Текст книги "Это они, Господи…"

Автор книги: Владимир Бушин

Кстати, в газетах писали, что в министерстве обороны после великой Грузинской войны состоялся разбор наших действий, во время которого Сердюков так злобно поносил генералов, что доходил до матерщины. И ни один генерал, в том числе начальник Генштаба Н. Макаров, в ответ не врезал по вывеске: «Ах, ты, бацила галантерейная! Что ты понимаешь!». Все сидели и молча слушали военного гения из ГУМа. И это русские генералы?.. Видя такую их трусость, он и Героев России материт, как это было пожарным летом 2010 года. И Герои молча утираются. Демократия…

Ну, а после сдачи всех позиций и всей страны, Дмитрий Анатольевич, Ваш биограф и его братья по разуму и совести объяснят народу, что другого выхода не было и что бескровная сдача – акт величайшего гуманизма, что это и есть национальная идея – идея «сбережения народа», которую так самозабвенно развивал недавно усохший титан Солженицын. И такая пропаганда будет иметь огромный успех, ибо вы, четыре отца отечества, и ваши подпевалы за двадцать лет уже внушили очень многим, особенно молодёжи, например, мысль, что если бы мы не разнесли в прах немцев, то сейчас все пили бы баварское пиво с сосисками. Был же у Черномырдина, когда он возглавлял правительство, заместителем мерзавец Альфред Кох, говоривший, что Россия лишняя страна, что Запад должен послать десантную дивизию и отобрать у неё к чертовой матери всё атомное оружие. Заместитель главы правительства!.. А вы все слушали подлый трёп и патриотически молчали, как сегодня те генералы, потому что это же ваш мерзавец. А ещё была в двухмиллионном «МК» статья негодяя Минкина, сожалеющего, что немцы не разбили нас, и не в 45-м, а в 41 году. Вы все читали статью и во имя стабильности молчали. Потому что и это ваш негодяй.

Так вот, Дмитрий Анатольевич, хотя есть большие философы, уверяющие, будто Вы, подобно их собственному преображению, из пентюхов вдруг преобратились в величайшее сокровище Родины, которое только и спасёт её, что поэтому Вас надо беречь, лелеять, остерегать, поскольку на Вас нацелены все средства уничтожения Запада от межконтинентальных ракет до бабы Яги с ядерным помелом, – несмотря на этих прекрасных философов, по-моему, самое лучшее, что Вы сейчас можете предпринять, это замкнуть уста и углубиться в самосозерцание. Или вовсе смыться. А что остаётся, батюшка, если Вы даже того не понимаете, как в устах президента страны звучит гнусная карамзинская шуточка насчёт, как Вы изволили брякнуть, «двух известных российских особенностях». За эту шуточку юмористу Петросяну и то полагается морду бить, а тут – глава государства…

Слава России!

«Дуэль» № 49’08

УШЁЛ ЕЩЁ ОДИН СПАСИТЕЛЬ РОССИИ

Видимо, я был в числе первых, до кого докатилась неожиданная весть о смерти Егора Гайдара. Он был моим политическим врагом. Труп врага хорошо пахнет? Нет, перед смертью все мы, патриоты и антипатриоты, равны. Недавно в беседе с народом вспомнил о смерти даже казалось бы бессмертный товарищ Путин. Однако все-таки хорошо будет пахнуть труп вражеского антинародного режима, в создании коего Гайдар сыграл важную роль.

Его матери Ариадне Павловне я сразу выразил своё сочувствие. Мы знакомы по даче уже много лет, и у нас самые добрососедские отношения. Её внук Петька, сын Гайдара, когда был мальчишкой, высоко ценил яблоки в нашем саду, действительно самые вкусные во всём посёлке, особенно антоновка.

В пику знаменитой книге Ленина «Государство и революция» Гайдар, вознамерясь сокрушить её автора, написал книгу «Государство и эволюция», оставшуюся незамеченной даже его другом Чубайсом. А умер Гайдар, как и Ленин, на 54-м году и почти в такой же мороз, как в 1924 году. Вот тебе и рево, вот тебе и эво…

Несмотря на великую любовь к эволюции, за две недели до смерти на презентации книги бывшего ярославского губернатора Лисицина, того самого, что подставлял Черномырдину для убийства в лесу медведицу с двумя медвежатами, Гайдар сказал: «То, что происходило в России в начале 90-х годов, – это великая революция! Но это не означает, что она была хорошей и романтической» (КП,17.12.09). Кто не согласен? Оказывается, его ближайшие друзья-единомышленники. Они считают эту «революцию» очень для себя хорошей.

Я не думал писать эту статью, надеялся, что всё пройдёт негромко и скромно, как принято хоронить банкротов, однако бесстыдный визгливый шабаш, устроенный его друзьями, нельзя оставить без внимания. Их, конечно, распалили недавние заявления В. Путина и Д. Медведева о начале 90-х как о времени государственного грабежа и разбоя. И вот они вылезли изо всех щелей, если по алфавиту, то – от Петра Авена, в результате революции укоренившегося в доме Алексея Толстого, до Ирины Хакамады, благодаря революции обитающей в квартире великой Марии Бабановой, и даже до Григория Явлинского, залегшего на дно, вероятно, из опасения новой революции. Откуда-то приполз даже беглый марксист Бурбулис, некогда благодаря революции, «самый могущественный в мире литовец». Вылезли и заголосили…

Но, почитая субординацию, следует начать с президента. Он в телеграмме родным усопшего назвал его «выдающимся учёным, смелым, честным, решительным человеком, который всегда твердо следовал своим убеждениям». Прекрасно! Только есть маленькая поправочка. Когда этому выдающемуся учёному дали власть, он повел себя как Никита-кукурузник, который был не очень выдающимся учёным. Деятели такого рода всегда уповают на таинственный «философский камень», с помощью которого можно решить все проблемы. Такой «камень» Хрущев усмотрел в кукурузе, – она, по его убеждению, должна была поднять на небывалую высоту наше сельское хозяйство. Увы, «факир был пьян и фокус не удалей». И Гайдар-учёный вынул из-за пазухи свой «филкамень». Он стал нас уверять, что стоит лишь отпустить цены, как они, подскочив раза в два-три, остановятся, и вскоре настанет золотой век. Ему возражали, его предостерегали многие – от вице-президента Александра Руцкого до видного английского экономиста Джона Росса, который заявил: «Экономическую политику нынешнего правительства России ждёт банкротство. Полная ошибочность и бессвязность этой политики ясны. Либерализация цен в условиях монополизированной экономики ведёт не к увеличению выпуска продукции, а к стойкому росту цен, вызывает лишь инфляцию». Как либерал Гайдар ответил на эти предостережения? По причине недостигаемости Росса он предложил подать в отставку лишь Руцкому. И язвительно присовокупил: «Подобного рода заявления делают вице-президента в глазах населения защитником народа». Какой, дескать, это позор для политика – быть защитником народа! Вот я…

И отпустил цены. И что же? Они подскочили не в два-три раза, а взвились за облака на высоту раз в 100–200 большую. И это учёный? Что вы сказали бы, президент, если к вашей заболевшей матушке пришел бы врач и прописал ей лекарство, твердо пообещав быстрое выздоровление, а она едва не загнулась вовсе. Как вы назвали бы этого человека – врачом или прохиндеем? Вы заплатили бы ему или подали в суд?

В одночасье погибли многомиллиардные трудовые сбережения народа. Это был первый этап небывалого в истории ограбления великой державы. И заслуга Гайдара в этом не подлежит сомнению. Затем под руководством того же сильно выдающегося учёного и его друга Чубайса начался второй этап – приватизация, о которой помянутый друг вскоре напишет радостную книгу «Распродажа Российской империи». Бесспорно, в своё время она будет фигурировать как вещдок.

Далее президент назвал Гайдара смелым человеком. О такой смелости хорошо сказала покойная Римма Казакова:

 
Не смелость это – не умелость.
Слова смелее, чем дела.
А я-то думала, что смелость!
Я одного не поняла:
Она не только неуёмность
На всё решившейся мечты,
В ней есть и сдержанность и скромность,
И даже робости черты.
 

Ни сдержанности, ни скромности, ни робости у реформатора Гайдара не оказалось.

«Он был честным человеком». Недавно ваш собрат В. Путин всенародно объявил даже американского президента Джорджа Буша «человеком очень порядочным и хорошим товарищем», с которым и сейчас он был бы «рад встретиться». Ну да, ведь Буш не убивал лично тысячи и тысячи сербов, афганцев, иракцев. Он только отдал приказ, убивали другие, а он кофий пил. А Путин лично не видел убитых детей, женщин, стариков, его дочки от этих приказов не пострадали. Чтобы представить это, не хватает воображения. К тому же Буш похлопывал его по плечу, по спине и ниже. Вот вам и порядочный человек! И Гайдар не бегал сам по сберкассам, не воровал там наши сбережения, он только распорядился. Мать честная, да как же не честный!

И наконец: «Он всегда следовал своим убеждениям». Пардон, никаких убеждений, кроме санитарно-гигиенических, у Гайдара, как и у вас, Дмитрий Анатольевич, никогда не было. Ну, в самом деле, посмотрите. Бездумно и гладко лет до сорока человек делал советскую карьеру и много в этом преуспел: был членом редколлегии и завотделом в главных органах ЦК КПСС – в журнале «Коммунист» и в самой «Правде», т. е. принадлежал к магической номенклатуре. А когда вдруг запахло жареным, тотчас переметнулся на сторону антисоветской контрреволюции. Где тут твердость политических убеждений?

Так же обстоит дело и с убеждениями экономическими. В «Независимой газете», которая сейчас громче всех рыдает о выдающемся реформаторе, в своё время было напечатано весьма пространное, обстоятельное и удивительное по простодушию интервью Гайдара. Он рассказал о всём своем пути, как учёного. Когда, говорит, работал в «Коммунисте» и «Правде», то был твердо убеждён, что венец творения – советская политико-экономическая система. Но потом довелось пожить в Югославии, и там пришёл к твердому убеждению, что венец-то – югославская система. Позже побыл в Венгрии и убедился со всей присущей мне твердостью, что венец – здесь, в Венгрии. Журналист спросил, а что учёный думает теперь. Теперь, говорит, у меня наконец, отверзлись вещие зеницы, как у испуганной орлицы, я уж окончательно и незыблемо, твердо убеждён, что венец творения – экономическая система Поднебесной, вот только социализм с китайской спецификой не нравится мне. Так обстоит дело с убеждениями покойного.

Разумеется, человек может менять взгляды и убеждения. Например, в молодости думал одно, а повзрослев и приобретя жизненный опыт, стал о том же самом думать иначе. Так, великий Адам Смит в молодости вроде и не замечал деление буржуазного общества на классы, но потом понял, что они есть и разделил общество на три класса: наёмные рабочие, капиталисты и земельные собственники. А Ракардо! Признал факт эксплуатации капиталистами рабочих и никогда от этого не отказывался. Гайдар же, не имея к сорока годам никаких твердых экономических убеждений (от советского «венца творения» он моментально отряхнулся) взял на себя роль реформатора великой экономики великой страны. При этом, как справедливо отметил сейчас в «Советской России» Рустам Вахитов из Уфы, «он, как и вся его команда, не знал России и СССР, как не знал и настоящего реального Запада. И СССР и Запад были для него абстрактными схемами из учебников по экономике, сначала вульгарно марксистских, потом вульгарно либеральных» (СР, 19.12.09).

Да, менять взгляды честно и бескорыстно человек вправе. Но ведь нынешние либералы это сущие оборотни, злобно проклинающие и свой, и наш вчерашний день. И московский интеллигент Гайдар, внук двух талантливых писателей, сын адмирала и докторши наук, ничуть не отличался в этом от плебея Чубайса – сапожника, выдающего себя за пирожника. Ведь вот что Егор Тимурович однажды брякнул с трибуны демократической тусовки: «Из-под красных знамён КПРФ всё чаще вылезает коричневая морда!». Это привело в такой восторг Новодворскую, Хакамаду, Памфилову и других демдам в чепчиках, что вскоре на Седьмом съезде своей ныне почившей партии «Демвыбор» знатный внук и сын наддал жару: «Из-под красных знамён КПРФ всё чаще выглядывает коричневая харя!».Ну, хоть бы добавил: «КПРФ, в которой, к стыду моему, состояли и замечательные деды мои, и прекрасные родители, и я сам – разрази меня Господь! – лет пятнадцать». Нет, делал вид, что никакого отношения к ВКП(б) – КПСС никто в их клане не имел.

И вот преставился. И выскочила вся орава его сподвижников по развалу страны от Авена до Явлинского. Авен, безгрешный, как Авель, сказал: «Оценить масштаб личности Егора Гайдара, его вклад в развитие страны невозможно». Однако другие соратники оценили. Так, Борис Немцов возвестил: «Его задачей было спасение страны. Выбор был маленький – либо холод, голод, мордобой, война и кровопролитие, либо тяжелые реформы. Он выбрал второе». И что, стало всем тепло и сытно? Даже тем, кто до сих пор, как недавно доложили Путину, живёт на 3800 рублей? И не было войны и кровопролития? А что было и до сих пор есть не только в Ингушетии, Чечне и Дагестане, но даже на самой важной в стране дороге между двумя столицами?

Но громче и пронзительней всех проверещал свою оценку, конечно, Чубайс, этот, по моему представлению, политический Евтушенко. Как всегда, на самой натужной и бесстыдной ноте вранья: «Это был великий человек, это был великий учёный, это был великий государственный деятель». Трижды великий. Хватит? Нет, надо ещё: «Мало кто в истории России может сравнится с ним по силе интеллекта…». Чубайс рассуждает об интеллекте! Притом – за всю историю России. Сюжет, достойный кисти Айвазовского: «Девятый вал полоумия»…

И это ещё не всё. Помните, что Черчилль говорил о Сталине? «Большим счастьем для России было то, что в годы тяжелых испытаний её возглавлял такой гений, как Сталин…». Слушайте Чубайса: «Огромной удачей для России стало то, что в один из самых тяжелых моментов её истории у неё был великий Гайдар…». Один к одному. Сдул деляга. Но дальше заковылял на кривых волосатых ножках самостоятельно: «В начале 90-х он, во-первых, спас страну от голода, во вторых, спас страну от гражданской войны, в-третьих, спас страну от распада». Итак, трижды великий трижды спас родину. Почему не дали орденок «За заслуги перед Отечеством» хотя бы третьей степени, как Павлу Гусеву из «Московского комсомольца» за площадку для проституток?

Но деммадам Новодворская отметила и четвертую заслугу усопшего: «Он спас страну от возврата коммунизма!». Прекрасно! Так он, выходит, превзошёл Ельцына, о котором нам твердили, что он спас страну только от одного – от гражданской войны.

А что за голод был в начале 90-х и кто как голодал, очень выразительно поведал в КП тот же Борис Немцов, бывший тогда нижегородским губернатором. Я, говорит, «прелести умираю щей страны испытал на себе. Жена в четыре часа утра становилась в очередь за молоком…». Боря без молочка не может. И вот однажды в ту голодную пору явился молодой красивый губернатор в Москву к и. о. главы правительства устроить одно дело. Тот устроил. Что дальше? Губернатор вытаскивает… Думаете бутылку молока? Нет, две банки черной икры килограмма по два, трехлитровую бутыль фирменной водки «Арзамас» – жена, видно в ночной очереди выстояла – и говорит Гайдару: – Вот, милостивец, прими от голодающих трудящихся Нижегородской области, от их губернатора и его жены-страдалицы..

По его словам, Гайдар покрыл его матом и выгнал из кабинета. А почему нет? Я лично верю. Но это не помешало их теплой дружбе. И не помешало сочинскому аристократу Немцову сейчас твердить в один голос с питерским плебеем Чубайсом и даже превзойти его: «Он спас страну от голода, холода, гражданской войны и распада. Спас ценой своей жизни. Так он войдёт в историю. Вот это правда». Когда из уст Немцова залетает в мои уши слово «правда», я бегу в душ.

Но, говорит, своего великого спасителя почему-то «ненавидит огромное количество людей». Об этом же пишет в КП и Анна Каледина: «Он тащил на себе ненависть людей». Боже мой, да за что? Ведь выволок, спас, накормил, в баню сводил! А очень просто, говорит: «Современники не любят реформаторов. По определению». По какому определению? Когда говорят, допустим, что окружность по определению не может иметь углов, этот понятно. А тут о чем? Такое безмозглое умствование характерно для людей гайдаровского круга – твердить слова, не понимая их смысла. Например, антисоветчик Владимир Лукин, неутомимый и бесстрашный правозащитник наш, услышал однажды фразу, которую не понял, переврал и начал её всюду совать: «Это хуже, чем преступление – это ошибка!». Конечно, если по чьей-то ошибке погиб человек, а кто-то украл в магазине булку, то тут ошибка «хуже», чем преступление. Но ведь гораздо чаще бывает совсем наоборот. Лукин с трудом усёк это и, кажется, больше не повторяет свою глупость.

«Человек консервативен по своей сути, – продолжает философствовать мадам Каледина. – Поэтому реформы воспринимаются в штыки». Неужели так уж консервативен человек, мадам? А что заставило, допустим, русского мужичка, подпоясанного топором, освоить необъятную Сибирь? Но мадам продолжает своё: «Многие реформаторы плохо кончили – Александр Второй, Столыпин… Можно поставить в один ряд с ними Гайдара? Конечно». Согласен. Да, он стоит рядом… Да не рядом даже с царём Александром, реформа которого оставила крестьян без земли, и не рядом со Столыпиным-вешателем, а впереди их.

Но ведь есть реформаторы другого рода. Большевики в исторически ничтожный срок реформировали лапотную Россию в мировую сверхдержаву. И народ встретил эти реформы не в штыки, не стрелял, не бросал бомбы в реформаторов, а своими руками с ликованием и осуществлял эти реформы. Так и договоримся: Гайдар встал между Александром Вторым и Столыпиным. Тем более, что мадам, излив свои восторги, заключила: «Увы, не сразу мы поняли, что изобилие в магазинах имеет и другую сторону – гиперинфляцию, падение уровня жизни». Да ещё какое!

«Завтра»

АЛТАРЬ ПОБЕДЫ

Памяти Игоря Зайцева, Кости Рейнветтера, Володи Семёнова, Вали Андрусова, Фридриха Бука, Лени Гиндина, Толи Федотова и всех моих одноклассников по 437-й московской школе, не вернувшихся с войны.

 
Сорок четвёртый. Польша. Висла.
Мне двадцать лет. И как Вийон,
Я жизнь люблю сильнее смысла.
Сильней значения её.
 
 
Как все, хотел в живых остаться
Без костылей прийти с войны,
Но, как нетрудно догадаться,
Я знать ещё не мог цены
 
 
Любви, испитой полным кубком,
Отцовства радостям простым,
Труду, смиренью и уступкам,
Ветвям черёмухи густым,
 
 
Неторопливым наслажденьям
Неспешного теченья дум,
Случайным нежным песнопеньям
Тропе, что выбрал наобум…
 
 
Потом лишь это всё изведав,
Я оценить сумел вполне,
Что отдал на алтарь Победы
10-й «А» на той войне.
 

Май 1974, «Правда», 29 июня 1994

ПОЛЬША, ГОРЬКАЯ ЛЮБОВЬ МОЯ…

^{Владимир Бушин. 1944 год. Польша}

– Любовь?! – слышу сразу недоуменный вопрос. А как я могу относиться к земле, за освобождение которой полегли в боях 600 тысяч моих братьев? Как я могу позабыть край, где пролетело немало дней моей трудной и прекрасной юности? И разве не я 20 октября 44-го года занёс в дневник строки:

 
Часовни, мадонны, кресты на околицах,
И звон колокольный опять и опять…
То Речь Посполита за воинов молится,
Пришедших её от врага избавлять…
 

А ещё 27 июля того же года записал: «Старая беззубая полячка с выцветшим морщинистым лицом говорит: „Это хорошо, что Гитлера на той неделе не убили совсем“ – „Почему?“ – „Это для него слишком лёгкая смерть“. А 8 августа совсем о другом: „Не могу забыть, как Ядвига трогательно говорила: „Ну?“… А в Гродно мы с сержантом Шаровым ночевали у одной панночки. Весёлая, приветливая, очень живая девушка лет 17-ти. Её мать в этот день куда-то уехала, и она была за хозяйку. Говорить с ней, слушать её голос, интонации было одно удовольствие… Ночевали мы замечательно. Она постелила нам всё свежее. Только не выспались. Она очень долго читала нам по-польски стихи…“.

26 октября: „Перебрались на новое место. Стоим в хуторе, занимаем несколько домов. Мы – в прекрасном доме: просторно, светло, чисто. Старик-хозяин болен. Хозяйничает его сын Олег, молодой парень. Встретить поляка с таким именем я не ожидал. Хозяйка – приветливая женщина лет пятидесяти. А украшение всего дома – большеглазая, белолицая, с родинкой на щеке, пугливая, робкая Чеслава.

Думаю, что долго тут не простоим. Ведь Августов уже взят. Подорвался на мине Голубев“.

9 ноября: „Я сегодня дежурный по роте… Вдруг отворяется дверь и старшина зовет: „Бушин, иди сюда!“. Повел меня в комнату к хозяевам. Там сидят за столом Ильин, старшина, Чеслава, повар Смирнов, хозяйка и Олег. На столе бутылка водки и закуска. До меня они видно уже выпили. Особенно хорошо заметно по Чеславе. Её красивые голубые глаза светятся мягко, застенчиво и в то же время весело. Она лепечет что-то нескладное и глупое. Старшина обнимает её, она не протестует. Бросается в глаза, что руки у нее грубые, рабочие, со шрамами от порезов, а лицо сейчас особенно красиво, нежно и женственно от рассеянной хмельной улыбки…

Олег наливает рюмки. Я предлагаю тост: „За свободную Польшу, нашего соседа и друга!“. Олег пытается петь „Ещё Польска не сгинела!..“. Пьём опять за что-то. Я не могу понять, чем мы закусываем. Все смеются надо мной. Потом Ильин мне сказал, что это была кровяная колбаса, зажаренная в сале. Хозяйская свинина замечательна: мягкая, душистая…“.

И мне вычеркнуть из памяти это доброе застолье с поляками и свой тост? Забыть волнующий голос Ядвиги и голубые глаза Чеславы?..

 
Её глаза – как два тумана,
Полуулыбка, полуплач,
Её глаза – как два обмана
Покрытых мглою неудач…
 
 
Когда потёмки наступают
И приближается гроза,
Со дна души моей мерцают
Её прекрасные глаза.
 

Но вернёмся из той дальней дали, от Николая Заболоцкого в наши дни.

На страницах „Нашего современника“, „Завтра“, „К барьеру!“, „Литературной газеты“ продолжается обсуждение наших отношений с Польшей и в том числе – трагедия в Катыни. Правда, при этом порой делаются весьма странные заявления. Так, антисоветчик Алексей Балиев, клеймя „военную авантюру большевиков“, пишет в „ЛГ“: „Стремление Советской России привнести в Европу революционную бурю привело к широкомасштабной советско-польской войне“. Ты глянь!.. Поляки превосходящими силами вторглись, углубились на сотни километров в чужую землю, захватили Минск, Киев, множество других городов, огромную территорию, а Советская Россия вынуждена была вышибать их, и она, родина-то наша, представлена виновницей широкомасштабной войны. И дальше в неуёмном восторге: „Польша не только отбила наступление, но…“. Да кто начал-то „наступление“? Кому пришлось его отбивать?.. Впрочем, об этом дальше. Мне довелось ещё осенью 1992 года писать в „Советской России“ об этой трагедии. Поводом послужило то, что на проходившем тогда в Конституционном суде процессе по иску КПСС к президенту Ельцину о незаконности его указа № 1400 о запрете компартии (ныне некоторые авторы и коммунисты даже почему-то называют это дело Ельцина „делом КПСС“) были представлены копии документов по Катыни. Приволокли эти копии в Суд два ельцинских прислужника – Сергей Шахрай, тогда высокопоставленный чиновник, и адвокат, до сих пор упорно именующий себя Макаровым, как бы адмиралом, хотя его настоящая фамилия вовсе не адмиральская. Они требовали приобщить копии к делу, но Суд их домогательства отверг. Первый прислужник куда-то сгинул, а второй, утратив половину тогдашней корпуленции, до сих пор сидит в Думе, как Макаров, и поучает нас, как надо жить. Другим поводом послужила для меня статья „Вся правда о Катыни“ в еженедельнике „Русская мысль“ (Париж. 23 октября 1992) некой Лидии Костромской из Варшавы.

Я писал в примирительном духе, о чём свидетельствовал и заголовок статьи – „Преклоним колена, пани“. Статья кончалась так:

„Польша – страшная и радостная страница моей солдатской юности. Русским жолнежем-освободителем с автоматом в руках я пришёл на вашу землю, пани Костромская. Белосток… Кнышин… Ломжа… Августов… Мы шли по вашей прекрасной земле, то спотыкаясь от усталости, то падая под пулями, то с отчаянным криком „Ура!“, то с песней. Песни были разные – и бодрые, лихие и печальные, медленные. Тогда же, кажется, Долматовский написал:

 
А паненки томные и нежные
Слушали в надежде и тоске
Эту песнь, пропетую жолнежами
На чужом, но близком языке
 

Мне было тогда двадцать лет. А Ядвиге Лапич семнадцать. Я её не забыл…

Я писал эта статью долго и трудно. Заканчиваю 1 ноября, в воскресенье. Вчера у нас, русских, была родительская суббота, день памяти усопших. Сегодня у вас, поляков, праздник Всех Святых, тоже день поминовения. Как близко совпало! Снимем шапки, преклоним колена и помолимся, пани, у наших и ваших могил на чужих, но близких языках…“.

И вот прошло почти двадцать лет. Где ныне пани Костромская? Не она ли, став Генеральным прокурором Польши, в 1998 году ответила на наш запрос: „Следствия по делу о якобы(!) истреблённых пленных большевиков в войне 1919–1920 гг., которого требует Генеральный прокурор России, не будет“. Почему? Не будет – и всё! Не было никакого истребления! Нет, это не Костромская, это пани Хана Сухоцкая.

У той моей давней статьи было два эпиграфа: „Очень важно не дать замолкнуть Катыни. Поэтому все донесения, связанные с Катынью, должны подогреваться и сегодня. Геббельс“ и „Это дело было триумфом Геббельса. Черчилль“. Да и без того ясно, что неверно говорить „польская версия катынской трагедии“, что точнее – „немецко-польская версия“, и совсем точно – „фашистско-польская“.

В. Сухомлинов пишет в „Литературной газете“: „Казалось бы, мы можем гордиться, что наша страна принесла извинения Польше“. Вы можете, сударь, даже четыре раза подряд прогордиться, ибо перед поляками расшаркались все четыре президента. Их бы и надо назвать, а не страну, да непременно уточнить: „они принесли извинения, признав за истину фашистско-польскую версию трагедии“.

Пожалуй, самым примечательным действом в эти дни на тему Катыни в фашистско-польской версии были двукратный показ по телевидению одноименного фильма Анджея Вайды и обсуждение его 2 апреля нашей интеллектуальной улитой. Предстоял визит польского премьера и вот вам, ваше высокопревосходительство, – наше с кисточкой.

Кто был? Ну, перво-наперво, конечно, известный Никита, вездесущий, как бес, а также академик Александр Чубарьян, директор Института всеобщей истории. Всеобщей! Т. е. наш самый-то главный историк. Он же и кавалер ордена папы Григория Шестого. Тут же Константин Косачёв, председатель Комитета Госдумы по международным делам – наш бесстрашный защитник на мировой арене, еще – Андрей Артизов, руководитель Федерального архивного агентства… Всех не перечислишь. Но почему же не пригласили заслуженных ветеранов Катыни – Шахрая и Макарова? Неужто те очухались или боятся? А вел обсуждение Виталий Третьяков. Он держался достойнее других. Однако…

Ведь собрались же грамотные люди и понимают, что каждый вопрос имеет историю. Откуда взялся этот фильм? И надо бы начать так, допустим: „Всем известно, что ход делу дал Геббельс. Это невиданный лжец, провокатор, преступник, но в данном конкретном случае лжец сказал правду, провокатор боролся за справедливость, преступник вел себя как праведник. А академик Бурденко, митрополит Николай и другие члены Чрезвычайной Государственной Комиссии по расследованию катынской трагедии, – люди честные, достойные, благородные, но в данном конкретном случае оказались лжецами, провокаторами, преступниками. И потому мы, будучи сами людьми сильно благородными, поддерживаем и разделяем фашистско-польскую версию и отрицаем русско-советскую“.

Так было бы честно. Но за всю часовую передачу никто из синклита благородных мудрецов и великих патриотов ни словом не упомянул ни Геббельса, ни Бурденко, словно они тут и не причём. Да сравнили бы эти два источника хотя бы по одному параметру. Германское радио, объявляя 15 апреля 1943 года о катынском расстреле, назвало „комиссаров“, руководивших им: Лев Рыбак, Хаим Финберг, Павел Бродинский, Авраам Борисович. Ну, во-первых, невероятно, чтобы подобрались одни евреи. С другой стороны, очень вероятно, что они придуманы в полном соответствии с расистской идеологией фашизма. Во-вторых, кто они по званию, из какой воинской части? Неизвестно. И „Правда“ 19 апреля заявила: „Этих „комиссаров“ ни в Смоленском отделении ГПУ, ни вообще в органах НКВД не было и нет“. Авторитетные зарубежные представители могли поехать в СССР и поискать этих „комиссаров“. Никто не поехал, и разговора об этом не было.

С другой стороны, в документе Комиссии Бурденко, опубликованном 26 января 1944 года во всех центральных газетах, говорилось, что в одежде эксгумированных трупов (Они были пронумерованы. А как иначе?) найдены письма, которые имели конкретные имена их авторов или адресатов и даты – более поздние, чем март 1940 года, когда, как уверяли Геббельс и поляки, русские расстреляли пленных. Разумеется, эти письма имели конкретные адреса в Польше.

Так, на трупе № 53 была найдена не отправленная открытка на польском языке от 20 июня 1940 года с адресом получения „Варшава, Багателя, 15, кв.47. Ирине Кучинской“.

На трупе № 2 – почтовая открытка со штемпелем „Тарнополь. 12 ноября 1940“. Конечно, тот, кто посылал письмо из Тарнополя, мог ничего не знать об адресате, но тот-то письмо получил, значит, был жив и в ноябре 1940 года, то есть спустя полгода с лишним после фашистско-польского „расстрела“.

На трупе № 92 найдено письмо Софьи Зигонь из Варшавы. Она обращалась в Москву, в Красный Крест (ул. Куйбышева, 12) с просьбой сообщить ей о местопребывании мужа Томаша. Письмо написано 12 сентября 1940 года и имеет сентябрьский штемпель варшавской почты. Конечно, пани Софья тоже не могла ничего знать. Но на письме есть и такой штемпель: „Москва, почтамт, 9 экспедиция. 8 октября 1940“. А также резолюция: „Установить лагерь и направить для вручения. 15 ноября 1940“. Значить, письмо вручили, и Томаш Зигонь был жив после ноября 1940 года, если письмо нашли на его трупе.

Так вот после освобождения Варшавы и всей Польши поляки могли же постараться разыскать, допустим, Ирину Кучинскую и других адресатов расстрелянных. Увы, этого никто не сделал. Сейчас не пожелали сопоставить пани Ирину и „комиссара“ Финберга и высокие представители нашей нынешней улиты.

Свою главную задачу они видели в похвалах антисоветчику Вайде и его русофобскому фильму.

Чубарьян: – Вайда – один из выдающихся режиссеров нашего времени. Мне, как историку, особенно ясно, какой это сильный фильм. В нём всё соответствует архивным данным и самому факту. Катынь – одна из болевых точек XX века и для Польши, и для нашей страны и для всего мира…

Для всего мира! Ну, совершенно как холокост.

Это академик сказал 2 апреля, а на другой день в интервью „Российской газете“ как раз о холокосте он заявил: „Какой парадокс! Недавно на Всемирной конференции по холокосту очень мало говорилось о том, как пострадало еврейское население Советского Союза. Не было сказано и о том, что Бухенвальд был освобождён Красной Армией“.