «вторым отечеством»? С гениями это случается.

Но тут ещё и другой вопрос: если уж Европа для нас «второе отечество», то как же быть со славянами: они ведь тоже Европа? Внятен нам «польский смысл» и «чешский гений»? Нет, говорит Достоевский, «проходи мимо».

Дурь есть, а дураков нет?

И Пушкин мобилизован Рогозиным для подкрепления: «Он первый объявил, что „русский человек не раб и никогда им не был, несмотря на многовековое рабство. Было рабство, но не было рабов“». И вроде бы цитата. Очень красиво и утешительно. Но где это он объявил? Порадуй открытием!.. Целую семью или полсемьи продавали, и это было рабство, а проданные рабами не были? Молодую крестьянку заставляли кормить грудью породистого щенка, и это было рабство, но она рабыней себя не чувствовала? Старика пороли розгами на конюшне, а он не ощущал себя рабом. Интересно. Вот она, загадка русской души! А кто же рисовал такую картину крепостной деревни? —

 
Склонясь на чуждый плуг, покорствуя бичам,
Здесь рабствотощее влачится по браздам
Неумолимого владельца…
 

Ах, тут именно рабство? Но вот вам и рабы:

 
Младые сыновья, товарищи трудов,
Из хижины родной идут собой умножить
Дворовые толпы измученных рабов…
 

И в другом стихотворении:

 
Тираны мира, трепещите!
А вы мужайтесь и внемлите,
Восстаньте, падшие рабы!
 

Да ведь это Пушкин и есть! Или он имел в виду не русских крестьян, а каких-то иноземных? Указать источник? В моё время эти стихи знали наизусть все школьники. По данным «Словаря Пушкина», в его сочинениях слова «раб», «раба» встречаются 73 раза, рабство – 25.

А ещё доктору философии полезно помнить и такие строки поэта:

 
Беда стране, где раб и льстец
Одни приближены к престолу.
 

Как православные драли православных

Но Рогозин тверд, как Чубайс. И Достоевский, говорит, писал вслед за Пушкиным: «Раб этот себя уважал. Его драли, а он богов своих отстоял». Каких богов – Марса, Перуна, Венеру? У православного раба и у рабовладельца, который его драл, тоже православного, Бог был один по имени Саваоф. Может, за этот консенсус раб себя и уважал?.. Да ведь всё это ни что иное, сударь патриот, как оправдание крепостнического рабства.

Хорошо бы разобраться и в таком утверждении Достоевского: «Истина одна, а стало быть, только единый из народов и может иметь бога (Так в тексте. – В. Б.) истинного, хотя бы остальные народы и имели своих особых и великих богов (Так в тексте, – В. Б.). Единый народ богоносец – это русский народ». Значит, Боги остальных народов великие, но – ложные, фальшивые.

Странно… А в чём тут отличие от догмата евреев о их богоизбранности? И как к открытию Достоевского относятся представители других конфессий? Лет полтораста тому назад, когда это было сказано, в силу многих обстоятельств того времени в России помянутые представители могли просто не знать сей постулат, но как сейчас в передаче на всю страну по телевидению, на весь мир слушают и читают это наши мусульмане, буддийцы, иудеи со своими фальшивыми Богами? Хорошо бы растолковать сию проблемку.

Его человек в НАТО

Но главный вклад Рогозина в наше просвещение таков: «Проблема наша русская не во врагах, не во внешнем зле. Зло в нас самих. Поэтому не НАТО нам угрожает, не американский империализм…». От человека, которого Путин послал нашим представителем в НАТО, слушать то, что мы ещё двадцать лет тому назад слышали от Явлинского, Радзинского, Немцова, особенно интересно. НАТО подбирается к нашим границам? Чепуха! Это идёт к нам демократия в чудном образе танковых дивизий. Американцы окружили нас военными базами? Вздор! Это же добрые партнёры, ради которых мы ликвидировали свои базы, строят обсерватории. Зло в нас самих. Не зря же Рейган назвал нас когда-то «империей зла». Спасение в нравственном самосовершенствовании!.. Другого человека Путин и послать не мог в Брюссель.

Вот так просветил нас Рогозин и о Достоевском и крепостном праве, о НАТО и об американцах. Да не Рогожин ли его настоящая фамилия? Помните в «Идиоте»? Тот, который убил Настасью Филипповну? Вот так и этот в самом начале убил нашу надежду на просветительский характер телеигры.

Император прекрасно танцевал и говорил по-французски…

Помните, читатель, какие краски преобладали в портрете Николая Второго, нарисованного организаторами затеи «Имя Россия»? А вот, например: «кроткий»… «мягкий»… «домашний»… «добрый»… Мало того, еще и «добросердечный»… «ни на кого не повышал голоса»… «пятеро детей»… «идеальный отец»… «прекрасныйсемьянин»… «прекраснотанцевал»… «владел французским и немецким»… «любил музыку, театр, балет» (и балерину Кшесинскую – В. Б.)… «о его скромности и нестяжательстве ходили легенды» (о его богатстве – тоже, – В. Б.)… «чурался самовосхваления»… «человек идеальнейший»… «благороднейший образ мыслей»… и так далее.

Замечательно! И только две маленькие закавыки. Первая: все перечисленные и не перечисленные высокие добродетели не имеют никакого или почти никакого отношения к умению мудро властвовать и успешно вести державу. Разве что, полезно тут знание иностранных языков. Второе: как же могло случиться, что такой ангел во плоти «вдруг оказался предан всеми силами, на которые опирался». Мало того, даже родственники отвернулись! Не сказались ли при этом такие достопечальные факты, как ужасная Ходынка, Кровавое воскресенье, «военная неудача с Японией»? Ведь иные из этих трагедий даже не упомянуты в аттестации организаторов телеигры. Ну, вспомнили хотя бы о том, что весной 1915 года царь создал «Особый комитет по борьбе с германским засильем». И в ходе этой борьбы при решительном одобрении Синода было проведено множество мероприятий – от переименования Петербурга в Петроград до запрещения рождественской ёлки, не говоря уж о ликвидации немецких колоний (РГ. 25.XII.08). Ведь запрет ёлки до сих пор валят на коммунистов, хотя хорошо известно, что сам Ленин устраивал ёлку для детей в Сокольниках именно на Рождество. Кстати сказать, когда Ильич ехал туда на машине, подвергся нападению банды известного в ту пору московского налётчика Яшки Кошелькова. К счастью, дело ограничилось ограблением и угоном машины.

Известного тогда поэта Константина Бальмонта, заподозрить в симпатиях к Октябрьской революции или к Советской власти и Ленину невозможно. Куда там! Чего стоят хотя бы такие его строки:

 
Люба моя мне буква «К».
Вокруг нее сияет бисер.
И да получат свет венка
Борцы Каплан и Канигисер.
 

Словом, перед нами решительный антикоммунист. И однако же задолго до революции он предрекал Николаю:

 
Кто начал царствовать с Ходынки,
Тот кончит, став на эшафот.
 

А ведь за Ходынкой, Цусимой и Кровавым воскресением последовали ещё и Ленский расстрел, и голод через каждые два года царствования, и гибель армии Самсонова, и захват немцами Польши, изрядной части Прибалтики… И, что, «легендарный тяжеловес» Черномырдин, шибко ли вас просветило всё, услышанное с экрана и от ваших коллег о царе Николае?

Тут интересный материал для раздумий дал Никита Михалков. В гордом сознании своей безупречности он стыдил генерала Варенникова: «Почему вы, офицеры, молчали, когда поносили Сталина? Почему ничего не сделали? Почему приняли как данное? Что вы смотрели? Где ваша офицерская честь? А присяга?».

Старик-генерал то ли не нашёлся, то ли его ответ вырезали. А ответить он мог примерно так: «Антисталинская диверсия Хрущёва в 1956 году на XX съезде партии была очень ловко спланирована и осуществлена. Его доклад о „культе личности“, о чем делегаты съезда не знали, не обсуждался предварительно ни на Пленуме, ни на Политбюро, как это всегда водилось, его не было и в повестке дня. Доклад обрушили на головы делегатов как многотонную глыбу – и никакого обсуждения. Спектакль окончен, можете расходиться. Мощнейший эффект внезапности сработал на все сто. Примерно так же, как через несколько лет – „Архипелаг ГУЛАГ“». Теперь-то видно, сколько там и там вранья, подтасовок, притворства, хитрости.

Но тогда – как не верить первому секретарю ЦК, который называет имена, приводит цитаты? Как не верить человеку, который говорит, что всю войну пробыл на передовой и командовал батареей и тоже называет имена, приводит цитаты, цифры… Чтобы понять грандиозность той и другой туфты требовалось время, работа, старание.

А после доклада Хрущёва невозможно было пикнуть. Тебя тотчас объявляли сталинистом, врагом партии, мракобесом. Все видели, как Хрущёв расправился с Молотовым, Маленковым и другими, кто попытался противиться его курсу и опровергнуть клевету на Сталина. Уж если так со старыми большевиками, членами Политбюро, то на что могли надеяться рядовые члены партии и в том числе офицеры.

Но тут возникает параллельный вопрос: а почему молчали, ничего не сделали и приняли как данное воспеваемые вами, Михалков, царские офицеры, когда свергли Николая? Мертвого Сталина лишь оклеветали, что ему было уже безразлично, а тут свергли живого помазанника Божьего! У него за плечами трехсотлетняя династия, а за Сталиным всего сорок лет Советской власти. И советские офицеры даже в годы войны, когда Сталин был Верховным Главнокомандующим и наркомом обороны, принимали присягу правительству, а не ему, царские же офицеры – именно лично царю. И однако – никаких протестов, никакого непослушания. Где была их офицерская честь?

Можно спросить Михалкова ещё и о том, почему молчал, ничего не сделал его родной отец, член партии, лично встречавшийся со Сталиным и щедро им взысканный. Ну, сказал хотя одно протестующее словцо на каком-то писательском собрании. Где была его дворянская честь? Думать надо, прежде чем кукарекать на всю страну…